Текст книги "Последний Иггдрасиль: Фантастические произведения"

Автор книги: Роберт Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Он сдержал обещание. И сдержал его еще раз перед ужином. Вечером мисс Минц прошла с ним полпути до корабля. Вставала полная луна – на Денеб-6 всегда было полнолуние, насчет этого путеводитель не обманул. И снова корабль показался ей церковным шпилем, гладким и серебристым, а вокруг него волновался лес, как серебряное море, и трава была вся в серебре – сияющие брызги оставались на обуви и замирали светящимся узором на ногах…

– Что ж, мне пора на корабль, мисс Минц. Опять эта вахта.

– Вы придете на завтрак? У нас будут оладьи и сосиски.

– Ей-богу, настоящие сосиски?

– Ну конечно, настоящие. Любите сосиски, мистер Берк?

– Люблю? Да я их обожаю, мисс Минц! И вас обожаю! – он приподнял фуражку и отвесил поклон. – Как всегда, на прежнем месте. Доброй ночи, мисс Минц.

– Доброй ночи, мистер Берк.

Утром, глядя на свою птицу, мисс Минц дивилась – какая же она синяя! Просто невероятно. Птица Бетти Лу меркнет рядом с ней, не говоря уже о птице Терезы Бест – второй соседки по домику. Питомица девушки казалась такой же тощей, бесцветной и общипанной, как и сама Тереза.

– Вы нашли самую синюю птицу на планете, мисс Минц, – сказала Бетти Лу.

– Точно, – согласилась Тереза. – Чем вы ее кормите, мисс Минц?

– Хлебными крошками. Птице ведь много не надо.

– И я кормлю свою хлебными крошками, но она, похоже, не наедается. Как будто все время голодная.

– И моя тоже, – кивнула Бетти Лу. – Вы собираетесь на прощальную танцевальную вечеринку, мисс Минц? Мы собираемся устроить ее в «Кафе Денеб-6».

– Конечно. Я обязана там быть.

– Я не про ваши обязанности, мисс Минц. – Бетти Лу опустила синие глаза. – Я подумала… может, вы пригласите того симпатичного офицера, который ест с нами?

Щеки мисс Минц порозовели.

– Я… мне как-то это не приходило в голову.

– А я думаю, он будет рад. Почему бы вам его не пригласить?

– Может быть, – проговорила мисс Минц.

Он переоделась и расправила постель; ее душа пела. Как же давно она не танцевала, сколько лет… одиноких лет. У нее опять перехватило дыхание. Интересно, примет ли он приглашение? Я надену новое белое платье, на котором блестками вышиты звезды и галактики, думала она. Декольте у него в самый раз для такого случая, и оно не слишком молодежное.

За обедом и ужином слова приглашения так и вертелись у нее на языке, но только провожая мистера Берка до полдороги к кораблю, она наконец набралась храбрости высказать их.

Некоторое время мистер Берк молчал. Потом сказал:

– Конечно, я был бы рад пойти, мисс Минц. Но эта первая вахта…

– О… – Мисс Минц поникла в свете полной луны. – Я совсем об этом забыла, мистер Берк.

– У нас такая нехватка людей, что сложно получить увольнительную… но я, может быть, попрошу кого-нибудь ненадолго подменить меня. На пару танцев. Как вам такой вариант, мисс Минц?

– О, прекрасно, мистер Берк. Я… мы всегда так рады вас видеть.

– Значит, договорились. Увидимся утром у вашего дома, мисс Минц. На прежнем месте.

– Доброй ночи, мистер Берк.

Дни пролетали незаметно. Старшеклассники ловили рыбу, охотились, играли в теннис, бадминтон и бейсбол, занимались борьбой, смеялись и пели, заводили короткие романы и стремительно разбивали сердца… И одна за одной их синие птицы заболевали и умирали… Мисс Минц не могла понять, почему. Если мистер Берк сказал правду, синие птицы этих молодых людей должны излучать счастье, синеву и красоту. Ведь эти дети счастливы – она никогда в жизни не видела таких счастливых ребят и девушек.

В ее мире каждое утро начиналось в семь, когда холмы блистали бусинками росы. День за днем перед ее сияющим взглядом мистер Берк поедал ростбиф, жареных цыплят по-кентуккийски, виргинскую ветчину, венерианскую болотную утку, марсианского пфайла… Он улыбался своей обезоруживающей улыбкой, демонстрировал ровные белоснежные зубы, поднимал фуражку, открывая волнистые каштановые волосы, произносил свои гиперболы и вечерние шутки о «встрече на прежнем месте». И синей птицей мисс Минц можно было залюбоваться: яркая синева ее оперенья почти ослепляла, с каждым днем она становилась все красивее.

Наконец наступил вечер танцев. Вернувшись домой после прогулки с мистером Берком, мисс Минц застала Бетти Лу в слезах.

– Что случилось?

Бетти Лу оторвала от подушки заплаканное лицо.

– Все. Случилось все самое ужасное!

Мисс Минц присела на край кровати и протянула Бетти Лу носовой платок.

– Все самое ужасное не может случиться сразу, Бетти Лу. Что-то одно или пара ужасных вещей, но не более. Рассказывай, в чем дело.

– Мое платье, мисс Минц. То, которое я собиралась надеть на танцы. Я забыла его дома и теперь никуда не пойду. И еще моя синяя птица умерла!

– Как умерла? – Мисс Минц встала, заглянула в клетку и увидела маленькую неподвижную кучку блеклых голубых перьев.

– Ты точно ее кормила каждый день, Бетти Лу? Она совсем истощена…

– Конечно, каждый день! Точно так же, как и вы свою! Но только все не впрок, он худела и худела, а сегодня я посмотрела, а она мертвая! – И девушка снова заплакала.

Мисс Минц погладила ее по плечу.

– Ну же, глупо об этом плакать. Завтра поймаешь другую птицу, и у кого-то из девочек наверняка найдется запасное платье.

– Нет! – всхлипнула Бетти Лу. – Все запасные у них – старье и уродство. Я такое не надену! Не надену!

И она горько разрыдалась.

Мисс Минц нервно зашагала по комнате. В некотором смысле стыдно быть такой красивой, как Бетти Лу. Красота туманит восприятие, ты становишься слишком эгоцентричной. Неважно, что Бетти Лу наденет на танцы – она все равно будет привлекательной. Но ей этого недостаточно: она должна быть самой привлекательной, лучшей, звездой вечеринки.

«Конечно, я могла бы дать ей свое платье, – подумала мисс Минц. – Могла бы, но не дам! С какой стати? Я всю неделю мечтала о том, как надену его. Оно – самое красивое, что у меня есть… а мистер Берк – лучшее, что случалось в моей жизни. У Бетти Лу впереди сотни танцевальных вечеринок. А у меня, возможно, их больше не будет».

Мисс Минц присела на свою кровать.

«Правда, я могла бы надеть другое платье – простое и без блестящих звезд. Но с какой стати? Бетти Лу молода – ничего страшного, переживет, если на этот раз на танцы пойдет не в новом платье. Все равно она будет в центре внимания. Молодые люди будут увиваться вокруг нее – как и всегда. А вот вокруг меня никто никогда не вился. Никогда, и неважно, что на мне было надето. И вот сейчас, когда… когда… нет, я просто не могу отдать ей платье!»

Мисс Минц вздохнула. Потом встала, открыла сборно-разборный шкаф и сняла платье с вешалки. Звезды подмигивали в электрическом свете, галактики щурились, платье взвилось белым вихрем и снегом просыпалось на пол. Подавив короткое рыдание, она понесла платье к кровати Бетти Лу и тронула девушку за плечо.

– Вот, – сказала она. – Возьми мое платье. Уверена, оно тебе подойдет, а я все равно не собиралась его надевать. Для меня она слишком молодежное…

Старшеклассники привезли с собой много музыки. По большей части модные композиции, совершенно не понятные тем, кто перешагнул рубеж восемнадцати лет. Но иногда в суперсовременных аранжировках угадывались старые мелодии, популярные в те времена, когда мисс Минц сама была старшеклассницей.

Она стояла возле диспенсера с освежающими напитками, слушала музыку, смотрела, как ребята танцуют невообразимые танцы, и вспоминала юность. Диспенсер находился точно напротив двери, и мисс Минц открывался вид на Мини Мэйн Стрит. Вся улица была залита серебряным светом, желтели только окна домиков. И если бы кто-то шел к «Кафе Денеб-6», она бы сразу увидела.

Но никто не шел, и музыкальные минуты, накапливаясь, превращались в часы. Один час, два часа… Танцующие кружились и качались, молодые лица проплывали мимо в приглушенном свете электрических фонарей.

«Наверное, он никого не нашел себе на подмену, – думала мисс Минц, потягивая уже четвертый „Центавр“. – Интересно, слышит ли он музыку… Должно быть, он несет свою вахту вне корабля. И ему так одиноко, совсем одному в лунном свете…»

Один из старшеклассников подбежал и пригласил ее на танец. Мисс Минц с улыбкой покачала головой.

– Иди, потанцуй со своей девушкой, – сказала она, глядя через его плечо на пустую Мини Мэйн Стрит. – Не тревожься о древней учительнице литературы.

Его девушкой в тот вечер была Бетти Лу Фарадей. Мисс Минц смотрела, как они уплывают прочь в танце. Бетти Лу – как искрящийся снегопад в летнюю ночь, звезды на белом платье вспыхивают, галактики мерцают. Такая красивая, что у мисс Минц защемило в груди.

Почему же птица Бетти Лу умерла? – спрашивала она себя. Ведь девушка кажется такой счастливой – как и все ее юные ученики. Почему же их синие птицы не расцветают от счастья, а умирают? Может быть, это просто обычные птицы, которые реагируют не на счастье, а на голод? Может быть, хлебных крошек им недостаточно? Может, это всего лишь воробьи, только с синим опереньем?

Да, но моей птице хватает хлебных крошек. Она здорова и выглядит прекрасно. Прекрасно, потому что я счастлива, и я счастливее, чем Бетти Лу и все остальные. Я самая счастливая…

Мисс Минц снова взглянула на Мини Мэйн Стрит. По-прежнему пусто. Он не придет, подумала она. Напрасно ты верила, что среди его сослуживцев найдется хоть один верный друг, который бы подменил его хотя бы ненадолго. А что если… он забыл?

Нет, это абсурд. Мистер Берк никогда ничего не забывает. Он не забыл ни про одно приглашение, он всегда держит обещание и ждет ее «на прежнем месте». Вот и сегодня вечером он, как всегда пунктуально, явился, чтобы помочь им доесть оставшиеся припасы. И действительно помог – да так, что ничего не осталось: его здоровый аппетит вполне соответствовал здоровому аппетиту старшеклассников. Подчистили все – так что для танцевальной вечеринки не удалось приготовить даже легкие закуски.

Внезапно закралось страшное подозрение. Мисс Минц покачнулась, бумажный стаканчик едва не выпал из ее руки. Она поставила стакан и ухватилась за ручку диспенсера с напитками.

Но быстро опомнилась и с усилием улыбнулась дрожащими губами. Я просто сумасшедшая старая дева, надо же, чтобы такое в голову пришло! Мистер Берк – самый приятный человек из всех, кого я встречала в жизни, им движут только высокие помыслы. Наверное, он сейчас стоит возле корабля, слушает музыку и всей душой стремится сюда. Стоит совершенно один в свете луны и смотрит на звезды.

Совершенно один, а ему ведь, наверное, так хочется с кем-то поговорить. А что если…

Мисс Минц знала: стоит помедлить секунду, и она уже не решиться последовать импульсу… а ведь так отчаянно хочется! Он выскользнула из «Кафе Денеб-6» и пустилась бежать по Мини Мэйн Стрит. Поляна была, как серебряный сон, корабль больше чем когда-либо напоминал шпиль церкви – церкви, возвышающейся над сказочной тропической деревней в канун Рождества.

Мисс Минц бежала сквозь прозрачную пелену ночи, ее тень плясала перед ней, и сердце бешено колотилось. Шпиль церкви вынырнул из серебряного океана и постепенно вернулся к своему первоначальному облику – облику корабля. В открытый люк было видно, что в кают-компании горит свет – тусклый по сравнению с серебряным сиянием луны.

Очевидно, мистер Берк несет вахту не возле корабля, а внутри. Мисс Минц остановилась у трапа и взглянула вверх. Внезапно она услышала голоса, сопровождаемые характерными звуками. Один голос был ей хорошо знаком.

– И снова семь! – сказал он.

– Я всё. Финиш, – послышался другой голос.

– И я, – добавил третий. – Ну, ты и горяч сегодня, Берк.

– Все потому, что правильно питаюсь. А у вас, дети мои, просто не хватает смекалки. Появляется старая дева-училка с мешками еды, а вам в башку не приходит запудрить ей мозги. А теперь ну-ка, давай сюда…

Мисс Минц вбежала в свой домик и остановилась у двери. Она боялась включать свет, потому что была уверена, что ее птица умерла.

В темноте она пробралась к своей постели. Глаза ее уже высохли, но плечи все еще содрогались. Она видела смутные очертания клетки на сборно-разборном шкафу и представляла себе маленький блекло-голубой холмик внутри. Нет, это невыносимо! Резким движением она включила лампу возле кровати.

И задохнулась в изумлении. Ее птица не умерла. Она как будто стала еще ярче – живое синее пламя, прекрасное, сияющее. Мисс Минц сидела и смотрела на клетку, и с каждой минутой птица становилась все более красивой и синей.

На улице послышались шаги, она выключила свет и подошла к двери. Парень и девушка, взявшись за руки, шли по Мини Мейн Стрит. На девушке было белое платье с морозными звездами и галактиками, чудесное нежное платье, снегопад в летнюю ночь.

Мисс Минц смотрела, как они идут мимо, видела их лица, залитые мягким светом луны. Но неужели это Бетти Лу? У нее перехватило дыхание. Платье и лунный свет неуловимо изменили лицо девушки, подарили ему спокойствие и зрелость, превратили обычную миловидность в нечто похожее на истинную красоту.

А ведь это моя заслуга, подумала мисс Минц. Без меня не было бы этого чудесного момента.

Пара скрылась из виду, а она еще долго стояла у дверей. В ее душе теплым и ровным светом светилось счастье – обычное, спокойное, лишенное надрыва и фальши, единственное в своем роде, щедрое и доброе, неотделимое от нее и пульсирующее вместе с ударами ее сердца.

НЕБЕСНЫЙ ПОДРЯД

Заприметил я его лишь в баромате «Седьмого неба». Странно, ведь каждый вечер я, как апостол Петр, встречаю у «Жемчужных врат» посетителей, прибывающих на шаттлах с Земли. Поэтому все зовут меня Пит, хотя мое настоящее имя Чарли. Странно еще и потому, что таких замечаешь с лету. Дело не столько в его недюжинном росте, худобе, изяществе и высоком классе, сколько в необычайно грустном лице. Грустнее не придумаешь. Точно он знает о грядущем конце света и заранее скорбит обо всех, включая себя.

Он входит в зал, садится у стойки, где мы болтаем с Шулером Гарри, и, оглядевшись по сторонам, заказывает настойку сарсапарели. Такой напиток баромату в новинку, лампочки на панели лихорадочно мерцают, словно у него вот-вот случится электронный приступ, но наконец агрегат успокаивается и в маленьком окошке возникает стакан. На незнакомце неброский, слегка потрепанный серый костюм, узкий черный галстук и неприметные ботинки в тон. Вроде ничего особенного, но в этом и заключается настоящий класс. Словами не объяснить, но улавливаешь сразу. Я сам по натуре модник, даже галстук подбираю под цвет носков. Но ни себя, ни других не обманешь. Отправляясь на смену с восьми вечера до пяти утра, подолгу гляжусь в большое зеркало на стене кабинета, но вижу лишь менеджера орбитального космоклуба, счастливого обладателя огромной зарплаты, охочего до бурбона и пышногрудых блондинок.

Интересно, как человека такого класса занесло в «Седьмое небо». На фоне завсегдатаев он выделялся как бокал шампанского среди пивных кружек. Большой Тони заправлял семью «Небесами», но воздушное пространство огромное, при желании любой может учредить пару-тройку собственных орбитальных клубов. Как знать, вдруг незнакомец – миллиардер, решивший разведать обстановку прежде, чем приобщиться к небесному бизнесу. Если так, нужно выяснить наперед.

Поэтому я решительно подсаживаюсь к гостю, представляюсь и говорю:

– Добро пожаловать в «Седьмое небо». Позвольте угостить вас в честь первого визита в наше заведение и в честь грядущего Рождества.

Незнакомец отвечает, что его зовут Майк и нет, спасибо, сарсапарели пока достаточно. Голос тихий, печальный, но слова звучат ясно и отчетливо. Я мгновенно проникаюсь к нему симпатией и вежливо интересуюсь:

– В других «Небесах» бывали?

– Нет, – качает он головой. – Еще не довелось.

– Тогда вам повезло. «Седьмое небо» лучшее, поскольку строилось последним. Последние объекты всегда на высоте – предыдущий опыт помогает устранить недостатки и привнести полезные новшества.

– Полностью согласен.

Убедившись, что мысли Майка так же далеки от бизнес-проектов, как Андромеда – от Тимбукту, а в «Седьмое небо» его привело банальное желание развеяться, предлагаю:

– Устроить вам экскурсию?

– С удовольствием.

Веду гостя к «Злачным пажитям», второму по величине отсеку клуба. Антураж – как будто и впрямь попал на небеса. Пол устлан ковром, по текстуре, запаху и виду неотличимым от травы. Панорама потолка в точности повторяет синее небо, воображаемый ветер гонит белые облачка, подвешенные на невидимой проволоке. Искусственное солнце расположено так хитро, словно расстояние до него миллионы километров, а не полтора метра. В сочетании с полом и потолком трехмерные электрофрески на стенах рождают иллюзию бескрайнего простора. Вдалеке виднеются зеленые холмы с пасущимися коровами. Помнится, я спросил Большого Тони насчет коров, мол, разве им место на небесах, а тот ответил: «Может, и нет, но это ж мои небеса – хочу коров и завожу».

Зеленые игорные столы и барные стойки идеально вписываются в пейзаж. К нашему появлению в барах не протолкнуться, рулетка крутится как заведенная. Голоса крупье и игроков приятно оттеняются кассетной музыкой, по залу снуют ангелы с подносами. Конечно, никакие они не ангелы, а модельки Большого Тони с искусственными золотыми крылышками.

Запрокинув голову, Майк смотрит на небо. Окидывает взглядом якобы бескрайние зеленые просторы. Косится на ангелов. Таращится на завсегдатаев, заседающих у стойки, на толпу за игорным столом.

– Боже! – вырывается у него. – Теперь понятно.

– Что понятно? – интересуюсь я.

Он печально смотрит на меня голубыми глазами и отворачивается.

– Пожалуй, мне лучше промолчать.

Видно, что молчать ему не хочется, но я не настаиваю. Моя симпатия растет с каждой минутой.

– Идемте, покажу вам «Тихие воды».

«Тихие воды» занимают самый большой отсек и в принципе мало отличаются от «Пажитей», только основной лейтмотив здесь вода. Повсюду – пруды, озерца, ручьи, петляющие потоки. Глядя на чистые, искрящиеся струи невольно тянет искупаться. Мы с Майком наблюдаем, как плещутся многочисленные гости. Нет, пара-тройка сидит на берегу и глушит шампанское из полуторалитровых бутылей, но основная масса, сбросив одежду, весело резвится в воде.

– А разве… разве вдоль них не положено бродить? – изумленно спрашивает Майк.

В растерянности моргаю.

– Вдоль кого?

– Вдоль тихих вод. Нельзя же вот так… так…

– Ах, вы об этом. Простая формальность, не более. Хочет народ бродить – пожалуйста. Хочет резвиться – почему нет. Большому Тони без разницы, лишь бы платили.

– Большому Тони?

– Здешний заправила. Владеет семью «Небесами». Кстати, отличный парень.

Тоска в глазах Майка на мгновение сменяется задумчивостью. Он крутит головой по сторонам, потом оборачивается ко мне.

– Как вы думаете… – начинает он.

– Думаю что?

– А, неважно. – В его взгляде вновь воцаряется тоска. – Так, в голову взбрело. Все равно ничего не выйдет.

Молчу, предвкушая, что Майк еще вернется к этой теме. Так и получается. После экскурсии по увеселительным кабинетам минуем коридор, ведущий в кубрики, главный распределительный центр, гримерку ангелов, мой кабинет и апартаменты Большого Тони, и снова оказываемся у баромата. Воровато оглядевшись, Майк шепчет:

– Думаете, Большой Тони даст мне работу?

Мгновенно напускаю на себя деловой вид:

– Опыт есть?

– Ну… в некотором роде.

Коридор позади. Заходим в баромат и садимся у стойки. Заказываю разбавленный бурбон, Майк берет сарсапарель.

– В каком роде? – выпытываю я.

Майк делает лихорадочный глоток и ставит стакан обратно на стойку.

– Дело в том, что… я… мы с шестью братьями управляли аналогичным заведением.

– В каком смысле «аналогичным»?

– В смысле, очень похожим и непохожим одновременно. Но у меня солидный опыт управленца. Кроме того…

Я не в силах сдержать восторг.

– Прекрасно! Большой Тони как раз ищет менеджера в «Пятое небо». Нынешний никак не привыкнет к центробежной гравитации, мается тошнотой и мечтает уволиться. Тони избавится от него, как только подберет замену.

– Считаете, у меня есть шанс…

– Ну разумеется! Тони нагрянет завтра. В канун Рождества он всегда изображает Санту в одном из «Небес». В этом году будет у нас. Появится, сразу устрою тебе собеседование. Завтра вечером сможешь прийти?

– Конечно! – У бедняги на глаза наворачиваются слезы, но сквозь грусть проступает надежда. Он больше не озирается по сторонам. – Пит, вы мой спаситель! Почти как в старые добрые времена. Снова в деле, свое заведение, гости, которых нужно встречать и лелеять – Пит, вы вернули меня к жизни!

Смущаюсь, поскольку не уверен, что Майк получит место. Недолго думая, подзываю Пинки Макфарлейн, ангела, чья обязанность – развлекать клиентов. Парню неплохо бы расслабиться, и ангелок годится в самый раз. После знакомства откланиваюсь под предлогом, что должен проверить финансовую отчетность, и удаляюсь в свой кабинет.

Через пару часов спускаюсь в баромат. Майка и след простыл. Похоже, они с Пинки нашли общий язык и решили продолжить общение в увеселительном кабинете. Внезапно появляется Пинки с перекошенной от злости физиономией.

– Какая наглость подсунуть мне этого придурка! Он что, с астероида свалился?

Моментально зверею.

– Сказала бы спасибо. В кои-то веки свел тебя с настоящим джентльменом. Для культурного развития не помешает. Где он, кстати?

– Не знаю и знать не хочу, – фыркает Пинки. – Даже выпивкой не угостил. Сидел со своей дурацкой настойкой и пялился на мои крылья. Спрашиваю, в чем дело, красавчик, не нравятся мои перышки? А он отвечает: «Простите мою неучтивость, мисс Макфарлейн, просто никак не свыкнусь с буквальной стороной здешнего уклада». Я тогда спрашиваю: «Чего особенно в крыльях? У Большого Тони все девочки их носят. Как открылось первое „Небо“, с тех пор…»

– Избавь меня от подробностей, – перебиваю я. – Куда он делся?

– Говорю же, не знаю. Вроде уболтала его пойти в «Злачные пажити», думала, хоть там расслабится. Но у «Жемчужных врат» он чуток отстал, а когда я обернулась – его нигде не было.

– Может, вернулся утренним шаттлом на Землю, – рассуждаю я вслух. – Вид у него был уставший.

– Не было на пристани шаттлов. Специально проверяла.

– Наверное, улетел на последнем, а ты и не заметила.

Очевидно, моя теория верна – Майк как сквозь землю провалился. К пяти утра напрочь забываю о нем, но в полдень, за завтраком, встречаю Большого Тони и бросаюсь с места в карьер.

– Отличные новости. Нашелся управляющий для «Пятого неба», – сообщаю я и выкладываю историю от начала до конца.

– Убедил, Пит, – объявляет Тони, выслушав мой рассказ. – Как появится, веди его ко мне, побалакаем.

Майк прибывает рейсом в четверть девятого. Как и накануне, замечаю его лишь в баромате, хотя весь вечер, по обыкновению, топчусь у «Жемчужных врат». Майк явно нервничает, и с каждым шагом воровато озирается по сторонам.

– Что сказал Большой Тони? – шепчет он, усевшись за стойку, где я треплюсь с блондинкой-ангелочком Дорис. – Назначил собеседование?

– Расслабься, старина. Дело в шляпе, – успокаиваю я. – Идем, провожу.

Большой Тони ужинает в столовой. Обглоданной бараньей ногой делает нам знак садиться. На столе изобилие: цыпленок, лобстер, фазан, утка, молочный поросенок, требуха, копченая белая рыба, телячьи котлеты, виноград, апельсины, мандарины, яблоки, початки кукурузы, спаржа, всевозможные рулеты, масло и куча других аппетитных вещей. Огромный стол меркнет на фоне габаритов Большого Тони. После еды он тянет на двести пятьдесят килограммов. У него необъятное лицо, но кожа упругая, не в пример прочим толстякам. Все потому, что ее обладатель относительно молод – пока.

При разговоре Тони буквально светится. Кто-то считает, из-за пота, сплошной пленкой покрывающего лицо. Но мне-то лучше знать. Свечение идет изнутри. В Большом Тони полыхает неукротимое пламя, куда он регулярно подбрасывает дров, и отблески костра рвутся наружу. Только поистине большому человеку, вроде Тони, с неугасимым огнем в сердце под силу создать семь «Небес» прямо под боком у звезд.

– Майк, верно? – скорее констатирует Большой Тони, поддевая вилкой цыпленка. – Пит говорит, ты раньше управлял похожим заведением.

– Да, сэр, управлял. Но на той неделе мы с шестью братьями решили уволиться.

– Почему?

– Дело разладилось, и надобность в нас отпала. Постоянные клиенты, правда, остались, но они прекрасно справляются без нашей помощи.

– А почему разладилось?

Майк ерзает в кресле.

– На мой взгляд, причина – в непомерной плате за вход. Многие жаловались, но платили, а снижать ее не в наших полномочиях. Потом грянул кризис, но мы надеялись, что в свете демографического бума и массового распространения грамотности все еще наладится. Увы. Поток клиентов мельчал с каждым днем. В итоге нам с братьями осталось только смириться и уйти.

Большой Тони вгрызается в утиный окорочок.

– С чего ты взял, что можешь принести прибыль моему заведению, если погорел на своем?

– Наверняка не скажу, сэр, но чувствую, что справлюсь.

– Чувствовать мало. – Большой Тони бурно жестикулирует вилкой. – Прогорел раз, прогоришь и второй. Объясню, почему. Ты не знаешь три золотых правила. Я тебе растолкую, но соблюдать ты их не сможешь – мозги не тем концом вставлены. В общем, правило первое – давай людям то, что они хотят. Хотят не на словах, не по виду и не по твоему, к черту, разумению. Давай то, чего им действительно хочется. Правило второе – цену назначай доступную, но не грошовую, иначе теряется понт. Правило третье – товар нужно видеть и чуять. Иначе клиент не раскошелится. Сколько бизнесменов погорели на том, что не придерживались трех элементарных правил. Разве можно доверить такому бизнесмену мой клуб?

– Но Тони, – вклиниваюсь я, – Майку очень нужна работа, и…

Большой Тони обиженно морщится.

– Я разве отказал?

– Нет, – лепечу подобострастно, – конечно нет…

– Ты прав, Пит, у него есть класс. Дурак не поймет, что можно сорвать солидный куш, если Майк будет просто слоняться по залу и ни черта не делать. Парень – ходячая реклама, умеет пустить пыль в глаза. Но только полный дурак возьмет его управляющим – не потянет. – Большой Тони пристально смотрит на Майка. – Какие у тебя еще таланты?

Майк воровато озирается.

– Я немного пою. Гимны, рождественские песни и все в таком духе.

Большой Тони моргает, но дает добро.

– Ладно, давай послушаем.

Майк встает, бросает затравленный взгляд по сторонам и откашливается.

– Композиция называется «В саду».

Он поет поистине божественным, самым проникновенным ирландским тенором на свете.

Мы внимаем как зачарованные. На последней ноте Большой Тони восклицает:

– Святая макрель!

– Боюсь, мое соло оставляет желать лучшего, – извиняющимся тоном бормочет Майк. – Видите ли, мы с братьями всегда пели хором. Габри играет на трубе, а я, Раф и остальные поем. Правда, нам не доводилось выступать на публике, а посему…

– Братья поют прям как ты? – недоверчиво спрашивает Тони.

– Ну не совсем. Раф стоит на верхних подмостках, возвышаясь на целую голову. Он…

– Братья тоже ищут работу? – снова перебивает Большой Тони.

– О, еще как! Понимаете…

– Передай, они приняты, – сообщает Большой Тони. – Начинать завтра вечером. – Он обращается ко мне: – Сечешь, Пит?

Пока нет, но потихоньку начинаю.

– Потихоньку, – рапортую я.

Большой Тони сует гроздь винограда в рот и принимается чистить апельсин. Глаза сияют, но жировые складки притупляют блеск.

– «Злачные пажити». Завтра. Канун Рождества. Тут-то мы их и подрядим с рождественскими гимнами. Самое то. Сечешь, Пит? Сечешь?

Теперь да.

– Сделаем специальные подмостки, – оживляюсь я. – Сцену! Прямо у рождественской ели. Ребята станут гвоздем программы.

– Ха! Бери выше. Покажем их по ящику. Эфирное время куплю. Плевать на деньги. Пусть весь мир видит, каково это – бывать на «Седьмом небе». Пусть знают – у нас здесь настоящий класс. А после Рождества Майк с братьями будут гастролировать по клубам с современным репертуаром… Пит, какую ель заказал?

– Шестиметровую.

– Надо больше. Чем больше, тем лучше. В зале запросто поместится десятиметровая.

– Хорошо. В обед ангелы все украсят, а я подберу Майку и ребятам костюмы с крыльями.

– Крылья золотые и побольше. Чем больше, тем лучше, – кивает Тони. – И распорядись, пусть демонтируют купол, чтобы на потолке сияли звезды… Майк, а ты чего? Положим тебе тысячу в неделю – для начала.

– Я… у меня в горле запершило, – лепечет Майк.

– Ну и славно, – ликует Большой Тони. – Тогда по рукам. Пит, под твою ответственность.

Следующие сутки буквально сбиваюсь с ног. Сперва организую эфирное время. Понадобились затяжные переговоры с Землей и все мои дипломатические навыки, но в итоге крупнейший телеканал выделяет нам полчаса в прайм-тайм с половины десятого до десяти. Потом до пяти утра вкалываю, как проклятый, в клубе. Ложусь на рассвете, но выспаться не получается. В одиннадцать, когда не ходит ни один шаттл, в спальню вламываются семеро братьев и будят меня. Братья – точная копия Майка. Та же печаль в глазах и привычка озираться по сторонам каждые две минуты. Веду их репетировать в кабинет Большого Тони. Слушая божественные голоса и переливы неземной трубы, мы с Тони понимаем, что попали в десятку.

Снова связываюсь с Землей и прошу поменять шестиметровую ель на десятиметровую. После руковожу возведением подмостков для «Небесной семерки» – название ансамблю придумал Большой Тони, а я горячо поддержал.

Ель привозят с двухчасовым шаттлом. Нужно проследить, чтобы установили и нарядили как следует. Оформление «Злачных пажитей» тоже на мне. Еще надо передать портному, чтобы расставил костюм Санта-Клауса – с прошлого года Большому Тони он малость тесноват. Надо утешать Пинки Макфарлейн. Ангелок подслушала репетицию ансамбля и теперь грозится свести счеты с жизнью. Ей стыдно за гадости, которые она наговорила про Майка, ведь у него такой божественный голос!..

Надо вызвать монтажников разбирать обшивку в «Пажитях». Когда отключат панорамное поле, погасят солнце и снимут облака, останется простой стеклянный потолок. Затем нужно выбрать костюм из нескольких вариантов, предложенных кутюрье, и уговорить братьев на примерку, сломить их непонятное сопротивление.

Нужно проверить, исправно ли работает автоматическая кухня и баромат, хватает ли хлеба насущного. После спешу уладить ссору, возникшую между ангелами за право зажечь рождественские огни. К вашему сведению, временами управлять «Небом» – сущая морока.

Наконец все готово. Сцена возведена, ель украшена, гирлянды горят, ангелы угомонились, обшивку на потолке демонтировали, Большой Тони втиснулся в костюм Санты, «Небесная семерка» переоделась, баромат смазан, омела висит, «Жемчужные врата» отполированы до блеска, пароль «мир». Добро пожаловать!

В половине восьмого приезжают телевизионщики и профессиональный рекламщик, который объявит коронный номер. Наспех устанавливается аппаратура. Первые гости появляются в четверть девятого. Я, как полагается, встречаю их у «Жемчужных врат» в новом лазурном костюме, купленном специально по случаю, и адмиральской фуражке. Шаттлы прибывают один за другим, поток посетителей нарастает, народ устремляется в баромат, в «Злачные пажити», плещется в «Тихих водах» – многих так переполняет рождественский настрой, что они торопятся снять напряжение. К девяти вечера в клубе яблоку негде упасть.