Текст книги "Порочный Принц (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 15
Ронан

Преимущество притворства со дня моего рождения в том, что большинство людей не могут увидеть меня настоящего.

Черт, даже я иногда не могу увидеть этого ублюдка. Это прекрасно работало в течение многих лет, и мы говорим о пожизненной подписке.

Разница между мной и, скажем, кем-то вроде Тил, которая в настоящее время пристально смотрит на меня с верхней ступеньки лестницы в своем доме, заключается в том, что она не может спрятаться.

Она слишком настоящая, слишком грубая, даже если у нее аура «отвали». Она не может притворяться или говорить то, чего не имеет в виду, и именно поэтому она никогда не вписывалась в лицемерную игру залов КЭШ.

Когда девушки делали все, чтобы вписаться, она просто следовала тому, что ей нравилось. Она ни разу не засмеялась и не улыбнулась, потому что этого ожидали. Она социально неловкая девушка с изюминкой. Большинство социально неловких людей не хотят находиться в этой категории, в то время как Тил это нравится – во всяком случае, она может даже гордиться этим.

Ее взгляды тоже настоящие. Они, наверное, самое настоящее в ней, то, как хмурятся ее густые брови, а кожа краснеет от сдерживаемого гнева. Без слов она сообщает, что ненавидит мое присутствие. По сути, она ненавидит меня до глубины души и мое существование.

Становись в очередь, belle – красавица.

Всю прошлую неделю я подвозил ее в школу, несмотря на ее протесты, уколы и попытки бросить меня под автобус, как механика, каждый раз, когда рядом оказывается взрослый.

Она пытается проскользнуть мимо меня, игнорировать, притвориться, что меня не существует. Когда это не срабатывает, она пытается выставить меня в плохом свете.

Тил все еще не понимает, что она не может победить меня в игре с людьми. Я слишком любим, слишком доступен, и от меня не исходит обманчивое спокойствие, как от Коула. По этой причине люди любят меня и, естественно, тяготеют ко мне.

Это не подарок. Это обязательство, которое я взял на себя, когда решил, что никогда не буду одинок.

Ни на секунду.

Ни на мгновение.

Чтобы добиться этого, людям нужно проникнуться ко мне симпатией. Не успел я опомниться, как стал воплощением фантазии любого человека, стремящегося к общению.

Тил и я находимся в противоположной стороне. Она одиночка по собственному выбору, а не по принуждению. Ее не принуждали к этому, потому что даже когда люди называли ее изгоем общества и поклонницей сатаны, она не обращала на них внимания. Она просто смирилась с этим и показала им средний палец.

Так как же получается, что кто-то вроде нее, кто-то, кто не вписывается в мой образ людей, может поглощать мои мысли?

Я не переставал думать о ней. После того дня, когда она ушла из моего дома в помятой одежде и с растрепанными волосами, а ее губы распухли от того, что я трахал ее рот. Она стала воплощением фантазии Рона Астора Второго.

Каждую ночь мне снятся ее черные глаза, то, как она смотрит на меня, и я почти до сих пор чувствую ее вкус на своем языке.

Я все еще слышу ее тихий голос, говорящий, что я буду хорошей. Блядь. Я никогда так не любил слова, как эти, никогда не думал о девушке так сильно, как о ней.

К счастью, у меня есть лучшее решение, чтобы избавиться от этого нежелательного внимания. Если я подойду достаточно близко, то в конце концов устану от нее. Причина, по которой она занимает мои мысли, заключается в том, что я до сих пор почти ничего о ней не знаю, кроме того, что с ней плохо обращаются и что у нее плохой вкус на мужчин.

Я должен стать ее типом.

В любом случае, именно поэтому с тех пор я появляюсь каждый день. Она начинает ускользать, избегая любого времени наедине со мной, вероятно, боясь того, что я с ней сделаю.

С того дня у меня голова пошла кругом, я зациклился на том, как лучше всего трахнуть ее так основательно, что она забудет всех до меня – и после.

Подождите. Она натравливает на меня людей? Мне не нравится эта мысль.

Нокс сжимает мое плечо, когда она пыхтит и возвращается туда, откуда пришла. Она выиграет больше времени, прежде чем ей придется ехать в школу – это ее привычка. Не имеет значения. Рано или поздно она придет за мной.

Намеренный каламбур.

– Не обращай на нее внимания. Она всегда такая.

Нокс хватает яблоко из вазы на столе и громко хрустит.

– Она всегда была такой?

Я тоже беру яблоко и подбрасываю его в воздух, притворяясь беззаботным.

Мы с Ноксом сблизились за эти недели, но в последнее время он держался отстраненно, даже во время тренировок. Он также не любит говорить о своей сестре, что я понимаю, учитывая отношения между братьями и сестрами.

Но что-то подсказывает мне, что он пытается скрыть что-то.

Так долго хранить тайну дает мне определенные преимущества; самое главное, что я чувствую, когда кто-то что-то скрывает.

Нокс, например.

– Почему ты спрашиваешь? – он откусывает яблоко. – Хочешь, чтобы я раскрыл тебе ее самую глубокую, самую темную тайну, чтобы ты мог использовать ее против нее?

Я поднимаю руку в воздух, делая вид, что машу белым флагом.

– Я просто хочу разорвать помолвку, которую никто из нас не хочет.

Или, по крайней мере, я этого не хотел. Я больше не уверен. Мысль о том, что она может быть с кем-то другим, как только мы закончим, вызывает у меня желание схватить ее за горло и трахать до тех пор, пока она больше не будет думать ни о ком другом.

У меня никогда раньше не было таких мыслей о девушке, а я даже не смотрел на секс таким образом.

Для меня секс был еще одним способом сблизить людей, никогда не проводить ночи в одиночестве. Даже когда врывались какие-то идиотские идеи, я обычно прогонял их без проблем.

Только не с Тил.

Это почти, как если бы она вывела их на передний план моего запутанного мозга.

Нокс медленно жует.

– Она действительно хочет быть помолвленной.

– Зачем ей это?

Он приподнимает плечо.

– Хотел бы я знать. Думаешь, я хочу, чтобы моя сестра была с таким бабником, как ты, дружище?

– Тогда мы сможем помочь друг другу.

Он приподнимает бровь.

– Или ты можешь поступить правильно по отношению к моей сестре.

К черту это.

– Мы больше не в средневековье, Ван Дорен.

– Очевидно, твой отец думает иначе.

Я вздыхаю, останавливаясь, прежде чем бросить яблоко.

– По крайней мере, расскажи мне что-нибудь о ней, чтобы я мог обращаться с ней правильно.

Или, скорее, узнать ее получше. Даже после того, как я увидел ее в самые интимные моменты, она все еще остается загадкой. Это то, как она закрывается, немедленно воздвигая крепости и стены.

Нокс жует, оглядывая меня с ног до головы.

– Не пугай ее.

– Что?

– Не появляйся из ниоткуда и не удивляй ее. Не прикасайся к ней, когда она не знает о твоем присутствии. У нее плохая реакция на это.

Несколько вещей встают на свои места – то, как она слегка подпрыгивает, а затем мгновенно скрывает это, то, как она тяжело дышала, когда искала убежища в кладовке.

У нее какие-то приступы.

Но у нее их не было, когда я прижал ее к стене. Было ли это потому, что она уже знала обо мне?

Я полностью смотрю в лицо Ноксу.

– В чем причина?

– Детская травма.

– Из-за случая с матерью Эльзы?

Когда мы с Ноксом сблизились и курили травку в темных углах на вечеринках, он рассказал мне о том, как они с Тил стали частью семьи Итана Стила и что его жена сделала с ними.

Я подозреваю, что нечто подобное случилось с Эйденом, но этот ублюдок никогда не говорит об этом.

– Нет. Что-то более глубокое. – он бросает съеденное яблоко в мусорное ведро. – На этом все для твоего урока психологии.

Что-то более глубокое?

Что может быть глубже, чем быть похищенным психически ненормальной женщиной, притвориться ее мертвым сыном и быть порезанным ею? У Тил и Нокса на коленях поблекшие шрамы – свидетельство тех времен.

Он засовывает руку в карман, и его глаза немного опускаются, когда он бросает на меня свирепый взгляд.

– Я знаю, что ты не хочешь этой помолвки, но причини боль моей сестре любым способом, и ты увидишь доказательства моего происхождения. Нашего происхождения.

Дети улиц. Отпрыск проститутки, которые даже не знают своего отца, потому что даже мать не в курсе от кого она родила.

Такова реальность близнецов Ван Дорен. Все это знают, включая Эдрика. То, что Итан Стил стал их отцом, не означает, что это изменило их происхождение. И все же Эдрик согласился на помолвку ради партнерства с Итаном.

Ему все равно, к кому меня бросить.

Графство 101: продажа своих детей за браки по договоренности, как шлюх.

– Просто небольшой совет, – говорит Нокс.

– Да?

– Не влюбляйся в нее.

Я смеюсь, бросая в него яблоко.

– Этого никогда не случится.

Он ловит фрукт над головой.

– Хорошо, потому что это никогда не будет взаимно. Тил не знает, что такое чувства.

Он говорит это с оттенком грусти, будто это беспокоило его долгое время, и он не хочет, чтобы другие оказались в таком же положении.

Как раз в этот момент она спускается по лестнице. На этот раз ее сопровождает Агнус, партнер или советник Итана, или что-то в этом роде. Она спрашивает его о некоторых своих вещах, и он отвечает кратким, подробным описанием всего.

Затем что-то происходит, что-то, что заставляет меня так крепко вцепиться в стол, что я удивляюсь, как у меня не лопаются сухожилия.

Когда они оказываются у подножия лестницы, она смотрит на него снизу вверх, и ее губы изгибаются в чувственной улыбке – мягкой, теплой, чертовски ангельской.

Я знаю, что это честная улыбка, потому что она не может притворно улыбнуться, чтобы спасти свою жизнь. Я знаю, что она говорит серьезно, потому что все ее тело повернуто в сторону Агнуса.

Мой тип, по крайней мере, на пятнадцать лет старше, опытный и не улыбается все время, как жиголо на крэке. Короче говоря, не ты.

Ее слова крутятся у меня в голове, как петля.

Мой взгляд останавливается на мужчине, с которым она провела последние десять лет, мужчине, которому она улыбается.

Ее чертов тип.

Требуется все мужество, чтобы изобразить улыбку на лице. Я отталкиваюсь от стола и шагаю к ним. Ее улыбка исчезает, и она бросает на меня «держись подальше» взгляд.

Держаться подальше? Держись, блядь, подальше?

Я кладу руку ей на поясницу, и легкая дрожь проходит по ее телу, когда она остается совершенно неподвижной.

Вот так. Гораздо лучше.

– Агнус, верно? – я ухмыляюсь ему, показывая зубы.

Он коротко кивает мне, притворяясь, как и я, что мы встретились впервые.

– Если вы нас извините, я отвезу свою невесту в школу.

– Агнус может это сделать.

Она пытается вывернуться, но я впиваюсь пальцами в нежную кожу ее талии, заставляя ее вздрогнуть.

– Уверен, что он занятой человек. – я улыбаюсь. – Так ведь?

– Да, он прав. – он ерошит ей волосы, и она так сильно краснеет, что ее бледная кожа становится розовой. – Позвони мне, если тебя нужно будет подвезти домой.

Я скрежещу коренными зубами, но говорю со своей обычной улыбкой.

– В этом нет необходимости. Я сделаю это.

И с этими словами я тащу ее за собой на улицу. Всего за несколько секунд мое настроение из серого превратилось в черное. Нет, не чёрное —красное, и чертовски убийственное.

– Я же просила тебя не подвозить меня, – протестует она.

– А я говорил тебе, что не так это работает.

– Отпусти меня, Ронан. Я не могу за тобой угнаться.

Я оглядываюсь на нее, когда мы подходим ко входу. Я хватаю ее за запястье, и она спотыкается на собственных ногах, пытаясь догнать меня.

Вместо того чтобы отпустить ее, я прижимаю ее к стене. Она ахает, когда ее спина прижимается к тупой поверхности.

– Тебе не нужно, чтобы я заезжал за тобой, потому что у тебя Агнус?

– Ну, в обще-то, да.

Она пристально смотрит на меня, несмотря на дрожь в голосе.

– В обще-то, да? – я смеюсь, но за этим нет никакого юмора.

Я знаю, что она тоже это видит, потому что сглатывает, ее черные глаза наполняются чем-то похожим на страх.

Страх это хорошо. Страх означает, что она знает свое гребаное место.

– Так значит ли это, что я порчу твой фетиш на папочек, Тил?

– Да пошел ты, ясно? Я не позволю тебе так говорить об Агнусе.

– И в каком смысле я должен говорить о нем? Это он причина твоих фантазий, ma belle – моя красавица? Да?

– Я не обязана тебе ничего говорить.

Я хватаю ее за подбородок и заставляю ее шею изогнуться под углом, так что я смотрю на нее сверху вниз.

– Забудь о нем, начиная прямо сейчас, черт возьми.

– Или что?

– Или я заставлю тебя пожалеть об этом.

Что-то вспыхивает в ее чертах, вызов, своего рода «игра», прежде чем она выпячивает грудь.

– Нет.

– Ох, Тил. – я ласкаю ее кожу, мой голос спокоен, а прикосновения нежны, хотя внутри меня все горит. – Ты облажалась.

Глава 16
Тил

В прошлом, ходя по коридорам КЭШ и видя, шепчущиеся друг с другом или целующиеся в углах пары, я проходила мимо них.

Я приняла решение находиться рядом с Эльзой как можно меньше, когда она с Эйденом. Ему ни до кого нет дела, когда он начинает ласкать ее языком, будто они наедине. Я даже избегала Ким, когда она начала встречаться с Ксандером, потому что от них исходила та атмосфера родственных душ, о которой я читала в книгах и которая заставляет меня так сильно закатывать глаза.

Нет такой вещи, как родственные души. Все это химическая реакция, выброс дофамина, кайф, и, как любой кайф, он в конце концов исчезнет.

Когда я сказала Эльзе и Ким именно эти слова, они посмеялись надо мной. Они думали, что я не понимаю. Ну, они те, кто не понимают, и со временем я смогу сказать: «я же говорила».

Крах этого плана и моих мыслей в целом это момент, подобный этому.

Ронан обнимает меня за талию, когда мы идем по коридору, и неважно, как сильно я его толкаю, он не сдвинется с места.

Во всяком случае, он плотнее прижимается ко мне, словно мы родились привязанными к бедру. Даже мы с Ноксом не так близко.

Его близость брешь в моем плане. То, как я продолжаю вдыхать его пряный аромат и нежиться в его тепле, опасно близко к состоянию зависимости. Вы знаете, та зависимость, приходящая после достижения кайфа.

И не только, но с тех пор, как он загнал меня в угол у моего дома, он ведет себя так, как будто ничего не случилось.

Он все еще улыбается девочкам – и парням – и всем, кто встречается на нашем пути, включая учителей и школьный персонал.

Несмотря на его прозвище – Смерть – его здесь любят. Вычеркните это – его не только любят, ему также поклоняются, и, как у любого бога, у него есть религия и алтарь для жертвоприношений. У него есть последователи – кроме тех, что в Инстаграме и Снэпчате, – и фанатики.

Упомянутые фанатики, в основном женское население, продолжают бросать на меня злобные взгляды, тем больше Ронан притягивает меня к себе, выставляя напоказ всему миру, или, скорее, школе.

Мне не нравится внимание, и не потому, что я предпочитаю оставаться в тени, как Эльза, а потому, что внимание это глупо. Что вы делаете со вниманием? Вы даже не можете его съесть.

Кроме того, люди, которые преуспевают во внимании, как мудак, который впивается пальцами в плоть моей тазовой кости, чертовски сомнительны. Никогда не знаешь, что они на самом деле скрывают.

Я думала, что он жиголо, фальшивый, поверхностный, но я на собственном горьком опыте убедилась, что Ронан Астор нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Он катастрофа, которую ты никогда не предвидишь. Он монстр, скрытый под популярностью, живописной улыбкой и семьей.

Его проклятой семьей.

Тот факт, что он непредсказуем, заставил меня нервничать после той встречи в его комнате с его мамой по другую сторону двери.

Мне не нравится признавать это, но он пугает меня. Он оставляет вмятины на вмятинах в моем плане, и я должна держаться от него подальше, ради сохранения рассудка и защиты своего четкого курса действий.

Но в то же время, когда он ранее прижал меня к стене, предупреждая, чтобы я держалась подальше от Агнуса, я не могла не спровоцировать его.

Я не из тех, кто провоцирует – во всяком случае, я прохожу мимо любой провокации, – но с ним все мои фигуры домино перетасованы и сбиты.

Нет никакого порядка или стратегии, есть только... неизвестное. Это как будто вас бросили в темный лабиринт, окутанный черным дымом.

Правда в том, что я хочу погрузить пальцы в другого Ронана, того, кого вижу только я, того, кто не баллотируется на голосование за популярность.

С чего бы мне этого хотеть? Я не знаю.

Он также не помогает. Он не произнес ни слова, ни во время поездки до школы, ни сейчас.

Ты облажалась.

Он сказал это. Я услышала его. Почему он не действует в соответствии с этим?

Долго ли мне придется ждать его возмездия?

Должна ли я обратиться к врачу за то, что взволнована его возмездием и как далеко он зайдет на этот раз?

– Подражающая сучка, – шепчет Клэр, девушка с прошлого дня, проходя мимо меня.

Хотя я обычно не уделяю им времени, я нахожусь на грани, и не позволяю сучкам приходиться по мне.

Ну и что, если я начала это ради плана? Каждый должен знать свое чертово место.

– Эй, ты.

Я останавливаюсь, заставляя Ронана тоже остановиться.

Девушка и ее подруга пристально смотрят на меня, а затем хлопают ресницами на Ронана.

– Если тебе есть что сказать, почему бы тебе не говорить вслух, чтобы все услышали?

Мой голос спокоен, даже нейтрален.

Я понимаю, что начала собираться небольшая толпа, но мне все равно. Дело не в них, а во мне.

В моей самооценке. В моём достоинстве.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. – Клэр притворяется невинной, все еще глядя на Ронана взглядом «трахни меня».

– Кроме того факта, что ты украла у нее Ронана. – подруга, высокая блондинка, кладет руку ей на бедро.

– Дамы. – Ронан ухмыляется, его тон такой отвратительный, беззаботный. – Не ругайтесь. Каждый получит свою долю.

Каждый получит свою долю?

Каждый получит свою долбаную долю?

Я удивлена, что мое лицо не горит от прилива крови к нему.

Но опять же, почему меня это должно волновать? Он может отдать все акции, какие захочет, до тех пор, пока я доберусь до своей конечной цели.

Он не имеет значения.

– Похоже, она так не думает, Рон. – Клэр дуется, как чертов ребенок с проблемами.

Рон.

Конечно, они так называют мужчину-шлюху.

Прежде чем он успевает заговорить, я выскальзываю из его объятий и шагаю к Клэр, пока не оказываюсь с ней нос к носу.

– Ты знаешь, почему?

К ее чести, она держит осанку прямо, притворяясь, что я ее не пугаю. В конце концов, женское население этой школы согласно с ней, а не со мной.

– Так случилось, что я его невеста. Ты когда-нибудь слышала этот термин? – я смотрю на нее сверху вниз. – Погугли, и тогда мы, возможно, сможем поговорить об этом.

Лицо Клэр хмурится, но ее подруга указывает на меня пальцем.

– Ты его невеста только потому, что он вынужден на это пойти. Брак по договоренности. Погугли.

– Я погуглила, и вот как мне удалось официально завладеть им, в то время как все вы просите объедки. – я смотрю на нее, а затем на каждую девушку, наблюдающую за мной либо с разинутыми ртами, либо со злобой в глазах – или и то, и другое. – Если кто-нибудь из вас будет угрожать мне, вам не понравится, как я отреагирую. Это мое первое и последнее предупреждение.

А потом я хватаю Ронана и тащу его прочь с места происшествия. Я ожидаю увидеть, как он ухмыляется остальным, предлагая им свои извиняющиеся улыбки или что он там делает, чтобы казаться невинным жиголо, но его взгляд полностью прикован ко мне.

Только ко мне.

Эти насыщенные карие глаза слегка красочного оттенка, эти слегка изогнутые брови. Впервые за все время он не улыбается, не ухмыляется на территории школы. Во всяком случае, он выглядит... немного раздраженным?

У меня нет времени сосредоточиться на этом, когда я веду его по коридору. Как только мы подходим к классу, я отпускаю его.

Другие девушки наблюдают издалека. Половина, должно быть, напугана, так как они думают, что я приношу жертвы сатане – хорошо. По крайней мере, это отвлечет их от моего дела. Другая половина, похоже, ненавидит меня еще больше и замышляет мою гибель.

К черту их всех.

Я зашла так далеко не для того, чтобы эти маленькие сучки разрушили то, ради чего я работала.

Ты действительно думаешь, что это единственная причина, по которой ты публично демонстрируешь свою собственность?

Я игнорирую голос в голове, не желая копаться в этих эмоциях, проходящих через меня сразу. Трудно понять одну эмоцию за раз, не говоря уже обо всех.

– Что все это было? – Ронан хватает меня за руку, запрещая входить в класс.

– Ничего.

Я снова пытаюсь войти.

На этот раз он тянет меня за собой и прижимает спиной к стене в темном углу рядом с учительской.

Черт возьми. Что с ним такое, что он прижимает меня к стенам?

И почему у меня по спине бегут мурашки от предвкушения?

Когда я встречаюсь с ним взглядом, он немного пустой, немного нечитаемый, немного затененный.

– Я сказал. Что, черт возьми, все это значит?

Неужели это так неправильно, что все мое тело оживает всякий раз, когда он так на меня смотрит? Всякий раз, когда он сбрасывает маску и показывает мне свое истинное, грубое «я»?

Только мне. Не кому-нибудь другому, только мне.

Тем не менее, я использую свой строгий тон.

– Не смей неуважительно относиться ко мне в присутствии других, Ронан. Я плохо на это реагирую.

– Очевидно.

Его пальцы впиваются в мою руку, и хотя его кожа отделена от моей пиджаком и рубашкой, это почти так, будто он сжимает мою обнаженную плоть и врезается в нее.

– Отпусти меня, – шиплю я, наблюдая за нашим окружением.

Учителя не очень хорошо отреагировали бы на эту сцену.

– Не раньше, чем мы все проясним.

– Что проясним?

– Твою глупую веру в то, что я принадлежу тебе. – его голос холоден, даже жесток. – Я тебе не принадлежу, belle – красавица. Все как раз наоборот.

Я вздергиваю подбородок.

– Ты так думаешь?

– Да, и если ты снова бросишь мне вызов, я докажу свою точку зрения.

– Докажешь как?

– Учитывая твоё шоу только что... – он замолкает. – Ты не захочешь узнать.

– Ронан, – предупреждаю я.

– Тил, – усмехается он.

– Пошел ты к чёрту.

– Я сделаю больше, чем пойду к черту, если ты не прислушаешься к моему предупреждению.

– О чем ты говоришь?

Он кладет руку на стену рядом с моей головой и наклоняется так, что его лицо находится всего в одном дыхании от моего. Моя грудь вздымается в сантиметре от его пиджака.

– Держись подальше от Агнуса, и это, как ты сказала ранее, твое первое и последнее предупреждение.

Меня вновь охватывает чувство провокации. Я хочу, чтобы он поцеловал меня, прикусил мою губу и пустил кровь. Я хочу, чтобы он поглотил меня, будто это последний день на земле, и я единственная, с кем он хочет провести его.

Но больше всего я хочу, чтобы он вдохнул в меня жизнь.

– А если я этого не сделаю? – бормочу я.

– Я буду много трахаться, и не с тобой. – его лицо и голос нейтральны. – Добро пожаловать на место в первом ряду, так как ты увлекаешься вуайеризмом. Я устрою для тебя шоу, когда буду трахать Клэр и ее подругу, а ты будешь смотреть и знать, что это не ты.

Что-то красное и горячее вспыхивает во мне. Это может быть моя собственная кровь, или мои вены, или ярость; не знаю. Все, что я знаю, это то, что я не могу замолчать. Я должна ответить.

– После этого ты сможешь посмотреть мое шоу. – я провожу пальцами по его галстуку. – У меня есть список, знаешь ли. Все мужчины, которые трахали меня, будут открыты для повторения, и знаешь, что, Ронан? Они в моем вкусе – старше, опытнее и знают, как заставить девушку почувствовать себя хорошо.

Тяжелая тишина повисает, между нами, на секунду слишком долго.

Я ожидала, что Ронан будет действовать в соответствии с этим, так как он делал это ранее. Я ожидала, что он скажет мне «нет», или поцелует, или еще что-нибудь.

Вместо этого... он улыбается.

Какого черта он улыбается?

– Ты сделаешь это,belle – красавица.

Что?

– А теперь, если ты меня извинишь, я пойду запланирую свой секс втроем. – он отталкивает меня.

Пустота воздуха на моей коже похожа на то, словно меня бросили, выбросили. Это одно из моих самых ненавистных чувств в мире.

– Я не шучу. – говорю я ему в спину. – Я сделаю это.

Он бросает на меня взгляд через плечо.

– Я тоже это сделаю.

А потом он уходит. Черт возьми. Черт возьми.

Этого не должно было произойти. Почему, черт возьми, он не останавливает меня? Он должен, и я остановила бы его в ответ.

Если только этот мудак на самом деле не хочет этого сделать?

Он может... говорить об этом серьезно.

– Ронан.

Я произношу его имя, ожидая, что он проигнорирует меня, но он поворачивается и смотрит на меня.

На его лице все еще та отвратительная улыбка, которую я хочу сжечь дотла.

– В чем дело, belle – красавица?

– Это еще одна игра?

– Я не знаю. Ты скажи мне, потому что я играю нечестно.

– То, что у тебя есть член, не значит, что ты единственный, кто может что-то делать.

– То, что у тебя есть киска, не означает, что ты единственная, кто может что-то делать, – отвечает он, не сбиваясь с ритма.

Это вызов. Он бросает мне вызов.

– Чего ты хочешь? – огрызаюсь я. – Скажи мне.

– Я хочу, чтобы ты сказала мне.

– Откуда, черт возьми, мне знать, чего ты хочешь?

– Разберись с этим. Ты это начала.

– Я начала? – повторяю я, не веря ушам.

– Да. А теперь, пока ты это исправляешь, я пойду за своей дозой.

На этот раз я не останавливаю его, когда он исчезает в классе, хотя что-то в моей груди сжимается и умирает.

Пошел он.

Он не единственный, кто играет нечестно.