Текст книги "Злой умысел"
Автор книги: Робин Кук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
Трент неспешно вернулся в раздевалку и спрятал нормальную ампулу с маркаином. Закрыв шкафчик на ключ, он вспомнил о Гэйл Шаффер. Хотя все оказалось не так весело и приятно, как он ожидал, тем не менее Трент был благодарен судьбе за то, что еще раз испытал себя. Досадная оплошность, в результате которой Гэйл «вычислила» его, не должна теперь повториться. Он не имел права на халатность. Слишком много было поставлено на карту. Если только он накроется, то ответить придется за все. И еще Трент прекрасно знал: в этом случае власти будут представлять не самую главную угрозу его благополучию.
Будильник в радио был установлен на шесть сорок пять и точно сработал. Карен включила его не на всю мощность, чтобы иметь возможность спокойно проснуться. Наконец глаза ее заморгали и открылись.
Перекатившись на край кровати, она села, смутно ощущая слабость от лекарства, которое ей выписал доктор Силван. Она действительно проспала всю ночь.
– Ну что, проснулась? – спросила ее через закрытую дверь Марсия.
– Да. – Карен несмело встала на ноги. В это мгновение перед глазами у нее все поплыло и закружилось, но она схватилась за спинку кровати и удержалась. Придя в себя, Карен направилась в ванную.
Несмотря на то, что во рту у нее остался какой-то пыльный привкус, а горло отчаянно пересохло, Карен тщательно следила за тем, чтобы туда не попала вода. Доктор Силван специально предупредил ее об этом: перед операцией нельзя ни пить, ни есть. Даже чистя зубы, она не сделала ни глотка.
Карен хотелось, чтобы к сегодняшнему дню все уже закончилось, а не начиналось. Она понимала, как это глупо, но ее не покидала тревога. Лекарство с этим не справилось. Карен постаралась занять себя размышлениями о душе и одежде.
Когда пришло время ехать в больницу, Марсия подогнала свой автомобиль. В дороге она без устали болтала, стараясь поддержать беседу. Но Карен была слишком слаба, чтобы отвечать. Подъехав к парковочной стоянке у больницы, Марсия остановилась, и они некоторое время посидели в молчании.
– Все-таки боишься, да? – наконец спросила ее Марсия.
– Да, и ничего не могу с этим поделать, – призналась Карен. – Я понимаю, это глупо…
– Совсем не глупо, – сказала Марсия, – но поверь, с тобой ничего не случится. Это чувство скоро пройдет. Потом будет намного легче. Самое неприятное – это страх ожидания.
– Надеюсь, так оно и будет, – отозвалась Карен. Ей очень не нравилось, что на улице менялась погода. Снова начался дождь. Небо было таким же хмурым, как и чувства в ее душе.
В ожидании своей очереди – вход для тех, кому операцию назначили заранее и кто приезжал в больницу в день ее проведения, был особый, – Карен и Марсии пришлось простоять у дверей около четверги часа. Увидеть тех, кому предстояла операция, в этой толпе было несложно. Вместо того чтобы читать журналы, как это делали другие, они тупо перелистывали страницы. Когда подошла очередь Карен и дежурная медсестра, пригласив войти, вежливо ее поприветствовала, Карен «прочитала» таким образом три журнала.
Просмотрев все документы, медсестра еще раз убедилась, что все в порядке. Накануне Карен сделали анализ крови и электрокардиограмму. Специальная форма о согласии на проведение обследования была подписана и заверена еще раньше. Был приготовлен браслет с ее фамилией и инициалами – медсестра помогла Карен застегнуть его на запястье.
Она получила больничную сорочку с завязкой па спине и робу. Потом ей показали комнату для переодевания. Когда Карен уже положили на каталку и повезли в предоперационную палату, она испытала легкий приступ паники. До этого момента Марсии было разрешено сопровождать подругу.
В руках у нее была сумка с одеждой Карен. Она попыталась пару раз пошутить, но Карен не смогла ответить ей тем же. Подошел санитар, проверил номер каталки, надпись на браслете Карен и сказал:
– Пора ехать.
– Я подожду, – крикнула ей Марсия, когда каталка с Карен тронулась с места. Карен помахала ей рукой и опустилась на подушку. Она хотела попросить санитара остановиться, чтобы встать и уйти. Еще можно вернуться, взять у Марсии одежду, переодеться и спокойно уйти из больницы. Эндометриоз не такое страшное заболевание. Она и так прожила с ним довольно долго.
Однако ничего такого Карен не сделала. Она чувствовала себя, словно в водовороте неизбежных событий, следующих одно за другим. Помимо ее воли, они затягивали Карен в пучину неизвестности. Еще стоя перед выбором, соглашаться ли ей на эндоскопию брюшной полости, Карен почувствовала, что теряет привычную уверенность. Она стала узником этой системы. Двери лифта закрылись. Карен ощутила, как она поднимается куда-то вверх, и последняя надежда избежать неизвестности растаяла навсегда.
Санитар оставил каталку Карен в предоперационной рядом с десятком таких же каталок. Она обвела взглядом лежащих на них пациентов. Большинство, закрыв глаза, сохраняли внешнее спокойствие. Самые нервные осматривались по сторонам, но и они не казались такими испуганными, как она.
– Карен Ходжес? – позвал чей-то голос.
Карен повернула голову. Рядом стоял врач в маске. Он появился так неожиданно, что она даже не заметила, откуда он вышел.
– Я доктор Билл Дохерти, – сказал он. Похоже, он был ровесником ее отца. У него были усы и карие глаза. – Я ваш анестезиолог, – представился доктор.
Карен кивнула. Дохерти еще раз пролистал историю ее болезни. Это заняло у него не так много времени, потому что там почти ничего не было. Он задал ей обычные вопросы об аллергиях на медицинские препараты и о последних перенесенных болезнях. Потом речь зашла об эпидуральной анестезии.
– Вам уже делали такую анестезию?
Карен сказала, что об эпидуральной анестезии она узнала от своего лечащего врача. Слушая ее, Дохерти согласно кивал головой, а потом добавил:
– Этот вид анестезии обеспечит максимальное расслабление ваших мышц, что существенно поможет доктору Силвану при проведении обследования. К тому же она намного безопаснее, чем общая анестезия.
Теперь кивнула Карен и спросила:
– Вы уверены, это сработает и я ничего не почувствую, когда они там будут делать осмотр и брать пробы?
Доктор Дохерти взял ее за руку.
– Я абсолютно уверен, что все сработает, как вы выразились. Вы знаете что-нибудь об этом процессе?
Все, кому делают эту анестезию в первый раз, беспокоятся, что она не сработает. Такого не бывает. Она всегда работает. Так что успокойтесь и не волнуйтесь. Договорились?
– Можно еще один вопрос? – спросила Карен.
– Сколько угодно.
– Вы читали книгу «Кома»?
Дохерти рассмеялся.
– Читал. И фильм смотрел.
– Ведь такого никогда не бывает, правда?
– Конечно, нет! – заверил ее он. – Какие еще вопросы?
Карен отрицательно покачала головой.
– Ну, тогда все в порядке, – сказал Дохерти. – Сейчас медсестра сделает вам небольшой укольчик – чтобы вы чуть-чуть успокоились, а потом, когда нам сообщат, что ваш врач уже переодевается, я отвезу вас в операционную. И поверьте, Карен, вы ничего не почувствуете. Доверьтесь мне. Я делал это уже тысячу раз.
– Я верю вам, – сказала Карен. У нее даже получилась улыбка.
Дохерти вышел из предоперационной через раздвижные двери. Выписав заказ на транквилизаторы для Карен, он зашел в анестезиологическое отделение и взял необходимые препараты. После этого направился в центральный холл.
Из центрального холла Дохерти вышел с несколькими флаконами рингера. Сунув их под мышку, открыл коробку с пятипроцентным раствором маркаина. Будучи всегда пунктуальным и чрезвычайно щепетильным в данных вопросах, Дохерти проверил наклейку. Все нормально, это пятипроцентный раствор маркаина. А на крошечную впадинку на самом кончике ампулы Дохерти внимания не обратил, попросту ее не заметил. Ведь именно этот конец он потом отобьет, чтобы набрать содержимое ампулы в шприц.
Возвращаясь домой после работы и уже подходя к своему подъезду, Анни Уинтроп почувствовала, что устала намного больше обычного. Шел сильный дождь, и она зябко ежилась под своим зонтиком. Температура упала, казалось, сейчас не лето, а начало зимы.
Ну и ночка сегодня выдалась! В отделении интенсивной терапии целых три случая остановки сердца! Такого не было все последние месяцы. Своеобразный рекорд. Попытки вернуть к жизни этих троих, постоянный контроль за всеми остальными пациентами – это может измотать любого, даже самого уравновешенного человека. Она шла и мечтала, как примет теплый, приятный душ, а потом заберется в постель.
Подойдя к двери, Анни запуталась с ключами, которые, к тому же, вдруг выпали у нее из рук. Да, она слишком устала. Вставив нужный ключ в замок и попытавшись его повернуть, она поняла, что дверь открыта.
Анни замерла. Они с Гэйл всегда захлопывали замок, даже когда были дома. Это было у них твердое правило.
С чувством легкого волнения Анни повернула ручку двери и слегка приоткрыла ее. В гостиной горел свет. Гэйл дома?
Что-то остановило Анни на пороге. Что-то говорило ей об опасности. Но из квартиры не доносилось никаких звуков. В комнатах стояла мертвая тишина.
Анни приоткрыла дверь шире. Кажется, все в порядке. Но нет! Перешагнув порог, она сразу почувствовала этот ужасный запах. Он так и ударил ей в ноздри. Как медсестра, она слишком хорошо его знала.
– Гэйл! – позвала она. Обычно когда Анни возвращалась после такой смены домой, Гэйл еще спала. Анни прошла к ее спальне, и заглянула в открытую дверь. Там тоже горел свет. Здесь запах был сильнее. Она снова позвала Гэйл и только после этого вошла в спальню. Дверь в ванную была открыта. Подойдя к двери и заглянув внутрь, она в ужасе отпрянула и закричала.
Сегодня Трент помогал в четвертой операционной, где было запланировано несколько операций по биопсии [29]29
Получение кусочка ткани для микроскопического исследования.
[Закрыть]груди. Как он думал, ему предстоял легкий день, если, конечно, биопсии не окажутся положительными, что было маловероятно. Его устраивало такое распределение, потому что работа давала ему прекрасный шанс проследить за своей ампулой маркаина. Вчера у него такой возможности не было.
Прошло совсем немного времени с начала первой операции по биопсии, когда его вдруг попросили принести еще один литр раствора Рингера. Трент с трудом сдержал радость.
Когда он вошел в центральную процедурную, там было несколько человек персонала. Трент знал, что должен проявлять осторожность, проверяя свою ампулу, но на него никто не обращал внимания. Все были заняты подготовкой новых хирургических наборов взамен использованных в этот день. Слева от него находились ненаркотические медицинские препараты.
Он взял с полки бутылку с рингером. Дверей в этом помещении не было, и он видел, что все заняты подсчетом хирургических инструментов для каждого набора.
Не спуская глаз с работающих медсестер, Трент осторожно просунул руку в коробку с маркаином. И почувствовал легкое возбуждение. В коробке оставалась только одна ампула с абсолютно гладким концом. Значит, его ампулу уже взяли.
С трудом сдерживая волнение, Трент вышел из центральной процедурной и направился в четвертую операционную. Отдав помощнице анестезиолога рингер, он спросил дежурную медсестру, не надо ли еще чего-нибудь. Она его поблагодарила. Операция проходила спокойно. Биопсию уже отправили в морозильник, все близилось к концу. Трент сказал дежурной медсестре, что скоро вернется.
Выйдя из операционной, Трент поспешил к доске расписаний. Он чуть не закричал от радости. Эпидуральную анестезию сегодня должны провести в семь тридцать во время эндоскопии брюшной полости, и делать ее будет доктор Дохерти! Удаление грыжи в этот день вообще нигде не значилось, наверное, его перенесли на другой день. Значит, его ампулу используют при эндоскопии брюшной полости.
Трент посмотрел, где должна проводиться эндоскопия. В операционной номер двенадцать. Он развернулся и поспешил в анестезиологическое отделение к этой операционной. Дохерти уже был там. Пациент тоже. На нержавеющем столике лежала его ампула маркаина.
Трент не мог поверить в такую удачу. Помимо того, что анестезиологом был Дохерти, пациентом оказалась молодая цветущая девушка. Об этом можно было только мечтать.
Не желая, чтобы его видели слоняющимся без дела в этом отделении, Трент не стал задерживаться и ушел к себе. Но оказалось, что в своей операционной он просто не может спокойно сидеть. Трент так стремительно ходил по ней, что хирург, проводивший биопсию, попросил его либо сесть, либо покинуть помещение.
Обычно такое обращение приводило Трента в ярость. Но не сегодня. Думая о том, что сейчас стрясется в другой операционной и что он должен потом сделать, он не мог успокоиться. Как только все это произойдет, ему надо вернуться в операционную и забрать пустую ампулу. Эта часть задания волновала Трента больше всего, хотя до сих пор его всегда выручала шоковая обстановка в операционной. Окружающим было не до него, и все же этот момент он считал самым слабым местом в своей разработке. Никто не должен видеть, как он вынимает ампулу из контейнера.
Трент поднял глаза на часы. Минутная стрелка приближалась к самой верхней отметке. Все должно произойти через несколько минут. Спину его ожег приятный холодок тайного удовольствия. Он любил это нервное возбуждение!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Четверг
18 мая 1989 года
7.52
Ревущая «скорая» с Гэйл Шаффер буквально ворвалась в больницу Святого Жозефа и подлетела к свободному месту около неотложного отделения. Врачи и медперсонал уже были предупреждены по телефону, с чем они столкнутся и что нужно иметь в операционной. Прежде всего – сердечные и неврологические средства, а также аппаратура для поддержки жизнедеятельности этих систем.
Приехав по вызову Анни Уинтроп, бригада «скорой помощи» высказала свое предположение по поводу того, что произошло. У Гэйл Шаффер случился припадок эпилепсии. Очевидно, она почувствовала его приближение, иначе почему же вода в ванне была закрыта. Во всяком случае ее соседка Анни Уинтроп заявила, что именно так она и застала Гэйл. К сожалению, закрутив кран, Гэйл не успела выбраться из ванны и уже в припадке эпилепсии несколько раз ударилась головой о краны и стены самой ванны. Этим объясняются огромные ссадины на лице и на голове под волосяным покровом. Самая глубокая рана проходила по лбу вдоль волос.
Вытаскивая Гэйл из ванны, медики обратили внимание на мышечную вялость: создавалось впечатление, что Гэйл полностью парализована. Пульс у нее был сбивчатый, неравномерный. Медики попытались привести ее в чувство с помощью средств, которыми была оснащена их машина.
Не успела открыться дверь машины, как Гэйл уже вынесли и мгновенно доставили в травматологическое отделение. Здесь к ее приезду были готовы.
Все лихорадочно работали. Жизнь Гэйл явно висела на волоске. У нее была серьезно поражена проводящая система сердца, отвечающая за регулирование ритма сердечных сокращений.
Невропатолог согласился с диагнозом бригады «скорой помощи», сделанным на месте: практически полный вялый паралич серьезно затронул сердечные нервы. Однако некоторые группы мышц все еще проявляли признаки рефлексивной активности, в то время как никакой закономерности их подчинения или взаимосвязи не наблюдалось. В этом вопросе царила полная неопределенность.
Быстро обменявшись мнениями, все пришли к выводу, что припадок эпилепсии у Гэйл был вторичным по своей природе и явился результатом либо кровоизлияния в мозг, либо его опухоли. Диагноз, естественно, был предварительный, но цереброспинальная жидкость, как ни странно, оказалась чистой. Одна из ординаторов-терапевтов не согласилась с этим заключением, по ее мнению, они наблюдали последствия отравления каким-то очень специфичным препаратом. Она настаивала на проведении специальных анализов крови на предмет определения успокаивающих и расслабляющих препаратов, особенно современных, разработанных в последнее время синтетическим способом.
У ординатора-невропатолога также было свое мнение, отличное от первоначального диагноза. Он считал, что поражение центральной нервной системы не может объяснить проблему паралича, и присоединялся к мнению ординатора-терапевта, что здесь имел место случай серьезного отравления. Делать какие-либо другие выводы он не стал, мотивируя это тем, что лучше дождаться результатов дополнительных анализов.
По поводу травмы головы все были едины. Физическое воздействие было налицо. Рентгеновский снимок заставил всех вздрогнуть и поморщиться. Удар оказался настолько сильным, что повредил даже лобную пазуху. Тем не менее, даже такая тяжелая травма не могла стать причиной того, что произошло с Гэйл.
Несмотря на серьезные опасения, вызванные нарушением у Гэйл сердечной деятельности, исследование решили не откладывать. Ординатор-невропатолог сумела преодолеть все бюрократические препоны и формальности и быстро все уладила. Гэйл отвезли в рентгеновский кабинет и поместили в огромный рентгеновский аппарат, по форме напоминающий большой пирожок. Правда, врачи опасались, что магнитное поле может негативно сказаться на и без того нестабильном состоянии сердечной системы Гэйл, но необходимость как можно быстрее определить конкретное состояние внутричерепной полости отодвинула эти доводы. Все, кто принимал участие в исследовании, столпились вокруг экрана монитора, наблюдая за первыми линиями рождающегося изображения.
Билл Дохерти поднял пятикубиковый шприц к свету и осторожно надел колпачок на кончик иглы. Плававшие раньше вдоль стенок шприца пузырьки воздуха скопились теперь в верхней его части. Внутри было два кубических сантиметра раствора маркаина с адреналином.
Доктор Дохерти даже не сомневался в успешном проведении эпидуральной анестезии у Карен Ходжес. Все шло как по маслу. Первая пункция не причинила ей ни малейшей боли. Игла Туохи вошла без всяких проблем. Он с удовлетворением констатировал, что она попала в эпидуральное пространство, потому что при нажатии на поршень шприца исчезло характерное сопротивление. Пробная доза тоже подтвердила, что игла находится в нужном месте. И, наконец, маленький катетер тоже вошел в направляющую иглы с поразительной легкостью. Все это подтверждало: катетер в эпидуральном пространстве. Теперь Дохерти мог вводить терапевтическую дозу.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он. Карен лежала на правом боку спиной к нему. После проведения анестезии он повернет ее на спину.
– Кажется, все в порядке, – ответила Карен. – Вы закончили? Я все еще ничего не чувствую.
– А вы пока и не должны ничего чувствовать.
Он ввел ей пробную дозу и проверил давление крови. Давление не изменилось, пульс – тоже. Проверяя давление, он наложил на катетер небольшой пластырь. Через несколько минут снова проверил давление крови – оно не изменилось. Тогда он проверил чувствительность нижней части ног. Ни онемения, ни потери чувствительности не было, а это, в свою очередь, означало, что катетер попал точно в эпидуральное пространство, а не в какое иное. Дохерти был доволен. Теперь все готово для введения основной дозы.
– У меня почему-то все нормально с ногами, – пожаловалась Карен. Она все еще боялась, что анестезия на нее не подействует.
– Пока ваши ноги ничего не должны чувствовать, – успокоил ее Дохерти. – Вспомните, что я вам уже говорил. – И он снова повторил Карен, что и когда она должна чувствовать. Он разговаривал с ней очень спокойно, учитывая, как пациентка волнуется и переживает.
– Ну и как все вы себя чувствуете? – послышался вопрос.
Дохерти поднял глаза. Пришел доктор Силван, уже в белом операционном костюме.
– Минут через десять мы будем готовы, – сказал Дохерти. Он повернулся к своему анестезиологическому столику из нержавеющей стали и, взяв ампулу маркаина на тридцать кубиков, еще раз проверил наклейку. – Я как раз собираюсь сделать эпидуральную инъекцию.
– Ну что ж, тогда я вовремя, – одобрил его действия доктор Силван. – Помою руки и начнем. Чем раньше начнем, тем раньше все это и закончится. – Он подбадривающе пожал Карен руку, стараясь не задеть наложенную доктором Дохерти стерильную повязку, и улыбнулся Карен: – Ну-ну, расслабься.
Дохерти привычным движением аккуратно отколол верхнюю часть ампулы и набрал в шприц маркаин. Автоматически перевернул шприц отверстием вверх и, нажав на поршень, удалил из шприца все пузырьки воздуха, хотя в эпидуральном пространстве они не причинили бы никакого вреда. Но сделал он это скорее в силу привычки, чем в силу обстоятельств.
Наклонившись над Карен, Дохерти осторожно подсоединил шприц к эпидуральному катетеру и начал медленно вводить раствор. Узкое отверстие катетера немного мешало свободному проникновению жидкости внутрь, поэтому Дохерти усилил давление на поршень шприца. Он уже был почти пустой, когда Карен вдруг сильно дернулась.
– Не двигайтесь! – резко приказал доктор Дохерти.
– О, мне ужасно больно, – закричала Карен.
– Где? – спросил Дохерти. – В ногах?
– Нет, в животе. – Карен застонала и выпрямила ноги.
Дохерти схватил ее за бедро, чтобы остановить. Медсестра, которая находилась рядом, поспешила ему на помощь и схватила Карен за щиколотки.
Несмотря на все их попытки, Карен все равно перевернулась на спину. Она поднялась на локте и посмотрела на Дохерти: в глазах ее был неописуемый ужас.
– Помогите мне! – отчаянно закричала Карен.
Доктор Дохерти был в замешательстве. Он совершенно не представлял, что с ней происходит. Первое, что ему пришло в голову, – Карен просто паникует. Отложив шприц в сторону, он обеими руками взял ее за плечи и попытался уложить на тележку. С другого конца ему помогала медсестра, крепко державшая Карен за ноги.
Только Дохерти решил дать Карен одну позу диазепама и протянул руку, чтобы взять его со стола, как лицо девушки исказила ужасная судорога и все мимические мышцы страшно задергались. Изо рта потекла пенистая слюна, а из глаз водопадом полились слезы. В течение буквально секунды все ее тело покрылось потом. Дыхание стало прерывистым и неровным.
Доктор Дохерти бросился за атропином. Как только он ввел его, Карен резко прогнулась в спине. Тело ее напряглось и окаменело, после чего по нему пробежали первые конвульсивные судороги. Медсестра поспешила поддержать Карен сбоку, чтобы та не упала на пол. Услышав шум, на помощь подбежал доктор Силван.
Дохерти набрал в шприц немного сукцинилхолина, ввел его в вену, а за ним и диазепам. Подключив кислород, он надел па Карен кислородную маску. Электрокардиограф стал регистрировать сбои проводимости.
По мере распространения слуха о том, что здесь происходит, прибывала помощь. Карен перевезли в другую палату, где было больше места и воздуха. Сукцинилхолин подействовал, судороги прекратились. Дохерти произвел интубацию трахеи и стал следить за давлением крови. Оно падало. Пульс стал неправильным.
Пришлось ввести еще одну дозу атропина. Дохерти еще никогда не видел такое обильное слюновыделение и слезотечение. И тут сердце Карен остановилось.
Была вызвана дополнительная помощь. Теперь в операционной номер двенадцать работали уже около двадцати человек. Внимания друг на друга никто не обращал, поэтому никто не заметил, как чья-то рука осторожно протянулась за полупустой ампулой маркаина и вылила содержимое в ближайшую раковину. После этого пустая ампула исчезла.
Келли положила трубку. Этот звонок выбил ее из колеи. Ей сообщили, что в неотложное отделение только что поступил новый пациент. Но расстроило ее не это. Пациентом оказалась Гэйл Шаффер, работавшая операционной медсестрой.
Келли была знакома с Гэйл не очень давно. Девушка встречалась с одним ординатором из больницы Вэллей, в свое время он был студентом Криса. Гэйл даже приглашали на ежегодный обед в доме Эверсонов, который Келли обычно устраивала для всех ординаторов-анестезиологов Вэллей. Когда Келли перешла в больницу Святого Жозефа, Гэйл тут же познакомила ее со всеми своими знакомыми.
Келли попыталась взять себя в руки и не дать волю эмоциям. Ее учили оставаться профессионалом во всех жизненных ситуациях. Она позвонила медсестре, отвечавшей за прием пациентов, и распорядилась приготовить койку номер три для новой пациентки реанимации.
Никакого определенного диагноза Гэйл так и не поставили, что значительно осложняло дальнейшее ее лечение. Компьютерная томография черепа никаких результатов не дала. Внутренних изменений, за исключением повреждения лобной пазухи, не замечалось. Значит, не было ни опухоли, ни кровоизлияния в мозг. В сознание Гэйл так и не пришла, состояние ее с каждой минутой ухудшалось. Самой большой угрозой для жизни Гэйл в этот момент была нестабильность сердечной деятельности, которая непрерывно нарастала. В рентгеновском кабинете, когда у нее развилась желудочковая тахикардия, у присутствовавших волосы дыбом встали. Все думали, сердце у нее вот-вот остановится. То, что оно не остановилось, было просто чудом.
К тому времени, когда Гэйл поместили в блок интенсивной терапии, поступили результаты анализов на кокаин. Они были отрицательными. Более тщательный анализ на употребление наркотиков еще не был готов, однако Келли была совершенно уверена, что Гэйл никогда не принимала наркотики.
Уже в блоке интенсивной терапии сердце у нее остановилось, но доставившая ее сюда бригада еще не ушла и провела дефибрилляцию сердца. Оно начало быстро сокращаться, но вновь остановилось. Не было электрической активности сердца, значит, не было и его нормальной работы. Медики предприняли новые усилия, однако прогноз был неутешительным.
– Я собаку съел на этом деле, – злобно заключил Дэвлин. – Я прошел огонь, воду и медные трубы, ты знаешь. Но никак не ожидал получить в задницу шприц с какой-то отравой, которой туземцы на Амазонке смазывают свои стрелы. По крайней мере не от человека в наручниках.
Майкл Москони только покачал головой. Дэвлин действительно был одним из самых опытных специалистов в своей области и знал, как ловить сбежавших преступников. Он не раз успешно возвращал правосудию торговцев наркотиками, убийц, мафиози и разных воров. Но почему у него возникло столько проблем с этим задохликом Роудсом, Москони не понимал. Может быть, Дэвлин уже растерял все свои качества и теперь удача от него отвернулась?
– Давай будем говорить прямо, – сказал наконец Москони. – Он сидел у тебя в машине в наручниках, так? – Это прозвучало по-идиотски.
– Я еще раз тебе говорю, он всадил мне в задницу шприц с какой-то гадостью, которая меня парализовала. Буквально через минуту я не мог даже пошевелиться. И ничего не мог с этим поделать. Он использовал какое-то суперсовременное медицинское средство против меня.
– Лучше бы он всадил его тебе не в задницу, а в передницу. В связи с этим у меня возникает вопрос, можешь ли ты вообще теперь чем-нибудь помочь? – Москони раздраженно провел рукой по своим редким волосам. – Тебе, наверное, пора подумать о смене работы. Может, пойдешь в школу надзирателем, будешь следить, чтобы дети не прогуливали уроки?
– Очень смешно, – сказал Дэвлин, хотя на самом деле ему было далеко не смешно.
– Как же ты собираешься ловить настоящих преступников, если не можешь справиться с каким-то худосочным анестезиологом? – спросил Майкл. – Ты понимаешь, что дальше уже некуда? Что это полный абзац? Телефон зазвонит, а у меня сердце выпрыгивает: вдруг это из суда, чтобы сообщить мне премилую весть об аннулировании залога? Ты понимаешь всю серьезность моего положения? Мне не нужны больше твои отговорки. Я хочу, чтобы ты привел мне этого придурка!
– Я приведу его, – сказал Дэвлин. – Один мой человек следит за его женой. Но еще перед уходом я поставил им на телефон жучок. Должен же он позвонить.
– Этого недостаточно, нужно придумать что-нибудь еще, – скривился Москони. – Меня пугает то, что полиция потеряла к нему интерес, их не волнует, что он улизнет из города. Дэвлин, я не могу позволить ему исчезнуть. Мы не должны этого допустить.
– Не думаю, что он собирается куда-нибудь уехать.
– Почему? – удивился Москони. – У тебя что, сработала интуиция или это просто твои пожелания?
Дэвлин внимательно следил за Майклом, развалившись на мягком диване напротив его стола. Сарказм Москони начинал действовать ему на нервы, но он не стал огрызаться. Молча достал из заднего кармана кучу каких-то листков. Положил их на стол, потом развернул и тщательно разгладил.
– Доктор оставил это в отеле, – сказал он, пододвинув листки к Майклу. – Я не думаю, что он куда-нибудь уедет. Честно говоря, мне кажется, он что-то затевает. И это его здесь держит. Что ты скажешь по поводу бумажек?
Майкл взял одну из страниц записей Криса Эверсона.
– Какая-то научная белиберда, я здесь ничего не понимаю.
– Кое-что дописано рукой нашего доктора, но все остальное – не его почерк, – сказал Дэвлин. – Я предполагаю, написано самим этим Кристофером Эверсоном, черт бы его побрал. Его имя есть на одном листке. Тебе оно знакомо?
– Нет, – ответил Москони.
– Ну-ка дай мне телефонный справочник, – попросил Дэвлин.
Майкл протянул ему толстый справочник. Дэвлин открыл его на странице, где начинались Эверсоны. Их было много, но Кристофера среди них не было. Ближе всех по адресу жил какой-то К. С. Эверсон из Бруклина.
– Этого человека здесь нет, – сказал Дэвлин. – Думаю, найти его будет не так легко.
– Может быть, он тоже врач, – предположил Майкл. – Тогда его номер здесь не указан.
Дэвлин согласно кивнул. Он открыл справочник на желтых страницах и просмотрел всю графу с фамилиями врачей. Эверсонов там не было вообще. Дэвлин закрыл справочник.
– Суть в том, что наш доктор продолжает работать над этой научной проблемой даже в задрипанном отеле, несмотря на то, что находится вне закона. Смысла я в этом пока не вижу. Ему что-то надо, но вот что, никак не могу понять. Придется найти Криса Эверсона и спросить об этом у него.
– Да, надо, – сказал Москони, чувствуя, что начинает терять терпение, – только смотри, чтобы для этого тебе не понадобилось проучиться четыре года в колледже. Мне нужны результаты. Если ты не можешь их дать, так и скажи. Я найму кого-нибудь другого.
Дэвлин встал. Положив на угол стола телефонный справочник, он собрал все записи Криса Эверсона и сунул их в карман.
– Не волнуйся, я его найду. Теперь это уже мое личное дело.
Выйдя из офиса Москони, Дэвлин ускорил шаг. Дождь усилился и стал намного сильнее, чем когда он приехал. К счастью, он припарковался недалеко от арки, поэтому добежал до машины одним рывком. Это было одно из преимуществ, которое осталось после службы в полиции и очень ему нравилось – возможность парковаться где угодно. Полицейские смотрели на это сквозь пальцы, придерживаясь своей профессиональной солидарности.
Забравшись в машину, Дэвлин выехал на Бекон-стрит. Движение было сильным, впрочем, как всегда в Бостоне. Он свернул на Эксетер и припарковался у первого попавшегося пожарного гидранта около Бостонской городской библиотеки. Выбравшись из машины, он прямиком направился к входу в библиотеку.
