Текст книги "Человек семьи"

Автор книги: Робин Мур

Соавторы: Милт Мэчлин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

Глава 17

Осенью 1954 года принесли письмо, написанное крупным, округлым почерком Китти Муллали. Оно пришло из Пасадены и было адресовано им обоим. Пат открыл и прочитал его перед тем, как нести наверх. Китти писала, что в последнее время много работает в театре и у нее было несколько ролей без слов в кино, но ей надоело побережье и она возвращается на восток, чтобы попробовать себя в одном второстепенном театре, который стал испытательным полигоном для актеров. Конни, прочитав утром письмо, обрадовалась этим новостям. В этот день она была более уравновешенной и веселой – такой ее Пат давно уже не видел.

– Хотелось бы знать, когда она сюда приедет, – сказала Конни. – Я думаю, она перед отъездом нам позвонит. Мы не будем писать ей туда. К тому времени, когда дойдет наше письмо, она уже уедет.

Впервые за многие месяцы Констанца говорила и думала ясно. Возбужденно повернувшись к Пату, она воскликнула:

– Интересно, будет ли она снова встречаться с Реганом, ведь он сейчас в Нью-Йорке. Ты его не видел?

– Нет. Мы с ним не контактировали.

После той ночи много лет назад Пат с Реганом больше не встречались, но Дойл прислал рождественскую открытку, вероятно, только ради Конни.

* * *

Вернувшись, Китти опять поселилась в своей квартире, которую сдавала во время отсутствия в Нью-Йорке, и через месяц получила роль дублера в «Трехгрошовой опере» в Театре Делю на Кристофер-стрит.

Несколько раз Китти приходила к ним на ленч, но почему-то тогда, когда Пат был на дежурстве. "Не делает ли она это намеренно?" – думал он. Он звонил ей несколько раз, но ни разу не дозванивался и оставлял ей сообщения на автоответчике. Она иногда звонила им домой, и так получалось, что всегда ей отвечала Конни.

Наконец однажды ранним утром Пат дозвонился до Китти, ее голос был еще хриплым со сна.

– Китти, это я, Пат, – сказал он.

– Я слышу, – сонно проговорила она. – Как дела?

– Представляю, чего ты наслушалась. Странно, но ты столько раз была у нас, а я тебя еще не видел.

– Да, ну и что, – сказала она, помолчав.

– Послушай, я хочу тебя увидеть. Мне надо с тобой поговорить.

– Пат, ничего хорошего из этого не выйдет. Не стоит начинать все сначала. Думаю, на этот раз это может действительно доконать Конни.

– А кто говорит о том, чтобы начинать снова? Я просто хочу увидеться с тобой.

– Я тебя знаю, – сказала Китти потеплевшим голосом. – Ты не тот человек, который может просто "увидеться со мной".

– Слушай, сейчас утро, и ты, наверное, скоро пойдешь на работу. Как насчет того, чтобы я принес тебе пару пирожных? Готов спорить, что в Пасадене таких пет. Мы можем вместе позавтракать.

– Я не понимаю, какой в этом смысл.

– Просто поговорим о старых временах, о том, чем ты занимаешься. Я знаю, чего ты боишься. Не будет никаких приставаний.

– Ты уверен?

– Разве я стану тебе врать?

Китти рассмеялась:

– Глупейший вопрос. Ладно. Приезжай, но не забывайся. Никаких глупостей.

Он примчался к ней через полчаса. Паркуя машину, Пат разместил свой значок детектива на лобовом стекле. Поднимаясь по лестнице, он прыгал через две ступеньки.

На Китти были джинсы и свободная мужская рубашка. Волосы были завязаны сзади, лицо чисто вымыто, без косметики, синяя оксфордская рубашка оттопыривалась на кончиках грудей, как драпировки на римских античных статуях, и Пат представил дымящееся пространство между рубашкой и ее телом. В комнате стоял аромат свежего кофе, и сервированный столик стоял у окна, выходившего на Одиннадцатую улицу.

Дружески отпихнув Пата, Китти целомудренно его поцеловала, но он отметил про себя, что она ненадолго на нем повисла.

– Пат, как чудесно тебя видеть. Проходи, садись. Надеюсь, ты не против консервированного сока.

– Против, но от тебя приму, – улыбнулся Пат.

Пат чувствовал великую радость и близость, которые всегда его окружали, когда Китти была поблизости, – такого не бывало ни с Элли, ни с другими и уж, конечно, ни с Конни. Они болтали, как пара подростков, пока Китти возилась с завтраком.

– Это все, что я смогла изобразить за такое короткое время.

– Восхитительно, – сказал он.

Китти с энтузиазмом слушала о его продвижении по службе и о приключениях детектива, смеялась над анекдотами. Она, в свою очередь, весело рассказывала о студиях на Побережье, о психах, старающихся пробиться в кино, о странных театральных мальчиках и еще более странных девочках.

– У тебя там были поклонники? – спросил Пат.

– Нет... Несколько приятелей, но ничего серьезного. Там все какое-то нереальное. Я так и не смогла к этому привыкнуть.

Пат ощущал невообразимую физическую отдаленность от Китти. Ему хотелось дотянуться до нее через стол. Он был уверен, что если он прикоснется к ней, сна ответит, но как только он делал движение, она отстранялась, сохраняя дистанцию между ними.

Наконец Китти встала и пошла к раковине мыть посуду. Пат пошел за ней, обнял ее за гибкую талию, ощущая теплую кожу под рубашкой.

– Брось, Пат. Ты же сказал...

– Плевать, что я сказал.

Пат поцеловал ее в ухо.

– Пожалуйста, Пат. Это нехорошо.

Пат покрутил языком в ее ухе, затем укусил мочку. Китти облокотилась на раковину, не двигаясь и не отзываясь. Он поцеловал ее в шею и засунул руку под рубашку, коснувшись соска.

Китти резко вздохнула, как от боли, и Пат, повернув ее к себе, вставил ногу между ее джинсовыми "колоннами". Взяв ее сзади за волосы, он отвел ее голову назад, пока ее рот не раскрылся, и сунул ей язык между губами. На мгновение рот Китти приоткрылся, затем он почувствовал резкий укол боли, когда ее острые белые зубы сомкнулись на его языке.

– Ух ты, стерва, – воскликнул он, инстинктивно давая ей пощечину.

– Я тебе говорила, что я серьезна, Пат. Я не хочу начинать снова.

– Начнешь, детка, – сказал Пат, одним движением срывая с нее рубашку, так что пуговицы полетели в раковину.

– А ну сделай-ка это еще раз, стерва. Сделай.

Он, снова одной рукой схватив ее за голову, вонзил свой язык ей в рот, другой рукой возясь с пуговицей и молнией на ее джинсах.

Теперь Пат слышал, что ее дыхание стало глубоким и медленным, и понял, что добился своего, когда ее ноги медленно раздвинулись под давлением его пальцев. Не отпуская ее, он провел ее в комнату и уложил на ковер, где в беспорядке были разбросаны газеты. Пат стащил с нее джинсы, как шкуру с белки. Под ними ничего не было. Он встал на колени между ее раздвинутых ног и глубоко засунул.

Пат совершал глубокие толчки и ему казалось, что кто-то при помощи струны тянет из него все внутренности, и Китти привязана к той же струне – ее орган работал в совершенном ритме с ним.

– О, Господи! О, Господи! Кончай сейчас, сейчас! – сказала она, и они завершили вместе среди мятых страниц газеты "Таймс".

– Ты самая лучшая! Абсолютно лучшая.

Дыхание Пата медленно выравнивалось.

– Господи, я тебя ненавижу.

Ноги Китти все еще кольцом обхватывали его спину.

* * *

На той неделе Пат работал с восьми до четырех, и, придя домой на следующее утро, он нашел записку от Констанцы:

"Получи в химчистке свою спортивную куртку. В среду к обеду придут Реган и Китти. Я готовлю телячий бок, хорошо?"

Подписано было "Конни". Жизнь была бы гораздо приятнее, если бы дома было хоть какое-то подобие нормальной обстановки. Может быть, приезд Китти пробудит у Конни какой-нибудь интерес к жизни, кроме беготни в церковь и возни наверху. Интересно, как они встретятся с Дойлом, и интересно, виделся ли Дойл с Китти после того, как она приехала.

Глава 18

Пат не терял времени, утверждаясь в своей должности детектива, заставляя ее «работать» на себя. Через несколько месяцев после назначения детективом он навел Артура Марсери на мысль, что при помощи Фрэнка Костелло мог бы получить назначение в Отдел разведки, работавший согласованно с Береговой охраной.

Артур и Пат теперь стали встречаться в клубе Могаверо на Мэдисон-стрит в Малой Италии, неподалеку от Малбери. Это было хорошее место для дел. Все шишки появлялись в клубе время от времени – Бендер, Эболи, Миранда, Синеглазый – Джимми Ало, Билл Боннано. Здесь можно было собрать информацию о том, что происходит в организации.

Сам Могаверо, в толстых роговых очках, в белой рубашке с галстуком больше похожий на маклера, имел в своем послужном списке убийство и уклонение от налогов, что помешало его собственным береговым операциям. Но он все еще был хорошим, контактным человеком и мог устроить любые дела как на побережье, так и в аэропортах.

Попивая кофе-эспрессо, Пат объяснил свою просьбу Артуру.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, Пат, – сказал Артур. – В таком месте человек может очень хорошо устроиться, но, работая в разведке, ведь ты не забудешь свою Семью?

Пат возмутился:

– Смеешься, что ли? Естественно, ты будешь иметь двадцать процентов. Семья, то есть. Кроме того, получив доступ к всевозможной информации, я мог бы отмазывать наших при засветке и к тому же неплохо подзарабатывать. Господи, все этим занимаются. Почему бы нам не заняться?

– Я думал, ты и так неплохо имеешь, переправляя белый порошок от Чарли.

– Мне это дело больше не нравится, – сказал Пат. – Слишком опасно. Знаешь, в августе была устроена грандиозная облава на наркоторговцев. Я слышал, что аресты проводились по наводке этого стукача Джаннини.

– Ну, – сказал Артур, – наркоторговцы говорят, что Джаннини продался потому, что попытался обставить Лаки и Вито на поставке своего собственного порошка.

– Это была сложная комбинация. Я из дела выхожу – слишком оно рискованное. Кроме того, Конни была очень расстроена, когда услышала слухи о том, что я этим занимаюсь.

Артур удивленно поднял глаза:

– Ты имеешь в виду, что Конни знает?

Пат пожалел о том, что сказал.

– Нет, она не знает сути дела, но забирает в голову ненормальные идеи и очень круто настроена против белого порошка. Ты знаешь, мы нашли ценнейшие связи, с помощью которых можно разгрузить все, что прибудет по воде, – рыбу и мясо, телевизоры и импортируемые машины.

– Да, это большое дело. По мне, так выше головы не прыгнешь, – смеясь, сказал Артур.

– Ну, я обсуждал это с Сэмом, и он со мной согласен.

– Ладно, ладно, – сказал Артур. – Идея ясна. Ты получишь назначение. При своей скорости продвижения по службе ты скоро будешь не только лейтенантом, но и капо – чем-то вроде лейтенанта в квадрате.

Вскоре Пату сообщили, что с новым назначением будет все в порядке.

* * *

Билл Боннано женился на Розали Профачи – дочери Джо Профачи. Бракосочетание праздновали в ресторане «Астор». Это была королевская свадьба, и приглашены были все, кто хоть что-то из себя представлял – Вито, Фрэнк Костелло, Ал Анастасиа, который враждовал с ними обоими, и еще много людей со всей страны. Из Буффало приехал старый Стефано Маггадино – кузен Боннаны. Его посадили на почетное место на возвышении. На приеме было более тысячи гостей, и их развлекал Тони Беннет.

Глядя на это сборище, Пат думал: "Позор, что ФБР до сих пор не добралось до организации. На этой свадьбе они собрали бы большой урожай. Стоит только просмотреть список приглашенных". Пат знал, что Директор ФБР не верил в существование организованной преступности.

Пату было приятно отметить, что его посадили по правую руку от Сэма, немного дальше за их столом сидел Артур. Дон Антонио, в старомодном смокинге, сидел во главе их стола.

Было много тостов, веселых анекдотов и больше, чем обычно, сплетен, потому что гости за столом хорошо знали друг друга и всем доверяли.

Дон Антонио дразнил отца Раймундо, вспоминая то время, когда Папа Римский присвоил Джо Профачи почетное звание Рыцаря Святого Григория. Антонио чуть не задохнулся от смеха:

– Представляешь, Профачи ел спагетти в "Луне", когда услышал, что Папа лишил его этого титула. Знаешь, что с ним случилось? Его вырвало на стол! Прямо в ресторане! И это уважаемый человек?

– Ну, – сказал Сэм. – Я не думаю, что он сейчас пользуется уважением. Здесь, в Бруклине, он становится непопулярным. Если не будет держать ухо востро, может оказаться в беде.

Пат сидел тихо и впитывал в себя информацию.

Это был сезон свадеб. В Ньюпорте, штат Кентукки, Майк Коппола женился на даме из "внешнего" мира по имени Энн Драхман. Сэм, который знал Копполу смолоду, не одобрял этот брак.

– Прежде всего, – сказал он Пату за стаканом вина, – никогда не следует жениться на посторонних. Им нельзя верить. У меня есть предчувствие, что эта дама еще принесет нам немало хлопот. В нашем деле за женщинами нужен глаз да глаз. Не следует им что-нибудь рассказывать. Это касается и тебя, сынок. Я много натерпелся от мамаши Констанцы, много, да покоится ее прах с миром.

– Сказать по правде, Сэм, – сказал Пат, – кроме здоровья Конни есть еще одна причина, по которой я ее сюда не привел. Мне в последнее время просто не нравится ее отношение к нашему делу. По сути она ничего не знает, но все время делает замечания по поводу семейного бизнеса.

Сэм понимающе кивнул:

– Да, я знаю. Это неприятно. О, как я вижу, режут торт. Пошли, посмотрим.

Молодой Билл Боннано, высокий и тонкий, похожий на студента колледжа, стоял рядом с Розали, которая очень походила на Конни, но была пухлее. Торт был высотой в девять футов и состоял из семи слоев, разделенных огромными колоннами, и купола наверху. Сэм стоял, кисло на него глядя.

– Ты знаешь, – сказал он, – Большой Джо прочит этого парня на свое место, но я тебе вот что скажу: он и ногтя твоего не стоит. Слишком много времени провел в колледже.

Среди гостей Пат увидел Ала Агуеси, и они вместе выпили. Агуеси при расставании сказал ему, что Палата Коммерции в Буффало назвала Человеком года Джона Монтану – помощника Стива Маггадино.

– Видишь, – сказал Агуеси, – все понемногу меняется. Все легализуется, и так оно и должно быть. Кстати, ты еще совершаешь поездки?

– Нет, – сказал Пат. – Пока держусь поближе к дому.

– Ну, еще увидимся. Не забудь со мной встретиться, если приедешь в Монреаль.

– Конечно.

* * *

На обратном пути в Ривердейлу в новом «крейслер-империале» Сэма они вспоминали события вечера.

– Приятное было мероприятие, – сказал Сэм. – Очень приятное. Должен признать, что эта свадьба была лучше, чем твоя, но ты тогда не был такой шишкой.

– Да я и сейчас не такая большая шишка.

– Ты продвигаешься, сынок. Я горжусь тобой.

Пат покраснел от удовольствия.

– Скажи, тебе не надоело служить в полиции? Когда ты закончишь свою учебу на юриста?

– Еще через несколько лет, – ответил Пат. – Занятия отнимают много времени, ведь надо ходить на них по вечерам. Кроме них у меня масса других дел.

– Ну, я начинаю верить, что образование не менее важно, чем бизнес, которым мы занимаемся, так что продолжай в том же духе. Знаешь, обстоятельства меняются очень быстро, но большинство людей за ними не успевает. Костелло, по-видимому, совсем отстал от дел. И этот сумасшедший Анастасиа – единственное, что он умеет, – напасть, убить, пролить кровь. Мы покончили с этими делами после Кастелламаре, по крайней мере я так думаю. Ужасно, что трудно утрясти конфликты мирным путем. Могу только надеяться, что наша Семья останется в стороне от всего этого.

– Я тоже на это надеюсь, – сказал Пат, выходя у своего кирпичного дома, расположенного в полумиле от виллы Сэма.

Сэму, казалось, было неловко:

– Как... э-э... ребенок?

Пат пожал плечами.

– Он всегда будет придурком, Сэм. Давай обратимся лицом к этому факту.

Глава 19

Обед с Китти и Реганом оказался на удивление приятным. Конни впервые за многие месяцы оделась. На ней была длинная юбка из шотландки и блузка с вырезом.

На Китти было обтягивающее вязаное платье с воротником и повязанным вокруг шеи платком из шифона. Дойл выглядел непринужденно в спортивной куртке, широких брюках и легких туфлях.

– Вижу, ты оставил дома свою форменную фуражку, – улыбаясь, заметил Пат.

– Я ношу ее только на дежурстве, – ответил Реган.

Казалось, годы стерли горечь того инцидента, – по крайней мере Пат на это надеялся. Они обедали за столом в большой комнате, которую Конни отделала в стиле Регентства, с бледно-зелеными и белыми деревянными панелями. В центре стола стояли гардении и свечи.

– Элегантно, – садясь, сказал Дойл, и Китти с ним согласилась.

После обеда все сидели в гостиной, пили бренди и вспоминали старые времена. Дойл рассказывал смешные истории.

– Расскажи нам о Чикаго, – сказала Китти.

– О, Чикаго – это совсем другой город. Я имею в виду, полицейские там... – он покосился на Пата. – Ладно, забудем. Во всяком случае, там не так, как здесь.

Было ясно, что Дойл не стремился к ссоре, все знали, что в Чикаго самый прожженный Департамент полиции. Даже нью-йоркская полиция не могла сравниться с ней в крючкотворстве. Но в Чикаго мэр указывал полиции, что делать, здесь же часто бывало наоборот.

Они договорились снова встретиться в скором времени. Когда гости уже шли одеваться, Китти сказала Конин:

– Ужасно хочется увидеть ребенка. Он спит?

– Да, но он ничего не будет иметь против. Пошли.

Пат испытал облегчение, когда Дойл сказал, что останется в гостиной. Китти вскоре спустилась, бледная и растерянная, но Конни, казалось, ничего не замечала.

– Прелестная крошка, правда? И такой хороший.

– Да, – ответила Китти.

* * *

1957 год оказался тяжелым для Семьи. Почти с самого начала года что-то назревало. Вито Дженовезе собирал союзников, в том числе Профачи и Лючезе, для своей кампании по борьбе за то, чтобы стать capo di tutti capi – боссом всех боссов. Его некому было остановить, кроме Костелло, который вместе с Вито контролировал Семью старого Чарльза Лучиано. Но Костелло был силен только в политике, а с уменьшением влияния Десапио и при общем нежелании Костелло ввязываться во вражду он постепенно терял свой престиж.

В конце апреля дон Витоне встретился с Тони Бендером и Винни Мауро и заявил, что у него есть верные сведения о том, что Костелло связался с полицией. Иначе почему его отпустили после того, как арестовали за уклонение от уплаты налогов? Было ясно, что Костелло стал подсадной уткой. Он был слишком стар и болен, чтобы оставаться в тюрьме, поэтому заговорил.

Дженовезе принял решение в одиночку, не советуясь с Центральным советом, выдававшим разрешения на убийства. Огромному тупоумному бывшему боксеру по имени Винценте Гиганте он поручил нажать на спусковой крючок.

Фрэнк Костелло обедал со своей женой Бобби и друзьями в ресторане "Монсеньор", когда его позвали к телефону. Поговорив, он извинился и сказал, что ему надо вернуться в гостиницу "Мажестик", где он снимал огромные апартаменты. Подъехав к элегантному старому зданию, он дал таксисту щедрые чаевые и оставил в такси своего друга Фила Кеннеди. Когда он шел по вестибюлю, из-за колонны выступил громила в плаще.

– Это тебе, Фрэнк, – сказал он и всего с расстояния пяти футов сделал один выстрел в голову Костелло.

Выстрел прогрохотал между мраморных стен вестибюля, но никто и двинуться не успел, как громила выскочил и черный лимузин, проскочив на красный свет, унесся по Центр-Вест-парк.

В лимузине сидел здоровенный Гиганте, усталый и счастливый, уверенный в том, что совершил главное дело своей жизни.

В вестибюле же гостиницы Костелло даже не лежал, а сидел на черной пластмассовой скамейке, прижимая к голове платок, и всех успокаивал, что с ним все в порядке. Кеннеди помог ему сесть обратно в такси, и они понеслись в больницу Рузвельта. Кеннеди, понимая, что одежду Фрэнка могут обыскать, когда он окажется в больнице, предложил Костелло передать ему все, что у того может быть сомнительного, но Фрэнк покачал головой, уверенный, что у него ничего такого нет. Оказалось, что травма была незначительной – просто царапина по черепу, но обрывок бумаги, найденный в его кармане, уже значил кое-что. На нем было записано следующее:

Общий выигрыш казино от 4/27/57, 651 284 (чек)

Выигрыш казино минус маркеры (долговые расписки) $ 434 695

Автоматы $ 62 844

Маркеры % 153 745

Майк $ 150 в неделю, всего 600

Джейк $ 100 в неделю, всего $ 400

Л. – $ 30 000

А. – $9 000

Тревога по поводу этой рукописной записки Фрэнка разнеслась по всей стране, достигнув Лас-Вегаса, Нового Орлеана, Майами. И полиция и все другие очень интересовались этой бумажкой. На голове у Фрэнка еще не зарос шрам, как он оказался перед судом. Фрэнк заявил, что ничего не знает, и не стал отвечать на вопросы. В конце концов он отсидел пятнадцать дней в тюрьме за неуважение к суду, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что было бы, если бы он заговорил.

А в это время швейцар опознал Гиганте. Все члены Семьи дона Витоне внезапно уехали на каникулы на Атлантическое плоскогорье на виллу стоимостью в четверть миллиона долларов и окружили себя тридцатью вооруженными людьми. Опасались, что будет еще одна ночь, подобная Сицилийской Вечере.

Фрэнк Костелло отошел на задний план. У него просто не было средств борьбы. Он столько времени проповедовал мир, что ничего не мог. Но сумасшедший Альберт Анастасиа все еще был в силе, и никто не мог предсказать, что он будет делать.

Вендер собрал своих людей в "Манхеттен-отеле" и разослал около тридцати вооруженных боевиков в разные части города на случай мести со стороны Анастасиа.

Существовала постоянная опасность того, что разразится большая война типа Кастелламарской. Дон Витоне связался со всеми наиболее влиятельными семейными капо для выражения лояльности, включая Сэма Мэсси и дона Антонио. Во время заседаний Вито с лисьей улыбкой объяснял, что напасть на Костелло было необходимо, так как Костелло планировал его убить. Пат Конте не присутствовал на этих заседаниях, и Артур передал ему, чтобы он просто сидел тихо и держал ушки на макушке. Очень немногие знали, что Пат связан с Семьей Марсери.

Примерно через месяц напряжение спало. Стало ясно, что никакой мести не будет. Никто не хотел выступать за Костелло против Джеиовезе.

Через пять месяцев после этих событий пропал некий Джо Скалис. Прошли слухи, что Скалис был приглашен в дом Винсента Скилланте, где ему прострелили оба глаза, разделили на сто пятьдесят однофунтовых частей и избавились от него, сплавив в мусор. Анастасиа клялся, что Скалис был убит потому, что пытался продавать членство в организации по пятьдесят тысяч долларов. Но дон Витоне утверждал, что это Анастасиа пытался продавать членство, а Скалис был убит потому, что мог его разоблачить.

Дженовезе знал, что Анастасиа встречается с Костелло в разных отелях города. У Вито был хороший источник информации. Карло Гамбино – правой руке Анастасиа – его босс не нравился. Анастасиа становился все более злобным, неосторожным и жестоким, как будто сходил с ума. Гамбино стал работать на дона Витоне, задумав расправиться с Анастасиа. Он поручил это дело Джо Профачи, жаждавшему действия.

В середине дня 25 октября Пат Конте сидел в полицейской машине без опознавательных знаков, стоявшей рядом с отелем "Парк-Шератон" на Шестой улице. Анастасиа был внутри, в парикмахерской. Ал пришел днем и сел в свое забронированное кресло. Парикмахер наложил ему на лицо горячее полотенце, чтобы смягчить его иссиня-черную бороду. Через десять минут в парикмахерскую вошли два человека в кепках и масках. Они прошли прямо к креслу Анастасиа, оттолкнули парикмахера и опустошили свои револьверы в уродливую голову Большого Ала. Затем быстро вышли и уехали.

Пат, увидев, как отъехала машина, бросился в парикмахерскую как бы на звук выстрелов. Поняв, что работа сделана, он, пока его никто не видел, уехал. Не было смысла засвечиваться на месте преступления.

* * *

Теперь боссом всех боссов стал Дженовезе. Но было еще много работы по разделу территорий и занятий. На 14 ноября было назначено большое заседание в Кэтскиллсе в поместье «Апалачин», принадлежащем Джозефу Барбаре – члену Семьи Маггадино.

– Ты хочешь, чтобы я тебя подвез в Кэтскиллс? – спросил Пат Сэма.

– Нет, я возьму Томми. Чем меньше ты видишь и чем меньше тебя видят, тем лучше.

– Послушай, ба[6]6
  Ба – сицилийское сокращение от «папа». В последние годы Пат начал так называть Сэма, который практически заменил ему отца.


[Закрыть], – сказал Пат. – Думаю, ты должен поднять кое-какие вопросы на заседании. Как тебе известно, в 1956 году был принят новый Акт о борьбе с наркотиками, и он очень крутой. Мы больше не сможем подкупать судей, потому что за это полагается пять лет. Большой Джо Рометто уже залетел из-за этого на сорок лет. Ты знаешь, что я давно прекратил работать с белым порошком, и ты меня одобряешь.

– Верно, – сказал Сэм. – С этим можно попасть в беду. Мне не нравятся наркоторговцы, с которыми приходится иметь дело.

– Вот именно. Это, как правило, придурки, которым нельзя верить. Я думаю, что теперь, при этих новых сроках, нам нужно выходить из этого бизнеса, особенно связанного с импортом. Если уж иметь с ним дело, то только финансировать некоторых из тех, кто им занимается, но не касаться самого порошка. Я предполагаю, что этот вопрос будет слабо освещен доном Витоне на заседании. Вообще я считаю, что это заседание – дурная идея. До сих пор властям было неизвестно, есть организация или ее нет, а если есть, то кто в нее входит. Даже в ФБР считают, что ее нет. Так зачем же им помогать и подкидывать материал? Я теперь, поработав в Отделе разведки, понимаю, что разные кусочки всегда можно собрать в целую картину. Поэтому на заседании не давай никаких сведений.

– Что я могу поделать? – пожал плечами Сэм. – Вито назначил заседание. Я должен ехать. Я должен подчиняться.

– Все же не забывай, Сэм, что ты – единственный из всех, кто связан со всем бизнесом, не имеешь "послужного списка" в полиции. Твое имя нигде не задействовано, так что держи его чистым. Даже не бери с собой оружия.

– Я отдам его Томми, – сказал Сэм.

– Ладно, значит, это проблема Томми.

Они пожали друг другу руки и обнялись при расставании. Пат пожелал Сэму удачной поездки.

– У тебя голова варит, Пат, – сказал его тесть. – Скоро ты поднимешься еще выше, особенно когда станешь юристом. Ты очень умен, и то, что ты сказал насчет порошка, заставляет меня задуматься. Я на заседании подниму некоторые из этих вопросов.

Совещание в "Апалачине" дало всем "шишкам" организации множество материала для раздумий. Благодаря бдительности сержанта полиции Эдгара Кроссвелла пятьдесят восемь капо попались – их поймали или тогда, когда они продирались сквозь кусты, или во время попыток выехать из поместья, окруженного полицейскими и работниками Управления по борьбе с алкоголем и наркотиками. Остальные сорок, включая Сэма, ухитрились остаться чистыми, оставшись в доме и переждав, пока не спадет жара. Сэм был достаточно умен и понимал, что полиция не войдет в дом без ордера, а оснований для выдачи ордера на обыск не было. Просто семья встречала друзей из прежней страны.

Но Апалачинская облава привлекла нежелательное внимание прессы, даже большее, чем заседания Комитета Кефовера в 1951 году. Особенно всех заинтересовали убийство Анастасиа и покушение на Костелло.

Это был прорыв, которого ждал специальный агент Реган Дойл.