Текст книги "Поверженные правители"

Автор книги: Роберт Холдсток

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Глава 13
КРИПТА

Я по возможности держался возвышенностей, потратив малость прозрения, чтобы высмотреть старую и тайную тропинку через густой лес. Через два дня я ощутил, что Урта близко. И еще – что за мной следят издали.

Заподозрив, что меня преследует Ясон – вероятно, на потерянной мною лошади, – я послал крылатого соглядатая. Но едва птица и всадник сблизились, лес сомкнулся вокруг преследователя подобно плащу, окутав и скрыв его. Я оторопел: такого странного насилия над природой я ожидал бы скорее от одного из одаренных способностью менять облик, чем от старого увальня-моряка. Тот, кто преследовал меня, был чем-то подобен мне, но приближался с северо-востока, от оставшегося позади Арго.

Я выбросил загадку из головы. Слова Арго «не позволяй им вернуться» тревожили мои мысли. Повсюду ощущались надвигающиеся перемены, и странностей в этом в общем-то обыкновенном мире драчливых и воинственных племен оказалось многовато для меня.

Я ослабел. Пришлось признаться в том самому себе. Зов Тропы становился сильней. Скоро наступит время идти своей дорогой, вернуться на старый след, перейти в новый мир, еще более необычный, шагнуть в более широкое и глубокое Время, правившее моим бытием.

Я не желал откликаться на зов.

Ниив вошла в мою кровь: мысли о ней, ее утешительная близость пересиливали все иное. Да еще была Медея – воспоминание детской любви. Покинув Альбу, я должен буду отказаться от этой обновленной, пусть и мучительной, связи с женщиной, так много значившей некогда в моей жизни.

Я ехал вперед в смятении, подгоняемый сомнениями, давая отдых только своей лошади, но не себе.

Я нагнал Урту в тот же день ближе к вечеру. Я скакал под светившей в спину половинкой луны, по дороге из земли коритани во владения Урты. Перевалив безлесный гребень, увидел под собой костры. Урта разбил лагерь в сухом русле реки, разделявшей владения. Огни горели между валунами и обломками стволов; палатки стояли вокруг большого шатра, укрывавшего, как я догадался, правителя с приближенными.

Я издалека заслышал гогот отдыхающих мужчин, веселый гомон подростков. Если в воздухе и пахло едой, ветер не дал мне насладиться ее ароматом.

Один из утэнов Урты остановил меня, узнал и провел в лагерь. Урта вышел поздороваться:

– Мерлин! Отбрасываешь лунную тень, как я вижу! Надеюсь, это доброе знамение. Входи в мою крепость!

Я поднырнул под кожаный полог шатра. Там сидели несколько мужчин, среди которых некоторые были мне знакомы. Одеяла постелили прямо на землю. Урта протянул мне глиняную флягу с холодным вином, присмотрелся с любопытством:

– С севера? Что у тебя за дела, старый друг?

– На севере?

– Да. Я оставил тебя в Тауровинде, а встречаю возвращающимся с севера.

– Ну, я если уж снимаюсь с места, то двигаюсь быстро. Я хотел поговорить с Арго. Он здесь и очень встревожен.

Сидевшие в шатре недоуменно переглянулись, и Урта сделал мне знак помалкивать.

– Отложим пока. После поговорим. А я тем временем набрал этих нескладех на подмогу… Вот они, лучшие силы моего доброго друга Вортингора, хотя самому ему пришлось остаться и охранять свои владения.

Меня наскоро познакомили с начальниками коритани, после чего Урта рассказал о своих успехах в их землях.

Самое главное: он вел с собой почти сотню добрых бойцов.

– Люди против Теней Героев?

– В прошлый раз помогло! А на что еще я могу опереться?

Последние слова он прошептал. Я понимал причину. Все, что он делал: каждый поступок, каждое действие, каждый вызов иному миру – совершалось с показной уверенностью. Решимость и твердость часто оказываются сильнее железа и колесниц.

Его повествование о деревянных изваяниях, возвращавшихся к жизни, об их последнем шествии к реке давали, впрочем, пищу для размышлений. И опять какие-то мыслишки, обрывки воспоминаний, свили гнездо в моем сознании.

Следующая история оказалась еще интереснее.

Прослышав, что я в лагере, Кимон выбрался из палатки, которую делил с семью молодыми коритани, и явился в шатер отца. Между прочим, он пришел не один. С ним вошел мосластый бледный паренек, мальчик со шрамами на лице, предвещавшими победы, с голодным взглядом, с надменно поджатыми губами. Однако при виде меня он насупился и тихо сел с краю, скрестил ноги и приготовился терпеливо ждать.

Кимон приветствовал меня, вздернув голову, чтобы показать свежий шрам.

– Я получил шрам на подбородке! – поведал он. – Вот от этого мальчишки. Его зовут Колку, и мы с ним договорились, как поделить главенство и почести.

– Похвально. Я не понял ни слова из того, что ты сказал.

Кимон тотчас же заметил, что отец его тихо посмеивается про себя, но мальчик был так занят собой, что не обратил внимания. Он подробно описал мне свою схватку с Колку в борьбе за шрам на подбородке. Я подметил, что Колку пару раз покачал головой и сжал кулаки. Стало быть, отчет Кимона был не так верен, как полная луна. Но по каким-то своим соображениям Колку позволил молодому корнови подправить события в свою пользу.

Они с Кимоном пришли к «товарищескому» соглашению, что на полгода Колку возглавит отряд из пятнадцати юношей: пять корнови и десять коритани, затем на полгода власть перейдет к Кимону. После того они станут бороться за первенство. Соглашение их было столь же ненадежно, как первая случка телки с быком, но, как видно, действовало: условия обдуманы, приняты, и надо выполнять, как бы трудно ни пришлось.

Тут мне представили Колку, и я обнаружил, что парень мне нравится. У меня возникло сильное предчувствие, что они с Кимоном – во многом противоположности – когда-нибудь станут сильными союзниками и преданными друзьями.

Пока их скудные годы, их малый возраст испытывали их, и они хорохорились друг перед другом. И все же в них было все необходимое для единства и силы.

Сейчас между ними стояло лишь Царство Теней, и оба признавали это, хотя и не вполне понимая. Кимон ребенком был вырван из страны своего сердца, и боль разлуки запомнилась ему. Колку, не отягощенный такими воспоминаниями, тем не менее, как видно, оценил опыт товарища и доверился ему.

Колку с Кимоном и остальными подростками сбились в отряд, во многом схожий с отрядом утэнов Урты. Они назвали себя «крипта».

– Это ведь греческое слово?

Кимон нахмурился, но Колку ответил улыбкой:

– Древнее Греческой земли. Я слышал его во сне: сны вольно текут по этому острову, разве ты не знаешь?

– Нет.

Конопатый юнец снова улыбнулся и заговорщицки кивнул.

– Так и есть. Это остров сновидений. Они слетаются отовсюду, и куда им дальше лететь? За Страной Призраков нет ничего, кроме заходящего солнца. Я слышал рассказы об утесах, бурном море и об островах, что появляются и исчезают. Но что с того? Здесь край мира, а сны залетают не дальше, чем птицы. Мы живем в сонном пруду, миры и жизни приходят сюда, чтобы остаться, и кое-кому из нас удается их поймать, как и я поймал сон: сон мальчика из земли, древнее Греческой. И он произнес слово «крипта».

Колку говорил словно во сне или словно кто-то другой говорил за него.

– А что он понимал под криптой?

– Хороший вопрос. Я думаю, он понимал «скрытое»; думаю, он хотел сказать: «Я знаю, но пока не открою». Думаю, он хотел сказать: «У меня есть тайна». Во сне, – продолжал он, – я видел орех, еще целый, но в нем не было съедобного ядрышка, а только нечто, ожидавшее, пока о нем узнают. Со временем скорлупа ореха должна стать хрупкой, и тогда тайна выйдет наружу. Вот так. – Он самоуверенно ухмыльнулся.

– Незрелые орешки?

– Готовые открыть все, когда созреют.

– Тогда почему бы не назвать себя орешками?

Мужчины засмеялись, но мальчик оставался собранным и сосредоточенным.

– Странные слова, странный язык, старый язык… Ты их должен знать, если Кимон рассказал мне правду. В сказаниях они звучат лучше. В сказаниях поэтов. Старые слова, а смысл еще старше.

– Крипта? Да, звучит хорошо.

Кимон сказал:

– Мы теперь связаны. Связаны неведомой истиной и неведомым исходом.

Он оглянулся на отца. Урта с большим интересом разглядывал сына.

Мальчик вытащил из-за ворота половинку золотой лунулы.

– Она связывает меня с тобой и с крепостью. Никогда не забывай об этом, отец.

– Как я могу забыть. Другая половина у Мунды.

– Да, – нахмурившись, проговорил Кимон. – Надеюсь, она дорожит ею.

Воспользовавшись случаем, улучив минуту откровенности и единства между отцом и сыном, между братом и побратимом – а таковы, как я понял, были теперь отношения между Кимоном и Колку, – я протянул руку к символу полулуния, висевшему на шее мальчика. Урта разрубил это старинное украшение на две неровные части. Я до сих пор никогда не присматривался к ним. Я повидал немало таких подвесок. Но жест Кимона, как будто стремившегося защитить свой оберег, и внезапный огненный блеск чеканного золота привлекли мое внимание.

Испытание доверия: позволит ли мальчик волшебнику рассмотреть свое наследство?

– Мне хотелось бы взглянуть поближе, – сказал я. – Сними, будь добр.

Кимон покосился на отца, опустил взгляд на золотую игрушку и мгновенно, почти не раздумывая, снял талисман и подал мне. Я был польщен. Узы доверия еще не порваны.

В моих руках оказалась золотая четвертинка луны, отлитая из солнечного металла с чеканным звездным узором: созвездие из семи звезд, солнце в частичном затмении, несколько фаз луны, полоска падающего с небес огня. Половинка, принадлежащая Мунде, естественно, должна была изображать другие части небес. Только сейчас я осознал, что этот древний диск, передававшийся по наследству из поколения в поколение, был превращен неизвестным Мастером в послание, в котором мог крыться определенный смысл.

Тогда, в тот миг в старом речном русле, в предштормовой тишине вечера, я ощутил себя открытым очагом, дверью, в которую стучится каждый путник.

Собиралась не просто буря, нечто большее. Воздух колол, точно иголками. Как там сказал Колку? Странные слова, старый язык.

Старый и странный. Тайна, готовая прорваться, истина, готовая открыться. А я все еще не мог различить ее.

Горели костры. Кислое вино орошало усталые глотки, старые шутки все еще вызывали смех. Старые воины грезили о юношеских победах. Юноши грезили о будущих победах, которые станут вспоминать под прокисшее вино.

Нас собрали вместе. Нас поймали. Ловушка расставлена.

Но едва я начал обдумывать эту тревожную мысль, как Кимон зашептал мне в ухо о своем странном приключении, о встрече с человеком-вепрем, с Урскумугом – старейшим существом.

– …Я не дал ему убить Колку, я ткнул его копьем. Я считал себя уже мертвецом: зверь был такой громадный. Но он встал, выдернул копье из груди и отбросил его. Он был похож на человека, которого застали врасплох и он не знает, что делать. Он сказал: «Это был хороший удар». Потом он нагнулся ко мне и сказал еще: «Что-то странное творится в этой доброй земле. Что-то серьезное. Старейшие существа пробуждаются. И старые духи. Что-то происходит. Берегись!» Потом он ушел.

– Ты испугался?

– На минуту, – неохотно признался Кимон. – Потом страх прошел. Совсем прошел. Вепрь был мне другом. Он, казалось, сам не знал, зачем вышел в эту ночь. Растерялся так же, как я, когда пришлось сражаться с вепрем в человеческом облике.

– Быть может, это оттого, что ты – крипта.

Эта мысль была слишком велика для него. Он со своим отрядом нарождающихся героев творил мир скорее играя, чем с серьезными намерениями. Но откуда-то взялось это имя: имя меняло мальчика и его друзей, а не наоборот, и я задумался, не был ли человек-вепрь частью этих перемен.

Кимон в ответ только пожал плечами:

– Возможно. Должен ли я попытаться понять? Ты можешь мне помочь? Можешь посмотреть для меня?

– Посмотреть? Ты хочешь увидеть, что произошло на самом деле?

Он кивнул:

– Так что?

– Если я стану смотреть, что там было на самом деле, то увижу, как ты борешься с созданием древней земли, скатываешься по откосу, колешь, швыряешь копье, отступаешь… и остаешься жив. И выслушиваешь откровения смрадно дышащего существа из своих кошмаров. Иными словами, все, что ты испытал сам.

Кимон пристально наблюдал за мной, переваривая сказанное, затем тихо спросил:

– Но он сказал, что пришел в мир без причины. Ты можешь поискать причину.

– Чтобы меня утянули в Нижний Мир за волосы и за бороду? На земле есть способы видеть, и они порой приносят пользу. Заглядывать в Иной Мир для меня так же опасно, как для тебя или твоего отца. Так что нет: я не стану слишком старательно выискивать причину, заставившую Урскумуга поднять свою клыкастую щетинистую голову.

– Пусть так, не важно, – дернул плечом Кимон. – Я победил в схватке. И зверь выказал мне уважение. Я больше не боюсь Урскумуга. Я просто спросил.

Кимон оставил меня в покое. Я задумался: кто еще из старейших существ поднимается? Сперва пристанища, теперь эти… Кто или что вызывает их?

Урте хотелось поговорить о жене и дочери, которых он уже давненько не видел. Обсуждалась стратегия, расстановка скудных сил: воинов, колесниц и героев-одиночек против сил Теней Героев, когда те перейдут броды Нантосвельты и двинутся на Тауровинду.

Я слушал. Я был сам по себе. Я чувствовал, как смыкаются вокруг меня зубья ловушки. Все было не так, и странная дружеская встреча Кимона с Урскумугом только поставила печать на простейшее обстоятельство:

Иной Мир одурачил нас, отвел нам глаза, застал нас врасплох.

Я вышел из холодной палатки и встал, глядя на луну над голым гребнем. На нем в серебристом сиянии вдруг показалась крошечная фигурка человека, ведущего под уздцы коня. Он крикнул:

– Мерлин! Убирайтесь от реки! Убирайтесь сейчас же! Все до одного. Река поднимается. У вас нет ни минуты! Бегите!

– Ясон? – окликнул я, узнав призрачный голос.

Завернутый в плащ человек указал рукой на юг и властно повторил приказ:

– Вы на пути потопа. Выбирайтесь наверх!

Земля подо мною дрогнула. Я взглянул на юг сквозь ночь и увидел, как неестественно свиваются в жгут облака. Потянуло водяной свежестью. Урта услышал крики, а теперь и я поднял тревогу.

– Уводи лошадей! Остальное все бросайте и скачите за деревья.

– Что случилось?

Словно в ответ ему вздувшаяся река, скрытая еще деревьями и расстоянием, налетела на валуны. Я увидел, как взлетели и опали брызги. Грохот потока разнесся, как стон из Нижнего Мира.

Теперь ожил весь лагерь. Забились испуганные лошади. Мужчины и мальчики разбегались во все стороны. Одни бросились к гребню, другие – назад, в земли коритани. Я заметил, что Ясон начал спускаться к сухому руслу.

Некогда было вызывать свой колдовской дар, да и что я мог сделать? Перегородить реку? Возможно, но маловероятно. Впрочем, почти не раздумывая, я простер свое дальнее зрение к накатывающему валу и увидел главное: Нантосвельта текла здесь прежде и теперь возвращалась в старое русло! Когда этот пересохший забытый приток вновь станет рекой, владения Урты будут отрезаны, как уже были когда-то встарь.

Катабах рассказывал мне о тех временах. Я позабыл.

Иной Мир двинул на Тауровинду не войско – он переделывал облик самой земли.

Я побежал к востоку, пробираясь через каменные завалы, карабкаясь по заросшему склону, угадывая рядом с собой Урту с сыном. Кимон окликал Колку, своего победителя, а ныне соратника, лошади ржали и спотыкались, их тянули в безопасное место бранящиеся люди, одной рукой путавшиеся в упряжи, другой сжимавшие оружие и щиты.

И вот показалась река, словно лоснящийся зверь. Она извивалась, огибая валуны и деревья, заглатывая старое русло, поглощая его, затопляя, возвращая его себе.

Я вижу мрак… Я вижу потоп…

Я вижу ночной прилив мертвецов…

Пророческие слова Мунды вспомнились мне, как во сне. Девочка во власти своего малого прозрения увидела событие, которое ускользнуло от меня только потому, что я не додумался взглянуть.

Я услышал, как заполошно вскрикнул Кимон. Высокий подросток, конопатый и высокомерный Колку оступился, уцепился за ветку, но рука сорвалась. Приливная волна ударила его в спину и превратила тропу в месиво. Подросток забился, перевернулся на спину, съехал к реке. Второе изогнутое щупальце Нантосвельты протянулось к нему, обвило, заплеснуло пеной, когда под нами с ревом пронеслась вода.

И тут, к моему ужасу и, конечно, к ужасу отца, Кимон добровольно прыгнул со склона вслед за племянником Вортингора. Он обвязался поводьями вокруг пояса, и я увидел, как растягиваются кожаные ремни, когда сила течения захватила его и утащила под воду.

– Маленький дурень! – выкрикнул Урта.

Один из его утэнов, силач по имени Боллул, отшвырнул правителя назад и хотел было броситься за мальчиками, но я поймал его за локоть и покачал головой.

Я вызвал малую крупицу чар, рыбой проплыл по зачарованным водам и увидел, как Кимон и Колку обнялись и на миг пошли ко дну. Всего на миг, потому что оба парня барахтались что было сил, цепляясь за поводья. Они выплыли на поверхность, уже невидимые в темноте, ударились о дуб, наполовину вывернутый течением из земли, но еще крепко державшийся корнями.

Они еще дышали, жили и полны были яростного стремления выжить.

Незатянувшиеся порезы на подбородках открылись и окрашивали воду кровью.

– Куда? – услышал я задыхающийся голос Колку.

– Обратно к твоей земле, – пропыхтел Кимон. – С моей что-то неладно.

Они так и держались там, противясь стремлению Извилистой оторвать их хрупкие тела от опоры.

А потом появился дуб иного вида. Он сиял собственным светом. Полузатопленный, он кренился от наполнившей его воды, но еще держался на поверхности, пересиливал эту гневную буйную реку, двигаясь против течения, мимо мальчиков. Развернувшись в потоке, он надвинулся на замерших ребят, навис над ними разрисованным носом, отшвырнул их. Кимон задергался, стараясь поймать свисавшие с палубы намокшие веревки. Рядом барахтался Колку. Первый дуб вывернулся из земли и обрушился в реку, Арго же выровнялся, унося с собой две молодые души. Собственные чары направили его к восточному берегу, он вылетел на мель и задрожал под ледяной яростью третьего приступа Нантосвельты, которая обрушила на маленький корабль ревущую пену, но оказалась бессильной оторвать Арго от его пристани.

Думается мне, Кимон никогда так не благоухал. С его волос смыло масло и известь. Ободрало даже рассчитанную на годы краску с тела.

Я заметил, как он взглянул на Колку. Мальчишки смеялись, хохотали от изумления и радости. Они понимали опасность, но не думали о смерти. Щедрый дар неведения: две жизни, уже отмеченные болью потери, рассеченные гордостью, но не тронутые жестоким резцом лет.

Река подняла их, подняла корабль, развернула и понесла дальше. Корабль раскачивался на взбаламученной струе. Его мягкое свечение, внимательные глаза на носу – уже не скорбные, а хитрые и лукавые – исчезли вдали. Корабль на равных сошелся с яростными силами Страны Призраков и быстро развернул киль так, чтобы обуздать течение.

Я покинул реку, чтобы вернуться к обезумевшему от страха и горя Урте.

– Арго благополучно подобрал их, – заверил я его.

– Кораблю конец.

– Нет. Ничего подобного. Ему не будет конца.

– В таких-то водах? Его засосет.

– Только не Арго. Он видывал воды и пострашнее.

Его, казалось, успокоили мои слова, но не надолго. Странный свет освещал его лицо, отражаясь в расширенных от изумления глазах.

Я часто и не без оснований сомневался в своем даре прозрения, но никогда так, как в тот час, когда перед глазами людей, спасавшихся на восточных лесистых склонах, происходило окончательное вторжение Страны Призраков.

Едва Нантосвельта вернулась в старое русло, отрезав владения корнови от мира смертных, как этот клочок земли стал окраиной Царства Теней Героев. Лес обернулся высокой, густой, дремучей чащей, потемнел и зарос. Свет замерцал и стал разгораться на полянах и в узких прогалинах, ведущих в его глубину. Оттуда неслись завывания, лай и клики диких созданий. Вечернее небо затмили стаи ворон, круживших и устремлявшихся к земле подобно коршунам, высматривающим добычу не среди себе подобных, а в рядах отступающего в смятении и страхе войска. Их острые глаза служили тем, кто вторгался во владения Урты.

А река все продолжала подниматься! Как живая, проламываясь сквозь леса на склонах, она норовила схватить нас за пятки, отгоняла выше в горы. Наконец она успокоилась и, обманчиво прекрасная, потекла мощным потоком, серебрясь под луной.

Потом будто солнце загорелось на западе. Леса были залиты огнем. Заунывно завыл вихрь, донося к нам отдаленные звуки мириад человеческих голосов и чуть слышный победный клич, нараставший, подпевавший грохоту коней и колесниц. У нас на глазах лес и пламя обретали форму. Там возникло одно из пристанищ, струившее свет из распахнутой двойной двери. Пристанище Всадников Красных Щитов. Направо и налево, прочесывая глазами реку, мы видели пристанища Иного Мира с уродливо ощерившимися ликами созданий из подземных страшных снов Аверна. Они как будто явились следить за нами.

Я с ужасом ожидал того, что должно было вырваться из распахнутых дверей пристанищ, отделенных рекой от склона, к которому жались мы, потрясенные преображением. Урта бормотал нечто, сперва неразборчивое, но затем, по моему желанию, сделавшееся более отчетливым:

– Мунда… Мунда… Она пропала. Великий Бог, не забирай ее. Только не Мунду, не мой маленький мир…

Боллул был крепким человеком, он собрал десяток утэнов и несколько коритани. Они толпой подступили к правителю, обнажив мечи, но держали их острием вниз.

– У нас есть веревки, Урта. Мы сумеем переправиться через этот мутный ручеек… – Он задиристо махнул мечом в сторону широкой реки. – И захватить силой тот домишко. Что толку сидеть здесь, наслаждаясь зрелищем.

– Ты хоть представляешь, что случилось? – заорал я на воина в надежде предупредить его об опасности.

– Ни малейшего представления, – ответил он. – А разве надо?

– Эта река – Извилистая, как вы ее называете. Она пробила старую плотину, перегородившую ее в старину, и возвратила себе земли, принадлежащие Царству Теней. Ты не сможешь переправиться, пересечь ее могут только Мертвые.

– Только Мертвые?

– Только Мертвые!

– Тогда я умру, но не откажусь от попытки! – рявкнул Боллул, глядя на меня как на шарлатана, каким, без сомнения, меня и считал.

Не все воины доверяли мудрости друидов. Боллул принадлежал к тем, кто верил только собственному рассудку да тому, что говорили им их несовершенные чувства. И, как все подобные люди, не слушался ни того ни другого.

– Спрячь клинок, – мрачно приказал ему Урта, повелевая вложить оружие в ножны.

Воин ожег его взглядом:

– Я следую за вождем, я защищаю вождя, но вождь должен действовать!

Слова разгневанного, закаленного в битвах утэна прозвучали болезненным напоминанием о тех временах, когда дети Урты были много моложе, а крепость Тауровинда пала – всего несколько лет назад. Тогда Боллул с помощью тех же слов вырвал Урту из лап скорби по жене и заставил собраться для боя.

Урта сгреб горсть палой листвы, крепко сжал ее, вглядываясь за реку.

– Действовать будем, когда окончится этот кошмар. Тогда ты будешь мне нужен рядом, Боллул. Эти мертвые листья засыплют наши трупы, когда мы вернем нашу землю.

Он мог бы сказать больше, да и спор бы на этом не кончился, но край Иного Мира осветился дневным светом, ложным рассветом, рассветом с запада, призрачно подсветившим небо над холмами и лесами у Тауровинды, хотя нас еще окружала ночь.

Впечатляющие чары!

В этом новом свете над лесистыми склонами поднялись тени гигантов. Дико лаяла свора гончих, которых они держали на поводках. Каждый сдерживал пять бронзовых зверюг. Каждый – в три раза выше Боллула – сам был изваян из бронзы. Я насчитал двадцать таких талосов, гигантов минувшего века. Они были изношены столетиями и изломаны сражениями. Они видели много битв. Зеленая кровь сочилась из глубоких ран в броне их тел. Под шлемами вместо лиц виднелись маски. Они были выкованы по образам проклятых душ, отбрасывающих перед смертью свои кошмары и отдающих свой ужас создателю этих ужасных машин.

Они стояли на гребне холма, сдерживая обезумевшую от ярости свору. Как жаждали они пересечь Нантосвельту и обрушиться на нас!

– Мне известны эти создания, – прошептал знакомый голос у меня за спиной.

– Мне тоже, – ответил я.

Ясон тяжело дышал, дыхание его было зловонным. Я оглянулся на него и увидел, что свет в его пустых глазах стал сильнее, но сам он оставался по-прежнему восковым, мертвенным. Он не отрывал взгляда от той стороны реки.

– Они нездешние.

– Да, нездешние.

Урта вскользь взглянул на него, потом, нахмурившись, – на меня.

– Вы знаете, откуда они?

– Из страны в южном море. С острова. Они обходили дозором тот остров, охраняя его, уничтожая корабли врагов или наемников вроде Ясона, наказывая изменников, высекая пещеры в стенах глубоких расщелин, где скрывались духи беглых богов. Сам Зевс возродился там после одной из своих первых смертей. Остров давал укрытие самым странным гостям: горы были изрезаны лабиринтами. А талосы не рождены землей, а изготовлены человеком. Именно так: их сделал человек. Изобретатель, Мастер…

– Хотя он не из этого мира и не из одного из известных нам миров, – выдохнул мне в спину Ясон. – Дедал. Его звали Дедал. Я что-то о нем помню. Но Дедала давно нет. Он давно мертв. Откуда же здесь эти чудовища?

– Что, наш мир улетел на Луну? – прошипел вдруг Урта. Он был очень зол. Лицо раскраснелось. Из-за его спины меня прожигали свирепыми взглядами Боллул и еще двое. – Мой сын пропал! – продолжал правитель. – Моя дочь на той стороне. На той! И моя жена на той стороне! А мой ближайший советник говорит загадками, словно умирающий друид. Изобретатель? Давно мертв? Машины? Что все это значит?

На его вопрос ответил Ясон.

– Месть, – тихо выдохнул он. – Расплата за пиратство. Расплата за колдовство. Месть, долго ждавшая своего часа.

Для правителя его слова были бессмыслицей, но меня они заставили содрогнуться, затронув что-то в медленно пробуждающейся памяти. Зазвучало эхо прошлого; и все же… слишком смутно для отзвука моего собственного прошлого (во многом скрытого от меня). Слова напомнили что-то, быть может, услышанное раньше или рассказанную историю, встречу с легендой, а не с тем настоящим, что стоит за легендой.

Мне хотелось знать больше, но заботливая Психея еще лишь наполовину разбудила Ясона. Он все еще блуждал во сне.

– Клянусь именем Отца Быстрых Лесов! – воззвал вдруг Ясон, указывая на пристанище со сверкающей пастью дверей, на отверстие, которое было разделено высоким резным изваянием женщины, сдерживающей вставших на задние лапы псов.

В дверях стояла девочка, маленькая девочка, светлые волосы струились по плечам, руки опущены, простое платьице развевалось на ветру. Ее лицо искажала торжествующая улыбка. Ее глаза светились, отражая огонь и восхищение. На шее поблескивал осколок золотой лунулы. Он блестел так ярко, что отражался в реке.

Девочка медленно подняла руку, словно говоря: «Вот видите?» – а затем громко прокричала:

– Они вернули свое. Все вернулось к своему порядку. Мой брат Кимон проиграл сражение за страну. Отец! Отец! Возвращайся к нам! Переправа тебе не повредит. Бояться нечего!

– Слышали? – спросил Боллул. – Пошли!

Урта обнажил меч: мгновенное движение правой руки, высвободившее клинок из ножен на правом бедре, – и швырнул оружие под ноги воину. Клинок вонзился в землю, преградив утэну путь. Ослушаться такого приказа для воина было немыслимо.

– Бояться надо всего, – настаивал Урта.

Потом он опустился наземь и тоскливо уставился на улыбавшуюся девчушку, стоявшую на пороге страны Мертвых и Нерожденных, в той части мира, куда ей не следовало ступать еще много лет, но которой, кажется, она досталась до срока.