Текст книги "Последний Иггдрасиль: Фантастические произведения"
Автор книги: Роберт Янг
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Для убийства у эндоаналитика есть два совершенно полярных метода. Действовать снаружи или изнутри.
Шерил часто снилась вода. Как будто она стоит на берегу моря, а на нее надвигается огромная волна. Она поворачивается и бежит. Я повадился ставить ей подножку, усугубляя агонию. Шерил падает, переворачивается на спину, видит волну и кричит. Меня она тоже видит, но я внушил, что это всего лишь плод ее воображения. Она встает, с криком бросается наутек и просыпается за мгновение до развязки. Потом долго лежит в темноте и плачет.
Другой сон, преследовавший ее с детства, под категорию навязчивых не попадал, поскольку не приносил вреда. Наоборот, помогал. Пока в нем не появился я.
Ей снится плюшевый мишка. Шерил девять лет, она заходит в детскую, обклеенную обоями с изображением игрушек, песочниц и качелей, и принимается искать медвежонка. Но не находит, пугается. В панике ищет его повсюду. Под кроватью, под комодом, в шкафу, за занавесками, и в конечном итоге находит любимца под подушкой. Долго обнимает, укладывается вместе с ним в кровать, засыпает, и просыпается уже в нашей постели. Наутро у нее прекрасное настроение, одеваясь, она мурлычет веселый мотивчик.
На первых порах я держался в тени. Но однажды вторгся в детскую, выхватил у Шерил медвежонка и оторвал ему глаза. Потом вернул рыдающей хозяйке. Громко всхлипывая, она забралась с ним в постель, и проснулась рядом со мной вся в слезах.
Трюк с глазами я проделывал несколько снов подряд, потом сменил тактику. Отбирал медвежонка, брал его за задние лапы и с размаху бил головой об стену. От такого зрелища Шерил каждый раз просыпалась в холодном поту. Сон повторялся изо дня в день. Я перевоплощался в старика со скрюченным носом и маленькими злыми глазками, дабы сойти за очередной плод фантазии. Не хотел проколоться, как с «побережьем».
После кошмаров с медвежонком она просыпалась измученная, с опухшим от слез лицом. На завтрак пила только кофе. Со временем у нее пропал аппетит. Шерил худела и все больше замыкалась в себе. Казалось, еще немного – и она наложит на себя руки. Но вышло иначе. Она убила меня.
Похоже, я проспал целую вечность, прежде чем Шерил вновь приснилась пещера. Но наверняка не скажешь. Она карабкается на склон, замечает меня и с криком устремляется в лес. Я мчусь следом, хотя понимаю, что никогда не настигну беглянку. Она внушила мне инстинкт погони, противостоять которому невозможно.
Если промежуток между снами и впрямь растет, значит, Шерил излечивается. Однако меня гложут сомнения: во-первых, не ощущается присутствие эндоаналитика, а главное, она никогда не обратилась бы за квалифицированной помощью, ведь любой врач – эндо или экто – будет искать причину, и Шерил придется сознаться в убийстве. Правда, навязчивые сны могут исчезать сами по себе, если тревога притупляется. В таком случае меня ждет верная смерть.
Разумеется, я давно мертв, но – в реальном времени, а здесь, в безвременности вещи в себе, застрял на границе между жизнью и смертью. Кюран предполагал, что при повышенной частотности навязчивых снов их объект способен существовать и мыслить независимо от субъекта. Я – наглядное тому подтверждение.
Как меня убили?
Рассудок затуманивается. Период бодрствования затянулся, но совсем не спать в промежутках между видениями Шерил не получается. Меня отчаянно клонит в сон. Сопротивляюсь изо всех сил, но без толку. Сознание гаснет.
В тот день мы охотились. Да, верно: мы с Шерил охотились на оленя, вооруженные мелкокалиберными дробовиками. Закон по-прежнему запрещает ходить на оленя с винтовкой.
Было начало зимы. Точнее, конец ноября. Отчетливо вспоминаю это, вернувшись после очередной бессмысленной погони. Итак, конец ноября. Погода солнечная, повсюду лежит снег – идеальный день для охоты.
Мы идем по следам на снегу. Доходим до опушки. Чувствуем, олень где-то рядом. Замираем у кромки. Внезапно из леса появляется крупный самец. Мы вскидываем дробовики. Мой заряд попадает зверю в горло, но не убивает. Шерил стоит не шелохнувшись. Второй залп попадает оленю в голову и приканчивает на месте. У Шерил изо рта вырывается пар. Вижу собственное дыхание. Шерил не опускает дробовик.
– Проверь, вдруг он жив, – говорит она.
– И проверять нечего, – ворчу я, но все же иду к добыче.
Первый заряд бьет мне в плечо. Разворачиваюсь, кулем оседаю на снег и натыкаюсь на ее мертвый, невидящий взгляд.
– Нет, – затравленно шепчу я.
Шерил чуть вздрагивает. Дальше – ослепительная белизна. Провал.
Слава богу, я ей снова приснился!
С последнего раза прошло много времени. Нутром ощущаю долгие дни, недели. Я должен любой ценой выбраться из сна. Должен!
Может ли объект сна видеть сны? Есть ли шанс предстать во сне самим собой и вернуться в реальность?
До сих пор мне не снилось ничего. А вдруг?
Надо попытаться, иначе отсюда не выбраться.
Если удастся воплотить себя настоящего, наверняка сумею избежать смерти в светлой зоне. Просто не повернусь к Шерил спиной и не выйду на опушку.
В идеале, нужно воспроизвести момент встречи с оленем. Потом я дважды выстрелю, но останусь стоять. Шерил рядом, с дробовиком на плече. Скажу: «Проверь, вдруг он жив». Она отвернется и получит заряд картечи в затылок.
Несчастный случай на охоте. Сработало с ней, сработает и со мной.
Сосредотачиваюсь и пытаюсь заснуть. Мысленно представляю опушку. Представляю, как из-за деревьев появляется самец. Представляю Шерил, стоящую рядом. Нас двое. Опушка. Олень.
Свершилось! Замечаю деревья!
Пока не видно ни Шерил, ни опушки, но это только начало.
Она не грезила обо мне слишком долго. Сознанием ощущаю неприятную скованность. Главное, мне снились деревья. Толстый ковер из листьев на земле. Я почти у цели! Собираюсь с силами и погружаюсь в сон. Мы с Шерил на опушке. Вот-вот появится олень. Решающий миг настал!
Землю покрывает толстый ковер из листьев. Глубоко увязаю в жухлой листве. Кругом высятся деревья. Бросаю взгляд влево. Шерил нет. Только лес.
Впереди поляна. Нет, что-то не так. Я должен стоять с краю, с женой. Озираюсь по сторонам, причем не поворачивая головы. Странно. Втягиваю носом воздух и пробираюсь на опушку. Наконец замечаю Шерил… и себя. Мой же дробовик держит меня на прицеле. Пытаюсь крикнуть «нет!», но не могу выдавить ни звука. Тишину нарушает выстрел. В горле вспыхивает мучительная боль. Я падаю. Дуло дробовика по-прежнему смотрит на меня. Снова пытаюсь закричать, но голоса нет. Перед смертью вдруг понимаю, что отсек от себя темную зону, но не одну, а вместе со светлой.
КУКЛЫ НА НИТКАХ
Едва Хокинс заметил флотилию кусов, как угодил в межпространственный разлом (по крайней мере, так подсказало чутье), и в следующий миг его разведывательный челнок самопроизвольно приземлился на песчаную поверхность странного мира, озаряемого подобием земного солнца.
Мелькнула шальная мысль, будто разлом – это вражеские происки. А хотя нет. Кусам, при всей их технологической мощи, управлять пространством пока еще не под силу…
Хокинс прятался недалеко от противника, который дрейфовал на марсианской орбите, готовясь к налету на Землю. Благодаря отражающим экранам вражеская флотилия была невидима для радаров, попадая разве что в окуляры телескопов, да и то на относительно небольшой дистанции. Полгода назад судно, снабжавшее припасами колонию Н на звезде Бернарда, засекло кусов на входе в Солнечную систему и даже сумело сделать кое-какие мутные снимки. С тех пор за маршрутом чужаков неустанно следил специальный беспилотник. Разведчелнок стал первым, посланным земными ВМС. Хокинсу поручили наблюдать за флотилией противника и немедленно доложить на земной флагман, как только та выдвинется к Земле…
Хокинс попробовал запустить стартовый двигатель, чтобы поискать межпространственный разлом и вернуться на просторы космоса. Но рычаг запуска разломался у него в руках. Хокинс не поверил своим глазам. Сталь стала хрупкой, как пластмасса.
Позабыв, что, возможно, он – в тысяче световых лет от Солнечной системы, Хокинс схватился за рацию, но обнаружил, что держит ее пластмассовый аналог.
Приборная панель претерпела те же метаморфозы.
Он стукнул по ней кулаком – звук получился глухой и гулкий, как от пустой бочки.
Постучал по переборке, по палубе – то же самое.
Надо ли понимать, что теперь весь челнок сделан из пластмассы?
На месте обзорного экрана зияло окно. А за ним – песок, песок, песок.
Как человек здравомыслящий, Хокинс попытался найти этому логическое объяснение.
Не так давно доктор с Земли выписал ему новое лекарство от болезни Аддисона. У лекарств часто бывают побочные эффекты, и новый препарат, видимо, не стал исключением. Прием таблеток вызвал галлюцинации.
У Хокинса отлегло от сердца. Уж лучше пусть разлом и пластмассовый челнок ему мерещатся, нежели существуют в реальности. В любой момент иллюзия развеется, и он окажется на борту своего надежного судна.
Надо только дождаться. Однако этот момент никак не наступал.
Ничего, еще наступит. А пока можно присмотреться к диковинному миру.
Хокинс шагнул в переходной шлюз и плотно прикрыл за собой дверь. Потянулся к скафандру – тот на вид остался нетронутым, – как вдруг заметил, что внешняя дверь стоит нараспашку, и понял, что легкие наполнены чужеродным воздухом, который, к слову, ничем не отличался от обычного.
Толкнув дверцу, Хокинс спустился по трапу на грунт. Гравитация была в точности как на родной планете, о чем он смутно догадывался с самого начала. Песок слепяще отблескивал на солнце, но глаза быстро привыкли к яркому свету. Корабль стоял в огромной песчаной впадине. Вокруг – ни намека на растительность. Похоже, здесь никогда ничего не росло.
Признаков разумной жизни тоже не было. Хотя кто знает. Хокинс машинально нащупал в набедренной кобуре ионный пистолет, но не успел перевести дух, как в голове мелькнуло: а вдруг оружие тоже превратилось в пластмассу? При ближайшем рассмотрении выяснилось, что нет.
Увязая в песке, он вскарабкался на ближайший склон. Судя по отсутствию тени, солнце стояло прямо над головой. Лучи приятно грели, не обжигая.
С вершины открылась новая впадина, неотличимая предыдущей. Вдали вырисовывалась крохотная гора причудливой формы. Отвесные скалы зубцами вырастали из основания приземистых, остроконечных холмов. Внезапно поднялся ветер. Порывистый, словно выдуваемый кузнечными мехами из горных недр.
Слева поблескивало озерцо, справа высилась крутая насыпь.
Нет смысла гадать, куда его занесло. Даже если планета и существует, то наверняка где-нибудь по ту сторону галактики.
В момент посадки Хокинс не заметил ничего, кроме бескрайней пустыни (озеро, и то проглядел), но, судя по всему, где-то здесь должна была быть растительность, иначе откуда взяться кислороду.
Он спустился, пересек впадину и стал взбираться на другой склон. Подъем давался с трудом, ноги по щиколотку вязли в песке. Вопреки опасениям, за холмом оказалась не впадина, а небольшая песчаная равнина. В ее центре широким кругом, словно паря в пространстве, застыла флотилия кусов.
Хокинс упал плашмя и отполз назад, дабы не попасться врагу на глаза, и только потом присмотрелся к кораблям. Все двенадцать стояли неподвижно, почти вплотную, как будто и не сходили с орбиты.
Либо угодили в тот же самый разлом.
«Предположим, только предположим, что все это не галлюцинации, – подумал Хокинс. – Интересно, засекли они его или нет? Снаружи кораблей – никакой подозрительной активности, но кто знает, что происходит внутри. Флотилия всего в полукилометре от его укрытия».
Купол смотрового мостика поблескивал на солнце. Кусы вполне могли заметить лазутчика. Того и гляди, направят на него бортовые орудия. Хокинс подобрался, готовый в любой момент кубарем скатиться по склону. Глупо, конечно, – раса, способная строить межпланетные суда, наверняка создала мощные ракеты, которые разнесут человека в клочья вместе с холмом.
Однако страха почему-то не было. Мгновение спустя он понял почему. Солнце, озарявшее смотровой купол, тускло отражалось от обшивки. Смутная догадка оказалась верна – флотилия кусов претерпела те же метаморфозы, что и его челнок.
Из пластмассовых орудий никого не убьешь!
А вдруг… вдруг и земной флот постигла та же участь? По логике вряд ли. Челнок и вражеская флотилия уже сами по себе чересчур. Но разве в происходящем есть хоть капля логики?
Приземляясь, Хокинс никаких землян не заметил… как, впрочем, и кусов.
Исходя из координат обоих флотов в космосе относительно челнока и допуская, что земляне тоже угодили в разлом, их следовало искать в противоположной стороне. Добраться наверняка получится на своих двоих, учитывая схлопнувшиеся масштабы.
Хокинс решил все выяснить.
Томимый голодом и жаждой, он поднялся по трапу челнока в крохотную кухоньку и почти не удивился, обнаружив, что еда превратилась в пластмассу, а вода испарилась. Впервые после приземления Хокинс испугался по-настоящему. Не помогла даже мысль, что все это – результат побочного действия лекарства.
По натуре Хокинс был не из пугливых. В космические ВМС записался на спор и дослужился до капитана третьего ранга. Успел, пока не настигла болезнь Аддисона, дважды удостоиться награды за отвагу.
Раньше он трудился пилотом, перевозил пассажиров с Луны на Землю. В каждом пункте имел по любовнице. Будь Хокинс гражданским на момент, когда судно-снабженец прислало пресловутые снимки, пошел бы во флот добровольцем. Мир захлестнула волна патриотизма, затронувшая не отдельные расы, а все человечество.
Наивные мечтания о благородных пришельцах улетучились, когда кусы через переводчик радировали на Землю: сдавайтесь или готовьтесь к тотальному уничтожению.
Лучшие силы были брошены на создание нового оружия, однако в легкую победу никто не верил: хотя новейшая ядерная пушка, установленная на земных кораблях, явно превосходила военную мощь противника, кусы, как знаменитый ковбой из фильма, в придачу к двум револьверам на поясе наверняка прятали дерринджер в рукаве…
Земной флот обнаружился на песчаной равнине в трех километрах от впадины, куда приземлился челнок. Ранее флот базировался на орбите Земли, и здесь он расположился на тот же манер. Четырнадцать кораблей застыли кругом, словно продолжали парить в космосе.
Солнце уже миновало зенит, золотя пластмассовую обшивку с пластмассовыми орудиями. Купол над смотровым мостиком почти не отличался от вражеского и ярко блестел на свету.
Вокруг ни души – похоже, земляне и не думали покидать свои суда. Но со смотрового мостика его наверняка видели. Размахивая руками, Хокинс поспешил вниз по склону, ничуть не боясь, что его примут за куса – рентгеновские камеры на беспилотнике выявили сходство врага с аллигаторами.
Внешний люк флагмана был распахнут. Его заметили! Предупредительно открыли проход. Хокинс взошел по трапу в шлюз и тут нахмурился – внутренняя дверь оказалась заперта. За дверью открылся пустынный коридор. Озадаченный, что никто не вышел навстречу, Хокинс добрался до мостика, взбежал по ступенькам…
Под смотровым куполом несколько офицеров на первый взгляд вели оживленную беседу. Но в мертвой тишине не раздавалось ни звука. Отыскав взглядом адмирала, Хокинс ринулся к нему, отдал честь. Но адмирал не шелохнулся. Его спутники тоже.
– Сэр, – выпалил Хокинс, – мой корабль, как и ваш, угодил в разлом и претерпел изменения. У кусов та же ситуация. Что происходит, сэр?
Адмирал и бровью не повел. Хокинс никогда прежде с ним не общался, видел только издалека. Это был высокий, сдержанный человек, ветеран двух войн. С каскадом наградных лент на груди, в остро отутюженных брюках и безукоризненном небесно-голубом кителе. Лицо – смесь славянина с протестантом: безучастное, но суровое. Глаза цвета голубого китайского фарфора.
Хокинс легонько ткнул адмирала в грудь, и тот как стоял так и рухнул.
Следом повалились его товарищи.
Можно обойти корабль сверху донизу, но найдешь только кукол в натуральную величину. Та же история и на других тринадцати суднах.
Флотилия кусов – не исключение.
Тогда почему эта участь миновала его?
Нет, вопрос неверный. Правильней спросить, почему это случилось вообще? Почему два флота и челнок уподобились гигантским игрушкам?
Выбравшись из корабля, Хокинс направился к отдаленной насыпи, чтобы оттуда оглядеть окрестности. С каждым шагом повторял про себя как молитву: если это все – иллюзия, вызванное лекарством помутнение, то пусть оно поскорее закончится.
Он проходил впадину за впадиной, взбирался на склоны, огибал песчаные холмы. Последний склон буквально утопал в песке. Сопровождаемый собственной тенью, Хокинс карабкался вверх.
Насыпь оказалась на удивление гладкой. Протянув руку, он коснулся ровной поверхности и ощутил под пальцами структуру дерева. На этом сюрпризы не закончились: таинственная возвышенность поднималась из песка вертикально, как стена.
Приподнявшись, Хокинс ухватился за край стены, подтянулся и забрался на нее. Выпрямившись, обнаружил, что стоит на деревянной полосе метра три шириной. Полоса уходила вправо и влево насколько хватало глаз. Позади простиралась пустыня. Далеко, у самого горизонта, угадывалась другая такая же полоса. В мареве дрожали очертания флотилий, крохотной точкой темнел челнок, рядом поблескивало уже знакомое озерцо.
Хокинс развернулся и остолбенел. Деревянная стена головокружительно ниспадала к бескрайней зеленой равнине. Вдалеке виднелись деревья – высокие, выше даже самой стены, а за ними – гигантская постройка, занимающая не один квадратный километр.
Подул легкий приятный ветерок – не чета вихрю из горнила горы. В воздухе разливались ароматы травы и полевых цветов.
Чуть поодаль слева виднелся уклон, ведущий к равнине. Зачем останавливаться на достигнутом? Какой смысл возвращаться на корабль? Спуститься вниз и дойти до таинственной постройки выглядело заманчиво. Наверняка там обитают разумные существа. Если не приставят нож к горлу, может растолкуют, что к чему.
Хокинс зашагал к склону. В глаза бросилось, что тот сложен из груды разнообразных предметов – правда, из каких, разглядеть не удалось. Прямо как в детстве – прыгай с одного выступа на другой, и вскоре очутишься внизу.
Однако все веселье мигом закончилось, едва он подошел к склону. При виде верхнего предмета кровь в жилах обратилась в лед.
Пластмассовый Чингисхан лежал на боку вместе с лошадью, на которой сидел. Рядом вверх тормашками на боевом скакуне торчал пластмассовый Теодор Рузвельт. Между двумя бравыми воинами раскинул крылья пластмассовый МиГ-15. Пластмассовые Клеопатра и Антоний сплелись в жарком объятии меж Уильямом Брайаном и пластмассовым кадиллаком. Из груды манекенов гротескно выпирала корма нефтяного танкера. На боку распростерся пластмассовый индеец, вооруженный пластмассовым томагавком. Рядом – очередной Папа Римский. Чуть ниже виднелся шумер с отломанной ногой.
Люди и вещи, вещи и люди. Все – из того же зыбкого материала, что и челнок. Брошенные за ненадобностью, как старые куклы.
Детали единого набора.
Внезапно огромная гора шевельнулась. Устрашающий вихрь завыл громче.
Да, гора двигалась. Становилась все выше. Уже различались деревца на ее вершине. Исполинские ноги несли гору вперед. Нижние уступы выпрямились и превратились в руки.
В памяти всплыли строки из Хайяма:
Изначально игра называлась «Шумер». Потом она разрослась до размеров Земли.
А теперь охватила космос.
Хокинс рванул прочь. Обратно к краю стены, вниз, и по песчаным дюнам.
В голове молоточками стучал единственный вопрос: как ему удалось оборвать нити и выпасть из Великой иллюзии?
Предмет, не предмет – неважно. Главное, он – марионетка, как и все человечество.
Конкретно ему положено находиться в челноке, бороздить просторы космоса.
За спиной громыхали исполинские шаги. Необъятная рука черной тучей закрыла небо.
Хокинс бежал изо всех сил. Бежал к челноку. Зачем, спрашивал он себя, зачем бежать на корабль? В пластмассовой игрушке далеко не улетишь.
Впрочем, ответ очевиден. Его место там, на борту.
Небосвод заслонила туча поменьше. Ладонь. Представьте: божественное дитя придумало новую игру. Сначала пускает кораблики в луже – воплощении Семи Морей. Потом направляет суда в космос. Утомившись, дитя засыпает, тем временем оживает одна из игрушек. Как поступит малыш?
Например, Хокинс на его месте разломал бы фигурку в поисках заводного механизма или в порыве ярости прихлопнул бы как муху.
Даже не глядя, он чуял – гигантская рука совсем близко. До корабля оставались считанные шаги. Взлетев по трапу в шлюз, Хокинс хлопнул дверью – звонко лязгнул автоматический замок. Переборки, как и прежде, отливали металлом.
Хокинс метнулся в кабину управления. На обзорном экране вместо песка теперь темнел космос.
Баночка с лекарством полетела в мусорку…
Итак, радиограмма о наступлении кусов отправлена. Пора возвращаться.
Последние полчаса – это был сущий кошмар, зато теперь наступила полная ясность.
История человечества – отнюдь не череда жестоких детских игр.
Никакой планеты богов не существует.
Разлом ему просто померещился.
Почувствовав усталость, Хокинс включил автопилот и побрел к койке. Прежде, чем лечь, снял ботинки. На пол высыпалась горстка песка.
