Текст книги "Нож сновидений"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 67 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Глава 2
Касание Темного

Беонин проснулась на рассвете – это было ее привычкой. Отблески восхода проникали в палатку сквозь застегнутый клапан входа. Если привычка хорошая, то она всегда во благо. За годы она воспитала в себе целый ряд таких привычек. Воздух в палатке еще хранил остатки ночной прохлады, но женщина не стала разжигать жаровню. Она не собиралась задерживаться тут надолго. Создав небольшое плетение, она засветила медную лампу, потом подогрела воду в кувшине, покрытом белой глазурью, и умылась над шатким умывальником с забрызганным засохшей мыльной пеной зеркалом. Практически все, что было в маленькой круглой палатке, казалось неустойчивым, начиная от маленького столика и заканчивая узкой походной кроватью. Единственным надежным предметом выглядел стул с низкой спинкой, настолько топорно сработанный, словно его кто-то позаимствовал из кухни какой-нибудь бедной фермы. Но Беонин привыкла к таким условиям. Не все суды, на которые ее приглашали, проходили во дворцах. Даже самая захудалая деревенька заслуживает справедливости. Она ночевала в сараях и амбарах, чтобы претворить это высказывание в жизнь.

Не торопясь, Айз Седай надела платье для верховой езды, ладно скроенное из жемчужно-серого шелка, – лучшее из тех, что у нее были с собой. На ноги она натянула узкие сапоги, доходившие до коленей. После этого она принялась расчесывать свои темно-золотистые волосы щеткой, когда-то принадлежавшей ее матери. Задняя часть этой щетки была искусно отделана слоновой костью. Отражение в зеркале было немножко искажено. Почему-то сегодня утром Беонин это раздражало.

У входа в палатку зашуршало, и мужской голос весело сообщил с мурандийским акцентом:

– Завтрак, Айз Седай, если вам угодно!

Женщина опустила щетку и обратилась к Истинному источнику.

Она так и не удосужилась обзавестись служанкой, и теперь ей постоянно казалось, что еду приносит каждый раз кто-то новый. Но полного седеющего мужчину, с чьего лица не сходила улыбка, она помнила. Повинуясь приказу, он вошел в палатку, неся поднос, накрытый белой салфеткой.

– Пожалуйста, Эвин, поставь его на стол, – сказала она, отпуская саидар.

В ответ мужчина заулыбался еще шире и поклонился, умудрившись не накренить поднос, а потом отвесил поклон еще раз, уже уходя. Многие сестры забывают о таких незначительных знаках внимания тем, кто стоит ниже них по рангу. А именно эти мелочи и смягчают жесткую реальность повседневной жизни.

Взглянув на поднос без особого энтузиазма, Беонин снова принялась причесываться. Этот ритуал она совершала дважды в день и находила его крайне умиротворяющим. Однако этим утром она почему-то не получала удовольствия от того, как щетка скользит по волосам, но мужественно заставила себя совершить ею сотню движений, прежде чем положить на умывальник рядом с гребнем и зеркальцем работы того же мастера. Раньше она могла холмы обучить терпению, но после Салидара это становилось труднее и труднее. А после Муранди стало и вовсе практически невозможным. Она приучила себя к этому, как приучила себя ходить в Белую Башню вопреки строгим материнским заветам, как приучила себя смириться с дисциплиной, принятой в Башне, и даже ее преподавать. Она была сообразительной девочкой, ей всегда хотелось большего. А Башня научила ее, что достичь большего можно, только умея держать себя в руках. И это умение было предметом гордости Беонин.

Контроль контролем, но размышления над завтраком из тушеного чернослива и хлеба дались ей не менее тяжело, чем ритуал с расческой. Когда сливы сушили, они были отнюдь не первой свежести; а после этого их еще и разварили до кашеобразного состояния. Айз Седай была уверена, что упустила пару черных пятнышек, красовавшихся на свежеиспеченном хлебе. Она постаралась убедить себя, что на зубах хрустели ржаные или ячменные семечки. Конечно, есть хлеб с долгоносиками ей приходится не в первый раз, но вряд ли это можно назвать приятной трапезой. У чая тоже был какой-то привкус, словно он уже начал киснуть.

Наконец, бросив салфетку на выщербленный деревянный поднос, она облегченно вздохнула. Как давно в лагере не осталось ничего съедобного? Так же обстоят дела и в Тар Валоне? Видимо, так. Темный осеняет мир своим присутствием. Мысль, безрадостная, как голое поле, усеянное потрескавшимися камнями. Но час победы настанет. Она отказывалась думать иначе. Юному ал’Тору предстоит многое, очень многое, но он справится – он должен справиться! – так или иначе. Так или иначе. Однако Возрожденный Дракон был для нее недосягаем; все, что ей оставалось, – это следить за развитием событий. Беонин никогда не любила сидеть в сторонке и наблюдать.

Все эти горькие раздумья бесполезны. Пора двигаться дальше. Она так резко вскочила, что упал стул, но Айз Седай так и оставила его лежать на тканом полу.

Высунув голову из палатки, она обнаружила Тервайла, устроившегося на табуретке у входа. Откинув назад темный плащ, он опирался на меч в ножнах, зажатый между носками ботинок. Вставало солнце, из-за горизонта уже появились две трети сияющего золотого шара. В другой стороне над Драконьей горой теснились свинцовые облака, предвещавшие снегопад. Или дождь. На фоне прошедшей ночи лучи солнца даже грели. В любом случае, если немножко повезет, скоро она окажется в весьма уютном месте.

При виде Беонин Тервайл едва заметно кивнул, не прекращая того, что на первый взгляд можно было бы назвать ленивым созерцанием всего, что происходило вокруг него. В этот момент никого, кроме крестьян, в поле зрения не было. Простолюдины в грубых шерстяных рубахах, тащили на спине корзины. Мужчины и женщины правили телегами, груженными вязанками дров, мешками с углем и бочками с водой; большие колеса громыхали на выбоинах. Кому-то это созерцание и могло показаться праздным, но только не той, что связана узами с этим Стражем. Ее Тервайл сейчас был острием стрелы, наложенной на тетиву. Он тщательно изучал мужчин, и его пристальный взгляд задерживался на тех, с кем он не был знаком лично. Две сестры и Страж были убиты мужчиной, способным направлять, – существование двух таких убийц представлялось просто немыслимым, – и поэтому все теперь опасались этого загадочного незнакомца. По крайней мере, те, кто знал об этих убийствах. О таких новостях не кричат на каждом углу.

То, как ее Страж собирался вычислить виновного, оставалось за пределами понимания Айз Седай, – разве что тот будет разгуливать по лагерю с табличкой наперевес, – но она не станет осуждать попытки Тервайла исполнить свой долг. Сухощавый, с крупным носом, – его скулу пересекал толстый шрам, полученный им уже в бытность Стражем, – Беонин нашла его еще совсем мальчишкой, гибким, словно кошка. Но уже тогда он был лучшим фехтовальщиком в ее родном Тарабоне, и за все эти долгие годы он ни разу не заставил ее в этом усомниться. Он раз двадцать спасал ей жизнь. Помимо угрозы нападения разбойников и бандитов, слишком невежественных, чтобы узнать Айз Седай, сам закон таил в себе множество опасностей, когда та или иная сторона решается на отчаянные меры, только бы им не был вынесен приговор, и зачастую Тервайл различал опасность раньше, чем это делала Беонин.

– Оседлай мне Зимнего Зяблика и приведи своего коня тоже, – приказала она Стражу. – Нам предстоит небольшая прогулка верхом.

Тервайл выгнул бровь, искоса посмотрел на Беонин, потом прикрепил ножны к поясу и быстро зашагал по деревянному настилу в сторону коновязи. Он никогда не задавал лишних вопросов. Быть может, она выглядела более взволнованной, чем полагала.

Вернувшись в палатку, Айз Седай осторожно завернула зеркальце в шелковый шарф с черно-белым тайренским узором и засунула сверток в один из вместительных карманов, пришитых к подкладке ее добротной серой накидки; туда же она отправила щетку и гребень. Аккуратно сложенная шаль и небольшая шкатулка черного дерева с искусной резьбой были помещены в другой карман. В шкатулке лежало несколько драгоценных украшений, часть их Беонин унаследовала от матери, а часть – от бабки по материнской линии. Сама она редко носила украшения, не считая, конечно, кольца Великого Змея, но всегда брала с собой в путешествия эту шкатулку, зеркало и гребень – в память о женщинах, которых она ценила и любила и которые многому ее научили. Бабушка, известный адвокат в Танчико, внушила внучке любовь к хитросплетениям закона, в то время как мать беспрестанно доказывала дочери, что всегда есть способ сделать себя лучше. Адвокаты редко становились богатыми, но, вопреки этому, Колларис устроилась весьма неплохо, а ее дочь Аэлдрин, несмотря на неодобрение матери, занялась торговлей и заработала недурственное состояние на продаже краски. Да, всегда есть возможность сделать себя лучше, главное – поймать нужный момент, что она и сделала, когда Элайда а’Ройхан низложила Суан Санчей. Обстоятельства пошли совсем не так, как предполагалось. Обстоятельства вообще редко складываются нужным образом. Поэтому мудрая женщина всегда планирует обходные пути.

Раздумывая, Беонин ждала возвращения Тервайла, – он же не может найти двух лошадей в считаные минуты, – но сейчас терпение уже подходило к концу. Закутавшись в накидку, Айз Седай потушила лампу нитью Завершенности. Оказавшись снаружи, она все же заставила себя стоять на месте, а не мерить шагами грубые доски мостовой. Разгуливание туда-сюда привлечет внимание, а кто-нибудь из сестер сочтет, что она боится оставаться одна. По правде говоря, ей действительно было страшно. Совсем немножко. Если тебя могут убить, причем подкрасться так, что ты ничего не заподозришь и не заметишь, то, согласитесь, есть причины волноваться. И все же компания ей сейчас ни к чему. Беонин надела капюшон, давая понять, что у нее нет желания с кем бы то ни было общаться, и запахнула поплотнее накидку.

Тощий серый кот с рваным ухом принялся тереться ей о щиколотки. Коты жили по всему лагерю; они появлялись везде, где собирались Айз Седай, и к этим животным относились как к домашним, какими бы дикими они ни были раньше. После нескольких минут тщетных попыток вынудить объект почесать его за ухом кот, вышагивая гордо, словно король, удалился прочь в поисках того, кто обратит на него внимание. Кандидатов у него было превеликое множество.

Лишь пару мгновений назад вокруг сновали только рабочие и возничие, но теперь лагерь ожил. Группки одетых в белое послушниц – так называемые «семьи» – спешили по тротуарам на занятия, которые проводились либо в больших палатках, способных вместить всех учениц, либо на открытом воздухе. Те, что проходили мимо Беонин, прекращали свою девчачью болтовню, чтобы необычайно почтительно поприветствовать ее. Айз Седай никак не могла перестать удивляться. А порой даже злиться. Немалая часть этих «девочек» уже отметила тридцатилетие – у некоторых в волосах блестела седина, а немногие были уже бабушками! – все они подчинялись ежедневной рутине, как любая девчонка, пришедшая в Белую Башню. И их так много. Скольких потеряла Белая Башня, уделяя внимание лишь девочкам, которым искра дарована с рождения, и тем, кто уже почти научился кое-как направлять, оставляя остальным самостоятельно искать дорогу в Тар Валон? Сколько было потеряно из-за правила, что обучению может подвергнуться лишь девушка не старше восемнадцати? Сама Беонин никогда не искала перемен – закон и обычай правят жизнью Айз Седай, это основа стабильности, – и некоторые перемены, такие как, например, эти семьи послушниц, слишком радикальны на ее вкус. Но все же скольких потеряла Башня?

Сестры скользили вдоль мостовых, иногда по две, а иногда по три, – их Стражи неотступно шли следом. Поток послушниц разбивался о них брызгами почтительных поклонов и приветствий. Сестры делали вид, что не замечают обращенные на них удивленные взгляды. Лишь вокруг немногих Айз Седай не сиял ореол Силы. Беонин чуть не прищелкнула языком от возмущения. Послушницы знали о смерти Анайи и Кайрен – никому и в голову не пришло скрывать от них погребальные костры, – но поведать им о том, каким же образом погибли сестры, значит испугать бедняжек до смерти. Но даже совсем новенькие, те, кого внесли в книгу послушниц в Муранди, носили белые платья достаточно долго, чтобы понимать, что едва ли можно счесть нормальным тот факт, что сестры перемещаются по лагерю в сиянии саидара. И это их напугает. А смысла в этом никакого нет. Вряд ли убийца станет нападать при всех, на виду у десятков сестер.

Беонин заметила пять сестер – они медленно ехали верхом в восточном направлении. Ни одна из них не обнимала саидар. Каждая была окружена небольшой свитой из секретаря, служанки, иногда слуги – на случай, если придется таскать тяжести, – и нескольких Стражей. Капюшоны скрывали лица всех всадниц, но Беонин без труда различала, кто есть кто. Варилин – из Серой Айя, как и она сама, – по росту не уступит мужчине, а Такима, Коричневая, весьма миниатюрна. Плащ Саройи переливался сверкающей белоснежной вышивкой – она наверняка использует саидар, чтобы поддерживать столь блистательную белизну, два Стража, сопровождающие Файзелле, так же ясно выдавали в ней Зеленую сестру, как и изумрудная накидка. Получалось, что последняя, закутанная в темно-серое, – Магла из Желтой Айя. Что же они обнаружат, когда доберутся до Дарейна? Само собой, не переговорщиков из Башни, не сейчас, по крайней мере. Возможно, они сочли, что должны идти до конца. Люди часто продолжают двигаться вперед, даже когда цель уже потеряна. Но с Айз Седай такое обычно долго не продолжается.

– Даже не кажется, что они вместе, а, Беонин? Можно подумать, что они просто едут в одном направлении.

Видимо, капюшон не оградил ее от навязчивых собеседников. К счастью, она давно научилась сдерживать разочарованные вздохи и все то, что могло выдать, – то, что ей самой хотелось скрыть. Рядом с ней остановились две сестры – обе стройные, темноволосые и кареглазые. На этом их сходство заканчивалось. Узкое лицо Ашманайлле с острым носом редко выражало какие-либо эмоции. Ее шелковое платье, расшитое серебром, казалось только что вышло из-под утюга служанки, а край накидки с капюшоном, расшитой полосами меха, украшал серебряный узор. Шерстяное же платье Фаэдрин было кое-где помято, не говоря уже о пятнах, красовавшихся на подоле; простой шерстяной плащ требовал штопки. И она гораздо чаще хмурилась. Если бы не это, ее можно было бы назвать хорошенькой. Странная парочка – вечно взъерошенная Коричневая и Серая, которая уделяет внимания платью столько же, сколько всему остальному.

Беонин посмотрела вслед уезжающим Восседающим. Действительно, казалось, что они просто едут в одном направлении, а не единой группой. Сегодня с самого утра она не в себе и, наверное, поэтому не заметила этого сама.

– А может быть, – она повернулась к нежданным собеседницам, – они обдумывают события прошлой ночи, правда, Ашманайлле?

В любом случае вежливость должна быть соблюдена.

– В конце концов, Амерлин жива, – ответила Серая, – и, судя по тому, что я слышала, она останется живой и… здоровой. Она и Лиане.

Даже после того как Найнив Исцелила Суан и Лиане, никто не мог говорить об Усмирении без внутреннего трепета.

– Быть живой, но пленницей, все же лучше, чем лишиться головы, так мне кажется. Но не намного лучше. – Когда Морврин разбудила ее, чтобы рассказать новости, Беонин сложно было разделить восторги Коричневой. Восторги, хорошо сказано. Морврин лишь улыбалась уголком рта. Беонин даже не подумала изменить свои планы. Правде надо смотреть в лицо. Эгвейн в плену, с этим ничего не поделаешь. – Ты не согласна, Фаэдрин?

– Конечно, – буркнула Коричневая. Буркнула! Но в этом вся Фаэдрин, она вечно так погружается в то, что занимает ее в данный момент, что забывает, как себя вести. Но она была согласна. – Но мы искали тебя не поэтому. Ашманайлле утверждает, что ты хорошо разбираешься в убийствах.

Внезапный порыв ветра попытался сдуть с сестер капюшоны, но Ашманайлле и Беонин придержали их рукой. Фаэдрин позволила ткани упасть на плечи и вперила взор в Беонин.

– Может, у тебя есть какие-то соображения по поводу наших убийств, Беонин, – мягко подхватила Ашманайлле. – Поделишься с нами? Мы с Фаэдрин уже не раз ломали голову, но ничего не придумали. У меня лично больше опыта в гражданских делах. Я знаю, что ты разгадала причину не одной неестественной смерти.

Конечно же, она уже размышляла над убийствами. Разве есть в лагере сестра, что не делала то же самое? Как Беонин ни пыталась, ей не удалось заставить себя не думать об этом. Искать убийцу гораздо интереснее, чем разрешать какой-нибудь спор о границах. И что самое гнусное в этих преступлениях – то, что украденное невозможно возместить, все те годы, что не будут прожиты, все те дела, что можно было в эти годы сделать, не будут сделаны никогда. И это смерть Айз Седай, а значит, это касается каждой сестры в лагере. Беонин подождала, пока очередная группка одетых в белое женщин – две из них оказались уже седыми – закончит свои приветствия и поспешит прочь. Количество послушниц на улицах стало наконец уменьшаться. Коты следовали за ними по пятам. Послушницы щедрее на ласки, чем большинство сестер.

– Мужчина, нападающий с ножом из жадности, – произнесла она, когда послушницы отошли подальше, – женщина, отравляющая из ревности, – это одно дело. В нашем же случае все иначе. Есть два убийства, совершенных одним и тем же мужчиной, но с разницей в неделю. Значит, преступник терпелив и планирует свои действия. Мотив пока неясен, но все же сложно представить, что он выбирает жертв случайно. Зная лишь то, что он умеет направлять, следует выяснить, что же связывает жертв между собой. Анайя и Кайрен принадлежали к Голубой Айя. Появляется вопрос: что же связывает женщин из Голубой Айя с мужчиной, умеющим направлять? И тут же всплывает ответ: Морейн Дамодред и Ранд ал’Тор. И Кайрен даже общалась с ним, правда ведь?

Фаэдрин сдвинула брови, можно сказать, даже нахмурилась:

– Но ты же не полагаешь, что он – убийца.

На самом деле она продумала эту цепочку и дальше.

– Нет, – холодно ответила Беонин. – Я просто говорю, что вам следует рассмотреть эту связку. А она ведет к Аша’манам. Мужчинам, способным направлять, мужчинам, способным совершать Путешествие. Мужчинам, у которых есть причины бояться Айз Седай, причем некоторых конкретных Айз Седай в большей степени. Это не доказательство, – неохотно признала она, – но это наводит на размышления, верно?

– Зачем какому-то Аша’ману появляться здесь дважды и каждый раз убивать по сестре? Такое ощущение, что ему нужны были только те двое, и никто больше. – Ашманайлле покачала головой. – Как он мог узнать, когда Анайя и Кайрен окажутся одни? Не рыскает же он тут, переодетый крестьянином. Судя по тому, что я о нем слышала, этот Аша’ман слишком заносчив для такого. Мне вообще кажется, что у нас тут есть рабочий, умеющий направлять и затаивший на кого-то обиду.

Беонин недовольно фыркнула. Она почувствовала, что Тервайл возвращается. Он, наверное, бежал, раз управился так быстро.

– Ну а почему тогда он так долго ждал? Последних рабочих мы взяли в Муранди, это было месяц назад.

Ашманайлле открыла было рот, но Фаэдрин опередила ее, словно воробей, хватающий крошку:

– А может, он только-только научился направлять. Мужчина-дичок. Я слышала разговоры рабочих. Аша’манов боятся, но в равной степени восхищаются ими. Я даже слышала, что некоторые говорили, что, если бы у них хватило смелости, они бы сами отправились в Черную Башню.

Удивленно изогнув левую бровь, Серая сестра укоризненно воззрилась на говорившую. Несмотря на то что они были подругами, ей все же не понравилось то, как Фаэдрин перебила ее. Но она произнесла лишь:

– И Аша’ман сможет найти его, я уверена.

Беонин чувствовала, что Тервайл ждет ее чуть поодаль, в нескольких шагах позади. Стража окружала аура неколебимого, словно горы, спокойствия. Как же ей хотелось иметь возможность заимствовать это спокойствие, так же как и физическую силу.

– Но это вряд ли, согласись, – коротко бросила она.

Романда и другие, быть может, и предложили этот бессмысленный «союз» с Черной Башней, но теперь передрались, словно пьяные извозчики, из-за того, как претворить его в жизнь: как сформулировать соглашение. Они постоянно рвут все на мелкие кусочки, потом снова собирают и опять раздирают в клочья. Этот план, благодарение Свету, обречен.

– Мне пора, – сказала она, принимая поводья Зимнего Зяблика из рук Тервайла.

Шкура высокого гнедого мерина, принадлежавшего Стражу, лоснилась; он отличался мощью и быстротой, как и положено боевому коню. Ее же бурая кобылка напротив была приземистой, поскольку ее хозяйка предпочитала выносливость скорости. Зимний Зяблик могла бодро продолжать путь, когда другие лошади, повыше и помощнее, уже выдыхались. Вдев ногу в стремя, Беонин положила руку на луку седла и обернулась:

– Погибли две сестры, Ашмайналле, причем обе из Голубой Айя. Разыщите тех сестер, которые хорошо их знали, выясните, что еще было у погибших общего. Если вы хотите разыскать убийцу – ищите связи.

– Но я очень сомневаюсь, что они приведут к Аша’манам, Беонин.

– Важно найти убийцу. – Она вскочила в седло и, развернув Зимнего Зяблика, поскакала прочь, так что женщины ничего не успели ответить. Да, резкое завершение беседы, и не очень вежливое, но ей больше нечего им посоветовать, тем более что время уже поджимает.

Солнце уже полностью взошло из-за горизонта и поднималось к зениту. После столь долгого ожидания времени уже действительно не хватало.

Поездка к площадке Перемещений оказалась недолгой, но у высокой холщовой стены вереницей выстроились около десятка Айз Седай. Некоторые женщины держали под уздцы коней, еще несколько ждали своей очереди без плащей или накидок, – они, судя по всему, предполагали в результате оказаться в помещении, а парочка даже куталась в шали, которые по каким-то причинам была вынуждены надеть. Половину присутствующих сестер сопровождали Стражи, часть из которых была облачена в меняющие цвет плащи. Но всех Айз Седай объединяло одно – сияющий ореол Силы. Тервайл не выказал удивления, узы хранили ощущение нерушимого спокойствия. Он доверял ей. За холщовыми стенами сверкнула серебряная молния, и спустя некоторое время, за которое можно было медленно сосчитать до тридцати, две Зеленые сестры – создать врата в одиночку они были не в состоянии – вошли внутрь в сопровождении четырех Стражей, ведущих коней под уздцы. Уединение при Перемещении уже давно превратилось в обычай. Разве что тебе лично разрешат наблюдать за созданием врат, а так попытка выяснить конечный пункт назначения считалась равносильной прямым бестактным расспросам. Беонин терпеливо ждала, сидя верхом на Зимнем Зяблике, Тервайл же возвышался над ней, расположившись в седле своего Молота. Видимо, на сей раз сестры поняли, что значит ее поднятый капюшон, и не приставали с разговорами. Или у них были свои причины хранить молчание. В любом случае ей не пришлось вежливо поддерживать беседу. А как раз сейчас это оказалось бы просто невыносимым.

Очередь двигалась быстро, и уже скоро им с Тервайлом пришлось спешиться – перед ними остались всего три сестры. Страж придержал ткань входа, пропуская Беонин вперед. Холстина, натянутая между шестами, огораживала пространство размером двадцать на двадцать шагов, в центре которого земля уже превратилась в замерзшую грязную кашу со следами ботинок и копыт, перечеркнутую посередине прямой, словно лезвие клинка, линией. Все чертили ее посередине. Земля чуть-чуть поблескивала, видимо, начала подтаивать, чтобы снова превратиться в грязное месиво, а потом опять замерзнуть. Весна тут наступает позже, чем в Тарабоне, но вот-вот доберется и сюда.

Как только Тервайл опустил ткань входа, Беонин обняла саидар и легко коснулась Духа. Это плетение восхищало ее. Эгвейн ал’Вир удалось снова открыть то, что все давно почитали утраченным, и это воистину одно из самых великих ее открытий. Каждый раз, когда Беонин начинала это плетение, к ней приходило ощущение чуда, знакомое каждой послушнице и Принятой, забытое ею с тех пор, как она получила шаль. Нечто новое и чудесное. Серебристая вертикальная линия появилась перед ней, как раз над чертой на земле, и вдруг превратилась в дыру, которая продолжала расширяться. Изображение начало вращаться до тех пор, пока не стало квадратным порталом, висящим в воздухе, два шага в ширину и два в высоту. В проеме виднелись одетые снегом раскидистые дубы. Легкий порыв ветра вырвался оттуда, пошевелив складки накидки Айз Седай. Ей всегда нравилось гулять в этой роще или сидеть на нижних ветвях одного из дубов и читать книгу. Не зимой, конечно.

Тервайл не узнал это место и, обнажив меч, шагнул внутрь, ведя за собой Молота. Копыта боевого коня разбросали комья снега по ту сторону. Беонин медленно последовала за Стражем и неохотно отпустила плетение. Оно поистине изумительно.

Ее Тервайл взирал на то, что возвышалось над деревьями, – огромная белая колонна, тянущаяся ввысь. Белая Башня. Его лицо оставалось невозмутимым, через узы тоже ощущался лишь покой.

– Мне кажется, ты задумала что-то опасное, Беонин. – Клинок он в ножны не убрал, а лишь немного опустил.

Женщина положила руку ему на левое запястье. Этого достаточно, чтобы убедить его в обратном. Она никогда не стала бы удерживать руку, в которой он держит меч, если бы не была уверена, что никакой опасности нет.

– Это не опаснее, чем…

Слова застыли в воздухе – всего в тридцати шагах от себя она заметила женскую фигуру. Она медленно шла к ним сквозь дубовую рощу. Видимо, до этого она скрывалась за одним из деревьев. Айз Седай, облаченная в платье старого покроя. Ее белые прямые волосы, перехваченные серебряной сеткой с вкраплениями жемчуга, ниспадали до талии. Но это волевое лицо, эти темные, чуть раскосые глаза, этот нос с горбинкой было невозможно не узнать. Все верно, но Туранин Мердагон умерла, когда Беонин была еще только Принятой. Приблизившись к ним вплотную, женщина исчезла.

– Что такое? – Тервайл развернулся с мечом наизготовку, чтобы проследить взгляд Беонин. – Что тебя напугало?

– Темный, он коснулся мира, – мягко проговорила она. Это невозможно! Невозможно, но она никогда не страдала от странных видений и призраков. Она точно знала, что видела то, что видела. И эта дрожь вовсе не оттого, что она стоит по щиколотку в снегу. Беонин мысленно вознесла молитву. Да осияет меня Свет на моем земном пути, и да обрету я убежище в руке Создателя в благой надежде на спасение и возрождение.

Когда она рассказала ему, что видела сестру, умершую более сорока лет назад, он не стал утверждать, что все это ей привиделось, а лишь беззвучно прошептал молитву. И все же Беонин не ощутила в нем страха. Море страха в себе, ни капли в нем. Умершая вряд ли испугает мужчину, для которого каждый день – последний. Он не очень оживился, когда она поведала ему свой план. Часть плана. Айз Седай говорила, глядя в зеркальце и совершая плетение. Она не была столь искусна в создании Иллюзий, как ей хотелось бы. Когда плетение окутало ее, лицо в зеркале изменилось. Перемены были не особо разительными, но это лицо уже не принадлежало Айз Седай, не принадлежало Беонин Маринайе. В зеркале отражалась женщина, лишь слегка походившая на нее, с более светлыми волосами.

– Почему ты хочешь подобраться к Элайде? – с подозрением поинтересовался Страж. Через узы она ощутила укол. – Ты собираешься оказаться поближе к ней, а потом ослабить действие Иллюзии, так ведь? Она нападет на тебя… Нет, Беонин. Если тебе так нужно, то давай это сделаю я. В Башне слишком много Стражей, она не знает их всех в лицо, и ей и в голову не придет, что Страж может на нее напасть. Я вонжу ей в сердце кинжал до того, как она успеет что-либо понять.

Короткое лезвие молниеносно появилось у него в руке.

– То, что нужно сделать, я должна сделать сама, Тервайл.

Вывернув Иллюзию на обратную сторону и закрепив плетение узлом, Беонин приготовила еще несколько плетений, на случай, если дела пойдут совсем не так, как надо. Вывернув и эти, она принялась за другое, сложное плетение, которое наложила на себя. Оно скроет ее способность направлять. Ее всегда интересовало, почему некоторые плетения, такие как Иллюзия, можно наложить на себя, а некоторые, такие как Исцеление, нельзя применить к собственному телу. Когда, будучи Принятой, она задала этот вопрос, Туранин произнесла глубоким, запоминающимся голосом следующее: «Это все равно что спрашивать, почему вода мокрая, а песок сухой, дитя. Подумай лучше о том, что возможно, чем о том, что лежит за гранями доступного». Хороший совет, только ей так и не удалось смириться со второй частью. Мертвые теперь ходят. Да осияет меня Свет… Она закрепила последнее плетение, сняла кольцо Великого Змея и засунула его в поясную сумку. Теперь она может стоять рядом с любой Айз Седай, и никто не сможет понять, что она является одной из них.

– Ты всегда доверял мне, верил, что я знаю, как лучше, – продолжила Беонин. – Ты доверяешь мне и сейчас?

Его лицо не выразило никаких эмоций, словно лицо-маска Айз Седай, но через узы можно было ощутить всплеск удивления:

– Конечно же, Беонин.

– Тогда забери Зимнего Зяблика и отправляйся в город. Сними комнату и жди, пока я не приду за тобой. – Он открыл было рот, но она предупредительно подняла руку. – Ступай, Тервайл.

Она смотрела, как он исчезает за деревьями, ведя за собой двух лошадей, а потом повернулась к Башне. Мертвые теперь ходят.

Но сейчас важно лишь то, что она доберется до Элайды. Только это имеет значение.

От порывов ветра поскрипывали оконные переплеты. Огонь в белом мраморном камине прогрел воздух настолько, что по стеклам ручейками сбегали капли воды. За письменным столом, отделанным позолотой, величественно положив руки на столешницу, сидела Элайда до Аврини а’Ройхан, Хранительница Печатей, Пламя Тар Валона, Престол Амерлин, и с благосклонным выражением лица выслушивала речи мужчины, стоявшего напротив нее, он сутулил плечи и потрясал кулаком.

– …держали дни и ночи связанным, с кляпом во рту, в помещении, которое больше напоминало посудный шкаф! Элайда, я требую, чтобы капитан корабля понес за это наказание. Более того, я требую извинений от вас и от Белой Башни! Разрази меня гром, даже Престол Амерлин не имеет права похищать королей! У Белой Башни нет таких прав! Я требую…

Он начал повторяться, едва сделав паузу, чтобы набрать в легкие воздух. Элайде было очень сложно выслушивать этот словесный поток. Ее взор рассеянно скользил по настенным гобеленам, задерживаясь на аккуратных букетах ярко-алых роз, расставленных в высоких вазах по углам комнаты. Она устала от этой тирады, но продолжала сохранять внешнее спокойствие. Ей хотелось встать и отвесить ему затрещину. Вот это наглость! Беседовать с Престолом Амерлин в таком тоне! Но молчаливое терпение сейчас играет ей на руку. Она просто позволит ему выдохнуться.