Текст книги "Нож сновидений"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 67 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Алвиарин сунула в пламя лампы бумажку с закодированным сообщением и удерживала ее за уголок, пока та не догорела почти до самых ее пальцев, затем бросила почерневшую полоску поверх пепла в чашке, повторила те же действия с листом, куда записывала расшифровку текста. Обкатанным черным камнем, служившим ей пресс-папье, Алвиарин раскрошила сгоревшую бумагу и растерла золу. Она сомневалась, что кто-то способен восстановить текст на превратившейся в пепел бумаге, но осторожность излишней не бывает…

По-прежнему стоя, Алвиарин расшифровала два других сообщения, из которых узнала, что и Юкири, и Дозин ночуют в комнатах, оберегаемых малыми стражами от вторжения незваных гостей. Удивительной подобную предосторожность не назовешь – в нынешние времена вряд ли кто из сестер решится заснуть без такой защиты, – но это означало, что похитить кого-то из них будет делом непростым. Всегда проще, когда жертву выкрадывают глухой ночью сестры, принадлежащие к той же Айя, что и она сама. И все же те взгляды могли быть случайностью или же воображение могло сыграть шутку с самой Алвиарин. Ей нужно тщательно обдумать различные возможности.

Вздохнув, Алвиарин достала из сундучка еще несколько маленьких томиков и осторожно опустилась на набитую гусиным пухом подушечку, уложенную на кресло, что стояло возле письменного стола. Впрочем, недостаточно осторожно – она скривилась от боли, опустившись на кресло всем весом тела. Алвиарин подавила рыдания. Поначалу ей представлялось, что перенести унижение из-за порки Сильвианы будет тяжелее, чем боль от ударов ремнем, но боль не унималась, став постоянной спутницей Алвиарин. Задница ее превратилась в сплошной синяк. И завтра Наставница Послушниц прибавит новых. И послезавтра, и еще через день, и… Гнетущее видение нескончаемой череды дней, когда ремень Сильвианы порождает у нее вопли и плач… Постоянная игра в гляделки с сестрами, которым все известно о том, что происходит с ней в кабинете Сильвианы.

Старательно гоня прочь подобные мысли, Алвиарин окунула в чернильницу ручку с хорошим стальным пером и принялась выписывать на тонких полосках бумаги зашифрованные приказы. Талене, разумеется, необходимо отыскать и вернуть. Чтобы в назидание другим примерно и сурово наказать, если она просто потеряла голову от страха, а если дело не в этом, если она нашла какой-то способ изменить своим клятвам… Алвиарин цеплялась за эту надежду, отдавая приказ установить тайную и неусыпную слежку за Юкири и Дозин. Нужно придумать, как добраться до них и схватить. А если окажется, что замеченные Алвиарин взгляды – случайность и разыгравшееся воображение, то, что бы они ни сказали, из их слов все равно можно что-нибудь да слепить. Ведь именно не кто иной, как сама Алвиарин, будет руководить потоками в круге. Что-то можно будет придумать.

Алвиарин писала яростно, не замечая, что, подняв другую руку, пытается, не отдавая себе в том отчета, нащупать метку у себя на лбу.

Сквозь листву высоких деревьев на пригорке над огромным лагерем Шайдо пробивались косые лучи солнца, давно перевалившего за полдень. Среди пятен солнечного света, в ветвях над головой, выводили трели певчие птицы. Цветными облачками проносились мимо иволги и голубые сойки, и Галина улыбнулась. Утром прошел проливной дождь, и в воздухе, под редкими, медленно плывущими белыми облаками, по-прежнему веяло прохладой. Вероятно, серая кобыла, на которой она ехала, – с выгнутой шеей и энергичной поступью, – некогда принадлежала какой-то знатной женщине или, самое меньшее, богатой купчихе. Кроме Айз Седай, больше никто не мог позволить себе купить столь великолепное животное. Галина с огромным удовольствием отправлялась в эти прогулки верхом, а кобылу нарекла Быстрой, потому что наступит день, и лошадь стремительно унесет ее на волю; точно так же во время этих поездок женщина тешила себя мыслями о том, что станет делать, когда обретет свободу. Она строила планы, как воздать по заслугам тем, кто подвел ее, начиная с Элайды. Перед внутренним взором возникали картины того, с каким успехом осуществятся планы ее мести, и они доставляли самое большое удовольствие.

По крайней мере радовалась верховым поездкам она, только пока умудрялась не вспоминать, что этой привилегией она пользуется лишь в знак того, что ею всецело владеет Терава – как и надетым на Галине белым платьем из плотного шелка, и унизанными огневиками поясом и ожерельем. Улыбка Галины превратилась в гримасу. Украшения для домашней собачки, которой позволено забавляться, пока от нее не потребуют забавлять хозяйку. И даже далеко отъехав, Галина не могла снять эти драгоценные путы. Кто-то может увидеть. Она ускакала в лес, подальше от Аийл, однако они вполне могли повстречаться и тут. Терава может узнать об этом. Как ни трудно было признаваться себе, но Галина до мозга костей боялась Хранительницы Мудрости с соколиными глазами. Терава снилась ей в ночных кошмарах, от которых бросало в дрожь. Часто она просыпалась в холодном поту от собственного плача. Пробуждение всегда приносило облегчение от этих кошмарных видений, не важно, удавалось ей потом проспать остаток ночи или нет.

Она вполне могла сбежать во время прогулки – никто не запрещал ей этого, не отдавал распоряжения, которому она обязана была бы подчиниться, и от подобного отношения горечь ее была еще горше. Терава знала, что Галина вернется, как бы плохо с ней не обращались, – в надежде, что однажды Хранительница Мудрости избавит от данной ею проклятой клятвы повиноваться. Галина снова обретет возможность направлять Силу, как и когда она того пожелает. Иногда Севанна заставляла ее направлять, выполняя лакейские, ничтожные задания или просто для того, чтобы продемонстрировать, что она способна командовать ею, но это случалось настолько редко, что Галина страстно желала хотя бы такой возможности обнять саидар. Терава не позволяла ей даже коснуться Силы, если только Галина не упрашивала и униженно не вымаливала разрешения, но потом запрещала направить даже прядку Силы. И Галине приходилось умолять, пресмыкаться, унижаться, лишь разрешили хотя бы такую малость. Галина поймала себя на том, что скрежещет зубами, и заставила себя разжать челюсти.

Возможно, Клятвенный Жезл в Башне способен избавить ее от этой клятвы, так же как почти идентичный ему жезл, которым владеет Терава, однако Галина не могла быть уверена в этом. Два жезла не были совершенно одинаковы. Единственное различие состояло в маркировке, однако вдруг клятва зависит от того, на каком конкретно жезле она дана? Она боялась уйти без жезла Теравы. Хранительница Мудрости часто оставляла его на виду в своей палатке, но она сказала Галине: «Ты никогда его не возьмешь».

О, Галина могла прикоснуться к этому жезлу, толщиной в запястье, провести пальцами по его гладкой поверхности, однако, как ни напрягала силы, она не могла обхватить его рукой. Ни за что – только если бы кто-то передал его ей. По крайней мере Галина надеялась, что в этом случае не будет считаться, что она его взяла. Должно быть, так. Только при мысли, что все может оказаться не так, ее охватывали уныние и отчаяние. Примечая жадные взгляды, которые Галина бросала на жезл, Терава расплывалась порой в редкой улыбке.

Неужели моя маленькая Лина так хочет освободиться от клятвы? – насмешливо говаривала она. – Значит, Лина должна быть очень хорошей собачкой, потому что мысль освободить тебя у меня может появиться только в одном-единственном случае – когда ты убедишь меня, что даже после этого останешься моей собачкой.

Всю жизнь быть игрушкой для Теравы и мишенью, на которой она отыгрывается за свой вспыльчивый нрав? Оставаться девочкой для битья, на ком Терава отводит душу, когда в ней вспыхивает гнев на Севанну? Чувства, возникающее у Галины при этих мыслях, никак нельзя описать словом «отчаяние». Вернее подошло бы слово «ужас». Галина опасалась, что, случись подобное, она сойдет с ума. И в той же мере она опасалась, что у нее не будет такого пути для бегства, как безумие.

В крайне дурном расположении духа, она приложила руку «козырьком» ко лбу, прикинула высоту солнца. Терава просто сказала, что ей хотелось бы, чтобы Галина вернулась затемно, и хотя до сумерек оставалась еще добрая пара часов, Галина с сожалением вздохнула и не мешкая поворотила Быструю, направив кобылу вниз по склону, между деревьев в сторону айильского лагеря. Хранительнице Мудрости нравилось добиваться послушания, не отдавая прямых приказов. Для этого она знала тысячу способов, отчего у Галины кожа покрывалась мурашками. Ради собственной безопасности малейшее пожелание Теравы ей нужно принимать как приказание. Стоит опоздать на несколько минут, и ее ждет такое наказание, при мысли о котором Галина съеживалась от страха. Она ежилась и ударами каблуков то и дело подгоняла кобылу, и без того быстро ступавшую среди деревьев. Оправданий Терава не признавала. Никаких.

Вдруг перед Галиной возник айилец – из-за толстого ствола шагнул высокий мужчина в кадин’сор, под ремешки, на котором висел футляр с луком, за спиной заткнуты копья, а вуаль висит на груди. Ни слова не сказав, он ухватился за уздечку.

Какое-то мгновение Галина оторопело смотрела на него, потом возмущенно выпрямилась в седле.

– Болван! – рявкнула она. – Неужели ты не знаешь, кто я? Отпусти лошадь, а не то Севанна и Терава спустят с тебя шкуру! Сначала одна, потом другая.

Обычно у этих айильцев мало что отражалось на лицах, но ей почудилось, будто его зеленые глаза слегка расширились. И потом она закричала, когда он рывком выдернул ее из седла, схватив за белое одеяние громадной пятерней.

– Замолчи, гай’шайн, – сказал айилец, но таким тоном, будто ему было безразлично, подчинится она его словам или нет.

Одно время Галине приходилось повиноваться всем, но как только они поняли, что она подчиняется любому приказу любого айильца, очень многим оказалось в удовольствие давать ей какое-нибудь глупое поручение, и, когда она требовалась Тераве или Севане, она оказывалась занята. Теперь же от нее требовалось повиноваться только определенным Хранительницам Мудрости и Севанне, поэтому Галина брыкалась и отбивалась, вопила в отчаянной надежде, что ее крики привлекут кого-то, кому известно, что она принадлежит Тераве. Если бы только ей разрешили носить с собой нож! Даже нож стал бы каким-никаким подспорьем. Как так вышло, что этот мужчина не узнал ее? Или он почему-то не знает, что означают эти украшенные драгоценностями пояс и ожерелье? Лагерная стоянка огромна, в ней людей не меньше, чем в крупном городе, однако, по-видимому, все и каждый мог чуть ли не пальцем указать на любимую зверушку Теравы, на эту мокроземку. Наверняка та прикажет с этого парня кожу живьем содрать, и Галина обязательно полюбуется на это зрелище, от первой минуты до последней.

Слишком быстро стало понятно, что нож ей ничуть не пригодился бы. Как она ни боролась, айилец управился с Галиной без труда: натянул капюшон ей на голову, ослепив ее, потом затолкал, сколько смог, ткань одеяния ей в рот и закрепил импровизированный кляп. Затем бросил ее ничком наземь и крепко-накрепко связал запястья и лодыжки. Причем с той же легкостью, словно она была ребенком! Сколько бы Галина не дергалась и не сопротивлялась, все ее усилия пропали втуне.

– Гаул, ему нужна гай’шайн не из Аийл, но гай’шайн, которая разъезжает верхом, да еще в шелках? – раздался мужской голос, и Галина замерла. Это не айилец. В его голосе отчетливо слышался выговор Муранди! – Наверняка и это не в ваших обычаях, да?

– Шайдо. – Второй это слово точно сплюнул, будто выругался.

– Ладно, все равно надо отыскать еще двух-трех, если ему нужно узнать что-то полезное. А может, и трех, и пяти будет мало. Там уйма народу в белом, десятки тысяч человек, и она может оказаться среди них где угодно.

– Думаю, Фагер Неалд, вот эта, наверное, сможет рассказать Перрину Айбара то, что ему хочется узнать.

Если прежде Галина замерла, то сейчас буквально застыла – ее словно ледяной водой окатили. В животе все оледенело, сердце обратилось в ледышку. Этих людей отправил Перрин Айбара? Если ему взбредет в голову напасть на Шайдо, чтобы освободить свою жену, его убьют, уничтожив тот рычаг, которым пользовалась Галина, воздействуя на Фэйли. Если мужа убьют, то женщине будет все равно, что откроется, а у других нет секретов, разглашения которых они страшатся. В ужасе Галина увидела, как тают ее надежды заполучить заветный жезл. Она должна его остановить. Но как?

– А почему ты так думаешь, Гаул?

– Она – Айз Седай. И, похоже, в подружках у Севанны.

– Во-от ка-ак? – задумчиво протянул мурандиец. – Неужели?

Как ни странно, ни один из мужчин не выказал ни малейшей обеспокоенности тем, что они захватили Айз Седай. И айилец, по-видимому, совершенно ясно понимает, кто она такая. Даже если он из ренегатов-Шайдо, ему должно быть неизвестно, что она не может направлять без разрешения. Это знали только Севанна и немногие из Хранительниц Мудрости. Все это еще больше сбивало Галину с толку.

Вдруг ее подняли в воздух и положили на живот. Перекинув через седло ее же лошади, как сообразила Галина, и в следующий момент ее затрясло на жесткой выделанной коже, поэтому кто-то из мужчин рукой придержал женщину, чтобы она не свалилась с кобылы, когда та затрусила рысцой.

– Давай, Фагер Неалд, веди нас туда, где ты проделаешь ту свою дыру.

– На другой стороне холма, Гаул. Хотя я уже так часто тут бывал, что могу проделать переходные врата практически откуда угодно. А вы, айильцы, всегда бегом ходите?

Переходные врата? О каком вздоре болтает этот мужчина? Отбросив эту чушь в сторону, Галина принялась размышлять о возможных вариантах, и пока не находила ни одного хорошего для себя решения. Связанная, точно овца, которую везут на базар, с заткнутым ртом – ее никто не услышит и за десять шагов, даже если она станет орать во всю мочь легких, и шансов на спасение никаких, если только те, кто ее пленил, не натолкнутся на каких-нибудь дозорных Шайдо. Но хочет ли она того?

Только добравшись до Айбары, у нее будет хоть какая-то возможность остановить его и не позволить разрушить взлелеянные ею планы. С другой стороны, в скольких днях пути находится его лагерь? Не может быть, чтобы он был рядом, иначе Шайдо уже обнаружили бы бивак. Галина знала, что разведчики прочесывают местность на десять миль вокруг лагеря. Но сколько бы дней ни ушло на дорогу до лагеря Айбары, столько же времени уйдет на обратный путь. Она опоздает не на минуты – на целые дни.

Терава не станет за это ее убивать. Просто заставит пожалеть, что она не умерла. Она попытается все объяснить. Расскажет байку, что ее захватили разбойники. Нет, просто пара разбойников; и так трудно поверить, что два человека сумели подобраться к лагерю настолько близко, о целой разбойничьей шайке и речи быть не может. У нее не было возможности направлять Силу, и для побега ей потребовалось время. Она сумеет убедительно рассказать обо всем. Это могло бы убедить Тераву. Если бы она… Нет, бесполезно. В первый раз Терава наказала Галину за опоздание, когда лопнула подпруга, и Галине пришлось возвращаться пешком, ведя лошадь в поводу. Терава не приняла такого оправдания проступку, и она не примет и объяснений Галины, что ее похитили. Галине хотелось расплакаться. На самом деле, как вдруг поняла женщина, она уже плакала – из глаз текли слезы безысходности, и ей не под силу было их унять.

Лошадь остановилась, и не успела Галина хоть о чем-то подумать, как конвульсивно и отчаянно задергалась, пытаясь свалиться с седла, заходясь в крике, насколько позволял кляп. Похитители, скорей всего, не хотят нарваться на дозорных и потому пережидают. Наверняка Терава поймет, что случилось, если дозорные возвратятся в лагерь с Галиной и теми, кто ее захватил, если даже Галина опоздает к сроку. Тогда Галина сумеет найти способ управиться с Фэйли, пусть даже ее муж будет мертв.

Крепкая рука отвесила Галине тяжелую затрещину.

– Не шуми, – промолвил айилец, и они отправились дальше.

У Галины из глаз снова полились слезы, и от них промок закрывавший лицо шелковый капюшон. Терава заставит ее выть. Но, даже рыдая, Галина начала прикидывать и обдумывать, что ей нужно будет сказать Айбаре. По крайней мере, может, ей удастся сохранить шанс заполучить жезл. Терава собиралась… Нет. Нет!

Ей необходимо сконцентрироваться на том, что можно сделать. Образы Хранительниц Мудрости, глядящих на нее жестокими глазами, держащих в руках розги, ремни или сложенные веревки, всплывали у нее в голове, но Галина всякий раз загоняла их подальше, пока мысленно перебирала те вопросы, какие может задать ей Айбара, и придумывала свои возможные ответы. Придумывала, что такого она способна сказать, чтобы именно ей он вверил безопасность своей жены.

С ее размышлениями нисколько не увязывалось случившееся дальше, и Галина никак не ожидала, что ее поднимут с лошади и поставят на ноги спустя не больше часа после того, как ее захватили.

– Расседлай ее лошадь, Норен, и привяжи вместе с остальными, – сказал мурандиец.

– Будет сделано, мастер Неалд, – донесся ответ. С отчетливым кайриэнским выговором.

Узы вокруг лодыжек ослабли, между запястий Галины протиснулся нож, разрезая стягивавшие их веревки, затем развязали то, что удерживало на месте кляп. Галина выплюнула изо рта влажный шелк, промокший от ее же слюны, и рывком сдернула капюшон.

Низенький мужчина в темной одежде уводил Быструю прочь, мимо группы больших залатанных палаток и маленьких избушек, которые, судя по виду, сложены из нетесаного дерева, а скорее даже из сучьев, в том числе и толстых сосновых веток с бурыми иголками. Сколько нужно времени, чтобы сосна пожухла и хвоя побурела? Наверняка дни, а вероятней, недели. У костров было человек шестьдесят-семьдесят: они хлопотали над дымящимися котелками с едой или просто сидели на деревянных табуретах и обличьем ничем не отличались от фермеров в своих простых, груботканых одеждах. Но кое-кто точил мечи, а копья, алебарды и еще какие-то штуковины на длинных древках были составлены в десяток пирамид в разных частях лагеря. Между палатками и времянками по обе стороны от себя Галина заметила еще людей: мимо ехали всадники, многие в шлемах и кирасах, вооруженные длинными пиками, с узкими вымпелами у острия. Солдаты, выезжающие в дозор. А скольких еще она не увидела? Не важно. Представшая глазам Галины картина просто невероятна! Невозможна! Шайдо отправляли часовых куда дальше того места, где расположился этот лагерь. Она в этом совершенно уверена!

– Стоит только на ее лицо посмотреть, – пробурчал Неалд, – а мне, чтобы убедиться, хватит и этого холодного, все оценивающего взгляда. Она словно бы камень перевернула и под ним червячков рассматривает. – Худосочный малый в черной куртке, с интересом глядя на пленницу, разгладил костяшками пальцев навощенные усы, стараясь не испортить тщательно сведенные в ниточку кончики. При нем был меч, но вид у него был такой, что язык не повернется назвать его солдатом или воином-дружинником.

– Ладно, Айз Седай, пойдем тогда, – сказал он, беря Галину под руку. – Лорд Перрин наверняка захочет задать тебе несколько вопросов. – Она рывком высвободилась, но он спокойно вновь сжал ее руку выше локтя, уже покрепче. – И давай без капризов.

Рослый айилец, Гаул, взял Галину под другую руку, и ей оставалось идти с ними, а иначе ее просто потащили бы. Она шагала, высоко вскинув голову, делая вид, что они просто сопровождают ее, но всякий, увидевший, как они держат ее за руки, сразу уловил бы разницу. Глядя прямо перед собой, Галина все равно ловила на себе взгляды вооруженных фермерских парней вокруг – в большинстве своем совсем юных. Они не взирали с благоговением или трепетным ужасом, а просто смотрели: спокойно, оценивающе, бесстрастно. Как они смеют так своевольно обходиться с Айз Седай? Кое-кто из Хранительниц Мудрости, не зная о связывающей ее клятве, начинал выражать сомнения, что она – Айз Седай: слишком уж с большой готовностью Галина повиновалась и столь явно пресмыкалась перед Теравой, но эти-то двое совершенно точно знали, кто она такая. И им было все равно. Галина подозревала, что и окружающие мальчишки-фермеры тоже знали, что она Айз Седай, но тем не менее не выказывали никакого удивления, видя, как с ней обращаются. От этого у нее по спине побежали мурашки.

Когда Галина и ее конвоиры приблизились к большой палатке в красно-белую полоску с откинутыми и подвязанными входными клапанами, она услышала раздававшиеся оттуда голоса.

– …сказал, что готов выступить немедленно, – донесся мужской голос.

– У меня нет возможности кормить даже один лишний рот, когда я не знаю, насколько все затянется, – отвечал второй мужчина. – Кровь и пепел! Сколько еще нужно времени, чтобы устроить встречу с этими людьми?

Рослый Гаул пригнулся, входя в палатку, но Галина ступила внутрь так, словно бы перешагивала порог собственных апартаментов в Башне. Пусть она и пленница, но она – Айз Седай, и этот простой факт сам по себе мощный инструмент. И грозное оружие. С кем это он организует встречу? Уж наверняка не с Севанной. Пусть это будет кто угодно, но лишь бы не Севанна.

По контрасту с обтрепанным видом лагеря, в шатре на полу обнаружился настеленный цветастый ковер, а с поддерживающих крышу шестов свисали два шелковых гобелена, вышитых цветами и птицами в кайриэнской манере. Галина сосредоточила взор на высоком широкоплечем мужчине – он стоял спиной к ней, в одной рубашке, опершись кулаками на изящный, украшенный позолотой столик с тонкими ножками. Столик был завален грудами карт и листами бумаги. Галина лишь раз видела Айбару, мельком в Кайриэне, однако была совершенно уверена: это тот самый мальчишка-селянин из родной деревни Ранда ал’Тора, пусть и облаченный в шелковую рубашку и до блеска начищенные сапоги. Даже отвороты на сапогах глянцевито блестели. К тому же и все остальные в палатке, как казалось, смотрели на него.

Когда Галина вошла в шатер, высокая женщина – в зеленом шелковом платье с высоким, под подбородок, воротником, самую чуточку украшенном кружевами у запястий и горла, с черными, волнами ниспадавшими на плечи волосами, – знакомым жестом положила ладонь на руку Айбаре. Галина узнала ее.

– Она выглядит настороженной, Перрин, – произнесла Берелейн.

– По моему мнению, боится западни, лорд Перрин, – вмешался седоволосый мужчина в изысканно украшенной кирасе, надетой поверх алой куртки. По виду, тот еще упрямец. Как решила Галина, гэалданец. Раз он и Берелейн здесь, то это по крайней мере объясняет присутствие солдат, пусть и не то, как они оказались там, где им находиться невозможно.

Галина порадовалась, что не столкнулась с Берелейн в Кайриэне. Иначе сложившаяся сейчас ситуация стала бы не просто неловкой. Она пожалела, что руки у нее не свободны, – ей хотелось вытереть с лица следы слез, но двое мужчин крепко держали ее под локти. С этим ничего не поделаешь.

Она – Айз Седай. Только это и имеет значение. Только это для нее и должно иметь значение. Она открыла рот, чтобы, решительно заговорив, взять на себя инициативу и…

Вдруг Айбара взглянул на нее через плечо, словно бы каким-то образом почуял ее присутствие, и при виде его золотистых глаз у Галины язык будто примерз к гортани. Она отмахивалась от слухов и россказней, будто бы у того волчьи глаза, но сейчас на нее смотрели глаза волка. Безжалостные волчьи глаза на сурово-каменном лице. Рядом с ним гэалданец казался чуть ли не ласковым дедушкой.

И вдобавок печальное лицо над этой коротко стриженной бородкой. Несомненно, горюет о своей жене. Этим можно воспользоваться.

– Айз Седай в белом облачении гай’шайн, – бесстрастно промолвил он, повернувшись лицом к Галине. Он был мужчиной крупным и рослым, пусть и не такой громадиной, как айилец, и, стоя в нескольких шагах, внушал страх, а золотистые глаза словно бы видели все. – И, видимо, захвачена. Она не хотела идти с вами?

– Она трепыхалась, как форель на берегу, милорд, пока Гаул ее связывал, – отозвался Неалд. – Мне оставалось только стоять рядом и смотреть.

Странные слова, и сказаны таким многозначительным тоном. А что бы он мог? И тут Галина заметила еще одного мужчину в черной куртке – коренастого, явно многое в жизни пережившего. У него на высоком черном вороте сверкнул серебряный значок в виде меча. И она вспомнила, где в последний раз видела мужчин в черных куртках. Они возникли из ниоткуда, точно из дыр в воздухе, как раз перед тем, как все пошло прахом в катастрофе у Колодцев Дюмай. Неалд и его дыры, его врата. Эти мужчины способны направлять Силу.

Галине потребовалось собрать всю свою волю, чтобы подавить желание вырваться из хватки мурандийца, броситься прочь от него. От такой близости к нему у нее скрутило желудок. Он к ней прикасался… Ей хотелось заскулить, завыть, и это поразило ее.

Нет-нет, она не поддастся! Она крепче, она выдержит! Галина изо всех сил старалась сохранить безмятежный вид, а у самой внезапно напрочь пересохло во рту.

– Говорит, она дружна с Севанной, – сказал свое слово Гаул.

– Подруга Севанны… – нахмурившись, промолвил Айбара. – И носит одеяние гай’шайн. Шелковое, да еще и украшения в придачу, но все же… Ты не хотела идти, но не стала направлять Силу, чтобы не дать Гаулу с Неалдом увести тебя. И ты перепугана. – Он покачал головой. Откуда он узнал, что она боится? – Меня удивляет, что после Колодцев Дюмай в компании с Шайдо оказалась Айз Седай. Или ты об этом ничего не знаешь? Ладно, отпустите ее, хватит. Не думаю, что она пустится наутек, раз уж позволила увести себя так далеко.

– Колодцы Дюмай не имеют никакого значения, – холодно промолвила Галина, едва только мужчины выпустили ее из своей хватки. Впрочем, парочка осталась стоять по бокам от нее, и она гордилась тем, что голос не дрожал. Мужчина, способный направлять Силу. Двое мужчин, а она одна. Одна-одинешенька, и не способная направить даже прядку Силы. Галина стояла выпрямившись, горделиво подняв голову. Она была Айз Седай и не могла позволить, чтобы они увидели ее слабость. Откуда он узнал, что она испытывает страх? Ни капли страха не просочилось в голос Галины. Лицо ее было все равно что высечено из камня – так она старалась напустить на себя невозмутимый вид. – У Белой Башни есть цели, знать или понимать которые могут только Айз Седай, и никто иной. Я здесь по делу Башни, а вы мешаете мне. Неразумное решение для любого мужчины.

Гэалданец сокрушенно покивал, словно бы ему лично уже был преподан подобный урок; Айбара же просто посмотрел на Галину, с ничего не выражающим лицом.

– Я услышала твое имя, и это единственная причина, почему все так произошло. Иначе этим двоим не поздоровилось бы, – продолжила Галина. Если мурандиец или айлиец заикнутся про то, как долго она сопротивлялась, она готова утверждать, что поначалу была ошеломлена, но они молчали, и Галина заговорила быстро и напористо: – Твоя жена Фэйли находится под моим покровительством, как и королева Аллиандре, и когда я закончу свое дело с Севанной, я отведу обеих в безопасное место и помогу им добраться туда, куда они пожелают. Между тем ваше присутствие тут угрожает моим планам и делу Белой Башни, чего я допустить не могу. Оно также ставит под угрозу и тебя самого, и твою жену, и Аллиандре. В том лагере – десятки тысяч айильцев. Много десятков тысяч. Если они нападут на вас – а их разведчики наверняка вскоре обнаружат ваш лагерь, если уже не обнаружили, – то попросту сотрут вас с лица земли. Из-за этого могут пострадать и твоя жена, и Аллиандре. Вероятно, я не сумею остановить Севану. Она женщина жестокая, и многие из Хранительниц Мудрости способны направлять Силу, их почти четыре сотни, и все готовы применить Силу в качестве оружия. Они могут прибегать к насилию, а я – Айз Седай, и это запрещено данными мною Клятвами. Если желаешь защитить свою жену и королеву, сворачивай лагерь и скачи прочь во весь опор. Возможно, они и не станут атаковать, если увидят, что вы отступаете. На это одна надежда – и у тебя, и у твоей жены. – Ну вот. Если хоть какие-то из брошенных Галиной семян дадут всходы, этого будет достаточно, чтобы он повернул обратно.

– Если опасность грозит Аллиандре, лорд Перрин, – начал было гэалданец, но Айбара остановил его, подняв руку. Одного жеста оказалось достаточно. Старый воин стиснул челюсти – Галине почудилось, будто она слышит, как они скрипят, но больше он не проронил ни слова.

– Ты видела Фэйли? – спросил молодой человек, в голосе его проскользнуло волнение. – С ней все хорошо? Ей не сделали ничего плохого? – Кажется, этот дурень не услышал ни слова из сказанного Галиной, за исключением упоминания о его жене.

– Да, с ней все хорошо, и она – под моим покровительством, лорд Перрин. – Если этому выскочке, этому неотесанному мальчишке-селянину хочется, чтобы его называли лордом, она снизойдет до подобного обращения. – Обе, она и Аллиандре. – Солдат мрачно сверкнул глазами на Айбару, но не воспользовался возможностью что-нибудь сказать. – Ты должен прислушаться к моим словам. Шайдо убьют тебя, если…

– Подойди сюда и взгляни на это, – перебил ее Перрин, поворачиваясь к столу и пододвигая к себе большой лист.

– Простите его, Айз Седай, ему недостает хороших манер, – пробормотала Берелейн, протягивая Галине изукрашенный затейливой чеканкой серебряный кубок с темным вином. – Это можно понять: ситуация непростая и столько всего на него обрушилось. Ах да, я не представилась. Я – Берелейн, Первенствующая Майена.

– Я знаю. Можешь называть меня Алис.

Берелейн улыбнулась, словно бы поняла, что это не настоящее имя Айз Седай, однако ничего против не сказала. Первенствующую Майена никак не назовешь наивной простушкой. Жаль, что придется иметь дело с мальчишкой, а не с ней: весьма легко управлять людьми, искушенными в интригах и умудренными опытом, которые полагают, будто им под силу танцевать на пару с Айз Седай. Сельский же люд благодаря своему невежеству нередко отличается упрямством. Но паренек наверняка уже должен кое-что знать об Айз Седай. Вероятно, если не обращать на него внимания, тогда мальчишка задумается о том, кто она такая и что это значит.

На вкус Галины вино было все равно что аромат цветов.

– Вино очень неплохое, – сказал Галина с искренней благодарностью. Уже много недель она не пробовала пристойного вина. Терава не позволяла ей предаваться маленьким радостям жизни, от которых сама Хранительница Мудрости отказалась. Если бы та прознала, что в Малдене Галине удалось обнаружить несколько бочонков, то у Галины не было бы даже посредственного вина. И уж наверняка вдобавок бы Галину без всякой жалости выпороли.