Текст книги "Данте"

Автор книги: Рихард Вейфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Кардинал поднялся с чувством уязвленного достоинства и покинул зал. Епископ последовал за ним.

Некоторое время царило замешательство, затем раздался издевательский смех.

Мессер Корсо воскликнул:

– Пусть его уходит! Мы хотим оставаться хозяевами в собственном доме!

– Мне кажется, – заметил принц Карл насмешливым тоном, – что господину епископу следовало бы уточнить свои знания относительно характера флорентийцев!

На следующий день кардинал покинул город на Арно, наложив на него в качестве наказания интердикт[51]51
  Интердикт – одна из форм церковного наказания – полное или частичное запрещение совершать религиозные обряды, чтобы принудить к подчинению папской власти.


[Закрыть]. Стоит только закрыть церкви, завесить алтари, запретить крестины и торжественные погребения, как флорентийцы начнут раболепствовать перед Крестом!

ТРЕВОЖНАЯ РОЖДЕСТВЕНСКАЯ НОЧЬ

Камбио да Сесто гордо, с достоинством шествовал по улице, возвращаясь после переговоров с Корсо Донати. Оба предводителя партии черных с удовлетворением констатировали, что многие из их надежд и планов превратились в реальность. Власть белых была повержена, и кардинал д’Акваспарта, который совершенно напрасно пытался возвысить партию белых, опять оказался в Риме неудачником.

Правда, им еще было, чего желать. Об этом сер Камбио вообще не решался говорить с Корсо Донати, потому что оба вели себя словно изголодавшиеся лошади, которые стремятся как можно больше ухватить из общей кормушки. Барон Корсо надеялся добиться единоличной власти во Флоренции. Камбио да Сесто не был настолько честолюбивым, он прекрасно знал, что не годится на роль властителя, тем не менее он считал, что его заслуги дают ему право на некий почетный и влиятельный пост. Но поможет ли ему в этом Корсо? Пока глава черных ублажал богатого торговца шелком всякими утешительными словами, но Камбио имел основания не доверять своему могущественному союзнику.

Пусть сегодня царит путаница и неразбериха – ничего, будущее все расставит по своим местам. Сегодня, в канун Рождества, сер Камбио наслаждался славным настоящим. Он благосклонно и снисходительно отвечал согражданам на их почтительные приветствия. Как много попадалось среди них тех, кто еще несколько месяцев назад даже не замечал презренного «предателя»!

Однако по возвращении домой его ждало разочарование.

– У нас тут молодой Альберти, – сообщила ему жена, – он сидит в комнате с Лючией и, как видно, очень мило с ней беседует.

– Как он осмелился, этот наглец, опять прийти в мой дом?

– Не горячись, – предостерегла жена, – никогда нельзя знать заранее, не понадобится ли он тебе еще раз! Похоже, он запал Лючии в душу!

– В таком случае ей скоро придется выбросить его оттуда!

Когда нахмуренный Камбио вошел в комнату, оба влюбленных поднялись ему навстречу. Особой радости от прихода хозяина дома они не испытывали. Арнольфо приветствовал его очень почтительно, но сер Камбио ледяным тоном ответил:

– Я не думал, что после того, как вы сочли возможным проигнорировать мое приглашение явиться на совещание в церковь Санта Тринита, вы еще раз придете в мой дом!

– Вы должны извинить меня, мессер Камбио, – спокойно ответил Арнольфо, – но за этим отказом не было злого умысла. Сперва я собирался воспользоваться вашим любезным приглашением, но затем произошло нечто непредвиденное…

– Ах вот оно что! Нечто непредвиденное! А я уже было подумал, что дело показалось вам слишком опасным! Ведь вы – хитрая лиса, которая не станет рисковать своим мехом!

От этих насмешливых слов кровь бросилась молодому человеку в лицо, и он ответил, глядя почтенному торговцу шелком прямо в глаза:

– Я не в обиде на вас, мессер Камбио, за незаслуженное подозрение. Но можете мне поверить, если я и испугался, то меня удержал страх нарушить закон.

– О, какой честный, невинный юноша! – ухмыльнулся Камбио.

– Не верьте ему, отец, он откликнулся бы на ваше приглашение, если бы не…

– Если бы не… Что «не»? Что ты собиралась сказать? Давай начистоту!

Арнольфо многозначительно взглянул на взволнованную девушку:

– Молчи, Лючия!

Отец недоверчиво воскликнул:

– За этими недомолвками что-то скрывается… Вы оба в заговоре против меня!

– Вы заблуждаетесь, мессер Камбио!

– Ах, отец, как вы могли такое про нас подумать?

– Тогда говори, что ты собиралась сказать!

– Я только хотела защитить Арнольфо от ваших необоснованных подозрений. Он непременно явился бы на это совещание, если бы не… не получил от меня предостережение.

– Ах, значит, и ты уже вмешиваешься в мои планы, суешь нос в мои дела, дурная девчонка! А вам ее предостережение пришлось как нельзя более кстати – оно помогло вам скрыть свою трусость!

– Мессер Камбио, я запрещаю вам произносить подобные оскорбления!

Хозяин дома поднялся со своего места одновременно с молодым визитером. Лицо его пылало от гнева, и казалось, он готов схватить возлюбленного своей дочери и вышвырнуть его вон.

Но Лючия обвила руками шею любимого. Это заставило обоих мужчин опомниться.

Принуждая себя к спокойствию, Камбио да Сесто сказал:

– Я думаю, вы понимаете, молодой человек, что впредь между вами и моим домом не может быть ничего общего! Отправляйтесь к белым, к которым вы, кажется, питаете больше симпатии! Кавальканти, которого вы превозносили как некоего полубога, нет, правда, уже в живых, но, может быть, его вам заменит этот Алигьери. Но должен вас предостеречь, – при этом на губах Камбио появилась злорадная улыбка, – будьте осторожны, чтобы с вами не случилось то, что произойдет с Данте и его единомышленниками еще в течение сегодняшнего дня. А теперь избавьте нас от вашего присутствия!

Арнольфо выслушал насмешливые слова человека, которого надеялся в будущем любить и уважать как своего тестя, стиснув зубы и побледнев лицом. Неужели его прекрасным мечтам не суждено сбыться?! Впрочем, не стоит волноваться, утешал он себя, все еще может сложиться к лучшему!

С холодной учтивостью Арнольфо попрощался с сером Камбио. Потом, взяв правую руку Лючии, нежно сжал ее, тихо сказав:

– Прощай, маленькая Лючия, придется подождать лучших времен!

Взволнованная девушка, не обращая внимания на сердитые взгляды отца, обняла любимого и шепнула ему на ухо:

– Я буду тебе верна!

Арнольфо не мог сразу отправиться домой, сперва должно было улечься внутреннее возбуждение и успокоиться душа, взбудораженная целым потоком неожиданных ощущений, выбивших его из привычной колеи. Поэтому он, не обращая ни на кого внимания, медленно и задумчиво принялся бродить по улицам, залитым лучами негреющего декабрьского солнца.

Неужели прекрасные часы, проведенные в доме мессера Камбио, безвозвратно прошли и больше не повторятся? Политическая ненависть, подобно страшному яду, уже погубила так много великолепных бутонов дружбы и любви! Неужели она разрушит и нежные узы, соединяющие мягкую, мечтательную душу Лючии с душой Арнольфо?! Но стоит ли задумываться о том, что до поры скрыто завесой будущего? Как великолепное обещание, как весть из уст ангела, прозвучали для влюбленного юноши слова его возлюбленной:

– Я буду тебе верна!

Арнольфо заметил, что мужчины и женщины устремлялись в широкие церковные двери. Он очутился возле великолепного собора Санта Кроче и только сейчас вспомнил, что на пороге сочельник. В этот ранний час отдельные богомольцы уже разыскивали божьи храмы, чтобы перед лицом Вечности, перед Святым Крестом излить все заботы и огорчения и обрести новую надежду, новое утешение.

В этот момент тишину улицы нарушил отчаянный крик, потрясающий до глубины души.

Что произошло? Люди, вопреки обыкновению, не устремились с любопытством к тому месту, откуда доносился шум, а постарались поскорее исчезнуть. Откуда им было знать, а вдруг чернь, еще недавно совершавшая поджоги и грабежи, вновь принялась за свое кровавое ремесло!

Арнольфо, опасливо озираясь по сторонам, бросился вперед. Если человек нуждается в помощи, он ее окажет, насколько это будет в его силах. Поскольку улица тут же почти обезлюдела, Арнольфо вскоре удалось установить причину крика.

Он увидел двух сцепившихся друг с другом добропорядочных граждан, катавшихся по земле. Первый, в полном расцвете сил, пытался заколоть какого-то седовласого старика, но что-то помешало ему нанести меткий удар, и жертва, воспользовавшись допущенным промахом, успела выхватить собственный кинжал, пытаясь по мере сил защитить себя. Именно он, этот старик, и взывал о помощи.

– Что тебе здесь надо? Убирайся прочь, иначе я и тебя заколю, как свинью!

Арнольфо тут же вспомнил этот грубый голос. Он был безоружным, однако заметил, как у на глазах слабеющего старика кинжал выпал из рук. Он быстро поднял оружие, прежде чем молодой успел этому помешать.

– Это ты, Арнольфо! – простонал старик. – Помоги мне… против этого убийцы!

– Святые угодники, да это же вы, мессер Никколо!

– Убирайся прочь, негодяй! – взревел нападавший.

Арнольфо с силой схватил озверевшего убийцу за запястье и вывернул назад, так что тот от боли выронил оружие, которое со звоном упало на землю.

– Придется его припрятать! – сказал Арнольфо, поднимая кинжал.

С ужасом он восстанавливал картину произошедшего. Никколо Черки, один из предводителей белых, честный, добропорядочный владелец мельницы и торговец маслом, неожиданно подвергся нападению, грозившему ему смертью. И со стороны кого?.. Сына своей умершей сестры, первой жены жестокого Корсо Донати! Арнольфо сразу вспомнился день, когда этот молодой негодяй покушался на жизнь благородного Гвидо Кавальканти. В тот раз стрела убийцы прошла мимо, на этот раз смерть, похоже, нашла свою добычу, потому что бескровное лицо старика оставляло мало надежды на его спасение. Арнольфо разорвал у него на груди кафтан и обследовал глубокую рану, после чего подозвал людей, которые осторожно, сгорая от любопытства, все же решились приблизиться, поняв, что опасность уже миновала.

– Позовите врача и помогите мне, вместо того чтобы таращиться с разинутыми ртами!

Подошло и несколько мужчин; они подхватили бранящегося Симоне Донати, который в пылу борьбы тоже получил ранение, оттащили его на несколько шагов и поспешили на помощь к Арнольфо, который пытался с помощью неизвестно откуда взявшейся повязки кое-как перевязать рану, полученную стариком.

– Отнесите Симоне в дом его отца! – приказал Арнольфо. – Там его быстрее поставят на ноги, чем здесь.

Несколько человек поспешно подняли тяжелого Симоне, чтобы доставить домой. Это был удобный повод оказать услугу могущественному Корсо Донати – на всякий случай.

Арнольфо проявлял заботу об убийце, испытывая чувство внутреннего протеста, однако он подумал, что нет необходимости без нужды раздражать черных, которые опять оказались у власти.

– Вас тоже отнести в свой дом? – спросил он сера Никколо.

– Нет, – с трудом ответил тот, – оставьте здесь… слишком поздно… Я хочу только сказать тебе…

– Пожалуйста, отойдите немного назад! То, что собирается поведать мне мессер Никколо, возможно, не для посторонних ушей.

Энергичный голос Арнольфо возымел действие. Хотя некоторые попробовали возмутиться, ссылаясь на то, что улицы – для всех, они все же удалились, к тому же несколько разумных мужчин подтвердили, что подобное – в порядке вещей.

– Я торопился на свою мельницу, когда он напал на меня, мой дорогой племянник! Они намерены уничтожить всех ведущих белых, сегодня вечером убедиться в этом придется Данте Алигьери… а ты… предупреди его…

Последний вздох положил конец земной жизни Никколо Черки.

Потрясенный, Арнольфо стоял над трупом.

Теперь мир во Флоренции снова был нарушен!

Арнольфо наконец окончательно взял себя в руки. Ему нельзя было терять времени.

«Предоставь мертвым погребать своих мертвецов», – было сказано в Евангелии.

– Идите сюда, люди, с ним все кончено. Давайте помолимся за упокой его души!

Мужчины стащили с голов шляпы и молитвенно сложили руки.

– А теперь отнесем его домой – к безутешной вдове и бедным сиротам!

Спустились сумерки. Серо-голубые тучи затянули зимнее небо. Вороны с карканьем носились над домами.

Донна Джемма зябко куталась в широкий плащ. В лавке она купила новую жертвенную свечу, которую поставила перед раскрашенной глиняной фигуркой Иоанна Крестителя, которая была установлена в нише в стене дома Данте и мрачно взирала на улицу.

– Карр, карр! – прокаркала черная птица, озираясь по сторонам с мрачного кипариса, на котором сидела.

Бедная женщина вышла на улицу с трутом и огнивом в руках, чтобы зажечь жертвенную свечу, после чего вернулась в дом.

Отчего у нее сегодня так тяжело и смутно на душе? Хоть бы Данте скорее возвращался!

В дверь постучали. Донна Джемма испуганно вздрогнула.

Это оказалась соседка, болтливая, завистливая донна Матильда. Только ее еще не хватало.

– Добрый вечер! Я всего на минутку. Как у вас дела, донна Джемма?

– Спасибо, прекрасно!

– А у вашего мужа?

Джемма с трудом преодолела охватившее ее возмущение:

– Спасибо, у него тоже все в порядке!

У соседки сделалось такое лицо, будто она ненароком глотнула уксуса.

– Странно, что ваш муж еще не арестован!

– А почему, собственно, его должны арестовать? – спросила донна Джемма, сверкая глазами.

Донна Матильда уперла руки в бока.

– И вы еще спрашиваете почему? Другие, которые уже сидят в подвале, совершили меньшее преступление, нежели ваш муж, всегда выступавший против святого отца!

– С чего это вы взяли? Мой муж никогда не выступал против Папы. Он заботился исключительно о том, чтобы Флоренция сохранила свою исконную свободу!

– Ха-ха! И за это он потеряет собственную свободу, и пусть будет доволен, что не поплатится головой!

– Ну, хватит! Убирайтесь отсюда!

Раскрасневшись от негодования, донна Джемма указала соседке на дверь.

На какое-то время удивление и страх лишили сварливую соседку дара речи, но потом до ее сознания дошло, что она сама – добропорядочная женщина, а другая – бедное, отверженное создание, которой следует стыдиться того, что она замужем за презренным государственным преступником, и к ней с новой силой возвратился иссякший было поток красноречия:

– Вы еще позволяете себе смотреть на всех свысока! Да такие, как вы, должны быть рады, если порядочные люди перемолвятся с вами хоть словом, ведь ваш муж совершил неслыханные по своему цинизму присвоения государственных средств и подлости! Сейчас вы делаете удивленные глаза, наверное, вы так не думали о вашем милом Данте, но самое худшее еще впереди! Во Флоренции хватит виселиц для воров и тому подобных преступников! Раньше я всегда испытывала к вам сочувствие, но теперь вы больше не заслуживаете сострадания, вы ничуть не лучше своего мужа! Вот, теперь я все сказала!

И за соседкой громко щелкнула входная дверь.

Донна Джемма схватилась рукой за сердце и в изнеможении опустилась на стул. Вся кровь отлила у нее от лица. Только глаза смотрели с той пугающей неподвижностью, которая невольно наводит на мысль о приближающемся безумии…

Что там плела эта подлая женщина? Данте, честный, открытый человек, которому так часто приходилось быть радушным хозяином, якобы заслуживает виселицы? Он совершал подлоги и присваивал государственные средства?

Нет и тысячу раз нет!

Джемма знала своего мужа лучше всех на свете и готова была кричать судьям: «Взгляните же на этого славного человека, который искренен и честен до глубины души! Разве так выглядят преступники?»

И все же жуткое чувство страха не проходит, оно проникает в душу, словно гадкий, отвратительный червь! Эта сплетница не говорила бы с такой уверенностью, если бы не знала чего-то наверняка. Но что это могло быть?

Теперь напряженно работающий мозг бедной женщины озаряет неожиданная мысль: то, что Данте – преступник, не более чем жалкая ложь! Верно во всем этом только одно: его собираются убить, потому что боятся его и его честности. Преступник вовсе не он, а другие, которые пытаются отнять у несчастной женщины мужа и лишить бедных детей отца!

Ах да, дети! Джемма совсем забыла о том ужасном, что на них обрушилось. И вот они как раз тут как тут: Пьетро, который, взяв за тесемочки от фартучка младшую сестренку, изображает возницу, и Якопо, в роли седока, всячески подбадривающий разными возгласами импровизированную повозку. Внезапно Пьетро забывает про свою роль кучера, он подбегает к матери и испуганно спрашивает:

– Что с тобой, матушка, тебе нехорошо?

Донна Джемма с какой-то почти неуклюжей нежностью обняла своего первенца и поцеловала его.

– Ах, Пьетро, ты уже совсем большой, ты способен понять меня: помолись Пресвятой Деве Марии, чтобы никто не причинил зла вашему любимому отцу.

– Отцу? Ты слышишь, мама, он как раз идет!

Жена Данте напряженно прислушалась.

– Нет, мальчик мой, это не отец! Святая Матерь Божия, кому бы это быть?

В комнату входит незнакомый молодой человек; он чрезвычайно взволнован.

– Простите за вторжение, донна Джемма! Мое имя – Арнольфо Альберти. Ваш супруг, мессер Данте, дома?

– Нет… он… а что вы хотите от него?

– Предупредить, что он должен немедленно бежать.

– Господи Боже мой, а в чем дело?

– Недавно Никколо Черки был убит своим собственным племянником Симоне Донати. Перед смертью мессер Никколо успел сказать мне, что сегодня вечером придут за мессером Данте и я должен его предупредить.

– Сегодня, в сочельник?!

– Эти негодяи ни с чем не считаются. Ваш супруг должен бежать немедленно, потому что еще до перезвона «Аве Мария!» ворота закроют.

– Вы позовете его? Он отправился к соседу Адимари.

– Немедленно позову.

Донна Джемма почувствовала почти облегчение. Теперь она по крайней мере знала, в чем дело. Этот давящий страх на протяжении всего дня был просто невыносим!

– Кто это был, мама? Этот человек сказал, что папе нужно уходить?

– Ах, дети, оставьте меня… Вы еще ничего не понимаете! Я должна собрать отцу все самое необходимое, чтобы ему хватило по крайней мере на первое время.

И мать энергично взялась за дело, решив избегать всего, что могло бы сделать прощание с любимым человеком еще более тяжелым. Но и ей самой разговор с детьми камнем лег на душу.

– Скажи, мама, почему наш отец не останется с нами? Ведь можно же другим детям оставаться с отцами.

Глаза донны Джеммы увлажнились, однако она, взяв себя в руки, не выдала своего настроения ни голосом, ни выражением лица.

– Тебе это еще не понять, Пьетро!

– Ну отчего же мне не понять, мама? Кто хочет отослать прочь нашего отца?

– Дурные люди, сынок…

– Разве они так сильны?

– О да, очень сильны…

– Тогда подеста пусть пришлет своих солдат, и они сумеют помочь отцу, чтобы злые люди ничего не смогли ему сделать.

Мать вздохнула:

– Если бы подеста тоже так думал! Но он и сам не хочет, чтобы наш отец оставался дома.

– Как, этот подеста такой негодяй?

– Пресвятая Дева Мария, что ты болтаешь? Ты хочешь накликать на всех нас несчастье?

Хлопнула входная дверь, шаги становились все ближе и ближе.

Арнольфо скромно остался стоять на пороге, а Данте поспешил к своей жене, схватил ее за руки и с нежностью посмотрел прямо в глаза.

– Бедная Джемма!

У хозяйки дома комок встал в горле.

– Успокойся, мой Данте, это воля Неба.

Беглец почувствовал себя счастливым; он рассчитывал, что Джемма забросает его упреками, якобы он сам виноват в своем несчастье.

– Благодарю тебя, Джемма. Только не бойся, я снова вернусь.

– Вот я собрала тебе узелок в дорогу.

Мужчина возле двери, ласково гладивший по волосам мальчуганов, кашлянул.

– Вы правы, Арнольфо, нельзя терять время.

Данте поцеловал жену.

– Прощай, моя милая Джемма!

Покрасневшие, без слез глаза бедной женщины были полны горя.

– Прощайте, дети!

– Вы скоро вернетесь, отец, – воскликнул Пьетро, – а когда я стану взрослым, я поубиваю всех, кто вас выслал!

– Тихо ты! – напомнила мать.

Маленькая Беатриче лепетала:

– Вернетесь, вернетесь!

У отца появились на глазах слезы, но он большим усилием воли взял себя в руки, оглянулся еще раз и повторил изменившимся голосом:

– Прощайте!

И дверь за ним захлопнулась… Джемме казалось, что она сейчас упадет, но терять самообладание она не имела права, она отвечала за детей!

Арнольфо скромно приблизился к убитой горем женщине:

– Донна Джемма, если вам потребуется от меня помощь и совет, я всегда к вашим услугам!

– Благодарю вас! – ответила она, протянув молодому человеку руку.

Потянулись томительные минуты. Удастся ли побег, успеет ли Данте вовремя миновать городские ворота?

С недалекой церкви Петра донесся высокий, торжественный звук. Мелодия «Аве Мария!» известила о начале святой рождественской ночи.

Арнольфо неслышно покинул комнату.

Перезвон колоколов напоминал о словах ангела:

«Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение».[52]52
  Еванг. от Луки, 2; 14.


[Закрыть]

Джемма думала не только о младенце Христе в яслях, она думала и о скорби, наполняющей душу Божьей Матери. Испытав на себе такую великую скорбь, Мария могла понять состояние бедной женщины, у которой отняли ее любимого!

– Вставайте, дети, разве вы не слышите колокольного звона!

В комнате зазвучали слова молитвы, возносимой покинутой женщиной и ее малолетними детьми:

– Славься, Мария, благословенна ты в женах и благословен плод чрева твоего, Иисус!