Текст книги "Серебряный шпиль (ЛП)"

Автор книги: Роберт Голдсборо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Пришел мой черед утвердительно кивнуть.

Он вновь улыбнулся.

– И вы услышите то же самое, когда будете говорить с Марли Вилкинсоном, конечно, если он решит быть с вами откровенным. Все трое – Роджер, Сэм и Марли – являли собой серьезную угрозу для Роя. Каждый из них обладает огромной властью в своей области: образование, внешние связи и музыка. А Рой завидовал всем, у кого имеется власть.

– А разве у вас нет власти? Ведь вы самый денежный человек в храме, разве не так?

Мои слова вызвали искренний и добродушный смех, слегка смахивающий на гогот. Для моего уха он был весьма приятен, Моргану следовало бы почаще позволять себе подобную вольность.

– Мистер Гудвин, на меня здесь действительно возлагается кое-какая финансовая ответственность, но начнем с того, что, во-первых, я не рукоположен, в отличие от остальных трех, и поэтому не был конкурентом Роя в его стремлении возглавить Серебряный Шпиль. Не уверен, правда, что остальные трое рвутся к этому. Во-вторых, хотя вы, глядя на прекрасное здание храма, можете в это не поверить, не деньги являются главной движущей силой церкви. Церковь живет любовью и верой. Я понимаю, что для человека, занятого борьбой с преступным миром, мои слова звучат нелепо, но это – факт. Частенько, поднимая на заседаниях «кружка веры» или на других собраниях финансовые вопросы, я чувствую себя одним из торговцев, изгнанным Христом со ступеней храма.

– Не испытывает ли в данный момент ваша церковь финансовых затруднений?

Он посмотрел на меня как на безумца.

– Абсолютно никаких! И ни на секунду не испытывала. У нас очень щедрые жертвователи, кроме того, сборы большие во время служб. Правда, меня иногда заботит, насколько эффективно расходуются фонды. Но никто не желает слушать об этом. Создается впечатление, что все они считают разговоры о деньгах неприличными. Все, включая Роя.

– Но он все же критиковал вашу работу?

– Боюсь, что он считал ее недостойной его критики. К моей роли здесь он относился с презрением, – спокойно ответил Морган. – Для него я был всего-навсего чиновником – чернильной душой.

– Кто мог испытывать желание убить его?

– Действительно, кто? – повторил он вопрос, разводя руками. – Осмелюсь предположить, что никто. И боюсь, вам придется смириться с мыслью о том, что мистер Даркин является не только первым, но и единственным кандидатом на роль убийцы. Он просто взорвался на том собрании, полностью утратив контроль над собой.

– О том собрании... Похоже, это было отвратительное зрелище?

Слегка откашлявшись и прочистив горло, он произнес:

– Не смею спорить с вашей оценкой. Уверен, что вам известна суть дела. Даркин заявил, что записки написаны в храме, Рой обрушился на него, а Даркин ответил. Словарь Даркина, между прочим, больше подходил армейским казармам.

– Невозможно подсчитать, сколько раз я делал ему внушение по этому поводу, – согласился я. – А затем Бэй вознес молитву и вы разошлись по отдельным помещениям?

Морган кивнул.

– Я вернулся сюда и честно провел все время в молитвах и размышлениях. Я еще сидел за столом, когда в кабинет вкатился Сэм со словами о том, что произошло нечто ужасное.

– Вернемся к запискам. Вы были первым, кто придал им большое значение. Что вы думаете о них сейчас?

– Если быть честным, – Морган потер щеку, – я не думал о них с того самого момента, как погиб Рой.

– Вы говорили, что они дело рук опасного психопата. Вы не изменили свою точку зрения?

– Теперь я ничего не могу сказать. Правда. Возможно, что Барни и все остальные были правы. Это вполне мог быть человек с легким сдвигом. – Он громко откашлялся и закончил: – Если так, то Рой заплатил страшную цену за мое необоснованное беспокойство.

– Священники других церквей в округе серьезно завидовали вашему успеху. Не мог ли кто-нибудь из них подбрасывать записки, чтобы запугать духовного лидера Серебряного Шпиля?

Похоже, я зацепил его за больное место.

– Мистер Гудвин, как вы можете говорить подобное о наших братьях-христианах! – вскипел он. – Я совершенно исключаю возможность того, что какой-нибудь церковный деятель мог опуститься до подобного. Более того, недовольство мы вызывали только в первые годы существования храма после начальных успехов. Затем, когда мы утвердились, конфликт – сильно, кстати, преувеличенный прессой – пошел на убыль. Это произошло отчасти потому, что нам удалось привлечь много прихожан с Манхэттена и даже из более отдаленных районов. Мы практически не откусили ни кусочка от близлежащих приходов. Думаю, уже лет семь другие приходы не жалуются на то, что Серебряный Шпиль отнимает у них паству. В любом случае проблемы записок больше не существует – за последние два воскресенья не поступило ни одной.

– Не мог ли Мид быть их автором?

Мое предположение, похоже, ужаснуло его.

– Но это же... абсурд. Скажите, чего мог добиваться Рой, затеяв подобное дело?

Я пожал плечами.

– Ведь он в конце концов хотел здесь всем заправлять, не так ли? Может быть, он хотел запугать Бэя и вынудить его покинуть свой пост?

– Прошу прощения, – поднимаясь с оскорбленным видом, произнес Морган, – но наша беседа начинает принимать крайне неприятное направление. Я не был близок к Рою, однако продолжать дискуссию не желаю. Она унизительна как для него, так и для всего Серебряного Шпиля. Кроме того, я более ничем не могу воспоспешествовать вашему расследованию, а вам еще предстоят встречи с другими. Наверное, с Марли?

– И с Элиз Бэй тоже.

– О да, конечно, Элиз. Насколько мне известно, она появится в храме не ранее полудня, но Марли сейчас должен быть у себя. Я вас провожу.

Я тоже считал, что Морган мне ничем больше не поможет, и отправился вслед за ним к дверям, чтобы встретиться с человеком, который заказывает музыку.

Глава 10

Морган не скрывал желания поскорее избавиться от меня. Когда мы оказались в коридоре, он махнул рукой в сторону кабинета Вилкинсона, даже не изобразив при этом попытки проводить меня.

– Третья дверь налево, за главным административным офисом, – буркнул он. – Если Марли там не окажется, то, возможно, вы его найдете в комнате для хоровых спевок – кто-нибудь из секретарей вам ее покажет.

Я хотел было поблагодарить его, но, поразмыслив, предпочел нецивилизованное поведение. Тем более что Морган так поспешно нырнул в кабинет, захлопнув за собой дверь, что все равно не услышал бы слов благодарности. Даже предоставленный самому себе, я все же ухитрился отыскать дверь с маленькой бронзовой пластинкой, на которой было выгравировано имя в обрамлении нотных знаков. Я стукнул костяшками пальцев в очередную дубовую панель, и до меня донеслось едва слышное «войдите».

Толкнув дверь и переступив через порог, я оказался в еще одном великолепно декорированном интерьере. Здесь властвовали десятки оттенков коричневого цвета. Все, начиная со стен и ковров на полу и кончая портьерами, обивкой мебели и абажурами, было коричневым.

Белоснежные волосы Вилкинсона, как и говорил Фред, производили неизгладимое впечатление. Их обладатель, восседая за письменным столом, сделавшим бы честь даже Овальному кабинету, что-то строчил антикварным вечным пером размером с небольшую базуку. Автоматическая ручка и коричневая тройка в узкую полоску придавали Вилкинсону несколько старомодный вид. Не проявляя никаких чувств, он поднял на меня глаза.

– Да?

– Я Арчи Гудвин. Полагаю, мистер Бэй упоминал мое имя?

– Да, доктор Бэй говорил о вас, – подчеркнул он мою непростительную ошибку, остановив на мне взгляд голубых глаз, не более дружелюбный, чем тон голоса. – Садитесь, пожалуйста. Надеюсь, это не займет много времени?

– Не очень много, – ответил я, опускаясь на одно их двух одинаковых – разумеется, коричневых – кресел, стоящих перед столом. – Всего лишь несколько вопросов.

– У меня и времени «всего лишь на несколько вопросов», – передразнил он меня. – А если по совести, то и это слишком большая роскошь. Однако коль Барни попросил меня встретиться с вами...

– Обещаю быть максимально кратким. Если я правильно понимаю деятельность этого заведения, то вы возглавляете в нем музыкальную часть.

– Вряд ли было нужно встречаться со мной лишь для того, чтобы получить подтверждение правильности вашего понимания.

– Это была лишь жалкая попытка придать нашей беседе оттенок светскости, – ответил я с широченной улыбкой, самой искренней из моего репертуара. – Скажите, ваша работа вынуждала вас часто вступать в контакт с мистером Мидом?

– Да, часто.

Я подождал пояснения, но оно не последовало.

– И как вам удавалось сотрудничать? – спросил я.

– У каждого из нас был свой круг обязанностей, – довольно резко ответил он. – Мы крайне редко вмешивались в дела друг друга.

– Как вы относились к Миду?

– Какое отношение к делу могут иметь мои чувства к Рою? – презрительно фыркнул он. – Вы меня, видимо, осудите, если я откажусь отвечать?

– Я не стану осуждать вас ни при каких обстоятельствах, – ответил я, продублировав искреннюю ухмылку. – Учитывая мой род деятельности, я вряд ли способен осудить даже самого дьявола.

Вилкинсон хихикнул, и на его вытянутой физиономии расползлась на сей раз подлинная улыбка.

– Должен сказать, что мне по душе ваша прямота, мистер Гудвин. Кстати, вы, случайно, не тенор?

– Не понимаю?

– Мне как раз недостает пары хороших теноров. Одного, к несчастью, его фирма перевела в Филадельфию, а второй решил податься в Колорадо, чтобы там попытаться найти себя, – не знаю, правда, что это означает в наши дни, – фыркнул он. – Да ладно. Вы пришли сюда не для того, чтобы решать мои проблемы. Что же касается моих чувств к Ройялу Миду, то они носили двойственный характер. Рой был чрезвычайно предан делу – настоящий трудоголик. Казалось, он живет в своем кабинете. Он торчал там утрами, вечерами, по всем субботам. Кроме того, он был хорошим проповедником. Но эта его постоянная взвинченность...

– Так что же?

Он некоторое время изучал свое прекрасное вечное перо и затем, сдвинув белоснежные брови, ответил:

– Рой был не способен разрядиться, по крайней мере я всегда видел его напряженным, всегда на взводе. Уверен, мистер Гудвин, вы оценили масштаб нашей деятельности. Все же я не считаю храм деловым предприятием – таким, как на том берегу. – Он сопроводил свои слова неопределенным жестом в направлении Манхэттена. – Но Рой был единственным среди нас, не считая Ллойда, естественно, кто временами выглядел... не клириком, а бизнесменом. Вы меня понимаете? Точнее всего его характеризует слово «жесткий». Он абсолютно не владел искусством общения с людьми – был нетерпелив и требовал во всем совершенства в том виде, как он его понимал.

– И это не прибавляло ему популярности?

– О, он совершенно не пользовался популярностью. Знаете, внешне все выглядело так, будто мы беззаветно трудимся в одной упряжке, но такое впечатление создавалось потому, что члены «кружка веры» – добрые христиане и следуют учениям веры. Все мы стараемся прощать огрехи в поведении и всеми силами пытаемся избегать конфликтов. К тому же никто, зная, насколько высоко Барни ценит Роя, не хотел жаловаться. Несмотря на это, некоторые из нас время от времени все же беседовали с Барни на эту тему. Я уже говорил, что мои отношения с Роем строились более или менее нормально – музыкальная программа практически стоит особняком. Однако остальные жаловались мне на его резкое и временами даже оскорбительное поведение. Мне казалось, что Барни следовало знать об этом, я говорил с ним, естественно, не называя имен.

– Не сможете ли вы назвать их сейчас?

В ответ я получил ледяной взгляд.

– Конечно, нет.

Расскажите о том вечере, когда произошло убийство.

– Великий Боже, да все газеты и телевидение только и шумели об этом. Что я могу добавить? Фред Даркин практически обвинил кого-то из присутствовавших – он не назвал имени – в сочинении омерзительных записок, адресованных Барни, и Рой злобно на него обрушился. Даркин не остался в долгу и принялся сквернословить. Барни пришлось вмешаться. Он отослал нас на пятнадцать минут, чтобы поостыть. Остальное вам известно.

– Это вы нашли Мида?

– Да, – скривился он. – По истечении пятнадцати минут – на самом деле прошло немного больше времени – я поднялся из-за стола и выглянул в коридор. Так как я дальше всех располагался от конференц-зала, то я решил отправиться туда, предупреждая по пути всех остальных о возобновлении собрания. Дверь Роя была первой на моей стороне коридора, и я дважды постучал в нее. Не получив ответа, открыл дверь и нашел его... уткнувшимся головой в стол.

– Кто, по вашему мнению, его убил?

Сердито вздохнув, он ответил:

– Перестаньте, мистер Гудвин. Мы все пошли вам навстречу, согласившись на эту идиотскую беседу. Но под крышей этого здания не найдется никого, кто бы не был убежден в том, что Роя застрелил Фред Даркин. Никого, включая Барни. Я восторгаюсь вашей верностью попавшему в беду товарищу, но, увы, верность обращена в ложном направлении. Окажите услугу обществу, откажитесь от нее.

– Считайте меня адептом борьбы за проигранные дела, – ответил я. – Что вы думаете по поводу записок, адресованных Барнаби Бэю?

Еще один сердитый вздох.

– Дело рук человека со странностями. У нас время от времени появляются неприятные люди, что естественно, учитывая еженедельное количество молящихся. Позволю себе, однако, выразить надежду, что вы никоим образом не пытаетесь связать записки со смертью Роя. Это было бы просто нелепо. Теперь же, боюсь, вы должны извинить меня, – произнес он, поднимаясь. – Менее чем через десять минут мне предстоит встреча с руководительницей хора воскресной школы.

Не в моих привычках мешать людям встречаться с женщинами. Я тоже поднялся с кресла, рассудив, что, по крайней мере на данный момент, больше ничего не смогу получить от Вилкинсона. Он проводил меня до дверей и, пожимая руку, холодно произнес:

– Хотел бы пожелать вам успеха, мистер Гудвин, но не зная, что в данном случае это означает, просто скажу гуд бай.

Парень мне не очень понравился, но, во всяком случае, он вел себя честно. Я тоже произнес слова прощания и вернулся в приемную Бэя, где на сей раз оказалась всего одна секретарша – Диана.

– Рада снова приветствовать вас, мистер Гудвин, – весело прощебетала она, поднимая глаза от пишущей машинки. – Вы уже поговорили с мистером Вилкинсоном, не так ли?

Я ответил, что поговорил.

– Значит, остается встретиться только с миссис Бэй? Миссис Бэй сейчас в конференц-зале разбирает документы. Сказала, чтобы вы шли прямо туда, она будет вас ждать. Конференц-зал почти в самом конце коридора слева, как раз за питьевым фонтанчиком.

Поблагодарив, я отправился по коридору в обратный путь к еще одной двери – за последние два часа мне довелось открыть уже почти все. Хотя табличка на двери и говорила о том, что передо мной конференц-зал, я действовал так, словно входил в личный кабинет, и постучал по дубу. Выждав для благопристойности несколько секунд, я открыл дверь.

Я считал, что встречал в жизни достаточно красивых женщин, чтобы не остолбенеть при виде еще одной. Однако, увидев Элиз Бэй, я почувствовал желание тут же выскочить вон, чтобы купить ей дюжину алых роз. Хоть я уже и встречал ее сорок восемь часов назад, я оказался неготовым к виду прекрасного обрамленного темными волосами улыбающегося лица, которое она подняла на меня, оторвав взгляд от разбросанных перед ней на столе бумаг. Оставалось надеяться, что она не заметила, как перехватило дыхание у изощренного, познавшего все и вся детектива из огромного города.

– Мистер Гудвин, – произнесла она спокойным, полным тепла голосом с тончайшим южным акцентом, – присаживайтесь, пожалуйста. Прошу простить за то, что встречаю вас в конференц-зале, но именно он превращается в мой кабинет, когда я три-четыре раза в неделю заглядываю в храм.

Я заявил, что нисколько не возражаю, и уселся в кресло напротив, тщетно пытаясь подобрать прилагательное, наилучшим образом передающее золотистый оттенок ее глаз. Я не мог распознать ее духи, источающие тонкий аромат, но определенно ощущал желание познакомиться с этим благоуханием поближе.

– А я и не представлял, что вы занимаете здесь какой-то пост, – произнес я, чтобы положить непринужденное начало беседе.

Она улыбнулась и развела в стороны ладошки с наманикюренными пальчиками, воспроизводя жест, который я видел у ее мужа.

– Должна признаться: у меня здесь нет никакого поста. Меня просто можно назвать добровольцем, занятым полный рабочий день. Я организую работу групп, посещающих членов общины на дому, что требует ужасающего количества писем и телефонных звонков, – она показала на стоящий рядом телефонный аппарат. – По-моему, я вас уже видела. Ах да. В одной из экскурсионных групп Неллы Рейд. Это было позавчера, не так ли?

– У вас превосходная память, миссис Бэй, – улыбнулся я.

– Вас нетрудно заметить, мистер Гудвин.

– Я воспринимаю ваши слова как комплимент, конечно, если не услышу из ваших уст, что это не так, и, пожалуйста, зовите меня Арчи.

– Это само собой комплимент, а меня зовут Элиз. Кстати, Арчи от Арчибальда или от Арчера?

– Просто Арчи. Ваш муж сказал, с какой целью я здесь?

– Да, – утвердительно кивнула она. – Постараюсь вам помочь. Правда, не знаю, как и чем.

– Прежде всего каково ваше мнение о Ройяле Миде?

Она обвела взглядом комнату, по-видимому, пытаясь сформулировать ответ.

– Вопрос гораздо сложнее, чем может показаться, мист... Арчи. У меня нет единой оценки для Роя.

– Меня интересует все.

Она послала мне улыбку – видимо, одну из тех, которая несколько лет назад превратила в студень колени Берта Парка в Атлантик-Сити.[4]4
  Берт Парк – шоумен и бизнесмен, в течение многих лет проводивший конкурсы красоты «Мисс Америка» в Атлантик-Сити и Нью-Джерси


[Закрыть]

– Рой был очень сложной личностью. Думаю, никто из нас, включая Барни, не понимал, насколько он непростая натура. Первое и самое главное – он был неутомимым работником. Боже, какой труженик! – воскликнула она, всплеснув руками и закатив глазки. – Мы просто надрывались, чтобы угнаться за ним. Мне никогда не приходилось встречать столь энергичного человека, хотя, поверьте, Барни по части энергии сам может дать сто очков вперед кому угодно.

– Иногда даже самое лучшее качество может оказаться в переизбытке, – заметил я.

– Да, и боюсь, что это самое «иногда» как раз имело место у Роя. Он был ужасно, ужасно взвинчен. Думаю, из-за этого он плохо уживался с людьми и часто ссорился с ними.

– И с вами в том числе?

Ее щечки слегка порозовели.

– Случалось. Рой обожал точность в деталях, а я в этом отношении не так хороша, как следовало бы. Это время от времени его раздражало, хотя дело выеденного яйца не стоило. Правда, надо сказать, что до открытого конфликта наши отношения никогда не доходили.

– И каким же образом он демонстрировал свое недовольство вами?

Элиз, нахмурившись, прикусила нижнюю губу сияющими зубками телевизионной звезды. Даже ее мрачный вид был неотразим.

– Знаете, возможно, я просто все раздуваю. Мне не хотелось бы представлять Роя каким-то злодеем или людоедом.

– Поверьте, вы его вовсе таким не рисуете.

– О’кей, – произнесла она, попытавшись улыбнуться. – Наверное, я немного нервничаю. Мне никогда не приходилось беседовать с частным детективом, и я не знаю, как говорить.

– Не стоит волноваться, тем более что по поводу убийства Мида вас уже допрашивала полиция. Разве не так?

– Да. Но они, похоже, были уверены, что Роя застрелил Даркин, вы же считаете, что это сделал кто-то другой. Значит, убийца, по-вашему, один из нас?

– Возможно, – ответил я, пожимая плечами. – Вы начали мне рассказывать, как Мид проявлял свое недовольство вами.

– Пока не начала, Арчи, но расскажу. Рой действовал очень хитро или считал, что действует хитро. Обычно он в присутствии других людей говорил весьма снисходительным тоном что-нибудь вроде: «Учитывая вашу загруженность, можно понять, почему вы упустили из вида вот это и это». Это произносилось с таким видом, чтобы все видели, как я разбрасываюсь.

– А это действительно так?

– У нас четверо детей, хотя они уже вышли из младенческого возраста – двое ходят в колледж, а еще двое заканчивают школу. Но когда они были поменьше, мне приходилось большую часть времени проводить дома. Сюда я могла приходить не чаще раза в неделю. Теперь, когда этой заботы нет, я стала намного свободнее. Я состою в попечительском совете одного из приютов для женщин и три или четыре раза в неделю прихожу сюда. Я не чувствую себя перегруженной.

– Но почему Морган говорил, что вы буквально разрываетесь на части?

Она взглянула на кольцо с бриллиантом в два карата, украшающее ее безымянный палец, и произнесла, не поднимая глаз:

– Рой вообще не хотел, чтобы я работала в храме, даже в роли добровольной помощницы. Ему также не нравилось, что я вхожу в «кружок веры». При этом он старался не говорить ничего такого, что могло бы спровоцировать прямое столкновение с моим мужем. Но тем не менее Барни совсем недавно пришлось потолковать с Роем об отношении того к членам «кружка» и остальным сотрудникам.

– Сдается, что Мид приносил больше вреда, чем пользы, – заметил я.

– Но каким он был проповедником! – прошептала Элиз, подняв наконец глаза. – Он выполнял работу целой армии.

– Думаю, вы не удивитесь, узнав, что все мои познания о церкви можно уместить на небольшом листке бумаги, – сказал я, – ноя все же не могу понять, почему ваш муж не подыскал себе помощника, который лучше уживался бы с остальными членами экипажа. Каким бы замечательным проповедником Мид ни был, вы не сможете убедить меня в том, что он был незаменим.

Печально покачав головой, она произнесла:

– Нет, нет. Я не стану убеждать вас в этом. Незаменим лишь один Господь. По-видимому, никто не говорил вам о том, что произошло, когда они учились вместе в семинарии.

– У меня такое впечатление, что я вот-вот все узнаю.

– Об этом деле говорят очень редко. Я даже не уверена, что все члены «кружка веры» знают об этом давнем случае, – почти прошептала Элиз. Мне захотелось привстать и успокаивающе погладить ее по руке.

– Это случилось за несколько месяцев до того, как я познакомилась с Барни, – продолжила рассказ Элиз. – Он был на последнем курсе семинарии в Джорджии, а Рой учился двумя курсами младше, Они были приятелями, хотя и не близкими. На какие-то праздники, а может быть, на каникулы, точно не помню, они отправились в облюбованный студентами курортный городок на флоридском побережье Мексиканского залива – в Панама-Сити, если память мне не изменяет. И вот однажды Барни, который никогда не был хорошим пловцом, заплыл слишком далеко, и его увлекло подводное течение. Рой бросился в воду и вытащил его. Барни был без сознания – весь посинел, как говорил Рой, и спаситель применил искусственное дыхание, не знаю, какой метод использовался в те давние годы. Собралась толпа любопытных. Барни рассказывал: первое, что он увидел, придя в сознание, были лица склонившихся над ним людей. Рой оказался героем.

– Значит, ваш супруг обязан ему жизнью?

– Да, Арчи, – холодно произнесла она, – и по этому долгу Барни расплачивается без малого четырнадцать лет. Но я не хочу казаться ожесточенной, поэтому нам лучше оставить эту тему. Простите.

– Здесь нечего прощать. Полагаю, ваш муж взял Мида в помощники в счет погашения долга.

Элиз провела пальчиком по прекрасно очерченной брови.

– Это случилось примерно через год после того, как Барни переехал сюда. В то время здесь была лишь крошечная церквушка. Мы называем ее Канской часовней, вы видели ее позавчера с группой Неллы. Одним словом, Рой искал работу. После окончания семинарии он успел сменить несколько мест, последним был пост помощника пастора маленького прихода где-то в горных районах Теннесси. У него там ничего не получилось из-за расхождения в философских взглядах со своим шефом. Он попросил Барни дать ему работу, об остальном вы легко можете догадаться сами.

– Барни не смог сказать «нет».

– Именно, – ответила она, воинственно выдвинув подбородок. – Тогда мы здесь только начинали и не могли позволить себе иметь еще одного пастора, но вы точно сформулировали, Барни не смог сказать «нет». Я пыталась убедить его не нанимать Роя. Напоминала, что они не были близкими друзьями до того случая на море, но муж меня не слушал и твердил свое: «Я перед ним в долгу».

– Но это решение не повлекло за собой дурных последствий, если принять во внимание, как с того времени преуспел храм.

Элиз откинулась на спинку стула, и ее плечи поникли. Несмотря на это, она по-прежнему выглядела ослепительно.

– Я вовсе не считаю то решение ошибкой. Рой столько сделал для успеха Серебряного Шпиля, но...

– Но вы никогда не любили его.

Ее плечи опустились еще ниже, что заставило меня задуматься о том, как бы ее развеселить.

– Да, вы правы, – продолжила она. – Надеюсь, я любила его как христианка христианина. Я молилась за него так же, как за всех остальных членов «кружка веры». Но он мне никогда по-настоящему не нравился. Я хотела возлюбить его, очень хотела. – Неожиданно замолкнув, она с удивлением взглянула на меня: – Как вам это удается?

– Что именно?

– Заставить людей разговориться. За последние десять лет я меньше высказывалась о своем отношении к Рою, чем за время нашей беседы. Исключением был Барни, да и с ним я не осмеливалась говорить с такой прямотой. И вот появляетесь вы, едва успеваете задать вопрос, и я начинаю извергаться, как «Верный старик»[5]5
  Гейзер в одном из национальных парков США, известный точной периодичностью выброса кипящей воды.


[Закрыть].

– Этому фокусу я обучился много лет назад на Востоке, – сказал я с тонкой улыбкой. – Теперь, после того как я позволил вам пофонтанировать, расскажите мне о том вечере, когда был застрелен Мид. Собрание проходило в этом помещении, не так ли?

Она кивнула, окинув взглядом длинный стол.

– В этом зале. Уверена, вам известно, что «кружок веры» собрался здесь в полном составе. Мистер Даркин, естественно, тоже присутствовал. Я не хочу, чтобы вы подумали, будто у меня есть парапсихологические способности, но в тот вечер у меня возникли дурные предчувствия еще до начала собрания.

– Почему?

– Не знаю. Определенно причиной послужили не записки, полученные Барни. Они с самого начала меня не очень-то беспокоили, и я считала, что приглашать из-за них частного детектива – глупость. Итак, записки или, вернее, тот, кто их написал, меня не пугали. Любой общественной фигуре такого масштаба, как Барни, неизбежно приходится иметь дело с ненормальными. Не знаю. Просто у меня было такое чувство... что должно случиться нечто ужасное.

– Кто, по вашему мнению, автор записок?

Она прикусила большой палец и покачала головой.

– Очевидно, кто-то не совсем здоровый. Время от времени у нас появляются довольно жуткие типы. Не знаю, может быть, их тянет сюда потому, что службы транслируются по телевизору... Может быть, еще что-то. Вообще я радуюсь тому, что мы имеем хорошую рекламу, все есть благо, что привлекает заблудшие души к Богу. Хотя при этом возрастает опасность появления людей, способных написать те отвратительные послания.

– Насколько я понимаю, вы не видите никакой связи между записками и убийством Мида?

– Боже мой, конечно, нет. Арчи, я знаю – он ваш друг, но я ни на секунду не сомневаюсь в том, что Роя убил Даркин.

Я откинулся назад, скрестил пальцы на затылке и сказал:

– Но ведь любой из присутствовавших на собрании имел возможность сделать это. Разве не так? Пока вы сидели по отдельным помещениям, предаваясь размышлениям, времени для убийства было более чем достаточно.

– Да, технически такое возможно, – заметно помрачнев, ответила она, – но добрые христиане, каковыми, по моему убеждению, являются все члены «кружка веры», не убийцы. Во-вторых, с какой стати кто-то из них – кто-то из нас – вдруг станет убивать Роя? И в-третьих, как мы могли узнать, где мистер Даркин оставляет свой пистолет?

– Прекрасные вопросы, Элиз, и я не могу на них ответить. Да это и не входит в мои обязанности. Я всего лишь коллекционирую факты. На вопросы же отвечает мистер Вулф. Я могу сказать лишь одно: Фред Даркин тоже не убийца. Как вы узнали о том, что Мид застрелен?

– От Марли Вилкинсона, который чуть ли не в истерике ворвался в комнату, где я находилась. Это он обнаружил Роя.

– Вы занимали свободный кабинет?

– Да, один из тех, которым пользуются секретари. Как раз рядом с офисом Роя.

– Но выстрелов вы не слышали?

– Нет, – ответила она, качая головой. – Но через эти стены вообще ничего невозможно услышать. Помню, как-то мы с Барни сидели в его кабинете, а Сэм Риз, чей кабинет рядом, выдвинул одновременно слишком много ящиков из высокого шкафа с документами, и тот рухнул, едва не придавив беднягу. Сэм говорил, что падение произвело страшный шум, но до нас не долетело ни звука.

– Интересно. Что вы сделали после того, как Вилкинсон сообщил вам о Миде?

– Я помчалась к Рою в надежде, что смогу чем-то помочь, но там Барни уже делал ему искусственное дыхание. Я побежала сказать мистеру Даркину и Кароле о том, что случилось.

– Как отреагировал на это Фред?

– Он удивился. Или сделал вид, что удивился. Помню, я спросила его, не выходил ли он из кабинета. Думаю, что подсознательно я сразу стала подозревать его.

– Понятно. Я хотел бы ненадолго вернуться к запискам, потому что именно с них все началось. Их находили в этих... как вы их называете, «дарственных сумах»?

– Да. Шесть недель подряд.

– Что делают с сумами после завершения воскресных служб?

– Их относят в комнату этажом ниже – и там запирают до понедельника. В понедельник приходит специальная группа, которая подсчитывает наличные и сортирует чеки. Затем все поступления депонируются в банк.

– Замок открывается набором цифр?

– Да, – кивнула Элиз, – при помощи диска.

– Кому известна комбинация? – поинтересовался я.

– Всем членам «кружка веры» и больше никому, насколько я знаю. Но о чем это говорит?

– Возможно, ни о чем, – поднимаясь, ответил я. – Помните, я только сборщик фактов. Мне даже неизвестно, какие из собранных мной фактов окажутся полезными для мистера Вулфа. Я могу всего лишь напитать его сведениями и предоставить возможность гению идти своим путем. Однако вам предстоит еще масса дел, и я покидаю вас. Не беспокойтесь, выход я сумею найти самостоятельно.

Она улыбнулась, отчего у меня на миг вновь возникло желание броситься в ближайший цветочный магазин и купить дюжину роз «американская красавица» на длинных стебельках. Думаю, в наших краях найдется множество парней, обожающих посылать розы чужим женам, но я в их число почему-то не вхожу.