Текст книги "Большой террор. Книга II"

Автор книги: Роберт Конквест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЧУЖЕСТРАНЦЫ

Органы НКВД могли распространить категорию «врага народа» на любого, кто осмеливался обронить хоть слово критики.

Владислав Гомулка

НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

В системе сталинского террора были две особые области: зарубежные операции и действия против иностранцев в СССР. Среди последних наиболее очевидными жертвами были иностранные коммунисты в аппарате Коминтерна. Особенно тяжелые потери несли те компартии, которые в своих странах были на нелегальном положении. Прежде всего, руководство этих партий было, так сказать, под рукой, в Москве. Затем, в таких странах, как Германия или Югославия, Италия или Польша не было демократического общественного мнения, способного протестовать. Среди английских или американских коммунистов жертв не зарегистрировано; руководители этих партий не подвергались, таким образом, риску ни у себя дома, ни в Советском Союзе, тогда как активистам других партий, входящих в состав Коммунистического Интернационала, преследования грозили с обеих сторон. Странным образом английские и американские коммунисты были защищены самим характером режимов, над свержением которых они работали.

Создавая Коминтерн, Ленин снял сливки с наиболее активной части левого революционного движения в Европе. Если бы он этого не сделал, то европейские левые могли бы стать широким и объединенным движением и, может быть, преградить дорогу фашизму.[717]717
  1. Любопытно, что советский академик А.Д.Сахаров бросает этот упрек Сталину («Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», стр. 20).


[Закрыть] Вместо этого был создан ряд отдельных партий, построенных строго по большевистскому образцу и подчиненных во всем Коминтерну. А Коминтерн, в свою очередь, всегда оставался под эффективным советским контролем. Через некоторое время после организации Коминтерна всем партиям были подобраны подходящие с точки зрения Москвы руководители, и партийная тактика стала диктоваться им из Москвы – почти неизменно с катастрофическими результатами.

Последняя вспышка независимости в Коминтерне произошла в мае 1927 года. На заседании Исполкома Коминтерна слово взял Тельман и в присутствии Сталина, Рыкова, Бухарина и Мануильского предложил осудить документ Троцкого по китайскому вопросу. Все присутствующие уже готовы были это сделать, когда вдруг итальянская делегация – Пальмиро Тольятти и Игнацио Силоне – заявила, что не видела документа. Тут выяснилось, что документа не видел вообще никто. Итальянцы заявили, что хотя они и уверены в неправоте Троцкого, но не могут подписать формальное осуждение документа, которого не читали. Им объяснили, что Политбюро ЦК ВКП[б] не считало желательным распространение документа. Заседание было отложено – с тем, чтобы старый болгарский коммунист Василь Коларов разъяснил вопрос упорным итальянцам. Он сказал им весьма откровенно, что дело шло не об установлении какой-либо истины, а о борьбе за власть. Коминтерн, дескать, обязан присоединиться во всем к большинству в Политбюро – для того он и существует. Но итальянцы продолжали настаивать на своем, и тогда Сталин проделал типичный для него маневр: он отступил и снял вопрос с повестки дня.[718]718
  2. Ignazio Silone в сборнике The God That Failed, New York, 1950, p. 109.


[Закрыть]

Этот призыв к независимому суждению в Коминтерне был, повторяем, последним.

Рассказавший об этом миру Силоне покинул после этого партию, а Тольятти. Тольятти, видимо, решил, что перед ним выбор: либо подчиниться Сталину в надежде оказывать в будущем некоторое влияние, либо сойти со сцены. Он выбрал первое и держался своего выбора много лет, стаз соучастником гораздо более серьезных актов вероломства в последующие годы.

С тех пор – особенно после еще мирного удаления различных сторонников Троцкого и Бухарина – Коминтерн стал просто одним из элементов сталинской политической машины. Уже в 1930 году видный югославский коммунист высказал мнение, что Коминтерн состоит либо из ограниченных людей типа Пятницкого и Реммеле, либо из людей, некогда примечательных, но теперь измученных и деморализованных.[719]719
  3. A. Ciliga, The Russian Enigma, p. 61.


[Закрыть]

По самому характеру своей деятельности Коминтерн и его органы особенно легко поддавались обвинению в связях с иностранными государствами. Так «на основании фальсифицированной, ложной информации большинство руководящего актива КПЗУ в 1928 году было объявлено замаскированной агентурой фашизма».[720]720
  4. «Коммунист» № 10, 1963, стр. 45 («За правильное освещение истории Коммунистической партии Западной Украины»); см. также «Совещание историков», стр. 69 (Выст. А. К. Касименко).


[Закрыть] В 1936 году произошел аналогичный разгром коммунистической партии Латвии, причем «многие видные деятели партии были объявлены „врагами народа“ и репрессированы. Проведение этих мероприятий фактически означало роспуск КПЛ».[721]721
  5. «Совещание историков», стр. 286 (Выст. А. К. Рашкевица).


[Закрыть] Отметим, что компартия Латвии мало отличалась от обычной местной организации ВКП[б] – в ранний период деятельности она и была местной организацией. Многие латыши – как, например, Ян Рудзутак – занимали высокие посты в советском руководстве, а потом, в годы террора, их латышское происхождение было поставлено им в вину.

Осуждению и разгрому подверглась также и компартия Эстонии – как «скомпрометированная». К моменту советской аннексии Эстонии в 1940 году в живых осталось так мало эстонских коммунистов, что на один из высших постов пришлось поставить человека эстонского происхождения, до того работавшего заместителем начальника станции на Северном Кавказе.[722]722
  6. Osteuropa, п. 8, 1958, s. 33.


[Закрыть]

Был полностью арестован и Центральный Комитет компартии Литвы.[723]723
  7. Arvo Tuominen. Krem/s KJockor. Helsinki, 1958, ст. 210.


[Закрыть] В качестве обвинения здесь фигурировало сотрудничество с литовским правительством.

Но все это были только цветочки. Настоящий шторм над зарубежными коммунистами разразился в 1937 году.

Работники аппарата Коминтерна и приезжавшие в Москву руководящие деятели иностранных компартий размещались в гостинице «Люкс» на улице Горького (ныне гостиница «Центральная»). Когда на них обрушился террор, обитатели гостиницы стали влачить какое-то странное, не совсем реальное существование. Гостиница, заполненная иностранцами, боявшимися даже высунуть нос на улицу, напоминала пограничную деревню из американских кинобоевиков, на которую каждую ночь налетали бандиты. Иногда события принимали драматический характер. Один из польских коммунистов, за которым пришли ночью, стал защищаться, открыл огонь и ранил нескольких работников НКВД, пока, наконец, его не одолели.[724]724
  8. Buber-Neumann. Als Gefangene bei Stalin und Hitler, s. 15.


[Закрыть]

28 апреля 1937 года был арестован Гейнц Нойман, бывший член Политбюро ЦК компартии Германии. В свое время Нойман был одним из ведущих иностранных членов Кантонской коммуны (вместе со своим другом Ломинадзе). В начале тридцатых годов он был выведен из руководства КПГ, но с 1935 года представлял свою партию в Москве.

Артур Кестлер в своей автобиографической книге «Стрела в синеве» описывает жену Ноймана – «темноволосую, маленькую, энергичную и веселую» женщину.[725]725
  9. Koestler, Arrow in the Blue, vol. 2, p. 209.


[Закрыть] Много позднее она написала захватывающие мемуары, в которых рассказывает об аресте мужа. В час ночи к ним в номер вошли три работника НКВД в форме (госпожа Нойман пишет не НКВД, а ГПУ) в сопровождении директора гостиницы «Люкс» Гуревича – тоже агента НКВД. Они разбудили Ноймана, запретили супругам говорить между собой по-немецки и начали обыск. Он продолжался до утра, причем был изъят чемодан документов и шестьдесят книг якобы оппозиционного содержания. Когда Ноймана выводили, он обернулся и сказал жене: «не плачь».

– Довольно! Проходите! – приказал старший агент. Нойман повернулся, сделал несколько шагов назад, обнял и поцеловал жену.

– Теперь плачь, – сказал он. – Есть о чем плакать.[726]726
  10. Buber-Neumann, s. 12.


[Закрыть]

В декабре 1937 года Ноймана куда-то увезли с Лубянки, где он сидел до тех пор. По-видимому, около того времени его и приговорили, потому что в январе 1938 года жене был предъявлен ордер на конфискацию имущества.[727]727
  11. Там же, стр. 27.


[Закрыть] Есть сведения, что летом 1938 года Нойман находился в Бутырской тюрьме, все еще не подписав никакого признания.[728]728
  12. Там же, стр. 158.


[Закрыть] После этого жена Ноймана получила пять лет как «социально-опасный элемент».

Примерно в тот же период исчезли еще три члена Политбюро КПГ – Герман Реммеле, Фриц Шульте и Герман Шуберт. Шуберта арестовали в июле 1938 года по доносу австрийской коммунистки.[729]729
  13. Там же, стр. 134.


[Закрыть] Эта женщина донесла, что когда в советской прессе было объявлено о «связях Троцкого с нацистами», Шуберт якобы вспомнил ленинскую сделку с немцами в 1917 году о проезде через Германию. После доноса на Шуберта немедленно напал Тольятти, а уж затем последовал арест.[730]730
  14. Herbert Wehner, Erinnerungen* Bonn, 1957, s. 160.


[Закрыть] Среди других жертв из руководства КПГ можно назвать руководителя военного аппарата партии Ганса Киппенбергера, секретаря ЦК по организационным вопросам Лео Флига, главных редакторов «Роте Фанэ» Гейнриха Зисскинда и Вернера Гирша, арестованных вместе с четырьмя помощниками. (Жена маршала Геринга, по-видимому, знала семью Гирша и выхлопотала ему освобождение из немецкой тюрьмы и выезд в СССР).[731]731
  15. См. Poretsky, Our Own People, p. 131.


[Закрыть] Есть сведения, что Герман Реммеле в лагере сошел с ума и стал бросаться в драку с каждым встречным, будь то заключенный или охранник.[732]732
  16. Buber-Neumann, s. 134.


[Закрыть]

Любопытно отметить судьбу ветерана КПГ Гуго Эберлейна. Он был единственным подлинным делегатом на конференции, создавшей Коминтерн. Остальные «представители» зарубежных стран были большей частью просто советскими служащими иностранного происхождения: Польшу, например, представлял Уншлихт. Тогда Эберлейн имел инструкции Розы Люксембург сопротивляться организации нового интернационала. Этим инструкциям он жестко следовал (хотя при окончательном голосовании не голосовал против, а воздержался).

Когда начался террор, одна швейцарская газета сообщила, что Эберлейн арестован в Москве. Он сейчас же опроверг это сообщение, и была даже устроена пресс-конференция, на которой Эберлейн прочел свое опровержение. А на следующий день его арестовали. Есть сведения, что его, больного астмой, очень жестоко допрашивали в Лефортовской тюрьме, а потом приговорили к двадцати пяти годам лишения свободы. Он умер в 1944 году.[733]733
  17. Beck and Godin, The Russian Purge and Extraction of Confess/on, p. 108; Beifrage zur Geschichte der Arbeierbewegung. Band I 1969.


[Закрыть]

Для ареста иностранцев меньшего масштаба годился любой повод – как для ареста советских граждан. Один немецкий коммунист, например, был арестован за то, что сказал: «Геббельс – единственный нацист, имеющий хоть какие-то принципы». Это было расценено как «контрреволюционная агитация».[734]734
  18. Buber-Neumann, s. 56.


[Закрыть] Другой член КПГ был обвинен в антисоветской агитации за то, что будто бы участвовал в оппозиционной группе внутри немецкой коммунистической партии с 1931 по 1932 год.[735]735
  19. Там же, стр. 51 сл.


[Закрыть] Даже и это обвинение было, кстати сказать, фальшивым. В главе, выразительно названной «Весь Коминтерн», Евгения Гинзбург рассказывает, как в 1937 году повстречалась в Бутырской тюрьме с германской коммунисткой. На теле женщины были шрамы от гестаповских пыток, а ногти вырвали палачи НКВД.[736]736
  20. Гинзбург, «Крутой маршрут», стр. 155.


[Закрыть]

Среди арестованных было немало евреев. Еврейское происхождение не спасало их от обвинений в шпионаже в пользу фашистов – как не спасло оно от такого же обвинения еврея Иону Якира. Один следователь заявил еврею-заключенному, что «еврейские беженцы из Германии это агенты Гитлера за границей».[737]737
  21. Beck and Godin, p. 109.


[Закрыть] После того, как

Германия оккупировала Чехословакию, такими «агентами» стали и чехи. Известен случай, когда арестованный чех подписал признание, что стал немецким шпионом в начале первой мировой войны, когда не существовало ни Чехословакии, ни Советского Союза.[738]738
  22. Там же.


[Закрыть]

Загадочная судьба постигла «гения пропаганды КПГ» Вилли Мюнценберга. В 1938 году Мюнценберг, находившийся во Франции, был вызван в Москзу. Он уже знал, что выехавший незадолго до того из Парижа в Москву Флиг был арестован немедленно по выходе из вагона. (Флиг, очевидно, и есть тот «одетый с иголочки», «немецкий еврей, коммунист, член Коминтерна», который именно при таких обстоятельствах попал в камеру Бутырской тюрьмы, в которой сидел Иванов-Разумник: «С круглыми от изумления глазами, совершенно потрясенный, он сразу же завел пластинку № 1 „вофюр? воцу?“ („за что? зачем?“). Мы объяснили ему, что он – немецкий фашистский шпион»).[739]739
  23. Иванов-Разумник, «Тюрьмы и ссылки», стр. 344.


[Закрыть] Поэтому Мюнценберг ехать в Москву отказался. В 1940 году он сидел во французском лагере для интернированных. В связи, с наступлением немцев французы сняли охрану, и Мюнценберг вместе с еще одним лагерником решили бежать в Швейцарию. Через несколько дней тело Вилли Мюнценберга было найдено в лесу под Греноблем. Лицо его было изуродовано, так что версия самоубийства представлялась весьма маловероятной.[740]740
  24. Koestler, Arrow in the Blue, vol. 2, p. 407; см. также Ruth Fischer, Stalin and German Communism, Cambridge, 1948, Chap. 27, note 5.


[Закрыть]

После советско-германского договора 1939 года в московских тюрьмах были собраны около 570 немецких коммунистов.[741]741
  25. Herling, A World Apart, p. 62.


[Закрыть] Многие из них были к тому времени приговорены к различным срокам заключения, но большинству просто сказали, что специальная комиссия НКВД постановила выслать их из страны как нежелательных иностранцев. Среди этих немецких коммунистов были евреи, а также люди, специально разыскивавшиеся нацистами за вооруженное сопротивление во время уличных боев в начале тридцатых годов. Все они в разное время бежали в «свою» коммунистическую страну – Советский Союз. И вот их всех передали на мосту близ Брест-Литовска гестаповцам, причем работники НКВД аккуратно сверяли списки с офицерами гестапо.

В числе переданных была вдова поэта Эриха Мюзама, был композитор Ганс Дазид – еврей, впоследствии умерщвленный в газовой камере Майданека.[742]742
  26. Weissberg, p. 487–9.


[Закрыть]

Были и обратные случаи: из нацистских лагерей люди попадали в советские. В воспоминаниях Элиноры Липпер фигурирует женщина, отсидевшая три года в нацистском концлагере, переданная в СССР и получившая 8 лет как «троцкистка».[743]743
  27. Lipper, s. 7.


[Закрыть] В книге Далина и Николаевского рассказано о венском еврее, который выдержал почти год в немецком концлагере Дахау, а потом был передан в СССР и отправлен в лагерь, где покончил самоубийством.[744]744
  28. Dallin and Nicolaevsky, Forced Labor in Soviet Russia, p. 38.


[Закрыть] Актриса Карола Негер (Neher), включенная в список НКВД для передачи в гестапо в Брест-Литовске, исчезла в Советском Союзе.[745]745
  29. Weissberg, p. 489.


[Закрыть]

Поразительна судьба еще одного из переданных НКВД немцам – юноши Торглера. Его отец, Эрнст Торглер, в прошлом лидер коммунистической фракции в Рейхстаге, был главным немецким обвиняемым на Лейпцигском процессе Димитрова и других. Сыну было тогда тринадцать лет, и он участвовал в митингах протеста, организованных на Западе против Лейпцигского процесса. Потом, естественно, мальчика увезли в Советский Союз. Здесь через несколько лет он был арестован как немецкий шпион и получил длительный срок. Торглера видели в лагерях на севере Коми АССР, где он работал могильщиком. Как сообщают, к тому времени он близко сошелся с юными советскими уголовниками. После заключения пакта Гитлер – Сталин молодой Торглер разделил судьбу переданных гестапо немецких коммунистов.[746]746
  30. Beck and Godin, p. 76.


[Закрыть]

Очень тяжелы были также потери компартии Венгрии. Самой крупной жертвой был руководитель венгерской революции 191,9 года Бела Кун. В свое время, в дни революции в Будапеште, Бела Кун развязал беспощадный террор. Позже, бежав к большевикам после поражения революции, Бела Кун получил руководящий пост в Крыму, только что отвоеванном у Врангеля. Здесь он проявил себя столь жестоким, что даже Ленин потребовал его снятия иобъявления ему выговора. Бела Куна перевели в Коминтерн, и известно, что он несет ответственность за провал коммунистических выступлений в Германии в 1921 году. Виктор Серж в своих мемуарах описывает Бела Куна как «воплощение интеллектуального убожества, нерешительности и авторитарной коррупции».[747]747
  31. Serge, Mémoires d'un Révofutionaire, p. 205.


[Закрыть]

Падение Бела Куна произошло на заседании Исполкома Коминтерна в мае 1937 года. Выступивший с речью Мануильский набросился на него в нападками за его якобы оскорбительное поведение по отношению к Сталину и связь с румынской тайной полицией с 1919 года. Остальные члены Исполкома – включая Вильгельма Пика, Oттo Куусинена, Пальмиро Тольятти, Клемента Готвальда и Вань Миня – хранили молчание. Бела Кун, явно не знавший о подготовленном нападении, смертельно побледнел. Потом, как рассказывает бывший Генеральный секретарь компартии Финляндии Аво Туоминен, Кун «зарычал, как смертельно раненый лев: „Это гнусная провокация, это заговор, чтобы меня убить! Но я клянусь, что не хотел оскорбить товарища Сталина. Я хочу все объяснить самому товарищу Сталину!“ Но все уже было предрешено. Когда, бледный и потрясенный, Бела Кун выходил из комнаты в мертвом молчании, за ним шли два сотрудника НКВД».[748]748
  32. A.Tuominen, Uusi Kavalehti, n. 10/13, 1956.


[Закрыть]

Кун, однако, не был арестован немедленно. Через несколько дней ему позвонил по телефону Сталин и дружелюбно попросил принять французского журналиста, чтобы опровергнуть слухи об аресте Бела Куна. Это было проделано; опровержение было опубликовано; а спустя еще несколько дней Бела Куна арестовали.[749]749
  33. Kun Belane, Kun Béla, Budapest, 1966, pp. 489-90. (В противоречии с другими источниками дата ареста Бела Куна отнесена в этой работе на конец июня).


[Закрыть] Кун сам несколько раньше арестовал ряд членов Политбюро компартии Венгрии.[750]750
  34. Ciliga, р. 253.


[Закрыть]

Бела Куна поместили в Лефортовскую тюрьму и подвергли пыткам. Есть сведения, что во время допросов его заставляли стоять на одной ноге на протяжении от десяти до двадцати часов. Когда он после допросов возвращался в камеру, его ноги были опухшими, а лицо черным до неузнаваемости.[751]751
  35. Krivitsky, I Was Stalin's Agent, p. 217.


[Закрыть] Некоторое время Бела Кун содержался в одной камере с бывшим флагманом Муклевичем.[752]752
  36. Там же, стр. 219.


[Закрыть] Затем его перевели в Бутырки, где он и находился до самой казни по обвинению в шпионаже.[753]753
  37. Иванов-Разумник, стр. 353.


[Закрыть]

Казнен Бела Кун 30 ноября 1939 года. Можно предположить, что в его случае были соблюдены известные формальности – следствие, суд и т. д. Так можно думать потому, что в Малой польской энциклопедии о Куне есть такая фраза – «приговорен на основе фальсифицированного обвинения».[754]754
  38. Mala Encyklopedia Powczechna (PWN), Warczawa, 1959, p. 471


[Закрыть]

Жена Бела Куна, Ирина, женщина хрупкого телосложения, была арестована 23 февраля 1938 года[755]755
  39. Kun Belane, там же.


[Закрыть] и приговорена к восьми годам. Она попала на Колыму,[756]756
  40. Lipper, s. 19.


[Закрыть] но выжила и была впоследствии освобождена. Зять Куна, венгерский поэт Гида ш, тоже отбыл срок в лагерях.[757]757
  41. Иванов-Разумник, стр. 353.


[Закрыть]

Среди других руководителей венгерской революции 1919 года были арестованы еще двенадцать народных комиссаров коммунистического правительства Будапешта. В числе их – патриарх венгерского коммунизма Дечо Бокани, а также Йожеф Погани, под именем Джона Пеппера представлявший Коминтерн в американской компартии. Из этих двенадцати двое сумели выжить в лагерях. Были арестованы и бесследно исчезли и другие венгерские коммунисты – например, партийный теоретик Лайош Мадьяр.

В ходе террора погибло также много итальянских коммунистов – например, Эдмондо Пелузо, в свое время участвовавший в Кантонской коммуне вместе с Нойманом. Из тюрьмы, где его пытали, Пелузо сумел переправить друзьям письмо. Он просил о помощи, писал, что с каждой пыткой уходят его силы, и заклинал друзей верить в его невиновность. Но так как в то время всем мерещились ловушки и провокации, то и бывшие друзья Пелузо, получившие письмо, сочли его полицейской ловушкой и ничего не предприняли.

Более того, несколько итальянских коммунистов, прошедших лагеря и впоследствии освободившихся, неожиданно обнаружили, что их рассказам о тюремной и лагерной жизни не очень верят. Зять самого Тольятти был арестован в 1937 году. Ему выбили зубы и неизлечимо повредили позвоночник,[758]758
  42. Renato Mieli, Togliatti, 1937, Milano, 1964, p. 80. О судьбе итальянского коммуниста в СССР см. Guelfa Zaccaria, 2 Comunisti Italiani tra le Vittime dello Stalinismo, Milano, 1964.


[Закрыть] но впоследствии выпустили живым. О том, что с ним происходило в заключении, Роботти никому не рассказывал. А в декабре 1961 года, в своей речи на пленуме ЦК итальянской компартии, Роботти объяснил свое поведение: он сказал, что о терроре в Советском Союзе следует говорить не итальянским, а советским коммунистам![759]759
  43. Выступление на пленуме ЦК компартии Италии. См. L'Unita, 12 novembre 1961.


[Закрыть]

Однако счастливую судьбу Роботти разделили немногие. Хотя большинство руководящей группы компартии Италии спаслось благодаря полному повиновению Тольятти и благосклонности к нему Сталина, около двухсот итальянских коммунистов все-таки исчезло. У Евгении Гинзбург находим упоминание об итальянской коммунистке в Ярославской тюрьме: женщина страшно кричала, потому что ее били и обливали ледяной водой из шланга.[760]760
  44. Гинзбург, стр. 223-5.


[Закрыть]

Разгром югославской компартии начался с ареста в Москве летом 1937 года ее Генерального секретаря Горкича. Еще до того арестовали его жену польку, обвинив ее в том, что она была английским шпионом. Вслед за Горкичем был арестован почти весь состав ЦК компартии Югославии и большое число находившихся в СССР югославских коммунистов. В речи на пленуме ЦК Союза Коммунистов Югославии 19 апреля 1949 года Тито сообщил, что больше ста человек из числа этих арестованных «нашли смерть в сталинских тюрьмах и лагерях».[761]761
  45. Выступление не пленуме ЦК Союза Коммунистов Югославии. См. «Борба», 20 апр. 1949.


[Закрыть]

Среди погибших были такие люди, как секретарь ЦК партии по оргвопросам Владо Чопич, приехавший в Москву прямо из Испании, где он был командиром Интернациональной бригады.

Около того времени в Москву приехал и сам Тито. Ему дали номер на четвертом этаже гостиницы «Люкс». Позже он рассказывал, что каждый вечер ложился спать, не зная, выйдет ли утром свободно из номера или проснется среди ночи от зловещего стука в дверь.[762]762
  46. См. Fitzroy Maclean, Disputed Barricade, London, 1957, pp. 103-4.


[Закрыть] Тито указывает, что в Коминтерне существовала тенденция распустить всю компартию Югославии, как было сделано с компартиями Польши и Кореи. Однако в конце концов ему разрешили сформировать новый ЦК. После этого Тито постарался перевести свой ЦК в Югославию и Западную Европу, где было больше шансов спастись от разгрома.

Бывший первый секретарь ЦК компартии Финляндии Аво Туоминен приводит длинный список расстрелянных руководителей компартии и сообщает, что «почти все финны, жившие тогда на территории Советского Союза, были объявлены врагами народа». Обвинения против руководящих финских коммунистов, пишет Туоминен, были состряпаны на основе «признаний», полученных от арестованного Oттo Вилена «сталинским методом избиения».[763]763
  47. «Uusi Kavalehti», 22 июня 1956.


[Закрыть]

Крохотная румынская компартия потеряла двух главных руководителей. Один из них, Марсель Паукер (не путать с его однофамильцем – крупным работником советских карательных органов), был арестован, как говорят, по доносу своей жены Анны Паукер.[764]764
  48. См. D. Dallin, Soviet Espionage, New Haven, 1956, p. 100.


[Закрыть] Его обвинили в сотрудничестве с Зиновьевым и расстреляли без суда.[765]765
  49. См. Иван Караиванов, «Люди и пигмеи», Београд, 1953, Стр. 112.


[Закрыть] В том же 1937 году был расстрелян Александру Доброжану. По-видимому, наиболее вероятной причиной уничтожения этих двух румынских коммунистов были их прежние связи с Христианом Раковским, которому предстояло стать одним из главных обвиняемых на бухаринском процессе.

Об этом микротерроре в рядах румынской компартии ничего не сообщалось вплоть до 1952 года, пока в Бухаресте не был арестован член Политбюро Румынской рабочей партии Василе Лука. В связи с его арестом пошли нападки на «предательскую клику Марселя Паукера». (Судьба Луки, признаться, сильно напоминает сатиру Орвелла «Скотский хутор» [стр. 66-7], о которой мы уже упоминали в гл. 2. В ней фигурирует боров по имени Снежок, объявленный «изменником». Хотя Снежок был смелым военачальником, и ему животные обязаны своей главной победой, их уверили, что на самом деле Снежок во время боя помогал противнику. Точно то же самое проделали с Василе Лукой: про него, до тех пор известного героя венгерской революции 1919 года, было теперь сказано, что он командовал пулеметным соединением противника).

Тяжелые репрессии перенесла компартия Болгарии. Сообвиняемые Георгия Димитрова по Лейпцигскому процессу Попов и Танев были арестованы и приговорены к тюремному заключению.[766]766
  50. Иванов-Разумник, стр. 346.


[Закрыть] Танев так и погиб в заключении, а Попов выжил и в 1955 году был реабилитирован. Будущий сталинский правитель Болгарии Вылко Червенков некоторое время прятался от ареста в квартире Димитрова, пока Димитров осторожно заступался за него и в конце концов отвел от Червенкова угрозу ареста. Были и другие жертвы. В Вологодском лагере одного болгарина бросили в яму и не давали ему никакой еды, пока через тринадцать дней он не умер.[767]767
  51. См. Kravchenko, I Chose Justice, p. 279.


[Закрыть]

И так было со всеми эмигрантскими коммунистическими группами. Но самый тяжелый удар обрушился на поляков. Польская компартия занимала особое место во взаимоотношениях с Москвой. Здесь нет места для изложения сложной истории польского коммунизма, зародившегося вначале в виде двух фракций старой польской социал-демократической партии и левого крыла польской социалистической партии. Скажем лишь, что очень многие польские коммунисты вышли из социал-демократической партии Литвы и Царства Польского. Эта партия, вместе с еврейским Бундом и латышскими социал-демократами, была приглашена на началах автономии на IV съезд РСДРП в 1906 году, когда меньшевики и большевики находились еще в формальном объединении. В состав Центрального Комитета РСДРП были избраны на съезде два представителя польской партии – А. С. Варский и Ф. Э. Дзержинский.

В целом поляки поддерживали большевиков, хотя и с оговорками. Тогдашний лидер польских коммунистов Роза Люксембург писала в частном письме, что полезно заручиться поддержкой большевиков, несмотря на их «татаро-монгольскую дикость». Хотя Ленин вскоре занялся созданием фракций в польской партии и открыл полемику с Розой Люксембург и другими, эти фракции и полемика носили, так сказать, «домашний» характер, отличаясь этим от отношений большевиков с другими зарубежными организациями. Члены польской и русской организаций часто переходили из одной в другую – из польской в русскую и наоборот. Когда Польша стала независимым государством, поляки, работавшие с большевиками и оставшиеся на советской территории, стали попросту членами РКП[б]. Можно вспомнить хотя бы о Дзержинском, Радеке, Менжинском и Уншлихте (то же самое произошло и с латышскими коммунистами – например, Эйхе и Рудзутаком). Польский коммунист мог по собственному желанию перевестись в РКП[б]. Так, скажем, Юлиан Мархлевский в 1920 году был сделан главой марионеточного польского правительства, сформированного в тылу Красной Армии при вторжении в Польшу. А после разгрома наступления Мархлевский объявился уже в качестве советского дипломата.

Было только естественно, что в той части компартии Польши, которая находилась в середине тридцатых годов на советской территории, террор шел тем же темпом, как и в рядах самой ВКП[б]. Ведь, скажем, Барский был практически старым большевиком в том же смысле, как Рыков и Каменев.

Положение поляков в России в известной степени напоминало положение ирландцев в Англии: их было много, и они играли заметную роль в жизни охватывавшей их более крупной страны. Террор коснулся не только членов компартии Польши, но и всего польского населения Советского Союза. По переписи 1926 года в СССР насчитывалось 792000 поляков. Перепись 1939 года (хоть и ненадежная в определенных отношениях) дает цифру всего в 626000. Точные цифры польских потерь определить нелегко. Согласно одному подсчету, проведенному польским коммунистом, были расстреляны десять тысяч поляков только из числа живших в Москве. А всего за период, окончившийся процессом Бухарина, в стране было расстреляно пятьдесят тысяч поляков.

Аресты польских коммунистов на протяжении тридцатых годов происходили несколько раз. Но в период террора вся партия в целом стала жертвой беспрецедентной кампании, направленной буквально на уничтожение – как организационно, так и физически. От всего польского коммунистического движения и его последователей осталось не более семидесяти-восьмидесяти человек. В речи, произнесенной 27 марта 1956 года, секретарь ЦК ПОРП Ежи Моравский сказал: «Почти все руководители и активные члены КПП, находившиеся тогда в Советском Союзе, были арестованы и отправлены в лагеря».[768]768
  52. См. Trybuna Ludu, № 35, 26 февр. 1956.


[Закрыть]

Действительно, когда в 1944 году потребовалось создать коммунистическое польское правительство, его пришлось собирать «с бору по сосенке». К тем нескольким, кто имел счастье попасть в польскую тюрьму и выжить там – подобно Гомулке – были добавлены люди типа президента Берута (в прошлом известен как следователь НКВД Рутковский) или экономического руководителя Минда, до того работавшего лектором в одном из институтов Средней Азии,

Но вернемся к 1937 году. 20–21 августа были расстреляны Барский, Будзинский и другие.[769]769
  53. Polska Encyklopedia Powszechna, т. XII, str. 114 («Warski»); там же, т. II, стр. 201 («Budzynski»).


[Закрыть] Есть сообщения, что во время следствия Варский сошел с ума и вообразил, что находится в руках гестапо.

После этого в Москву «для консультации» был приглашен ряд руководителей КПП, находившихся в Польше. Среди них были члены Политбюро КПП Ринг и Генриховский. Генриховский быстро сообразил, что происходит вокруг, и несколько недель не выходил из своего номера в гостинице «Люкс», выскальзывая лишь на несколько минут по вечерам за самыми необходимыми покупками. Но все равно в конце концов все «приглашенные» члены польского Политбюро бесследно исчезли.[770]770
  54. Wehner, s. 141-2.


[Закрыть]

За период с 1937 по 1939 год были расстреляны все двенадцать членов ЦК КПП, находившиеся в СССР, а также сотни других партийных работников. Среди уничтоженных были все представители польской компартии в Исполкоме и Контрольной комиссии Коминтерна, в том числе ветеран Коминтерна Валецкий.

Незадолго до своего ареста Валецкий показал пример того, в какой степени были запуганы и унижены старые революционеры. Вскоре после ареста Ноймана его жена встретила Валецкого в коридоре гостиницы «Люкс». Они всегда были в дружеских отношениях. «Я улыбнулась ему и кивнула, – вспоминает госпожа Нойман, – но он сделал вид, что меня не заметил, и на лице его было смущенное, виноватое выражение».[771]771
  55. Buber-Neumann, s. 13.


[Закрыть]

Обычно, «прочищая» какую-либо иностранную партию, Сталин использовал внутрипартийную борьбу за власть, чтобы подобрать новое руководство. Но в этом случае обвинение пало на всех. В 1937 году, так сказать, «обе фракции» КПП оказались «исполнителями заданий контрреволюционной польской разведки».[772]772
  56. «Коммунистический Интернационал» № 1–3, 1938.


[Закрыть] По-видимому, последнее официальное заявление от имени компартии Польши было сделано 8 июня 1938 года, после чего партия вскоре была распущена. Представляя Коминтерн на XVIII съезде ВКП[б], Мануильский заявил, что «наиболее засоренной вражескими элементами оказалась компартия Польши, в руководство которой проникли агенты польского фашизма» (Правда Мануильский в своем докладе упомянул и о полицейских агентах также и в рядах венгерской и югославской партий).

Последняя группа польских партийных руководителей, в том числе Вера Кощева, была расстреляна в 1939 году, когда произошла расправа со всем аппаратом Коминтерна. Погибли также левые поэты Штанде, Вандурский и другие литераторы. Среди них наиболее значительным был Бруно Ясенский. Он был арестован 31 июля 1937 года, 17 сентября 1938 года приговорен к пятнадцати годам и умер от тифа во Владивостокском пересыльном лагере.[773]773
  57. Polska Encyklopedia Powszechna, т. XIII, str. 100 («Wandurski»); там же, т. X, стр. 756 («Stande»); Polski Slovnik Bibfiograf iczny, т. XI, str. 29; см. также: Lipper, s. 40 и Гинзбург, стр. 335.


[Закрыть]

Его бывшая жена Клара получила 10 лет как «шпионка».[774]774
  58. Lipper, s. 39.


[Закрыть] Судьба Ясенского – хороший пример тех трудностей, с которыми приходится сегодня сталкиваться исследователю, пытающемуся проследить жизненный путь даже видных личностей. Польские коммунисты расследовали обстоятельства гибели Ясенского настолько тщательно, насколько это было в их силах. Но и теперь два польских источника дают разные даты его смерти, а официальный советский источник – еще одну, третью, дату. Кроме того, один польский источник дает неверную дату ареста Ясенского. Люди, сидевшие вместе с Ясенским и попавшие на Запад, склоняются к тому, что верна советская дата смерти.

Разумеется, полный роспуск коммунистической партии Польши был исключительной мерой. Роспуск партии был просто связан с тем, что все ее кадры были физически уничтожены. В абсолютных цифрах польская компартия вряд ли понесла больше потерь, чем, скажем, партийные организации на Украине. Но Сталин попросту не мог распустить партию на Украине, потому что ведь ему требовался какой-то член партии в Киеве, чтобы управлять Украиной. А в Польше в тот момент ему никакие партийные активисты для управления страной не требовались. Несомненно, Сталин полагал, что когда понадобится, он сумеет наскрести нужное число «руководящих товарищей». Как мы знаем, так оно и вышло на практике несколько лет спустя. Кроме того, польские коммунисты старой выучки, если бы они сохранились в живых, наверняка отнеслись бы враждебно к предстоящему пакту с гитлеровской Германией и разделу Польши.