Текст книги "Рыжая Соня и ветер бездны"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

Соавторы: Дуглас Брайан,Крис Уэйнрайт (Уэнрайт),Дмитрий Арсеньев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Торговец взял сосудик и поднес к самым глазам. Несколько минут он вертел его и так и эдак, колупал ногтем, стучал по нему пальцем, даже пробовал на зуб, но скривился и быстро оставил эту попытку. Затем, в целях более точной экспертизы, вынул из-под прилавка большое увеличительное стекло и навел его на сосудик.

При этом лицо торговца оживленно двигалось: нос шевелился, губы кривились, лоб то и дело бороздили морщины.

Наконец он снял крышечку и понюхал масло.

– Да, моя дорогая и блистательная,– обратился торговец к Соне,– если вы думаете, что что-то задолжали этому мужчине, то выбросьте из головы подобные мысли. Конечно, я не ваша мать и не ваша наставница, но на правах старшего и умудренного годами испытаний могу дать совет: если этот человек предложит вам супружество – откажите. Подарок его стоит от силы три медяка, да и то не во всякий базарный день. Это грошовый сосудик самой кустарной и примитивной работы. Сейчас таких не делают – вот единственное, что заставляет думать, будто он представляет какую-либо ценность, но в былые годы такими сосудиками была наводнена вся Стигия. Не было грошовой потаскушки, у которой в комнате не стояла бы такая кобра. Можете мне поверить, блистательная! Что до масла, то это дешевка. Не вздумайте пользоваться им. К тому же оно прогоркло, бранный запах.

– Мне не показалось…– начала, было, Соня.– То есть я хочу сказать: по-моему, запах как запах. Здесь, кажется, любят сильные, тяжелые ароматы.

Торговец сморщил нос:

– Прошу вас, сверкающая! Я вас умоляю! В запахах я понимаю, куда больше вашего! Масло прогоркло! На вашем месте я выбросил бы эту безделку и забыл о ней, а того мужчину навсегда бы изгнал из своего сердца и мыслей! Впрочем, ваша воля со мной не соглашаться. К сожалению, советы просят для того, чтобы им не следовать.

С этими словами он вернул Соне флакон и отвернулся, явно обиженный до глубины души. Соня заверила его в том, что непременно воспользуется полученным советом, и совершенно искренне поблагодарила за разговор.

Она вышла из лавки на яркое солнце. Выбрасывать флакончик она не собиралась. Конечно, вещица грошовая… но иногда и на последний грош можно купить лепешку или краюху хлеба!

* * *

– Она взяла! – Голос маленького сморщенного человечка дрожал от возбуждения.– Она взяла! Сработало, господин, сработало!

Ментаптэ полулежал в своей убогой темной комнате, а слуга приплясывал перед ним, то приседая, то бегая взад-вперед, то внезапно останавливаясь и хлопая себя ладонями по бедрам.

Вся комната была окутана сладко пахнущим дымом, поднимавшимся над курильницей.

Ленивым движением Ментаптэ подбросил туда еще горстку ароматических углей, и новая струя дыма заволокла его, точно обвив лентой.

– Что ты кричишь? – осведомился он у слуги недовольным тоном.– Я созерцал мое божество, я пребывал в иных временах, и иные прислужники воздавали мне почести… О, что я видел! Позолоченные черные храмы, вереницы девственниц, чьи груди умащены благовонными маслами, а лбы хранят кровавую печать жертвенности… Длинные позолоченные тела змей, извивающиеся в темных коридорах… Танцовщицы в пышных одеяниях цвета пурпура и расплавленной меди, обнаженные по пояс, с живыми змеями в руках и косах… Звон колокольчиков, гром барабанов… пронзительная песня флейты…

Молодой жрец опустил веки и вновь погрузился в свой транс, где мог созерцать картине былого величия Сета.

Но Биджаз сделал попытку вырвать его из этих сладких грез.

– Очнитесь, господин мой! Вернитесь на миг в этот бренный, в этот отвратительный умирающий мир! Это ведь ненадолго – всего лишь на миг. Если вы не выполните своей миссии, утонув в сладких мечтах о былом, то это былой никогда не вернется к нам в своем прежнем блеске и великолепии!

Однако одурманенный своими видениями Ментаптэ не слышал слов слуги.

– Проклятье,– пробормотал Биджаз, обращаясь больше к самому себе,– этот самонадеянный молодой болван, кажется, накурился какой-то дряни или нанюхался испарений черного лотоса и теперь глух к голосу рассудка! Что же мне делать? Эдак он проспит истинное величие, удовлетворяясь фальшивым и иллюзорным! Схватив кожаное ведро, Биджаз выбежал из комнаты.

Молодец находился довольно далеко от Великой Пирамиды. В былые времена служители Сета брали воду непосредственно в самой Пирамиде – рассказы о подземной реке не были ложью. Там, в земных глубинах, стояли черные Прозрачные воды и текли медленные реки, никогда не видевшие солнечного света. Однако маленький черный слуга не решался спускаться туда… во всяком случае, пока. Вместо этого он направился к самому обычному земному колодцу – глубокой скважине в земле, обложенной камнями и закрытой каменной крышкой.

Пыхтя и ругаясь, Биджаз налег на каменную крышку и сдвинул ее в сторону. Хотя колодец и считался общественным, брать из него воду чужакам не дозволялось, и любой местный житель мог жестоко покарать черного коротышку из города за кражу воды. Поэтому Биджаз спешил.

Быстро опустив в колодец ведро, он несколько раз воровато оглянулся и только после этого вытащил ведро и почти бегом возвратился в обиталище Ментаптэ. Там ничего не изменилось. Молодой жрец по-прежнему оставался во власти своих видений. Не раздумывая, Биджаз окатил его потоком колодезной воды.

Ментаптэ вскочил, рыча от ярости, как дикий зверь.

– Негодяй! Как ты смеешь врываться ко мне! Я прикажу перерезать тебе глотку! Клянусь, я так и сделаю!

Извиваясь в руках Ментаптэ, Биджаз завизжал.

– Это я, господин! Я, Биджаз! ваш преданный слуга! Я принес добрые вести, господин!

Сознание медленно возвращалось к Ментаптэ. Он разжал руки и выпустил маленького человечка, который тотчас скорчился на полу у его ног и захныкал.

– Вот награда за верную службу! Я приношу вам пищу – заметьте, совершенно бескорыстно! Я слежу за вашим домом, чтобы здесь не шлялись чужаки! Я направляю к вам разных гм… кого требуется. А сегодня я пришел с доброй вестью – и вот получил по заслугам! Меня едва не задушили!

– Ты вбежал ко мне как угорелый и окатил водой,– проворчал Ментаптэ.– Я не сразу узнал тебя. А и придушил бы – невелика потеря.

– Кто окатил водой господина? – Биджаз изумленно вытаращил глаза и повращал ими? Я?! Как такое могло прийти в голову столь ученому, столь умному человеку?

– А кто же, по-твоему, вылил мне на голову вот это ведро? – в свою очередь удивился Ментаптэ.

– Понятия не имею,– невозмутимо заявил карлик.– Может быть, господин сам… из-за жары и духоты… решил освежиться… и…

Ментаптэ махнул рукой. В своем полубредовом состоянии, в которое погрузили его пары черного лотоса, он плохо понимал, где явь, а где грезы. В конце концов, оно и неважно, чьих рук было делом это злополучное ведро. Главное Биджаз прибежал с какой-то доброй новостью, и Ментаптэ готов внимать ей.

– Так что ты хотел сообщить мне? Ради чего ты оторвал от моих… э… научных размышлений?

– Она взяла благовония! Все прошло как по маслу. Я как бы мимоходом заметил нашей огненноволосой приятельнице, что неплохо бы ей побродить по лавочкам, развеяться, посмотреть главную достопримечательность Кароса – его торговые ряды. Она, видимо, и не собиралась этого делать – у нее, пожалуй, и денег-то почти не водится… Знаю я таких… гордых…– Биджаз слегка приосанился.– Но я сумел… э… слегка коснуться ее сознания… Ну, ерундовая штучка, она даже не заметила. Не думаю, чтобы люди в ваше время умели распознавать такие вещи.

– Так ты колдун? – Ментаптэ проницательно поглядел на Биджаза.– Что-то я прежде не слыхивал от тебя такого.

– Что вы, господин! Какое тут колдовство! – спохватился расхваставшийся Биджаз.

Упоенный успехом, он не сразу сообразил, что выдал слишком много.– Просто я… удачно сумел подобрать слова. Она поверила… Ей захотелось прогуляться по торговым рядам – вот что важно, а вовсе не то, каким образом я этого добился. А там ей сразу попался на глаза Набиз…

– Набиз?

– Один человек. Господин его не знает. Это один… друг.

Ментаптэ расхохотался, глядя на разволновавшегося сморщенного черного слугу.

– У тебя могут быть друзья? Впервые слышу. Ну, ну, продолжай. Это становится любопытным.

– Набиз предложил ей в дар флакончик с благовониями… теми самыми.

Ментаптэ нахмурился, вспоминая. Биджаз ждал, затаив дыхание. Наконец морщины на лбу Ментаптэ разгладились.

– Ты и твои сообщники подсунули ей приворотное зелье?

Карлик усердно кивнул несколько раз. Ментаптэ громко расхохотался.

– Теперь она у нас в руках! – воскликнул он, хлопая Биджаза по спине.

– Истинно, истинно вы говорите, мой господин,– угодливо поддакнул карлик. И прикрыл глаза, пылавшие ярким, злобным огнем.

* * *

– Ты говорил с ней? Что она сказала? Ты рассказал ей о нас? Что ты открыл ей? Не испугается ли она?

Голоса шелестели в темноте, как опавшие листья. В недрах земли, глубоко под Великой Пирамидой, в мрачных сырых лабиринтах, построенных руками рабов страшного бога-змея Сета, звучали эти бесплотные, полные страдания голоса.

Кому они принадлежали? Ментаптэ не знал этого. Одни книги утверждали, будто в лабиринтах Великой Пирамиды томятся неуспокоенные духи храмовых воинов, павших в бесчисленных сражениях, которые Стигия вела с соседними державами в годы своего могущества. В других древних манускриптах содержались совершенно иные сведения. Так, «Книга семнадцати деяний Птэ, верховного жреца Сокрытого и Точащего Яд», сообщала о грандиозных жертвоприношениях отборных юношей не старше двадцати лет, которые добровольно отдали свои жизни Сету и легли под жертвенные ножи,– это было в те дни, когда Великая Пирамида только создавалась.

«Из их крови, выпущенной на землю, берет свое начало подземная река». Так утверждает манускрипт.

Более поздний свиток – «Отпечаток красной Ладони жрицы Аннуэ» – содержит, помимо гимнов, поставленных этой жрицей, заметки о подземной реке и ее духах. Багрянорукая Аннуэ, превосходная певица и танцовщица, поэтесса, одна из величайших жриц Сета, говорит о печали, охватывающей всякого, кто хотя бы прикоснется к этим водам. «Слезы девственниц, которые никогда не узнают мужской ласки, стоны матерей, разлученных с детьми, затаенные вздохи воинов, тоскующих по родине и возлюбленным,– ничто по сравнению с печалью черной воды подземной реки,– писала Аннуэ.– Вся скорбь мира заключена в этой черной жидкости… вода ли это? Кто ответит мне!»

Ментаптэ никогда не касался вод подземной реки. Он не знал, чем была вызвана знаменитая вечная печаль Багрянорукой Аннуэ. Быть может, виной тому подземная река… Быть может! Не стоило рисковать.

Голоса, раздающиеся в темноте, давно уже не пугали молодого жреца. Он знал, что они бессильны. Древние могущественные чары держали их в заточении здесь, в подземном лабиринте. С великим трудом, подвергая свою жизнь страшной опасности, Ментаптэ удалось пробудить их к жизни – для этого он испробовал не одно заклинание. Теперь у него были собеседники – бесплотные, бессильные, изнемогающие под бременем тоски и вечности, но все же собеседники.

– Ты говорил с ней о нас? Что она сказала?

– Тише! – прервал Ментаптэ шепот, раздающийся со всех сторон.– Нет, она ничего не знает о вас. Иначе, думается мне, она не станет нам помогать. Я предпочел держать ее в неведении.

– Ты уверен, что это – она? Та самая?

– У нее огненные волосы, она – молодая посвященная кого-то из новых богов… возможно, Рыси. Все совпадает! – объяснил Ментаптэ терпеливо.

Настала полная тишина. Потом чей-то голос проговорил нараспев – почти простонал:

– И явится на зов молодая Рысь, и будет как пламя ее грива, и будет она Львицей, и станет она Огнем, и освободит…»

– Ш-ш-ш…– зашипело со всех сторон.

Голос умолк. Ментаптэ содрогнулся. Он никогда не видел своих бесплотных собеседников. Иногда он сомневался в том, что они вообще имеют какие-либо тела. Но иной раз – как сейчас – ему чудилось, будто они принимают облик клубка змей.

Вода подземной реки еле слышно плескала в отдалении. Ментаптэ стоял в пещере, вдыхая ее влажный воздух. Ноздри его трепетали, когда он улавливал слабый запах водорослей.

– Я почти уверен в том, что нашел ее,– сказал он, чувствуя, что его внимательно слушают.– Мои друзья устроили так, что она получила в дар флакон с благовониями, замешанными на воде здешних источников… Капля ее крови осталась на жертвеннике Великой Пирамиды. Кроме того, я посылал за ней сон, я призывал ее сюда… Она – посвященная, не следует забывать об этом. Посвященные не пренебрегают вещими снами, особенно если такие сны повторяются из ночи в ночь. Она придет.

– Она придет! Она придет! – зашептались голоса. В них слышались и страх, и ликование.

– Да, она придет. И тогда мы… сделаем то, чего ждем уже не первый год,– подтвердил Ментаптэ.– Ждите же. Осталось недолго.

Он повернулся и вышел из лабиринта. Голоса за его спиной перешептывались и переговаривались.

* * *

Когда Соня возвращалась обратно в гостиницу, солнце уже садилось. Длинные тени легли на пыльные улицы и глиняные стены домов Кароса. Постепенно смолкали голоса людей. Матери звали детишек домой ужинать. Через город прошло стадо коз, возвращавшихся с выпаса. Скрипели колеса тележек – купцы развозили по складам и домам товар, не нашедший сегодня покупателя. Путники спешили в гостиницы и харчевни – подкрепиться и отдохнуть.

Дневная жара сменилась приятной прохладой. Соня шла медленно, перебирая в памяти все события сегодняшнего дня, начавшегося со странного ночного кошмара, обернувшегося черной кожей, снятой с человека – кстати, куда эта кожа подевалась? Соня только сейчас задумалась над этим. Чья-то дурная шутка? Но чья? В этом городке у нее не было знакомых.

Кроме Ментаптэ. Соня тряхнула головой. Нет, молодой жрец Сета не способен вытворить такое. Просто потому, что он – человек совершенно иного полета.

Хозяин гостиницы? Глупо. Не станет же он отбивать постояльцев. Больше ничего на ум не приходило. Ладно.

Соня решила оставить темную историю с ночным видением до лучших времен. Тем более, что она не была до конца уверена в увиденном. Возможно, большая часть утреннего происшествия ей просто приснилась. Соня была уверена в том, что разгадка всех этих странных событий и якобы случайных встреч близка. Предчувствие редко обманывало ее, особенно когда речь заходила о подобных вещах.

– Соня! Соня!

Она вздрогнула и остановилась. Кто-то подкрался к ней сзади – так незаметно, словно не обладал плотью или возник за ее спиной из воздуха. Ничем иным невозможно было объяснить столь внезапное появление неведомого собеседника. Любого обыкновенного человека, даже искусного следопыта и шпиона, умеющего ходить беззвучно, словно бы ступая не по земле, а в нескольких дюймах над ней, Соня бы услышала.

– Соня! – в третий раз окликнули ее.

Она медленно обернулась, одновременно с тем нащупав рукоятку кинжала на поясе. Нищий. Тот самый, что предостерегал ее в самый первый день. Как он говорил? «Уезжай, здесь очень страшно»?

– Что тебе нужно? – спросила Соня, стараясь говорить хладнокровно. Но как она ни старалась, спрятать свой испуг до конца ей не удалось.

– Ты ходила в Пирамиду,– произнес нищий. Это был не вопрос, а утверждение.– Ты говорила со жрецом. Он взял у тебя волосы…

– Каплю крови,– поправила Соня, решив, что укрывать от этого человека правду не имеет смысла. К тому же он может что-то знать… Я оставила на алтаре каплю крови. Жрец объяснил мне, что таковы правила.

– Правила! – воскликнул нищий.– Какая чушь! Много он знает о правилах Великой Черной Пирамиды!

Соня с удивлением посмотрела на него. Мало того, что ему было известно ее имя – да и не только имя, он ведь знал все, что происходила с ней в Каросе! – он выказывал осведомленности в тайных культах Сета.

– Кто ты? – невольно вырвалось у нее.– Скажи мне! Уже не в первый раз ты останавливаешь меня. Кто ты такой? Ты следил за мной? Что тебе нужно от меня?

– Слишком много вопросов сразу,– проговорил нищий.– О, слишком много вопросов. Нет, Соня, нет… Я…

Его смуглое тонкое лицо вдруг исказилось, словно от боли. Мгновение спустя он зажал рот ладонями. Поверх ладоней глянули его черные глаза, наполнившиеся вдруг нечеловеческим страданием…

С тихим шипящим звуком нищий осел на землю и поник головой.

– Что с тобой? – воскликнула Соня.

Она опустилась на колени возле неподвижного тела и слегка коснулась его рукой.

И едва не вскрикнула. Плоти под пальцами она не ощутила. Только пустая человеческая кожа, еще теплая, бессильно лежала перед ней в пыли.

* * *

Кадаху, стражнику из личной охраны богатого Птейонского купца, сегодня сказочно везло. Купец, утомленный долгим путешествием и трудными переговорами об аренде одной из самых лучших лавок Кароса, давно уже почивал. Он остановился в «Мельнице и Быке» – это была старая гостиница, где стояли широкие мягкие кровати, подавалось только выдержанное вино, где слуги были немы – от рождения или с отрезанными языками, чтобы постояльцы могли вести разговоры, не опасаясь, что прислуга сможет их выдать.

У Кадаха был выходной день. Он оставил господина мирно спать под охраной сменщика, а сам направился бродить по харчевням. В «Веселом вепре» он решил осесть. Там шла бурная игра в кости. Кадах обыграл нескольких местных жуликов, что придало ему уверенности в своих силах, после чего подсел за стол к рыжеволосой женщине, сидевшей в одиночестве над кружкой местного вина. Судя по цвету вина, женщина разбавила его водой. Она невозмутимо потягивала свое питье, наблюдая за окружающими рассеянным взглядом. Похоже, ее заботило что-то совсем далекое от происходящего вокруг.

– Замечталась, красавица? – обратился к ней Кадах, шлепаясь на табурет напротив рыжеволосой.

Он улыбнулся как можно шире, стремясь завоевать доверие собеседницы сразу. Соня устремила на него пронзительный взор. Рука ее скользнула к поясу и нащупала рукоятку кинжала.

– Если и замечталась, то не о тебе,– отрезала она.

– Обо мне мечтает другая,– заверил ее Kaдах.– Я так… поболтать, выпить винца. Ты ведь одна, без спутника?

– Да,– сказала Соня.– Но пусть это тебя не обольщает. Я всегда одна… пока мне этого хочется.

– Можно мне выпить с тобой? – примирительно произнес Кадах.

Соня окинула его взглядом с головы до ног: Рослый широкоплечий детина, судя по всему гирканец, с простоватым, рубленым лицом. Но глаза – глаза холодные, оценивающие. Глаза убийцы;

– Ты охранник в купеческом караване? небрежно спросила Соня.

– Именно,– хохотнул Кадах. И, видя, что Соня не прочь завязать с ним знакомство, непринужденно заорал на весь зал: – Эй, ты! Принеси кувшин вина! И не такого пойла, как обычно, а хорошего!

– У нас все вино хорошее,– обиженно произнес маленький сморщенный слуга, появляясь возле столика как по волшебству.

– Самого лучшего! – лихо выкрикнул Кадах.

– Господин! – с видом оскорбленного достоинства изрек черный Биджаз.– У нас все вино самое лучшее!

– Тогда неси любого,– сдался Кадах.

И, откинувшись к стене, гулко захохотал. Улыбнулась и Соня. Ей не хотелось идти наверх, в свою комнату, и оставаться наедине с непонятными сновидениями, мучительными предчувствиями, тревожными голосами, которые звучали не то извне, не то в глубине ее сознания. Здесь же все было просто: кувшин вина, простодушный жизнерадостный детина-собеседник, стук игральных костей.

Вскоре Кадах уже поведал ей, доверительно ухмыляясь и скаля зубы, что обязанности его сводятся не только к охране персоны купца.

– У него пять жен, Рыжуха,– рассказывал Кадах, потягивая вино.– Вообрази себе! Пять! И всё налитые, красотки, как на подбор! Бедра – так и укусил бы, глазки как у лошадок. Поглядит эдак строптиво, головой мотнет, подвесками и серьгами как зазвенит – у меня аж сердце заходится! А купец – он же старый. Ему и одной жены многовато… Этих держит для фасона. Чтобы видели и завидовали.

– И с которой же из них ты завел любовь? – спросила Соня, улыбаясь.

Кадах захохотал:

– Со всеми пятью! Сочные, ласковые, отзывчивые красавицы! Они сами между собой решают, которая из них придет ко мне, когда купчина захрапит. А уж я их не обижаю, поверь.

За таким приятным разговором Кадах выиграл у Сони несколько серебряных монет. Когда же она объявила, что прекращает игру, взмолился:

– Не уходи! Нынче такой уж вечер… Не хочется оставаться без доброй компании.

– А как же купеческие жены? – спросила Соня.– Неужто решил их оставить?

– Нет… Мне назначила сегодня встречу старшая, Вайба. Смуглая, как персик, не ходит – плывет по воздуху… Купец ее хорошо откормил. Погладишь – тело так и играет под ладонью…

Он невольно облизнулся, думая о предстоящем свидании.

– Так иди к ней! – сказала Соня.– Вижу, тебе невмоготу. Зачем ты томишь себя здесь, в харчевне? Я тебе не пара…

– Это точно. Мужчине я не смог бы рассказать всего, что говорю тебе… Слушай! Она ждет меня после второй стражи. До этого срока купец держит ее у себя. Старшая жена ночует у него в шестой день луны. Так заведено.

– Коротаешь время? – спросила Соня.

– Не обижайся! – воскликнул Кадах.– Это правда… Сыграй со мной еще. Может быть, тебе сейчас повезет.

– Я не стану больше играть на деньги,– решительно заявила Соня.– Иначе мне придется уехать из Кароса завтра утром, а это никак не входит в мои планы.

Она пошарила в кошеле и вдруг нащупала флакончик с благовониями, который подарили ей сегодня утром в лавке.

– Вещица грошовая, но хоть какую-то цену она имеет.– Соня поставила флакончик на стол!

Кадах повертел его в пальцах, открыл крышку, придирчиво понюхал тягучее содержимое сосудика.

– Приятный запах,– не без удивления констатировал он.– Хорошо, будь, по-твоему. Ставлю против твоей змейки два серебряных.

– Идет.

Они бросили кости несколько раз. Кадах почти виновато посмотрел на Соню.

– Я опять выиграл…

– Что ж, мне, в самом деле, пора спать,– вздохнула Соня.– Бери свой выигрыш. Пусть твоя ночь будет приятнее моей.

Кадах сунул флакончик в кошель на поясе, похлопал Соню по плечу и вышел в черную ночь.

* * *

– Она пришла! – Биджаз приплясывал от возбуждения на пороге жилища Ментаптэ.– Вот она!

Ментаптэ застонал во сне и вдруг, разом пробудившись, рывком сел на своем аскетическом ложе.

– Кто пришел?

– Ты ждал ее? Вон она идет! Слышишь?

Ментаптэ прислушался. Ничего, кроме неумолчного стрекотания цикад, не доносилось до его слуха.

– Я ничего не слышу,– сердито заявил он, снова укладываясь на постель.– Глупый старый Биджаз! Совсем уже утратил рассудок! Что за дурацкая фантазия – ворваться ко мне среди ночи с криком о том, что кто-то якобы пришел!

– Говорю тебе, господин мой, она идет! Я слышу ее! Неужели ты настолько глух? – Маленький черный слуга устремил на Ментаптэ презрительный взгляд.– Впрочем, о чем я! Конечно, ты ничего не слышишь. Ты же глух… Я слышу ее внутренним ухом.

Ментаптэ помрачнел:

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Помни, кто вытащил тебя из грязи! Кто поручился за тебя, когда стража уже волокла тебя к помосту, чтобы отрубить тебе за воровство правую руку! А кто устроил тебя на работу в «Веселого вепря»? Быстро же ты забыл обо всех благодеяниях, которые я оказал тебе!

– Я ничего не забыл,– огрызнулся карлик.– Ничего.

В последнее слово он вложил столько ненависти, что Ментаптэ вздрогнул. Может быть, впервые он посмотрел на Биджаза пристально, с истинно человеческим интересом.

– Так ты ненавидишь меня? – тихо спросил он.

– Я презираю тебя за бесхребетность и слепоту, за полную глухоту, за неумение распознавать истину и отделять ее от шелухи житейской неправды… Но это неважно, господин мой, ибо превыше моего презрения и моей боли – служение великому Сету. А ты служишь ему… на своем месте. И пока ты служишь ему – я твой раб, если этого требует мое служение.

– А когда оно перестанет этого требовать?

Биджаз пожал плечами:

– Кто знает, чего захочет от меня наш бог! Может быть, я оставлю тебя на произвол твоей страшной судьбы… а она страшна, не сомневайся, Ментаптэ, ибо ты замахнулся на истинное величие! И горе тебе, если твоя роль окажется тебе не по плечу! Может быть, я убью тебя… Не знаю. Тише! – перебил он сам себя.– Говорю тебе, она идет.

Теперь уже и Ментаптэ различал чьи-то легкие шаги на песке. Действительно, кто-то приближался к двери.

Биджаз взял со стола масляную лампу, запалил ее и выбежал из комнаты, освещая себе дорогу.

За дверью Ментаптэ слышал негромкий разговор. Биджаз что-то говорил – видимо, сыпал приветствиями и добрыми пожеланиями. Вот уж этого добра у маленького чернокожего слуги всегда под языком навалом! Голос неизвестной женщины отвечал неуверенно и тихо. Незнакомка о чем-то спрашивала. Она говорила медленно, точно во сне.

Наконец дверь распахнулась, и в комнату вбежал Биджаз, неся над головой горящую лампу. Следом, неуверенно, будто во сне, вошла невысокая смуглая женщина с ладонями, выкрашенными охрой. Глаза ее, неестественно широко раскрытые, блуждали по сторонам, в углу большого чувственного рта выступила слюна.

– Кто это? – требовательно спросил Ментаптэ у карлика.

Он видел, что разговаривать с женщиной не имеет смысла – она находилась в трансе. Безумная? Находится под воздействием колдовских чар? Откуда она взялась? И кто навел на нее эти чары?

– Говорит, что ее зовут Вайба, господин,– ответствовал карлик.

– Откуда она взялась? – сквозь зубы процедил Ментаптэ.– Проклятье! Я хочу знать, зачем она явилась сюда!

Биджаз передернул острыми плечами с самым дерзким и независимым видом.

– Тебе видней, господин. Для чего эта женщина явилась к тебе посреди ночи?

Ментаптэ схватил его за плечи и сильно встряхнул, словно тряпку. Голова карлика мотнулась. Биджаз жалобно пискнул, точно птица, попавшая в сеть.

– Не болтай чепухи! Ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю! Должна была прийти та, рыжеволосая! Мне нужны рыжие волосы, огненные! Мне нужна кровь Рыси! А это кто, я тебя спрашиваю? Почему она здесь?

Спро… си… ее! – выдохнул полузадушенный карлик.– И отпусти меня, наконец, господин! Иначе я умру и не смогу больше приносить пользу – ни тебе, ни великому Сету, не говоря уж о бедном маленьком Биджазе, которому тоже нужна эта самая польза! Ох, как нужна, господин!

Тяжело дыша, Ментаптэ ослабил хватку. Карлик выскользнул из его рук, уселся на пол и, обхватив руками голову, принялся громко причитать:

– Бедный я, несчастный! Невезучий я! Никогда не видел я в жизни радости! Всяк мною помыкает – и все оттого, что рожден я черным, что рожден я карлой, что рожден я сморщенным, как стручок! На беду зачали меня, в жестокий час исторгло меня материнское чрево! И родители мои были рабами, а повитухой стала черная лисица, что шастает меж кладбищенских холмов!

– Замолчи! – рявкнул Ментаптэ.– Что за глупости!

Женщина между тем, тихонько напевая, прошлась по комнате. Ее тяжелые серьги еле слышно позвякивали. Босые ноги ступали бесшумно по земляному полу, однако ножные браслеты звенели при каждом ее шаге. Неожиданно она вскинула руки, показав красные от охры ладони, ж принялась танцевать перед Ментаптэ, покачивая полными бедрами. Волна чувственности против воли молодого жреца захлестнула его. Он застонал сквозь сжатые зубы.

Женщина смотрела прямо на него распахнутыми темными глазами, однако, казалось, совершенно его не видела. Она кружилась и кружилась, изгибаясь всем телом, под слышную только ей музыку. Ментаптэ начала бить мелкая дрожь. Карлик довольно захихикал. Наконец женщина завершила свой танец и остановилась, тяжело дыша. Ее лоб и живот покрылись испариной.

Ментаптэ шагнул к ней и коснулся ее живота кончиками пальцев, точно желая собрать эту драгоценную влагу. Женщина громко застонала и изогнулась под этим прикосновением.

– Возьми ее! – пронзительно закричал карлик. Возьми ее! Сейчас не поздно! Луна стоит высоко, ее белый глаз устремлен на тебя!

Ментаптэ с трудом перевел дыхание и отшатнулся от женщины, словно она вдруг превратилась в чудовище.

– Нет! Как ты смеешь!.. Я потеряю всю свою силу!

– Ты так думаешь? – засмеялся карлик.– Ты не маг! Ты ничего не можешь! Ты истомил себя девственностью, ты иссушил себя! Настоящий маг не думает об этом. Настоящий маг берет тех женщин, которых хочет, и сила его только прибавляется от этого.

– Значит… я… не настоящий маг…– еле выговорил Ментаптэ. Его язык заплетался.– Мне это безразлично. Я должен… взять ее кровь…

Он схватил Вайбу, старшую жену купца, за руку и повел за собой в подземный ход. Она следовала за ним безмолвно и покорно, точно животное. Ей было все равно. Она помнила, как приходил к ней Кадах, ее любовник, охранник старого глупого мужа, как подарил ей благовония в сосудике в форме змеи – очаровательная безделушка в старинном стигийском стиле… Потом… кажется, она наложила благовония себе на брови и уши.

И настала тьма. Затем она помнила себя на дороге к Пирамиде. Ее немного удивило, что она идет одна, без провожатых, без служанок, пешком ночью… по пескам… Но впереди росла черная пирамида, ее силуэт неудержимо влек ее…

А затем зазвучала музыка. Вайба поняла, что должна танцевать. Ее охватило плотское желание. Рядом находился мужчина. Она чувствовала, что он отвечает на ее зов. Он был готов взять ее прямо там, где она танцевала, но потом передумал. Он повел ее куда-то… куда-то, где любовь будет еще слаще. Огромная пещера, украшенная множеством изображений змеи. А! Вот и змейки, точь-в-точь напоминающие ту, которая содержала в себе благовония. Улыбка тронула губы Вайбы. Она потянулась было к этим изображениям, но мужчина мягко подвел ее к ложу из черного камня и осторожно уложил.

Она вытянулась, запрокинула голову, ожидая того, что должно за этим последовать. Она была счастлива, И когда жертвенный нож перерезал ей горло, она ощутила острое неземное блаженство.

* * *

… Теперь голосов было множество. Мириады пляшущих огоньков метались в темноте. Они обступали Соню со всех сторон и звали ее на все лады: умоляя, заклиная, требуя. Соня вытягивала перед собою руки, пытаясь обороняться от их нашествия, но тщетно: те огоньки, к которым она прикасалась, не были ни горячими, ни холодными. На ощупь они были никакими. Их попросту не существовало…

И все же они были здесь – яркие, тревожные. Голоса звучали из середины этих таинственных искорок:

– Соня! Соня! Помоги нам, Соня! Приди, Соня! Дай нам свет, Соня! Дай нам покой!

Неожиданно вспыхнул яркий свет. Соня огляделась по сторонам и обнаружила, что находится в роскошном дворце. Стены просторного зала, посреди которого стояла Соня, были, облицованы полированным алебастром. Под потолком вился орнамент из золотых змей, сплетённых хвостами. Высокие белые колонны также были обвиты золотыми змеями. Посреди зала, простирая к Соне руки, стоял высокий чернокожий человек, облаченный в просторные белоснежные одежды и золотые браслеты. Его лицо: вдруг показалось Соне знакомым. Он открыл рот, чтобы заговорить с ней, но мучительная гримаса исказила его черты.