Текст книги "Серебряный шпиль (ЛП)"
Автор книги: Роберт Голдсборо
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Глава 7
Когда я вернулся в особняк из бурого известняка, Вулф, покончив с ленчем, уже наслаждался в кабинете своим кофе и книгой. Фриц, да благословит его Господь, сохранил для меня тарелку запеченных в масле рисовых оладьев и немного черносмородинового джема. Обдумав очередность своих действий, я, прежде чем отправиться на доклад к Вулфу, уселся в кухне и прикончил оладьи с джемом, добавив к ним два куска пирога с черникой. Я знал, что Вулф откажется меня слушать, пока я не подкреплюсь. Если бы мой босс имел девиз, то он звучал бы так: «Пища прежде всего, а остальное может подождать».
Когда я с чашкой кофе в руках добрался наконец до кабинета, Вулф был готов меня выслушать. Я представил ему полный отчет обо всем, включая экскурсию по зданию и прилегающей территории. Пока я докладывал, он сидел, смежив веки. Несколько раз он взглянул на меня и лишь однажды скривился, услыхав, что Нелла Рейд самолично вершила суд над Фредом и безапелляционно вынесла приговор. Когда я закончил, Вулф втянул воздух полной грудью и медленно выдохнул.
– К дьяволу! – буркнул он и нажал на кнопку звонка, требуя пива. – Соедините меня с этим попом.
Вулф почему-то считает, что я могу связаться с кем угодно, просто подняв трубку и объявив, что беседовать будет сам Ниро Вулф. Я набрал номер церкви, и мне вновь ответила рыженькая, восседавшая в роскошном фойе. Я попросил Бэя, и меня соединили, не задав ни единого вопроса.
– Приемная доктора Бэя, – ответил приятный женский голос.
– Говорить будет Ниро Вулф, – сказал я, кивая Вулфу. Тот поднял трубку параллельного аппарата.
– Как мне доложить о нем? – последовал вежливый вопрос.
– Думаю, что мистер Бэй знает его, – ответил я, и мы стали ждать соединения. Из трубки нам в уши лилась мелодия церковного гимна, напомнившая мне о днях, проведенных в воскресной школе в Чилликоте. Не знаю, какие чувства пробудились в Вулфе, который вообще не любит пользоваться телефоном, а священных песнопений просто терпеть не может. Но вот гимн прервался и голос с очень легким южным акцентом произнес:
– Барни Бэй слушает.
Я продолжал держать трубку у уха.
– Мистер Бэй, это – Ниро Вулф. Надеюсь, вы слышали обо мне.
– Ну конечно, – ровным голосом ответил Бэй, – мне известна ваша репутация.
– Сейчас я хочу использовать эту репутацию, чтобы оказать на вас давление, сэр. Мне сегодня же необходимо побеседовать с вами.
– У меня как раз выдалось несколько свободных
минут...
– Это должна быть личная беседа, и, рискуя показаться навязчивым, я настаиваю, чтобы мы встретились в моем доме, так как я весьма редко покидаю его.
– Прошу прощения, мистер Вулф, – сказал Бэй еще более ровным голосом, – но у меня менее чем через полчаса должно состояться важное совещание, а вечером я веду занятия в церковной школе для взрослых.
– В таком случае завтра, – произнес Вулф отнюдь не вопросительным тоном.
Бэй молчал. Затем раздался вздох.
– Полагаю, это связано со смертью Роя Мида и с вашим парнем по фамилии Даркин?
– Именно, сэр. И беседа со мной будет только в ваших интересах и в интересах вашей церкви. Уверяю, что без необходимости я не стану затягивать нашу встречу. Мое время, так же как и ваше, бесценно.
Еще один вздох.
– Ну хорошо. Завтра утром я смогу зайти, скажем... в десять тридцать.
– В одиннадцать, – скорректировал время Вулф и назвал собеседнику наш адрес. Бэй согласился без всякого энтузиазма.
– О’кей. Вы добились своего, – произнес я после того, как трубки легли на место. – Я был готов поставить три к двум на то, что ничего не выйдет. Поздравляю.
Вулф, как всякий, любит похвалу, хотя никогда не сознается в этом. Его губы скривились, что могло сойти за улыбку, и затем он обратился к своим книге и пиву. Я же занялся обновлением файла цветочных почек.
На следующее утро Вулф появился в кабинете все же раньше Бэя, обскакав последнего не больше чем на полкорпуса. Было ровно одиннадцать часов, когда скрип лифта возвестил о том, что великий человек совершает восхождение из оранжереи. Едва он переступил порог кабинета, как у входной двери раздался звонок.
– Устраивайтесь как дома, – сказал я ему, – я еще раз сыграю роль дворецкого.
Через стекло двери я увидел Барнаби Бэя, облаченного в такой сногсшибательный светло-серый костюм, что мне сразу захотелось узнать адрес портного. Преподобный был удивительно – вплоть до теплой, но самодовольной полуулыбки – похож на портрет, который я видел сутки назад в храме. Он в одиночестве возвышался на ступенях, хотя за рулем скромного темно-синего седана, стоявшего у тротуара, виднелась чья-то фигура.
Я распахнул дверь и жестом пригласил гостя войти.
– Мистер Бэй, меня зовут Арчи Гудвин, я помощник Ниро Вулфа.
– Ах да, конечно. Ллойд упоминал о вас, – сказал он мягким южным говором, одновременно твердо пожимая руку. – Он сказал, что вы вчера посетили храм. Сожалею, что не смог с вами встретиться, но весь мой день расписан по минутам. Если бы меня предупредили заранее...
Я попросил его не беспокоиться и сказал, что участвовал в экскурсии. Тем временем мы добрались до кабинета, где состоялось взаимное представление. Бэй, почувствовав, что Вулф не поклонник рукопожатий, ограничился кивком и легко опустился в красное кожаное кресло.
Вулф откинулся на спинку своего кресла, внимательно изучая гостя.
– Не желаете ли чего-нибудь выпить? Сам я выпью пива.
– Воды со льдом, пожалуйста, – ответил Бэй. Как и у Моргана, к лацкану его пиджака был приколот серебряный значок в форме шпиля.
– Ваше подлинное имя – Роберт Бэйли, – продолжил Вулф, после того как нажал кнопку звонка, вызывая Фрица. – Почему вы его изменили?
Если этот вопрос и застал Бэя врасплох, то он не подал вида.
– Боюсь, что даже служителям церкви не чуждо тщеславие, – ответил он, пожимая плечами.
Я отметил про себя, как здорово Бэй может смотреться по телевизору. У него было располагающее лицо, а все жесты казались естественными и изящными.
– Еще учась в семинарии в Джорджии, я восхищался Варнавой. Он был сподвижником святого Павла в Антиохии и...
– Мне прекрасно известно, кем он был, – заявил Вулф, прерывая начало лекции по истории религии в свойственной ему изящной манере. – «Муж добрый и исполненный Духа Святого и веры. И приложилось довольно народа к Господу».
Бэй кивнул с улыбкой столь белозубой, что она была способна ослепить собеседника.
– Деяния. 11:24. Вы великолепный знаток Библии.
– Я знаток литературы. Но почему вы изменили фамилию?
– Похоже, вас очень интересуют имена, – благодушно ответил Бэй. – Могу объяснить: мне показалось, что Бэй звучит ярче, чем Бэйли. Но это только часть правды. Главная причина в том, что мой отец оставил семью, когда мне было восемь лет. Никто из нас его с той поры не видел. Моя мама вырастила четверых, работая в двух местах, что отняло у нее по меньшей мере десять лет жизни. Я не мог простить этого человека и не желал носить его имя.
– Но вы весьма заметный представитель веры, в которой прощение – одно из наиболее превозносимых достоинств.
Бэй фыркнул и шлепнул себя ладонью по бедру.
– Мне по сердцу ваша прямота, мистер Вулф, – заявил он без всяких признаков раздражения. – Конечно, вы правы. Неспособность преодолеть гнев на отца приносит мне боль уже много лет. Лишь недавно я сумел, по крайней мере в небольшой степени, побороть злобу. Однако, – добавил он с легкой улыбкой, – за все эти годы я свыкся с именем, которое дал себе в семинарии. Но, насколько я понимаю, вы пригласили меня не для того, чтобы обсуждать мое прошлое.
– Конечно. Наша проблема целиком и полностью относится к настоящему. Я намерен доказать, что Фред Даркин не убивал вашего коллегу.
– Тем не менее все, кажется, свидетельствует об обратном, – сказал Бэй, театрально понизив голос.
– Как бы вы могли охарактеризовать ваши отношения с мистером Мидом? – спросил Вулф после того, как попросил Фрица принести холодной воды Бэю и пива себе.
– Мы, естественно, были близки.
– Одна из газет предполагает, что он мог стать вашим наследником.
Бэй скрестил руки на груди и прикрыл глаза. Я даже засомневался, не покинул ли он мысленно наше общество.
– Мистер Вулф, – наконец произнес он, – мне крайне трудно говорить о Рое так скоро после... после того, что произошло. Вы не можете представить, какое количество газетчиков и телевизионщиков обрушилось в последние дни на наш храм. И полиция, само собой... Когда вы позвонили, первым моим желанием было отказаться прийти сюда, но, поскольку Ллойд обращался к вам по поводу этих злосчастных записок, я решил, что обязан встретиться с вами.
– У вас передо мной нет никаких обязательств, сэр. Но коль скоро вы затронули этот вопрос, то прошу поделиться своими соображениями по поводу записок.
– Думаю, что это дело рук какой-то эксцентричной личности. Как ни печально, но такие вещи случаются в каждой церкви. Я получал их в свое время даже в своем крошечном приходе в Нью-Джерси.
– Не было ли других недружелюбных посланий в последнее время?
Бэй, как бы размышляя, воздел взор к потолку и затем, опустив свои голубые глаза на Вулфа, ответил:
– О, совсем немного, в основном с критикой содержания проповеди, выбора псалмов для пения или с выражением несогласия по теологическим вопросам. Но ни разу не было последовательной серии, подобной этой. И никогда записки не содержали угроз. Думаю, что только необычность ситуации вынудила меня дать Ллойду согласие на встречу с вами. Но если честно, то они – записки – серьезно меня не беспокоили. Меня не просто запугать, мистер Вулф. Кроме того, в Серебряном Шпиле каждое воскресенье бывает более двенадцати тысяч молящихся, и среди них обязательно должно быть несколько... ну, скажем, не совсем обычных людей.
– Как вы смотрите на гипотезу мистера Даркина о том, что записки написаны кем-то из вашего окружения?
– Немыслимо! – фыркнул Бэй, отмахиваясь от этой идеи, как от комара. – Это нелепое заявление и послужило причиной последующего скандала. Если бы он не произнес тех слов, Рой был бы сейчас жив.
Вулф отхлебнул пива и промокнул губы носовым платком.
– Действительно ли мистер Мид мог считаться вашим признанным преемником?
Бэй тем временем успокоился и поудобнее устроился в кресле. На его лицо вернулась телевизионная улыбка.
– Я уже сказал этому полицейскому инспектору Крамеру, что мы не устанавливали формального порядка преемственности.
– Но ведь могла существовать и негласная договоренность?
Несколько помрачнев, Бэй склонил голову набок.
– Если даже это и так, то я ни словом, ни делом не намекал на подобное. Хотя можно допустить, что Рой, учитывая круг его обязанностей, мог думать о такой возможности. Другие, естественно, тоже могли так считать. Но, по правде сказать, я просто еще не размышлял о преемнике своего дела. Возможно, это не лучший стиль управления, но я, мистер Вулф, еще не достиг и сорока девяти и чувствую, что мне еще долгие годы предстоит быть простым пастырем прихода, которым, по существу, и является Серебряный Шпиль, несмотря на общенациональную известность и еженедельные воскресные телевизионные передачи. Я не больше чем обычный священник, хотя и написал несколько книг.
Если эти слова показались вам отрепетированной речью, то вы не одиноки, а делите компанию со мной. Именно так все прозвучало для меня, хотя парень, надо отдать ему должное, умеет с максимальной отдачей использовать богатые модуляции своего голоса. Я слушал его выступление чуть ли не с восторгом.
– Допустим, вы решились оставить свой пост. Выбрали бы вы в таком случае мистера Мида своим преемником?
Прежде чем ответить, Бэй выждал несколько мгновений, изучая свои руки и элегантные, без всяких излишеств часы.
– Рой разделяет... разделял мои труды много лет. Являясь старшим помощником пастора, он в некотором роде был моим начальником штаба. Он был лояльным и надежным служителем нашего дела – подлинным солдатом Всевышнего.
– Но не генералом?
– Я этого не говорил, – Бэй позволил себе застенчивую улыбку.
– А в этом и не было необходимости, – заметил Вулф. – Кстати, как члены вашего «кружка веры» относились к мистеру Миду?
Бэй отпил глоток воды и, аккуратно вернув стакан на маленький столик рядом с креслом, ответил:
– Мистер Вулф, Рой обладал рядом великолепных качеств. Он трудился денно и нощно. По правде говоря, мне иногда приходилось уговаривать его отправиться домой к жене и сыну. Он являлся образцовым проповедником, его проповеди были прекрасно подготовлены, отличались логичным построением и обладали большой убедительной силой. Он часто занимал мое место, когда я находился в отъезде, если мы на это время не приглашали какого-нибудь известного пастыря. Рой постоянно требовал, чтобы все было как положено – можно сказать, что он во всем стремился к совершенству – а это, согласитесь, никому не добавляет популярности.
– Все достигающее совершенства гибнет.
– Это определенно не Библия, – сказал Бэй, вопросительно подняв брови. – Шекспир?
– Браунинг[3]3
Браунинг, Роберт (1812-1889) – английский поэт.
[Закрыть], – сказал Вулф. – Вы ответили на мой вопрос?
– Полагаю, да, – кивнул Бэй. – Уверен, из моих слов вы поняли, что Рой частенько не проявлял разумной гибкости и имел склонность к чрезмерной требовательности. Остальных это нередко раздражало.
– Вам приходилось вмешиваться в эти конфликты?
– О мистер Вулф, конечно. Рой и я беседовали (и молились) по поводу излишней жестокости – пожалуй, это будет лучшее определение его характера. Он знал свой недостаток и, я уверен, честно старался его исправить.
– Но все же к вам поступали жалобы?
– Время от времени. – Он пожал плечами.
– От кого?
– Мистер Вулф, вы вступаете в область, где уместна конфиденциальность, – заметил Бэй, приподнимая бровь. – Боюсь, что я не смогу вам ответить.
– Человек обвиняется в предумышленном убийстве. Не опасаясь впасть в преувеличение, я могу сказать, что ставкой является его жизнь.
– В этом штате нет смертной казни.
– Простите, сэр, но это – лицемерие. Длительное тюремное заключение уничтожает личность столь же эффективно, как петля палача или смертельный газ.
– Ну хорошо, – сказал Бэй, протягивая руку к стакану, но не поднося его к губам, – все члены «кружка веры», включая мою жену, в то или иное время жаловались на Роя.
– В чем состояла суть жалоб?
– В большинстве случаев это была нетерпимость и жестокость Роя, о которых я уже упоминал. Он бывал порой исключительно резок с людьми. Чтобы вы лучше все поняли, я немного поясню. Я создал «кружок веры» как своего рода неформальный консультативный совет – нечто вроде «кухонного кабинета министров», которые когда-то формировали наши президенты. Все члены кружка участвовали в деятельности храма практически с самого начала. Элиз, естественно, работала со мной значительно дольше, мы состоим в браке без малого двадцать пять лет. Так или иначе, но кружок имел для меня огромное значение как источник духовной поддержки и как консультативный совет. Кружок помогал нам всем ощутить близость друг к другу, служил опорой и поддержкой. К сожалению. Рой, вместо того чтобы крепить наши узы, частенько ставил их под угрозу. Он постоянно держал себя таким образом, но только в последние месяцы меня начал по-настоящему беспокоить разрушительный характер его поведения. – Бэй тяжело вздохнул, словно этот монолог лишил его последних сил.
– И вы говорили ему о своей озабоченности? – спросил Вулф, опорожнив свой стакан и с кислым видом изучая остатки пены на дне.
Плечи служителя церкви беспомощно опустились.
– Несколько раз. И наконец недели две тому назад в моем кабинете состоялся продолжительный разговор. Надо сказать, что встреча была весьма напряженной. Рой просто не мог понять, почему его методы столь огорчительны для меня. Он сказал, что я чересчур либерален. Может быть, иногда я действительно затрачиваю слишком много сил на то, чтобы избежать конфликтов, но ничего не поделаешь – таков мой стиль.
Мистер Вулф, я, если использовать популярное выражение, предпочитаю «позитивное мышление» и не собираюсь извиняться за это. Мы в Серебряном Шпиле называем свой метод «теологией вдохновения» – так, кстати, озаглавлена книга, написанная мной несколько лет назад. Согласен, что название звучит не очень ярко, но книга пользовалась успехом, да и сейчас расходится неплохо. «ТВ» – так мы сокращенно называем свой подход, – помимо прочего, требует, чтобы каждый человек больше всего ценил уважение к личности других и оказывал своему ближнему всяческую поддержку. Наше кредо – избегать конфронтации там, где это возможно. Я любил Роя Мида и тоскую по нему как по личности и как по брату во Христе. Но не раз его поведение вступало в противоречие с нашими принципами. Он всегда торопился найти чужую вину и указать на нее как прямо в лицо виноватому, так и – что самое скверное – осудить его за спиной. Не раз он резко критиковал своих коллег в присутствии посторонних, включая секретарш и даже добровольцев-помощников из числа прихожан. Критика, осуществляемая с добрыми намерениями, вовсе не плохая вещь, как вам известно. Но критика Роя зачастую была груба и... скажем, оскорбительна. А если духовные пастыри не всегда являют собой добрый пример, что же спрашивать с паствы? – Бэй поднял ладони, слегка разведя руки. Похоже, что он затратил немало времени, шлифуя этот жест до совершенства. Вулф, не скрывая раздражения, спросил брюзгливо:
– И как долго мистер Мид сотрудничал с вашим храмом?
– С того самого момента, когда я перебрался из Нью-Джерси на Стейтен-Айленд – почти четырнадцать лет. Но мы знакомы еще по семинарии, я учился на два класса старше.
– И что он думал о записках?
– Они волновали его даже меньше, чем меня, – ответил Бэй. – Рой возражал против идеи Ллойда привлечь постороннюю помощь, заявляя, что они – записки – дело рук какого-то несчастного и не заслуживает внимания, тем более беспокойства. Я в целом с ним соглашался.
– Вернемся к той серьезной беседе, которую вы провели с ним две недели назад. Не могли бы вы передать ее содержание?
Бэй поставил стакан на столик, наклонился чуть вперед, положил ладони на колени и, внимательно глядя на Вулфа, начал:
– Я сказал, что, по моему мнению, он должен, обязан сменить стиль руководства и обуздать свой характер. Толчком для разговора послужило столкновение Роя с Роджером Джиллисом. Речь шла о каких-то накладках в новом расписании занятий для взрослых. Пустяк, мелочь, но Рой вел себя так, будто случилось нечто из ряда вон выходящее. Он уничтожал бедного Роджера в присутствии посторонних, заявляя примерно следующее: «Мы не можем терпеть подобной тупости, боюсь, нам не избежать персональных изменений!»
– Имелись ли ранее недочеты в работе мистера Джиллиса? – спросил Вулф.
– Ничего особенного, – подчеркнуто медленно протянул Бэй. – Конечно, время от времени он упускал из вида те или иные детали, но эти недочеты с лихвой перекрывались упорным трудом и изобилием новых идей. Ему за последние четыре года удалось утроить количество учащихся на курсах для взрослых. Он сумел привлечь к работе у нас прекрасных и очень разных преподавателей: известных университетских профессоров, специалистов по детской психологии, крупнейших знатоков Библии и нескольких ведущих теологов из учебных заведений Манхэттена. Однажды он даже сумел пригласить ведущего полузащитника «Гигантов». Молодой человек три воскресенья подряд рассказывал о роли религии и веры в спорте. Зал был переполнен.
Серебряный Шпиль
89
Вулф явно не был потрясен столь выдающимся событием.
– Вы сказали, чтобы мистер Мид держал в узде свой характер. Что бы произошло в том случае, если бы он не сумел сделать этого?
– Разговор не зашел так далеко. Как я уже имел возможность упомянуть несколько минут назад, я пытался избегать конфликтов. В тот день я сказал ему, что мы будем почаще встречаться тет-а-тет, чтобы побеседовать и вознести молитвы о его... проблеме. Он поклялся, что попытается исправиться.
– Удалось ли вам заметить изменения к лучшему за те немногие дни, которые прошли между вашей беседой и его смертью?
– Честно говоря, нет, – печально произнес священник, проводя ладонью по светлым волосам.
– Сэр, как вам известно, мистер Гудвин вчера попытался посетить ваш храм, но мистер Морган отказался пропустить его. Сейчас...
– Да-да, знаю. Я уже выразил мистеру Гудвину сожаление по поводу того, что не имел возможности встретиться с ним. Мы все чувствуем некоторую нервозность после смерти Роя, – сказал Бэй. – Ллойд просто перестарался, оберегая меня и своих коллег.
– Я вполне способен это понять, – произнес Вулф. – Кроме того, как мне известно, мистер Гудвин появился у вашего порога без предварительного уведомления. Однако теперь мне хотелось бы договориться с вами о его новом визите в храм и о возможности побеседовать с людьми.
– Вы требуете слишком многого, – ответил Бэй, искоса поглядывая на часы. – Мне уже пришлось две назначенные на утро встречи отменить и одну отложить. Что же касается моих коллег, то они и так уже подавлены обилием полицейских и репортеров, сновавших по храму. А теперь и вы хотите отнять у них время.
– Ваша забота о коллегах вызывает восхищение, сэр. Но если смотреть на вещи по существу, то мистер Даркин сотрудничает со мной столько лет, сколько не насчитывает ваш храм с момента основания.
Бэй кивнул и сложил свои длинные пальцы домиком.
– Так вы по-прежнему убеждены в том, что мистер Даркин невиновен? Но его невиновность – если таковая будет доказана – означает, что кто-то из служителей храма является убийцей.
– Совершенно верно, – сказал Вулф. – Но если вы столь уверены в виновности мистера Даркина, то вам не надо опасаться бесед сотрудников с мистером Гудвином. Что же касается времени, то заверяю вас, он не станет беспокоить ваших коллег без необходимости.
– Ну хорошо, и хотя идея мне не по вкусу, – ответил Бэй, – я попрошу всех встретиться с мистером Гудвином. Однако я не могу сказать, насколько откровенны будут мои коллеги. – Обращаясь ко мне, он спросил: – Когда вы намерены встретиться с ними?
– Завтра, – безапелляционно заявил Вулф, – завтра утром.
– Очень короткий срок на то, чтобы всех предупредить, – возразил Бэй. – Боюсь, кого-то может не оказаться на месте.
– Убежден, что вам удастся все организовать, – сказал Вулф, поднимаясь с кресла. – Прошу меня извинить, но у меня назначена встреча.
Он величественно удалился, оставив меня совершать ритуал прощания с гостем, который смотрел ему в спину со смешанным чувством изумления и гнева.
– Мистер Вулф вовсе не хотел обидеть вас, – принялся заверять я. – Он – гений, а когда ум гения чем-то загружен, то этика общения отходит на второй план.
Я, естественно, не стал сообщать ему, что Вулф отправился в кухню на встречу с Фрицем, чтобы проконтролировать ход приготовления фаршированной телячьей грудинки для нашего ленча. Как будто Фриц нуждается в каком-то контроле.