Текст книги "Странные Эоны"

Автор книги: Роберт Альберт Блох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Ответов на эти вопросы не было; только тишина. Тишина в пустом доме. Тишина, которую Кейт заглушал, переключая телевизор то на «мыльные оперы», то на фальшиво бойкие дневные игровые телешоу. В первых вечерних новостях ничего нового не было сказано по поводу землетрясения и вовсе никаких упоминаний о смерти Бекмана.

Как ни странно, Кейт даже был доволен этим, как был он доволен и голосами дикторов, важно рассуждающих о политиках и спортсменах. В самой банальности их утверждений было нечто обнадеживающее; это являлось как бы напоминанием о том, что в реальном мире жизнь идет по привычным канонам – три минуты разговора о политике сменялись тремя минутами разговора об экономике.

Время текло, и сгущалась темнота. Кейт выключил телевизор и включил свет. Он вдруг понял, что весь день ничего не ел; он пошел на кухню и приготовил себе завтрак вместо обеда.

Он почти закончил с этим, когда раздался телефонный звонок.

Кейт, у тебя все в порядке?

Кейт почувствовал облегчение, когда он услышал голос Саймона Уэверли.

Конечно. А как дела у тебя?

Немного устал – бегал весь день, но сейчас я уже в отеле. Я правильно поступил, что приехал, потому что Олифант сказал мне: они начинают завтра все сносить.

Олифант?

Парень, который владеет складом. Он унаследовал его от дяди и, кажется, не особо разбирается в этом бизнесе. Он вел себя довольно уклончиво, пока я не представился, но затем мы нашли общий язык. Сегодня днем он провел меня по всему складу.

Ты что-нибудь обнаружил?

Согласно инвентарным описям, Сантьяго купил всю партию материалов Аптона. Но у меня сохранялись определенные подозрения, и я попросил осмотреть помещение, где хранились все те вещи. Ты не поверишь – там было так грязно! Старик, тот самый дядя, все пустил на самотек и годами ни о чем не заботился. Конечно, там и крысы развелись. По всей видимости, они воровали бумагу для своих норок. Я там, в самом углу, нашел то, что нужно; если бы это не было завернуто в клеенку, крысы бы все попортили.

О чем ты говоришь?

Ты увидишь. Я только что отправил тебе скорой почтой посылку, зарегистрированную и с уведомлением о вручении. Ты получишь ее утром.

Почему ты не хочешь мне сказать, что это такое? К чему все эти тайны?

Тихий голос Уэверли перешел на шепот. – У меня на то есть свои причины. Олифант сказал, что получил несколько телефонных звонков от неизвестных людей, интересующихся материалами Аптона и желающими узнать, кто приобрел их. Естественно, он не дал им никакой информации, но ввиду того, что мы знаем, кто-то, вероятно, попытается это выяснить.

Ты сказал ему о своих подозрениях?

Далеко не все, но вполне достаточно для того, чтобы он понял: мои мотивы совершенно законны. Он сказал, что те, кто звонили, пытались позднее проникнуть на склад, но появилась охрана и спугнула их. Он также несколько раз замечал незнакомцев, околачивающихся возле автомобильной парковки, как будто они следили за этим местом. Конечно, это могло ему показаться, но – кто знает? Поэтому на тот случай, если кто-то засечет меня, я решил, что лучше немедленно послать эти материалы тебе, чем везти их с собой на свой страх и риск.

Кейт на какое-то мгновение заколебался, затем глубоко вздохнул. – Вероятно, это хорошая мысль, особенно после того, что случилось с твоим другом Бекманом.

С Бекманом?

Он был убит прошлой ночью. Кейт рассказал ему об убийстве и о своих переживаниях.

Когда он закончил, на том конце провода воцарилось долгое молчание, пока, наконец, Уэверли не заговорил. – Нам необходимо поговорить об этом позднее, сразу же, как только я приеду. Я купил билет на рейс, отправляющийся завтра в полдень, а, значит, дома я буду к вечеру. Я сразу же позвоню тебе.

Ну и отлично.

Кстати, я хотел бы, чтобы ты пообещал мне две вещи. В первую очередь, оставайся на месте и никуда не выходи, пока не дождешься моего звонка.

Хорошо, будет сделано. И что еще?

Та посылка, что я тебе отправляю. Распишись в ее получении, но не открывай конверт до тех пор, пока мы не будем вместе.

Какая-то особая причина?

Я все объясню, когда мы встретимся. Тогда ты все поймешь. И еще. Кейт…

Что?

Будь осторожен.

Кейт был очень осторожен, настолько осторожен, что дважды проверил двери и окна и с той же осторожностью прислушивался к каждому необычному звуку в ночи. Но все казалось спокойным и безопасным, и когда усталость одолела его и вынудила лечь в постель, он заснул и спал на удивление хорошо, без будоражащих снов.

С утра он продолжал сохранять бдительность, открыв входную дверь только однажды, в полдень, когда позвонил почтальон.

Он с облегчением расписался в получении конверта из плотной бумаги, который прислал ему Уэверли из Бостона, и тут же положил его во внутренний карман пиджака для большей сохранности, несмотря на страстное желание взломать печать и ознакомиться с содержанием. Уэверли, по всей вероятности, имел достаточные основания просить, чтобы Кейт его дождался, а встретятся они всего через несколько часов.

Он собирался задать много вопросов, поскольку мысли, вызывающие эти вопросы, были тревожными. Кейту казалось, что сам он жил все эти годы как бы запечатанным в конверте, двигаясь по жизни вполне благополучно, как все те немногие счастливцы, обладавшие средствами, позволявшими избегать неприятных контактов и неуютных условий жизни. И вот неделю назад печать на этом «конверте» оказалась взломанной, и он внезапно предстал перед чем-то… Только перед чем?

Конечно, это нереальность. Недавние события ничего общего с реальностью не имеют, с той реальностью, как он понимал ее. Но, возможно, большинство людей, как богатых, так и бедных, живет в запечатанных конвертах; узкие, почти двухмерные границы сужают их видение и не дают возможности даже мельком взглянуть на мир снаружи и на то, что там на самом деле происходит. Они механически мчатся по жизни не в состоянии воображать и постигать, живущие в фиксированной данности, где их существование лишено мечты; так они и движутся сквозь пространство и время, неизвестно куда и зачем.

Но теперь, когда конверт перестает защищать, узкий взгляд на мир расширяется, открывая беспредельные перспективы, и клочок тонкой бумаги, в который запаковано благоразумие, открывается навстречу мощным ветрам, дующим из межзвездных бездн.

Кейт потряс головой. Такой образ мысли приведет его в никуда. Пришло время полагаться на здравый смысл. Должно быть логическое объяснение тому, что произошло, и он надеялся, что Уэверли такое объяснение даст; если нет, то он пойдет в полицию.

Как только он принял это решение, то сразу почувствовал облегчение. Он провел этот день, сплетая нити ежедневного существования, позвонил своему брокеру, проверил банковские счета, договорился о техосмотре для своего «Вольво», позвонил в агентство и вызвал домработницу, чтобы та убралась в доме в пятницу. Затем он изучил содержимое холодильника и морозильной камеры и составил список того, что следует купить.

Такие вполне прозаические заботы имели успокаивающее действие, и к вечеру Кейт снова чувствовал себя в своей тарелке. Он приготовил и съел обед, вытер стол, сложил тарелки и прочую посуду в мойку. Затем он вознаградил себя выпивкой и уселся в своем убежище, ожидая звонка от Уэверли.

В тусклом свете лампы статуэтки из слоновой кости и гагата поглядывали искоса и молча, ритуальные маски гримасничали, сморщенная голова покачивалась; казалось, что ее губы растянулись в ухмылке, как бы насмехаясь над его незатейливыми, обыденными вкусами и интересами.

В конце концов, каждый человек отзывается на голос судьбы и на фантастические аспекты существования, не так ли? Искушенные художники, создавшие эти гротескные фигуры, примитивные ремесленники, вырезавшие эти маски, даже свирепые дикари, отрубившие человеческую голову, – все они были движимы порывами воображения, которому нужен был выход. Так и он, коллекционируя столь экстравагантные артефакты, удовлетворял свою собственную потребность в фантастическом.

И такие потребности не относились только к художникам, ремесленникам или коллекционерам. Все человечество испытывало желание отдаваться полетам воображения, хотя для большинства средствами ухода в этот мир были разве что кинофильмы, телевидение и комиксы. Даже безграмотные испытывают обаяние неизведанного. Никто из тех, кто живет в человеческих условиях, даже весьма скромных, не остается равнодушным к вечной загадке жизни и смерти. Во всех нас есть тяга к странному, необычному, невыразимому; она милостиво владеет нашим сознанием. Это как раз твердолобый реалист, скептик-самоучка и все, кто зубоскалит по поводу тайн, наиболее склонны к сумасшествию.

Кейт теперь по-новому смотрел на свою коллекцию. Предметы, которые он собрал, представляли собой не только выражение эксцентричного вкуса; они демонстрировали его потребность окружить себя устрашающими символами до той поры, пока страх не станет привычным. Как только их начинаешь воспринимать как нечто обыденное, они перестают тебя беспокоить. В этом тоже была своего рода магия – способ преодолеть внутренние страхи. Именно так Уэверли изгонял своих собственных демонов, читая фантастику, а Лавкрафт – и результат не заставил себя долго ждать, – с помощью сочинительства.

Едва Кейт снова наполнил свой стакан, как зазвонил телефон. Он потянулся к трубке и, услышав звук голоса Уэверли, успокоенно улыбнулся.

Добрый вечер. Посылку доставили?

Конверт? Да, он здесь.

Отлично. Ты его не открывал?

Нет.

Молодец. Извини, что звоню поздно – я тут решал некоторые проблемы.

Ты говоришь так, как будто простыл.

В Бостоне шел дождь, а я, как дурак, не взял с собой плаща. Но это не важно. Эта моя чертова нога…

Что случилось?

Я споткнулся, спускаясь по склону, когда мы здесь приземлились. Сломал проклятую лодыжку.

Боже мой!

Это урок для меня – нечего было так спешить. Служащие аэропорта вызвали скорую помощь, и меня привезли в приемную доктора Холтона. Он сделал рентген и наложил гипсовую повязку. Потом сам довез меня до дома. Я не могу двигаться без костылей, но Холтон направляет ко мне патронажную сестру, чтобы она несколько дней ухаживала за мной.

Значит, сегодня вечером мы не встретимся.

Не переживай, со мной все в порядке. Приходи и приноси конверт с собой.

Может, нам лучше встретиться завтра? Тебе необходим отдых.

Послушай, я думаю, что нашел ответ на все это, и я хочу, чтобы ты выслушал меня, пока я не потерял голос окончательно. Как скоро я могу ожидать тебя? Дай мне час…

Я жду.

Ночной воздух был душным и неподвижным. Кейт расстегнул пиджак, пока ехал по Мелроуз, затем свернул на юг в боковую улицу, где возвышались похожие на ящики старые бунгало, выглядывая из тени заросших сорняками, неухоженных лужаек.

Дом Уэверли был больше и лучше сохранился, чем соседние; он стоял в глубине двора, отделенного забором от тротуара, но в безлунной темноте он выглядел не более приветливым, чем окружающие его строения. Кейт припарковался за белым минивэном, удивляясь тому, как он здесь оказался, но вспомнил, что Уэверли упоминал о медицинской сестре.

Итак, он был готов, когда в ответ на его звонок входная дверь отворилась, и незнакомый голос попросил его войти.

Войдя в холл он предстал перед улыбающимся молодым темнокожим человеком в домашнем костюме.

Мистер Кейт? – сказал медбрат. – Я Фрэнк Петерс.

Рад видеть вас. – Кейт понизил голос. – Как пациент?

Немного нездоров. Он принял несколько обезболивающих таблеток, которые ему оставил доктор, но горло у него сильно застужено. Я позвонил, чтобы ему выписали рецепт лекарства против кашля, а теперь, поскольку вы здесь, я сбегаю в аптеку и куплю его.

Хорошая мысль.

Он ждет вас в кабинете. Постарайтесь сделать так, чтобы он много не разговаривал.

Кейт кивнул, проводил молодого человека до входной двери, сказал:

Увидимся позже, – и закрыл за ним дверь. Кабинет выглядел тусклым, и некоторое время глаза Кейта привыкали к полутьме; лампа на столе была наклонена вниз. Уэверли сидел в большом кресле в дальнем углу, его левая нога покоилась на пуфике и была покрыта гипсом. Несмотря на то, что было душно, он был одет в шерстяной халат с длинными рукавами, на нем был шейный платок, но на той части лица, которая не была закрыта бородой, не было ни следа испарины.

Он кивнул, как только Кейт вошел.

Спасибо, что пришел – мне приятно видеть тебя.

Извини, но я не могу вернуть тебе комплимент, – Кейт внимательно изучал хозяина. – Ты выглядишь не самым лучшим образом, и голос у тебя ужасный.

Не бери в голову; ты пришел, и мне сразу стало лучше. Налей себе чего-нибудь выпить, если хочешь.

Нет, спасибо, – Кейт уселся на стул перед столом. – Я задержусь ненадолго, тебе, я полагаю, необходимо расслабиться и отдохнуть.

Тогда я буду краток, – Уэверли бросил на своего гостя быстрый взгляд из-под очков с темными стеклами. – Ты принес посылку?

Кейт извлек коричневый конверт из кармана пиджака.

Хорошо, – Уэверли одобрительно кивнул. – Теперь ты можешь его открыть. Здесь мы в безопасности.

Взяв со стола нож для разрезания бумаги, Кейт вскрыл конверт и вынул пожелтевшую клеенку, запечатанную на одном конце. Уэверли наблюдал без всякого выражения, как его друг разрезал клеенку и отбросил ее в сторону и извлек единственный сложенный мятый бумажный листок.

Положив листок на стол, Кейт расправил его и стал внимательно вглядываться в него.

Ну и? – сказал Уэверли тихо.

Это нечто вроде карты, – Кейт нахмурился. – Я не могу различить некоторые детали – чернила выцвели. Не будешь возражать, если я поверну лампу?

Детали не так важны, – Уэверли покачал головой. – Вот что я хочу знать: узнаешь ли ты почерк?

Кейт скосил глаза, затем удивленно поднял голову. – Лавкрафта!

Ты уверен?

Конечно. Никому не под силу подделать его каллиграфический почерк. Я видел его образцы в книге, которую ты мне показывал, – Маргиналия. А в ней тоже есть карта?

– Да. План улиц Аркхэма, – Уэверли прочистил горло, затем хрипло откашлялся. – Ты можешь представить себе, что это – нарисовать такую штуку, придумать все названия улиц и обозначить их так, как будто бы они в действительности существовали? У этого человека было странное чувство юмора.

Ты думаешь, он сделал это только для виду?

Конечно. – Уэверли вглядывался в Кейта сквозь темные линзы. – Помнишь письмо, в котором он давал разрешение другому автору использовать себя в качестве персонажа в рассказе? Он даже включал подписи вымышленных свидетелей, написанные на немецком, арабском и китайском языках. Затем ГФА придумал мистификацию, написав продолжение рассказа другого автора, таким образом отделавшись от него. Он даже использовал свой дом в Провиденсе как декорацию, чтобы все выглядело более правдоподобно. Лавкрафт был отъявленным и тщательно продумывавшим свои розыгрыши шутником. Однажды ты это поймешь, это все объясняет.

Я не могу уловить твою мысль, – сказал Кейт. Он поднял мятый листок бумаги для более тщательного изучения, но слова Уэверли отвлекли его.

Та картина, что ты купил, – ее написал Аптон, но не это вдохновило Лавкрафта на написание рассказа. Я думаю, здесь был другой путь. Сначала был написан рассказ, а уже потом ГФЛ заставил Аптона проиллюстрировать то, что он написал. Как бы он смеялся, если бы узнал, каким путем мы дошли до этого! Между прочим, он почти заставил нас поверить в вурдалаков и всю эту патологическую чепуху – мифологию Ктулху, которую он сам изобрел, – Уэверли кашлянул снова. – Неужели ты не видишь? Все это – полная мистификация.

Воздух под тускло освещенным потолком был спертым. Откуда-то снизу, под холлом, послышался слабый звук шагов, возможно, Петерс вернулся из аптеки с лекарствами.

Кейт не обратил внимание на этот звук, глядя на фигуру, сидящую в тени.

Ты забываешь одну вещь, – сказал он. – Сантьяго и Бекман убиты. Это не может быть мистификацией.

Еще как может, – голос Уэверли внезапно окреп и звучал отрывисто и резко. – Петерс, возьми карту!

Кейт повернулся.

Темнокожий человек вошел в дверь и направился прямо навстречу ему. Теперь он не улыбался, а в его руке был револьвер.

Отдай ее мне, – сказал он.

Кейт сделал шаг назад, но Петерс приблизился к нему, и его оружие готово было выстрелить. – Отдай это мне, – тихо произнес темнокожий.

Затем рука, держащая револьвер, начала дрожать.

Раздался грохот, и вся комната затряслась – стены, потолок, пол… Кейт почувствовал, что дом колеблется и содрогается с внезапно зазвучавшим треском, который слился с криком темнокожего, когда обрушились балки с потолка.

Кейт повернулся, крепко сжимая карту в руке, и побежал к двери.

Затем грохот перерос в рев, потолок начал рушиться, и больше Кейт уже ничего не помнил.

Когда он снова открыл глаза, все было тихо. Тихо, темно и спокойно.

Землетрясение. Ведь предупреждали о возможности нового – и вот оно.

Кейт осторожно пошевелился и почувствовал облегчение, поскольку мог двигать конечностями, не испытывая никакой боли. Он почувствовал онемение за левым ухом, – вероятно, его ударил какой-то камень, свалившийся с потолка. Большие и тяжелые куски гипса лежали у него на груди; он оттолкнул их в сторону и присел. Смятая карта все еще была зажата в его правой руке.

Но у темнокожего человека в руке уже не было револьвера. Он лежал позади Кейта, распластанный под большой балкой, его череп превратился в бесформенную массу.

Кейт поднялся, отвернувшись от тошнотворного зрелища. Он стал пробираться по разбитому, усеянному мусором полу, пытаясь найти хотя бы намек на Саймона Уэверли в тени дальнего угла комнаты.

Удивительно, но его кресло не было повреждено. Но оно было пустым теперь, – или почти пустым.

Сквозь темноту Кейт стал рассматривать те вещи, что остались на сидении кресла. Их было всего три – три предмета, закрепленные металлическими скобами.

Три предмета, ошибиться на счет которых было невозможно: лицо и руки Саймона Уэверли.

Ночной кошмар не прекращался.

Он продолжился на улице, где ошеломленные люди выкарабкивались из полуразрушенных бунгало или, наоборот, пытались, как сумасшедшие, снова вернуться туда, чтобы среди этой разрухи отыскать то, что, возможно, сохранилось.

Кейт, хоть и застыл от шока, но заметил, что белый минивэн уже не стоит на обочине рядом с домом Уэверли. Но его «Вольво» стоял на месте без каких-либо повреждений. Он сел, включил зажигание, и машина сразу же тронулась.

Кейт поехал. А ночь была и не очень темной, и не очень спокойной. Разрушенные жилища горели, как факелы, освещая его путь через город, кричащий от боли.

Он не был одинок; на дорогах было бурное движение, потому что множество машин двигалось по магистрали, скрываясь от пожаров и взрывов, которые могли произойти от утечки газа. Водопроводные трубы взорвались, и Мелроузу грозило затопление, а Кейт ехал по краю магистрали, пока не нашел место, где можно было безопасно развернуться. Он повернул на запад на Фонтэйн Авеню, постоянно сворачивая, чтобы не сбить тех, кто бежал, или тащился, или просто стоял на улице ошеломленно и беспомощно.

Хайланд Авеню было застопорено машинами, которые пытались выбраться в северном направлении; на Ля Бреа голосили сирены – сигналы воздушной тревоги, а полицейские автомобили, машины «скорой помощи» и пожарные машины мчались по неотложным вызовам.

Но по мере того как он ехал все дальше на запад, становилось меньше свидетельств чудовищных разрушений. По всей видимости, землетрясение сильнее всего ударило по центральной части города, и Кейт тихо молился о том, чтобы его жилище не подверглось буйству стихии.

Как же долго, казалось ему, он ехал по каким-то непонятным ущельям; иногда «Вольво» приходилось вести так, что машина вскарабкивалась на горы, а у него просто перехватывало дух. Но там, наверху, почти не было видно последствий землетрясения – дома прочно стояли на склонах холмов, и только несколько деревьев были повалены и частично заграждали дорогу. Кейт объезжал их, с радостью отмечая, что здесь нет горящих веток, а вой сирен стал звучать как отдаленное эхо.

Когда, наконец, он добрался до дома, то вздохнул с облегчением: вроде бы, ничто не коснулось его дома. Кейт припарковал «Вольво» и вошел внутрь, принюхиваясь, – нет ли утечки газа. Поняв, что этого не произошло, он включил свет в холле и с радостью убедился, что свет горит. Но оставалось странное ощущение холода, и он решился пойти и посмотреть, – может быть, в доме есть какие-то разрушения.

В кухне на полке было разбито несколько стаканов, но все, что находилось в холодильнике, осталось нетронутым. Электрическая плита была в рабочем состоянии, и водопроводный кран не протекал и работал, как обычно. Только зазубренная трещина сверху, над ним, свидетельствовала о том, что землетрясение дошло и досюда.

В его кабинете, в шкафу, было много статуэток; Кейт весьма нечасто тратил время, чтобы рассматривать их. Какие-то резные работы языческих племен криво висели на стене, а сморщенная голова больше не качалась.

Она валялась на полу и, глядя на него снизу-вверх, ухмылялась невидящими узкими глазами и насмешливым ртом; но тут внезапно еще один образ предстал перед его взглядом – дряблая отвратительная маска из человеческой плоти, которая раньше была лицом Саймона Уэверли.

Затем оцепенение уступило место панике. Повернувшись, Кейт открыл бар и стал перебирать не разбитое содержимое. Пока не обнаружил бутылку бренди.

Он отнес ее в спальню и включил свет, чтобы убедится в том, что там нет разрушений. Сбросив ботинки, Кейт улегся на кровать, снял крышку с бутылки и первый раз в жизни напился до состояния благостного забвения.

Было около полудня, когда он проснулся с тяжелой головой и мучительной жаждой. Аспирин и вода помогли снять физическое недомогание, но паническое чувство оставалось.

Выйдя из ванной, он подошел к тумбочке и взял телефон. Он уже собирался набирать номер полиции, когда понял, что телефон не работает. По всей видимости, землетрясение разрушило телефонные коммуникации на всей территории.

Кейт пошел в гостиную и включил телевизор. Он работал, и после того, как нагрелся, на его экране появилось изображение комментатора. Кейт поздравил себя с тем, что так быстро нашел передачу новостей, а затем решил, что каждый местный канал, должно быть, ведет постоянные репортажи о ночном несчастье.

На протяжении следующего часа он узнал достаточно. Чтобы представить себе полную и последовательную картину трагедии, обрушившейся на город с силой 7,1 балла по шкале Рихтера.

Наибольшим разрушениям подвергся центр города, где все было усеяно крупными осколками оконных стекол из высоких зданий и магазинных витрин. К счастью, в то время город был, по существу, пустынным, и немногие люди были убиты или покалечены на улицах. Но паника возникала в театрах, когда стали падать люстры и арматура; многие, пытаясь спастись, были затоптаны. Многие больницы являли собой сцены бедствия; разрушения в частных домах были очень серьезными. Огромным был ущерб от пожаров, хотя не говорилось об их широком распространении. Лосанджелесский округ официально был объявлен зоной бедствия, и национальная гвардия помогала в поиске жертв с риском для жизни из-за утечки газа и поваленных линий электропередач.

Кейт сделал громкость меньше и пошел на кухню, чтобы приготовить кофе. Голова у него снова разболелась, но это, скорее всего, были последствия упавшего камня.

Он понял все, что чуть раньше предвосхищал, и теперь вспомнил все, что произошло в доме Уэверли.

А с воспоминанием пришло узнавание.

Те последние моменты в кабинете Уэверли совпадали с рассказом Лавкрафта «Шепчущий во тьме».

Даже сама ситуация была похожей. Повествователя в нее втянул Генри Экли, ученый, веривший в то, что крылатые твари с другой планеты скрывались в пустынных холмах Вермонта возле его дома. Поделившись своими страхами в письмах, он пригласил повествователя навестить его и взять с собой фото– и аудио-свидетельства, которые тот посылал ему в качестве доказательств. Когда повествователь приехал, то был встречен незнакомцем, который представился другом Экли и проводил его в дом, где заболевший ученый ожидал его, чтобы в темноте шепотом повторить то, в чем был убежден. Поняв, наконец, что предполагаемый друг Экли был человеком, тесно связанным с крылатыми тварями, который заманил его сюда, чтобы похитить доказательства, повествователь ухитрился скрыться. Но перед тем как уйти, он тоже сделал потрясающее открытие – человеческое лицо и руки, покоящиеся на кресле, в котором предположительно должен был сидеть его друг.

Конечно, здесь были и отличия. В рассказе предполагалось, что за мертвого ученого выдавала себя одна из крылатых тварей, а человеческие руки и лицо были отвратительной маскировкой.

Кейт помотал головой. Он был уверен, что не был введен в заблуждение каким-то чудовищем, явившимся извне, и шепчущим, имитируя человеческую речь. Но используя рассказ Лавкрафта как путеводитель, казалось, что потрясающе просто догадаться о том, что же произошло на самом деле.

Кто бы ни наблюдал за складом в Бостоне, он знал о присутствии там Уэверли и об открытии, которое он там сделал. Его телефон в отеле прослушивался, поэтому о том, что он отправил свою находку Кейту по почте, уже знали.

Возможно, за Уэверли следовали на самолете до Лос-Анджелеса; еще более вероятно, что туда было передано сообщение, и некто ожидал его прибытия здесь. Кейт вспомнил темнокожего человека и его автомобиль. Легко было ехать бок о бок с Уэверли незамеченным в темноте, чтобы на большой, обширной парковке ударить его и запихнуть тело в заднюю часть поджидающего минивэна.

Затем – телефонный звонок; хриплый голос, выдающий себя за Уэверли, придуманная история с несчастным случаем и приглашение прийти в гости с конвертом.

Все остальное становится на свои места: темнокожий человек, выдающий себя за мужчину– сиделку, а затем притворно и за самого Уэверли, чтобы заполучить конверт.

Но почему они сразу же не убили его? К чему это тщательно разработанное перевоплощение и фальшивое объяснение, данное шепчущим?

В голову пришло возможное объяснение. Кейт вспомнил, что голос в телефонной трубке говорил о «посылке», а не о конверте. Значит, они не были уверены в том, что именно Уэверли обнаружил на складе, и что более важно, они не знали точно, насколько хорошо Кейт осведомлен о находке. Именно поэтому темнокожий человек удалился – или сделал вид, что удаляется, – предоставляя Кейту возможность открыть конверт и продемонстрировать свою реакцию. Прежде чем убить его, они должны были убедиться, что он никому не говорил об этой находке.

Убедившись в этом, темнокожий человек готов был действовать. Но землетрясение, погубившее его, и оглушившее Кейта предоставило возможность подложному Уэверли скрыться. Вероятно, он думал, что Кейт тоже мертв; в любом случае, он уехал на своем минивэне. Вполне понятно, что внезапная паника, побудившая его к бегству, стала причиной того, что он забыл о сохранности содержимого конверта.

Но что это за люди, которые задумали и осуществили несколько убийств – Сантьяго, Бекмана и Уэверли? Было это действительно нечто вроде культа, описываемого в рассказах Лавкрафта, поклонение злу, которое и по сей день тайно обитает здесь, на земле?

Кейт принес чашку с кофе в гостиную, продолжая искать более рациональный ответ.

Предположить, что это была мистификация – не придуманная Лавкрафтом, но фанатичными и безудержными поклонниками его произведений?

Кейт вспомнил истории о ритуальных убийствах, практикуемых сатанистами, которые стремились к тому, чтобы их зверства выглядели, как дело рук самого дьявола. Это могло бы характеризовать подобных же душевнобольных поклонников, подражающих некоторым темам в произведениях Лавкрафта, сюжеты которых повествуют о смертях, – чтобы продублировать в жизни то, о чем написано в его рассказах. Разве Уэверли не упомянул как-то о некоем обществе под названием – Эзотерический Орден Дагона – имя, использовавшееся ужасными рыболикими последователями чудовищного культа в «Мороке над Иннсмутом» – людьми, которые вступали в связь с обитающими на дне моря чудовищами и у чьих потомков появлялся «иннсмутский взгляд»? Возможно, лавкрафтовский миф о Ктулху мог привлечь какую-то часть разочарованной молодежи; несколько лет назад даже существовала рок-группа под названием «Г. Ф. Лавкрафт». Галлюциногенные наркотики могли усиливать воздействие странных фантазий ГФА и подвигнуть неуправляемых наркоманов к тому, чтобы воплотить их в ужасную реальность.

Но никакое решение, однако, не может объяснить картину из «Модели Пикмана» или существование художника Аптона – реального прототипа персонажа из рассказа. Картина была написана в 1926 году – до того, как Лавкрафт открыто описал культ Ктулху и прежде чем кто-либо из представителей современной контркультуры появился на свет.

На ум пришла еще одна возможность. В письмах и беседах Лавкрафт часто говорил о том, что находил сюжеты для своих рассказов в снах. Всю свою жизнь он был подвластен ярким кошмарным видениям по ту сторону стены сна. Что в действительности лежало за этой стеной? Правда ли, что ГФЛ блуждал там в других измерениях, в параллельной вселенной?

Мог ли он путешествовать через время и пространство в своих снах, путешествовать, чтобы засвидетельствовать видения из прошлого? Видел ли он, что происходило, а затем переводил это в область фантастики, изменяя персонажи и места действия?

Это была фантастическая гипотеза, и даже если бы Кейт отверг ее, он оказывался лицом к лицу с последней и тем более устрашающей альтернативой.

Однажды он сравнил себя с Лавкрафтом. Но можно предположить и другое сравнение? Предположить, что Кейт подобен одному из типичных персонажей в рассказах Лавкрафта?

Он вспомнил повествователей в этих историях: они интроверты, впечатлительные и невротичные. Они часто сомневаются в убедительности своего жизненного опыта, считая, что он может быть вызван галлюцинациями или даже безумием.

Не в этом ли правильный ответ? Может ли быть все это его собственной параноидальной, неверной интерпретацией обычных событий? Многое ли из того, что Кейт помнил, произошло на самом деле?

Да, было землетрясение, в этом нет никаких сомнений, и он получил удар по голове во время визита в доме Уэверли. Но возможно, он пострадал от сотрясения – в таком случае он мог оказаться дезориентированным и вообразить последующие события.

Это была неприятная мысль, но, по крайней мере, с медицинской точки зрения, вполне возможной, – а если это так, он в его состоянии нуждался в медицинской помощи. Это намного лучше, чем оказаться лицом к лицу с миром богов-монстров и черным братством, возрожденным к жизни. Как ни странно, этот вывод успокаивал, давал чувство потенциальной защищенности.