Текст книги "Большой террор. Книга II"

Автор книги: Роберт Конквест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Заговор против Троцкого был соткан в темном мире советской шпионской сети в США, и некоторые эпизоды операции были раскрыты лишь после ареста Джека Собла в 1957 году.

Джек Собл был приставлен шпионить за Троцким еще в 1931-32 годах, и он действовал очень умело. Следующим агентом НКВД, пробравшимся в политическое окружение Троцкого, был незаурядный авантюрист Марк Зборовский. О нем сказано, что этот человек „повсюду оставлял за собой след крови и вероломства, как шекспировский злодей“. Он ускользал от правосудия много лет; в Соединенных Штатах он долгое время подвизался как уважаемый антрополог Колумбийского и Гарвардского университетов. Лишь в декабре 1958 года он был разоблачен и приговорен к семи годам тюрьмы за ложные показания.[805]805
  89. Isaak Den Levine, The Mind of an Assassin, London, 1959, p. 27.


[Закрыть]

А в тридцатые годы Зборовский сделался правой рукой Льва Седова и получил доступ ко всем секретам троцкистов. В ноябре 1936 года он организовал ограбление архива Троцкого в Париже. Зборовский никого не убивал сам, он был, так сказать, „диспетчером“; такую роль он играл, например, в убийстве Игнатия Рейсса.[806]806
  90. D. Dallin in The New Leader, 19–26 March, 1956.


[Закрыть] Он организовал лишь случайно не удавшееся в 1937 году убийство Вальтера Кривицкого, но зато успешно провел операцию по уничтожению в Испании секретаря Троцкого Эрвина Вольфа. Весьма вероятно, что именно Зборовский передал в руки убийц молодого немца Рудольфа Клемента – секретаря троцкистского Четвертого Интернационала. Клемент исчез в 1938 году; вскоре в реке Сене был выловлен обезглавленный труп, предположительно опознанный как тело Клемента. Так или иначе, его больше не видели.

14 февраля 1938 года в парижской больнице при подозрительных обстоятельствах умер Лев Седов.[807]807
  91. Don Levine, p. 41; см. также Bulletin d ini ormaiion., n. 11, mai 1 962.


[Закрыть] Поскольку в больницу Седова привез лично Зборовский, можно с полным основанием предполагать, что он тут же информировал убийц НКВД о представившемся удобном случае.

То, что Троцкий сумел дожить до 1940 года, вероятно, объясняется нарушением деятельности ИНУ НКВД в результате сперва ежовской, а потом бериевской чисток. Трудности возникли также в связи с разоблачениями, сделанными двумя крупными работниками НКВД, бежавшими из Советского Союза, – Люшковым в Японии и Орловым в Испании.

Более того, после не совсем ясной попытки убить Троцкого в январе 1938 года были приняты очень строгие меры предосторожности. На вилле в местечке Койоачан возле Мексико-Сити, где жил Троцкий, несли охрану и троцкисты, и мексиканская полиция.

После этого планирование убийства Троцкого было поручено многолюдному штабу в Москве, где все было разработано до мельчайших подробностей. В здании НКВД на улице Дзержинского, 2 этот штаб и особое досье Троцкого занимали три этажа.[808]808
  92. Don Levine, p. 50; см. также V. and E. Petrov, Empire of Fear.


[Закрыть]

Можно определенно сказать, что главным побудительным мотивом подобных действий Сталина было желание просто физически уничтожить любых других возможных руководителей. Дальнейшее очернение Троцкого было ненужным и невозможным. В любом отношении, кроме самого факта убийства главного врага, Сталин мог ожидать лишь отрицательного эффекта от террористического акта. Но сам факт перевешивал все остальное. Недаром же дважды во время войны с немцами Сталин проводил массовые расстрелы среди сколько-нибудь видных военных и политических деятелей, томившихся в лагерях; эти две волны казней в точности совпадают с двумя самыми критическими периодами на фронте, когда Сталину мерещилось поражение.

Организация убийства Троцкого была поручена полковнику НКВД Леониду Эйтингону, которому для этой цели были седаны в распоряжение практически неограниченные средства. В 1936 году Эйтингон прошел хорошую школу в Испании, где носил псевдоним „Котов“ и работал под непосредственным руководством Орлова. Да и без того он имел солидный опыт террористической деятельности за границей, был видной фигурой в ежовской сети „специальных операций“. Карьера Эйтингона продолжалась много лет Николай Хохлов, посланный в Германию для убийстве председателя Исполнительного Бюро НТС Г. С. Околовича и отдавший себя вместо этого под его защиту весной 1954 года,[809]809
  93. H. E. Хохлов, «Право на совесть», Франкфурт-на-Майне, 1957, гл. 14.


[Закрыть] работал вместе с Эйтингоном уже после смерти Сталина. Несколько позже Эйтингон, по-видимому, был расстрелян за свои связи с Берией.

Итак, Эйтингон отправился в Мексику. С ним ехали основатель аргентинской компартии и верный сталинец Витторио Кодовилья, в свое время участвовавший в убийстве Андреса Нина, а также другой видный убийца еще с испанских времен – Витторио Видали.

Компартия Мексики, тогда возглавлявшаяся Германом Лаборде, была настоящим политическим движением и не выказала никакого восторга по поводу предстоящей террористической операции. Тогда, в порядке подготовки убийства Троцкого, руководство партии пришлось сменить: власть досталась „бескомпромиссной“ группе, в состав которой входил известный художник-коммунист Сикейрос.

Действуя под именем Леонова, полковник Эйтингон организовал первую попытку убийства Троцкого в виде операции широкого размаха. Центральной фигурой операции был сам Сикейрос.

23 мая 1940 года Сикейрос и двое его соучастников переоделись в форму мексиканской армии и полиции, вооружились автоматами, зажигательными бомбами, а также штурмовыми лестницами и дисковой электропилой. Под их командой находилось еще двадцать бандитов. Сам Сикейрос переоделся майором мексиканской армии. Было около двух часов ночи, когда убийцы подъехали к охраняемой вилле Троцкого на четырех автомашинах. Нескольких полицейских предварительно заманили подальше от виллы; других связали под дулами автоматов. Были перерезаны телефонные провода, а дежурного личного охранника Троцкого, американца Харта, сбили с ног и оглушили. Отряд ворвался во внутренний дворик виллы – патио – и несколько минут обстреливал длинными очередями все спальни, выходившие, по мексиканскоиу обычаю, окнами в патио. Потом убийцы бежали, оставив несколько зажигательных бомб и заряд динамита. Заряд не взорвался; Троцкий был лишь легко ранен в правую ногу; ранение получил также десятилетний внук Троцкого. Жена Троцкого отделалась ожогами от воспламенившихся зажигательных бомб. Налет провалился.

Несколько позже из земли на участке виллы Сикейроса был выкопан труп американца Харта, которого бандиты увезли с собой, застрелили и зарыли.

Коммунистическая партия Мексики отмежевалась от этого преступления и заявила, что не имеет ничего общего с Сикейросом и Видали. К 17 июля личность всех участников нападения на виллу Троцкого была установлена мексиканской полицией.

В сентябре 1940 года Сикейрос был разыскан в провинции, где скрывался от правосудия, и немедленно арестован. Но хотя все факты были установлены, на мексиканскую фемиду началось политическое давление. Вдобавок к этому „интеллектуалы и художники“ просили президента принять во внимание, что „деятели науки и искусства важны для страны как передовой отряд культуры и прогресса“.[810]810
  94. Don Levine, p. 188.


[Закрыть] В результате суд доброжелательно выслушал заявление Сикейроса, что триста пуль были выпущены по жилым комнатам виллы Троцкого „лишь в психологических целях“, без намерения кого-либо убить или ранить. Свидетельские показания о том, что Сикейрос, узнав о невредимости Троцкого, воскликнул: „Вся работа впустую!“, не было принято во внимание судом. Было также найдено, что обстоятельства смерти Харта не могут служить основанием для обвинения в умышленном убийстве. Судья заявил, что обвиняемые не вступали друг с другом в преступный сговор, поскольку сговор не лложет состоять в одном изолированном преступлении, а должен, чтобы квалифицироваться как таковой, иметь „стабильность и постоянство“. Подсудимые были также оправданы по обвинению в ношении формы полицейских офицеров – на том основании, что хотя они и надели форму, но не пытались узурпировать какие-либо полицейские функции.

Между тем, Сикейрос находился не в тюрьме – он был освобожден под залог. И, натурально, получив очень своевременное приглашение от чилийского поэта-коммуниста Пабло Неруды выполнить кое-какие стенные росписи в Чили, он решил им воспользоваться. Таким образом, он избежал даже легкого приговора, который мог быть ему вынесен за кражу двух автомобилей около дома Троцкого.

После провала Сикейроса Эйтингон немедленно ввел в действие резервный оперативный план. Через четыре дня после ночного налета Троцкого впервые познакомили с его будущим убийцей Рамоном Меркадером.

Мать Меркадера Каридад была испанской коммунисткой. В годы гражданской войны в Испании она состояла в особой группе по ликвидации политических противников. Есть сведения, что в те годы она была также любовницей Эйтингона.

Работники НКВД в Испании держались правила забирать себе паспорта всех убитых бойцов и командиров Интернациональной бригады. Один такой паспорт вручили Меркадеру. Паспорт принадлежал канадцу югославского происхождения, который отправился добровольцем в самом начале гражданской войны в Испании и был очень скоро убит. Фамилия в паспорте была аккуратно переделана на „Джексон“. Это типичное англо-саксонское имя – лишь один любопытный пример нелепых промахов, допущенных в ходе ловко, в общем-то, спланированной операции. Но никто почему-то не обратил внимания на то, что явный испанец носил явно английскую фамилию.

Подготовив таким образом Меркадера, его ввели в мир внешне респектабельных нью-йоркских левых. Этот мир в то время буквально кипел коммунистическими страстями и интригами и был готовой вербовочной базой для агентов Ежова. Общее руководство подготовкой убийства по варианту Меркадера осуществлялось тогда постоянным резидентом НКВД, советским генеральным консулом в Нью-Йорке Гайком Овакимяном, который лишь гораздо позже, в мае 1941 года, был разоблачен и выслан из страны.

Подробности подготовки – часть которых и до сих пор не выявлена с полной ясностью – нас здесь не интересуют. Интересно, однако, отметить вот что. В этом преступлении, как и в крупных шпионских делах сороковых и пятидесятых годов, было замешано много людей, о которых ничего похожего нельзя было и подумать. Их беспартийные знакомые, разумеется, отвергли бы самую мысль о возможности участия этих лиц в какой-либо преступной деятельности. Между тем, фракционные страсти, революционный романтизм и даже чистый идеализм сделали этих людей сознательными или полусознательными соучастниками вульгарного убийства.

Вот такие-то левые и познакомили Меркадера с Сильвией Агелов – американской троцкисткой, работавшей в социальном обеспечении. Меркадер обольстил ее и вступил с ней в связь, которую принимали за брак. Сильвия в данном случае была совершенно невинной жертвой – она ничего не знала о готовящемся преступлении. Но именно она ввела Меркадера в дом Троцкого.

В качестве мужа Сильвии Меркадер пять или шесть раз побывал у Троцких и стал, что называется, „принят в доме“. 20 августа он прибыл на виллу в Койоачан якобы для того, чтобы дать Троцкому на просмотр написанную им статью. На Меркадере был плащ, в подкладку которого был зашит длинный кинжал. В кармане лежал револьвер. Но главным оружием убийцы был срезанный до нужного размера ледоруб. Меркадер был опытным альпинистом и выбрал ледоруб в качестве оружия потому, что хорошо владел им. Впрочем, это еще не самое странное оружие, когда-либо примененное агентами НКВД за рубежом. Владимир и Евдокия Петровы сообщили об убийстве советского посла за границей органами НКВД, причем убийца был физически сильным человеком и действовал с помощью железного прута.»

Меркадер оставил автомобиль перед виллой развернув его в удобную для бегства сторону. За углом ждал еще один автомобиль, в котором сидели мать Меркадера и один из агентов Эйтингона. Наконец, в третьем автомобиле, за квартал от виллы, восседал сам полковник Эйтингон.

У Троцкого на письменном столе лежало два револьвера, и он в любой момент мог поднять тревогу, нажав тайную кнопку. Но Меркадер дал ему на прочтение статью, и когда Троцкий склонился над ней, убийца выхватил свой ледоруб и нанес Троцкому страшный удар по голове.

План Меркадера состоял в том, чтобы мгновенно после этого исчезнуть. Однако его удар не убил Троцкого сразу. У Троцкого вырвался крик – по словам самого Меркадера «очень протяжный, прямо бесконечный». Один из охранников Троцкого – тот, что вбежал первым и схватил Меркадера – тоже описывает крик Троцкого. По его словам, это был «долгий стон агонизирующего человека, полукрик, полурыдание».

Троцкого еще успели оперировать, и он скончался примерно через сутки после удара – 21 августа 1940 года. Ему было около шестидесяти двух лет.

Представ перед судом после дела Сикейроса, Меркадер, по-видимому, тоже надеялся, что приговор будет легким. Может быть, он думал убедить судью, что учил Троцкого альпинизму и убил случайно. Однако его приговорили к двадцати годам тюрьмы и он отбыл свой срок день в день. После того, как полиция полностью идентифицировала Меркадера по отпечаткам пальцев, он все равно отказался сообщить, кем был на самом деле и почему совершил убийство. Тогдашняя официальная сталинская версия состояла в том, что убийца был разочарованным троцкистом и не имел ничего общего с НКВД.

Годы заключения Меркадера проходили в несколько иной обстановке, чем в советских тюрьмах и лагерях. Мексиканская революция провела подлинные реформы тюремной системы. Посетитель, имевший свидание с Меркадером в тюрьме, пишет: «Его камера, просторная и солнечная, с небольшим открытым внутренним двориком – патио – имела прекрасную кровать и стол, заваленный книгами и журналами».

Кроме того, по мексиканскому закону, Меркадер имел право приглашать в камеру женщин и оставаться с ними.

Эйтингон и мать Меркадера между тем покинули Мексику заранее подготовленным секретным маршрутом. В Москве мамаша Каридад была принята Лаврентием Берией, представлена Сталину и награждена орденом, причем второй орден ей был вручен для сына.[811]811
  95. E. Castro Delgado, J'ai perdu la foi à Moscou, Paris, 1950.


[Закрыть]

Поистине, ликвидация последнего крупного противника Сталина вызвала огромное удовлетворение в Кремле! Можно отметить, что сбылось в самом буквальном смысле одно из предсказаний Троцкого. В 1936 году он писал о Сталине: «Он стремится нанести удар не по идеям своего оппонента, а по его черепу».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ВЕРШИНА

По шесть-семь тысяч жертв

День каждый уносил.

Байрон

После процесса Бухарина Сталин и Ежов занялись остатками оппозиции на партийных верхах.

Последняя волна внутрипартийного террора, направленная против сторонников и помощников Сталина, была хорошо обозначена в закрытом письме «О недостатках партийно-политической работы в РККА и мерах к их устранению», выпущенном весной 1938 года с его личным участием. Письмо предписывало «ликвидацию последствий вредительства» и требовало «не забывать также о „молчалиных“», тех, кто отмалчивался, пытаясь остаться в стороне от борьбы «с врагами народа».[812]812
  1. Ю.П.Петров, «Партийное строительство в Советской армии», стр. 301.


[Закрыть]

Сперва были подчищены остатки: казнили несколько работников не очень крупного масштаба, которые, возможно, предназначались играть роль подсудимых в бухаринском процессе, но вели себя недостаточно послушно, чтобы быть выпущенными в зал суда. В качестве примера можно привести первого секретаря ЦК КП Казахстана Л. И. Мирзояна, который подвергся нападкам Сталина на февральско-мартовском пленуме 1937 года. «С ведома Сталина Л. И. Мирзоян был освобожден от работы, арестован и обвинен в тяжких преступлениях»,[813]813
  2. В. И. Ляхов в «Вопросах истории КПСС» № 1, 1965 («Левой Исаевич Мирзоян»), стр. 101–104.


[Закрыть] а в мае 1938 года расстрелян, так ни в чем и не признавшись.

Однако предстояла еще более крупная игра. Приблизительно в марте или апреле 1938 года был арестован Постышев. А три обреченных члена Политбюро – Эйхе, Косиор и Чубарь – все еще появлялись, хотя и нерегулярно, в разных официальных документах – например, им, в числе других, адресовали телеграммы полярники с дрейфующей льдины.

Из этой тройки первыми пали Эйхе и Косиор. Эйхе был арестован 29 апреля 1938 года. А Косиор, как явствует из выпущенной о нем книжки,[814]814
  3. «Станислав Викентьевич Косиор», Киев, 1963, стр. 174.


[Закрыть] еще 28 апреля фигурировал в предвыборных списках. Но перед самыми первомайскими праздниками его забрали. НКВД вообще имел обычай «брать» под праздники, чтобы затруднить попытки немедленного вмешательства.

Теперь Сталин полностью игнорировал какие бы то ни было формальности. Как сообщил на XX съезде Хрущев, об аресте Косиора не было обмена мнениями или решения Политбюро. То же самое, – сказал тогда Хрущев, – относится и к «другим случаям такого же рода».[815]815
  4. Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС, стр. 28.


[Закрыть] Об арестах Эйхе и Косиора не было объявлено вообще. Но интересующиеся могли понять это сразу, потому что в одно прекрасное утро киевская «радиостанция имени Косиора» вышла в эфир без этого имени.[816]816
  5. Стоит отметить, что на закрытом заседании XX съезда сам Хрущев сослался на этот вид информации (см. стр. 59).


[Закрыть]

В то же время печать отвлекала читателей другими, «более важными», темами. Большую часть мая и июня 1938 года газеты занимались предвыборной кампанией, митингами трудящихся по этому поводу и тому подобным. Вновь, как предыдущей зимой, фанфары громко трубили о советской демократии. Выборы 26 июня прошли под аккомпанемент «нового подвига сталинских соколов» – беспосадочного перелета Коккинаки по маршруту Москва-Хабаровск.

Отсутствие обоих арестованных на первомайской трибуне было замечено. Но Чубарь еще был на Красной площади.

8 последний раз он фигурирует в официальном приветствии

9 июня. А в документе от 1 июля, содержащем список членов Политбюро, Чубаря уже нет.

Считается, что Чубарь был озабочен недостатками в промышленности и имел сомнения относительно новой сельскохозяйственной системы. Он был близко связан с Орджоникидзе и был, дескать, недоволен нарастанием культа личности. Незадолго до своего ареста Чубарь «глубоко возмущался фактами незаконных репрессий, отказывался верить, что его лучшие друзья, прошедшие бок о бок с ним всю жизнь, могли оказаться шпионами и предателями». Взгляды Чубаря стали известны тем, кто проводил террор. Чубаря вывели из Политбюро, освободили от обязанностей заместителя председателя Совнаркома и послали на низовую работу в Соликамск. Но «лишь несколько месяцев пробыл он там. Вскоре он был арестован и расстрелян».[817]817
  6. В. Дробижев и Н. Думова, «В. Я. Чубарь», Москва, 1963, стр. 71.


[Закрыть]

Между тем, Эйхе поместили в новый «политизолятор», а по существу застенок, в «Сухановку», тюрьму, специально предназначенную для арестованных крупных работников. Здесь Эйхе попал в руки к печально знаменитому следователю 3. М. Ушакову. Вскоре Эйхе переломали ребра, и он начал признаваться в том, что был руководителем «запасной сети», якобы созданной Бухариным в 1935 году.

По-видимому, имелось в виду то, что на бухаринском процессе было вскользь названо «другим запасным центром». Этот мифический «центр» будто бы существовал уже в конце 1935 или в начале 1936 года, когда Рыков якобы торопил Чернова связаться с этим «центром» через Любимова.[818]818
  7. «Дело Бухарина», стр. 101 (Показания Чернова).


[Закрыть] А «другим» сей «центр» назвали потому, что на процессе упоминалась также некая параллельная группа правых под руководством Антипова.

В том, что этим позднейшим жертвам наклеили ярльж «правых», есть известная примитивная логика. У них не было ни малейших связей с оппозиционными группами Троцкого или Зиновьева; но хотя в 1929-33 годах эти люди боролись против Бухарина, они затем выступали за смягчение террора и примирение с Бухариным. Кое-кто из них возражал против его ареста.

Планы следующего судебного процесса были во всяком случае изменены. Эйхе «вынуждали подписывать новые варианты легенды», которую «фабриковал Ушаков». Из членов «запасной сети» был также «вычеркнут» арестованный руководитель тяжелой промышленности Рухимович.[819]819
  8. Хрущев, Доклад на закр. заседании XX съезда КПСС, стр. 24.


[Закрыть] Дела Рухимовича и Эйхе решено было, видимо, отложить.

Но и после этого в руках органов безопасности оставалось достаточно жертв для следующего процесса – или, лучше сказать, первого процесса против сталинцев. Недавно арестованных членов Политбюро и некоторых других лиц вполне можно было оставить в резерве для дальнейшего использования.

Однако в этот момент что-то произошло. Что именно – до сих пор неизвестно. Но сравнительно недавно стало ясно, что события, каковы бы они ни были, имели кульминационный пункт в последние дни июля 1938 года. Ибо теперь известно по советским источникам, что 28 и 29 июля[820]820
  9. См. даты смерти в Советской исторической энциклопедии, Краткой литературной энциклопедии, Укражсьюй радянсьюй енциклопедп, Украшському радянському енциклопедичному Словнику и других справочниках.


[Закрыть] были расстреляны следующие лица: бывший член Политбюро и заместитель председателя Совнаркома Ян Рудзутак, бывший Нарком тяжелой промышленности В. И. Межлаук, бывший секретарь ЦИК СССР И. С. Уншлихт, бывший член Политбюро ЦК КП[б]У В. П. Затонский, бывший командующий военно-морскими силами флагман 1-го ранга Орлов, бывшие командармы Дыбенко, Вацетис, Великанов, Белов, Дубовой, Алкснис, а также, по-видимому, еще ряд крупных командиров, видный советский драматург В. Киршон.

Несомненно, среди тех, чья гибель не датирована точно в советских справочниках, найдется немало людей, уничтоженных в эти же дни. Но даже и в таком виде этот перечень казней сравним по масштабу и значению с теми, которые до тех пор объявлялись официально как результаты судебных процессов. Из подробностей мы знаем только, что Рудзутак предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР и не признал себя виновным ни в чем. Во время следствия он делал «признания», но на суде взял их обратно и сказал, что «Единственная просьба, с которой он обращается к суду, это сообщить ЦК ВКП[б], что в НКВД есть еще не ликвидированный центр, ловко фабрикующий дела и заставляющий невинных людей сознаваться в преступлениях, которых они не совершили; у обвиняемых нет возможности доказать, что они не участвовали в преступлениях, о которых говорится в таких признаниях, вымученных от различных лиц. Методы следствия таковы, что они вынуждают лгать и клеветать на невинных, не замешанных ни в чем людей, не говоря уже о тех, кто уже обвинен.

Он просит суд разрешить ему сообщить об этом ЦК ВКП[б] в письменной форме. Он заверяет суд, что он лично никогда не имел никаких враждебных намерений по отношению к политике нашей партии, потому что всегда был согласен с партийной линией во всех областях экономического и культурного строительства».[821]821
  10. Хрущев, Доклад на закр. заседании XX съезда КПСС, стр. 25–26.


[Закрыть]

Тем не менее, «в течение двадцати минут был вынесен приговор, и Рудзутак был расстрелян».[822]822
  11. Там же, стр. 26.


[Закрыть]

Можно проследить судьбы родственников нескольких расстрелянных. Жена Рудзутака была отправлена в лагеря,[823]823
  12. См. Brzezinski, The Permanent Purge, p. 229.


[Закрыть] сестра Уншлихта Стефания Брун получила восемь лет лишения свободы,[824]824
  13. См. Buber-Neumann, A/s Gefangene bei Stalin und Hitler, s. 57.


[Закрыть] первая жена Межлаука получила такой же приговор и умерла от дизентерии в Дальневосточном пересыльном лагере.[825]825
  14. См. Lipper, Elf Jahre in Sowjeiischen Getangnissen und Lagern, S. 18.


[Закрыть]

Этот момент стал поворотным пунктом террора. Прекратились работы по подготовке дальнейших показательных процессов – этих процессов больше не было. А особенно интересен разбираемый момент тем, что он совпадает с началом заката звезды Ежова. Именно тогда появились первые признаки того, что Ежов теряет доверие Сталина.

Была в СССР одна республиканская компартия, которая не то чтобы избежала террора, но подверглась ему на иной основе, чем остальные, – а именно так, как хотелось ее первому секретарю. Это была компартия Грузии во главе с первым секретарем Берией. Было бы непохоже на Ежова, если бы он не пытался уничтожить ведущие кадры в Тбилиси по собственному выбору. Действительно, есть сообщения, что в 1938 году Ежов предпринял шаги в этом направлении.[826]826
  15. B. Nicolaevsky in The New Leader, 16 January 1956.


[Закрыть] По его плану, как говорят, должен был быть арестован Берия.[827]827
  16. Б. И. Николаевский в «Новом Русском Слове», 6 дек. 1959.


[Закрыть] Однако Берия с успехом апеллировал к Сталину – при поддержке Молотова и других.[828]828
  17. А. Авторханов в «Посеве» 18 марта 1953 («Покорение партии»). Он же: Uralov, The Reign of Stalin, p. 80.


[Закрыть]

20 июля 1938 года, за неделю до массовых казней, Берия был назначен заместителем Наркома внутренних дел. Это могло быть истолковано только как начало падения Ежова. Ведь этот пост раньше занимали технические исполнители калибра Матвея Бермана или Якова Агранова – для крупного партийного руководителя он не подходил. Было ясно, что Берия был назначен заместителем временно и что ему предстояло вскоре стать наркомом. Он переехал на дачу, которую только что перед тем занимал Чубарь.[829]829
  18. Св. Аллилуева, «Только один год», стр. 356.


[Закрыть]

Ходили слухи о резком столкновении Ежова с Кагановичем – отнюдь не по вопросу желательности или полезности сталинского террора, а просто по вопросу полномочий. В министерствах и других органах под его контролем Каганович вел террор сам и не терпел вмешательства НКВД кроме как исполнительного, то есть непосредственного проведения арестов и расстрелов. Есть свидетельство о том, что Ежов начал даже создавать дело против Кагановича, для чего заставил арестованного директора Харьковского тракторного завода Бондаренко дать против Кагановича какие-то показания.[830]830
  19. Weissberg, Conspiracy of Silence, p. 399.


[Закрыть]

Бывший крупный партийный работник А. Авторханов полагает, что у Сталина был повод для недовольства Ежовым и поэтому он начал прислушиваться к голосам его противников. Повод, по Авторханову, состоял в том, что Ежов не сумел организовать новые показательные процессы, создав для этого «параллельный бухаринский центр» и «параллельный военный центр».[831]831
  20. Авторханов, «Технология власти», стр. 233.


[Закрыть] Вполне возможно, что Ежову было поручено устроить четвертый большой процесс и что с этим он, действительно, не справился. Если это так, то совпадение перевода в Москву Берии с закрытым судом (или судами) и расстрелами может означать отмену неудавшегося плана новым руководством.

Но, с другой стороны, Сталин уже и до того расстреливал высокопоставленных членов ЦК без таких формальностей, как открытый суд. И трудно представить себе, какие выгоды мог он извлечь из нового процесса. Ведь все какие только можно уроки были преподаны на процессе Бухарина. Что касается второго суда над военными, то ведь и первый суд такого рода – над Тухачевским и другими – не был открытым; стало быть, и о втором можно было объявить тем же путем, пост фактум. Действительно, тот факт, что новая группа военных «заговорщиков» была уничтожена без сообщения в прессе, может быть истолкован так, что процессы над военными были Сталину больше не нужны.

Однако, каковы бы ни были планы Сталина на будущее, факт остается фактом: с этого момента показательные суды прекратились. Никто из находившихся по арестом не был больше выведен на публику. А ведь у всех у них, по-видимому, были пытками вырваны нужные признания, и они перед смертью проходили все ту же двадцатиминутную процедуру военного суда.

Правда, у многих жертв – сталинцев чистой воды – было труднее исторгать надежные и долговечные «признания». Известно, что ни Рудзутак, ни Эйхе не повторили даже перед закрытыми военными судами тех показаний, которые они дали под пытками. Конечно, такие люди находились и на более ранних стадиях террора, но тогда в распоряжении НКВД все время был достаточный запас «признавшихся». Кроме того, ни один из вновь арестованных не мог обвинить себя в каких бы то ни было прошлых связях с оппозицией, и этих сталинцев вряд ли можно было призывать «разоружиться перед партией». А таких безупречных партийцев даже на бухаринском процессе было всего один или два, да и то среди второстепенных обвиняемых.

Одна из трудностей была еще в том, что среднее поколение сталинцев все еще считало себя чем-то большим; чем просто назначенцами или просто членами экстремистского окружения Сталина. Это еще были люди, следовавшие своим убеждениям, преданные Сталину как вождю, но не считавшие его руководство неоспоримой идеологической догмой. В отличие от прежнего поколения сотрудников Сталина – от людей, которых он мог в той или иной степени шантажировать их прошлым, – более молодые кадры были почти поголовно убеждены в своей общей и политической невиновности (если не с нашей точки зрения, то, по крайней мере, с их собственной).

Что касается Ежова, то некоторое время он еще удерживал свой пост и свою власть. У него было лишь одно дурное предзнаменование: 21 августа 1938 года его назначили Наркомом водного транспорта – в дополнение к должности Наркомвнудела.[832]832
  21. См. «Правду», 21 авг. 1938.


[Закрыть] Его не могло утешать и то обстоятельство, что в то же самое время Кагановичу было вверено руководство тяжелой промышленностью в дополнение к его Наркомату путей сообщения, тем более, что Каганович стал кроме того еще и заместителем председателя Совнаркома. Как бы то ни было, на протяжении всей последующей осени Нарком внутренних дел Ежов продолжал, однако, фигурировать на видных местах при всех официальных церемониях; иногда даже его имя стояло в газетах перед именами других, более видных членов Политбюро – Микояна, Андреева, Жданова.

И Ежов продолжал свою политику. Террор все разрастался и в конце концов достиг таких чудовищных масштабов, что даже Сталин как будто увидел необходимость и своевременность некоторого облегчения. Это, конечно, требовало принятия важнейшего политического решения; и можно думать, что происшедшие летом перемены еще не были решением, а были лишь первыми шагами по направлению к нему, и притом вызванными конкретной неудачей. Тогда, летом, возможно, у Сталина еще не было ощущения, что вся система террора приближается к тупику.