Текст книги "Одержимый"
Автор книги: Рик Р. Рид
Жанр:
Маньяки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Ник и Энн сидели по разные стороны старого, потрескавшегося деревянного стола и пристально смотрели друг на друга. Из автопроигрывателя, стоявшего в углу зала, неслась песня ансамбля «Прекрасные молодые людоеды». Песня называлась «Я от нее без ума». Шипение жарящегося на гриле мяса, соперничавшее с голосами ансамбля, волны табачного дыма и запах гамбургеров заполнили пространство небольшого бара.
Энн пришла сюда по настоянию Ника. По соседству с этим маленьким баром, который назывался «Бриджпорт», находился другой бар – «Пльзень». С тех пор как Энн получила работу модельера, она почти не покидала квартиру. Ее глаза были обведены темными кругами, на лице лежала печать усталости. Это ее старило. Ник не мог видеть ее такой. Он хотел увести ее из дома куда-нибудь туда, где шум и суматоха взбодрили бы ее и заставили забыть обо всех свалившихся на нее заботах.
Ни он, ни она не хотели вспоминать о Джо. Но сейчас для них обоих не существовало другой, более важной темы. Телевизионные новости и первые полосы обеих городских газет заставили их отбросить все другие мысли, кроме мыслей о Джо. Было нечто странное в том, что лишь они двое во всем городе знают разгадку тайны Чикагского Резака и держат ее при себе.
Ник почти не сомневался в виновности Джо, но когда он заводил об этом разговор, Энн хотелось заткнуть уши. Глядя на него, она думала лишь о том, как она устала. Сейчас она мечтает лишь об одном: прийти домой, лечь в постель и спать до тех пор, пока весь этот кошмар не кончится.
Она не хотела никого видеть. Она просто была не в силах выносить все это. Почему она должна все это терпеть?
Энн отгородилась от потока его слов молчанием. Ник пытался объяснить ей, почему они должны пойти в полицию и рассказать все, что им известно. Но Энн хранила ледяное молчание, стараясь держаться достойно под чужими взглядами.
Ник сомкнул губы, и теперь оба молча смотрели друг на друга. Каждый выжидал. Она ждала, когда он сменит тему разговора, или уведет ее домой, или просто закажет еще по кружке пива. Он ждал, когда она скажет что-нибудь вроде: «Извини, что перебила, скажи мне, пожалуйста, то, что я должна услышать».
– Энни, прошу тебя, выслушай меня до конца. Я хочу сказать о том, что нам поможет... – Он остановился, заметив, что она смотрит не на него, а... на проигрыватель. Он тоже взглянул в ту сторону, а затем опять обратился к ней.
Она помахала рукой, разгоняя висевший в воздухе сигаретный дым.
– Знаешь, – сказала она, – я думала, что это Фил Коллинз со своим «Генезисом».
– Что?
– Вообще-то, он талантливый музыкант, но мне он больше не нравится... Он... – Энн замолчала, подбирая нужное слово. – Он какой-то неискренний. Понимаешь, в средней школе у нас был такой термин – «музыка-жвачка». Это такая музыка, как у Барри Манилова. Только Фил Коллинз совсем не такой, как Барри Манилов. Он холоднее. – Энн засмеялась и огляделась.
– Энни, о чем ты говоришь? Я пытаюсь обсудить с тобой нечто очень важное. Я нисколько не преувеличиваю, когда говорю, что это вопрос жизни и смерти.
Энн повела глазами.
– Пойми же, я не хочу говорить о... нем. И вообще он не способен причинить мне боль... ни мне, ни кому-либо еще.
Она говорила с несвойственной ей злостью: почему Ник не хочет ее понять? Энн помассировала пальцами виски, – ей вспомнился ночной голос, пропевший в домофон: «Я должен увидеть тебя».
Ник накрыл ее руки своими.
– О'кей. Ты хочешь уйти отсюда? Мы можем поймать машину и через несколько минут будем в Эванстоне. Но ты же не захочешь пойти ко мне домой... Там нет ничего интересного...
– Я хочу остаться здесь. Мне нравится этот бар. Он напоминает мне те бары, где я бывала, когда училась в колледже. – Энн изобразила ослепительную улыбку.
– Хорошо, – сказал Ник, откидываясь на спинку стула и закуривая сигарету, – о чем же мы будем говорить?
– Например, об этом баре. Что ты о нем знаешь?
Ник окинул взглядом тесноватый зальчик: деревянные столики на длинных ножках, разношерстная публика, низко свисавшие с потолка люстры, высокие табуреты перед покосившейся стойкой и за ней – зеркало, в котором отражались выстроившиеся в ряд зеленоватые бутылки.
– Я давно знаю этот бар. Я вырос недалеко отсюда, а мой отец был знаком с его владельцем. – Вспомнив отца, Ник с минуту помолчал. Он почувствовал, что Энн смотрит на него, удивляясь, почему его лицо вдруг стало таким хмурым. Он вздохнул и заставил себя улыбнуться.
– Так что же?
– Да... во времена моего детства это было особое место. Сюда приходили семьями и даже приезжали из соседних городков. Понимаешь, здесь отдыхали и обедали. Ничего особенного – обычный воскресный обед. Но мне казалось, что это были самые изысканные польские блюда, которые я когда-либо пробовал. По пятницам, когда отец работал ночью, мама посылала меня в этот бар за рыбными сандвичами к ужину. Я до сих пор помню коричневые бумажные пакеты, пахнущие рыбой.
– А где твои родители сейчас?
– Отца убили во время дежурства... он был полицейским. Мама живет на его пенсию во Флориде.
– Где именно?
– Недалеко от Тампы.
– Так вот почему ты стал сыщиком...
– Почему же?
– Потому что твой отец был полицейским.
– Да, думаю, поэтому. – Ник провел рукой по волосам и окинул зал пристальным, чуть ли не подозрительным взглядом, словно в нем вдруг проснулись отцовские гены.
– В чем дело? – спросила Энн.
Ник улыбнулся, довольно нервно, и закурил еще одну сигарету.
– Да нет, ничего. Просто нервы.
– Расскажи что-нибудь о своем отце. У твоих родителей были еще дети или ты один?
– О нет, я – один, совсем один. – Он стряхнул пепел с кончика сигареты и улыбнулся Энн. – Послушай, а не поменяться ли нам ролями?
– Нет, Ник, я тебе все уже давно рассказала. Я хочу услышать побольше о твоей семье. Например, где находился полицейский участок твоего отца...
– И дался же тебе мой отец...
Энн удивленно взглянула на него.
– Извини. – Ник уставился на поверхность стола, поковырял пальцем царапины на ней. Потом поднял глаза на Энн. – Я уже рассказал тебе кое-что, но есть такие вещи, о которых я никогда никому не говорил. Сейчас я расскажу тебе все, и больше не будем к этому возвращаться.
Энн пристально посмотрела на него, словно пыталась по выражению его лица разгадать тайну.
– Хорошо.
– Когда мой отец умер, я просмотрел его бумаги и нашел несколько писем.
Энн вздохнула с облегчением.
– У него был роман, да?
– Может быть, ты не будешь меня перебивать и позволишь мне рассказать до конца? – Ник остановился. – Да, в самом деле, у него был роман. Но этот роман был... – Ник-низко наклонил голову и долго смотрел на стол. Когда он снова взглянул на Энн, его лицо было красным, по щекам текли слезы. Он сердито смахнул их тыльной стороной ладони и почти выплюнул следующие слова: – Но этот роман был с одним малым. С мужчиной, понимаешь? Мой отец был педерастом. – Нику хотелось бы во время этого признания смотреть Энн в глаза, но он не мог и вновь опустил взгляд. – Я думаю, это продолжалось не один год. По профессии тот был фельдшером. Его звали Дэн Мак-Кинни. Господи, он приходил к нам домой по выходным.
Энн накрыла его ладони своими.
– Ну, все это не так уж страшно.
Ник продолжал:
– И знаешь, что самое забавное? Никто на свете никогда бы об этом не догадался. Они оба были здоровенными, сильными мужиками, эти геи. Они вместе охотились, ходили на рыбалку, на футбольные матчи.
– Я уверена, что твой отец был замечательным человеком.
– Что ты можешь о нем знать? – усмехнулся Ник. – Он и в самом деле был хорошим, добропорядочным... гомосексуалистом. Когда я это обнаружил, у меня было такое чувство, словно меня предали. Я понял, что никогда не знал его по-настоящему. Когда он умер, мне было шестнадцать лет, и я очень не хотел быть похожим на него. Суди, что получилось.
Некоторое время они молчали, слушая музыку.
– Мне кажется, что я стал сыщиком действительно из-за него. Но не по тем причинам, о которых ты думаешь. Отец научил меня внимательно присматриваться к людям. Он говорил, что каждый человек – тайна и что на поверхности может плавать не только дерьмо. – Ник наконец отважился взглянуть ей в глаза. – А у тебя какие секреты, Энни?
Энн судорожно вздохнула.
– У меня нет секретов, – сказала она и подумала, как ей хотелось бы, чтобы Ник нашел Джо и заставил ее забыть о нем. Или, по крайней мере, был с ней до тех пор, пока ей не станет лучше и она сама сможет позаботиться о себе.
Ник даже не подозревал, что она напугана. Временами Энн вставала и прохаживалась из угла в угол, окидывая зал напряженным взглядом – она боялась увидеть того, кого не хотела видеть... Она боялась даже звука собственного голоса. А дома на полную мощность включала проигрыватель, потому что ее пугала тишина. Ник взял ее руки в свои и сжал их. Она подняла на него глаза.
– Энни, – мягко сказал он, – нам необходимо поговорить о Джо.
– Но почему?
– Потому что мы должны что-то предпринять, пока он не причинил зла кому-нибудь еще.
– О, но у нас ведь нет полной уверенности, что он кого-то убил. – Энн улыбнулась, но улыбка была какой-то жалкой.
– Такая уверенность есть, во всяком случае, у меня. Да и ты знаешь тоже, что это так и есть. Я знаю, как трудно взглянуть в лицо фактам, но мы должны, как это ни печально, признать: Джо вполне может быть тем самым убийцей.
– Джо не мог бы никого убить. Он слишком чувствителен для этого.
– Энн, вслушайся в то, что ты говоришь! Ты же сама не веришь этому.
– Нет, верю. – Энн смотрела в стол. Когда она снова подняла на него глаза, они казались стеклянными от переполнявших их слез... – Можно мне еще пива? – спросила она. Ник с шумом выдохнул воздух.
– Конечно, я тоже выпью кружку. Но когда я принесу пиво, мы поговорим о Джо. Так сказать, откровенность за откровенность.
– О'кей.
Ник прошел через зал, который постепенно заполнялся людьми. В углу, на небольшой сцене, расположился джаз-оркестр, и Ник слышал, как музыканты настраивали гитары и проверяли микрофоны. Погромыхивал барабан. У стойки Ник заказал две кружки пива.
Когда он вернулся к столу, Энн там не было – она ушла. Проклятье, я должен бы знать, что этим и кончится, подумал он, оглядывая переполненный зал и со стуком ставя обе кружки на стол. Парочка, сидевшая за соседним столом, покосилась на него. Мужчина улыбнулся и что-то прошептал своей спутнице.
Ник тяжело опустился на стул и сделал большой глоток пива. Он уже собирался надеть пальто, как вдруг увидел Энн, пробиравшуюся к нему сквозь толпу. Он с облегчением вздохнул. Глядя на нее, Ник подумал, какое невероятное счастье свалилось на него, что такая прекрасная женщина с ним. А еще он подумал о том, что, если бы не определенные обстоятельства, они бы никогда не встретились.
– В чем дело? – спросила она с улыбкой. – Ты думал, что я ушла и оставила тебя одного?
Ник не ответил, только пододвинул к ней кружку с пивом. Она сделала глоток и сказала:
– Все в порядке, Ник. Не расстраивайся, пожалуйста. Честное слово, я не могла бы бросить здесь тебя одного! – Она засмеялась. – Ты – мой спаситель. – Оглянувшись на музыкантов, уже настроивших инструменты, она спросила: – Правда, они хороши, ты слушал их?
– Я не знаю, какие они, потому что никогда их не слышал. И пожалуйста, Энни, не начинай снова.
– Не начинать чего? – На лице Энн появилось выражение оскорбленной невинности.
– Ты позвонила мне и сказала, что мы должны поговорить. Мы встретились и... – Голос Ника заглушили звуки оркестра, игравшего «Оранжевый цветок». Музыканты и в самом деле играли хорошо, особенно девушка-скрипачка. И играли они так громко, что Ник представил себе, как они с Энн, перекрикивая музыку, обсуждают вопрос: действительно ли Джо Чикагский Резак. Им же придется орать во весь голос, чтобы расслышать друг друга. Парочке за соседним столиком наверняка будет очень интересно.
– Допивай свое пиво, – закричал он, – и поедем ко мне домой.
– Давай останемся еще ненадолго. Они так забавны. – Энн кивнула в сторону сцены.
– Если ты мне веришь по-настоящему, ты поедешь сейчас же... – Ник залпом допил пиво и поднялся.
– Сейчас. – Он прочитал ее ответ по губам. Она тоже допила пиво и встала. Ник помог ей надеть пальто.
По пути в Эванстон они молчали. Энн смотрела в окно, разговаривать не хотелось, а Ник полностью сосредоточился на дороге.
– Как у тебя хорошо, Ник, – говорила Энн, обходя его большую студию. Она, казалось, была приятно удивлена тем, насколько здесь все чисто и красиво. Грубо отесанная сосна и игра теней – от темно-бирюзовых до голубых – создавали ощущение первозданной свежести и одновременно строгой элегантности.
Ник включил торшер, стоявший в углу комнаты.
– Ну что, ты по-прежнему считаешь, что у меня дурной вкус? – Ник улыбнулся ей. – Садись, – продолжал он, указывая на кушетку. – Давай выпьем. Совсем немного «Молсона».
– Это было великолепно, – сказала Энн. Что угодно, лишь бы отложить разговор о Джо. Она откинулась на обтянутую хлопком кушетку и закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как Ник хозяйничает на кухне: звенит стаканами, вынимая их из буфета, открывает и закрывает дверцу холодильника, наливает пиво.
Энн открыла глаза, когда он сел рядом с ней и протянул ей стакан.
Они сделали по глотку. Ник наклонился и поцеловал Энн, дохнув на нее пивом.
Он поставил стакан на столик перед кушеткой.
– Итак, начнем разговор.
Энн покачала головой.
– Я не понимаю, зачем нам говорить об этом.
– Должна понять. Прямо сейчас. Я знаю, тебе нелегко признать, что Джо – давай посмотрим правде в глаза – нездоров. В его дневнике каждая строка указывает на это. Те дневники, которые он писал в юношеские годы, значительно отличаются от теперешних. И ты и я читали их. В течение многих лет он казался совершенно нормальным. То, что случилось с ним в детстве, – ужасно, и даже те, давние записи, напоминают бред сумасшедшего.
– Он – не сумасшедший.
– Энни, ты же не станешь отрицать, что в последние несколько лет записи в дневниках становились все более безумными. Психиатр мог бы это определить, прочитав всего несколько страниц.
– Может быть, это художественное произведение. Ты же знаешь, что он писатель.
– Ты помнишь, что он писал о своей сестре?
– О Марго?
– Неужели ты думаешь, что это художественное произведение? – Он не дал ей возможности ответить. – Я знаю, что ты так не думаешь. Ты же не можешь отрицать очевидного.
Она не отрываясь смотрела в пол.
– Ладно, допустим, он написал несколько глупостей. Но это мелочи. Это еще не повод подозревать его в убийстве. Может быть, он просто нуждается в чьей-то помощи.
– А как насчет прошлой ночи, когда он, сидя под лестницей, пел тебе в домофон?
Энн передернуло, внезапно она почувствовала озноб. Она начала было что-то говорить, но замолчала.
– Неужели ты тогда не испугалась? Неужели и сейчас тебе не страшно? Разве его голос тогда был похож на голос здорового человека?
После короткого молчания она сказала:
– Ты прав. Но это еще не значит, что он мог бы причинить вред мне или кому-нибудь еще.
– Ну а как насчет скальпеля в ванной? Ты говорила, что на нем была запекшаяся кровь.
– Ну и что? Может быть, он порезался. Он мне сказал об этом.
– Ты же сама говорила, что из царапины на пальце не могло вытечь так много крови. – Ник немного помолчал. – Вспомни, что было потом, когда ты вернулась: скальпель исчез из мусорной корзины. Он вытащил его оттуда и куда-то спрятал.
– Я не знаю этого! – Энн не сдержала крика и закрыла рот рукой. Затем заговорила более спокойно: – Может быть, он просто увидел скальпель в мусорной корзине и не захотел его выбрасывать.
– Тогда зачем же его прятать? Почему не положить обратно на раковину, где он раньше находился?
– Ты помнишь все, до мельчайших деталей, да?
– Это моя профессия. Я еще помню твой рассказ о том, что он сильно нервничал, когда ты спросила его о скальпеле.
Энн задумчиво разглядывала деревянный пол.
– Неужели ты не понимаешь, Энни? Ведь во всех сообщениях об убийствах говорится, что Резак наносит раны исключительно острым инструментом, похожим на бритву. Скальпель в точности соответствует этому описанию.
– Это могло быть лезвие бритвы. А если даже и скальпель, то почему он обязательно принадлежит Джо?
– Ты себя успокаиваешь, – произнес Ник. – Все равно я прав.
Энн услышала, как захлопнулась дверь ванной. Она закрыла лицо руками, пытаясь отогнать угнетающие ее мысли. Она не хотела слышать того, что говорил Ник, но была вынуждена все это выслушать.
Вернувшись, Ник улыбнулся ей.
– Я не хочу причинить тебе боли. – Он сел рядом и крепко обнял ее за плечи. – А если и делаю больно, то лишь потому, что беспокоюсь о тебе.
– Я знаю это. – Она поглядела в его светло-серые глаза и протянула ему свой стакан. – Налей, что ли, еще.
Вернувшись с наполненными стаканами, Ник сказал:
– Я думаю, тот факт, что он скрылся, не говорит в его пользу. Почему он прячется? Жил бы и жил в мотеле АМХ.
– Может быть, у него нет денег?
– А у вас в банке общий счет? Мог он оттуда взять денег?
– Да, конечно.
– Значит, мог. А он скрылся. Обычно люди скрываются по какой-либо причине, например, если кого-то боятся.
– Возможно, ты прав... Он ведь исчезал и раньше, задолго до того, как мы разошлись, – сказала Энн. – Не на несколько дней, а на день. Возвращался поздно и не мог вразумительно объяснить, где был... Я тебе говорила... одно из тех убийств произошло именно тогда, когда он пропадал... Впрочем, я не совсем уверена...
– А я думаю, что ты в этом как раз уверена.
– Во всяком случае, этого недостаточно, чтобы идти в полицию или предпринимать что-либо подобное.
Ник закатил глаза.
– Ну а как насчет его отношений с Пэт Янг? Может быть, это добавит тебе уверенности?
– Это вообще чепуха.
– Нет, не чепуха. Это более чем подозрительно. Эта женщина что-то знает и не говорит. Я не был бы детективом, притом уже шесть лет, если бы не имел нюха на такие вещи. Нюха или интуиции – называй, как хочешь.
– Пусть так, но одной только интуиции недостаточно, чтобы идти в полицию.
Ник покачал головой.
– Энн, зачем ты себя обманываешь? Помимо моей интуиции у нас есть куда более веские доказательства. – Он погладил ее по щеке, почувствовав, как она сконфужена и уязвлена. – Ну, извини, милая.
Некоторое время они сидели молча, потягивая пиво и глядя друг на друга. Наконец Ник сказал:
– Энни, вспомни, что Пэт Янг живет как раз напротив дома, где жила Мэгги Мазурски, одна из жертв. Она вполне могла видеть, как убийца входил в дом и выходил оттуда.
– Если она действительно что-то видела, то почему она так странно себя ведет?
– На этот вопрос я не могу ответить. У меня есть подозрение, что она хочет выгородить Джо. Иначе почему она отказалась разговаривать со мной? Я знаю, что Джо входил в ее квартиру. Я сам это видел.
Энн встала и поставила свой стакан на маленький столик. Затем подошла к окну и раздвинула занавески. В небе висела полная луна, жилой дом на другой стороне улицы казался серебристым. Снег таял. На пороге была весна.
– О чем ты задумалась?
Энн засмеялась.
– О чем я думаю? – Энн задернула занавеску и повернулась к нему. – Я думаю о том, что ты прав. С Джо творится что-то ужасное. – Она подошла и села, обхватив себя руками. – Понимаешь, в каком-то уголке моей души еще сохранилась надежда, что Джо – просто больной человек, а совсем не убийца. Но, честно говоря, я понимаю, что просто глупо отрицать его вину.
– Так я могу пойти в полицию и рассказать обо всем?
Внезапно она вскочила и закричала:
– Нет! – Она тяжело дышала и смотрела на Ника так, будто он предложил линчевать Джо. – Мы не можем так поступить. Я не хочу, чтобы его затравили как зверя и убили. А они это сделают. Ты читаешь газеты? Весь город против него. Мы сами должны его найти. Должны настоять, чтобы он обратился к врачу. Это более безопасный путь, и у Джо буду неплохие шансы, если дело дойдет до суда.
Ник покачал головой.
– Этот план никуда не годится, Энни. И прежде всего потому, что ты окажешься под ударом. Я знаю, ты не хочешь с ним встречаться, но все равно он может причинить тебе вред или даже убить тебя.
– Он никогда...
– Да ты не знаешь этого! И не спорь со мной, пожалуйста. Только это заставляет меня продолжать следить за ним. Если бы в департаменте полиции знали, кого надо искать, нам было бы легче. Без их помощи я не найду его. Кроме того, мы не имеем права утаивать информацию.
– Ну пожалуйста, Ник! Я не хочу никакой огласки. Они убьют его.
У Ника задрожали губы.
– Они убьют его? Но, Энни, что с тобой происходит? Ты же видишь, сколько человек он уже убил. Бога ради, подумай о том, что будет, если мы не заявим о нем в полицию. Убийства будут продолжаться. – Ник попытался заглянуть ей в глаза и прочитать в них, что она чувствует. – Подумай о его будущих жертвах.
Энн опустила голову, волосы закрыли ее лицо. Ник видел, что она дрожит. Боже мой, подумал он, каково ей сейчас? Он попытался обнять ее.
– Нет, – прошептала Энн, выскальзывая из его объятий. Она продолжала смотреть в пол. Когда она заговорила, в ее голосе не было никаких эмоций.
– Ты такой же, как и все остальные. Ты не можешь понять. Я думала, что ты другой, но ты такой же. Ты хочешь затравить его как зверя. – Она подняла на него глаза, лицо ее было мокрым от слез. – Что, не так, что ли?
Он попытался отвести с ее лица прилипшие волосы. Она грубо оттолкнула его руку.
– Не прикасайся ко мне!
Они сидели друг против друга, молчание затянулось. Ник выключил свет в надежде, что темнота поможет им разговориться. Наконец он произнес:
– Что, ну что мы можем сделать, если не пойдем в полицию? Или ты хочешь взять грех на душу?
Энн повернулась к нему, и даже в темноте он почувствовал, что она пристально на него смотрит.
– Мы не знаем, нарушил ли он закон. Мы не знаем, убийца он или нет.
– Я знаю, что это так, подумал он, но не решился произнести эти слова вслух, потому что это было равносильно тому, чтобы выгнать ее из дома.
И из своей жизни. Он представил себе, как она уходит, закрывая за собой дверь. Он придвинулся и взял ее руку в свою. И не отпускал.
Энн прошептала:
– Я должна поговорить с ним.
Он смотрел на нее и видел в ее лице отчаяние. Что-то шевельнулось в его душе.
– Послушай, Энни, мне нужна еще неделя. Я всеми силами постараюсь найти его. Но если за эту неделю вновь произойдет убийство, я иду в полицию. И – да поможет нам Бог... Лишь бы с тобой ничего не случилось.
Она обняла его.
– Одна неделя, – прошептала она, – этого вполне достаточно...
– Я жду, Энни, ровно семь дней. Большего я не могу сделать, даже ради тебя.
Энн поставила машину в гараж, вышла из нее, огляделась и медленно направилась к лифту. Сейчас ей хотелось, чтобы Ник был рядом. Он предлагал встретить ее около дома, но Энн отказалась. Она устала от этой бесконечной погони и просила его больше не искать Джо.
Электрический свет казался ей более тусклым, чем обычно. Она была уверена, что это – результат переутомления. Так бывало всегда, когда она уставала. Энн уже подходила к лифту, как вдруг ей почудились шаги за спиной. Когда она ставила машину, в гараже было тихо. Она долго прислушивалась. Внезапный автомобильный гудок заставил ее вздрогнуть и даже вскрикнуть. Какая-то машина прорвалась сквозь заграждение.
Вслед за этим послышался глухой удар – словно кто-то в темноте налетел на машину.
Она обернулась, вглядываясь во тьму, но ничего не увидела. Энн бросилась к лифту и успела вскочить в него перед тем, как двери закрылись.
Дома Энн зажгла свет во всех комнатах и включила магнитофон с записью Оскара Петерсона. Сидя за кухонным столом, она уговаривала себя ничего не бояться: сейчас, у себя дома, она в полной безопасности. Да и в гараже, вероятно, никого не было.
Позже, в спальне, когда и свет и магнитофон были уже выключены, она подумала, не позвонить ли Нику. Если он дома, то обрадуется возможности приехать и провести с ней ночь, как это было вчера и позавчера. Но. усталость буквально валила ее с ног, и Энн решила, что самое лучшее – как следует выспаться.
Как только музыка смолкла, в квартире воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь журчанием воды в туалете, и Энн была благодарна этим звукам и чьим-то шагам у себя над головой...
Швейцар Алек Руни удивленно уставился на Джо. Какой-то бродяга неизвестным образом проник в дом, да еще называет себя Джо Мак-Эри. Чушь какая-то! Джо Мак-Эри был симпатичным, вежливым парнем.
– Послушай, Энн уже спит. И я не хочу будить ее. Просто мне не повезло – я забыл ключи.
Руни вздохнул.
– Н-да... бывает... А немного травки у вас не найдется?
Джо похлопал себя по карману и покачал головой.
– Уже поздно. Дай мне ключ и иди спать.
– Я не имею права. Могу только позвонить отсюда миссис Мак-Эри по телефону, она откроет дверь, и все будет в порядке.
Руни повернулся к экрану монитора, стоявшего у него за спиной.
– Сукин сын, – процедил Джо сквозь стиснутые зубы. Не оглядываясь по сторонам, он выхватил скальпель и полоснул швейцара по шее. Руни от изумления открыл рот. Джо накинул на него свой темный шарф, оттянул его голову назад и быстро перерезал ему горло. Кровь брызнула струей и залила груду бумаг, лежавших на столе.
Джо склонился над раной и начал сосать горячую медно-красную жидкость, мгновенно окрасившую его губы. Силы Джо удвоились, и он без труда удерживал пытавшегося сопротивляться человека.
Руни затих. Джо огляделся. Никого. Он знал, что прямо позади стола находится туалет. Одной рукой он схватил залитые кровью бумаги, другой – приподнял Руни. Потом перетащил швейцара в туалет и усадил его на унитаз. Окровавленные бумаги Джо разложил на бачке.
Затем Джо вытер окровавленные руки о брюки.
– Вот так, ублюдок, – проговорил он, обращаясь к безжизненному телу. – Неплохой урок, а? Теперь будешь знать, как должен вести себя человек на твоем месте.
И захихикал.
Энн закрыла глаза и уже стала засыпать, как вдруг услышала подозрительный щелчок.
Она села в постели, мгновенно узнав этот звук, хотя и убеждала себя, что это что-то другое.
Звук ключа, вставляемого в замочную скважину. Поворот.
Энн чувствовала, как пот градом катится по лбу, чувствовала, как колотится сердце.
Дверь распахнулась и снова закрылась. Тишина. Молчание.
Сильный удар.... кто-то ногой опрокинул кофейный столик.
Негромкое хихиканье.
Энн натянула пеньюар. Ладони ее вспотели. В дальнем конце коридора кто-то медленно сделал несколько шагов.
Подходит ближе...
Энн вглядывалась в темноту едва дыша. Инстинкт подсказывал ей, что нужно сжаться в комок – она, как животное, искала защиты от того, от чего защиты не было.
Почти не раздумывая, Энн вскочила с постели. На цыпочках подбежала к туалету и открыла дверь, молясь, чтобы она не скрипнула. Затем, втянув голову в плечи, затворила за собой дверь. В уголке туалета она скорчилась, съежилась и накрылась старой лыжной курткой Джо.
Энн прислушивалась и ждала.
Наконец она услышала голос Джо в спальне. Он что-то напевал и смеялся как бы про себя.
– Энни... Энни, – говорил он, – выйди ко мне, выйди, где бы ты ни была.
Она слышала, как он прошел в ванную, смежную с туалетом.
Потом, беспрерывно хихикая, он приблизился к туалету.
Это хихиканье показалось ей настолько чуждым, что она усомнилась – Джо ли это. Ей бы очень хотелось, чтобы это был кто-нибудь другой. Пусть параноик, дебил – кто угодно, только не человек, которого она когда-то любила и который теперь хочет убить ее.
Дверь туалета распахнулась, и Энн затаила дыхание.
– Иди к папе, Энни, иди, у меня есть для тебя сюрприз. – Смех стал громче.
Он отшвырнул ботинки, черной тенью маячившие у порога.
Дверь закрылась. Энн прикусила нижнюю губу и почувствовала солоноватый вкус крови. Потом до нее донеслись какие-то странные, необъяснимые звуки, следовавшие без перерыва один за другим. Джо шумно дышал, как при тяжелой работе. Энн казалось, что эти звуки продолжаются целую вечность, и она никак не могла понять, что они означают.
Наконец послышался голос Джо:
– Ну, погоди, сука! Я до тебя доберусь!
Он дышал тяжело и прерывисто, как будто только что пробежал целую милю.
Потом по удаляющимся шагам Энн поняла, что он направился к входной двери. Дверь громко хлопнула.
Обманный трюк? Энн не хотела выходить. Она сжалась в комок и вглядывалась в темноту до тех пор, пока бледный луч рассвета не проник в дальний угол туалета, где она скрылась.
Когда она выбралась из туалета и вошла в спальню, ее глазам открылась картина разгрома: все постельное белье, матрасы и четыре подушки были изрезаны и изорваны в клочья. Повсюду валялись перья и лоскуты – результат «тяжелой работы» Джо. Энн поняла, что за звуки потрясли ее, когда она сидела за дверью туалета. Кроме того, она обнаружила, что к своему арсеналу Джо добавил большой кухонный нож.
Энн подняла телефонную трубку и набрала номер Ника. «Будь, пожалуйста, дома», – прошептала она.
– Алло, – прозвучал его сонный голос.
Она разбудила его, но сейчас это не имело значения.
– Ник, пожалуйста, приезжай прямо сейчас! Мы должны связаться с полицией!