Текст книги "Триггеры (ЛП)"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава 18

Сьюзан завершила ещё одно интервью, поговорив с Дорой Хеннесси, женщиной, которая оказалась в больнице, чтобы отдать своему отцу почку. Сью посетила уборную, потом зашла в лабораторию Сингха, где он проводил свои интервью. Кряжистый белый мужчина как раз выходил, когда она туда пришла.

– Есть мысли о том, как разорвать эту связь? – спросила она Сингха.

– Я даже не знаю, что её вызвало, – ответил канадец. – Ну, то есть, память – она ведь химическая. Она основана на молекулах, перебрасываемых через синаптическую щель от одного нейрона к другому. Как память может преодолевать расстояния в несколько метров – это выше моего понимания. – Он покачал головой. – Именно поэтому большинство людей с научной подготовкой считают телепатию надувательством: ваш мозг не испускает ничего такого, что могло бы быть считано на расстоянии.

– А как же мозговые волны? – спросила Сьюзан, присев на стул для подопытного рядом с суставчатой штангой с укреплённой на ней геодезической сферой.

– Не существует никаких мозговых волн в том смысле, что вы думаете, – ответил Сингх. – Мозг не излучает электромагнитных сигналов так, как это делает Wi-Fi раутер или радиостанция. И даже если бы излучал, сигнал был бы слаб, и ещё более ослабевал бы, как и все сигналы, на расстоянии – обычно согласно закону обратных квадратов. На втрое большем расстоянии интенсивность сигнала падала бы в девять раз. Вы бы и не заметили, как любой такой сигнал потерялся бы в фоновом шуме всех других сигналов.

– Тогда что регистрирует ЭЭГ, если не мозговые волны?

– Ну, она действительно регистрирует мозговые волны – но, как я сказал, этот термин наводит на неверные идеи. Видите ли, мозг содержит миллиарды нейронов. Когда один нейрон получает сигнал от соседа, он может ответить, испустив ионы – то есть заряженные атомы, верно?

Сьюзан кивнула.

Сингх продолжал.

– Ионы с одноимёнными зарядами отталкиваются, и когда группа соседних нейронов испускает группу одноимённо заряженных ионов, они все расталкивают друг друга в стороны, создавая физическую волну в материале мозга, имеющем консистенцию пудинга. ЭЭГ измеряет эти самые волны в момент, когда они ударяются о череп.

– Ох.

– Так что, как видите, нет способа читать мозговые волны через большой пространственный промежуток.

– Вашу мать звали Гурни́т, а отца Манви́р.

Сингх склонил голову.

– Признаю, что у меня нет объяснения тому, что вы это знаете.

– То есть, я сейчас… где-то в шести футах от вас?

– Около двух метров, да.

– И этот закон квадратных обратов, что вы упоминали…

– Обратных квадратов.

– Если я пойду на дальний край здания, сигнал должен ослабнуть практически до нуля, верно?

– Это здание в длину… не знаю, метров сто вдоль своей длинной стороны. Так что да, если мы будем на разных концах здания, то мощность сигнала будет примерно один поделить на сто в квадрате или одна десятитысячная от текущего, исходя из предположения, что сигнал действительно есть и он излучается во всех направлениях.

– А что если нет? Что если связь – это именно связь, ну, типа, как линия, проведённая между вами и мной?

Сингх встал и повернулся вокруг себя.

– И как бы такая связь при этом поддерживалась? Какой механизм мог бы удерживать некий луч всё время направленным из моей головы на вашу, или из вашей на голову рядового Адамса? Это немыслимо.

– Хорошо. И всё же давайте проверим. Я попытаюсь отойти от вас настолько далеко, насколько это возможно, не покидая здание, и мы посмотрим, будет ли сигнал… гмм… ослабевать.

Сьюзан покинула лабораторию и пошла вдоль длинного коридора мимо пациентов на каталках, докторов, медсестёр и других людей – некоторые из них пытались приставать к ней с вопросами о том, как долго их ещё здесь продержат. Она прошла в дальнюю часть здания так быстро, как только смогла, а потом ещё и вышла на лестницу и поднялась на шестой – последний – этаж.

Там она увидела уборщика в синей униформе, моющего пол.

– Вы! – сказала Сьюзан, указывая на него. – Назовите тему.

– Простите?

– Тему – что-нибудь, что угодно, о чём можно подумать.

– Мэм?

– Ой, ну давайте! Это не такой уж сложный вопрос. Любую тему.

– Гмм… ну, скажем, бейсбол – вы это имели в виду?

– Бейсбол! Отлично. Спасибо! – И она повернулась к, несомненно, сбитому с толку и растерянному уборщику спиной, прикрыла глаза и стала думать о том, когда она в первый раз увидела вживую бейсбольный матч, и…

И в голове возникло воспоминание об отце, который повёл её на стадион «Доджер». Она расплескала на него пепси-колу, а он смеялся и брызгал на неё водой. Она тряхнула головой, прогоняя собственные воспоминания, и попыталась вызвать в памяти другие, и…

И вот она смотрит матч «Торонто Блю Джейз», с приватной трибуны – чего ей самой делать не приходилось.

Ещё одна деталь: другие люди на трибуне. Сикхи, которые запомнились не потому, что они сикхи, а благодаря различным цветам их тюрбанов; Сьюзан прежде и понятия не имела, что его цвет выбирается в соответствии с личными предпочтениями. Какой-то праздник… торжество…

Ах, да. Восемнадцатилетие брата Ранджипа, которое, да, которое на самом деле было накануне, но в тот день игр не было. Прекрасное воспоминание, счастливое воспоминание – и вообще никакого ощущения, что вызвать его в памяти сколько-нибудь труднее, чем когда Сингх находился гораздо ближе. Ей не приходилось делать усилий, не нужно было «напрягать слух», чтобы услышать что-то очень тихое, ничего не нужно было делать по-другому. Воспоминание просто приходило к ней, когда она о нём думала, так же легко, как когда она находилась рядом с Сингхом.

Она шла по коридору шестого этажа, пока не оказалась у выхода на лестницу рядом с лифтом; по ней она спустилась на третий.

Профессор Сингх по-прежнему был в своей лаборатории.

– Первый бейсбольный матч в вашей жизни, который вы видели вживую – это было в Торонто, верно? – спросила Сьюзан. – На восемнадцатилетие вашего брата? Ваш отец арендовал приватную трибуну в «Скай-Доме».

Сингх кивнул.

– Хотя он больше так не называется. Сейчас это «Роджерс-Центр».

– Вы помните его как «Скай-Дом».

– Это точно. – Он моргнул. – То есть, у вас не было проблем с чтением моих воспоминаний даже на большом расстоянии?

– Никаких.

– Я этого не понимаю. Должно быть падение сигнала, если только…

– Да?

Он крутанулся вместе с креслом, разворачиваясь к компьютеру.

– Это… нет. Нет, такого не может быть.

– Какого?

Сингх на секунду задумался, потом, без всякой видимой связи, спросил:

– Вы когда-нибудь смотрели «Saturday Night Live»?

– Последний раз ещё подростком.

– Помните выпуски с Майком Майерсом? Он играл еврейку по имени Линда Рикман, которая вела телефонное ток-шоу. Когда она приходила в волнение, она клала ладонь на грудь и говорила: «Я вся ферклемпт. Поговорите между собой. Я дам вам тему». А потом говорила что-нибудь вроде: «Гражданская война не была ни гражданской, ни войной – обсудите».

– Нет, я такого не помню. О, погодите – гмм, да, теперь помню.

Сингх улыбнулся.

– Именно.

– По-моему, эпизод, где она говорит «Коньяк – это не конь и не як», гораздо смешнее.

Сингх кивнул.

– Возможно. Но смысл в том, что если я попрошу вас вспомнить нечто, о чём у вас нет воспоминаний, но есть у меня, вы тоже это вспомните. Давайте я дам вам тему – но не обсуждайте её. Просто думайте про неё; вспоминайте её. Хорошо?

Сьюзан кивнула.

– Хорошо.

– Квантовая спутанность, – сказал он.

Её первым импульсом было сымитировать Линду Рикман и сказать «не квантовая и не спутанная», но она не знала даже, есть ли в этом какой-нибудь смысл, и…

И смысла в этом не было никакого. Квантовая спутанность оказалась понятием из квантовой механики, и она действительно подразумевала сплетение чего-то такого…

И это было очень странно. Она никогда не слышала ни о чём подобном. Когда пара частиц создаётся одновременно при определённых условиях, они могут оказаться связанными таким образом, что эта связь продолжает существовать независимо от расстояния между ними.

– Вау! – сказала Сьюзан.

– В самом деле, – согласился Ранджип. – Теперь другая тема. Ну, вернее, та же, но рассматриваемая под другим углом. Готовы?

Сьюзан кивнула.

– «Некие жуткие дальнодействия», – сказал Ранджип.

Сьюзан поразилась тому, что знает – это слова, сказанные когда-то Эйнштейном. И да, они правда были жуткие. Измени спин одной спутанной частицы, и спин другой изменится тут же; они связаны воедино каким-то почти магическим способом – и опять же, неважно, на каком расстоянии частицы находятся друг от друга.

– Поняла, – сказала Сьюзан и затем удивила саму себя, задав вопрос: – Но если это квантовая спутанность, почему связи не симметричны? То есть, если A читает B, то почему B не читает A?

– Связи, вероятно, симметричны, – ответил Сингх. – То есть, и A, и B могут изменять любой конкретный участок памяти, общий для них обоих – общая память спутана, и изменение её в одной локации приводит к её изменению в обеих. Но симметрия не означает обоюдности. A и B имеют симметрично совместную память, которая, так уж получилось, изначально принадлежала A. В то же время B и C имеют симметрично совместную память, которая, как оказывается, изначально принадлежала B. И так далее.

– Ага, – сказала Сьюзан. – Понимаю.

– О’кей, – сказал Сингх. – Новая тема: Пенроуз и Хамерофф.

И это она тоже вспомнила: физик Роджер Пенроуз – иногда сотрудничающий со Стивеном Хокингом – и аннестезиолог Стюарт Хамерофф предположили, что человеческое сознание имеет квантовую природу.

Это было поразительно: знать что-то настолько сложное и при этом никогда раньше про это не слышать. Это не было похоже на университетский курс лекций, проигрываемый в голове на большой скорости, это не было похоже на игру в «тривиал персьют», где нужно глубоко копать, чтобы добраться до ответов; это были вещи, которые Сингх знал хорошо, и поэтому она тоже знала их хорошо, и они приходили на ум без усилий сразу же, как только он произносил слова-триггеры.

– Поняла, – сказала она.

– О’кей, новая тема: конструкция моей установки.

И вот она уже знает всё и об этом: устройство, использующее модулированные лазеры – которые излучают фотоны, частицы того типа, которые действительно могут быть спутанными – для селективного возбуждения нейронов. Его конструкция по сути вытесняла фотоны, что уже были там и замещала их новыми.

Потом…

– Цитоскелет.

И:

– Микротрубочки.

И:

– Конденсат Бозе-Эйнштейна.

Она потрясла головой, словно это как-то могло отделить нужные кусочки от кружащейся массы и сложиться в картинку. И через мгновение это произошло.

– И это всё серьёзно? – спросила Сьюзан.

– Да, это нормальная научная теория, – ответил Сингх. – Пенроуз и Хамерофф утверждают, что истинным источником сознания, которое, разумеется, должно как-то взаимодействовать с памятью, являются не химические синапсы, а квантовые эффекты в микротрубочках цитоскелета – внутренних опорных структур – мозговых клеток. У их теории есть как убеждённые сторонники, так и убеждённые противники. Но если мы и правда имеем дело с квантовой спутанностью, это может объяснить, почему связь не ослабевает с расстоянием.

– А это не даёт идей о том, как её разорвать? – спросила Сьюзан.

– Гмм… нет… нет, у меня нет никаких идей насчёт того, как это сделать. Спутанность вообще-то хитрая штука и обычно весьма неустойчива. Но я буду пытаться найти ответ.

– Найдите его, – сказала Сьюзан.

– Постараюсь. А как у вас дела? Есть продвижение?

Сьюзан покачала головой.

– Я по-прежнему не знаю, кто читает президента.

– Что вы будете делать, если так и не сможете выяснить, кто это? – спросил Сингх.

Сьюзан ничего не ответила.

– Вы не можете удерживать здесь людей бессрочно.

И снова она промолчала.

– Они не совершили никакого преступления! – сказал Сингх.

– Один из них получил доступ к секретной информации.

– Не намеренно.

Сьюзан покачала головой.

– Это неважно. Владение такой информацией уже является тяжким преступлением, и все они – подозреваемые.

– Вы хотели бы… – начал Сингх и потом, не в силах озвучить такую мысль, начал снова: – Вы хотели бы, чтобы они исчезли, не так ли?

Сьюзан вскинула брови.

– Это один из вариантов.

– Но они не сделали ничего дурного!

– Профессор Сингх, – сказала Сьюзан, – посмотрите на меня. Моя работа – умереть за президента, если понадобится: обменять мою жизнь на его. Я не голосовала за него, я по большей части не согласна с его политикой, мне он вообще не слишком нравится, но ничто из этого не имеет значения. Мы живём в системе, в которой президент более важен, чем кто бы то ни было, и у этого президента возникла уязвимость, которая должна быть изолирована и ликвидирована. Фактически, даже разрыва связи может оказаться недостаточно. После её разрыва – если это когда-нибудь произойдёт – тот человек потеряет способность получать от президента новые воспоминания, но он, предположительно, по-прежнему будет помнить всё, что узнал от него, пока связь существовала.

– Не знаю, – сказал Сингх. – Честно. Никто и никогда раньше не попадал в такую ситуацию.

– Из чего следует, – сказала Сьюзан, – что нам и правда может понадобиться запереть всех этих людей на неограниченный срок.

– Вы не сможете, – возразил Сингх. – Дело получит огласку.

– Решение принимать не мне, – сказала Сьюзан, – но я бы на это не очень рассчитывала. Вообще-то…

Сингх прищурился.

– Что?

– Ваша работа может быть засекречена. Вы должны понимать, что создали идеальную технологию допроса. Научи́тесь повторять эффект сцепки памяти, но лишь с двумя людьми, находящимися внутри сферы. Тогда связь возникнет между ними двоими, верно? И допрашивающий будет знать всё, что знает допрашиваемый – планы, даты, коды, вообще всё.

– И наоборот, агент Доусон. Не забывайте об этом.

– Да, вам придётся тщательно подбирать ведущего допрос – следить за тем, чтобы он не знал ничего важного… если, конечно, вы собираетесь в будущем отпустить допрашиваемого.

У Сингха на лице возникло шокированное выражение, но Сьюзан предпочла его не заметить.

– Давайте-ка обновим схему, – сказала она. Сингх перерисовал схему на лабораторной доске, в ней было двадцать колонок и три строки. Строки были помечены словами «Имя», «Читает кого?», «Читается кем?».

Сьюзан указала на колонку Оррина Джиллетта.

– Джиллетт читает Ивана Тарасова, охранника.

Сингх синим маркером внёс эту информацию в таблицу.

– Так, – сказал он, – я говорил с Тарасовым. Он читает Дору Хеннесси, это которая донор почки для своего отца. – Он записал и это.

– Да, я знаю, кто она, – сказала Сьюзан. – Я говорила с Дорой перед тем, как прийти сюда. Она читает память Энн Дженьюари. Миссис Дженьюари – операционная сестра и…

– Простите, – прервал её Сингх, – Простите – вы в этом уверены?

– Ну, Дора не назвала точную должность Энн, – сказала Сьюзан, – но она знала, что та – какая-то медсестра.

– Нет-нет. Я имею в виду, уверены ли вы, что Дора Хеннесси читает Энн Дженьюари?

– О, да. Абсолютно.

Сингх указал на один из квадратов на доске.

– Потому что Дэвид Дженьюари также читает Энн Дженьюари. Я только что с ним разговаривал.

Сьюзам подошла к доске и оглядела таблицу.

– Муж и жена? Или брат и сестра? – Но прежде, чем Сингх успел ответить, ответ всплыл в её памяти. – Муж и жена, верно?

– Да.

– Это очень странно.

– Очень, – согласился Сингх. – До сих пор у нас не было двух людей, читающих одного и того же третьего, и…

– Да? – сказала Сьюзан.

Сингх выглядел расстроенным.

– Я было начал считать, что продвигаюсь в разрешении этой загадки. Но множественные связи попросту не подходят к тому механизму квантовой спутанности, что мы с вами обсуждали; двойная связь потребует сложной суперпозиции, которая, как я думаю, очень быстро утратит когерентность.

Сьюзан поразилась тому, что его слова имеют для неё смысл. Она задумалась над теорией Сингха – не о деталях, но на уровне общей уверенности. Он правда был уверен, что находится на верном пути, и…

– Он лжёт, – сказала Сьюзан.

– Что? – не понял Сингх.

– Он лжёт. Этот Дэвид Дженьюари – он нам врёт.

– Зачем кому-то лгать о том, с кем он связан? – спросил Сингх. Но тут же добавил: – О! Президент!

– Точно, – сказала Сьюзан. – Мне надо самой перемолвиться словечком с мистером Дженьюари. – Она посмотрела на Сингха. – Веселее, Ранджип. Возможно, нам понадобится устранить всего одного человека.

Глава 19

Сьюзан вышла из лаборатории Сингха и прошла короткое расстояние до его кабинета, где уселась за его выгнутый стол. Она погрузилась в изучение записей, сделанных Сингхом во время интервью с Дэвидом Дженьюари: он оказался тем доктором, что работал с дефибриллятором во время операции на Старателе, и в течение двадцати трёх лет был женат на Энн Дженьюари, которая в самом деле была операционной сестрой. Сьюзан погуглила его имя, просто для того, чтобы посмотреть, что вылезет, потом проверила имя его жены. После этого она вызвала больничного охранника и попросила его привести Дэвида Дженьюари в кабинет Сингха.

Доктор Дженьюари прибыл через несколько минут в сопровождении, как удивлённо отметила Сьюзан, охранника с надписью «Тарасов» на бэдже – того самого, которого читает Оррин Джиллетт. Тарасов вёл себя странно: он избегал смотреть в глаза и, разговаривая с ней, испытывал явный дискомфорт. Она подумала, не скрывает ли он чего; следующим надо будет поджарить его. Но сейчас у Дэвида Дженьюари высший приоритет. Она отпустила Тарасова.

Дженьюари оказался тем самым кряжистым мужчиной, которого Сьюзан видела выходящим из лаборатории Сингха ранее. Согласно записям Сингха, ему было сорок четыре года; у него были гипертироидные выпученные глаза, из-за которых он был похож на Петера Лорре.

– Присаживайтесь, мистер Дженьюари, – сказала Сьюзан. Она заранее решила не называть его «доктор» – никогда не поднимай допрашиваемого выше уровня допрашивающего. – Я лишь хотела завершить разговор, который вы имели с профессором Сингхом. Как я понимаю, вы сказали ему, что связаны со своей женой.

На мгновение его большие глаза стали ещё больше.

– С Энни, да.

– Это очень удобно, – отметила Сьюзан нейтральным тоном.

Дженьюари любезно улыбнулся.

– Не знаю, насколько это удобно, но я бы не хотел оказаться связанным ни с кем другим.

– Хорошо, – сказала Сьюзан, пытаясь изобразить обезоруживающую улыбку на собственном лице. – Полагаю, именно этого ищет каждая женщина в мужчине, если верить журналам. Вы уже никогда не сможете сказать ей «Я не умею читать мысли», когда она ожидает, что вы сделаете нечто, о чём она вам напрямую не сказала, верно?

Его улыбка стала немного напряжённой.

– Думаю, да. Это всё ещё кажется таким… фантастическим. – Он слегка развёл руками. – Должен вам сказать, очень забавно видеть себя таким, каким меня видит она.

– Забавно?

– Ну, знаете, вспоминать события с её точки зрения, когда она видит меня, а не я вижу её.

Несмотря на её подозрения, Сьюзан это заинтриговало.

– Насколько близки эти воспоминания? Я имею в виду, видите ли вы практически трёхмерную сцену, в которой перемещаетесь со своей точки зрения на её и обратно? Они настолько хорошо синхронизуются?

– Это, конечно, зависит от конкретных воспоминаний. Какие-то более детальны, чем другие – а некоторые детализованные у меня, но смутные у неё, и наоборот. – Он позволил себе снисходительную улыбочку. – Она не любит хоккей даже и близко так, как люблю его я; она едва может вспомнить, что за команды играют, не говоря уж о подробностях игры.

– Хорошо, – сказала Сьюзан. – Теперь позвольте мне задать вам вопрос.

– Пожалуйста.

– Как зовут любовника Энн?

– У неё нет любовника, – ответил Дженьюари, явно уязвлённый. – Кроме меня.

– Да? – сказала Сьюзан. – Подумайте о событиях прошлого месяца – октября. Она отвезла вас в «Рейган», и вы полетели – куда же? Ах, да. В Денвер, на конференцию по технологиям дефибрилляции, верно? – Гугл нашёл его имя в списке участников. – Вы устроились для долгого перелёта и, возможно, посмотрели какой-нибудь фильм.

– Да. На лэптопе.

– Но продолжите вспоминать тот день с её точки зрения, – сказала Сьюзан. – Что делала она после того, как отвезла вас в аэропорт?

– Жена всегда отвозит меня в аэропорт; я часто езжу на конференции. И за этот день я не помню ничего необычного – точнее, она не помнит.

– Нет? Восемнадцатое октября. Необычно холодный и ветреный день. И вы уехали на целую неделю.

– Я не…

– Вы помните? – спросила Сьюзан. – Помните этот день?

– Ничего в голову не приходит.

– Хорошо, я вам скажу. Остановите меня, когда мои слова начнут звучать знакомо. Она уехала из «Рейгана» в «Даллес»[23]23
  Второй, более крупный столичный аэропорт.


[Закрыть], оставила там машину на длительной парковке. Потом села на шаттл до терминала и там встретилась с человеком по имени Уильям Кордт – хотя она звала его Вилли.

– Тогда вы никак не можете об этом знать. Моя жена – совершенно обычная женщина; у вас нет причин за ней следить.

– Это так, – согласилась Сьюзан. – Мы за ней не следили. Мы следили за Уильямом Кордтом. Это Вашингтон, в конце концов. Мы следим за массой народу – особенно за теми, кто поддерживает незаконные связи с иностранными производителями военной техники, как мистер Кордт. Когда он уезжает из страны, мы знаем – и он уехал, вместе с вашей женой, в Швейцарию на горнолыжный курорт.

– Чушь собачья, – сказал он. – Энни никогда не путалась ни с каким торговцем оружием или кем-то таким.

– В это я готова поверить, – сказала Сьюзан. – То есть, я верю, что она не знала, кто он такой, и поэтому не имела об этом воспоминаний. Но вы-то наверняка должны помнить это событие с её точки зрения. Поездка в Швейцарию. Отель, в котором они остановились, «Энглишер Хоф». Вечера, которые они провели вместе.

Дженьюари прищурил глаза, словно пытаясь разглядеть что-то мелкое. И потом резко коротко вздохнул.

– Ох… О… Боже… – Он обмяк в своём кресле. – Я… я и понятия не имел… Мы… она… я…

Затем он посмотрел на неё, и его лицо исказилось яростью.

– Это было жестоко, – сказал он. – Заставить меня это увидеть. Заставить меня узнать об этом.

– Это было бы жестоко, мистер Дженьюари, если бы это произошло на самом деле. Но этого не было. Нет никакого Уильяма Кордта. Ваша жена не покидала Соединённых Штатов в течение последних трёх лет; я проверила её паспорт.

Глаза Дженьюари стали круглыми.

– Вы… сука!

– А вы арестованы.

– За что?

– За шпионаж. Шпионить за президентом – серьёзное преступление.

– Президентом? – переспросил Дженьюари.

– Хватит играть в игры, – сказала Сьюзан. – Да, за президентом. – Она поднялась. – Вытяните руки.

– Зачем? – спросил Дженьюари.

– Чтобы я надела на них наручники.

– Я требую встречи с адвокатом.

– О, вы с ним встретитесь. Прежде чем это всё закончится, вы увидите больше адвокатов, чем сможете сосчитать. Но сейчас вы не только имеете право хранить молчание, вы обязаны это делать. Шпионить за президентом – это уже достаточно плохо. Но разглашать полученную при этом информацию – это… в общем, я рада, что мы так и не закрыли тюрьму Гуантанамо.

– Стойте! – сказал Дженьюари, когда Сьюзан подошла к нему. – Вы ошибаетесь! Всё не так!

Сьюзан защёлкнула наручники у него на запястьях.

– Скажете это судье.

– Нет, нет. Выслушайте меня! Вы ошибаетесь. Я не связан с президентом, честно. Боже, мне и в голову не приходило, что кто-то может оказаться связанным с ним – он ведь был без сознания, когда всё это случилось; он был под общим наркозом.

– Тогда почему вы лгали о том, что связаны с вашей женой?

Он помедлил. Сьюзан положило ладонь ему на спину и подтолкнула его к двери.

– Ну хорошо! – сказал он. – Хорошо. Я скажу вам правду. Я не связан с президентом Джеррисоном. Я связан с Марком Гриффином.

– Главврачом? – спросила она. – И зачем было об этом врать? – Они стояли перед закрытой дверью кабинета Сингха; его кожаная куртка висела на вбитом в дверь крюке.

– Потому что я председатель здешней ассоциации сотрудников, а он – главное должностное лицо больницы и мой оппонент. У нас сейчас идёт согласование условий контрактов, и, в общем, у меня было бы преимущество, но только если бы он не знал, что я его читаю. Я решил, что будет легко изобразить, что я связан со своей женой, ведь у нас и без того столько общих воспоминаний.

– Докажите, – сказала Сьюзан. – Докажите, что вы связаны с Гриффином. Когда я с ним впервые встретилась?

– Когда сегодня утром вы привезли президента. Он был по правую сторону каталки, вы по левую. У вас жакет был вымазан кровью.

– Кто был позади меня?

– Личный врач президента. Гриффин её поприветствовал, хотя обращался к ней по воинскому званию – капитан Сноу.

– А что он сказал об Эрике Редекопе?

– В тот момент ничего.

– А позднее? Как он его назвал, когда мы были в смотровой галерее?

– Он сказал, что Редекоп – доктор… в общем, я не знаю, что это значит, но он сказал «доктор чистейшей воды».

– Ч-чёрт, – сказала Сьюзан.

– Мне очень жаль, – сказал Дженьюари. – Правда, очень жаль. Я… мне такая возможность сама упала в руки, вы понимаете? Я не знал, что мне делать.

– Правило номер один, хитрозадый вы наш: никогда не врите Секретной Службе. – Она расстегнула наручники. – Убирайтесь.

– То есть, я могу идти домой?

– Нет, не можете. Пока я не разблокирую здание. Но исчезните с моих глаз.

– Есть, мэм, – сказал он и шмыгнул за дверь.

Сьюзан была вне себя, когда возвращалась в лабораторию Сингха. Канадец сидел за своим компьютером; в этот раз с ним был Дэррил Хадкинс. Он разглядывал разложенную на столе карту города.

– Есть успехи в поиске женщины, которая от нас ушла? – спросила она.

– Пока нет, – ответил Дэррил, поднимая голову от карты. – Проблема в том, что у старушки, похоже, катаракта. Она сейчас где-то – но я не могу различить, где именно; визуальные впечатления сегодняшнего дня у неё очень смутные. Вокруг шумно – это ей не нравится – но я по-прежнему не знаю, где она. Она просто не уделяет окружающему особого внимания.

– Она на улице или в помещении?

– В помещении. Но это не музей, не галерея, не магазин. Она, похоже, бродит без всякой цели – она и так-то была обеспокоена инфарктом сына, а тут кто-то ей сказал, что стреляли в президента, а потом про Белый Дом. Когда я думаю про сегодняшний день, единственное её воспоминание, что ко мне приходит, о том, как она волнуется о… в общем, обо всём сразу.

– Вот чёрт, – сказала Сьюзан. – Ладно, продолжай.

Она подошла к доске и внесла в таблицу информацию о том, что Дэвид Дженьюари читает Марка Гриффина.

– Агент Доусон? – позвал Сингх.

Она резко обернулась.

– Что?

Сингха резкость её тона застала врасплох. Сьюзан сделала глубокий вдох; она не зла на него, и она не должна вымещать на нём своё раздражение.

– Простите, Ранджип. Что у вас?

– Взгляните на это, пожалуйста, – он указал на монитор.

Сьюзан подошла и уставилась в экран, на котором был изображён сложный график. Странно было его видеть. В течение секунды или двух он казался просто бесформенной фигурой, некоторые точки которой помечены буквами и цифрами, но посмотрев на вот эту вот часть, она внезапно поняла, что она означает, а когда переместила взгляд сюда, то внезапно и эта часть стала осмысленной, а также вдруг все цифры внизу экрана также обрели для неё смысл. Она уже открыла было рот, чтобы спросить «Что это?», но на самом деле произнесла:

– Вы уверены?

– Совершенно, – ответил Сингх. – Это основано на данных диагностических файлов моей установки, и это единственная рабочая конфигурация.

– Двадцать один узел, не двадцать? – спросила Сьюзан.

– Именно. Воздействию подвергся двадцать один человек.

Дэррил Хадкинс подошёл и встал рядом, скрестив руки на груди.

– Мы с доктором Гриффином очень тщательно просматривали записи камер наблюдения. В сфере воздействия не могло быть людей, которых бы мы не заметили.

– Был электромагнитный импульс, – сказала Сьюзан.

– Ну, да… – ответил Дэррил.

– Что означает, что в видеозапись прерывалась, не так ли?

– Да, правда, – согласился Дэррил. – Был перерыв. Но согласно тайм-коду он длился не дольше минуты.

– Хороший бегун, – сказала Сьюзан, – за минуту пробежит тысячу футов. – Она посмотрела составленную Сингхом таблицу связей на доске, потом взяла маркер и добавила к ней справа двадцать первую колонку. В ячейке имени наверху колонки она нарисовала букву «X».