Текст книги "Странствие за Фарадоунами (ЛП)"

ГЛАВА XVI

Весь похрустывающий морозцем январь они брели через равнину. На земле лежал плотный зимний покров; оголенные деревья выстыли, поля под низко выкошенной травой замерзли. Иногда шел снег – но не дождь (для дождя было слишком холодно), и этому животные радовались, потому что дождь приносит сырость, а сырость – враг любого дикого существа. Снег подмерз, укутал деревья блистающим нарядом, посверкивавшим в лунном свете, и спрятал поля под жестким белым настом, по которому было легко ходить, не оставляя следов. Впрочем, хоть от дождя путники были избавлены, зато с холмов, которые они только что пересекли, налетал секущий ледяной ветер, который пронизывал до костей. Бет радовалась, что надела плащ и многослойные одежки: они, пусть тяжелые и громоздкие для ходьбы, по крайней мере хранили ее в относительном тепле.

Они придерживались того же распорядка, что и раньше: днем спали под изгородями или в низинах, а вечером, когда солнце начинало клониться к горизонту, отправлялись в путь сквозь холодную ясную ночь под мерцающими в небе звездами и освещавшей путь луной. Большую часть времени Ситтеля со стоячими камнями, к которому шли звери, не было видно, но Наб без труда чувствовал потоки Руусдайк. По временам в странствиях они случайно наталкивались на Ситтель помельче. Он мог быть отмечен камнем, или же то могла быть просто небольшая насыпь, или рощица, или бьющий из земли родник; в другой раз он принимал форму грота у ручья или скопления огромных камней. Животные ненадолго останавливались в подобных местах и напитывались мощью Ситтеля, дарившей им энергию, силы и ясность мысли; если им везло выйти на один из них ближе к рассвету, они спали там целый день и просыпались, чувствуя себя чудесно отдохнувшими и приободрившимися.

Раны Сэма уже почти полностью исцелились, и он был на самом пике формы; его мех сиял темным золотом, а глаза прояснились и блестели. Перрифуту тоже стало лучше, и однажды вечером компания пришла к мнению, что он уже попросту, так сказать, катается «зайцем»; тогда Наб бесцеремонно выгнал его из люльки. Конечно, если бы зайца не «подвезли», он ни за что бы не поправился и вряд ли даже выжил бы. Однако теперь Перрифут почти вернулся к нормальному состоянию, хотя все еще изрядно прихрамывал и ему не суждено было вернуть себе прежнюю резвость.

Бет обнаружила, что привыкла к травам, корням, ягодам и грибам, которые находил для нее Наб, и некоторыми из них даже начала наслаждаться. По крайней мере, теперь они давали ей достаточно сил для путешествия, и девочка с нетерпением ждала весны и лета, зная, что тогда выбор будет куда разнообразнее. Она научилась распознавать кое-какие из съедобных растений, и, хотя Наб неизменно настаивал, чтобы она, прежде чем их съесть, давала взглянуть ему – на случай, если попадутся ядовитые, – бóльшую часть своего пропитания добывала себе сама.

Шагая рядом ночи напролет, они продолжали начатое в сенном сарае обучение друг друга языкам, и вскоре Наб овладел речью Бет достаточно, чтобы рассказать ей о своей жизни и об их общей задаче. Она восхищенно и с удивлением слушала его рассказы о том, как его нашли, о детстве в логове с Броком и Тарой, о своих приключениях и дружбе с другими животными Серебряного Леса. Он рассказывал ей былины и легенды о членах Совета: Руфусе, Бруине, Стерндейле и Пикторе, ныне погибших, а также о великих героях прошлого, об изначальных днях, когда уркку только-только появились на земле, и о мифах времен До-Людей.

Потихоньку, по мере того как разворачивалось их совместное странствие, Бет начал открываться целый новый мир, – мир, о существовании которого она раньше почти ничего не знала, мир, над которым маячила тень Уркку – вездесущая, мрачная, угрожающая. У нее словно распахивались глаза, и когда Наб наконец пересказал ей, как сумел, сагу, поведанную ему лордом Викнором, стали понятны ответы на множество беспокоивших и ставивших ее в тупик вопросов; теперь головоломка сложилась. Она чувствовала смирение и гордость от того, что Ашгарот избрал ее сопровождать Наба, и обрадовалась тому, что объяснилось значение ее снов. Ей предстояло сыграть свою роль в этой саге, – роль, которую она и прочие поймут полностью лишь в конце, когда ее явит им Ашгарот. Закончив, Наб порылся рукой под одеждой из коры, нашел на Поясе Аммдара футляр, в котором находилось Кольцо, нажал на защелку и вынул его.

– Вот, это твое. Это дар тебе от Ашгарота; мне его дал лорд Викнор как знак для тебя, – ласково сказал Наб.

Бет приняла прелестное кольцо, которое она так отчетливо помнила по снам. Лишь только она это сделала, серебристые туманные нити глубоко внутри него замерцали и пришли в грациозное движение в золотых отсветах от драгоценного камня, глубоко посаженного в оправу. Она бережно и не спеша надела кольцо на длинный средний пальчик правой руки, и оно словно окружило девочку аурой света – настолько могучим было его сияние. Там кольцо и осталось навсегда – она никогда больше его не снимала – и сила его красоты не переставала изумлять Бет всякий раз, когда она поглядывала на него, и поддерживать в трудные моменты, когда девочка чувствовала сомнения, страх или неуверенность. Кольцо стало связью Бет с миром, что показал ей Наб, ее доказательством того, что она действительно избрана, и постоянным напоминанием о силе и волшебстве этого мира и о глубине его тайн.

Местность, по которой они шли, оказалась не такой однообразной, какой представилась им на первый взгляд; ее перерезали маленькие ручьи и долины, попадались и большие участки леса, которые животные старались быстро миновать, чтобы их не увидел никто из тамошних обитателей. Ведь даже само существование Наба и Бет должно до конца сохраняться в тайне, ибо стоит только молве распространиться в лесах, и она очень быстро дойдет до ушей Дреагга.

По мере того как они продвигались по равнине, земли становились плодороднее, поля меньше, а жилища уркку многочисленнее. Повсюду стояли фермы, и иногда было невозможно не оказаться в пределах видимости хотя бы одной из них. Тогда они ползли по канавам или вдоль изгородей, а тем временем над полями вспыхивал свет из окон ферм, и в морозном воздухе разносился шум от дойки коров в стойлах – гул доильных аппаратов или грохот ведер. Иной раз взлаивала собака, и путешественники застывали на месте, когда в доме открывалась дверь и уркку выглядывал в ночь – посмотреть, что потревожило пса. Потом они ждали, пока дверь опять не закроется, прежде чем продолжить путь вперед, словно безмолвные тени.

Тогда же животные познакомились и с шоссе – огромными полосами бетона, которые пересекали поверхность земли. Бет объяснила их назначение Набу, а тот в свою очередь передал остальным, хотя они видели подобное и раньше. Бет рассказала им об опасностях перехода дороги, когда по ней проезжает автомобиль уркку, и всегда сама переводила их: затаившись на обочине, она высматривала, не приближается ли свет фар, и делала зверям знак идти по одному, когда было можно. Иногда случалось так, что двое из них оказывались в безопасности на противоположной стороне – как правило, это были Перрифут и Брок, потому что шли первыми, – и тут вдруг из ниоткуда появлялся поток машин, и животные, дрожа от страха, отлеживались за откосом или прятались в кювете на краю, пока машины проносились мимо в урагане шума и света, душили их пылью и выхлопом.

Однажды они пересекали дорогу у поворота и, думая, что опасности нет, Бет махнула Перрифуту перебегать. Только он выпрыгнул на асфальт, как из-за угла с визгом вылетел автомобиль и поймал его в свет фар. Мгновенно загипнотизированный заяц застыл, как в том запомнившемся Набу случае в поле перед Серебряным Лесом, но, к счастью, Бет кое-как успела выскочить и затащить его назад, прежде чем Перрифут попал под колеса. Водитель увидел девочку в свете фар и притормозил на дороге поодаль. Когда он вышел, Бет подошла к нему и сказала, что он чуть не сбил ее маленького песика, которого она пока что привязала к дереву на обочине дороги, в канаве. Он предложил подвезти домой и ее, и песика, поскольку ночь холодна, а время приближается к полуночи, но она вежливо отклонила предложение, объяснив, что живет недалеко и просто выгуливала собаку на ночь. Тогда мужчина пожелал ей спокойной ночи, вернулся к своей машине и уехал, слегка сбитый с толку при виде симпатичной, правда, несколько диковато выглядящей девчушки в коричневом твидовом плаще, с глазами, ошеломляющими своей глубиной и проникновенностью, и со спутанной гривой светлых волос. Она сказала, что живет недалеко, а ближайший дом, который он проехал, находился в восьми милях позади. Снова сидя в привычной кабине собственной машины, он почти уверился, что все происшествие ему привиделось.

Чуть позже путешественники наткнулись на свой первый город. Предыдущей ночью они заметили в темном небе красное свечение и гадали, откуда оно взялось. С рассветом животные остановились у подножия огромного дуба и отдыхали весь день, а вечером снова отправились в путь. Впереди все так же светилось зарево, а к полуночи они уловили неумолчный гул, доносимый ветром. Гул этот пока сливался в неразличимую смесь шумов, на которую можно было почти не обращать внимания; он напоминал животным вой ветра в деревьях. По мере их приближения зарево становилось ярче, а шум – громче и разнороднее, так что теперь среди общего фона различался то случайный гудок автомобиля, то рокот тяжелого грузовика, катящего по улицам, то стрекотание мотоцикла на опустевшей дороге.

Они подбирались через луг к вершине крутого подъема и вдруг очутились на высоте над раскинувшимся внизу городом. Он был не особенно велик, но животным казалось, будто он уходит в бесконечность. Уши зверей тут же принялся терзать шум, небо запылало светом; прежнее красное, сравнительно мягкое свечение исчезло, теперь им предстал водоворот красного, оранжевого и белого. Свет высек огромный свод в ночной тьме над головой, и повсюду, как искривленные спицы гигантского колеса, протягивались красные ленты – это расходились вдоль дорог в пригороды уличные фонари. Местами путники видели движущиеся сдвоенные пятна света там, где возвращалась домой запоздавшая машина или колесил по городу одинокий грузовик. Порой, если ехавшая по предместьям машина круто заворачивала, этот свет врезался лучом в темноту окружающей сельской местности и описывал дуги; раз или два фары светили прямо на животных, на мгновение ослепляя их, и следовали дальше своей дорогой.

Здесь стоял тошнотворный запах дыма и химикатов, идущий из большой промышленной зоны на краю города – там и огни сияли ярче, и шума и оживления было больше. Запах забивал ноздри и отдавал странным металлическим привкусом во рту; путешественники никак не могли продышаться и немного испугались, ощущая, как с каждым вдохом в легкие проникает этот чуждый воздух, от которого их выворачивало.

Какое-то время животные простояли на вершине подъема, одновременно устрашенные и зачарованные городом. Он был словно огромный зверь, дышащий огнем и дымом, который, даже отдыхая, не мог остановить неустанной суматохи в своем нутре. Наб засыпал Бет множеством вопросов, и она ответила на них как могла, потому что была слабо знакома с городской жизнью. Когда она рассказала ему все, что знала, он похолодел от страха, ибо понял, что ни за что не смог бы здесь уцелеть – жизнь посреди города, в окружении этой массы бетона, света и шума, стала бы для него кошмаром.

– Через это место нам не пройти, – сказал он находящемуся рядом Уорригалу. – Я не смогу чувствовать Руусдайк, и мы потеряем направление. Придется обойти его. Будем надеяться, что подхватим след по другую сторону.

– Потеряем много времени, – ответил филин.

– У нас нет выбора. Если мы заблудимся в городе, времени уйдет гораздо больше. Можем вообще не выбраться. И нас обязательно приметят. Бет сказала, внутри него обитает несметное количество уркку. Нет. Надо идти вкруговую.

Они отправились в обход вокруг города, постоянно держась от него на одном и том же расстоянии. На это потребовалось пятнадцать ночей; пятнадцать ночей город был их неизменным спутником. Под конец они с ним почти освоились. Они чувствовали, как меняется его настрой с течением недели: деловитый гуд рабочих дней переходил в отчаянное веселье субботы, а от него в покорную ленивую дремоту воскресенья, после чего весь цикл неумолимо начинался заново.

Им приходилось идти очень медленно из-за множества разбросанных вокруг города поселений и оживленных магистралей, на которых визжали и гремели машины; однако никаких происшествий не случалось, хотя иногда они бывали вынуждены подходить к домам так близко, что до них доносились голоса. Когда Бет слышала разносящиеся в ночном воздухе знакомые домашние звуки – свист чайника, кипящего на плите, звон тарелок на кухне или топанье пары ног, поднимающихся по лестнице, – она чувствовала себя очень странно. Они возвращали ее в тот мир, частью которого она была так долго и от которого сейчас отказалась, и напоминали ей о родителях и доме. Тогда ее захлестывали волны ностальгии, но быстро исчезали из-за напряженности момента, потому что обычно это случалось, когда путники прокрадывались мимо стены дома или сквозь живую изгородь в саду.

Так, пока люди глядели в телевизоры или спали в своих кроватях, снаружи в холодной ясной ночи небольшой отряд медленно и осторожно обходил город, пока наконец не увидал вдали Ситтель. Вскоре Наб обнаружил земные токи, которые сказали ему, что он снова на прежнем пути, и ощутившие облегчение звери возбужденно устремились в сторону далекого холма. Они чувствовали, что теперь все в полном порядке, они идут верной дорогой и вскоре прибудут в расположение морских эльфов, где встретятся с Повелителем эльфов Моря. Первый этап их пути завершится.

Вскоре они достигли кургана, который так долго притягивал их взоры. Курган был меньше, чем представлялось издалека, – просто большой холм с плоской вершиной и кругом больших камней, расставленных в траве. Кто-то из первых уркку с помощью логики смог распознать магическую силу таких мест и попытался сконцентрировать и увеличить их мощь, поместив в них эти камни. Ибо люди, отринув магию, встали перед необходимостью использовать логику, чтобы извлекать и использовать Силу. Уркку удавалось ощутить магическую энергию только там, где она была особенно сильна, поэтому им остались совершенно неизвестными мириады меньших Ситтелей, о существовании которых знают только эльфы и животные; ведь лишь обладающие магией могут интуитивно чувствовать места Силы. Сами же звери в своих странствиях сталкивались с такими особо крупными и могучими Ситтелями лишь изредка.

В этом Ситтеле они провели ненастный ветреный день раннего февраля. Над равниной завывал ветер, а по тяжелому небу катились друг за другом огромные темные облака. Они сидели, сбившись вместе в затишке позади одного из камней, завороженные пролетавшими над ними облачными армиями, и вбирали в себя мощь Ситтеля. Энергия места ощущалась так явственно, что животные не могли спать, да, по правде сказать, и не испытывали нужды в сне. За их спинами открывалась взгляду вся преодоленная ими равнина, впереди же находилась очередная гряда невысоких холмов, которую предстояло пересечь, а за холмами, чувствовали они, лежало море.

Когда подошло ночное время, звери отправились через участок равнины, лежавший между ними и холмами, и к полуночи уже поднимались вверх. Вскоре пышные зеленые пастбища низменностей остались позади, земля стала каменистой, трава низкой и скудной, и вместо коров они видели только овец, ковыряющихся в редких клочках зелени между скалой и кустарником. На следующий день ветры принесли снег и, проснувшись под вечер, животные обнаружили, что все кругом укрыто толстым белым одеялом. К счастью, снег прекратился и небо начало очищаться, так что луна ярко освещала холмы. Теперь идти стало легче, потому что на вереске и кустарнике снег подмерзал, и странники изрядно продвинулись, особенно благодаря тому, что здесь, на возвышенности, не было жилищ или других признаков уркку.

Зверям потребовалось еще две ночи, чтобы достичь другой стороны небольшого всхолмья. В конце концов они оказались на вершине крутого склона, спускающегося к пелене тумана внизу. Наступал рассвет, поэтому они отдохнули и поспали за скальным выступом, прежде чем вечером отправиться вниз по склону. К их разочарованию, снова пошел дождь, так как погода стала теплее. Это была уже не прежняя ходьба – ясными бодрящими ночами, по заснеженному вереску, под светом луны и звезд; под завесой сырости радостное возбуждение вскоре улетучилось.

Луны на небе не было, и даже Уорригал и Брок сквозь дождь не видели дальше собственного носа. Звери медленно спускались по узким тропинкам. Дорожки были скользкими от дождя, который не успел еще растопить лед, но вместо этого заполировал его слоем воды, – не грунт, а сплошное коварство. Несколько раз Бет поскальзывалась, а один раз даже покатилась вниз по крутому склону и остановилась только на краю небольшого ручья. С этого момента Наб держал ее за руку, потому что некоторые из тропок вели по краю глубоких впадин, обрывающихся в чернильную темноту, которая, как нетрудно было догадаться, уходила далеко вниз.

Когда животные достигли нижнего из предгорий и почти спустились до самого подножия, видимость внезапно резко ухудшилась, потому что они оказались в густом клубящемся тумане. Дождь прекратился, но от липкого, холодного и влажного тумана они промокли до костей. Некоторое время их вел вперед Наб, потому что он улавливал токи Руусдайк даже лучше Уорригала. Филин сидел на его плече, всматриваясь в мрак впереди и по мере возможности направляя мальчика вдоль линий, больше всего походивших на зеленые тропки, по обе стороны которых земля как бы отступала и становилась черной и зыбкой.

– Сегодня нам дальше не уйти, – заявил вдруг Наб. – Я потерял Руусдайк. Подождем здесь до рассвета, тогда станет видно, куда мы попали.

Уорригал слетел вниз и уселся на старый гнилой пенек. Его глаза покраснели и слезились от усталости, перья намокли и отяжелели. За ними с Набом молчаливой понурой стайкой собрались остальные, а вокруг призрачными видениями клубился туман.

– Мы решили остаться здесь до утра, – объявил Наб, и все без возражений улеглись на мокрую землю.

Заснуть не получалось. Над этим местом отчего-то нависла атмосфера зла; туман сгущался в приплясывающие фигуры, которые хитро и злобно глазели на них сквозь тьму; фигуры уносились, чтобы смениться другими, а те – следующими, не похожими на предыдущие, пока животные не оцепенели в каком-то тупом тошнотворном ужасе. Усталость в конце концов одолела Бет, и она погрузилась в беспокойную дрему, в которой злобные фигуры, проносящиеся перед ней в тумане, приняли гигантские размеры. Они хохотали над ней с небес, их длинные пальцы обхватили ее тело и утянули наверх, перебрасывая, как тряпичную куклу, от одного существа к другому. Казалось, их плоть сделана из какого-то склизкого студенистого вещества, и там, где они прикасались к Бет, она ощущала ужасную промозглость и холод. Сырость пронизала все ее тело, смыкая свои ледяные пальцы вокруг самой ее души и дергая так, будто хотела вырвать вовсе.

Она отбивалась и боролась, стараясь освободиться из их хватки, но они только смеялись и снова подбрасывали девочку в воздух, где она панически размахивала руками, пока ее не ловила следующая фигура. По мере того как до Бет доходила полная безысходность ситуации, ее охватывал безумный страх, холодя сердце и превращая ноги в студень. Она была уже готова оставить борьбу и предаться отчаянию, когда почувствовала, что ее трясет еще одна рука, на этот раз теплая, и услышала, как знакомый голос настойчиво зовет ее по имени. «Бет, Бет!» – будил он ее, и она медленно стряхнула паутину кошмара. Девочка открыла глаза – сверху на нее смотрело взволнованное лицо Наба. Несмотря на жуткий холод, она чувствовала выступающие на лбу и смешивающиеся с сыростью маленькие капельки испарины.

– Обними меня, – испуганно пролепетала она, и он так и сделал, вдохнув в ее тело жизнь и растопив холод в душе теплом любви.

– Ты металась во сне и кричала. Мы испугались за тебя, – сказал он.

Она пересказала ему свои видения, а остальные со страхом вслушивались. Когда она закончила, наступило молчание; звери сидели во влажном полумраке раннего утра, не зная, что им думать или предпринять. Вскоре сквозь туман попыталось просочиться бледное размытое солнце, и они увидели вокруг себя унылый пейзаж – искривленные, низкорослые деревья и однообразное болото, залитое темной водой, тянущееся в призрачном свете насколько хватало глаз. Они пришли по одной из множества слегка приподнятых над ним дорожек, поросших травой, но та, на которой они находились, всего в нескольких шагах впереди обрывалась и погружалась в трясину. Надо всем повис тяжелый сырой запах гниющей растительности, и животные видели торчащие, как пальцы, из болота мертвые гнилые пни, покрытые грибами, лишайниками и мхом, с которых непрерывно капало в топь.

– Дурное место, – прошептал Уорригал, словно боялся, что болото может услышать.

– Мы должны вернуться и попытаться найти другой путь, – сказал Наб, но не двинулся с места; его тело словно утопало в пучине отчаяния и апатии, из которой он не в состоянии был его вытянуть.

Вдруг Брок громко воскликнул:

– Что это? Смотрите! Идет сквозь туман!

Путники едва могли разглядеть высокую белую фигуру, медленно и целенаправленно шагающую к ним по болоту, и начали различать размеренное хлюпанье осторожных шагов по воде.

– Это цапля, – сказал Брок.

Птица шла к ним, переступая своими длинными веретенообразными ногами и осмотрительно опуская их в топь, при этом ее голова с вытянутым, смертоносно острым клювом в ритм шагам ходила вперед-назад. Животные иногда встречали таких созданий раньше, так как цапли иногда появлялись у речушки на задах Серебряного Леса, но это случалось редко, и они никогда раньше не видели этих птиц так близко. Цапля остановилась перед ними, ее длинные белые крылья были сложены по бокам и спускались сзади к маленькой закругленной гузке. «Она как будто-то во фраке», – подумалось Бет. От глаз птицы к макушке тянулись округлые черные отметины, переходящие в хохолок на затылке. Бет сказала бы, что птица словно носила очки в толстой черной оправе. Когда цапля говорила, ее длинная шея, зажатая между плечами, слегка подрагивала.

– Я Голконда из рода больших белых цапель, Хранительница Болот Блора. Я уже давно жду вашего прибытия – морские эльфы предупредили меня, что вы придете. Моя задача – обеспечивать безопасность тех, кто идет через болота. Нужно остерегаться, потому что с вашим появлением округа наполнилась гоблинами. В болоте обосновалась одна из их ватаг, и обычно мы живем в неустойчивом перемирии. Однако они осведомлены если не о вашей цели, то о степени вашей значимости, и сделают все возможное, чтобы остановить вас.

– Нас никто не видел, – сказал Наб. – Мы были крайне осторожны. Откуда они могли узнать, что мы тут?

Цапля рассмеялась грубым скрежещущим смехом:

– От глаз Дреагга не скроешься. Его шпионы повсюду. Он все время знал, где вы, – с того мгновения, как вы покинули родной лес. Не стоит недооценивать его. Теперь следуйте за мной, но будьте предельно осторожны. Есть только один путь через болота. Если вы сойдете с него, то сразу же угодите в трясину.

Они пошли через болото – друг за другом, след в след, за исключением Уорригала, который снова сел на плечо Наба. На ходу Наб спросил у цапли, почему он не чувствует здесь Руусдайк.

– Это потому, что Дреагг навел порчу на это место, – пояснила Голконда. – Оно принадлежит гоблинам, которые не нуждаются ни в свете, ни в силе земли. Ашгарот и его дары здесь не известны, для него это пустое место, его не существует. Разве ты не чувствуешь Тьму вокруг себя?

– Тогда почему ты здесь остаешься? – спросил Уорригал.

– Я же вам говорила: кто-то должен переводить путешественников. Другого пути к морю нет, если не пуститься в длиннейший обход через высокие горы, а это займет слишком много времени и будет еще опаснее. В любом случае, зимой горы непроходимы. К тому же я могу прожить на той еде, что водится в болотах. Гоблины не подозревают, что я работаю с эльфами; я птица-отшельник, и они оставили меня в покое. Я слишком незначительна, чтобы Дреагг тратил на меня усилия, поэтому я тут живу и никто меня не трогает. Во всяком случае, не трогал до сих пор. – Она сделала паузу, проходя под ветвями небольшого дуба, свисающими почти до земли. Ствол дерева покрывал густой зеленый лишайник, а на торчавших из зеленой грязи корнях росли сотни маленьких оранжевых грибочков, резко выделявшихся на фоне тускло-зеленого и коричневого окружения.

– А как насчет вас? – продолжала Голконда. – Я знаю все, что хотела бы знать о вашем путешествии и о миссии, и желаю всяческой удачи, вам она понадобится. Но расскажите мне о своем лесе и о животных в нем, и о твоем детстве, Наб, и об уркку, что идет с вами, родом из элдрон, – расскажите мне о ней. Я вижу, она разговаривает с вами на нашем языке. Я бы хотела, чтобы она рассказала мне об обычаях уркку.

За разговорами время полетело быстро. Животные забыли о притаившемся вокруг зле, передавая цапле истории и легенды Серебряного Леса, и когда Наб описывал свое детство, его душа снова наполнилась солнцем и смехом. Но когда они подобрались ближе к концу истории, Голконда прервала их и попросила Бет рассказать о своей жизни. Все с восхищением и изумлением слушали сбивчивое повествование о том, как росла девочка и как живут люди.

Звери с наслаждением беседовали с Голкондой, ибо она была хорошей слушательницей, и лишь изредка прерывала говорящего, чтобы задать уместный вопрос или добавить какое-нибудь собственное замечание. Осанкой и манерой поведения она напомнила им Уизена, и у всех промелькнула грустная мысль – увидят ли они старого филина вновь. Вскоре, прежде чем животные это заметили, начала сгущаться темень. Подступала ночь.

– Мы должны поднажать, поторопитесь, – сказала Голконда, когда Уорригал спросил, не пора ли остановиться на ночлег. – Неизвестно, что у гоблинов на уме, и чем раньше вы благополучно минуете болота, тем мне будет спокойнее.

Вихрящийся, корчащийся туман не рассеивался весь день, но в темноте он казался еще гуще и плотнее – настоящая морось. Животные вымокли до костей. Теперь они шли молча, сосредоточившись на том, чтобы держаться за шествующей впереди цаплей, потому что самим им мало что было видно. Внезапно Наб, шедший непосредственно за птицей, услышал приглушенный удар и негромкий крик, который тут же заглох, так что мальчик не мог быть уверен, не почудилось ли ему. Он приостановился на миг и прошептал Уорригалу:

– Ты слышал?

– Да, – тихо ответил филин.

– Что это было?

– Я бы сказал, какое-то существо. Я еще слышал всплеск. Пошли, а не то потеряем из вида Голконду.

– Поспешим, – с нажимом сказал Уорригал, и Наб почувствовал, как когти филина сжимают его плечо. – Похоже, она ушла далеко вперед. Лучше не окликать ее, вдруг рядом гоблины. Идем!

Наб быстро двинулся за проводником, остальные последовали за ним, и вскоре все снова устало тащились за еле видной впереди цаплей, погрузившись в свои мысли.

Легкая тревога, начавшая точить Наба при давешнем вскрике, вскоре прошла, и он сосредоточился на том, чтобы следовать за Голкондой. Но все же что-то не давало ему покоя. Время шло, а фигура, за которой он шагал, продолжала решительно двигаться вперед, не оборачиваясь и не приближаясь. Наб почувствовал, как по спине поползли мурашки и волоски на его загривке встали дыбом. Неважно, насколько быстро или медленно они шли, – цапля, казалось, всегда держалась на одном и том же расстоянии. Почему Голконда не поджидала, пока они ее догонят? Ну хоть бы повернулась, чтобы они могли увидеть ее лицо, или просто что-нибудь сказала. Болото вокруг становилось все более и более непролазным, а запах мокрой гниющей растительности почти зримо лежал облаком над поверхностью темных застойных вод и болотным мхом, который стелился по обе стороны от выступающей над топью дорожки. Вихрящиеся вокруг клочья мороси выкидывали фокусы с их зрением: то казалось, будто двигаются мертвые пни деревьев, то время от времени в тумане вырисовывалось что-то вроде злобного болотного чудища.

Взгляд Наба так был прикован к фигуре впереди, что он не заметил, когда тропа оборвалась. Его ноги внезапно глубоко ушли в плотную зеленую жижу, и когда он попытался их вытащить, то обнаружил, что это невозможно: чем больше Наб пытался высвободить одну ногу, тем сильнее утопала другая. Уорригал скользнул над тропой обратно и позвал остальных на помощь. Бет отставала совсем ненамного, но к тому времени, как она подоспела, Наб погрузился в подрагивающую трясину по колено. Брок, Сэм и Перрифут добежали до места, где тропа исчезала в болоте, и в ужасе увидели, как Наб лихорадочно молотит руками, пытаясь выбраться на берег. Но чем больше он сопротивлялся, тем глубже увязал. Мальчик чувствовал, что его затягивает сила, с которой невозможно бороться; вскоре он вообще не мог пошевелить ногами – ил доходил ему до середины бедер.

Бет тянулась к нему изо всех сил, но все же не могла достать до его руки, а затем из легкой дымки в ее памяти проступили сцены из фильмов и книг, в которых кого-нибудь ловили зыбучие пески. Она быстро сняла плащ и скатала его на траве, чтобы получилось что-то вроде каната. Затем она легла лицом вниз на дорожку как можно ближе к краю, и весь нос ей забило зловонием болота.

– Брок, дай мне ухватиться за тебя, а ты, Сэм, ложись поперек моих ног, – велела она.

Животные поняли, чего она хочет. Брок встал у девочки сбоку, и она сжала левой рукой его переднюю лапу; Сэм придавил ей своим весом ноги. Бет свободной рукой забросила плащ вперед. Однако плащ лег неровно и не достал до хватающейся за воздух руки Наба.

– Да давай же! – закричал он, почувствовав, что жижа затянула его выше пояса.

Бет как следует отвела назад правую руку, чтобы плащ расправился на тропке позади нее, а затем изо всех сил забросила его через трясину. На этот раз пошла в дело вся длина плаща, а ее рука вытянулась полностью. С колотящимся сердцем она едва осмелилась поднять голову, чтобы поглядеть, но потом, к своему огромному облегчению, увидела, что Наб кое-как сумел ухватиться за конец. Затем она ощутила, как он тянет плащ, а ее рука словно вырывается из сустава. На девочку накатила волна боли, она закрыла глаза и стиснула зубы. Теперь проблема заключалась в том, как вытянуть Наба из болота. Она попыталась согнуть руку, чтобы вытащить его, но это было невозможно – ей не хватало сил. Бет почувствовала, что ее рука скользит по плащу, но ей удалось зацепиться пальцами за львиноголовую застежку и остановить скольжение. Затем она начала извиваться на животе, пытаясь тащить его, но и это оказалось невозможным. В отчаянии она секунду поразмыслила и окликнула Брока с Сэмом, сказав, чтобы они схватили ее за ноги и тянули. Они так и сделали, вцепившись зубами в ее джинсы и изо всех сил оттаскивая ее от края. Сначала ничего не происходило, но затем Бет почувствовала, что медленно, дюйм за дюймом, она подается назад.