Текст книги "Кэсткиллский орел"

Автор книги: Роберт Б. Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 14

– Тебя беспокоит, что нам не известно местонахождение этого домика, – сказал Хоук, распростершись на сиденье «вольво».

Мы стояли на парковке гостиницы «Рыбацкая верфь», притулившись в черной тени здания.

Обычно в три часа утра полицейские в такие места не заглядывают.

– Ничего, спросим о нем у доктора Хилльярд, – предложил я.

– У психиатра Сюзан? А ей откуда знать?

– Вполне возможно, она и не знает, но люди говорят с психиатром о множестве вещей, а те знай себе запоминают.

Сиденья в «вольво» откидывались назад, и мы почти горизонтально возлежали на них.

– Жаль, – вздохнул Хоук, – что нам не удалось отобрать у Костигана немножко стволов.

– Просто нам перестало везти.

– Нам перестало везти с того самого момента, как мы попали в этот паршивый городишко, – уточнил Хоук.

– Главное – готовность к лучшему, – сказал я.

Было очень тихо. Иногда до меня доносился звук проезжающего по Эмбаркадеро грузовика.

Тьма отдавала промозглым холодом, но включать обогреватель мне не хотелось: урчащий мотор автомобиля мог привлечь внимание полицейского.

– Похоже, мы собрали в свой адрес довольно-таки неплохие обвинения, – заметил Хоук. Нападение на полицейских, побег из тюрьмы, проникновение на территорию Костиганов, нападение на владельцев...

– Интересно, а похищение нам пришить смогут? – полюбопытствовал я.

– Это ты насчет задержания Костигана и его старухи? – спросил Хоук. – Если попробуют, попадут впросак, это я точно говорю.

– Но, по крайней мере, на нашем счету два убийства и вооруженное ограбление Лео и его телохранителя.

– Если смогут доказать, что это мы, – хмыкнул Хоук.

– Смогут, если очень постараются, – сказал я.

– Мне кажется, сан-францисские копы не будут чересчур опечалены тем фактом, что кто-то замочил Лео.

В одной из комнат гостиницы внезапно загорелся свет. Горел минуты две, затем погас. Когда мы отыщем охотничий домик, Сюзан там уже не будет: Костиганы не дураки. Но мы не знали другого места, куда бы ткнуться. Итак, домик мы отыщем. Костиганы будут нас поджидать, возникнет заварушка, ситуация выйдет из-под контроля и, возможно, всплывут новые факты. Я вспомнил лицо на фотографии, лицо смеющейся Сюзан рядом с Расселом. Вспомнил, как Хоук описывал ее с застывшей полуулыбкой и глазами, полными слез.

«Все очень плохо, но я тебя люблю». Вспомнил Лео, когда я в него выстрелил. Я был обязан. По-другому не выходило. Эти шлюхи умерли бы, а ведь это мы их втравили в неприятности. Ночной сторож, гремя подошвами тяжелых ботинок, прошел по стоянке. Мы с Хоуком замерли, пока он не отошел. Шлюхи были не виноваты. Им просто не стоило становиться шлюхами. А может, у них были на то свои причины? Ведь я тоже не хотел стрелять в Лео. Но я должен отыскать Сюзан.

– Как, черт побери, получилось, что мы завязли здесь? – спросил я.

– Я жертва социальных обстоятельств, – сказал Хоук.

– Значит, ты костоломом стал из-за расизма? – yточнил я.

– Нет, костоломом я стал из-за того, что занятие это необременительное, а платят хорошо. И завяз я здесь только потому, что якшаюсь с белым громилой средних лет. Неужели твоя мама мечтала о таком будущем для своего сыночка?

– Я не помню свою мать, – сказал я. – Меня воспитывали отец с двумя дядьями, братьями матери.

– Жили с твоим отцом?

– Ага. Плотничали вместе. Так мой отец и повстречался с моей матерью.

– Она бросила вас или умерла? – спросил Хоук.

– Умерла.

Сторож прошел обратно мимо другого ряда автомобилей. Шаги тихо уплывали в темноту.

– Ладно, домик мы отыщем, – пообещал Хоук. – Но я думаю, нам нужно экипироваться. Всякие там пули, куртки, ремень для тебя – в общем, что-нибудь такое.

– Сначала узнаем, где она находится, – сказал я и поерзал на сиденье. Никогда не сплю на спине, потому и ворочаюсь.

Солнце встало в пять тридцать. В шесть тридцать мы обнаружили местечко, где нас напоили кофе и накормили английскими булочками, а в семь тридцать я позвонил доктору Хилльярд из телефона-автомата на углу Бич-стрит и Тэйлор. Ответила секретарша, и я попросил перезвонить мне, как только доктор появится.

– Речь идет о Сюзан Сильверман, – сказал я. – А также о жизни и смерти. Так и передайте доктору Хилльярд.

Я продиктовал номер телефона-автомата, повесил трубку и стал ждать. Два человека подходили к будке, поглядывая на телефон, но всякий раз я поднимал трубку, прикладывал ее к уху и вслушивался в гудок, пока они не уходили. В семь пятьдесят пять телефон зазвонил.

Я поднял трубку:

– Алло.

– Это доктор Хилльярд.

– Меня зовут Спенсер. Может быть, Сюзан Сильверман обо мне упоминала.

– Мне знакомо это имя.

– Она попала в беду. Беда по моей части, не по вашей. Но мне необходимо с вами побеседовать.

– А что значит «беда по вашей части»?

– Рассел Костиган удерживает ее против ее воли, – пояснил я.

– Так, может быть, эта ситуация возникла из той беды, что по моей части? – предположила она.

– Именно, – сказал я. – Но сейчас она нуждается в моей помощи, чтобы потом получить помощь от вас.

– Приходите в восемь пятьдесят в мой офис, – сказала доктор Хилльярд. – Думаю, раз вам известен мой номер телефона, вы должны и адрес знать.

– Верно. Я буду. Видели меня по телеку?

– Да.

– Будете звонить в полицию, как только я повешу трубку?

– Нет.

Глава 15

Хоук остался на улице, а я вошел. Офис доктора Хилльярд находился в большом розовато-лиловом викторианском доме на Джоун-стрит, около Филберт. Дорожка возле него, составленная из каменнь блоков два фута на восемь, вела к задней части дома, где висела табличка: «ПОЗВОНИТЕ И ВХОДИТЕ». Я сделал и то и другое. Очутился в небольшой бежевой приемной с двумя креслами и столиком посередине, на котором стояла чистая пепельница. Кресла и столик были выполнены в стиле датского модерна. Пепельница из разноцветной мозаики выглядела так, словно ее делали в младшей группе бойскаутов. Тут же стояла вешалка со слегка покосившейся верхушкой и напольная лампа. Одна из трех лампочек в ней перегорела. На столе лежали кипы журналов «Нью-Йоркер», несколько «Атлантик мансли» и «Сайентифик американз».

На противоположной стене, на полке, – кипы интеллектуальных журнальчиков для детей. Никаких тебе комиксов, никаких «Человекопауков».

Не было даже «Нэшнл инкуайерер». Может быть, люди с плебейскими вкусами не сходят с ума или не лечатся. В углу приемной, напротив двери, широкая лестница вела на площадку шестью ступенями выше, затем сворачивала куда-то и пропадала из виду. Приемная и лестница были покрыты серо-белым, скрадывающим шаги ковровым покрытием. Я сел в кресло рядом с батареей.

Через две минуты молодая женщина в черных слаксах и белой блузке спустилась по лестнице и, не глядя на меня, вышла на улицу. Наверху послышался шум открывающейся двери, затем – минутная пауза, и вот на площадке объявилась еще одна женщина.

– Мистер Спенсер?

– Да.

– Поднимайтесь, – кивнула она мне.

И я поднялся по ступеням. Доктор Хилльярд стояла в дверном проеме, к которому вел короткий коридор. Я прошел мимо нее в кабинет. Она закрыла за мной сначала одну дверь, затем другую. Конфиденциальность. Ни одной тайне не выскользнуть отсюда. «Доктор, я просто не выношу свою мать». «Доктор, я никак не могу кончить». «Доктор, я боюсь». Двойные двери все сохранят в тайне. Так что можете спокойно выговариваться. «Доктор, я боюсь, что я педераст». «Доктор, я не выношу своего мужа». Бизнес, основанный на правде, За двойными дверями. «Доктор, я боюсь».

Я спросил:

– Никакой полиции?

– Никакой полиции, – подтвердила она.

Я сел в кресло рядом со столом. За спиной находилась кушетка. Господи ты Боже, действительно кушетка. За столом – огромный аквариум, в котором лениво плавали тропические рыбы.

На стене висели дипломы, а рядом с двойными дверьми стоял книжный шкаф, забитый медицинскими книгами. Доктор Хилльярд села. Ей было лет эдак пятьдесят пять, шестьдесят. Белые волосы закручены во французский узел, на лице – в нужных пропорциях отменная косметика. Кожа покрыта естественным загаром. Она носила черную юбку, двубортный черный пиджак и полосатую черно-серебристую блузку, открытую у ворота, с выпущенным на лацканы воротничком. На шее покоилась толстая антикварная золотая цепь, с которой свешивался большой бриллиант. Серьги тоже оказались из старинного золота с бриллиантовыми вставками. На левой руке поблескивало обручальное кольцо из белого золота.

– Что вы обо мне знаете? – спросил я.

– Вы сыщик. Вы со Сюзан были любовниками. В последнее время между вами как бы пробежал холодок. И тем не менее ваша связь до сих пор остается действительно впечатляющей. Если верить Сюзан, то, несмотря на недостатки, вы по-настоящему хороший человек.

Сила интеллекта доктора Хилльярд была почти осязаема. Она слегка напомнила мне Рейчел Уоллес. И не только ее, скорее – Сюзан. Богатство и сила интеллекта – это то, что мне так нравилось в Сюзан.

– Бьюсь об заклад, что насчет недостатков вы сами придумали, – заявил я.

Доктор Хилльярд улыбнулась.

– Та реальность, с которой мне здесь приходится иметь дело, достаточно сурова, – сказала она. – Мне на самом деле ничего не приходится выдумывать.

Так реагировать на легкий подкол...

– Давайте я расскажу то, что известно мне, – предложил я. – Примерно год назад или чуть больше Сюзан отправилась в Вашингтон поработать в больнице. Встретилась там с Расселом Костиганом, и у них завязался роман. Когда она получила докторскую степень, то перебралась сюда и осела в Милл-Ривер, работая в больнице имени Костигана. Мы время от времени перезванивались, писали друг другу, а когда Сюзан поняла, что не может ни бросить меня, ни вернуться ко мне, она обратилась за помощью к вам. Примерно недели две назад она позвонила нашему общему другу Хоуку.

– Этот негр появлялся вместе с вами в выпусках новостей, – вставила доктор Хилльярд.

– Правильно. Так вот Сюзан сказала ему, что нуждается в помощи, но не может обратиться ко мне, поэтому попросила приехать Хоука. Он приехал. Рассел Костиган поставил ему ловушку, и Хоука сцапали милл-риверские копы. Он убил человека, и его арестовали. Сюзан прислала мне письмо. В нем говорилось: «Времени нет. Хоук сидит в тюрьме Милл-Ривер, Калифорния. Ты должен его вытащить. Мне самой нужна помощь. Хоук все объяснит. Все очень плохо, но я тебя люблю». Я приехал, и мы совершили побег, затем отправились в дом к Расселу, то есть к его отцу, Джерри, в надежде найти там Сюзан, но не нашли, зато узнали, что ее держат в каком-то охотничьем домике. Мы ушли оттуда, приехали сюда, и вот теперь мне, кроме всего прочего, нужно узнать, где же этот охотничий домик находится.

Доктор Хилльярд снова улыбнулась.

– "Хоук все объяснит", – повторила она. – У нее не возникло и тени сомнения в том, что вы приедете и высвободите его.

– Вам известно, где находится этот домик? Сюзан когда-нибудь о нем упоминала?

Доктор Хилльярд выпрямилась и сложила руки на коленях.

– С такой историей вы, разумеется, не можете пойти в полицию. Но, быть может, я могу?

– А куда именно? – спросил я. – Какую юрисдикцию предпочитаете? Если рассуждать логически, следует отправиться в полицейский департамент Милл-Ривер. Именно там жила Сюзан. Но вся тамошняя полиция лежит в кармане Джерри Костигана. Они участвовали в засаде на Хоука.

Она слегка выпятила вперед нижнюю губу, глаза пристально изучали мое лицо.

– Охотничий домик находится в Каскадных горах, недалеко от Такомы, штат Вашингтон, в местечке Хрустальная Гора. Тамошняя полиция, если им сообщить о возможном похищении, может оказать помощь.

Я помчал головой.

– Может быть, Костиган и их тоже подчинил себе, – сказал я. – Ведь он хозяин, поэтому должен заставить слушаться всю округу. Не важно, кто в этой округе проживает.

Доктор Хилльярд кивнула.

– Кроме того, – продолжил я, – Сюзан там не будет. Они ведь знают, что мы там появимся.

– Зачем же тогда лезть на рожон? – спросила врач.

– Нужно откуда-то начинать поиски.

Доктор Хилльярд кивнула. Мы посидели молча. В аквариуме бесшумно плавала рыба.

– Вы ничего не спрашиваете о Сюзан, – удивилась доктор Хилльярд. – Многие на вашем месте спросили бы.

– Все, о чем вы с ней говорили, касается только ее, – сказал я.

– А когда вы ее отыщете, что тогда?

– Тогда она станет свободной и сможет снова прийти сюда к вам и рассказывать все, что у нее накопилось, до тех пор, пока сама не сделает выбор, какой пожелает.

– А если этим выбором окажетесь не вы?

– Думаю, она выберет меня, но ставить это под контроль не хочу. Я могу лишь посодействовать тому, чтобы ее выбор был свободным.

– Все дело как раз в контроле, – сказала доктор Хилльярд. Это был не вопрос, не утверждение, а просто ее мнение.

– Судя по всему – да, – согласился я. – Мне кажется, я переусердствовал в том, чтобы держать ее под контролем, и теперь я стараюсь исправиться.

– Вы когда-нибудь проходили психотерапевтический курс, мистер Спенсер?

– Нет, но привык много думать.

– Разумеется, – улыбнулась доктор Хилльярд.

Рыбы медленно плавали в аквариуме. Доктор сидела неподвижно. Уходить мне не хотелось. Каждую неделю, а может быть, даже чаще, Сюзан приходила сюда. Интересно, садилась ли она в это кресло или ложилась на кушетку? Нет-нет. Она не могла лечь, конечно садилась в кресло. Сейчас передо мной находилась женщина, которая хорошо изучила ее. Она знала Сюзан с такой стороны, о которой я и понятия не имел.

Не только я, но и все остальные. Эта женщина знала оашей совместной жизни. О наших отношениях. Об отношениях Сюзан и Рассела.

Я сидел, сцепив пальцы рук за головой. Непроизвольно напряглись бицепсы. Я увидел, что доктор Хилльярд это заметила.

– Я думал о Сюзан и Расселе Костигане, – объяснил я.

– Сюзан, – сказала она, – выросла в такой семье и среди таких людей, которые из-за своих фобий обращались с ней как с вещью, – вещью, которая может чем-то их порадовать, сделать им приятное или нужное, дать им почувствовать себя взрослыми. Она не научилась относиться к себе уважительно, как к самостоятельной личности, привыкнув быть зависимой от других. Взрослея и узнавая мир, она осознавала это все четче и четче. Именно на этом был построен ее первый брак. Потом она стала учиться на психолога и потратила на это годы. В то самое время, как ее внутренний мир стал постепенно обретать форму, ваша настойчивость и потребность в Сюзан показались ей разновидностью контроля. Ей необходимо было уехать.

– И Рассел ее спас, – съязвил я.

– Он спас ее от вас. Теперь вы спасете ее от него, – сказала доктор Хилльярд. – Я согласна с вами в том, что сделать это необходимо. Ее ситуация бессмысленна без полной свободы. От кого бы то ни было, от чьего бы то ни было влияния. Было бы лучше, если бы она самостоятельно спаслась от него.

Доктор Хилльярд выждала несколько секунд, а затем посмотрела мне прямо в глаза. Пауза затягивалась. Наконец она проговорила:

– Меня раздирает на части. Конфиденциальность информации о Сюзан является непреложным фактом. Но для того, чтобы спасти ее душу, следует сначала позаботиться о ее бренном теле.

Я промолчал. Я знал: что бы я сейчас ни сказал, это будет расходиться с мнением доктора Хилльярд.

– Для вас главное – помнить, что она боится оказаться в зависимости, несмотря на всю привлекательность этого состояния для нее. Спасая ее, вы не развеете этих страхов, наоборот, ей вы покажетесь еще более цельной, более опасной фигурой, а все потому, что она подобной цельности не добилась.

– Господи Боже, – вздохнул я.

– Вот именно, – согласилась доктор Хилльярд.

Солнце просочилось сквозь жалюзи окна, находящегося за спиной доктора Хилльярд, и расплескалось по бежевому ковру.

– Она хотела, чтобы ее спасли, – сказал я, – но не хотела, чтобы этим занимался я.

Потирая костяшками пальцев подбородок, я на какое-то время застыл в кресле.

– Но если я не спасу ее...

– Не путайте. Ее следует спасти. Принуждение не бывает положительным. А все, что мне о вас известно, говорит о том, что вы – наиболее подходящая фигура для этого дела. Я рассказала вам обо всем лишь для того, чтобы предупредить, что может возникнуть впоследствии. Если вы преуспеете в своем деле.

– Если я не преуспею, то умру, – произнес я. – Таким образом, это меня тяготить не будет. Лучше нацелиться на успех.

– Наверное, – сказала доктор Хилльярд.

– Я спасу ее от Костигана, чтобы она в конце концов могла спастись от меня.

– Хорошо, что вы это понимаете.

– Я действительно это понимаю.

– Тогда предположим, что она сама себя спасла. Вы захотите быть с ней, если она выберет вас?

– Да.

– И Костиган не будет иметь никакого значения?

– Будет, – сказал я. – Но не такое, как она.

Она с самого начала старалась изо всех сил. И ей был необходим такой тип, как он.

– И вы ее простите?

– В этой ситуации «прощение» не то слово, которое бы следовало употребить.

– А какое слово следовало бы употребить в этой ситуации?

– Любовь, – сказал я.

– И нужда, – добавила доктор Хилльярд. – Я тоже верую в любовь. Нужда забывается только в мгновения величайшей опасности.

– Роберт Фрост, – сказал я.

Доктор Хилльярд удивленно подняла брови.

– "Когда любовь с нуждой едины", – процитировал я.

– А следующая строчка? – спросила она.

– "Игра – работа, ставка – смерть", – сказал я.

Она кивнула:

– Мистер Спенсер, у вас есть восемьдесят долларов?

– Есть.

– Такова моя почасовая оплата. Если вы заплатите мне за этот час, у меня будет основание сослаться на то, что вы мой пациент и что содержание беседы врача с пациентом является врачебной тайной.

Я дал ей четыре двадцатки. Она выписала мне квитанцию.

– Надеюсь, это значит, что вы не собираетесь вызывать полицию, – сказал я.

– Вот именно, – ответила она.

– Может быть, есть что-нибудь еще, что я должен узнать?

– Похоже, Рассел Костиган, – сказала доктор Хилльярд, – не очень-то считается с законом и моралью.

– Я тоже, – закончил я наш разговор.

Глава 16

В «Уолденбукс» мы купили атлас дорог, а затем зашли в шикарный спортивный магазин на углу О'Фаррелл, где приобрели все необходимое для нападения на охотничий домик.

Если ехать на север от Сан-Франциско, то нужно выбирать: либо направляться к Голден-ГейтБридж и прибрежному Сто первому шоссе, либо мчаться к Оуклэнд-Бэй-Бридж, с которого можно выехать на Интерстэйт № 5. Если ты находишься в бегах, то лучше избегать платных мостов. При въезде движение замедляется, и возле будки вполне может стоять коп, всматриваясь в лица проезжающих, когда те платят пошлину.

Любимые места для засад.

– Будут останавливать все автомобили, в которых сидят черный и белый, – высказал предположение Хоук.

– Ничего, объедем, – сказал я.

Так мы и сделали. Я вел машину, Хоук читал атлас. Так мы двигались по объездным дорогам до Пало-Альто, обогнули залив и отправились по восточной его стороне на север. Ни разу не выезжали на хайвэй, пока не очутились к северу от Сакраменто на Пятом шоссе возле города под названием Арбакл.

Нам потребовалось семнадцать часов, чтобы добраться до Двенадцатого шоссе в штате Вашингтон, к югу от Централии, и еще два – чтобы выехать на Каскады, возле Хрустальной Горы, к северо-востоку от горы Райнье. Возле Чинукского перевала, там, где Четыреста десятая дорога образует вилку, мы наткнулись на магазинчик и забегаловку при нем. На вывеске было выведено: «ЗАВТРАК ПОДАЕТСЯ ВЕСЬ ДЕНЬ». Перед магазинчиком была покрытая гравием парковка, огороженная наполовину вкопанными в землю шинами от грузовиков, поэтому стоянка очерчивалась этакими черными полумесяцами. Возле входной двери стояла бочка из-под масла, превращенная в мусорную корзину. Насколько я мог видеть, ее никогда не вытряхивали. Пластиковые стаканчики, обертки от сэндвичей, пивные бутылки, пустые сигаретные пачки, куриные кости и куча других, совершенно неразличимых и нераспознаваемых в настоящее время предметов, вываливались из переполненного бачка и были разбросаны на расстоянии примерно восьми футов. Сам магазинчик имел один этаж, и чувствовалось, что когда-то это было бунгало, одно из тех, что строили за пару дней после Второй мировой, чтобы возвращающиеся солдаты могли въехать туда с женами и чадами. Обшитый кирпично-красной дранкой, с верандой, идущей по всему периметру дома, магазин выглядел выкинутой на свалку вещью – а может, это архитектура такая. Над двумя ступенями, ведущими на крыльцо, висели оленьи рога, а чуть дальше стеклянными глазами пялилась на вас лосиная морда.

Внутри – стойка и шесть табуретов по левой стене. Остальное пространство магазина занимали полки и столы, на которых стояли консервы, сковородки, рыболовное снаряжение, туалетная бумага, средство от насекомых и сувенирные кружки, вылепленные в виде медведя Смоки.

За стойкой находился толстяк с тоненькими ручками и повязкой на правом глазе. Его предплечья украшали татуировки. Левая – «За Бога и Отечество». Правая – «Валери» в венке. Толстяк носил футболку, а на голове кепку, на которой было выведено: «КОТ». Он читал книгу Барбары Картленд в мягкой обложке. Мы с Хоуком присели к стойке. Больше в магазине никого не было.

– Вы, ребята, хотите есть, – заявил толстяк.

– Завтрак, – сказал я. – Два яйца, хорошо прожаренных, ветчину, картофель «по-домашнему», тост из зернового хлеба, кофе.

– Нет зернового хлеба. Только белый.

– А серого хлеба нет? – спросил Хоук.

Человек за стойкой взглянул на него искоса.

– Нет, – сказал он. – Только белый.

– Тост из белого хлеба, – произнес я.

– Мне тоже, – сказал Хоук. – Мне то же самое, только пусть яйца будут не слишком прожаренными.

Толстяк налил две чашки кофе и поставил перед нами. Он так и не посмел взглянуть Хоуку в глаза. Повернувшись к грилю, он принялся готовить завтрак.

– Мы ищем дом Рассела Костигана, – промолвил я. – Не знаете случайно, где это?

– Знаю.

– Не хотите с нами поделиться? – спросил я.

– Подождите, я же готовлю, – сказал толстяк. – Как люди не понимают. Невозможно заниматься всем сразу.

– В деревне все несколько проще, – заметил Хоук.

Я выпил кофе. Мы с Хоуком вели машину посменно и попеременно спали. Мне казалось, будто мои веки придавлены тоннами песка.

Хозяин поджарил яйца, ветчину и картошку как раз к тому моменту, когда тостер выплюнул четыре куска белого хлеба. Он положил на горячий хлеб подтаявшее масло и подал нам завтрак. Я попробовал. Видимо, картошку он держал жареной с прошлого года.

– Так, теперь давайте, что именно вы хотите узнать?

– Расc Костиган, – сказал я. – Надо бы узнать, как до него добраться.

– А, ну это довольно-таки просто. У него же самый большой дом в этих проклятущих горах. У него уйма денег. Но парень он неплохой. Ведет себя как местный. Носа не задирает. Не выпендривается. Приезжает, покупает все, что ему нужно, и уезжает. Всегда может какую-нибудь занятную байку рассказать, этот Рассел.

– Конечно, уж кому-кому, как не Расселу байки травить. Страсть умираю, как хочется услыхать его шуточки, – сказал я. – Так как же нам все-таки до него добраться?

– Очень просто, – отозвался толстяк и объяснил.

– Спасибо, – поблагодарил я. – А кто это придумал такую классную ограду для парковки?

– Вы про шины? Круто, да? Жена придумала.

– Ядерная штука, – подтвердил Хоук.

– Когда увидите Расса, – сказал толстяк, – не забудьте упомянуть, что это я навел вас на его дом.

Мы закончили завтракать, вышли к «вольво» и отправились обратно к Четыреста десятой дороге. Над нашими головами возвышались вечнозеленые стены хвойного леса, мы вдыхали свежий, чистый воздух и смотрели на стекающий в долину ручей.

Ах, глубинка, глубинка...