Текст книги "Поверженные правители"
Автор книги: Роберт Холдсток
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
Глава 26
ПЛЕННИКИ ЯНТАРЯ
Остров остался позади, как воспоминание, темное и невнятное, как горы на западе – последнее видение острова, утратившего цвет, темной тенью поднимавшегося над морем. Крит, остров древних знаний, ополчившихся на новые открытия, исчезал вместе с заходящим солнцем, а ветер и море, благосклонные к Арго, уносили нас на северо-запад.
Был миг – Тайрон, как и я, уловил его, – когда странные силы, правившие нашим походом в землю Мастера, оставили нас. Время вернулось на свой круг. Будущее снова захватило нас. Мир эха, созданный Укротительницей, – мир, через который Арго показывал нам события прошлого, был поглощен самыми обыкновенными волнами и устойчивым ветром, подгонявшим нас на пути домой, на Альбу.
Наша поредевшая команда держалась тихо, радовалась добрым ветрам и спокойному морю. Так мы дошли до Геркулесовых столбов. Потом натянули прус и с попутным ветром пошли на север, вдоль опасных берегов Иберии. И только здесь мы собрали совет, чтобы заставить Ясона рассказать о событиях, якобы забытых им.
Ясно было, во всяком случае для меня, что Арго убрал запрет с части событий, пережитых им вместе с Ясоном. Едва мы миновали Стохиады у побережья Галлии, Ясон сильно изменился. Он выглядел тревожным и задумчивым и проводил на весле больше времени, чем требовала необходимость, а его взгляд, хоть и внимательно следивший за морем, стал далеким и обращенным в себя.
Арго держался неприступно: богиня в злобном обличье скалилась на нас и отказывалась вступать в беседу.
Я попытался, впрочем безуспешно, объяснить петлю времени, в которую загнали нас на Крите Арго и Укротительница. Тайрон в какой-то мере понял: для исследователя лабиринтов естественно было, по крайней мере чутьем, угадать лабиринт, оставленный нами позади. Но Урта никак не мог взять в толк, как это вышло, что, скажем, Сегомасу теперь придется сотни лет ждать, пока он родится, вырастет и отправится воевать в чужую землю, попадет в плен, будет живым подвешен в роще на Крите, а его внутренности будут съедены, высушенную кожу вместе с кожей его товарищей по оружию, тоже попавших в плен, пустят на плащ, многослойный плащ, что он обнаружит дубовое изваяние самого себя, созданное чуждым духом, духом – изгнанником из первых времен острова, на котором он, Сегомас, наконец обретет покой Иного Мира.
По правде сказать, я и сам находил все это несколько запутанным, так что нечего было и спрашивать, сумеют ли остальные постичь игру веков – они попросту не могли. А что касается созданных Укротительницей множественных отзвуков мест и событий, не сосуществовавших больше нигде… Об этом лучше промолчать.
Арго привел нас к пониманию причин, по которым Страна Призраков захватила земли Урты.
Но остается вопрос: как попал в Страну Призраков Мастер? Да, то была страна теней, но и населенных призраками берегов, звучащих шумом охоты лесов, звенящих клинками равнин и одетых железом войск. Ему там было совсем не место.
Ясон наблюдал за мной через головы столпившихся вокруг него мужчин. Погода испортилась, мелкий дождь поливал Арго и скатывался по кожаным навесам. Мы промокли. Чем дальше мы продвигались на север, тем более жалкое зрелище собой являли. Боллул сражался с веслом, открыв рот от натуги. Рубобост ждал своей очереди. Кимон притулился рядом с отцом под навесом, натянутым между бортами. Оба думали о Мунде: один с надеждой вернуть дочь; второй, судя по хмурому лицу, обдумывал способы приструнить сестрицу.
– Что ты сделал с Мастером? – спросил я у Ясона.
Тот взглянул на меня. Седые волосы облепили лицо, косматая борода набрякла от влаги и вытянулась сосульками. Но как горел его взгляд! И теперь в нем светилась память, память о втором великом походе.
– Это сделал не Ясон, – заговорил он, почему-то упоминая себя в третьем лице. – Это сделала колдунья. Она обыскала его, ободрала его, разбила его, извлекла мозг его костей. Она сожрала его, как стрекоза поденку, заглотила, начав с головы. И чем больше она ела, тем сильней ненавидела. И тем сильней снедала ее ярость. А почему?
– Почему? – повторил Урта, когда молчание после последнего загадочного восклицания Ясона слишком затянулось.
Ясон уставился на правителя в глубокой задумчивости. Тень улыбки тронула его губы. Потом он оглянулся на меня:
– Потому что он сумел скрыть свой дар. И Медея осталась голодной, съев его сердце. Она ничего не узнала. Он сказал ей лишь одно: «Свет загорается в небе». Она знала, что он говорит о бронзовых дисках, которые прилетали сверху, но не со звезд, а ближе. Но она так и не дождалась объяснения, что они значат и откуда берутся. Как она бесилась! От нетерпения она раздирала собственную грудь. И нетерпение подвело ее. Она погубила свой свадебный дар. Этот человек – или кто он там был – ушел или утратил свои способности прежде, чем моя добрая жуткая женушка сумела найти слабое место в его обороне и вымотать тугие жилы его открытий.
Она выбросила, извергла его, а внутренности, изжеванные и непереваренные, выплюнула на пол. Кости, расколотые ее зубами, измолола в муку и развеяла по ветру. Не в буквальном смысле, конечно.
– Конечно…
– Но я помню, как она целовала его глаза, прежде чем запустить в них свои когти. И помню, как он смеялся.
– Она ничего от него не узнала?
– Ничего существенного.
– И поэтому она его убила.
– Нет, – быстро возразил Ясон, – совсем не так. Она вернула его мне. – Он помрачнел от воспоминания, покачал головой. Потом тихо рассмеялся. – Да, она вернула дар. Я тогда не понял, что это был конец нашему союзу. Любовь давно бежала. Она оставила меня так же скоро, как Медея покинула Мастера. Я тогда не обращал внимания. Он был игрушкой в ее руках. Она все еще принимала меня и с радостью впускала в себя. Я не замечал, как становится кислой ее сладость. А если и замечал, то приписывал это влиянию луны или иным преходящим событиям. Только потом, когда, покинутый ею, я нашел короткое счастье с Главкой, она повернула кинжал на столе так, чтобы он указывал на меня, указывал, что вина на мне. И она убила все, что я любил: моих сыновей, моих прекрасных сыновей. Я тоже был игрушкой в ее руках, но к тому времени игра ей наскучила.
– Мы завернули его в парусину, – продолжал Ясон. – Этого разбитого человека, этого Дедала, полуметалл, полуплоть, звездного безумца, странного сновидца, отвергнутую плоть волшебства, отвергнутый дар любви. Он стенал на множестве языков, проклинал мореходов с волчьими сердцами, которые увозили его из Иолка на продажу. Мы прослышали о невиданных странах с несметными богатствами там, далеко на севере, о земле пяти рек, из которых две текут на запад и восток, две – на север и юг, а одна – блуждает.
То было второе великое странствие Арго.
Но Мастер, призвав свое волшебное зрение, предсказал нам беду. Он не принял в расчет человеческой тупости. Нам он казался забавным. Мы надеялись, что всех других – чужаков – удастся одурачить.
Одного мы назначили присматривать за ним, чтобы он не заболел и его члены не отмерли под туго стянутыми веревками. Мы завязали ему глаза – на всякий случай: даже ослепленные глаза могут больше чем видеть; и заткнули ему уши. Вот как мы боялись его. Мы кормили и поили его. Старались избавить его от любой боли. Помогали, когда ему требовалось помочиться и прочее. То и дело переворачивали его, чтобы не скопилась черная кровь, губительная для таких пленников. Мы кормили его и вдоволь поили водой и простым вином.
И гребли навстречу приключению. Его можно было продать, если только подыскать подходящее царство, и подходящий товар на обмен, и подходящую простую душу, которой хватило бы той, как мы считали, слабенькой магии, какая осталась у Мастера.
И мы нашли такое место и такого человека. Я забыл его имя. Он был царем в той земле – надменный вождь, занятый только своим богатством и вином, лошадьми и женами. Его жрецы, покрытые шрамами, с серебряными волосами, таинственные, были жестокими, их жертвоприношения были воистину звериными.
Они вцепились в предложенного им Мастера с дикой жадностью и яростью. Вот мы и променяли его где-то близ той реки, что зовется, как я теперь узнал, Рейном. Что получили в обмен? Янтарь! Самый удивительный янтарь, какой мне приходилось видеть. Ради него мы прошли по рекам вглубь страны. В кусках драгоценного янтаря застряли всякие твари. Мы знали, что за такой товар в святилищах у нас дома дадут большую цену.
Ясон пожал плечами, развел руками:
– Ну вот. Что сталось с нашим изобретателем потом? Думаю, он умер. Я скоро забыл о нем. Несколько месяцев спустя, когда я вернулся во дворец, Медея пыталась убить меня. А я – ее. Ее колдовство было сильнее моего оружия, так что я отступил, оставив ее гнить в своих покоях. Я не сознавал, как легко ей дотянуться до моих сыновей, как легко она пожертвует ими. Остальное вы знаете. Во всяком случае, Мерлин знает.
Он больше ничего не сказал, а я ни о чем не спрашивал. Перед нами лежала самая трудная часть обратного пути, и нам требовалась вся сила наших спин и все умение, чтобы одолеть его.
Глава 27
ПРИВИДЕНИЯ
– Мы не одни…
Шепот Ниив разбудил меня. Она гладила мне лицо ладонями, серьезно рассматривала. Вымотанный долгой работой на весле, я спал под грудой меха. Над Арго пахло свежим сырым рассветом, а по легкому качанию веток над головой я понял, что корабль медленно входит в сужающееся перед землями Вортингора русло Нантосвельты.
– Кто там?
– Всадники. Туманные всадники.
Правильнее было бы сказать не туманные всадники, а всадники в густом утреннем тумане. Река здесь была еще широкой, окаймлявшие ее ивы и ольшаник еще зеленели, хотя наступила осень. Деревья блестели от росы. На туманных берегах, там, где прибрежные заросли расступались, ясно видны были всадники. Их отряды держались вровень с нами. Временами на их шлемах и копьях странно и угрожающе вспыхивал свет.
Все мужчины, кроме меня, были на веслах. Ниив и мальчики тоже спали после морского перехода. Боллул с Рубобостом, оба раздевшись до пояса, мощными гребками, силой своих четырех крепких рук помогали Арго медленно двигаться против течения. Теперь, проснувшись, и мы перебрались на скамьи и добавили ему скорости.
Всадники в тумане подгоняли коней, чтобы не отстать. Лошади громко фыркали, звенела сбруя.
– Что ты о них думаешь, Мерлин? – спросил Урта, налегал на весло.
В туманных бестелесных всадниках с южного берега я заподозрил пришельцев из Царства Теней Героев. Но те, что ехали по северному берегу, были мне незнакомы. Что-то с ними было неладно.
Едва я осторожно прощупал нашу молчаливую свиту, как всадники будто почувствовали мое присутствие. Те, что на северном берегу, поспешно ускакали вперед и скоро потерялись для затуманенного зрения и иных чувств. И всадники на юге почти одновременно повернули в сторону от реки, растаяли в дымке.
За нашими спинами показалось солнце. Оно прожгло волглый туман. Подойдя наконец к причалу неподалеку от крепости коритани, мы отправили Колку к дяде. Парень вернулся и привел троих мужчин и еще троих юношей своего возраста, чтобы помочь нам грести, но сам Вортингор закрыл ворота и постыдно затаился в своей ненадежной крепости. С тремя воинами он прислал пять щитов, пять копий и пять мечей – все поношенные.
Колку был вне себя от ярости. Он молчал и только бледнел, не решаясь взглянуть в глаза старшим аргонавтам. Урта же был не так зол, как я от него ожидал.
– Мог бы хоть лошадей одолжить, – пробормотал он.
Ясон рассмеялся:
– Можем и сами взять. Мы с Рубобостом, каждый по-своему, опытные конокрады.
– Вортингор немало помогал нам прежде. Таково мое суждение, – сухо отозвался правитель, засмотревшийся вдаль, на холм, и отгородившийся теперь даже от друзей. Вождь в беде понимал беды другого вождя. – Оставим Вортингора в его несчастье. Быть может, само наше возвращение прояснит ему разум. К тому же – хочет он того или нет – нам еще предстоит помогать друг другу, пока наша жизнь – все наши жизни не кончились.
– Вон там, к югу от крепости, табун, – вдруг азартно зашептал Колку. – Я вижу, лошадей сорок. Выращенные на воле, горячие. И стадо в двадцать голов. Мой дядя, верно, совершал вылазки на север: знаю я его обычай. Я рад буду доставить их вам. Лошадей и скотину. Я сумею. Объездить их так, чтоб слушались узды, будет не слишком трудно. Это уж наше дело! Руки Рубобоста нужны тебе для гребли. А мы готовы к набегу!
– Ты готов обокрасть того, кто заменил тебе отца? – сурово спросил долговязого юнца Урта.
Но Колку не так легко было смутить:
– Считай, беру взаймы. И ты сам сейчас сказал, правитель Урта, в конечном счете обе крепости будут сражаться за одну жизнь.
Урту не пришлось долго уговаривать. Впрочем, Кимону он не позволил участвовать в набеге, как ни возмущался мальчишка. Кимон рвался примкнуть к отряду собственных утэнов, все еще мечтал занять среди них место вождя. Кроме того, напомнил он отцу, будь под ним конь, он мог бы перескочить реку, прорваться через пристанища и достичь Тауровинды куда быстрей, чем пешком или на веслах.
– Речь идет о твоей сестре, – упрекнул его отец. – Ты только и думаешь, как сбросить со стен собственную сестренку.
Кимон ощетинился, с вызовом встретил взгляд отца.
– А я думал, ты заботишься о моей мачехе!
– Об Улланне? Она снится мне каждую ночь. Я думаю о ней каждую минуту дня. Мы – одна семья, и все мы, каждый по-своему, правим Холмом Быка. Великий правитель лежит в его глубине. Великий род наследовал ему. И моя дочь тоже из рода правителя – того, что был повержен, но создал великую страну. Вы должны помириться с Мундой.
Кимон кисло рассмеялся:
– С тех пор как она вошла в пристанище Всадников Красных Щитов, она переменилась. Я это вижу. Ты – нет. Я не хочу видеть тебя поверженным! Я не хочу унаследовать разгромленную страну.
– Тогда просто поверь, что я лучше знаю. Ты не пойдешь в набег с Колку.
Кимон поневоле смирился с решением отца.
Колку и три юные рекрута переговорили с тремя старшими воинами из крепости. Они не хотели подводить добровольцев. Но все сошлись на том, что Вортингор может обойтись и без новой добычи. Все коритани разочаровались в своем вожде.
И хорошо, что эти трое остались на Арго.
Новый туманный рассвет. Река кипела от играющей рыбы, прибрежные деревья вздрагивали от бегущих оленей, так что каждый на борту только и думал, как бы поудачнее бросить дротик и обеспечить добрый ужин. Над нами кружили журавли, около двух десятков потревоженных птиц. Слышалось шумное карканье невидимых для нас ворон.
Сети поднялись из воды так неожиданно, что на миг каждый решил, будто видит сон. Арго покачнулся и застрял, нас сбросило со скамей в трюм, весла перепутались.
Мы сели на мель, а всадники, прорвавшись сквозь ивняк на северном берегу, гнали своих темногривых коней в воду. Они окружили нас волчьей стаей – в тяжелых плащах, в темных личинах, ощетинившиеся короткими копьями и стрелами в заплечных колчанах. Двое всадников вскочили на борт. Урта зарубил одного, а второго Боллул могучим толчком сбросил обратно в реку, но при этом получил глубокую опасную рану в плечо.
Засвистели стрелы. Их полету отозвались снасти Арго. Короткое копье по дуге полетело прямо в Кимона, но тот с юношеским проворством отскочил влево, перехватил древко и отправил копье обратно в метнувшего его воина, успевшего, однако, подставить щит.
Ржание лошадей не заглушало протяжных воинственных кличей нападающих. В довершение всего река бурливо закипала под их телами, когда они пытались окружить нас и подтащить к берегу. Они были быстрыми, а их удары – смертоносными. Один из воинов Вортингора погиб от меча разбойника, который прыгнул на корабль прямо со спины коня и тут же снова вскочил в седло.
Ниив забилась под шкуры.
Тайрон извлек из-за пояса пращу, из мешка – каменные снаряды и хладнокровно обстреливал нападавших. Потом стрела ударила его в грудь и сшибла за борт. Он забился в воде, зажимая руками рану. На губах выступила кровавая пена. Я видел, как Кимон втащил его под грозную фигуру Миеликки, а Ниив выскочила, чтобы им заняться.
– Кто эти ублюдки? – перекрикивая шум, спросил Ясон.
Они с Рубобостом сражались по-гречески: один колол, другой рубил. Дисциплинированное войско из двух бойцов встало против всадников в личинах.
– Дхиив арриги! – крикнул в ответ Урта. – Мстительные изгои!
– Много же ты нажил врагов, – проревел Ясон.
В его голосе слышался смех, прерываемый шумным выдохом при каждом ударе. Для таких сражений он и родился.
Они подстерегали нас, эти «мстительные изгои». Но откуда они прознали, что мы на подходе? Здесь всем правил жестокий случай: этим бывшим друзьям, бывшим героям, предавшим вождя и обреченным на жизнь диких зверей, не осталось ничего, кроме звериной злобы и жажды минутного торжества над человеком, изгнавшим их.
Они были опасны, но не имели значения, хотя их мечи и причинили нам серьезный ущерб.
Я внезапно осознал, что Ясон выкрикивает мое имя. Арго затягивали в сеть, корабль опасно кренился, и старый друг просил меня вмешаться. Кажется, и Ниив орала на меня. Но Тайрон, прислонившийся к ее плечу, махнул мне рукой, словно говоря: «Ничего не предпринимай!»
Вдруг из-за деревьев, из тумана выехали новые всадники: бестелесные воины на высоких конях в нарядной броне. Если бы и этот отряд оказался нашим врагом, никто из нас не вышел бы живым из стычки. Но Нерожденные были здесь стражами. Это они следили за нами с южного берега, быть может присматривая заодно и за отрядом изгоев. Они ворвались в реку и вступили в бой.
И снова я услышал свое имя, теперь от одного из них. Проникнув взглядом за пластину забрала, я узнал ухмыляющееся лицо Пендрагона. Он с двумя десятками соратников обрушился на дхиив арриги, сбивая их с седел, хватая коней и вытаскивая их на берег. Река покраснела, но не надолго.
Кимон с отцом рассекли цепкую сеть, освободив нос Арго, и тот сразу закачался на волне. Пендрагон со своими всадниками с шумным плеском выбирались из реки и продирались сквозь плакучие ивы, кони отыскивали на скользком береговом откосе место, чтобы твердо поставить копыта. Коней изгоев они утащили за собой, и отряд спасителей скрылся так же внезапно, как и появился.
Из-за деревьев донесся голос Пендрагона:
– Мы станем ждать вас там, где река захлестнула ваш лагерь.
И все кончилось.
Немного погодя Арго круто развернулся поперек течения, так внезапно, что вальки весел чуть было не сбили нас со скамей. Но мы быстро выправили весла, и корабль мягко ткнулся носом в отлогий берег, явно служивший местом для водопоя скота.
Так Арго намекал нам, что пора на время распрощаться, и мы поспешно сгрузили свое добро, не забыв и медовое дитя в многослойной обертке. Боллул, у которого раненая рука висела на перевязи, первым выскочил на сушу и бросился на холм, откуда можно было осмотреть окрестности: привычная забота о безопасности вождя. Когда он дал знак, что все спокойно, Урта с Рубобостом соскочили на мелководье и приняли на руки безжизненное, но живое тело Тайрона. Ниив совершила настоящее чудо: он все еще дышал, но не глубоко и с трудом и был бледным как смерть, которая его едва не унесла. Никто не верил, что он выживет.
– Моя ночь наступит скорее твоей, – шепнул он Ниив, но та приложила пальчик к его губам.
– Нет, если я найду то, что надо. Если бы мы с тобой оказались на севере! Но я учую нужные корни, а ты их съешь и снова будешь готов умереть в любой день.
К вечеру мы прошли сквозь чащу и выбрались в просторную рощу с пятью увитыми шиповником камнями, стоявшими в ряд, покрытыми узорами, разными старинными символами. Каждый лежал на невысокой насыпи. То было святилище Пяти Сестер, одно из тех священных мест, куда и жрецы заходят только в определенное время года. Оно же служило межой, разделявшей владения Урты и Вортингора.
Иными словами, мы подошли к новой реке, к серебристому рукаву Извилистой, отрезавшей Урту от его твердыни.
Здесь мы, утомленные переходом, остановились на отдых. Луна поднялась над нами – больше половины диска. Камни на могилах запели: по крайней мере, я слышал песню. Лунная тень, цепляя выбитые на них круги и спирали, вызывала мелодию, недоступную слуху Урты и Ясона, но для меня столь же явственную, как некоторые звуки для собачьих ушей. Я наблюдал за тенями спиралей, которые углублялись с движением яркого полумесяца. Я вслушивался в мелодию, которая становилась все глубже, громче, пронзительнее, перешла в протяжный стон и замерла, когда тень поглотила все.
Ниив, думается мне, тоже уловила отзвуки древней песни. Она прижалась ко мне, упершись одной ступней в мою – осторожное прикосновение, знак товарищества и любви.
Но смотрела она на памятники, и ее сдвинутые брови выдавали любопытство.
– Ты слышала музыку? – спросил я ее.
– Что-то слышала. Что-то странное. Странно ведут себя эти камни.
Несколько минут мы задумчиво помолчали, потом она спросила:
– Это темницы? Или дворцы?
– Места Мертвых. Ворота. Входы.
– Но темницы или дворцы?
– Сюда возвращаются Мертвые.
– Темницы или дворцы?
– Не знаю. Что чувствуешь ты, Ниив? Темницы или дворцы?
Она обняла руками колени, поймала мой взгляд.
– Я не уверена, что есть разница. Как бы велики, как бы просторны они ни были, рано или поздно всегда натыкаешься на стену. Из того, что я узнала о Ясоне и Медее, об их жарком южном мире с мраморными дворцами и вьющимися коридорами… Нет, я не вижу разницы. Там, откуда я пришла, сама земля – дворец. Я могла год идти снегами и лесами и не найти стены. – Она снова постучала ногой по моей ступне. – И ты это знаешь. Клянусь самой Снежной Госпожой, твой мир больше, чем можно вообразить. Твой дворец – сам мир. Нет стен, только возвращение к началу. Где твое начало, Мерлин? Я никогда не спрашивала…
– В глубоком ущелье, заросшем лесами, полном пещер и образов, там, где встречаются несколько рек; откуда расходятся в стороны долины. Там, куда люди приходят, чтобы остаться. Я стар. Но там, откуда я пришел, те, кто растил меня, были не так стары, как первый народ долины, чьи песни и видения мы учили.
Ниив уставилась на меня с полуулыбкой на губах, с живыми звездами в светлых глазах:
– Ты вернешься туда? В конце?
– Конечно.
– Тогда то место – твоя могила.
– Мой дворец. Моя темница. Да. Я вернусь туда, но еще не теперь.
– Я найду тебя там, – сказала она с тихим озорством. – Знаю, что я всего лишь мимолетное увлечение для тебя, просто прихоть.
– Ты больше…
Она со смехом отмахнулась:
– Нет, нет. Я слишком хорошо тебя изучила. Я знаю о тебе слишком много. Нет, просто прихоть. Но я отыщу тебя там, когда ты наконец отбросишь вьючную лошадь и дорожный мешок, посох и ложную мужественность. И саму Тропу. Когда ты вернешься домой, чтобы переносить свою звериную память на стены пещеры, – ищи меня. Я договорюсь с Миеликки. Через тысячу лет? Мой поцелуй застанет тебя врасплох! Мы вместе пройдем по склону горы.
Я привлек Ниив к себе. Она свернулась в моих объятиях, и мы стали возиться с одеждой, чтобы наши тела грели друг друга, хотя этой душной осенней ночью не так уж и нуждались в тепле.
Она была настроена странно. Я хотел сбить ее на обычные чувства. Я не хотел прощупывать ее. Она была такой грустной. Такой жалостной. Было что-то… Как это высказать? Я стараюсь припомнить ту минуту теперь, через столько лет… Она была одинока.
И мы уснули.
Меня разбудило кряхтение – тяжелое кряхтение Рубобоста, стаскивавшего камень с одной из могильных насыпей. Освободив его от налипшей земли, он бросил валун наземь.
Призрачная фигура возникла за его спиной, заглянула в открывшийся ход и кивнула.
Человек опустился на четвереньки и пролез в проем. Тогда Рубобост поднял камень, положил его на прежнее место, затем разбежался и сильно пнул ногой, вбивая поглубже. Поправил отвалившийся дерн и начертил незнакомый знак на возвышавшейся над ним глыбе.
Я не успел спросить, чем он занимается. Он сам подошел ко мне, кивнул Ниив, заметив светлое пятнышко ее лица под моим плащом, и присел на корточки:
– Он просил попрощаться.
– Тайрон?
– Да. Он умирает и знает об этом. Велел поблагодарить тебя за то, что искала корешки, запирающие кровь. – Последние слова предназначались Ниив.
– Я их не нашла, – грустно прошептала Ниив.
– Он просил передать, что уходит домой. Он недолго там побыл и снова покинул дом, чтобы помочь нам с Арго. А теперь он отыщет обратный путь через лабиринт.
– Какой лабиринт? – спросила Ниив.
Рубобост оглянулся на могилы.
– Об этом я его и спросил. Он сказал, что уверен: именно этот камень – Сестра – и есть вход в лабиринт. А если так, он сумеет добраться до своего острова.
– А если нет?
Рубобост смешался:
– Я не догадался его спросить.
Дак отправился добирать то, что не достал. Ниив вздохнула и снова прижалась ко мне. Ее последние слова той ночью были словами сочувствия нашему другу критянину.
Тайрон больше не появится в моем повествовании. Но мне вспоминаются слова Ниив после встречи с матерью Тайрона и охоты Укротительницы, когда мы спешили на Арго: ей показалось, что она видела Тайрона в толпе на пристани.
Странник по лабиринтам нашел свой дом. Я в этом уверен. Что сталось с ним после того, рассказывать ему самому.
К концу следующего дня мы стали ощущать равномерные толчки земли под ногами. И лес вокруг нас, казалось, тоже чувствовал их. Он настороженно замер, и только птицы вдруг вспархивали, кружили над деревьями и так же внезапно опускались.
– Это надвигается сзади, – сказал Ясон.
– Нет, спереди, – Урта тревожно вглядывался в закат.
– Нет, вот они! – выкрикнул грек, и мы обернулись, чтобы рассмотреть четыре маленькие фигурки, которые с воплями нагоняли нас на измученных лошадках: пятки бьют в лошадиные бока, волосы разлетаются по ветру. Каждый гнал перед собой несколько коней, которые брыкались, вставали на дыбы, но продолжали скакать.
Колку и Маелфор победоносно вскочили на попоны, покрывающие спины их лошадей. Потные мальчишки приветствовали нас веселыми ухмылками.
– Всего восемнадцать, – сказал воинам Маелфор, – да и то повезло. Колку высмотрел лошадей…
– Но не заметил охраны, – признался Колку, не переставая улыбаться и глядя на Кимона. – Задали они нам жару!
– К счастью, они были пьяны, – закончил Маелфор. – Не то могло бы плохо кончиться.
Он повернул голову, показав длинную полосу от копья, которое процарапало шею, но вполне могло перебить позвоночник.
Всадников и их добычу устроили на отдых. Больше всего они нуждались в воде, а рядом протекал маленький ручей.
Но Боллул сказал:
– Мне кажется, земля все еще дрожит.
Удары – вернее, перекрывающиеся раскаты дробных ударов – наводили на мысль о корабельных барабанах, задающих ритм гребцам. Удары становились то чаще, то реже. Будто под землей работал механизм, гудело рукотворное сердце земли.
Мы с Ясоном обменялись короткими взглядами.
– Мастер, – тихо сказал он.
– Мастерская, – добавил я.
И он кивнул:
– Мы почти у цели.