Текст книги "Поверженные правители"

Автор книги: Роберт Холдсток

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Роберт Холдсток
«Поверженные правители»

Новым аргонавтам:

Джошу, Матильде, Коллуму, Луису, Рори и Тоби.

И трем аргонавтам постарше:

Кейву, Келли и Бену.

Бурных морей и счастливых дней!

Благодарю Абнера, Говарда, Джо, Малькольма, Патрика, Энн, Даррена и Сару, помогавших направить Арго в безопасную гавань.

Неведомое поглощаетподобных мне. Мы в нем рождены. Нам никогда не познать его пределов. Мы исчезаем в нем.

Приписывается Ясону, сыну Эсона и капитану Арго. «Аргонавтика»

Пролог
СНЫ О ПРАВИТЕЛЯХ

Под конец дня последняя из пяти колесниц вылетела по ущелью к условленному месту встречи. Из легкого плетеного кузова выпрыгнул высокий молодой человек, одетый в алые и шафрановые одежды с узором, говорящим о его ранге и клане. На плаще с пурпурной каймой скалилась волчья морда. Светлые волосы уложены в замысловатую прическу: коса обернута вокруг головы, подобно короне. Тяжелое золотое ожерелье на шее яркими отблесками встречало последние лучи закатного солнца.

То был Дурандонд, старший сын верховного правителя маркоманнов, одного из пяти союзов, набиравших силу в лесах к северу от великой реки Рейн. Он криком приветствовал побратимов, уже успевших напиться допьяна, и забросил оружие в повозку. Колесничий осторожно развернул коней и присоединился к другим возницам, сидевшим поодаль. Они ели, пили и делились пережитым за долгий путь к южным горам.

Рослый юноша с наслаждением окунулся в запах тушенного в вине жирного мяса.

– Ты опоздал, – укоризненно заметил один из четверых.

– Надеюсь, не настолько, чтобы вы без меня управились с этим греческим вином, – отозвался Дурандонд.

Он взял лицо брата в ладони, а потом наклонил ту из двух изящных глиняных амфор, что была полегче, и плеснул в свою чашу терпкого красного вина.

– За судьбу, за провидение – и за славную жизнь и достойную смерть наших отцов! – провозгласил он, и его товарищи со смехом подхватили тост.

Дурандонду передали козлятину и толстый ломоть черствого хлеба, и он принялся есть, по его собственному выражению, «с довольством и с добрым вздохом». Кончились голодные дни. Он похлопал себя по животу. Конец путешествию. Провидец – тот, кого называли странником и кто жил немного дальше по ущелью, – подождет, пока благословенное вино расслабит члены и обострит ум.

Но это рассказ не о Дурандонде и не о его четверых побратимах. Не торопитесь привязываться к этим бесшабашным хвастливым персонажам. Они лишь призраки. И все же их тени скользят по строкам моего рассказа, особенно тень прибывшего последним на тот скромный пир: последнего бахвала, последнего из тех обаятельных юношей. Обладая здравым смыслом и видя, как умирают старшие, он почувствовал, что мир меняется.

Они один за другим вошли в узкую извилистую лощину. Дурандонд шел впереди и с опаской оглядывался у каждого поворота или изгиба. Вдоль тропы журчал ручей. Терн и утесник цепляли их за плащи. Позелененные мхом, спутанные корни вязов, склонявшихся над проходом, бугрились, как спящие змеи, одетые в чешую лишайников.

В укрытой зарослями лощине долго было темно. Дурандонд первым вышел на открытое место перед входом в темную пещеру. С уступа над входом скалы свисал рыжий занавес из оленьих шкур, но теперь он был откинут и позволял заглянуть внутрь.

Из пещеры вышел высокий мужчина. Его возраст оставался загадкой, потому что лицо незнакомца пряталось за густой черной бородой и спутанной копной черных волос до плеч. В гриву волос были вплетены камни и раковины. Но глаза казались яркими, молодыми, и во взгляде, устремленном на пришедших, светилось любопытство. Одет он был в омерзительно грязные кожаные штаны и куртку; плащ из потертой медвежьей шкуры облегал плечи и доставал почти до земли, а спереди был стянут бронзовыми пряжками.

Вместо посоха он держал короткий лук и колчан со стрелами. Когда гости отстегнули пояса с мечами и бросили оружие наземь, он тоже швырнул свой лук и стрелы в пещеру.

– Ты – странник? – спросил Дурандонд.

– Да.

– Это пещера странника?

Он не скрывал пренебрежения.

– Странник. – Мужчина указал на себя. – Пещера странника. Да.

Дурандонд невольно выказал разочарование.

– Я столько о ней слышал! Думал, она большая и наполнена магией и чудными вещими штуковинами, добытыми тобой в странствиях.

– У меня много пещер. Иначе мне нельзя. Я странствую в далекие дали. Я иду по Тропе, огибающей мир. Я иду по ней так давно, что нахожу перемены на лике самой луны. Мне жаль, что я разочаровал тебя. Вы за этим пришли? Потолковать о моих «вещих штуковинах»? Обсудить мое жилище?

– Нет. Вовсе не за тем.

– Тогда назовите себя.

Дурандонд представил себя и спутников. Запах тухлого звериного сала и немытых волос оскорблял обоняние этих наследников правителей, неукоснительно соблюдавших чистоту, безупречно опрятных и подтянутых. Но они сдержали отвращение, глядя, как молодой старец садится на трехногий табурет, упираясь локтями в колени, и кивает, предлагая юношам тоже сесть.

Они не сели: садиться им не приличествовало. Каждый преклонил колено, и один за другим они выложили перед странником немудреные дары. Провидец оглядел пищу и напитки, гарпун, бронзовый нож и зеленый шерстяной плащ, поднял голову и улыбнулся. Зубы у него были здоровые и белые.

– Спасибо вам. Я рад жаркому и вину. И остальное очень даже пригодится. Что я могу для вас сделать? Должен предупредить: я не заглядываю далеко в прошлое и не помогаю изменить будущее. Я просто смотрю в будущее – и только. Я направляю, предостерегаю, помогаю подготовиться к переменам. И только. Все прочее обходится слишком дорого. Не для вас. Для меня.

– Да! – воскликнул Дурандонд. – Я слышал, что ты предпочитаешь хранить свой дар, а не использовать его. – Он говорил с высокомерным безразличием к последствиям своих слов, свойственным герою и будущему правителю. – Это не важно. У всех нас один и тот же вопрос.

Странник слегка улыбнулся, слушая его. И поднял руку с растопыренными пальцами, приглашая гостей воспользоваться его даром.

Пятеро наследников разыграли очередность, и Радаг, которому выпало идти первым, поднялся на ноги.

– Разбойничьи шайки с востока, малочисленные порознь, собираются воедино для набегов на крепость моего отца на Рейне. Мой отец и я намерены выступить против них во главе отборного отряда воинов. Мы первыми метнем копья и столкнемся щит о щит с рядами этих трусов. Когда окончится битва, буду ли я правителем или сыном правителя?

Странник покачал головой, встретил упорный взгляд Радага своими холодными, как сталь, глазами.

– Ни тем ни другим, – сказал он. – Твои земли будут разграблены. Ты станешь побитым псом. Запуганный и в крови, с воем побежишь ты на запад в поисках скалы, чтобы забиться под нее, пещеры, чтобы заползти в нее, дупла, чтобы червем пролезть в него. И таков будет твой путь, пока ты не достигнешь другой земли.

На миг Радаг остолбенел.

– Ничего этого не будет! Ничего из сказанного тобой. Умрет ли мой отец или же останется жив, я не буду тем, что ты увидел! Ты ошибаешься. Вот! – рявкнул он. – Возьми свой нож!

Он пнул оружие в сторону сидящего мужчины. Странник склонился, поднял и отшвырнул дар себе за спину. Радаг повернулся и, как буря, понесся назад по лощине, выкрикивая бранные слова.

Версиндонду выпало быть вторым. Зажав в правой руке вышитую кайму пурпурного плаща, он встал и спросил:

– Когда я одолею соперников за право наследовать моему отцу и стану править цитаделью Ведилици, как долго продлится мир с вождями мелких племен моей страны?

Сидящий снова покачал головой.

– Первое, что ты сделаешь, воцарившись в Ведилици, – это побежишь на запад, оставив за спиной дымящиеся развалины своей крепости и таща за собой на веревках дорогие твоему сердцу мертвые тела. Тебя ждет боль. Ты будешь скорбеть, пока не достигнешь другой земли.

Версиндонд смотрел прямо перед собой, мучительно размышляя, а затем перевел взгляд на старика.

– Я так не думаю. Видение обмануло тебя. Кроме того, на мне от рождения лежит гейс: отправляться на запад только в колеснице и в сопровождении пяти рыжеволосых женщин. Иной сказал бы, что этому запрету суждено быть нарушенным! Либо так, либо меня ждет самый долгий путь: путь к смерти, дорога в Царство Теней Героев. Не говоря уже о трупах на веревках. Нет, ты ошибся. Но все равно, ешь свое жаркое. Пусть оно прояснит тебе зрение.

Он говорил совершенно спокойно, но был очень сердит. Вслед за Радагом он вышел из пещеры странника.

Кайлум взглянул на Дурандонда, чуть нахмурился и встал, держа в руках гарпун со зловеще зазубренным наконечником из слоновой кости. Минуту он разглядывал снасть, щупая пальцем ее острые зубья. Потом взглянул на странника.

– Я собирался задать не такой вопрос, как другие. Но чутье и мудрость, заложенная в меня наставниками-друидами – сколько я смог усвоить, – говорят, что ты все равно предскажешь мне путь на запад в поисках другой земли. Видно, такова уж канва узора. Потому я спрошу: что могу я сделать, чтобы остаться на востоке?

– Ничего, – отвечал странник. – Твоя судьба на западе, твоя судьба – поражение. Землю, оставшуюся у тебя за спиной, уничтожит пожар. Твоя цитадель откроет ворота перед хищниками и стервятниками.

Кайлум шагнул к нему и низко склонился, морщась от вони, исходящей от предсказателя. Он положил гарпун на колени страннику, и взгляды их встретились.

– Никогда, – тихо сказал Кайлум. – Никогда я не уйду на запад так, как тебе видится. Крепость – мое наследство, мой дом, моя родина, мое надгробие. Скорее этот гарпун для форели пронзит потроха луны, чем я покину тот холм и город. Взываю к доброй сильной руке Белиноса и к жестокосердной Ригадуне, да разовьется твое пророчество и обмотается тебе вокруг шеи.

Он резко отвернулся. Странник опасливо пощупал шею, потом усмехнулся в бороду.

Дурандонду выпало спрашивать последним, поэтому теперь поднялся Орогот, протягивая флягу южного вина. Он встряхнул ее и, улыбаясь, подал провидцу.

– Оно только затуманит тебе зрение, – сказал он, – так что, пожалуй, я не стану задавать свой вопрос. Как и мой побратим Кайлум, я уже догадываюсь, каким будет ответ. Кстати, как пройти отсюда на запад? Я вполне могу сразу пуститься в путь.

Он засмеялся, дернув себя за усы – дерзкий жест, – и пошел назад по лощине с кривой усмешкой на обожженном солнцем лице. Выходя, он подмигнул Дурандонду.

Тогда встал пятый из отважных юнцов и поднял зеленый шерстяной плащ, принесенный в качестве дара. Странник бесстрастно смотрел на него. Дурандонд спросил:

– У тебя есть имя?

– Я очень стар. Давно живу. У меня много имен.

– Тропа, что огибает мир, сказал ты. Должно быть, до конца ее долго идти.

– Долго. А я прошел по ней много раз. Местами – особенно на севере – она мучительно тяжела. Я не люблю и никогда не любил холода. Иногда я уклоняюсь в сторону, чтобы побывать в интересных местах; иногда остаюсь в этих краях на поколение или более того. Все это помогает разогнать скуку. Я пришел из мира лесов и равнин, где охота, о какой ты можешь только мечтать, и где непостижимое твоему разуму волшебство, из многослойного мира, населенного духами и теми, кого ты назвал бы богами, в странных и дивных образах. Теперь эта Тропа невидима, но сброшенные мной жизни возвращаются туда. Однажды я вернусь ее навестить. Впрочем, земли, которыми я прохожу, с каждым кругом становятся интереснее. Старые жизни должны ждать, в то время как новые выходят из кузницы.

Дурандонд вдумался в сказанное. Он, конечно, недоумевал, но и был доволен, что довелось соприкоснуться с такой тайной. Немного погодя он мотнул головой, поднял свой зеленый дар и вручил страннику. Он отступил прочь, поправив завязки плаща на левом плече, завернулся в него и заколол. Он уважительно потупился, поднял меч в ножнах и закрепил его на поясе.

Теперь настала очередь странника удивляться.

– Ни одного вопроса?

Но Дурандонд кивнул, сощурив светлые глаза. Он погладил подбородок, склонил голову набок, быть может вслушиваясь в будущее.

– У меня есть вопрос. Когда я окажусь в той, другой земле… на западе… – Он помедлил и тихо договорил: – Что сделаю я прежде всего?

Странник рассмеялся, встал с деревянного сиденья. Бросил взгляд на плащ, который держал в руках, и сказал:

– Ты отыщешь холм, такой же зеленый, как краска на этом одеянии. Ты взберешься на него. Ты объявишь его своим. И ты начнешь строить.

– Крепость?

– Больше того. Гораздо больше того.

– Гораздо больше того, – задумчиво повторил юноша, глядя вдаль. – Гораздо больше того. Мне нравится, как это звучит.

Его взгляд стал блуждающим, но лишь на миг. Он вопрошающе взглянул на меня. Ему было любопытно, его мучили сомнения и волнение, видимая глубина пророчества.

– Мы еще встретимся?

Что я мог ответить ему? Я никогда не заглядывал в будущее, чтобы увидеть там самого себя. Слишком, слишком опасно. Что я до конца его жизни останусь в его мире, сомнений не вызывало. И в мире его сыновей, и сыновей его сыновей. Без сомнения.

Века спустя я отыскал тот зеленый холм, что являлся в моем видении, и прожил несколько лет в великой крепости Альбы, созданной молодым, осмотрительным, любознательным человеком из праха своей жизни. В Тауровинде.

Мой приход на Альбу отмечал конец долгого пути по Тропе. Альба приняла меня в себя, и призрак будущего правителя стал преследовать и изменять меня. Это другая история и для другого раза. Меня еще влекли те, кого я вновь полюбил, но и старая любовь – одна из тех, кого я когда-то любил, – была красива, поистине очень красива. И это столько же ее история, сколько и история страны, куда она, посрамленная, однажды тихо вернулась.

Однажды холодным летом…

Часть первая
ВОДА ИЗ КОЛОДЦА

Глава 1
ЗНАМЕНИЯ

Арго, волшебный корабль Ясона, вернулся в Тауровинду, крепость Белого Быка, через год после отплытия. Вернулся по реке, известной как Извилистая. Я всегда втайне подозревал, что он вернется. Однако о нем не слышно было целый оборот времен года, пока он отдыхал в подземных руслах под крепостным холмом: в ручьях, реках и потайных притоках, связавших Тауровинду с царством, принадлежащим Иному Миру, – с Царством Теней Героев. И я не сразу ощутил его присутствие.

Ясон и оставшиеся аргонавты спали в его объятиях под палубой, близ сердца корабля. Арго защищал их: своего капитана и команду, призванную из земель за пределами изведанного мира или за пределами самого времени. Быть может, он видел в них своих детей.

Но для чего он вернулся? Как только я осознал, что он здесь, он закрылся от моего бережного прикосновения, замолк от носа до кормы, затворил от меня свой дух, едва отозвавшись приветственным вздохом. Зачем он вернулся из теплых южных морей?

Странные перемены в святилищах самой крепости должны были бы подсказать мне ответ.

Ниив, северная волшебница, дочь шамана, – проклятие моей жизни с тех пор, как я впервые свел ее с Ясоном, – прибилась к женщинам, охранявшим колодец. Теперь их стало четыре: все юные, дикие, растрепанные, способные испускать самые поразительные и ужасающие вопли – то смеха и изумления, то страха и отчаяния. Вопли «далеко видящих и глубоко чувствующих», которыми подобные стражи святынь охраняли и отделяли себя от людей, живущих вокруг.

К тому времени Ниив стала моей любовницей. Она делила со мной тесную комнатушку в крепости, но не жалкую хижину в сердце вечной рощи у реки, где я жил среди прославленных мертвецов.

Каждый день на заре, когда она пробиралась ко мне в поисках удовольствия, от нее веяло тайной. Запах старой земли и кислого сока наполнял наше жилище. Мы поселились рядом с запретным садом, где проводили свои обряды Глашатаи Земли, Прошлого и правителя – люди дуба, как их называли. Наши с ней обряды производили больше шума. Ниив была жадна и откровенна. Она светилась восторгом. Иногда она сияла ярче луны.

Она шарила по моему телу, вскрикивая от удовольствия и пробуждая эхо недавнего воспоминания: когда она так же обшаривала мир духов, проводя время у колодца. Наконец она обессиленно опускалась на меня, глубоко вздыхала, и в этом расслабленном вздохе было больше от нового понимания моих чар, чем от моего слабого присутствия в ее теле.

Я ее любил; и я ее боялся. Она научилась обращаться со мной с легким пренебрежением, привлекавшим меня еще сильнее. Она сознавала, что я понимаю ее уловки. Ни для меня, ни для нее это ничего не меняло. Она умело дразнила и распаляла страсть, и страсть вспыхивала с новой силой.

По всем признакам холм под Тауровиндой оживал, указывая на опасность с запада: из-за священной реки Нантосвельты – Извилистой, – из Царства Теней Героев.

Для Урты, Верховного правителя корнови, для его Глашатаев и женщин-старейшин знаки были нежданными и поразительными: грозовые облака, сначала застывающие над крепостью в неестественных формах, а затем внезапно рассеивающиеся; затем громовой топот животных, хотя стада не было видно; другие явления, пугающие и очевидные. Однако они лишь слабо отражали происходящие изменения, которые я отмечал уже целый лунный круг.

Первой приметой стало движение живых существ задом наперед. Когда в темнеющем небе проносилась стая птиц, видна была лишь тень движения, но не то, что птицы летят хвостами вперед. Опушка леса поглощала оленя, словно не он отступал назад, а его втягивало в зеленые дебри. На рассвете, при первых проблесках солнца, собаки, даже огромные гончие Тауровинды, жались к земле, точно готовясь встретить невидимого врага, и пятились на прямых лапах в тень, из которой выскочили в поисках пищи.

Эти мгновения, когда нарушался порядок вещей, проходили так же быстро, как и наступали, но у меня не оставалось сомнений, что прошлое и будущее сплелись в смертельную сеть.

А затем появились загадочные речи. Они исчезали так же быстро, как и возникали. Короткое приветствие, словцо, брошенное кузнецом подмастерью, но в словах не было смысла, разве что для самого говорящего. Для уха слушателя они не значили ничего: простой набор звуков, гортанное бормотание. Но говоривший загадками легко себя понимал. Словно он на миг овладевал забытым языком. И именно так оно и было.

Все это мне было хорошо знакомо.

Заметив шутки Времени, я стал искать источник, через который оно проникало в крепость. Первым делом я прошел в сад, в рощу, охраняемую Глашатаем правителя, в плотное сплетение плодовых деревьев, орешника и ягодных кустов, скрытое за изгородью из колючих ветвей. Оно было столь густым, что внутрь не могло пробраться даже самое юркое животное. Сад цвел, протягивая ветви к заходящему солнцу.

Потом я посетил колодец.

Колодец скрывался в каменном лабиринте с высокими стенами, за маленькой каменной оградой в рощице карликовых дубов, покрытыми ярко-зеленым мхом.

Вокруг широкого устья колодца стояли скамьи, сделанные из розового зернистого камня, знакомого мне не по Альбе, а по странам жаркого, сухого, душистого юга: Массилии, Крита, Корсики. То были земли ма-за-рай – охотников за снами, – бродивших ночами по лесистым холмам, разнося и раздавая проклятия. Подобно ма-за-рай тех далеких островов, женщины, служившие колодцу Тауровинды, часто разгуливали ночью при луне. Они, как зайцы, носились по склонам, поедая букашек и мелких зверьков, подпрыгивая, точно бешеные псы, чтобы схватить птицу на лету, принимали странные обличья, хотя к рассвету снова становились озорными пятнадцатилетними красавицами. Новая женщина-у-колодца появлялась только тогда, когда одна из старых уходила: без сомнения, вниз, в потоки под крепостью. Но однажды к ним присоединилась четвертая. Было три – стало четыре, и чары не разрушились.

Новой женщиной была Ниив.

С появлением первых же знаков движения Теней Героев я каждый день подсматривал за женщинами. Они по большей части проводили время, сидя на каменных скамьях, вглядываясь в широкое горло холма, временами подбрасывая в его пасть вымазанные в крови камни или жгуты из цветов и трав и выпивая снизошедшие на них, как они говорили, «видения славы» – видения странные, сны далекие. Если вода отзывалась, игриво булькая пузырьками на поверхности, начиналось дикое торжество. Я смотрел на них без удовольствия: достаточно сказать, что женщины подчиняли себе воду и извлекали из нее образы. Все это было обычно. Такая водяная магия существовала задолго до возведения крепости на холме.

А вот теперь…

Я наблюдал за женщинами из укрытия. Сознавали они мое присутствие? Ниив – возможно. Но Ниив мне доверяла, убедившись, что я доверяю ей. Они в волнении заглядывали в колодец и явно были чем-то озадачены.

На сей раз подземные воды вырвались на поверхность мощным яростным потоком, с ревом поднялись из глубины, ударив и разбросав призвавших его нимф. Он изгибался и мерцал, затем замер в ожидании, жидкие мышцы раскачивались, как дерево, тянулись к дрожащим женщинам.

Постепенно они собрались с духом, быстрее всех Ниив, и позволили струям обнять себя, вытянулись, разогнулись в их сплетении. И едва они влились в кровь земли, глубинный мир холма стал подниматься, открывая сокрытое в нем.

Люди из прошлого, более далекого, чем Тауровинда, щерились, выглядывая из воды, их немигающие взгляды гасли, едва им открывался сущий мир.

Эти некогда живые образы, эти воспоминания о мужчинах и женщинах стали стихийными духами. Распад плоти оставил от них одни видения, тени, обитающие в камне под холмом. Но теперь их освободили. Иные бежали – бестелесными птицами вырывались из воды, чтобы раствориться в воздухе. Другие уходили обратно в глубину, избрав покой.

Кони рванулись из колодца вскачь, с развевающимися гривами, и хранительницы с визгом присели, а серые тени над их головами мелькнули и скрылись в каменном лабиринте. За ними – собаки всех пород и размеров, разгоряченные охотой, с оскаленными зубами, со вздыбленной шерстью, с телами, переливающимися в стремительном беге через стены. Их яростный лай становился горестным, когда они исчезли в мире людей, – тени, но снова живые.

Лошади и собаки, погребенные с правителями, искали теперь призрачный след дикой охоты.

И тут я впервые увидел эхо древнего человека, лежавшего там, – основателя самой крепости. Дурандонда.

Он поднялся, нагой и безоружный: водяной призрак, принявший облик человека средних лет, – старше, чем тогда, когда он выслушал мое пророчество столько поколений назад, но все еще отделенный многими годами от ожидавшей его жестокой смерти.

Он взглянул на восток, в сторону родины, потом – на небеса. Встретил ли он мой взгляд, обернувшись, чтобы осмотреться? Не могу сказать. На лице Дурандонда лежала печать печали, потом печаль сменилась гневом, словно этот дух, этот жидкий призрак предвидел, какая ужасная судьба вновь ожидает его гордую крепость.

Вода опала. Дурандонд вернулся к своим сокрытым под холмом костям.

Мгновение минуло.