Текст книги "Нож сновидений"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 67 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Судя по тому, как округлились глаза Николь, которая увидела выходящую из экипажа Эгвейн, послушница была потрясена куда больше, чем пленница, но девушка тотчас же склонилась в изящном, хотя и торопливом реверансе перед сестрами.

– Кэтрин Седай, Амерлин говорит, что ее… ее нужно передать Наставнице Послушниц. Она говорит, что Сильвиане Седай даны на этот счет инструкции.

– Итак, похоже, тебя сегодня вечером наконец-то высекут, – пробормотала Кэтрин с улыбкой.

Эгвейн терялась в догадках: питает ли та к ней личную ненависть, или возненавидела ее за то, что девушка представляет собой, или просто ненавидит всех. «Высекут». Она никогда не видела подобного, но с описанием была знакома. Судя по всему, экзекуция в высшей степени болезненная. Эгвейн встретила взгляд Кэтрин недрогнувшим взором, и через мгновение улыбка у той исчезла. Казалось, ее так и подмывало врезать пленнице. Аийл обладали умением справляться с болью. Они принимали ее, отдавались ей, не сопротивляясь и даже не стараясь сдержать стонов и криков. Наверное, это ей поможет. Хранительницы Мудрости говорили, что так можно избавиться от боли, освободиться от нее, не позволяя впиться в тебя.

– Если Элайда намерена затягивать дело без всякой нужды, то я сегодня в этом больше не участвую, – заявила Фелана, обведя всех присутствующих, включая и Николь, хмурым взором. – Если девчонку нужно усмирить и казнить, этого ей хватит.

Подобрав юбки, желтоволосая сестра взбежала по ступеням мимо Николь. Она и в самом деле взбежала! И когда она исчезала внутри, ее по-прежнему окружало сияние саидар.

– Согласна, – холодно заметила Приталле. – Хэррил, ты собираешься отвести Кровавое Копье в конюшню? Пожалуй, пройдусь-ка я с тобой.

Хэррил носил плащ-хамелеон Стража: когда он стоял неподвижно, его, казалось, не было видно почти целиком, а когда он двигался, по плащу пробегала цветовая рябь. Ни слова не говоря, с тем же каменным лицом он последовал за Приталле в ночь, но то и дело оглядывался через плечо, явно охраняя ее со спины. И вокруг Приталле также сохранялось свечение. Что-то здесь происходит такое, о чем Эгвейн ничего не знала и не догадывалась.

Вдруг Николь раскинула юбки, склоняясь в новом реверансе, на сей раз заметно более низком и почтительном, и торопливо, сбивчиво выпалила:

– Прошу прощения за свой побег, матушка. Я думала, здесь мне разрешат учиться быстрее. Мы с Арейной думали…

– Не смей называть ее так! – рявкнула Кэтрин, и хлыст Воздуха стегнул послушницу пониже спины с такой силой, что та взвизгнула и подскочила. – Если ты сегодня вечером прислуживаешь Престолу Амерлин, дитя мое, то возвращайся и передай ей, что ее приказы будут исполнены. Так я сказала. Давай, пошевеливайся!

Бросив последний, отчаянный взгляд на Эгвейн, Николь подхватила полу плаща и юбки и заспешила вверх по лестнице, причем так торопилась, что дважды споткнулась и чудом не упала на каменные ступени. Бедняжка Николь! Вне всяких сомнений, ее надежды рухнули, и если Башня прознает, сколько ей лет… Должно быть, она солгала о своем возрасте, иначе бы ее не приняли; ложь входила в перечень нескольких ее дурных привычек.

Эгвейн выбросила мысли о девчонке вон из головы. Пусть теперь кто-то другой думает о Николь, ей уже не до этого.

– Незачем пугать дитя до смерти, – промолвила Бериша. – Послушниц необходимо направлять и наставлять, а не запугивать. – Удивительно, как сильно ее мнение об обучении отличается от ее взглядов на закон и его исполнение.

Кэтрин и Барасин вместе резко повернулись к Серой сестре, вперившись в нее взглядами. Ни дать ни взять две кошки, только увидели они сейчас не другую кошку, а мышь.

– Ты хочешь сказать, что пойдешь с нами к Сильвиане одна? – спросила Кэтрин, улыбка, скривившая ее губы, определенно не сулила ничего хорошего.

– Ты не боишься, Серая? – сказала Барасин, с насмешливой ноткой в голосе. По какой-то причине, она слегка взмахнула рукой, так что закачалась длинная бахрома ее шали. – Ты одна, а нас двое?

Два форейтора застыли статуями, вид у них был, как у любого человека, который горячо желает оказаться где-нибудь подальше от происходящего и надеется, что его не заметят, если он замрет и не шелохнется.

Бериша ростом была не выше Эгвейн, но она выпрямилась и крепко стянула шаль на плечах.

– Угрозы особо запрещены Законом Баш…

– Разве Барасин угрожает тебе? – мягким тоном перебила ее Кэтрин. Мягким, но в этой мягкости таилась острая сталь. – Она просто спросила, боишься ли ты. А разве тебе есть чего бояться?

Бериша встревоженно облизнула губы. В лице ее не было ни кровинки, а глаза округлялись и округлялись, словно бы она увидела нечто такое, чего видеть совершенно не желала.

– Я… Думаю, лучше я немного прогуляюсь на свежем воздухе, – наконец промолвила она сдавленным голосом и бочком-бочком двинулась прочь, не сводя глаз с двух Красных сестер.

Кэтрин издала негромкий, довольный смешок.

Это уже совершенное безумие! Даже сестры, которые ненавидели друг дружку всеми фибрами души, не вели себя таким образом. Ни одна женщина, так легко поддающаяся страху, как Бериша, вообще никогда бы не стала бы Айз Седай. Что-то случилось в Белой Башне. Что-то очень плохое.

– Веди ее, – сказала Кэтрин, двинувшись к ступеням.

Наконец-то отпустив саидар, Барасин крепко ухватила Эгвейн под руку и шагнула следом за Кэтрин. Девушке не оставалось ничего иного, кроме как подобрать юбки и без всякого сопротивления пойти с двумя Красными сестрами. Однако она почему-то, как ни странно, воспряла духом.

Войдя в стены Башни, Эгвейн и вправду испытала чувство, словно бы вернулась домой. Белые стены с украшавшими их фризами и гобеленами, яркие краски плиток пола – все казалось знакомым, точно матушкина кухня. И даже более того, ведь матушкину кухню она в последний раз видела очень давно, а эти коридоры – считай, совсем недавно. С каждым вдохом у нее все больше и больше крепло ощущение, что она – дома. Но чувствовалась вдобавок и некая странность. Высокие светильники были зажжены, и час не мог быть такой уж поздний, но Эгвейн никого не видела. В коридорах Башни всегда можно встретить неспешно идущую сестру – даже в самую глухую полночь, нет-нет, да и попадется навстречу кто-то из Айз Седай. У нее в памяти запечатлелся памятный образ одной сестры, которую она мельком увидела, торопливо пробегая по коридору поздним вечером, – та ступала так царственно и так грациозно, что Эгвейн в отчаянии подумала, что ей никогда такой не стать. Айз Седай придерживались собственного распорядка дня, и кое-кому из Коричневых вряд ли бы понравилось, если бы их посмели разбудить днем. По ночам их мало что отвлекало от исследований, мало что отрывало от чтения. Но сейчас коридоры Башни словно вымерли. Ни Кэтрин, ни Барасин ни словом не отметили эту странность, и они продолжали свой путь по безжизненным переходам, где, кроме них троих, будто никого и не было. По-видимому, эта безмолвная пустота теперь была в порядке вещей.

Когда Эгвейн и ее конвоирши достигли ниши с лестницей из светлого камня, там им наконец-то встретилась другая сестра. По ступеням поднималась пухленькая женщина в дорожном платье с разрезами; казалось, губы ее вот-вот сложатся в улыбку. С ее плеч свисала шаль, отороченная длинной шелковой бахромой красного цвета. Очень странно: ладно, Кэтрин и ее товарки красовались в цветных шалях возле причалов, чтобы всем было совершенно понятно, кто они такие, – но в самом Тар Валоне никому в голову не пришло бы побеспокоить женщину с бахромчатой шалью, и прохожие старались держаться поодаль от нее, особенно мужчины. Но с какой стати понадобилось носить шаль в Башне?

При виде Эгвейн незнакомка сверкнула ярко-синими глазами, приподняла густые черные брови. Она подбоченилась, уперев кулаки в широкие бедра и позволив шали соскользнуть на локти. Эгвейн подумала, что эту женщину она раньше никогда не видела, хотя обратное, по-видимому, неверно.

– Ага, вот она, эта девчонка ал’Вир. Это ее послали в Южную гавань? За ночную работку Элайда вас щедро вознаградит. Уж воздаст по заслугам. Нет, но взгляните на нее. Взгляните, как она стоит. Можно подумать, вы для нее почетный эскорт. Мне-то казалось, она будет рыдать и причитать, взывать о милосердии.

– По-моему, она еще одурманена настоем. Сознание совсем притуплено, – пробурчала Кэтрин, искоса бросив на Эгвейн недобрый взгляд. – Кажется, она не понимает своего положения.

Барасин, продолжая держать Эгвейн за локоть, энергично встряхнула девушку, но та, слегка пошатнувшись, сумела удержать равновесие. Лицо ее оставалось спокойным, она делала вид, что не замечает взглядов, которыми окидывала ее высокая женщина.

– М-да, в шоке, – покивав, промолвила пухлая Красная. Только по сравнению с Кэтрин ее тон можно было назвать сочувственным. – Мне такое доводилось видывать.

– Меларе, как дела в Северной гавани? – спросила Барасин.

– Похоже, не столь радужно, как у вас. Кроме нас двоих все остальные верещали, точно застрявшие под забором поросята-сосунки, и я уж боялась, что мы распугаем тех, кого собрались отловить. Хорошо, хоть нашлись две женщины, способные договориться друг с другом. Как бы то ни было, наш улов – какой-то дичок, и поймать ее нам удалось не раньше, чем она половину цепи в гавани превратила в квейндияр. Мы едва не загнали лошадей в упряжке, пока неслись обратно галопом, как будто… ну, как будто захватили трофей наподобие вашего. Это Заника настояла. Даже своего Стража усадила на место кучера.

– Дичок, – с нескрываемым презрением промолвила Кэтрин.

– Только половину? – В голосе Барасин явственно слышалось облегчение. – Значит, Северная гавань не блокирована.

Вновь брови Меларе, по мере того как до нее доходил скрытый смысл слов Барасин, поползли вверх.

– Утром все выяснится, – медленно произнесла она, – когда опустят ту половину, что еще осталась железной. Другая часть тверда и крепка, как… ну, как брус из квейндияра. Небольшие лодки из гавани выйдут, но что-то крупнее… Лично я в этом сомневаюсь. – Она покачала головой с озадаченным выражением лица. – Впрочем, есть и некая странность. Даже больше, чем странность. Поначалу нам никак не удавалось дикарку обнаружить. Мы даже не чувствовали, что она направляет Силу. Вокруг нее не было никакого свечения, и ее плетений мы не видели. Цепь просто начала приобретать белый цвет. Если бы Страж Аребис не заметил лодку, она могла бы довести дело до конца и смыться.

– Хитрюга Лиане, – пробормотала Эгвейн.

На мгновение она зажмурилась. Рядом с гаванью Лиане появилась, все приготовив заблаговременно – инвертировала потоки и замаскировала свою способность направлять. Будь сама Эгвейн так же догадлива и предусмотрительна, ей, вероятно, удалось бы благополучно скрыться. Что ж, задним числом всегда судить легче.

– Этим именем она и назвалась, – нахмурившись, сказала Меларе. Брови женщины, похожие на черных мохнатых гусениц, были очень выразительны. – Лиане Шариф. Из Зеленой Айя. Очень глупая ложь – и то и другое. Там внизу Десала с нее шкуру спускает, полосует с головы до ног, а та даже не шелохнется. Мне пришлось выйти сюда отдышаться. Никогда не нравились порки, даже в таких случаях. Дитя мое, тебе известно, что за трюк она выкинула? Как она скрыла свои плетения?

О Свет! Они-то считают, будто Лиане – это дичок, набравшийся наглости называть себя Айз Седай.

– Она говорит правду. Усмирение стоило ей безвозрастного облика, поэтому она выглядит моложе. Ее Исцелила Найнив ал’-Мира, и с тех пор Лиане больше не Голубая сестра. Она выбрала для себя другую Айя. Спросите ее о чем-нибудь таком, что может знать только Лиане Шариф… – Девушка умолкла, так как комок Воздуха плотно заткнул ей рот, чуть не вывихнув ей челюсть.

– Незачем нам слушать всякую чушь! – прорычала Кэтрин.

Меларе же впилась взглядом в глаза Эгвейн.

– Несомненно, эти слова лишены всякого смысла, – промолвила она, помедлив, – но полагаю, не будет ничего плохого, если задать пару-другую вопросов, помимо обычного: «Как тебя зовут?» В худшем случае развеем скуку однообразных ответов. Ну что, Кэтрин, ведем ее вниз, в темницы? Мне не хочется надолго оставлять Десалу наедине со второй пленницей. Дичков Десала презирает, а уж женщин, вздумавших присвоить себе звание Айз Седай, просто-таки ненавидит.

– Нет, в камеру ей пока еще рано, – ответила Кэтрин. – Элайда желает отправить ее к Сильвиане.

– Что ж, если не от этой девчонки, то от другой я про тот трюк узнаю.

Рывком накинув шаль на плечи, Меларе сделала глубокий вдох и стала спускаться по ступеням – с видом женщины, которой предстоит тяжелая работа, но которой не хочется ею заниматься. Тем не менее в ней Эгвейн увидела лучик слабой надежды для Лиане. Теперь Лиане была уже не «дичком» или «дикаркой», а «другой девчонкой».

Кэтрин быстро зашагала дальше по коридору, вдобавок молча, но Барасин подтолкнула Эгвейн вперед себя, следом за второй Красной, тихонько бурча о том, что не слыхала вещи глупее, чем сестра, собравшаяся чему-то научиться у дичка или у зазнавшейся выскочки-Принятой, которая нагло врет и не краснеет. Даже какие-то обрывки величественности сохранять было трудно – как тут соответствовать высокому званию Амерлин, когда тебя тычками гонит по коридору длинноногая женщина, а у тебя в раскрытый рот – аж челюсти сводит и слюна по подбородку сочится – заткнут кляп, но девушка старалась изо всех сил. По правде говоря, она едва ли думала сейчас о том, достойно ли она держится. Слова Меларе дали ей слишком много пищи для размышлений. Если прибавить Меларе к сестрам в карете, то выходит… Нет, вряд ли все значит именно это, но если дело и впрямь обстоит так…

Вскоре бело-голубые плитки пола уступили красно-зеленым, и пленница в сопровождении двух сестер приблизилась к ничем не выделяющейся среди прочих деревянной двери между двумя гобеленами, на которой красовались изображения цветущих деревьев и птиц с большими клювами, причем они были настолько яркими и многоцветными, что казались совершенно нереальными. Хоть дверь и не была ничем отмечена, но блестела полировкой и в Башне ее знала каждая посвященная. Кэтрин постучала в дверь едва ли не с видимой робостью, и когда раздался громкий голос: «Войдите!», она, перед тем как толкнуть створку, сделала глубокий вдох. Неужели ее нерешительность вызвана неприятными воспоминаниями о той поре, как ее послушницей или Принятой вызывали в этот кабинет? Или же дело в той женщине, которая ждет их за дверью?

Кабинет Наставницы Послушниц был в точности таким, каким его помнила Эгвейн, – небольшая комната с темными панелями на стенах, с простой и прочной мебелью. Узкий стол у двери чуть украшен причудливым узором, а резной рамы висевшего на стене зеркала легко коснулись мазки позолоты, но больше никаких украшений на предметах обстановки не было. Полдюжины стоячих светильников и пара ламп на письменном столе были изготовлены из гладкой меди, но при этом все были разномастными. Обычно при вступлении на престол новой Амерлин хозяйки кабинета менялись, тем не менее Эгвейн готова была биться об заклад, что женщина, послушницей переступавшая порог этой комнаты двести лет назад, узнала бы почти все предметы меблировки и, вероятно, все остальное тоже ей было бы знакомо.

Когда Эгвейн и две Красные сестры вошли в кабинет, нынешняя Наставница Послушниц – по крайней мере, та женщина, которая занимала этот пост в Башне, – встретила их стоя: коренастая женщина ростом почти с Барасин, с темными волосами, забранными в пучок на затылке, и с квадратным решительным подбородком. Всем своим видом Сильвиана Брегон заявляла, что никаких глупостей она не потерпит. Она принадлежала к Красной Айя, и ее угольного цвета юбки имели неброские красные вставки и разрезы, однако шаль была переброшена через спинку стула, стоявшего за письменным столом. Но в ее больших глазах читалось беспокойство. Казалось, ей хватило одного взгляда на Эгвейн, чтобы все понять, она словно бы не только прочитала все мысли девушки, но также выяснила все, о чем та подумает завтра.

– Оставьте ее тут со мной и обождите снаружи, – сказала Сильвиана низким твердым голосом.

– Оставить ее? – недоверчиво промолвила Кэтрин.

– Какое слово тебе непонятно, Кэтрин? Мне нужно повторить еще раз?

По-видимому, повторять не требовалось. Кэтрин вспыхнула, но не сказала ни слова. Свечение саидар окружило Сильвиану, и она аккуратно перехватила щит, не открыв ни малейшей щелочки, через какую Эгвейн могла бы сама обнять Источник. Теперь-то девушка могла это сделать, она была уверена в своих силах. Если не считать того, что Сильвиана была отнюдь не слаба в Силе; Эгвейн не питала никакой надежды, что ей удалось бы прорваться через выставленный той щит. В тот же момент исчез и кляп из Воздуха, и девушка довольствовалась тем, что нашарила в поясном кошеле носовой платок и вытерла подбородок.

Кошель уже обыскали – Эгвейн всегда клала платок поверх всего, а не в самый низ, – но с проверкой, что ей оставили и что забрали, помимо кольца, можно не торопиться. В любом случае там не было ничего такого, что пригодилось бы пленнице в узилище. Гребешок, связка иголок, маленькие ножницы, всякая малополезная всячина. Палантин Амерлин. О каком достоинстве может идти речь, как можно сохранять величественный вид, когда ее вот-вот сечь начнут? Но это – дело будущего; нельзя забывать о настоящем.

Сложив руки под грудью, Сильвиана рассматривала девушку, пока за двумя другими Красными сестрами не затворилась дверь.

– По крайней мере ты не истеричка, – промолвила она потом. – Значит, дело пойдет легче. Но почему же ты не бьешься в истерике?

– А толку-то? – ответила Эгвейн, убирая платочек в кошель. – Лично я смысла в этом не вижу.

Сильвиана подошла к письменному столу и, не садясь, стала читать лежащий на столешнице документ, время от времени поднимая взор на Эгвейн. Лицо ее ничего не выражало – совершенная маска Айз Седай, безмятежно-спокойная, непроницаемая. Эгвейн терпеливо ждала, сложив руки на поясе. Даже вверх ногами она узнала характерный почерк Элайды, расчертивший лист бумаги, хотя и не могла разобрать, что же там написано. У Сильвианы даже мысли не должно возникнуть, что ожидание заставляет Эгвейн нервничать. В настоящее время терпение было тем оружием – одним из немногих, – что у нее еще оставалось.

– Похоже, Амерлин долго раздумывала, что с тобою делать, – наконец сказала Сильвиана. Если она надеялась, что Эгвейн начнет переминаться с ноги на ногу или заламывать руки, то ничем не выдала своего разочарования. – Она придумала безупречный план. Она не хочет, чтобы Башня потеряла тебя. И я тоже не хочу. Элайда решила, что тебя обманули, использовали как слепое орудие, а посему винить тебя не стоит. Поэтому тебе не предъявят обвинения в том, что ты называла себя Амерлин. Она вычеркнула твое имя из списка Принятых и вновь вписала его в книгу послушниц. Говоря откровенно, я согласна с таким решением, хотя никогда прежде подобного не бывало. Каковы бы ни были твои способности в Силе, ты пропустила мимо ушей почти все остальное, что обязана усвоить послушница. Впрочем, не надо бояться, что тебя вновь подвергнут испытанию. Я никого не заставлю проходить через это во второй раз.

– Я – Айз Седай, так как была возведена на Престол Амерлин, – спокойно ответила Эгвейн. Раз всего лишь притязание на титул могло отправить ее на смерть, то отчего все же не побороться за него? Никакой неуместности тут нет. Промолчать значит согласиться с Элайдой, и смиренность пленницы нанесет восстанию не менее сильный удар, чем ее казнь. А возможно, удар окажется намного сильнее. Снова в послушницы? Что за нелепость! – Если угодно, могу процитировать относящиеся к этому вопросу строки закона.

Сильвиана выгнула бровь, потом села за стол и открыла большую книгу в кожаном переплете. Книгу наказаний. Макнув перо в простую стеклянную чернильницу, она сделала запись.

– Ты только что заслужила первый визит ко мне. Но вместо того чтобы сразу же уложить тебя поперек колена, я дам тебе время поразмыслить. Будем надеяться, что ночь раздумий возымеет благотворное действие.

– Думаете, задав взбучку, заставите меня отказаться от того, кто я такая? – Эгвейн, как могла, постаралась придать своему голосу скептические ноты. Но не была уверена, что ей это успешно удалось.

– Есть взбучка и взбучка, – отозвалась другая женщина. Вытерев начисто железное перо клочком бумаги, она убрала ручку в стеклянный держатель и устремила свой взор на Эгвейн. – Ты привыкла видеть на месте Наставницы Послушниц Шириам Байанар. – Сильвиана с пренебрежением покачала головой. – Я проглядела ее книгу наказанных. Слишком многое она спускала девушкам с рук и была чересчур снисходительна к своим любимчикам. И вот результат – она вынуждена была намного чаще прибегать к наказаниям, чем следовало. За месяц я внесла записей в три раза меньше, чем обычно делала Шириам, потому что я удостоверилась: каждая, кого я наказывала, уходила отсюда, больше всего желая, чтобы ее никогда впредь сюда не отправляли.

– Что ни делайте, я никогда не отрекусь от того, кто я такая, – твердо заявила Эгвейн. – Думаете, сумеете справиться со своей задачей? Как? Меня под конвоем станут водить на занятия, все время огражденную щитом?

Сильвиана откинулась на спинку стула, на свою шаль, положив ладони на край стола.

– Значит, ты намерена сопротивляться до конца, пока тебя хватит? Так?

– Я поступаю так, как должна.

– И я делаю то, что должна. На протяжении дня тебя вообще не будут ограждать щитом. Но каждый час станут поить слабой тинктурой корня вилочника. – При двух последних словах Сильвиана скривила губы. Она взяла лист с указаниями Элайды, будто бы собиралась их перечесть, потом уронила его на столешницу, потерла кончики пальцев, словно бы к рукам прилипло нечто ядовитое. – Не нравится мне эта гадость. Как будто нарочно против Айз Седай придумана. Неспособная направлять Силу женщина выпьет в пять раз больше того количества, от которого сестра рухнет без сознания, – без всякого ущерба для себя, разве что голова слегка закружится. Отвратительное пойло. Тем не менее, как видно, полезное. Вероятно, его можно использовать против тех пресловутых Аша’манов. От настоя дурноты ты не испытаешь, но не сможешь направить столько, чтобы вызвать какие-то проблемы. Только маленькую струйку. Откажешься пить, и тебе настой все равно в глотку вольют. За тобой будут хорошенько присматривать, чтобы ты не вздумала улизнуть. По ночам будут ограждать щитом, так как если дать тебе столько вилочника, чтобы ты всю ночь проспала, то назавтра весь день ты будешь ходить, согнувшись пополам от колик в животе. – Сильвиана помолчала, потом продолжила: – Ты послушница, Эгвейн, и будешь послушницей. Многие сестры все равно будут считать тебя беглянкой, что бы там тебе ни приказывала Суан Санчей. Другие, несомненно, сочтут, что Элайда допустила ошибку, сохранив тебе голову на плечах. Они будут выискивать малейшее нарушение правил, ждать малейшего промаха. Сейчас к возможной нахлобучке ты относишься с насмешкой, но как ты запоешь, когда тебя начнут присылать ко мне пять, шесть, семь дней подряд? Посмотрим, сколько времени понадобится, чтобы твое отношение к этому изменилось.

Эгвейн неожиданно для себя издала негромкий смешок, и Сильвиана удивленно вскинула брови. Она двинула рукой, словно бы хотела потянуться за ручкой.

– Я сказала что-то смешное, дитя мое?

– Вовсе нет, – со всей правдивостью ответила Эгвейн.

Ей пришло в голову, что она могла бы справиться с болью, отдавшись ей, как поступают айильцы. Она надеялась, что это сработает, но всю свою надежду возлагала на достоинство. По крайней мере, когда ее будут наказывать. В остальном же она могла только делать то, что в ее силах.

Сильвиана посмотрела на свою ручку, но в конце концов встала, так к ней и не прикоснувшись.

– Тогда с тобой все. На сегодня. Но перед завтраком мы с тобой увидимся. Ступай со мной.

Сильвиана направилась к двери, уверенная, что Эгвейн последует за ней, что та и сделала. Нападение на Красную сестру ничего хорошего не даст, разве что прибавит запись в пресловутую книгу. Корень вилочника… Что ж, нужно отыскать какой-то способ обойти эту помеху. А иначе… Об иных вариантах девушка отказывалась даже думать.

Услышав о намерениях Элайды в отношении Эгвейн, Кэтрин и Барасин были потрясены – это самое меньшее, что можно было сказать об их реакции, и без всякой радости они узнали, что им надлежит присматривать за девушкой и поддерживать установленный щит, когда она будет спать, хотя Сильвиана и сказала, что устроит так, что через час-другой их сменят другие сестры.

– Почему мы вдвоем? – захотела узнать Кэтрин, отчего удостоилась косого взгляда Барасин. Если с Эгвейн отправят одну сестру, то наверняка это будет не Кэтрин, которая стоит в иерархии Башни выше.

– Во-первых, потому, что так сказала я. – Сильвиана обождала, пока две другие Красные не кивнут в знак согласия. Поступили они так с явной неохотой, но не заставили ее ждать слишком долго. Выходя в коридор, Наставница Послушниц не стала накидывать шаль, и, каким-то странным образом, вид ее казался тут неуместным. – А во-вторых, потому, что эта девочка, по-моему, хитра и изобретательна. Я хочу, чтобы за ней приглядывали в оба глаза, спит она или бодрствует. У кого из вас ее кольцо?

Чуть помешкав, Барасин извлекла золотое колечко из своего поясного кошеля, пробормотав:

– Я только хотела сохранить его на память. О том, как приструнили бунтовщиц. Теперь-то с ними наверняка покончено.

На память? Да она его украла, вот и все!

Эгвейн потянулась было за кольцом, но Сильвиана опередила ее – она схватила кольцо и отправила его прямиком в свой кошель.

– Я приберегу кольцо до того момента, когда ты, дитя мое, вновь получишь право носить его. А теперь отведите девушку на половину послушниц и устройте ее там. К этому времени о комнате для нее уже должны были позаботиться.

Кэтрин восстановила щит, Барасин собралась снова взять Эгвейн за локоть, но та вытянула руку в сторону Сильвианы.

– Подождите. Я должна вам кое-что рассказать. – Эгвейн очень непросто дались эти слова. Можно очень легко раскрыть куда больше, чем ей того хотелось. Но и промолчать она никак не могла. – У меня есть Дар Сновидения. Я научилась распознавать истинные сны и истолковывать некоторые из них. У меня был сон о стеклянной лампе, которая горела белым пламенем. Из тумана вылетели два ворона, налетели на лампу, ударили по ней. Лампа закачалась, разбрасывая капли горящего масла. Одни капли сгорали в воздухе, другие разлетались вокруг, а лампа по-прежнему раскачивалась, в любой момент грозя упасть. Это означает, что Шончан нападут на Белую Башню и причинят огромный ущерб.

Барасин хмыкнула. Кэтрин насмешливо фыркнула.

– Сновидица, – без всякого выражения промолвила Сильвиана. – Кто может подтвердить твои слова? А если кто-то и подтвердит, как можно быть уверенным, что твой сон означает именно Шончан? По мне, так вороны скорее указали бы на Тень.

– Я – Сновидица, а когда Сновидица что-то знает, то знает точно. Это не Тень. Шончан. А насчет того, кто знает, что я могу… – Эгвейн пожала плечами. – Единственная, кто тут есть, это Лиане Шариф, а ее держат в камере в подземелье.

Эгвейн не видела способа сослаться на Хранительниц Мудрости, не рискуя наверняка открыть слишком многое.

– Эта женщина – дичок, а вовсе не… – сердито начала Кэтрин, но тотчас же захлопнула рот, стоило Сильвиане властно поднять руку.

Наставница Послушниц пристальным внимательным взглядом рассматривала Эгвейн, и на ее лице по-прежнему оставалась маска безмятежности.

– Ты и в самом деле веришь в то, что говоришь, – наконец сказала она. – Надеюсь, твои Сновидения не вызовут столько проблем, как Предсказания Николь. Это если ты действительно способна на Сновидение. Что ж, я передам твое предупреждение. Не понимаю, как Шончан могут напасть на нас тут, в Тар Валоне, но бдительность излишней никогда не бывает. И я расспрошу ту женщину, которую держат внизу. Обстоятельно расспрошу. И если она не подтвердит твой рассказ, тогда утреннее посещение моего кабинета окажется для тебя намного более запоминающимся. – Взмахом руки Сильвиана отпустила Кэтрин. – Уведите ее, пока она не подсунула мне еще чего-нибудь ценного, отчего сегодня ночью я совсем спать не буду.

На сей раз Кэтрин ворчала не меньше Барасин. Но обе благоразумно молчали, пока не удалились настолько, чтобы Сильвиана не услышала ни звука. Эта женщина будет грозной противницей. Эгвейн надеялась, что айильский прием принятия боли сработает именно так, как утверждают Хранительницы Мудрости. Иначе… А думать иначе просто невыносимо.

Худенькая седоволосая служанка указала дорогу к комнате, которую она только что закончила прибирать, – на третьей галерее той части Башни, что отведена для послушниц, а потом, коротко и быстро присев в реверансе перед двумя Красными, заторопилась по своим делам. Эгвейн она даже взглядом не удостоила. Что для нее еще одна послушница? Эта мысль заставила Эгвейн сжать зубы. Нет, уж она заставит окружающих не смотреть на нее как на еще одну послушницу.

– Погляди на ее лицо, – заметила Барасин. – По-моему, до нее наконец-то дошло.

– Я – та, кто я есть, – спокойно ответила Эгвейн.

Барасин толкнула девушку к лестнице, что уходила вверх в пустотелой колонне обнесенных балюстрадой галерей, залитых ярким сиянием убывающей луны. Внутрь ворвался порыв легкого ветерка – его шорох был единственным звуком. Все вокруг казалось таким мирным и тихим. Ни лучика света не пробивалось в щели под дверьми. Сейчас послушницы наверняка уже спят, не считая тех, кто припозднился с поручениями или заданиями наставниц. Для них все было тихо и спокойно. Но не для Эгвейн.

Крошечная каморка без окна ничем не отличалась от той кельи, в которой жила Эгвейн, когда впервые приехала в Башню: такая же узкая кровать у стены, сложенный из кирпича маленький камин, где теплилось пламя.

Стоявшая на маленьком столике лампа была зажжена, но света от нее хватало только на то, чтобы освещать столешницу, и масло, похоже, было плохое, испортившееся, потому что от него исходил слабый неприятный душок. Обстановку довершали умывальник и трехногий табурет, на котором сразу же расположилась Кэтрин, поправляя юбки с таким видом, будто заняла трон. Сообразив, что сесть больше некуда, Барасин сложила руки под грудью и сердито уставилась на Эгвейн.

В комнате было тесно – для трех женщин она оказалась мала, но Эгвейн сделала вид, что ни Кэтрин, ни Барасин тут не существует и стала готовиться ко сну. Развесила на трех колышках, вбитых рядком в шершавую оштукатуренную белую стену, плащ, пояс и платье. Помочь расстегнуть ей пуговицы она просить не стала. Когда девушка положила аккуратно свернутые чулки поверх своих башмаков, Барасин уселась на пол, скрестив ноги и погрузившись в изучение маленькой книжечки в кожаном переплете, которую она, должно быть, достала из поясного кошеля. Кэтрин по-прежнему не сводила глаз с Эгвейн, будто ждала, что та в любой миг бросится к дверям.