Текст книги "Афган: русские на войне"
Автор книги: Родрик Брейтвейт
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)
Силы спецназа КГБ и МВД были значительно меньше и в основном должны были заниматься разведкой. Они создавали агентурные сети среди моджахедов, изучали взаимоотношения племен и кланов в зоне своей ответственности, раскрывали местонахождение баз, маршрутов снабжения и схронов, принадлежавших моджахедам. Они должны были выслеживать и брать живыми (или мертвыми) иностранных советников, работавших с моджахедами, склонять командиров моджахедов к переходу на сторону правительства и сеять раздоры между бандформированиями, чтобы они сражались друг с другом, а не с русскими (этой тактикой пользовался в Хайберском проходе герой Киплинга в последней главе книги «Сталки и компания»){177}. Афганцы вели такую же игру и сливали русским ложную информацию, чтобы подставить личных врагов или врагов своего племени.
Группы спецназа КГБ входили в формирование «Каскад», которое Андропов создал летом 1980 года{178}. К нему были приписаны около тысячи сотрудников спецназа КГБ, работавших на восьми базах по всему Афганистану. Их участие в повседневных военных операциях не допускалось: это были слишком ценные кадры. Они называли себя «каскадерами». «Каскад» действовал в Афганистане около трех лет, затем его сменила аналогичная группа «Омега», которая спустя год тоже прекратила работу. Однако многие сотрудники этих групп оставались в стране до конца войны, будучи приписанными к различным спецподразделениям.
Отряды спецназа МВД работали под кодовым именем «Кобальт». В «Кобальт» в основном набирали сотрудников угрозыска. Их задачей было помогать ХАД (Хадамат-э ам-ниййат-э давлати – Служба государственной безопасности) выслеживать лидеров моджахедов. Офицеры «Кобальта» тоже не должны были участвовать в регулярных военных операциях. В Афганистане работали 23 группы «Кобальта». В каждой было до семи человек, БТР и радиостанция{179}.
Поразительно то, что довольно многие сотрудники этих небольших отрядов очень плохо знали местные языки и были вынуждены полагаться на переводчиков, которыми зачастую выступали солдаты среднеазиатского происхождения из ближайшей советской части. Как говорил один из спецназовцев, это было неудобно при допросе пленных. Некоторых затем отозвали для двухлетнего интенсивного курса языковой подготовки, после чего вернули в Афганистан. Команды были малочисленными, учитывая ситуацию, в которой им приходилось работать.
Через провинцию Забуль, имеющую около шестидесяти километров совместной границы с Пакистаном, проходили семь маршрутов снабжения моджахедов. Даже когда двести тысяч человек покинули провинцию и стали беженцами, в ней оставалось 150 тысяч жителей, относящихся к семнадцати племенам и этническим группам, в основном пуштунским. В провинции действовали 145 банд моджахедов – две-три тысячи человек. Они нападали на лояльные кишлаки, собирали с местных жителей дань, минировали трассу Кабул – Кандагар и совершали теракты. У КГБ на всю провинцию приходилось двадцать восемь офицеров. Группа «Кобальт» в этой провинции состояла из пяти офицеров и трех пограничников. В поддержку им были выделены всего гу сотрудников ХАД из номинальных пяти сотен. Здесь также работали восемьдесят милиционеров Царандоя, но все это были местные, и их верность правительству оставалась под вопросом{180}.
Проблемы разведки и безопасности терзали 40-ю армию на протяжении всей войны. Разведчики добивались сотрудничества от вождей местных племен, обещали им защиту от военных операций, выплачивали субсидии, выдавали продовольствие, лекарства, технику и делились военными советами в обмен на обещания препятствовать устройству засад, закладке мин и проходу караванов моджахедов на территории племени. Они успешно вербовали агентов из числа крестьян, которые докладывали о перемещениях и намерениях моджахедов. Но на вождей точно так же давили моджахеды, и договоренности срывались. Агенты зачастую были людьми неграмотными, не умели пользоваться картами и выдавали слухи за факты. Кураторам приходилось встречаться с ними лично (а это было опасно), вместо того, чтобы общаться тайно[34]34
Лекция генерала Вадима Кокорина.
[Закрыть]. Страна была наводнена двойными и тройными агентами. Не была чем-то из ряда вон выходящим ситуация, когда конкурирующие советские ведомства – КГБ и ГРУ, – сами того не желая, нанимали одного и того же агента и платили ему дважды за одну и ту же сомнительную информацию. Моджахеды держали вокруг советских баз и вдоль маршрутов движения советских войск собственных агентов, которые немедленно докладывали о любых перемещениях. Поскольку афганская армия и полиция кишели агентами моджахедов, советские войска информировали своих союзников о целях совместных операций в последний момент или передавали им дезориентирующие планы, корректируя их уже после начала операции. Естественно, когда что-то шло не так, афганцы обвиняли в этом русских советников.
Вместе с советской 40-й армией сражались афганские правительственные силы. На бумаге они выглядели внушительно. В 1979 году у афганцев было десять дивизий, вооруженных современным, пусть и не новейшим, советским оружием: самолетами, танками, артиллерией[35]35
По данным Горелова, советского военного советника в Афганистане в начале войны, у афганцев было десять дивизий, 145000 солдат, 650 танков, 87 БМП, 780 БТР, 1919 орудий, 150 самолетов и 25 вертолетов.
[Закрыть]. К концу войны армия выросла до двенадцати дивизий, которые поддерживал ряд специализированных бригад или более мелких подразделений. ВВС насчитывали семь воздушных полков, 30 истребителей, более 70 истребителей-бомбардировщиков, 50 бомбардировщиков, 76 вертолетов и 40 транспортных самолетов. Многие офицеры прошли подготовку в СССР и владели русским{181}.
Но эта армия имела немало слабостей. Зачастую войска шли в бой неохотно, хотя справлялись лучше, если их поддерживали советские отряды. Фактический состав большинства подразделений был куда ниже номинального: дивизия могла насчитывать не более тысячи человек – в десять раз меньше нужного. Лояльность офицеров оставалась под вопросом: и Кармаль, и Амин устраивали чистки, переводили офицеров, в чьей верности они сомневались, или избавлялись от них. Многие перебежали к моджахедам. Солдаты тоже дезертировали: большинство возвращалось в свои деревни, некоторые шли к повстанцам. Им мало платили и практически не обучали, так что у них не было особых причин хранить верность кабульскому правительству. Сначала они дезертировали целыми частями: например, на сторону противника перешли две бригады 9-й дивизии в провинции Кунар, три батальона 11-й дивизии в Джелалабаде, бригада в Бадахшане.
К 1980 году численность армии упала до двадцати пяти тысяч человек. Правительство снизило призывной возраст, загоняло молодежь в армию, увеличило срок службы по призыву до трех лет и мобилизовало резервистов младше 39 лет. После 1980 года уже немногие отряды дезертировали целиком, число дезертиров-одиночек несколько сократилось, а численность армии (по крайней мере номинальная) к 1982 году выросла до 40 тысяч и к началу 1989 года – до 150 тысяч{182}. Практика показала, что если уровень дезертирства не превышает 30% в год, то все в порядке. Если он выше – это проблема, а если превышает 6о%, то дела совсем плохи{183}.
Чтобы удержать численность войск союзника на разумном уровне, 40-я армия проводила так называемые «оперативные мероприятия в поддержку комплектования Народной армии Демократической Республики Афганистан добровольческими силами». Русские солдаты обожали эти операции: они передвигались на машинах вместо того, чтобы идти пешком, обходились практически без стрельбы, не поднимались в горы. Операции проходили в сравнительно мирных районах: в армию не завербуешь жителей кишлака, контролируемого моджахедами. По пути можно было лакомиться свежими фруктами и овощами, реквизировать скот, набрать конопли и целый месяц провести вдали от армейской рутины. В таких случаях пехотинцев сопровождали подразделения Царандоя и местные «офицерские батальоны» ХАД, большинство служащих которого обучались в СССР.
Насильственная вербовка проходила дважды в год, через месяц после весеннего сева и через месяц после августовского сбора урожая. Афганские призывники обязаны были служить дважды: после трех лет службы они получали отпуск на два года, а затем, если не успевали создать семью (для этого требовалось собрать выкуп за невесту, что не каждый мог себе позволить), отправлялись в армию еще на четыре года.
«Добровольцев» набирали так: колонна бронемашин блокировала кишлак. Затем в него входила пехота в сопровождении афганского спецназа, и жителей сгоняли на главную площадь, к мечети. Затем всех мужчин, подлежащих призыву – а иногда и не подлежащих, – вели в казарму. На следующий день процедура повторялась в другом кишлаке.
Призывникам брили головы (что противоречило религиозным убеждениям многих из них), они проходили элементарную подготовку в обращении с оружием, и им зачитывали суровые предупреждения о том, что будет, если они ослушаются приказа. В течение полугода две трети из них дезертировали (нередко к моджахедам) с оружием. Иногда беглецы возвращались: некоторые афганские солдаты по семь раз переходили с одной стороны на другую. К весне 1984 года сельские жители поняли, что весной и осенью нужно скрываться в горах хотя бы на месяц. Набор солдат упал до угрожающе низкого уровня, вербовка сталкивалась с все большим сопротивлением, и участие в ней по большей части утратило былую привлекательность{184}.
Неудивительно, что афганская армия оказывалась ненадежной: в случае возникновения проблем солдаты правительственных войск просто уходили. Положиться можно было только на бойцов ХАД: им не стоило ждать пощады от моджахедов.
Большинство советских военных презирало своих союзников и изумлялось, почему они воюют так плохо: ведь те же самые афганцы прекрасно сражались, перейдя на сторону моджахедов. Генерал Куценко, служивший с сентября 1984 по сентябрь 1987 года советником в афганской армии, считал, что ее недооценивают:
Когда я приехал в Афганистан, строительство этой армии уже было, по сути, завершено. Афганцы имели неплохой офицерский состав, хорошее вооружение. Вот и надо было им дать полную свободу действий. В конце концов, наши военные служили в Афганистане только два года и потом заменялись. Мало кто их них изучал обычаи местных племен. А афганские командиры воевали по пять – восемь лет и хорошо знали психологию своего народа. Но наши стратеги решили, что воевать должны бок о бок и советские, и афганские войска. И что из этого получилось? Когда случались неудачи, советские и афганские генералы обвиняли друг друга. Кому это было на пользу? Вот почему я застал среди нашего офицерского корпуса сильное брожение. Офицеры прямо говорили: если афганская армия практически не воюет против моджахедов, то зачем это нам надо?
Куценко был бардом, одним из многих военнослужащих 40-й армии, сочинявших песни о войне. Он задумывался: «Может, поэтому в 1984-1987 годах в Афганистане широкое распространение получили не только боевые, бравые, но и упаднические песни, особенно у солдат»{185}.
ХАД отличалась пугающей эффективностью. Спецслужба тесно сотрудничала с советниками из КГБ и армии как в Кабуле, так и в полевой обстановке. С 1980 по 1989 год СССР обучил в Кабуле, а также в Москве и других советских городах около тридцати тысяч сотрудников афганских спецслужб. Они либо проходили короткие курсы продолжительностью от двух месяцев до полугода, либо учились в специальных институтах до двух лет{186}. ХАД действовала в Афганистане под разными названиями вплоть до 1996 года, когда талибы взяли Кабул. Президент Карзай воссоздал ее под другим названием в 2001 году.
ХАД успешно внедряла своих агентов в банды моджахедов в Афганистане и в их организации в Пакистане. Но моджахеды тоже с немалым успехом внедрялись в ХАД и в армию. В мае 1985 года арестовали главу разведывательного управления афганского Генштаба генерала Халиля, десять его подчиненных и еще восемь человек. Халиля обвинили в руководстве агентурной сетью в интересах Масуда. Последний утверждал, что не было ни одной армейской операции против него, о которой бы его не предупредили агенты{187}.
Этапы войныАфганскую войну обычно делят на четыре этапа. Первый длился с декабря 1979 года до февраля 1980 года – это была первоначальная переброска советских сил в Афганистан и развертывание их в стране.
Изначально инструкции по ведению боевых действий разрешали советским солдатам открывать огонь только в ответ на нападение или ради освобождения советников из СССР, захваченных повстанцами. Но число жертв росло. Первое столкновение произошло вскоре после ввода войск. В середине января взбунтовалась афганская артиллерийская часть, и три советских советника были зверски убиты. Афганские власти обратились к русским за помощью. Погибло больше сотни афганцев и два советских солдата{188}.
Двадцать первого февраля в Кабуле грянула крупная демонстрация. На улицы вышли, как потом рассказывали, около трехсот тысяч человек, выкрикивавших антиправительственные и антисоветские лозунги. Демонстрации продолжились на следующий день. Русские считали, что этот крупнейший за всю историю протест в столице был устроен с подачи иностранных агентов, в том числе Роберта Ли, которого подозревали в работе на ЦРУ. Демонстранты заполнили главные улицы и площади и пошли на Арк, где находилась резиденция Кармаля. Они осадили административные здания, обстреляли из минометов советское посольство и убили несколько советских граждан. Митингующие грабили магазины, громили машины и подожгли гостиницу. Появились жертвы и среди мирного населения. Командир 40-й армии генерал Тухаринов получил приказ заблокировать подходы к городу. Ситуацию взяли под контроль.
Этот момент стал поворотным. Москва приказала 40-й армии «начать совместно с армией ДРА активные действия по разгрому отрядов вооруженной оппозиции»{189}. Первую операцию русские организовали в марте в провинции Кунар, у границы с Пакистаном. Даже за этот период 40-я армия потеряла 245 солдат, в среднем 123 в месяц.{190}
Советские автоколонны уже подвергались атакам на главных путях из СССР. В ответ русские устроили систему поддерживающих друг друга застав, размещенных с равными интервалами вдоль главных дорог, вокруг крупных городов и аэропортов. Так они следили за перемещениями моджахедов, охраняли электростанции и трубопроводы, сопровождали колонны, а при необходимости вызывали авиа– и артиллерийскую поддержку. По всей стране были построены 862 заставы, на них служило больше двадцати тысяч человек – существенная доля сил 40-й армии.
Заставы были одним из характерных феноменов той войны. Некоторые были совсем маленькими, не больше дюжины солдат. В этих крохотных гарнизонах люди могли сидеть бессменно полтора года. Некоторые из них были устроены в недоступных местах, на высотах с видом на афганские деревни или пути подвоза припасов, и снабжать такие заставы получалось только по воздуху. На заставы регулярно нападали: с января по август 1987 года погибли три командира застав и 73 солдата, еще 283 были ранены{191}. Но мятежникам не удалось захватить ни одну из них. Заставы выживали не столько благодаря силовому превосходству, которое невозможно было поддерживать долгое время, сколько благодаря договоренностям с соседними кишлаками.
Жизнь на заставе была однообразной. Некачественная пища и вода, почти никаких развлечений, если не считать обязательной ленинской комнаты, иногда телевизора, и постоянная угроза болезни или нападения изматывали людей{192}. Некоторые говорили, что им удавалось выживать в условиях, которые западным солдатам показались бы невыносимыми, потому что на родине, в СССР, они жили тоже неважно. Теснота заставы была не хуже тесноты коммунальной квартиры.
К этому моменту Соколова в роли главы Оперативной группы Министерства обороны сменил ветеран Сталинграда Валентин Варенников – безжалостный и упрямый человек, противоречивая фигура. Он побывал на заставе, угнездившейся на вершине горы по соседству с Кабулом: это была часть внешней линии обороны города.
Вертолет, пролетев минут 12-15, сделал один, затем второй круг над этой заставой и осторожно начал опускаться одним колесом шасси на кромку площадки, которая была приблизительно 1,5 на 4 метра. Когда колесо коснулось камня, мы выпрыгнули. Нас было трое. Вертолет тут же улетел…
Площадка имела форму неправильного прямоугольника и была с трех сторон обнесена полутораметровой толстой стенкой из мешков с песком – их сюда навозили вертолетами. Четвертую стенку не поставили, так как подлетающий вертолет опирался одной «ногой» о площадку.
От этой «большой», около шести квадратных метров, площадки отходила малая – выступ с понижением, типа ступеньки. Здесь был установлен 120-мм миномет, рядом высилась гора мин к нему. Здесь же устроили и укрытие от непогоды. На основной площадке, в двух ее противоположных концах, установили крупнокалиберные пулеметы ДШК. От малой площадки вниз под углом 45_50° шла тропа, вырубленные в гранитной скале ступеньки, по обе стороны которых был протянут добротный канат вместо перил. В конце тропы находилась еще одна площадка – приблизительно такой же величины, как и верхняя. Здесь стоял крупнокалиберный пулемет. Здесь же был сосредоточен и весь быт небольшого, всего двенадцать человек, гарнизона: место для отдыха, кухня, умывальник и т. д. Мы устроились на снарядных ящиках, которые на большинстве застав являются главной составляющей «мебели»: они были и стульями, и столами, и лежаками для сна, и сундуками{193}.
Второй этап войны длился с марта 1980 года по апрель 1985 года. Обе стороны совершенствовали тактику. После поражений в прямых столкновениях с советскими войсками моджахеды приняли на вооружение классическую партизанскую тактику: наскок-отход, засады, мины-ловушки. Летом 1980 года отряду моджахедов, базировавшемуся в шести километрах от Кабула, удалось обстрелять из минометов штаб 40-й армии во дворце Амина, восстановленном после декабрьского штурма{194}. Начав в апреле 1980 года первую крупномасштабную операцию в Панджшерском ущелье, СССР глубоко увяз в афганской трясине. За этой операцией последовали другие – в масштабах, с которыми советская армия не сталкивалась со Второй мировой войны. В августе разведывательный батальон 201-й мотострелковой дивизии попал в засаду у Кишима и потерял 45 человек. Из СССР прибывали делегации. Чиновники хотели собственными глазами увидеть, что происходит. Быт начал улучшаться. Стали приезжать музыканты, развлекавшие солдат. Но именно на этом этапе советская армия понесла самые крупные потери: 9175 убитых (в среднем 148 человек в месяц).
Третий этап продолжался с мая 1985 года до конца 1986 года. Михаил Горбачев вступил в активные переговоры о возвращении солдат на родину, и были предприняты усилия, чтобы сократить число жертв этой все более непопулярной войны. Советские силы стремились ограничиться воздушными и артиллерийскими операциями в помощь афганским войскам, а мотострелковые части в основном использовались для поддержки операций и повышения боевого духа афганских союзников. Спецназ и разведывательные части сосредоточились на предотвращении поставок оружия и боеприпасов для мятежников из-за границы. Но даже такие операции поддержки могли обернуться тяжелыми боями. В этот период погибли 2745 солдат (в среднем 137 в месяц). Смертность снизилась, но не существенно. На этом этапе начался вывод войск: летом 1986 года на родину отправили шесть полков, и численность армии сократилась на пятнадцать тысяч человек{195}.
В тот период достигли пика одобряемые пакистанцами набеги моджахедов на территорию СССР. Ущерба они наносили немного, но американцы тревожились, что эти атаки могут спровоцировать непропорционально резкую реакцию СССР. Когда в апреле 1987 года диверсионная группа моджахедов пересекла Амударью, прошла два десятка километров к северу и обстреляла ракетами завод, советский посол в Исламабаде ворвался в пакистанский МИД и предупредил: дальнейшие нападения приведут к суровым последствиям. Набеги прекратились{196}.
Четвертый этап войны начался в ноябре 1986 года, когда СССР сменил Бабрака Кармаля на нового президента – Мухаммеда Наджибуллу. При активной поддержке русских Наджибулла начал вести политику национального примирения, ориентированную на сотрудничество с политическими и религиозными лидерами некоммунистических взглядов, а также на наращивание афганской армии и правоохранительных органов, что позволило бы избавиться от зависимости от Советов.
Советские силы по-прежнему обеспечивали поддержку операций афганской армии. Но теперь советские командиры были намерены свести свои жертвы к минимуму и все чаще полагались на стратегические бомбардировщики, выполнявшие в Афганистане секретные задания (для прикрытия они приписывались афганским ВВС). Ближе к концу войны одна мощная бомба, сброшенная со стратегического бомбардировщика, упала рядом с афганским штабом, а другая убила несколько десятков мирных жителей. В обломках нашли фрагменты бомбы, афганцы пожаловались, и СССР создал следственную комиссию. Но инцидент замяли, никого не наказали. С помощью бомбардировщиков советское командование пыталось подавить позиции моджахедов в районе Файзабада, Джелалабада и Кандагара, которые 40-я армия уже оставила. Они атаковали (без особого успеха) ракетные батареи моджахедов, которые теперь обстреливали Кабул. В последние недели войны советские ВВС разбомбили позиции Масуда в Панджшере. Эта операция, «Тайфун», имела скорее политическое, чем военное значение{197}.
Но основную энергию 40_я армия посвящала подготовке, а затем и выполнению плана окончательного ухода из страны. Вывод войск проходил в два этапа: с мая по август 1988 года и с ноября 1988 по февраль 1989 года. Он был выполнен с тем же умением, которое русские продемонстрировали при вводе войск. За этот период погибло 2262 солдата (в среднем 87 в месяц).
Мятежники не вмешивались в процесс вывода войск: к этому моменту их гораздо больше волновала возможность пробить себе дорогу к власти в новом Афганистане. И последовавшая за этим гражданская война оказалась – по крайней мере для Кабула – более разрушительной, чем все случившееся за время присутствия русских{198}.
* * *
Генерал Ляховский, неутомимый летописец той войны, рисует уничижительную картину боеспособности 40-й армии. По его словам, вплоть до середины 1980 года войска неколебимо придерживались ортодоксальных методов и, передвигаясь по ущельям, не отходили от бронетехники. Позднее боеспособность армии выросла, но множество проблем остались. Части были не полностью укомплектованы, и необходимость быть настороже и днем, и ночью на случай нападения моджахедов приводила к физическому истощению и падению боевого духа. Солдатам не хватало выносливости. Они прошли слабую подготовку. Их экипировка оставляла желать лучшего. Младшие офицеры пренебрегали правилами безопасности и разведкой, они не владели тактикой, так что даже когда преимущество оказывалось на их стороне, мятежникам часто удавалось уйти. Ляховский пришел к выводу: относительная неудача СССР в Афганистане, в первой войне со времен Второй мировой, продемонстрировала слабость страны, подорвала ее уверенность в своих силах и развеяла миф о неуязвимости{199}.
Это не совсем справедливо. Несмотря на критику солдат 40-й армии, лучшие из них стали грозными бойцами, которых уважали и боялись враги. Десантные войска и спецназ учились сражаться с неуловимым врагом. Эдуард Жирарде, который провел много времени в лагерях моджахедов, сообщал: «Войска спецназа действуют быстро, тихо и смертоносно. За один рейд в декабре [1985 года] они вырезали 82 и ранили 60 партизан»{200}. Командир моджахедов Амин Вардак так описывал засаду: «Они напали в узком ущелье. Сначала – из-за глушителей – мы даже не поняли, что в нас стреляют. Потом наши люди начали падать»{201}.
* * *
Структура 40~й армии была уникальной. «За всю историю наших Вооруженных сил, – объяснял ее последний командующий генерал Громов, – не было такой армии, которая располагала бы собственными военно-воздушными силами. Особую мощь придавало большое количество батальонов специального назначения – их было восемь. И это наряду с десантниками и разведчиками – самыми подготовленными подразделениями»{202}. Уникальными были и поставленные перед ней задачи. В отличие от некоторых западных армий, советская прежде не вела затяжную войну с партизанами в чужой стране. 40-я армия была расформирована, как только кончилась война. Она выиграла основные сражения, и это успокаивало командиров. Но она так и не смогла добиться политических успехов, на которые надеялось руководство страны.
