Текст книги "Река духов (ЛП)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Дэниел решил подождать, пока его собеседник заговорит снова, но тот, похоже, не собирался, и молодой человек понял, что следующий ход за ним.

– Если допустить, что я поверил вам… тогда скажите мне, как мы познакомились? И где?

– Наши пути… – граф на минуту замолчал, подбирая слова из своего скудного запаса. – Пересеклись однажды. Я не могу сказать больше.

– Что я сделал такого для этого профессора, что он хочет наградить меня?

– Ты родился, – ответил Дальгрен.

– Повторюсь: вы, похоже, безумны.

– И я пофторюсь: надо садиться на корабль ф Англию со мной. Я за фсе заплачу. У тебя есть сумка для путешестфий и одежда?

– Я не поеду с вами в Англию, – вновь не согласился Дэниел. – Оставить жену? Нет.

– Тогда ты посфолишь этому разорфать себя на части, молодой сэр, – ухмыльнулся граф.

Дэнел нахмурился.

– Чему позволю разорвать себя на части?

– Незнанию того, кто ты на самом деле, – пожал плечами Дальгрен. – Может быть, ты помнишь маленькие кусочки. Фещи фозфращаются к тебе… но это может отнять годы… и, как я гофорил, это будет рвать тебя на части.

Дэниел ничего не сказал – он мог лишь смотреть в темноту внутри себя, которая, похоже, будет длиться вечно.

– Оно разрыфает тебя даже сейчас, – заключил Дальгрен. – Ах! Я думал… йа… поймал что-то еще!

– Доброй ночи, сэр, – сказал Дэниел и решил удалиться.

– Утром, – возвестил Дальгрен, добавляя еще одну рыбу к своему улову. – Я принесу тебе что-то из своего улова. Мы должны быть друзьями, йа?

Дэнил не ответил. Доски скрипели под его ногами, вокруг раздавалось кваканье лягушек, болото жило своей жизнью. Почему же тогда разум молодого человека наполняли образы мощеных каменных улиц большого города, полнящегося шумом повозок, ржанием лошадей, где кругом стоят такие знакомые магазины и таверны, названия которых он не мог вспомнить? Образы так быстро ускользали, что зацепиться за них было невозможно…

Лондон? Это был Лондон? Его настоящий дом, возможно?

Или… скорее… настоящий дом Мэтью Корбетта?

Если это было правдой, тогда неужели Куинн в самом деле выжила из ума, как утверждает граф? А если он был уже не первым Дэниелом Тейтом… то что же случилось с первым?

Тогда ты позволишь этому разорвать себя на части, молодой сэр.

Он боялся, что уже в полной мере позволил сомнениям разорвать себя на части: в нем словно уживалось два разума, два сердца и, похоже, две души. Одна хотела остаться здесь в качестве любящего мужа прекрасной девушки и учить детей читать и писать, но вторая…

Твоя жизнь – там, сказал граф Дальгрен.

Дэниел продолжал идти, подсвечивая себе путь фонарем, в голове болезненно пульсировали ускользающие воспоминания, а на плечи незримо давило что-то тяжелое.

Глава двадцать третья

Солнце едва поднялось над горизонтом. День обещал быть жарким, птицы уже вовсю пели в лесу.

Куинн готовила завтрак из яиц и кукурузных печений у очага и тихо напевала что-то себе под нос во время работы. На ней был фартук, повязанный поверх мужской рубашки, которая была сильно велика ей и которую Дэниел никогда не помнил, что носил.

Он сел за дубовый стол, выпил чашку чая и принялся наблюдать, как его жена с умиротворением трудится на кухне. Такая красивая и полная жизни…

В эту пятницу должны были проходить танцы, и она очень хотела туда пойти. Дэниел согласился, хотя и заверил, что с некоторыми особенно сложными танцевальными шагами ему может потребоваться помощь, потому что он не помнил, чтобы был хорошим танцором и не хотел позорить имя Тейтов при людях.

Итак, пока он сидел, потягивал свой чай и наблюдал за девушкой, в голове его крутилось множество вопросов, на которые у него не было ответа. Только она могла ответить на них, а нужда узнать эти ответы давила на Дэниела с невообразимой силой. Однако он понимал, что если задаст их, то на этот полный любви и счастья дом может упасть тень, и в глубине души понимал, что сам – полон этих теней. Молодой человек чувствовал, что тьма уже появилась здесь вместе с ним, что-то, что он не мог сбросить и пока… ему нужно было узнать – нет, он страстно желал это узнать – что именно так тяготило его. Это уже превращалось в одержимость.

– Ты счастлива? – спросил он.

Девушка замерла перед тем, как взялась за ручку сковороды, на которой на медленном огне готовились кукурузные печенья.

– Конечно же, счастлива! – с улыбкой ответила она. – Почему ты это спрашиваешь?

– Потому что я – счастлив, – ответил он. – И я хочу быть уверенным, что ты тоже.

– Тогда ты можешь быть уверен.

Он кивнул.

– Я думаю, что скоро смогу снова заняться обучением детей. Иногда я чувствую себя ненужным и бессмысленным, смотря, как другие мужчины идут на охоту, но…

– Тсс, – ласково остановила его Куинн, быстро преодолев разделявшее их расстояние и приложив палец к его губам. – Мы это уже проходили раньше. У каждого свое место, милый. К тому же, охота опасна. Я не хочу, чтобы ты пострадал там.

Он отставил чашку в сторону и посмотрел на свои руки снова. Они никак не походили на руки человека, занимавшегося охотой или грубым ручным трудом. Приходилось ли ему когда-либо заниматься чем-то подобным? Хотел бы он знать! Как он вообще попал в это место? Когда и где он родился? Вопросы приходили к нему, прежде, чем он успевал сделать очередную попытку остановить их поток.

– Ты когда-нибудь слышала раньше имя «Мэтью Корбетт»?

Куинн вернулась к работе у очага, однако ее лицо напряглось. Она не смотрела на мужа.

– Нет, – сказала она нарочито легко. – Кто это?

– Я точно не знаю, – ответил он.

– Где же ты слышал это имя?

– От… – он решил пока не вмешивать сюда безумного пруссака. – От себя самого. В моей голове. Я хотел бы понять… может, это кто-то, кого я знал?

– Может, и так, но мне это имя не знакомо.

– Что ж… – протянул он и сделал еще один глоток чая. – Мне еще многое предстоит вспомнить. Возможно, со временем все вернется.

– Что-то, возможно, уже никогда, – она отвернулась от очага, чтобы найти его взгляд. – Дэниел, тебе нужно доверять мне. Ты ведь доверяешь, правда?

– Я действительно Дэниел Тейт? – спросил он прямо, и девушка заметно вздрогнула. – Или был другой Дэниел Тейт до меня?

Она покачала головой.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я говорю о том… что все в моей памяти темно с того самого момента, как я очнулся здесь. Я иногда вижу лишь кусочки каких-то картин, но они так быстро разбегаются от меня. И это имя… Корбетт… преследует меня. Я вижу в голове большой город с магазинами и рассекающими по улицам повозками. Он не перестает появляться, потому что, мне кажется, я знаю это место. Я думаю… почему-то… оно важно для меня.

– Это Чарльз-Таун, – сказала она, и теперь в ее голосе слышалась заметная дрожь. – Некоторые воспоминания о Чарльз-Тауне возвращаются к тебе.

– Может быть, так и есть, – согласился он. – В таком случае, мне нужно отправиться туда и попробовать узнать что-нибудь.

– Тогда мы съездим туда, – она оторвалась от работы, отерла руки о передник, приблизилась к мужу и присела к нему на колени.

– Я люблю тебя, Дэниел, – прошептала она, когда коснулась губами его губ. – И я хочу, чтобы ты знал: я сделаю все, чтобы помочь тебе вернуться из той темноты, в которой ты пребываешь, таким, какой ты есть. Таким, каким ты был. Все будет хорошо, пока мы вместе. Пока с нами наша любовь. Такая, какая была раньше.

– Раньше? – переспросил он.

– До… несчастного случая, – быстро нашлась она. – Пока ты оставил меня ненадолго, но все наладится.

В дверь постучали. К ним никогда не приходили гости, поэтому Куинн настороженно окликнула:

– Кто это? – девушка поднялась, подошла к двери, отодвинула задвижку, и вскоре в дверном проеме показалось лицо графа Дальгрена.

– Что это? – резко спросила Куинн. – Что вам нужно?

– Я принес рыбу, – Дальгрен приподнял ведро, которое держал. – Уфидел огонь очага… можно быстро пожарить рыбу… Я подумал, вы захотите приготовить это.

– Нет, не захочу. Спасибо, но…

– Даниэль знает, – сказал Дальгрен и протиснулся в дом. Он носил все ту же грязную поношенную одежду: ту же рубашку, которая уже пропиталась потом, и брюки с заплатами на коленях. Лохматые светлые волосы спутались еще сильнее и блестели от кожного жира. И улыбка – неприятная, острая – была все такой же. – Даниэль знает… про рыбу, я хотел сказать. Доброе утро, Даниэль.

– Доброе утро.

– Ты фидишь, я принес, как обещал, – он подошел к столу, чтобы показать Дэниелу четырех серебряных рыбок. – Дофольно для обеда, мне кажется.

– Да, благодарю вас.

– Вы знакомы? – спросила Куинн, все еще стоя в дверном проеме.

– Мы разгофаривали, – Дальгрен поставил ведро на стол. – Если ты не фозражаешь, я могу очистить это для вас, – он извлек нож из ножен.

– Мы справимся сами, – сказала Куинн. – Когда вы успели поговорить?

– Ох, это было ночью, когда я рыбачил, – Дальгрен проигнорировал укоризненный взгляд девушки и то, что она специально держит дверь открытой, приглашая его на выход. Он присел напротив Дэниела на другой стул. – Фаш муж любит гулять ночью. И он гулял со мной, чтобы мы могли гофорить.

– Мы собирались завтракать… – буркнула Куинн.

– Йа… я вижу, – Дальгрен одарил ее своей серозубой улыбкой. – Фам лучше закрыть дферь. Мухи могут флетать.

– Дэниел, пожалуйста, скажи этому человеку, чтобы он покинул наш дом, – сказала Куинн. – Я не хочу видеть его здесь.

Дальгрен посмотрел через стол прямо в глаза Мэтью Корбетта.

– Как тфоя голофа сегодня, Даниэль?

– Прошу, уходите! – процедила Куинн сквозь плотно стиснутые зубы.

– Может, вам и правда стоит уйти, – тихо сказал Дэниел. – Сейчас не время.

– Сейчас самое фремя, – был ответ графа, и прозвучал он остро, как если бы был нанесен рапирой. Несколько секунд в помещении висело тягучее молчание, затем Дэниел кивнул и сказал:

– Куинн, закрой дверь. Не бойся, все хорошо.

– Я не хочу, – сказала она, и в голосе ее прозвучало нечто испуганно-детское.

– Все хорошо, – повторил он, и вскоре – очень медленно – дверь все же была закрыта.

– Йа… фот это хорошо! Хозяин дома. Очень хорошо, – Дальгрен продолжал буравить глазами Мэтью Корбетта. – Нам надо гофорить о некоторых фещах, фсем нам троим.

– Говорить о чем? О каких вещах? – спросила Куинн, настороженно приближаясь к столу.

– Фаш муж здесь, – начал Дальгрен. – Фаш мужчина. Фы знаете, Аннабель была хорошей женщиной. Нехорошо было, что я посфолил ей так уйти. Она знала и гофорила очень хорошие вещи о Даниэле. Он… как это сказать… был джентльмен, йа?

– Он – джентльмен, – поправила Куинн, становясь позади своего мужа и кладя руку ему на плечо.

– Мне кажется… этот джентльмен не должен быть здесь, в этом месте, – Дальгрен внимательно окинул взглядом комнату, которая была явно уютнее и лучше обставлена, чем его собственное жилище. – Не только здесь, ф этом доме, но и ф этом городе. Здесь нетничего, что было бы его. Я хочу сказать, это отличное место, чтобы… как это гофорится… зализывать раны – если надо. Но сейчас фремя пришло.

– Какое время? – спросила Куинн, прищуриваясь.

– Фремя для Мэтью Корбетта плыть ф Лондон со мной. Это есть имя мужчины, который сидит напротиф меня. Не Даниэль Тейт, – зеленые глаза Дальгрена уставились на Куинн. – Фаш Даниэль умер и не фернулся.

Куинн стояла неподвижно. Но молодой человек, который не помнил своего настоящего имени или своего прошлого, почувствовал, как по руке, лежащей на его плече, пробегает дрожь, как если бы на нее подул пронизывающий холодный ветер. В глазах девушки заблестели слезы.

– Вы этого… не знаете, – прохрипела она. – Не понимаете, что говорите! – ее рука сжала плечо Мэтью Корбетта, как будто это могло придать ей твердости духа, а ему – позволить действительно почувствовать себя Дэниелом Тейтом. – Скажи ему, Дэниел! Скажи ему, кто ты.

Он накрыл ее руку своей и сжал, но утешить ее этим не мог. Он должен был сказать правду:

– Прости, Куинн. Но я не уверен в том, кто я на самом деле, – и теперь настало время принять решение. – Но… я знаю, что люблю тебя, как муж может любить жену, и я останусь здесь, с тобой, пока я смогу…

Ему не позволили закончить предложение, потому что граф Дальгрен внезапно вскочил на ноги и взмахнул ножом. Лезвие резко полоснуло по горлу Куинн, и она начала заваливаться на спину с искренним удивлением в глазах. Кровь брызнула из красной тонкой смертельной раны.

– Нет, – сказал граф Дальгрен очень спокойно. Лезвие его ножа краснело от крови только что убитой девушки. – У меня не такой план.

Если дух Дэниела Тейта и вправду сумел завладеть телом другого мужчины, тогда именно он заставил крик горя вырваться из горла молодого человека, а его руку – схватить ведро и направить его в голову Дальгрена. Граф успел заслониться плечом и не позволить разнести себе голову, но даже такой удар причинил много боли, заставил его вскрикнуть и упасть на колени. Серебряные рыбки вывалились на пол, а одна из них упала в маслянистую чащу волос пруссака.

Удар по ребрам заставил Дальгрена свернуться и выкрикнуть какое-то проклятие на своем языке, а затем молодой человек, не помня себя, бросился к Куинн, присел рядом с ней на колени и попытался двумя руками зажать рану, из которой хлестала кровь. Девушка посмотрела на него с ужасом, прося помощи, которую он не мог ей оказать, потому что он знал: рана смертельна.

– Помогите мне! – прокричал он Дальгрену, но граф мог только подняться на колени и потирать ушибленные ребра.

– Я люблю тебя! – сказал молодой человек умирающей девушке. – Я люблю тебя! Не покидай меня! Не уходи! Я люблю тебя!

Она сжала его руки, как если бы цеплялась за жизнь с их помощью. Но она теряла слишком много крови и слишком быстро угасала. Ее темно-синие глаза потемнели еще сильнее и начали стекленеть. Ее рот двигался, и казалось, что она пытается слизать или проглотить кровь, мешающую дышать, хотя на самом деле было ясно, что она пытается говорить. Он опустил голову к ее губам, все еще пытаясь удержать кровь, но она продолжала толчками выступать из раны.

Девушка произнесла три слова, но правильно ли он их услышал, он не мог сказать наверняка – у него еще будет время подумать над этим, потому что они могли означать лишь то, что девушка, убитая горем смерти мужа, уже давно жила своей отчаянной фантазией.

Она сказала (или ему лишь показалось, что сказала): «Мой Дэниел ждет».

Больше он ничего не мог сделать – мог лишь смотреть, как жизнь покидает ее.

В конце концов, Мэтью Корбетт отнял окровавленные руки от раны, отвернулся и сел, подтянув колени к подбородку, начав раскачиваться назад и вперед. Глаза его расширились, кровь Куинн была разбрызгана по лицу.

– Встань! – почти без акцента сказал Дальгрен, который уже поднялся на ноги и осознал, что у него в волосах запуталась рыба. С аристократичным видом, нисколько не подходящим сейчас под его ущербный вид, он вытащил ее и отшвырнул в сторону. – Очисти себя и оденься. Фосьми с собой одежду для путешестфия и сумку, чтобы фсе унести. Мы поедем ф Чарльз-Таун.

– Убийца, – прошептал Мэтью, продолжая раскачиваться назад и вперед и смотреть в никуда. – Убийца. Убийца.

– Я открыл тебе путь, – ответил Дальгрен. – И себе тоже. Мы поедем ф Чарльз-Таун сегодня, продадим моих лошадей и пофозку и отпрафимся ф Англию. Собирайся.

– Убийца. Убийца. Убийца.

– Йа… я слышал, – Дальгрен присел на колени, его лицо остановилось в нескольких дюймах от лица Мэтью, и граф увидел глубоко в глазах молодого человека шок. Мейстер Корбетт представлял собой кровавое месиво, и его точно нужно было отмыть, прежде чем выводить из этой хижины. – Но кто убийца? Мне остафить тебя так? Ты позофешь на помощь, расскажешь, что увидел тут? Тогда я остафлю нож здесь… соседи этой дефушки знали, что она безумна… и что она нашла где-то безумного молодого мужчину, чтобы заменить своего Даниэля, – он протянул руку и стукнул Мэтью по лбу. – Подумай! – сказал он. – Почему у меня была причина убить ее и разрушить любофь дфух безумных людей? Ах, я! Какая трагедия! Фставай, Мэтью, мы уходим фперед фместе. Ты не должен остафаться здесь теперь. Ты понимаешь?

Даже своим воспаленным, измученным разумом – он понимал. Он хотел остаться здесь, заморозиться в этой позе и в этом моменте, но знал, что не может этого сделать.

Взгляд Мэтью переместился. Теперь он смотрел на Дальгрена с холодной яростью.

– Однажды я убью вас, – прошептал он, и слезы побежали по его щекам.

– Как тебе угодно, – Дальгрен небрежно потрепал молодого человека по голове и ухмыльнулся, обнажив свои серые зубы. – Но это будет не сегодня, нам нужно сделать еще много вещей. Поднимайся. Я помогу тебе, йа?

Глава двадцать четвертая

Двухмачтовая бригантина называлась «Странница». Своим потертым, почти заброшенным видом она наводила на мысль о том, что прошла слишком много плаваний, но не готова была сдаться, и здесь, в гавани Чарльз-Тауна ранним утром второй недели августа принимала на себя сундуки, ящики, бочки и нескольких пассажиров вдобавок, которые решили отправиться к комфортным каменным улицам Старого Света.

Скромная толпа собралась в доках, чтобы проводить корабль в путь. Это было ближайшее судно, отплывающее в Англию, поэтому невольно привлекало провожающих. Граф Антон Маннергейм Дальгрен и его юный спутник пробрались через толпу по направлению к трапу, неся холщовые сумки с одеждой. Они жили вместе в течение трех дней в маленьком пансионе на окраине Чарльз-Тауна в ожидании этого судна и теперь хотели поскорее взойти на борт. Они почти не разговаривали друг с другом, даже во время совместных трапез. Молодому человеку приходилось спать на коврике на полу, потому что в их комнате была только одна узкая кровать. Они не разговаривали и с другими людьми тоже, поэтому хозяйка пансиона решила, что с молодым человеком, должно быть, что-то не так – слишком уж странно он смотрел в пустое пространство в течение долгого времени, похоже, не думая ни о чем.

Послышался звон колокола в доках, подавая сигнал о том, что вскоре видавшее виды судно под названием «Странница» отправится в путь, и все, кто собирается попасть на борт, должны поторопиться.

Тощий молодой человек с черной бородой не был узнан никем из благородных дам или джентльменов, присутствовавших с ним на балу Дамоклова Меча больше месяца назад. Его одежда была чистой и простой, он был вымыт и по-прежнему аккуратен, однако был уже другим человеком. Разумеется, в этой толпе были люди, с которыми он встречался в ту ночь, когда юный решатель проблем из Нью-Йорка победил Магнуса Малдуна на дуэли с помощью гребня. Но… в этих кругах его персона удостоилась лишь перешептываний о том, что забыл все свои вещи в Каррингтон Инн и – какой позор! – забыл заплатить по счету.

В Чарльз-Тауне стояли жаркие дни. Кто знал, что в это лето приключилось с некоторыми людьми? Многие имеют обыкновение приезжать и уезжать, и если молодой человек действительно потерялся, надо думать, люди из Нью-Йорка, с которыми он связан, приедут и будут его искать. Или нет… В любом случае, жизнь будет идти своим чередом.

Разговоры этим летом, так или иначе, были сосредоточены на кое-чем другом. На грозном звере из лесов, на отшельнике, чернобородом монстре. Только… Магнус Малдун уже не был таким зверем, и явно уже не выглядел монстром после того, как сбрил эту пугающую бороду. «О, да!» – говорили женщины своим джентльменам. – «Этот мужчина, оказывается, так молод! Он держит магазин – прямо там, на Фронт-Стрит, где продает прекраснейшие стеклянные бутылки. Он делает их сам, как это ни невероятно! Разумеется, магазинчик у него маленький по сравнению с остальными, но он очень даже стоит внимания… и не только из-за бутылок, но и из-за самого мистера Малдуна. Теперь он ходит в чистом костюме, белой рубашке и с расчесанными волосами – всегда аккуратными – и работает в своей мастерской… в стеклодувном деле он действительно виртуоз, а вдобавок к тому – настоящий джентльмен», – а дальше они наклонялись чуть ближе и говорили тише, потому что это была самая занимательная часть истории. – «Вы слышали, что сама Пандора Присскиттзаходила в этот магазин? Да, ее любопытство взяло над ней верх! Она зашла туда в компании Фэнни Уолтон, чтобы не показаться слишком дерзкой. И вот… вот, в чем дело! Фэнни Уолтон рассказывала Синтии Мэддоуз, а та рассказала Эми Блэр… что Пандора Присскит глаз не могла оторвать от нового образа Магнуса Малдуна. Он, кстати, приехал в город с большой суммой денег, вы слышали об этом? И теперь его вполне можно назвать богатым красавцем. О, у него, конечно, толком нет ни семьи, ни имущества, но разве это важно? Неужели все это перевоплощение – не прекрасно?»

Многих интересовало и другое.

О… его реакция на Пандору?

Он улыбнулся ей, продал ей бутылку по обычной цене и сказал: Хорошего вам дня, мэм.

Россказни, россказни… так они и ходили по всем уголкам Чарльз-Тауна. Но далеко не всем было известно, что Магнус Малдун вернул кобылу по имени Долли в ее загон после того, как дважды проехал семь миль вверх по течению реки Солстис, чтобы найти тело, которое нельзя было там обнаружить, а после – заплатил по счету в Каррингтон Инн.

Мэтью Корбетт, человек без прошлого, следовал за графом Дальгреном через толпу. К нему все еще приходили вспышки образов из прошлого – расплывчатое лицо тут, кусок какого-то имени там, странное обрывочное воспоминание о хищной птице, летящей с неба вниз и готовой выклевать ему глаза. Частенько наведывались короткие воспоминания о двух сильно похожих друг на друга людях, падающих с балкона огромного замка, о том, как сам этот замок рушится – но ничто из этого не задерживалось надолго. Молодой человек не мог уцепиться за эти образы. У него не было другого выбора, кроме как последовать за убийцей на борт «Странницы» в надежде, что по дороге в Лондон ему удастся выяснить, кем он на самом деле был и почему этот Профессор Фэлл так хочет наградить его.

Когда они пробились через толпу, Мэтью посмотрел на женщину и мужчину, стоящих рядом. Оба они были одеты экстравагантно и, похоже, принадлежали к элите города, хотя и были странной парочкой. Женщина была в высоком парике, обладала тучной фигурой и сильно напоминала розовый кусок пирога или, вернее, пудинга. Ее спутник же был длинным и худым, явно намного старше ее, носил костюм с серыми полосами и черную треуголку поверх напудренного парика. Взгляд Мэтью остановился на лице этого человека, и в это жаркое утро он тут же ощутил холодок. Голова человека повернулась, темные глаза уставились на юношу, и во взгляде этом чувствовалась какая-то странная – может, даже нечестивая – сила.

– Пошефелифайся! – сказал Дальгрен.

– Подождите, – возразил Мэтью, стараясь вспомнить что-то об этом незнакомце, но не мог этого сделать. – Я думаю… я знаю этого человека.

– Дафай! – раздраженно сказал Дальгрен. – Надо идти!

Внезапно человек, похоже, узнал Мэтью и встрепенулся. Дальгрен протянул руку, чтобы схватить своего спутника за рубашку и потащить на борт, но Мэтью вырвался и приблизился к человеку, а тот, в свою очередь, уже продирался через толпу в его сторону.

– Боже Всевышний! – воскликнул человек так громко, что голос этот мог быть сравним с ударом грома или землетрясением. – Это ты! Время тебя не пощадило – я едва узнал тебя! – он оглянулся на свой кусок пудинга. – Слушай, Мэтью, – он наклонился ближе и заговорил заговорщицки тихо. – Я понятия не имею, зачем ты здесь, но у меня сейчас отличный расклад. Я больше не Исход Иерусалим, меня теперь зовут граф Томас Каттенберг, я чужеземец. Прибыл из… да неважно, откуда, пока она не интересуется географией и держит свой кошелек открытым. Я знаю, у нас с тобой были разногласия, но… пожалуйста… воздержись от попыток отомстить мне, ладно? Вот, – он скользнул в карман, извлек две золотые монеты и сунул их в руку Мэтью. – И снова, выражаю глубочайшие соболезнования по поводу безвременной кончины магистрата Вудворда.

– Кого? – беспомощно переспросил Мэтью.

Хмурый взгляд человека мог запросто подбить ворона в полете.

– Кого? – повторил он. – Ты прекрасно знаешь, кого! – он внимательно заглянул в глаза Мэтью, но заметил лишь то, что они потускнели, как лед на мельничном пруду. – Да что с тобой такое?

– Я знаю вас… – пробормотал Мэтью. – Но… откуда? Я не помню. В моей голове… все, как в тумане.

– Мы можем не попасть на корабль. Идем! – граф Дальгрен внезапно возник сбоку от Мэтью и подхватил юношу под локоть, чтобы увести с собой. – Доброго дня, сэр! – сказал он Томасу Каттенбергу, в прошлом эксцентричному и известному проповеднику Слова Божьего по имени Исход Иерусалим, который готов был исповедать Рэйчел Ховарт и исцелить ее от ведьмовства, чтобы потом она шествовала с его передвижным лагерем и вымаливала прощение Господа в палатке его глашатая.

– Сейчас! Один момент! А что случилось с мистером Корбеттом? – поинтересовался фальшивый граф, перехватывая локоть Мэтью.

– Он… пострадал ф несчастном случае, – сдержанно отозвался Дальгрен. – Мы отпрафляемся в Лондон, чтобы лечиться. И еще раз… доброго дня, сэр, – с натянутой серозубой улыбкой пруссак утянул Мэтью с собой, и шустрый лжеграф успел забрать монеты из руки молодого человека и вернуть их туда, где им положено быть – в собственный карман.

– Жаль, – сказал он, когда они удалились, но его глаза не выказали сочувствия и остались холодны. – Прощай, Мэтью! – крикнул он. – Уверен, наши пути еще сойдутся на этой неисповедимой бурной реке, которую мы именуем жизнью! – затем он понял, что слишком углубился в образ Исхода Иерусалима, а ответа все равно не удостоился: Мэтью Корбетт даже не оглянулся в его сторону, поднимаясь на корабль. Он смотрел только прямо перед собой, делая осторожные шаги в своей жизни без прошлого.

Вскоре судно покинуло порт. Паруса «Странницы» раскинулись во всю ширь, и волны понесли ее через Атлантику в новое беспорядочное, а, быть может, опасное путешествие. Через какое-то время толпа провожающих разошлась: ни для кого не осталось в порту ничего интересного.

Но один человек обернулся и посмотрел на уходящую вдаль «Странницу», идя рядом со своей розовой пухлой дамой с большим кошельком. Он хмуро потер подбородок и подумал, что кому-то, наверное, следует знать, что Мэтью Корбетт был болен, возможно, потерял память и теперь его увозили в Лондон – судя по всему, силой. Быть может, даже бо̀льшей силой, чем могло показаться на первый взгляд.

Но кому он мог рассказать? Он был много кем, но не мог назвать себя Добрым Самаритянином. Это потребует слишком больших усилий. Он вспомнил своего отца, настоящего проповедника, вещавшего об Адском Пламени. Когда-то давно он говорил своему сыну:

Каждая душа должна выдержать свои собственные испытания, выиграть свой собственный бой и вырваться из собственной тюрьмы.

Он продолжал смотреть на уходящий корабль с отважным молодым человеком на борту, которому, пожалуй, предстоит столкнуться со всеми тремя из этих тягот.

– Желаю тебе удачи… – прошептал он и, к собственному удивлению, понял, что действительно говорил это искренне.

Затем он повернулся прочь, взял за руку полную даму и понял, что даже такому негодяю, как он, найдется место в этом неспокойном мире. С этой мыслью он отбросил ненужные волнения и вернулся к своей комфортной жизни.