Текст книги "Странствие за Фарадоунами (ЛП)"

ГЛАВА IV

Когда Брок выскользнул в холодную ночь, луна сияла вверху между огромными зарослями рододендронов слева от него и стволом Старого Бука; оставалось достаточно времени, чтобы дойти до Совета раньше Луны-Высоко, когда откроется собрание. Он коротко тявкнул, чтобы дать Уорригалу знать, что он уже в пути. Филин ответил «ку-гуу» и взлетел меж деревьев. Брок пробирался вдоль переднего края леса к старому деревянному перелазу в углу, где повернул вправо и последовал за небольшим потоком обратно к лесу, пока не оказался задом к полям. Этой ночью он решил не срезать поверх ручья; непереносимо было даже подумать, что он мог бы в него свалиться и заявиться на собрание Совета – именно на это изо всех собраний! – мокрым, словно большая, не до конца утонувшая крыса. Кроме того, спешки не было, и ему хотелось улучить время для размышлений по пути.

Маленький ручей, на деле бывший дренажной канавой, выкопанной уркку, образовывал большую букву «Т», и таким образом грубо делил Серебряный Лес на три части, все сильно разнящиеся по растительности. Над горизонтальной чертой «Т» лес наполняли сравнительно молодые березы, стоящие очень близко друг к другу и выросшие поэтому высокими, тонкими и прямыми, поскольку соревновались за свет. Лес здесь был темным оттого, что даже зимой, когда не было листьев, свет с трудом проникал сквозь густую чащу стволов и веток. Осенью подстилка этой части леса была полна всевозможных грибов, но в любое прочее время года их росло очень мало.

Передняя часть леса, влево от перпендикулярной черты «Т», – там жил Брок. Эта часть в свою очередь тоже состояла из двух различных долей, и Старый Бук был посредине раздела. Справа от него росли немногочисленные деревья, в основном дубы, вязы и ясени, а землю здесь покрывали большие травяные кочки с разрозненными кустами вереска. Слева от бука стояли густые заросли рододендронов, уходившие вправо к ручью, и там, где они заканчивались на кромке леса, росло несколько огромных буков и великолепных вязов. В целом эта передняя часть леса выходила на ровное квадратное поле, за которым тянулось еще одно поле, резко поднимавшееся к насыпи. Левее всего этого был пруд, окруженный боярышником, орешником и бузиной.

В задней части леса росло множество высоких серебристых берез, они-то и дали лесу имя. Многие из них гибли, и их стволы валялись, медленно перегнивая год за годом. Они поросли грибком, там поселились муравьи, жуки и мокрицы. Земля в этой части леса почти сплошь поросла папоротниками, которые летом образовывали пышные зеленые джунгли, а в морозные зимние дни – трескучую коричневую подстилку, хрустящую при каждом шаге. Эта область в конце концов уступала место еще одной группе гигантских вязов и ясеней там, где земля была торфянистее и росли травы, мхи и по весне ковер из колокольчиков, наполнявших своим ароматом всю тыльную сторону леса. Поля на задах формировали крутую насыпь, которая снова вела в песчаную ложбину, и затем, в отдалении, к маленькой речке, куда Тара летом ходила собирать лабазник и тростник для логова. И за всем этим стоял Высокий Лес, где никто из животных не бывал и где, как говорили, жил Повелитель эльфов с прочим волшебным народом.

Заседания Совета всегда собирались в дальней части леса на довольно большом открытом пространстве, ограниченном с одной стороны ручьем с рододендронами на дальнем берегу, а с трех других – полукруглым заслоном из рододендронов поменьше, старых древесных пней и молодой поросли берез и ясеней. Двигаясь вдоль берега в глубине леса, Брок слышал сотни тихих шелестов и похрустываний: это обитатели леса пробирались по замерзшему снегу. Внезапно он услышал позади себя громкий всплеск и, обернувшись, увидел Сэма – пса из деревни, решительно и шумно плывущего поперек потока.

Тот приметил барсука на дальнем берегу и рванулся вперед, чтобы поприветствовать его. «Но каков зверь!» – пробормотал себе под нос Брок, когда пес остановился, чтобы встряхнуться, и рассыпал вокруг ливень водяных брызг, которые чуть не попали на барсука. Потом Брок весело наблюдал, как большой пес начал кататься на спине, мотая лапами из стороны в сторону, стараясь как следует высохнуть. Снова встав, он еще раз встряхнулся; при этом дрожь началась с кончика хвоста и медленно продвигалась вдоль тела, пока не завертелась вся его голова и не закружился черный кончик носа. Он еще секунду постоял смирно, а потом громким голосом заявил: «Привет, Брок, как поживаешь?», так что Броку пришлось подвинуться к приятелю ближе и сказать, чтобы тот понизил голос.

Собакам, как правило, не приходилось страшиться Великого Врага, если их содержали в приличном доме, и они утеряли естественный инстинкт всех диких животных, развившееся за века господства человека на земле – при любых обстоятельствах держаться возможно тише, оставаться незамеченными. Собаки занимали необычное место в отношениях между человеком и животными в том смысле, что были фактически союзниками человека; они даже помогали ему, когда человек выходил убивать со смертельными палками: подбирали мертвое или раненое животное и приносили его к своему человеку, чтобы избавить того от труда идти и подбирать добычу самому. Иногда целые своры собак использовались, чтобы загнать и убить лису или зайца, в то время как Великий Враг скакал сзади на другом животном-союзнике, на лошади; или, когда гнали зайца, человек бежал сзади с воплями и завыванием. По этим причинам все дикие животные в основном боялись, ненавидели и презирали собак, и сначала, когда Брок попытался представить Сэма Совету, он столкнулся с сильнейшим сопротивлением. Однако, поскольку со временем Брок доставлял Совету все больше и больше крайне важной информации о подробностях грядущих Боен, Совет наконец смягчился и разрешил Сэму, источнику этой самой информации, посещать заседания. Уорригал должен был пролетать над домом, где жил Сэм, и передавать ему вызов, а пес должен был лаять в ответ, подавая филину знак, что получил послание. Кое-кто из животных все еще не доверял Сэму полностью, но у большинства он пользовался сдержанным уважением, и кое-кто начинал считать его за друга. Конечно, когда происходила Бойня, Сэм сопровождал своего человека, но животные это теперь приняли, понимая, что таков единственный способ для пса продолжить снабжать их столь полезной информацией.

Теперь Брок с Сэмом пробирались к углу этой дальней стороны леса и ясно видели при свете луны, как другие животные направляются к щели в строю деревьев – это был единственный путь внутрь для животных покрупнее, хотя более мелкие, вроде кроликов и ежиков, могли проникнуть куда угодно. Когда Брок с Сэмом прошли сквозь узкую щель, протиснувшись мимо маленького ясеня и стряхнув на себя с его ветвей немного снега, то обнаружили, что в маленьком полукруглом амфитеатре уже собралось множество животных. Вдоль прямой стороны амфитеатра разместились члены Совета, обратившись лицом к полукругу и задом к потоку, на дальней стороне которого рос огромный массив рододендронов. Совет составляли легендарные лесные личности, чьи имена связывались со столь многими героическими историями и деяниями, что и сами они позабыли, где в былях правда, а где вымысел. Они расположились вдоль большого ствола поваленного дерева, лежавшего параллельно потоку, и сейчас были полностью поглощены беседами меж собой. Члены Совета не столько избирались, сколько возвышались до него; спора о том, кто удостоен права заседать в нем, просто не возникало; любые возникшие разногласия значили бы, что этому животному в Совете нечего делать, потому что оно не заслужило надлежащего места. Собрания устраивались по одному на каждое время года, чтобы можно было сделать необходимые приготовления к конкретному сезону, а также если возникала особая нужда.

Эти внеочередные собрания обычно касались таких вещей, как безопасность, если становилось известно о приближении Бойни, или других экстренных поводов – таких, как мор или беспорядки в лесу, когда уркку, например, затевали копать дренажный ров или устанавливать новую изгородь. Сегодняшнее собрание было внеочередным, так как регулярное зимнее уже состоялось. Любое животное в лесу могло прийти на Совет, а иногда, если ему следовало принять личное участие или заседание представляло для него особенный интерес, его специально просили поприсутствовать.

Брок любил ходить на эти собрания; он всегда чувствовал страшное волнение, видя тех, кто носил знаменитые имена и о ком слушал в щенячестве истории от старого Бруина, самого уже три сезона как члена Совета. Усевшись теперь с Сэмом спинами к большому вязу, рядом с какими-то молодыми кроликами, Брок мог видеть, как на одном конце бревна Бруин толкует с Руфусом, чья великолепная коричневато-красная шубка сияла в лунном свете, словно полированная. То был лис, перехитривший и перегнавший все местные стаи гончих, мастер в искусствах сдвоить след, сбежать по воде (для скрытия запаха) и смешаться с овцами; последнее состояло в том, чтобы спрятаться посреди отары овец, и тем самым смутить гончих и вызвать раздражение фермера, на землях которого происходила охота. В один памятный осенний день много сезонов тому назад Руфуса и впрямь поймали и повалили на землю головные гончие одной особенно быстрой стаи; рыча, он запустил зубы в шеи двоим из них и повредил ногу третьей, прежде чем снова унестись как ветер и исчезнуть в лесу, оставив разъяренного и обескураженного охотника потрясать кулаками и ухаживать за своими ранеными собаками. С недавних пор Руфус повадился по ночам в деревню, где добывал пищу из мусорных ящиков уркку; по ходу дела он заглядывал в окна домов и многое узнал об обычаях людей. Но он старел и терял то преимущество в скорости, которое сделало его знаменитым и так долго уводило от клыков преследователей. Брок, глядя на прекрасную благородную голову с двумя острыми треугольными ушками и длинным заостренным носом, с глубокой грустью размышлял, что момент, когда Руфус будет схвачен псами и разорван на части, теперь остался лишь вопросом времени.

Брок выкинул из головы эту удручающую картину и поглядел на Перрифута Стремительного, сидящего в нескольких шагах от Руфуса. Перрифут был зайцем-русаком; еще один почти легендарный герой, заслуживший положение, как намекало имя, своей скоростью. Он сидел в одиночестве, уйдя в потаенные мысли, ссутулившись и превратившись в большой серо-коричневый шар меха с уложенными вдоль спины длинными ушами. Помимо скорости Перрифут также славился своим чувством юмора, которое, особенно в марте, заставляло его выкидывать странные штуки. В лесу сложилось впечатление, хотя доподлинно этого не знал никто, что у него есть кое-какие знакомства и связи с Волшебным Народом, и по этой причине остальные поглядывали на него с удивлением и трепетом. Его дом располагался в поле напротив Серебряного Леса, но было известно, что зайцу случается далеко и много куда забредать и что в знании окружающей местности с ним не сравнится никто. Он регулярно отправлялся в Высокий Лес, и ходили слухи, что он заходил и за него, в Пустошь.

Следом за Перрифутом сидел Пиктор Гордый, большой кролик; как глава многочисленной лесной колонии кроликов он был весьма уважаемой персоной. Он ввел среди кроликов Серебряного Леса новые организацию и распорядок, и теперь их защита и системы оповещения о подходе уркку сделались знамениты. Из других колоний в прочих лесах приходили посмотреть и поучиться, так что потери от уркку снижались от сезона к сезону. Однако с недавних пор, когда уркку принялись использовать этот кошмар всех норных животных – газ, случилось немало бед, и на Пиктора потихоньку давили, чтобы он выработал новый план, который поборол бы этот ужас.

Пиктор разговаривал с Биббингтоном Дерзким, ежом, который однажды был пойман семейством уркку и оставался у них целый сезон. Будучи там, он заходил в дом и гулял по всем комнатам, поглядывая по сторонам и запоминая, что увидел. Живя в семье, он наблюдал, слушал и узнавал все, что мог, об обычаях Великого Врага. Эти знания позднее оказались бесценными для Совета при обсуждении обороны и других вопросов, касающихся уркку. Поскольку бродячие уркку, известные как «цыгане» и имевшие обыкновение есть ежей, практически исчезли, единственными реальными ежиными врагами остались огромные шумные создания, на которых Великий Враг катался из одного места в другое и защиты против которых не существовало.

За этими двумя Брок мог разглядеть длинные и роскошные многоцветные хвостовые перья усевшегося на бревно Стерндейла Лютого, короля фазанов. Он погрузился в беседу со своим близким другом и союзником, Тиркелоу Проворным, великолепным синевато-стальным лесным голубем с мощной, словно ствол дерева, грудью. Что для фазана, что для голубя выжить долее четырех сезонов уже было достижением, а эти двое прожили уже свыше дюжины каждый. Сведущие в способах уркку убивать и наделенные инстинктивной природной хитростью, они были прирожденными предводителями своих кланов. Тиркелоу летал с чуть ли не волшебной быстротой; он мог молнией прочертить небо и исчезнуть в мгновение ока. Великий Стерндейл приобрел свой титул, когда набросился на уркку, только что подстрелившего одну из его куриц. Он пробрался к убийце сквозь подлесок и, налетев на него, вцепился в лицо, бил крыльями и раздирал когтями и клювом. Уркку выронил ружье, которое выпалило и насторожило других уркку. Услышав выстрел и крики о помощи, они прибежали со всех концов леса. Стерндейл, вместо того, чтобы взлететь и почти наверняка в этом случае погибнуть от выстрела в воздухе, поспешно отбежал под прикрытие подлеска и, спрятавшись, наблюдал, как уркку уносят убийцу прочь. Этот инцидент снискал ему огромное уважение в лесу, и он приложил все извлеченные из него опыт и знания, чтобы постараться уменьшить гигантские потери, которые фазаны несли каждую осень. Он учил их не перекликаться, когда они встревожены или когда снимаются с места, и, что самое важное, при появлении в лесу уркку держаться абсолютно неподвижно. Если им действительно нужно сменить место, то пусть идут по земле медленно и тихо, а не взлетают, чтобы не стать прекрасной мишенью для смертельных палок.

Брок различал и других членов Совета: Дигит Серую Белку, Кавдора Ворона и Римуса Грача. Римуса, как и Биббингтона, взяла к себе семья уркку и присматривала за ним около трех сезонов, прежде чем он, не без сожалений о безопасной и обеспеченной жизни в доме этих уркку, не улетел и не поселился в Серебряном Лесу, где знания о людях сделали грача крайне ценным членом Совета.

Мысли Брока прервались, когда до него внезапно дошло, что шарканье и бормотание вокруг утихли и наступило выжидательное молчание. Он слышал только шорох легкого ветерка в голых ветвях окружающих серебристых берез. На бревне посредине ствола угнездился Уизен Мудрый, отец Уорригала и глава Совета – филин, чья жизнь длилась дольше, чем мог бы упомнить любой из членов Совета, и и чьи связи с эльфами Высокого Леса были широко известны. Конечно, ходили даже слухи, что он сам обладает толикой волшебной силы, и при взгляде в его огромные коричневые глаза, казалось, прозревавшие всё видимое и невидимое, в это охотно верилось. Теперь он не спеша оторвался от своей беседы с Руфусом, чтобы обратиться к собранию.

– Добро пожаловать всем вам этой холодной ночью, – отчетливо произнес он со свойственными ему завораживающими интонациями. – Мы здесь для того, чтобы обсудить два дела: во-первых, вопрос о приготовлениях и защите от Бойни, которая должна состояться завтра, и, во-вторых, один предмет, о котором я бы предпочел не упоминать, пока мы не покончим с первым пунктом. Сейчас я призываю Сэма проинформировать нас, что ему известно о завтрашней охоте.

Филин повернулся к Сэму, а пес встал и начал передавать все, что услышал вчера утром, когда его человек говорил с хозяйкой своего дома на кухне. Главной целью охоты будут фазаны, и в нее будет вовлечено множество уркку из деревни. Будут и загонщики – люди с палками, которые пойдут по лесу с тыла, прочесывая подлесок с пугающими криками и шумом. Так они заставят лесных обитателей взлетать или выбегать к переднему краю леса, где их будут ожидать уркку со смертельными палками. Такова стандартная процедура для больших боен, и звери ее страшно боялись, потому что, в отличие от ситуации, когда по лесу шли два-три уркку, убежать и спрятаться зверям будет негде. Хотя главными жертвами были фазаны, ни одно животное не могло чувствовать себя в безопасности, и, коль скоро его увидят, то почти наверняка застрелят.

Когда Сэм закончил, Уизен поблагодарил его, и пес снова улегся рядом с Броком. От нервного напряжения он весь трясся и тяжело дышал, по подбородку стекали капельки слюны. «Молодец!», – прошептал Брок, который сам ненавидел выступать на публике и знал, как себя чувствует его друг; в случае Сэма все усугублялось присутствием множества не доверявших ему зверей, которые не упустили бы ни малейшей возможности влезть с критикой.

– Выходит, завтрашняя Бойня – одна из самых опасных, и мы все под угрозой, – сказал Уизен сурово и твердо, вспоминая случай, когда пять сезонов назад был подстрелен один из его сыновей. Такая гибель для совы дело не слишком обычное, но назвать сов неприкосновенными нельзя было ни в коем случае, и только крайне неумная сова позволит уркку увидеть себя. – Вы все должны сорганизоваться как можно лучше; теперь, предупрежденные заранее, мы по крайней мере получили шанс уменьшить наши потери. Стерндейл, ты должен еще раз попытаться внушить своей стае, как важно не двигаться и по возможности оставаться на земле, и объяснить им, как это глупо – кричать от страха. Тиркелоу, у твоих голубей больше шансов в воздухе, чем у фазанов, и все же лучший план – использовать укрытия на земле. Пиктор, ты должен велеть своим кроликам отправляться по своим норам и оставаться там; а твоим зайцам, Перрифут, лучше бы укрыться и замереть там, где они окажутся, и решаться на рывок к норе только на приличном расстоянии от уркку и вне досягаемости их смертельных палок. Руфус, ты и твои лисы должны оставаться в своих жилищах; если информация Сэма верна, то гончих не будет, использовать против кого-то из животных газ они тоже не станут; но все же и для тебя и для семейства Бруина лучше всего спрятаться как следует. Ты знаешь, каковы уркку во время своей массовой резни: чуть кто-то двинется – и гибели не миновать. Звери, это и ко всем остальным относится, конечно. Мы используем обычную систему сигналов; мой сын Уорригал усядется в деревьях у пруда. Как только он приметит уркку, то прокричит четыре или пять раз, и это будет для всех сигналом скрыться из виду и затаиться.

На заснеженной поляне наступила мертвая тишина; яркие серебристые лучи луны высвечивали внимательные, тревожные и боязливые морды животных, внимавших инструкциям Уизена. Крохотные облачка от дыхания замерзали в холодном воздухе, и Брок слышал тяжелое испуганное сопение сидевшего рядом кролика. «Чей настанет черед?» – гадали звери, и в их памяти вставали образы тех, кого в прошлом на их глазах подстрелили насмерть или, того хуже, ранили и оставили умирать с разнесенными в клочья лапами. И над всеми их страхами – вечный вопрос, на который не ответил бы никто, даже Уизен: «За что?»

– А теперь, – прервал молчание филин, поняв, что следует вернуть мысли собравшихся обратно к повестке дня, ко второму пункту, – есть другой предмет, к которому я желал бы привлечь ваше внимание. Я кое-что уже знаю о нем, поскольку со мной поговорил мой сын Уорригал, но мне бы хотелось услышать все с самого начала, из первых уст.

Сердце у Брока засбоило; он поискал глазами Уорригала – тот сидел невысоко справа на старой ветви. Филин взглянул в ответ и пожал плечами.

– Брок, – продолжал Уизен, – пожалуйста, не поведаешь ли ты всем нам не спеша и ясно, что именно произошло прошлой ночью.

Сильно нервничая, нетвердым шагом Брок слегка выдвинулся вперед на свободное пространство перед Советом и начал рассказывать о событиях предыдущей ночи. Он строго придерживался фактов, опустив все свои соображения о «предназначении» и «судьбе», потому что не смог бы найти верных слов, чтобы выразить их, и, во всяком случае, это были его личные чувства, которыми он, в общем-то, не хотел делиться со всеми прочими животными. К тому времени, когда он дошел в рассказе до того, как подобрался к ребенку и коснулся его, Брок смутно различал сотни тихих шепотков и бормотаний и видел, что все в Совете сосредоточенно подались вперед, ловя каждое сказанное слово. Когда он закончил рассказ тем, как затащил уркку в логово и как Тара дала сосцы ребенку, звери расшумелись, подняли сердитую перепалку – эта необычайная история, включая все ее последствия, начинала овладевать умами животных.

Уизен, зная, что бесполезно даже пытаться прекратить гам, позволил ему продлиться какое-то время – пускай все выговорятся, прежде чем продолжить обсуждение. Когда шум начал успокаиваться, он призвал к тишине. Наконец последнее бормотание стихло. Брок вовсе не так страшился, как, наверное, следовало бы; на деле он чувствовал странную уверенность в себе, хотя это отчасти могло быть из-за того, что он почти не сомневался в поддержке Уизена.

– Сейчас я попрошу Уорригала поделиться своим мнением и взглядом на дело, – сказал старый филин, – а потом вы сможете задать свои вопросы. Прежде чем начать, однако, я хочу спросить Сэма, были ли какие разговоры на эту тему в деревне.

Сэм снова встал и сказал, что нет, никто ни о чем таком не упоминал, и он сам только сейчас впервые об этом услышал.

Потом Уорригал слетел вниз и встал в центре открытого пространства. По мере своего выступления он медленно поворачивался кругом, чтобы по очереди обратиться к каждой части аудитории, и раскрывал крылья, когда хотел что-либо подчеркнуть или сделать ударение на отдельном пункте. Говорил он мастерски; речь его полнилась ссылками на легенды и на До-Людские времена и была пересыпана множеством завуалированных намеков на Волшебный Народ и Повелителя эльфов. Он припомнил легенду об Уркку-Спасителе и о ее окончании, которое было утрачено с течением времени и которого никто, за исключением, может быть, самого Лорда-эльфа, не помнил. Уорригал знал – животные обожают легенды и истории; самой мысли, что они и вправду могут вот-вот собственными глазами лицезреть легенду, должно быть достаточно, чтобы хотя бы отчасти склонить их к разрешению уркку жить в лесу. Страх и почтение, с которым все животные относились к имени Повелителя эльфов, и тот подтекст, что Лорд-эльф знает о детеныше уркку и желает, чтобы ребенок оставался здесь, должны были убедить Совет и других животных, что приютить уркку у себя будет правильно.