Текст книги "Туннели"

Автор книги: Родерик Гордон

Соавторы: Брайан Уильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 33

Тэм молчал, но в его позе читался вызов – он не хотел выдать своего волнения. Тэм и мистер Джером стояли перед длинным столом, вытянувшись в струнку и держа руки за спиной.

За отполированным до блеска дубовым столом восседала Паноплия – самые важные и влиятельные члены Стигийского Совета. По краям стола уделили места нескольким высокопоставленным колонистам – представителям Комитета губернаторов, людям, которых мистер Джером знал всю свою жизнь и называл друзьями. Он дрожал от стыда и унижения и не мог заставить себя посмотреть на них. Мистер Джером никогда не думал, что ему придется такое пережить.

Тэм был не так напуган; его уже вызывали на ковер, и всякий раз он чудом уходил от расправы. Хотя сейчас ему предъявляли серьезное обвинение, Тэм знал, что его алиби не подлежит сомнению. Имаго со своими ребятами позаботился об этом. Тэм увидел, как Клешня посовещался с другим стигийцем, а потом откинулся назад, чтобы поговорить со стигийским ребенком, стоявшим за его креслом и наполовину скрытым высокой спинкой. А вот это уже было необычно. Стигийцы растили свое потомство тайно, далеко за пределами Колонии; новорожденных вообще никто никогда не видел, а детство и юность они, по слухам, проводили в закрытой атмосфере частных школ. Тэм никогда не слышал, чтобы стигийские дети появлялись вместе со старшими на публике, а тем более присутствовали на подобных собраниях.

Тэм отвлекся от размышлений, когда в Паноплии начался жаркий спор. Скрипучий шепоток проносился по столу от конца к концу, сопровождаемый резкими жестами тощих рук. Тэм быстро взглянул на мистера Джерома, опустившего голову и бормочущего молитву. По вискам у него тек пот, лицо опухло и болезненно порозовело. Видно было, что ему тяжело все это выносить.

Гул неожиданно прекратился, отзвучало последнее стаккато слов согласия, и стигийцы, обмениваясь кивками, откинулись на спинки кресел. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Тэм приготовился. Сейчас должны были объявить решение.

– Мистер Джером, – монотонно произнес стигиец, сидевший слева от Клешни. – После тщательного расследования и надлежащего обсуждения мы приняли решение, – он пристально посмотрел черными глазками-бусинками на дрожащего подсудимого, – позволить вам покинуть пост.

– Очевидно, – тут же вступил другой стигиец, – что вы по несчастливому стечению обстоятельств стали жертвой несправедливости со стороны отдельных членов вашей семьи, как бывших, так и нынешних.

У нас нет оснований сомневаться в вашей честности, и ваше доброе имя не будет покрыто позором. Если вы не желаете сделать официальное заявление, вы свободны. С вас снимаются все обвинения.

Мистер Джером скорбно поклонился и попятился от стола. Тэм слышал, как его зять шаркает по плиткам, но не рискнул обернуться ему вслед. Вместо этого он посмотрел на каменный потолок, потом на старинные картины на стене за Паноплией, задержавшись на той, что изображала Отцов-основателей, прокладывающих идеально круглый туннель сквозь склон зеленого холма.

Он знал, что теперь все взгляды обращены на него.

Заговорил третий стигиец. Тэм сразу узнал голос Клешни и был вынужден повернуться к своему заклятому врагу. «Он от этого в восторге», – подумал Тэм.

– Маколей. Вы – совсем другое дело. Хотя нам пока не удалось это доказать, мы считаем вас виновным в подстрекательстве ваших племянников Сета и Кэлеба Джеромов к нарушению закона и содействии им в их неудачной попытке освободить верхоземца Честера Ролса и последовавшем за тем побеге в Вечный город, – с видимым удовольствием проговорил Клешня.

– Паноплия ознакомилась с вашим заявлением о невиновности, – продолжил второй стигиец, – и вашими неоднократными протестами. – Неодобрительно покачав головой, он ненадолго замолчал. – Мы рассмотрели доказательства, представленные в вашу защиту, но в настоящее время мы не можем прийти к единому решению. Таким образом, мы постановили, что расследование будет продолжаться. Вы остаетесь под наблюдением и лишаетесь всех привилегий до дальнейшего уведомления. Вам все ясно?

Тэм мрачно кивнул.

– Мы спросили, вам все ясно? – спросила маленькая стигийка пронзительным тонким голосом, выходя из тени.

Злобная улыбка пробежала по лицу Ребекки, когда она впилась ледяным взглядом в лицо Тэму. По краям стола, где сидели колонисты, пробежал шепот изумления по поводу того, что несовершеннолетнему ребенку было позволено выступить, однако стигийцы и виду не подали, будто происходит что-то необычное.

Сказать, что Тэм был ошеломлен, значило ничего не сказать. Неужели он должен был отвечать этой девчонке? Когда он промолчал, она повторила вопрос.

– МЫ СПРОСИЛИ, ВАМ ВСЕ ЯСНО? – сказала она резко, словно щелкнула кнутом.

– Да, – пробормотал Тэм, – более чем.

Конечно, это никоим образом не было окончательное постановление. Оно означало, что Тэм будет мучиться в неопределенности, пока стигийцы не признают его невиновным или… другой вариант был настолько устрашающим, что он предпочел о нем не думать.

Угрюмый колонист увел Тэма, но он успел увидеть, как Ребекка и Клешня обменялись довольными одобрительными взглядами.

«Черт меня побери! – подумал Тэм. – Это его дочь!»

Уилл проснулся от громкого звука телевизора и резко сел в кресле. Он машинально нащупал пульт и уменьшил громкость на несколько пунктов. Только поглядев вокруг, он осознал, где находится, и вспомнил, как сюда попал. Он был дома, в знакомой комнате. И хотя Уилл совершенно не представлял, что ему делать дальше, сейчас он впервые за долгое время ощущал, что до некоторой степени управляет своей судьбой сам. Это было приятное ощущение.

Он потянулся, размял затекшие руки и ноги, несколько раз глубоко вдохнул и резко закашлялся. Хотя Уилла мучил голод, он чувствовал себя лучше, чем вчера; после сна ему полегчало. Он почесался, потом запустил руку в спутанные волосы, из белых превратившиеся в грязно-серые. Выбравшись из кресла, Уилл подковылял к окну и раздвинул шторы на несколько сантиметров, чтобы впустить утреннее солнце. Настоящий свет. Он так ему обрадовался, что раздвинул шторы пошире.

– Слишком ярко, слишком ярко! – завизжал Кэл, зарываясь лицом в подушку.

От его криков проснулся Бартлби и открыл глаза. Кот тут же попятился от ослепительного света, молотя длинными лапами, пока не свалился за спинку дивана. Там он и улегся, прячась от света и не то шипя, не то тихо мяукая.

– Тьфу ты! Простите, – забормотал Уилл, мысленно пиная себя, и быстро задернул шторы. – Я совсем забыл.

Он помог брату сесть. Кэл тихонько стонал, уткнувшись в подушку, и Уилл увидел, что она уже промокла от слез. Он задумался, приспособятся ли когда-нибудь Кэл и Бартлби к естественному свету. С этой проблемой тоже предстояло разобраться.

– Я не подумал, – беспомощно сказал он. – Я… э… Я найду вам солнечные очки.

Уилл принялся осматривать шкаф в комнате родителей и обнаружил, что там пусто. Только в последнем ящике он нашел мешочек с лавандой, одиноко лежавший на листе дешевой оберточной бумаги для подарков – мать прокладывала ею все ящики, – и поднес его к носу. Мальчик закрыл глаза. Знакомый запах помог ему ясно представить миссис Берроуз. Куда бы ее ни отправили на лечение, она наверняка уже помыкает остальными пациентами. Уилл готов был поспорить, что мать сразу отвоевала себе лучшее кресло в комнате отдыха и уговорила кого-нибудь носить ей чай, пока она смотрит телевизор. Он улыбнулся. В каком-то смысле она сейчас, пожалуй, была счастливее, чем дома. И, наверное, в большей безопасности на случай, если стигийцы захотят ее навестить.

Пока Уилл рылся в тумбочке у кровати, он почему-то думал о своей родной матери. Он гадал, где она теперь, если вообще еще жива. Единственный человек за всю долгую историю Колонии, которому удалось сбежать и спастись от стигийцев. Заметив свое отражение в зеркале, Уилл решительно сжал зубы. Что ж, теперь этим могут похвастаться еще двое Джеромов.

На верхней полке в гардеробе матери он наконец нашел то, что искал: складные пластиковые очки, которые миссис Берроуз надевала в те редкие дни, когда выходила на улицу летом. Уилл вернулся к брату, который щурился на телевизор в темной гостиной, поглощенный утренним ток-шоу, где вечно загорелая манерная ведущая, источая искренность, успокаивала безутешную мать подростка-наркомана. Глаза у Кэла были красноватые и до сих пор мокрые от слез, но он промолчал и даже не отвел взгляда от телевизора, когда Уилл нацепил на него очки и обмотал резинку вокруг дужек, чтобы они крепче держались.

– Ну что, так лучше?

– Да, гораздо лучше, – сказал Кэл, поправляя очки. – Только ужасно кушать хочется, – добавил он, потирая живот. – И я очень замерз, – он демонстративно застучал зубами.

– Сначала в душ. Заодно согреешься, – сказал Уилл, поднимая руку и нюхая накопившийся за много дней пот. – И переоденешься в чистое.

– Душ? – озадаченно посмотрел на него Кэл через темные очки.

Уилл растопил нагреватель и пошел мыться первым. Горячая вода больно обжигала кожу, но как же здорово было наконец принять душ и забыться в облаках пара! Потом настала очередь Кэла. Уилл показал изумленному брату, как пользоваться душем, и оставил ванную в его распоряжении, а сам тем временем разыскал у себя в шкафу чистую одежду для них обоих. Правда, Кэлу она была великовата.

– Я теперь настоящий верхоземец! – гордо объявил Кэл, любуясь широкими подвернутыми джинсами и огромной рубашкой, торчавшей из-под двух свитеров.

– Да уж, супермодно! – со смехом сказал Уилл.

С Бартлби оказалось труднее. Кэлу пришлось долго уговаривать дрожащего кота, чтобы довести его только до двери ванной, а потом ребята вдвоем затолкали его внутрь, будто упрямого ослика. Он как будто знал, что его ждет в этой комнате, полной пара, и сразу же отскочил и забился под раковину.

– Барт! А ну давай в ванну, вонючка! – приказал Кэл.

Понимая, что у хозяина кончилось терпение, кот неохотно залез в ванну и уставился на мальчиков с видом побитой собаки. Бартлби заскулил на все лады, когда первые струйки воды потекли по его обвисшей шкуре, а потом решил, что с купанием пора заканчивать, и заскреб лапами по дну ванны, пытаясь выбраться. Но Уилл крепко держал кота, и мальчики умудрились-таки его отмыть, хотя к концу водных процедур все трое были мокрыми с ног до головы.

Освободившись из ванны, Бартлби заскакал по комнатам, как безумный, пока Уилл с огромным удовольствием обшаривал комнату Ребекки. Выбрасывая на пол ее аккуратно сложенную одежду, он гадал, найдется ли там хоть какой-нибудь подходящий наряд для огромного кота. Но в конце концов коричневые гетры обрезали по длине задних лап животного, а спереди надели на него старый фиолетовый свитер. Уилл отыскал в дорожной сумке Ребекки солнечные очки с Багз Банни, которые плотно держались на морде Бартлби, когда ему на голову натянули тибетскую шапку в желто-черную полоску.

В новом костюме кот выглядел весьма эксцентрично. Братья вывели его на лестничную площадку, любуясь своим творением, и зашлись в истерическом хохоте.

– Кто у нас теперь красавец?! – хихикал Кэл между приступами беззвучного смеха.

– Мы тебе и в подметки не годимся! – сказал Уилл.

– Не волнуйся, Барт, – успокоил младший брат обиженного кота, гладя его по спине. – Отлично… выглядишь, – выдавил он, а потом мальчики снова залились смехом.

Бартлби возмущенно скосил на них огромные глаза из-под розовых очков.

К счастью, Ребекка, как бы ни проклинал ее Уилл, оставила внушительные запасы в морозильнике в кладовой. Мальчик прочитал инструкцию к микроволновке и разогрел три упаковки говядины с клецками и зеленой фасолью. Они с жадностью проглотили готовые обеды; Бартлби, опираясь на стол передними лапами, съел свою порцию мяса до последнего кусочка и тщательно вылизал пластиковый лоток. Кэл заявил, что никогда не пробовал такой вкуснятины, но пожаловался, что все еще голоден, так что Уилл принес из кладовки еще три обеда – на этот раз свинину с жареной картошкой. Они запили еду «Кока-колой», которая вызвала у Кэла неописуемое восхищение.

– И что теперь? – спросил он наконец, водя пальцем по стакану следом за поднимающимися пузырьками.

– А куда нам торопиться? Пока все нормально, – ответил Уилл. Он надеялся, что можно будет отсидеться дома хотя бы несколько дней, пока он не придумает, что делать дальше.

– Стигийцы знают про это место. Они тут уже побывали и обязательно вернутся. Помнишь, как говорил дядя Тэм? Ни в коем случае нигде не задерживаться.

– Ну да, – неохотно согласился Уилл, – и нас могут заметить, если агенты по недвижимости пригласят кого-нибудь смотреть дом. – Он рассеянно поглядел на тюлевые занавески над мойкой и решительно сказал: – Но мне еще нужно вытащить Честера.

Брат в ужасе посмотрел на него.

– Ты что, хочешь вернуться? Я не могу вернуться, Уилл, только не сейчас. Стигийцы со мной что-нибудь сделают…

Не только Кэл боялся возвращаться под землю. Уиллу было жутко от одной мысли о новой встрече со стигийцами. Он чувствовал, что и так слишком долго испытывал удачу, а предпринять еще одну попытку побега будет чистым безумием.

С другой стороны, как им жить, если они останутся в Верхоземье? Постоянно убегать? По зрелом размышлении Уилл понял, что это невыполнимо. Рано или поздно их арестуют, и тогда братьев наверняка разлучат и отдадут под опеку. Хуже того, Уилл всю жизнь будет винить себя в гибели Честера и в том, что не отправился вслед за отцом в самое увлекательное путешествие в мире.

– Я не хочу умирать, – слабым голосом произнес Кэл. – Только не так.

Он отодвинул стакан и умоляюще посмотрел на Уилла.

«Час от часу не легче», – подумал тот. Обстоятельства не оставляли Уиллу почти никакого выбора.

– А что мне делать? – сказал он и покачал головой. – Я не могу его там бросить. Не могу. И не брошу.

Когда Кэл и Бартлби улеглись перед телевизором смотреть детские программы, хрустя чипсами, Уилл не удержался и спустился в подвал. Отодвинув стеллаж он, как и ожидал, не увидел и следа туннеля – они даже закрасили свежую кладку, чтобы она не выделялась на фоне стены. Мальчик знал, что обнаружит за ней только привычную засыпку из камней и глины. Они постарались как следует. Там больше нечего было делать.

Вернувшись на кухню, Уилл забрался на табуретку и принялся осматривать посуду на шкафу. Наконец он нашел в фарфоровой вазе деньги, которые мать откладывала на видеопрокат – около двадцати фунтов мелочью.

Мальчик почти дошел до гостиной, как вдруг у него перед глазами заплясали крохотные огоньки, а в кожу по всему телу словно впились раскаленные иглы. Внезапно у него отказали ноги. Уилл выронил вазу, которая ударилась об угол столика в коридоре и раскололась. Монеты покатились по полу. Он падал как будто в замедленном движении, острая боль охватила голову, все потемнело, и он потерял сознание.

Услышав шум, Кэл и Бартлби выбежали из гостиной.

– Уилл! Уилл! Что с тобой? – воскликнул мальчик, опускаясь на колени рядом с братом.

Уилл постепенно пришел в себя, борясь с пульсирующей болью в висках.

– Не знаю, – едва слышно выговорил он. – Просто вдруг почему-то стало плохо.

Он мучительно закашлялся и остановился только после того, как задержал дыхание.

– Ты весь горишь, – сказал Кэл, пощупав его лоб.

– Холодно… – произнес Уилл, стуча зубами.

Он попытался встать, но у него не было сил.

– О нет, – встревоженно наморщил лоб Кэл. – Вдруг ты что-то подхватил в Вечном городе?! Чуму!

Он перетащил безмолвного Уилла к лестнице и положил его голову на нижнюю ступеньку, потом сбегал за пледом и укутал его. Через некоторое время Уилл снова смог говорить и объяснил брату, где лежит аспирин. Он запил таблетки «Кока-колой», немного полежал и в конце концов поднялся, опираясь на Кэла. Глаза у него покраснели, он не мог ни на чем сосредоточить взгляд.

– Нам нужна помощь, – сказал он дрожащим голосом, вытирая пот со лба.

– А куда мы можем пойти? – спросил Кэл.

Уилл шмыгнул носом, сглотнул и кивнул. У него раскалывалась голова.

– Я знаю только одно место.

– На выход! – проорал Второй Офицер, заглянув в окошко в двери камеры. На толстой бычьей шее, словно веревки, выпирали вздувшиеся вены.

Из темноты раздалось шмыганье носом – перепуганный Честер изо всех сил сдерживал слезы. С тех пор как его снова поймали и вернули в тюрьму, Второй Офицер обращался с мальчиком хуже некуда. Он целенаправленно превращал жизнь Честера в ад: не давал ему есть и будил, как только тот начинал дремать, выливая ему на голову ведро ледяной воды или выкрикивая угрозы через окошко. Очевидно, это было связано с толстой повязкой на голове у полицейского – из-за удара лопатой, которым Уилл вырубил его. К тому же, когда Офицер очнулся, его чуть ли не целый день допрашивали стигийцы, обвинив в пренебрежении служебными обязанностями. Так что у него была веская причина злиться на пленника и мстить ему.

Честер едва не падал в обморок от голода и усталости и не знал, сколько еще сможет вытерпеть такое обращение. Ему и до неудавшегося побега приходилось нелегко, а теперь стало вовсе невыносимо.

– Не заставляй меня вытаскивать тебя силой! – закричал Второй Офицер.

Не успел он закончить фразу, как Честер уже выбрался босиком в тускло освещенный коридор. Щурясь и прикрывая глаза рукой, он поднял голову. В его кожу и волосы въелась грязь, рубашка на нем была изорвана.

– Да, сэр, – покорно пробормотал он.

– Стигийцы хотят тебя видеть. Они тебе кое-что расскажут, – злобно проговорил полицейский и сдавленно засмеялся. – Прищучат тебя как следует!

Он все еще смеялся, пока Честер, не дожидаясь приказа, поплелся по коридору к выходу из тюрьмы, шаркая пятками по шершавым камням.

– А ну быстрее! – рявкнул полицейский, ткнув мальчика в спину кулаком с зажатой в нем связкой ключей.

– Ой! – жалобно вскрикнул Честер.

Когда дверь в тюрьму осталась позади, ему пришлось прикрыть глаза обеими руками, настолько мальчик отвык от света. Он брел вперед, направляясь к приемной участка, пока Офицер не остановил его.

– Куда это ты собрался? Думаешь, тебя отпустят домой, так, что ли? – захохотал полицейский и добавил, резко посерьезнев. – Нет, поворачивай направо, в коридор. Давай, давай!

Честер опустил руки и чуть-чуть приоткрыл воспаленные глаза. Он медленно повернулся на четверть круга и замер на месте.

– Темный Свет? – с ужасом спросил он, не решаясь посмотреть в лицо Второму Офицеру.

– Нет, это мы уже прошли. Теперь ты получишь по заслугам, никчемная маленькая тварь!

Они пошли по коридорам. Второй Офицер подталкивал Честера вперед толчками и пинками, не переставая тихонько хихикать. Успокоился он только тогда, когда они завернули за угол и подошли к открытой двери. Из нее на противоположную беленую стену падал прямоугольник ослепительного света.

Движения Честера были вялыми, а взгляд – рассеянным, но внутренне он дрожал от страха. Мальчик лихорадочно размышлял, не броситься ли бежать вперед по коридору, хотя не имел ни малейшего представления, куда он ведет и далеко ли удастся уйти. Зато это отсрочило бы встречу с тем, что таится в освещенной комнате. Хотя бы ненадолго.

Честер пошел еще медленнее, заставляя себя до рези в глазах смотреть прямо на свет. Открытая дверь неумолимо надвигалась. Он не знал, что его там ждет. Новая хитроумная пытка стигийцев? А может быть… может быть, казнь.

Все его тело застыло, все мышцы словно взбунтовались, отказываясь приближать его к резкому свету.

– Почти пришли, – раздался голос Офицера над головой Честера, и мальчик понял, что ему остается только покориться. Не будет никакого чудесного спасения, никакого побега.

Он едва волочил ноги, почти не двигаясь с места, но тут Второй Офицер с силой толкнул его, сбив с ног, и мальчик влетел в дверь. Проехав на животе по полу, он остался лежать, немного оглушенный.

Яркий свет заливал все вокруг, и Честер быстро заморгал. Он услышал, как захлопнулась дверь, и по шелесту бумаг сразу понял, что в комнате есть кто-то еще. Мальчик тут же представил себе двух высоких стигийцев, нависающих над столом, как на сеансах Темного Света.

– Встань, – приказал гнусавый голос.

Честер подчинился и поднял взгляд на говорившего. Такого он и вообразить себе не мог.

Это был один-единственный стигиец, маленький и старый, с редеющими седыми волосами, зачесанными за уши, и морщинистым лицом, напоминавшим бесцветную изюмину. Он сгорбился над высокой кафедрой, похожий на пожилого учителя.

Честер был совершенно обезоружен этим призраком, явившимся в ослепительном свете. Он ожидал чего угодно, только не этого. Мальчик почувствовал облегчение и почти что убедил себя, что все еще может обернуться хорошо, но тут он встретился взглядом со старым стигийцем.

Таких темных и ледяных глаз Честер не видел никогда. Словно два бездонных колодца, они затягивали его; неведомая зловещая сила влекла его в пустоту. Честеру стало холодно, как будто в комнате резко опустилась температура, и он задрожал.

Старый стигиец перевел взгляд на кафедру, и мальчик зашатался, как будто что-то крепко удерживало его и вдруг отпустило. Он шумно выдохнул, осознав, что до этого момента задерживал дыхание. Тогда стигиец размеренно заговорил:

– Ты признан виновным в нарушении приказа сорок второго, эдиктов восемнадцатого, двадцать четвертого, сорок второго…

Он продолжал называть числа, которые ничего не значили для Честера. Наконец стигиец остановился и со значением произнес слово «приговор». Тут мальчик начал слушать.

– Заключенного заберут из нынешнего его места нахождения и доставят поездом в Нижние Земли, куда он настоящим решением отправляется в изгнание и где будет предоставлен силам природы. Да будет так, – закончил старый стигиец, хлопнул руками и оставил ладони крепко сжатыми, как будто что-то выдавливал. Потом он медленно поднял голову и произнес: – Да помилует Господь твою душу.

– Что… что вы сказали? – спросил Честер, пошатываясь под ледяным взглядом стигийца и смутно осознавая смысл того, что услышал.

Не заглядывая в бумаги, стигиец слово в слово повторил приговор и снова замолчал. У Честера в голове вертелось множество вопросов, он шевелил губами, но не мог издать ни звука.

– Да? – спросил старый стигиец.

По его тону было ясно, что ситуация ему привычна и что его крайне утомляет необходимость беседовать с жалким заключенным.

– Что все это значит? – наконец выговорил Честер.

Стигиец несколько секунд посмотрел на мальчика и бесстрастно произнес:

– Ты отправляешься в изгнание. Тебя отвезут на глубочайшую Вагонетную станцию и там предоставят самому себе.

– Глубочайшую… Еще глубже под землей?

Стигиец кивнул.

– В Колонии не нужны такие, как ты. Ты пытался сбежать, а Паноплия не одобряет подобных выходок. Ты недостоин служить нам, – он снова сжал руки. – Ты отправляешься в изгнание.

Честер вдруг почувствовал огромный вес земли над ним, как будто эти миллионы тонн камня и глины опустились прямо ему на плечи, лишая его последних сил. Он попятился.

– Но я же ничего не сделал. Я ни в чем не виноват! – воскликнул он, протягивая руки к бесстрастному стигийцу.

Мальчику казалось, что его хоронят заживо, что он больше никогда не увидит дом, голубое небо, своих родных… все, что ему так дорого. Надежда, теплившаяся в нем с того самого дня, как его поймали и заперли в темной камере, угасла, как свеча на ветру.

Он был обречен.

Отвратительному стигийцу была безразлична судьба Честера. Мальчик понял это по его непроницаемому лицу и жуткому взгляду нечеловеческих, змеиных глаз. Он знал, что спорить со стигийцем и умолять о снисхождении бесполезно. Эти жестокие и безжалостные люди без колебаний обрекли его на самую ужасную судьбу – еще более глубокую могилу.

– Но почему? – спросил Честер.

Слезы брызнули у него из глаз и потекли по лицу, он не мог больше сдерживаться.

– Потому что это закон, – ответил старый стигиец. – Потому что я сижу здесь, а ты стоишь там, – сказал он и сухо, холодно улыбнулся.

– Но… – взвыл Честер.

– Офицер! Отвести его назад в камеру! – приказал старый стигиец, собирая бумаги опухшими от артрита пальцами, и Честер услышал, как у него за спиной со скрипом открылась дверь.