Текст книги "Человек семьи"

Автор книги: Робин Мур

Соавторы: Милт Мэчлин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

Глава 2

Вначале, без партийной поддержки, Пата назначали на самые незначительные посты в комиссиях, но даже как самый младший член Судейской комиссии он имел доступ к подкомиссиям по иммиграции, гражданству, международному праву и криминальной юстиции. У Пата было мало власти, но он имел доступ к ценной информации.

После избрания на второй срок он остался в этих комиссиях, но стал уже старшим их членом. К тому времени он был уже членом демократического большинства и обладал большим влиянием и доступом к председателю.

Пату потребовалось немного времени, чтобы узнать источники истинной власти в Вашингтоне, и он не удивился, обнаружив, что лоббисты обладают гораздо большей силой, чем избранные представители от городов.

Через Скализе и собственные семейные связи он быстро вошел в доверие к спикеру Палаты Представителей Джону Маккормаку. Сам спикер часто отсутствовал, но его вполне заменял его помощник Натан Волошен.

Даже Пат был поражен тому, что в столице можно было сделать при помощи денег. Он узнал, что нужная сумма е нужное время могла открыть дорогу ко всему – от подкупа судьи до помилования на федеральном уровне.

Деньги, идущие от Сэма Мэсси через различные организации на офис спикера, оборачивались выгодными контрактами. Пат в то же время отказывался быть вовлеченным в темные дела, даже не желал перевозить наличные деньги. У него были более значительные планы.

Больше всего его поразило то, что почти все, с кем он встречался в Вашингтоне, были посредственностями, особенно в Палате Представителей. Ему было над чем поразмыслить. По его мнению, Конгресс должен был состоять из лучших людей нации, но он вскоре обнаружил, что число честных идейных конгрессменов в Вашингтоне было приблизительно равно числу честных полицейских в Нью-Йорке, то есть их было очень мало. Даже самый строгий юрист не мешал творить делишки, если его "подмазывали".

Через "друзей" и "друзей друзей" по всей стране Пат мог оказывать услуги многим, временно прибивающим в Вашингтон, и к концу второго срока он достиг большого уважения как человек с влиянием. К этому времени он узнал, как совершаются многие темные дела. Сверившись со своей записной книжкой, он с удовлетворением убедился, что у него были разоблачительные досье на половину коллег по Палате. На основании этих записей, а также из-за того, что ему многие были обязаны, он понял, что с вероятностью три к двум он может протолкнуть почти любой билль. Это давало ему чувство власти, которое он ощущал раньше только тогда, когда у него в руке был пистолет.

Хотя многие более умные конгрессмены, особенно из больших городов, чувствовали, что у Пата больше связей, чем просто у героя-копа, очень немногие, включая членов организации, могли знать его истинное лицо.

Пата могли бы считать богатым, если бы можно было обнародовать его финансовые дела, но это было опасно. Его сбережения хранились в его личном сейфе, в сейфах банков или на счетах шведских и багамских банков. У него были деньги для удовлетворения практически любого каприза. Однако он вел довольно скромную жизнь и владел удобной, но не роскошной квартирой на Гранд-стрит. Но его настоящим домом был особняк в Ривердейле и участок земли, ценность которого он значительно повысил, скупив прилегающие участки во всех направлениях. На улучшение отделки дома Пат с легкостью тратил большие деньги, стараясь нанимать на работы "друзей", которые не станут распространяться о его расходах. Значительные суммы уходили также на содержание бассейна с подогревом, охранных систем, подогреваемого гаража, на кондиционирование и подогрев всего дома, устройство сада. Немало денег пошло на устройство фермы, к которой он прибавил еще сто акров, полученных в наследство от дона Антонио.

Пат и так уже пользовался широкой известностью из-за своих лекций и работы в правительстве. Но теперь, будучи членом Конгресса, он стал гражданином номер один в своем населенном республиканцами округе.

Через некоторое время Пат стал понимать, что его деньги помогли купить ему не только власть. Теперь, когда деньги у него были, он многое получал бесплатно. Во время многочисленных разъездов по делам Конгресса его расходы оплачивались на таком уровне, который могли позволить себе только сверхбогачи.

* * *

Поскольку Дженовезе был в тюрьме, а Гамбино едва ли мог управлять ослабленным советом, оказалось, что у организации нет сильного босса всех боссов. Самым сильным сейчас был Мейер Лански. Через синеглазого Ало Пат установил тайный контакт с жизнерадостным евреем, который пережил их всех: Лепке, Лаки, Костелло, Дженовезе. Некоторые полагали, что именно Мейер навел полицию на встречу в «Апалачине», чтобы укрепить свою власть и чтобы организация не стала чересчур сильной. Все догадывались про Мейера, но никто ничего не делал.

Небольшая работа, которую ФБР проводило по организованной преступности, сконцентрировалась теперь на итальянцах. Мафию было легче понять и легче считать противником, чем паутину политических и финансовых игр, изолировавших Лански от грязной работы банд.

Вероятно, из-за смерти дона Антонио Пат занялся подсчетами, сколько у них осталось сильных глав Семей. Сэм Мэсси был уважаем и влиятелен, но он не стремился становиться боссом всех боссов. У него не было ни амбиций, ни нужды в этом.

– Слушай, Пат, – говорил он, – я и пальцем не шевельну. Я всегда был на легальном положении. Зачем это менять. Если выбиваешься наверх, все начинают охотиться на тебя с пистолетом. У меня есть все, что мне нужно. У меня есть семья. У меня есть зять, которым я горжусь. Я живу, как принц, и уже не молод. Зачем мне эта головная боль? Разве Карло кажется тебе счастливым? У него лицо, как чернослив. Он сохнет изнутри. Он никогда не получал удовольствия от жизни. Мне это не нужно.

Они лежали у бассейна отеля "Фонтебло" в Майами. Чек оплачивал Мейер Лански. Пат лежал на животе, чтобы скрыть эрекцию, так как не мог оторвать глаз от коричневой фигурки Китти Муллали, плавающей в бассейне. Китти была ведущей певицей отеля.

В сотне ярдов от них на траве сидела Констанца, читая и время от времени встряхивая яркую деревянную игрушку, привлекавшую внимание ее неподвижного, загорелого сына и наследника. Даже она теперь осознала, что Себастьян никогда не будет ни говорить, ни ходить и не сможет сфокусировать внимание на чем-либо дальше пяти футов от него. Ему постоянно требовался уход, поэтому все время приходилось нанимать сиделок, сестер и нянечек. Но долготерпение Констанцы привнесло в жизнь ребенка какую-то теплоту, и он сидел, счастливо улыбаясь, развлекаясь с игрушкой и издавая звуки, которые, как Конни постоянно надеялась, могли в любую секунду превратиться в слова.

Пат быстро скатился в бассейн, надеясь, что холодная вода решит его проблему. После купания он потребовал карты и сдал своему тестю.

– Знаешь, ба, пару лет назад в Нью-Йорке я говорил с двумя важными демократами. Они спрашивали меня, не хотел бы я стать губернатором.

Сэм с интересом взглянул на него:

– Демократы? Ты мне этого не говорил.

Пат аккуратно переложил свои карты.

– Не стоило того. Они просто меня прощупывали, Тогда это все было бессмысленно, так как они знали, что мне не победить Рокфеллера. Но я не отказался от этой мысли.

Китти вылезла из бассейна и, сняв красную резиновую шапочку, выжала свои длинные золотистые волосы. Ее фигура все еще была идеальной, и, загорев под солнцем Флориды, она стала похожа на вкусную булочку.

Сказав пару слов Конни, она поцеловала в макушку Себастьяна и на мгновение остановилась за спиной Пата, чтобы посмотреть его карты. Ее пальцы легко коснулись его голого плеча. Даже из-за этого легкого прикосновения ему захотелось бросить карты и напитки и потащить ее в ближайшую кабинку.

– Я иду наверх поспать, – сказала Китти. – Надо прийти в форму перед вечерним выступлением.

– Если ты достигнешь формы, еще лучшей, чем сейчас, ты лопнешь, – улыбаясь, заметил Сэм.

– Пока. Вечером я жду по-настоящему громких аплодисментов!

Пат наблюдал за ее чувственной походкой. Даже вблизи она выглядела как двадцатилетняя. Сэм привлек его внимание, выбросил девятку, а Пат все еще сидел со своими двумя дамами и тузом.

– Избавляйся от картинок, – заметил Сэм. – Сколько можно тебе это говорить?

– Я задумался.

– И поэтому ты должен проигрывать?

– Ну, я думал о другом. Роки должен баллотироваться в президенты в 1976 году. Это его последний шанс. Ему тогда будет шестьдесят восемь. Он уже не может баллотироваться в губернаторы в 1974 году. Будет плохо выглядеть, если он уйдет из губернаторов в середине срока. Если бы он отошел...

Сэм собрал карты, аккуратно положил их на игральную доску и дал Пату снять.

– Ты много чего замечаешь, – сказал Сэм, – поэтому, может быть, именно ты сможешь достичь чего-то.

Пат играл рассеянно, глядя на отдаленные пальмы.

– Мы попусту тратим время, – возмущенно сказал Сэм. – Твои мысли витают где-то далеко. О чем ты думаешь, сынок?

– Ни о чем, – ответил Пат, – и обо всем.

Было трудно признаться даже Сэму, о чем он думал. Всем было известно, что пост губернатора Нью-Йорка был главной ступенькой к самым высоким постам. Если католик-ирландец мог стать президентом, то почему бы им не стать католику-итальянцу? Внезапно Пат понял, что, поскольку организация находится в стадии развала, он мог бы стать самым могущественным человеком в мире. В восторге он хихикнул.

– Над чем ты смеешься, придурок?

– Ни над чем, – снова сказал Пат. – И над всем...

Мальчик-кубинец в белом пиджаке поднес ему телефон на длинном проводе:

– Это вас, сеньор.

Пат взял трубку и послушал. Низкое контральто произнесло только четыре слова.

– В любой момент, тигр.

– Ясно.

Пат повесил трубку, забрал солнечные очки, радиоприемник и сигары.

– Мне надо подняться в комнату, ба, – сказал он. – Есть одно дело.

И, махнув Конни с Себастьяном, он пошел к главному зданию.

Глава 3

Для политиканов не было неожиданностью, что Пат выставил свою кандидатуру на пост губернатора. Многие считали, что он не такой уж плохой кандидат. Когда Рокфеллер отходил от дел, а Никсону грозил импичмент, демократы прочно обосновались в Олбани.

Хороших кандидатов было много, но ни один из них не разбирался в магии политики. Трое из них склонялись к либералам, но Пат Конте, работая четыре срока законодателем у демократов, и сам немного сдвинулся влево. Он поддерживал федеральные дотации общественного транспорта и особенно метро, градостроительство, Билль об общественном здравоохранении Тедди Кеннеди и другие программы. Каждый его шаг был нацелен на специфические черты его избирателей.

По сути дела, он стал известен всему штату, поскольку постоянно выступал в газетах и по телевидению в связи с расследованием преступности Конгрессом, а также десять лет разъезжал по периферии. У Пата сейчас была большая и лучше финансируемая организация, чем у всех других кандидатов, вместе взятых. Теперь было невозможно его остановить. Тех, кто хотел бы его остановить, было немного, если не считать реформистской фракции демократической партии.

Публике трудно было провести различия между той преступностью, с которой боролся Пат, и организованной преступностью. Поэтому Пат участвовал и во многих действиях против организованной преступности (если это не вредило интересам его Семьи).

Когда Пат сдвинулся влево в своих взглядах, то его мировоззрение, по мнению многих членов организации, стало более вселенским – строгая его ориентация на сицилийцев расширилась до сотрудничества с такими, как Мейер Лански и его представитель – Джимми Ало. Через Лански Пат смог получить поддержку многих евреев-либералов Нью-Йорка, которых иначе ему было бы не достать. Деньги текли в сотни деловых и частных предприятий, откуда возвращались в виде официальных пожертвований на предвыборную кампанию. Если бы было нужно, Пат мог собрать для кампании средств не меньше самого Рокфеллера, но в этом не было необходимости.

Рокфеллер, покидая свой пост, чтобы баллотироваться в президенты в 1976 году, оставил республиканцев с бесцветным, лишенным воображения воспитанником, но у них не было выбора и пришлось выдвигать его.

Вскоре появилась комиссия под названием "Граждане за Пата Конте", возглавляемая Арти Уинбергом. Гвидо Патерно обеспечил поддержку от бизнеса, а отец Рэй искусно управлял духовной стороной дела. Китти Муллали очень помогла в организации шоу-спектаклей во время предвыборной кампании Конте. Одним из пунктов платформы Пата было обещание федеральной поддержки действий Нью-йоркского государственного театра с целью донести чудеса Бродвея до периферии. Пат получил поддержку даже Джима Бэйлн – теперь влиятельного служащего по связям с общественностью. Джим смягчился, меньше воевал за права чернокожих, поскольку был заинтересован в том, чтобы устроить детей в престижные колледжи. Для равновесия национальностей в своей организации Пат поручил ирландцу Джерри Фоули отдел по связям с общественностью.

В начале года Пат должен был совершить традиционную для нью-йоркских кандидатов поездку под названием "Три И" в Ирландию, Израиль и Италию. Констанца согласилась поехать с большой неохотой, так как Пат с собой Себастьяна не брал, сказав, что поездка будет опасной для его здоровья.

Себастьян пережил несколько тяжелых респираторных заболеваний. Большинство медиков сомневалось, что он проживет еще больше пяти лет, но сейчас у него со здоровьем было все в порядке. Констанца наняла двух сиделок со специальной подготовкой по уходу за умственно отсталыми детьми и взяла с доктора Пиледжи обещание звонить несколько раз в неделю.

– Это может быть чем-то вроде второго медового месяца для нас, золотце, – заметил Пат накануне поездки и сразу же пожалел о своих словах.

Констанца смотрела на него холодным ровным взглядом:

– Ты думаешь, Пат, я не знаю, что ты пользуешься мной и Себастьяном тоже?

– Послушай, давай сейчас не будем поднимать шума. Возьми получше одежду и развлекайся. Мы остановимся в Риме, и я организую тебе аудиенцию у Папы Римского. Хорошо?

– Прекрасно, – сказала Констанца без улыбки.

Глава 4

Если кого и тревожила кандидатура Пата, так это Регана Дойла. При ярком восходе в Нью-Йорке звезда Дойла начала бледнеть после убийства Джона Кеннеди в 1963 году. Она почти окончательно потухла после убийства Роберта Кеннеди в 1968 году.

ФБР продолжало заниматься организованной преступностью, но уже меньше. Многие новые агенты, занимавшиеся воинственными заговорами чернокожих, похищениями и ограблениями банков, считали Дойла стареющим, но колоритным остатком прежних, гангстерских, дней.

Пату приходилось ходить по лезвию бритвы, когда дело касалось Итало-американской лиги, где заправлял Коломбо. Гамбино и Семья Дженовезе, включая Томми Райана, были решительно против линии Коломбо.

– Гамбино даже не считает себя итало-американцем. Он считает себя итало-итальянцем, – заметил как-то Пат.

28 июня 1971 года вся Семья пошла на второй день единения итальянцев, организованный Джо Коломбо. Пат специально не пошел туда. Ему не было необходимости ходить с плакатами типа "Поцелуй меня, я итальянец" и "Власть для итальянцев", чтобы получить голоса итальянцев. Ему достаточно было его имени, его избирателей и поддержки отца Рэя.

Но Коломбо шел впереди толпы под летним солнцем в рубашке с короткими рукавами, окруженный хорошо вооруженными телохранителями, продавцами пирожков с сосисками, мороженщицами и дюжинами фоторепортеров. В толпе было даже несколько черных. Коломбо помахал рукой и улыбнулся толстой негритянке, стоявшей неподалеку. Он также помахал черному фотографу, снимавшему его. Но когда он повернулся, фотограф забежал ему за спину и с близкого расстояния выпустил три пули. Коломбо упал, истекая кровью. Почти сразу же раздались еще выстрелы, и Джером Джонсон, черный кинорепортер, упал с полудюжиной пуль в животе.

После ранения Коломбо мог умереть в любую минуту, но он продолжал жить растительной жизнью, еще менее способный к общению, чем Себастьян Конте. Все решили, что Коломбо пытались убить братья Галло, которые не опровергали эти слухи. К марту 1972 года весь город знал, что на Джои Галло открыта охота, и дело было только за тем, чтобы его найти.

6 апреля Джои Галло обнаружили мертвым на Малбери-стрит. 10 апреля его похоронили в пятитысячедолларовом латунном гробу, одетого в черный костюм в полоску, синюю рубашку и черный галстук в горошинку. От организации на похоронах не было никого. Никто этого не знал точнее, чем Реган Дойл, следивший за похоронами через бинокль и видоискатель с двухсотмиллиметровым объективом.

Вскоре после этого перепуганный бродяга по имени Джо Лупарелли, хорошо известный Дойлу со времен его наблюдения за организацией, пробрался в Нью-Йорк, сдался на милость ФБР и стал говорить, говорить и говорить. Дойла не подключили к расследованию убийства Галло. Дело вели полицейские под руководством инспектора Ала Сидмана, но все, что говорил Лупарелли, шло в обширные досье, которые собирал Реган.

Через три недели после убийства Галло Дойл провел рейд на ферме Кармине Персико в Согертис. Агенты получили разрешение на обыск фермы, так как стало известно, что она была штабом и арсеналом организации Коломбо. Наводка оказалась великолепной. Дойл со своими людьми нашел десятки винтовок, дробовиков и пистолетов в запутанном главном здании и почти столько же в сарае. Согласно информации Дойла, по меньшей мере еще пять членов банды Галло должны были быть убиты, чтобы положить конец войне между сторонниками Галло и Коломбо.

До наступления следующего года произошло еще восемнадцать убийств, и все они были связаны с войной между приверженцами Галло и Коломбо. В новом году жертв стало еще больше. Владелец прачечной из Нью-Джерси был скошен на стоянке машин в Манхэттене. Молодого взломщика и наркоторговца убили в десяти кварталах от ресторана "Сиприо". Другой соратник Галло был сбит у Манхэттенской больницы, и еще один был убит в машине рядом с Проспект-парком. Человек Куннса был обнаружен в машине в Бруклине с шестью пулями в голове и шее. Второй двоюродный брат Галло, Альфред Бьянко, был застрелен, когда пил утреннюю чашку кофе.

В следующем месяце Галло попытались добраться до молодого Энтони Коломбо, но его телохранители выпустили восемнадцать пуль в незадачливых убийц. Примерно через месяц Томми Райан Эболи, попрощавшись с подругой, вышел к своему "кадиллаку". Его снесла очередь из проходившего мимо грузовика – пять пуль попало в голову. Шофер Эболи понесся в сторону Джерси, оставив босса лежать на улице.

Дойлу пришлось работать с целой дюжиной убийств сразу.

Внезапно организация ощутила растущее давление со стороны ФБР. Они поняли всю серьезность этого, когда ФБР схватило Синеглазого Ало, который отрицал, что когда-то бывал в логове убийц Галло. Но Дойл и двое других агентов, действуя согласно информации, полученной от Лупарелли, установили наблюдение за квартирой Ало, и свидетельства агентов помогли засадить в конце концов этого курьера Мейера Лански.

С точки зрения Пата Конте во всем этом была и светлая сторона. Гамбино был ослаблен, Лански обрубили щупальца, и власть Пата стала как никогда большой. Организация рассчитывала на то, что он победит на выборах и еще больше укрепит свое положение. Но, распутывая ниточки, Дойл постепенно начал понимать, что он уже более десяти лет пьет кофе и коктейли с человеком, который, по-видимому, находится на верхушке этого организованного криминального мира.

В мае 1974 года с Дойлом связался некий Пол Терли. Терли был главой цементной фирмы, являющейся дочерним предприятием строительной империи Сэма Мэсси. Когда обрушился потолок здания, построенного по проекту борьбы с трущобами в Семнадцатом округе, погибли три пуэрториканских ребенка и их незамужняя мать. Терли сделали козлом отпущения и обвинили в преступной халатности, так как он якобы специально поставлял недоброкачественный цемент. Но Терли не хотел расследования. Слишком много темного было в его прошлом. Не посоветовавшись ни с кем в организации, он исчез, и теперь по всей Малбери-стрит разнеслась весть, что на Поля Терли открыта охота.

22 апреля один из осведомителей Дойла в баре Ховарда Джонсона в Тарритауне позвонил ему и сказал, что Терли хочет встретиться и поговорить с Дойлом. Они договорились встретиться на стоянке машин у бара. Это было похоже на сотни других встреч, которые проводил Дойл; большинство из них были бесцельными попытками какого-нибудь бродяги слезть с "крючка", другие – откровенным надувательством. В половине случаев никто вообще не приходил – осведомитель пугался. Только путем тщательных проверок Дойл смог создать себе хорошую группу осведомителей, а без осведомителей не могло быть и никаких дел.

В данном случае Дойла заинтересовало то, что имя Терли ему что-то напоминало. Просмотрев свои огромные досье, он нашел только краткую ссылку. Лет десять назад именно Терли опознал тело некоего Стэна Станриловича, которого нашли висящим на крюке в грузовике мясной компании "Ройял". Всего через несколько недель после этого компанию прибрал к рукам Ал Сантини. Сантини подвергался нескольким арестам за растраты и уклонение от налогов, двум арестам за нарушение Закона Салливана. Ему были предъявлены одно обвинение в изнасиловании и одно в вымогательстве. Судимостей не было. В деле была ксерокопия небольшой газетной статьи, в которой имя Сантини было обведено кружком. В статье описывалось нападение на Пата в Бруклине, когда он получил Медаль Чести. Имя Сантини там появилось потому, что машина, на которой ездил Пат, была зарегистрирована на имя Сантини.