Текст книги "Степень вины"

Автор книги: Ричард Норт Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

– Именно так я и рассказывала инспектору Монку.

Пэйджит увидел, что сидевшая слева от него Марни Шарп хмурится: Мария выступала отлично, Шарп нечего было возразить.

– Как подействовал на вас удар Марка Ренсома?

Мария заговорила монотонно:

– Моя голова дернулась, я ударилась затылком об пол. Болью пронзило скулу и глаза. Сделалось темно – я думаю, он начинал душить меня. – Она замолчала, словно в недоумении. – Наверное, я теряла сознание. Следующее, что помню: мои ноги раздвинуты, а он стоит на коленях между ними. Брюки у него спущены.

– Что он делал?

Мария смотрела куда-то в глубину зала.

– Он почему-то замер. Голову наклонил набок. И тут я снова услышала Лауру Чейз. – В голосе зазвучало изумление. – Он слушал ее. Будто ждал от нее подсказки. – Судья Мастерс смотрела задумчиво – в рассказе явно прослеживалась параллель с последним сексуальным переживанием Мелиссы Раппапорт. Мария закончила: – Как я уже говорила инспектору Монку.

Получилось хорошо, думал Пэйджит, своим выступлением Мария выгодно оттенила факты, сообщенные ею полиции и подтвержденные либо экспертизой, либо показаниями других свидетелей. С каждой минутой несообразности, подмеченные Шарп, казались все менее заметными и менее существенными.

– У него была эрекция? – спросил Пэйджит.

– Да. – Мария на мгновение закрыла глаза. – Слушая Лауру, он держал его в руке.

– И было похоже, что он готов вонзиться в вас?

Мария открыла глаза:

– Да.

Кэролайн Мастерс подалась вперед:

– Не могли бы вы рассказать, как получилось, что Марк Ренсом был застрелен? Постарайтесь придерживаться только фактов.

Мария обернулась к ней, словно удивленная ее вмешательством.

– Марк Ренсом был убит, – ответила она, – из-за того, что отвлекся на слушание Лауры Чейз.

Судья нахмурилась:

– Не могли бы вы объясниться?

– Когда он стал слушать, это было как передышка. У меня будто наступил момент прояснения. Я почувствовала в руке ремешок сумки. И неожиданно вспомнила, что в ней. – Мария закончила смущенно: – Пистолет. Пистолет, который я купила.

Пэйджиту показалось, что произнесла она это таким тоном, как будто говорила о предмете, внушающем изумление и ужас.

– Как вы достали его? – спросила судья.

Пэйджит теперь ничем не мог помочь, он никак не ожидал, что Кэролайн Мастерс прервет поток вопросов, которые они придумали и отрепетировали так, чтобы они казались естественными.

– Я слышала голос Лауры, – ответила Мария. – Она говорила что-то типа: "Он хотел, чтобы они поимели меня разными способами". И тогда я догадалась. "Вы возьмете меня, – сказала я ему. – Я дам вам любым способом, каким захотите". – В словах Марии звучала горечь. – Было видно, что он очень доволен – мое согласие привело его в восторг. И тут я добавила: "Но только если вы будете пользоваться резинной".

Судя по виду Кэролайн Мастерс, она была очень удивлена – кажется, способностью Марии сохранять присутствие духа в такой ситуации.

– И что он ответил?

– Он рассмеялся. – Мария помедлила. – Потом я сказала, что у меня есть одна в сумочке. Похоже, это удивило его. Не успел он ответить, как я полезла в сумку. – В голосе ее послышалась усталость. – Тогда он снова толкнул меня, но пистолет уже был у меня в руке.

Внезапно она смолкла.

– Что было потом? – спросила судья Мастерс. Мария пристально смотрела на свои руки.

– Он схватил меня за запястья, держал. Я ударила его коленом. – Она разомкнула губы, не произнеся ни слова, потом тихо сказала: – Пистолет выстрелил.

Судья смотрела на нее. Ровным тоном задала вопрос:

– На каком расстоянии вы были?

Мария покачала головой:

– Больше я ничего не знаю. Просто не знаю.

– Но вы говорили полиции: два или три дюйма.

Мария беспомощно пожала плечами.

– Я хотела как лучше, – устало выговорила она. – Я старалась ответить на их вопросы. Не думала, что они придадут такое значение неверному ответу. – Она снова передернула плечами. – Я ударила его коленом. Он мог падать на спину, когда пистолет выстрелил. Допускаю, что я неправильно рассуждаю. Хотела бы вам объяснить. Но не могу.

Пэйджит увидел слезы в глазах Марии. Но смотрела она на Кэролайн Мастерс не мигая. Та мягко спросила:

– Он не касался руками пистолета?

– Может быть, и касался. Но полиции я ничего об этом не говорила. Что я помню – так это руки, сжавшие мои запястья.

– Вы закрывали окно шторами?

Мария, кажется, не заметила внезапной смены темы. Медленно ответила:

– Да.

– До того, как пистолет выстрелил, или после?

– По-моему, после. – Мария помолчала. – Все происходившее кажется таким смутным. Единственная ассоциация, которая возникает у меня в связи с окном, – мне было стыдно за то, что случилось. Я знаю, в этом нет никакого смысла.

Она провела рукой по лбу.

– Тем не менее я была одета. Он не снимал с меня одежду. Не знаю, кого видел тот человек.

– Мистер Хаслер, – напомнила судья Мастерс. – Но это вас видел мистер Тэнш? Возле номера?

По наступившему молчанию Пэйджит понял, что система их подготовки начинает медленно сдавать. Было похоже, что судья требовала от Марии большей точности в ответах, чем мог обеспечить Пэйджит.

– Мне думается, да. Думается, на какой-то момент я вышла из номера за помощью. А потом вернулась, так ничего и не сделав.

Она явно была в замешательстве.

– Это невероятно, но, выйдя из номера, я как будто перестала верить в то, что произошло. Мне представлялось, что, если я вернусь, с ним все будет хорошо и кошмар этот кончится.

Кэролайн Мастерс молчала, ждала продолжения. Мария, лишенная возможности отвечать по заготовленной схеме, вынуждена была импровизировать. Краем глаза Пэйджит видел, что Марни Шарп что-то лихорадочно пишет.

– Я была как лунатик, – продолжала Мария. – Бродила по номеру. Трогала мебель, как будто хотела убедиться, что это не сон. И все время посматривала на него. – Она помедлила, глядя на судью. – То, как он умер, было ужасно. Когда жизнь покидала его, он смотрел на меня так, будто я его обидела. Просыпаясь среди ночи, я вспоминаю это. И то, как я отталкиваю его, чувствуя по его весу, что он умирает.

– Но если вы отталкивали его, как получилось, что вы стреляли с трех футов?

Мария сделала жест, выражающий удивление:

– Наверное, из-за того, что он падал вперед. Но я не знаю. Просто не знаю.

– Ваши колготки уже были разорваны?

– Да. – В ее голосе было страдание. – Боже мой, конечно же, да. Может быть, я порвала их, когда сопротивлялась. Потом я уже ни на что не была способна. Я уже ничего не понимала. А когда звонила по 911, перед глазами был какой-то туман, я едва видела.

– Вы царапали ягодицы мистера Ренсома?

– Возможно, ведь мы боролись. – Неожиданно она в раздражении повысила голос. – Но не тогда, когда он был мертвым. Это нелепость. Это болезненное воображение. Вообще все это дело – плод болезненного воображения.

Шарп подняла глаза от своих записей.

– Болезненного, – повторила Мария, адресуясь непосредственно к Шарп. – Подозрительность – это болезнь.

Та пристально смотрела на нее. Среди журналистов поднимался ропот. Пэйджит чувствовал, что резкая перемена в настроении Марии больше всего запомнится им из всех впечатлений этого дня.

– Может быть, подозрительность и болезнь. – Шарп нарочито обращалась только к судье. – Но убийство – это преступление. Я протестую против попыток мисс Карелли отвлечь внимание от сути дела.

Судья Мастерс обернулась к Марии:

– Каковы бы ни были ваши чувства, мисс Карелли, я просила бы вас отвечать только на вопросы.

– Конечно же, у меня сильные переживания, Ваша Честь. Меня обвиняют в убийстве. Трудно сохранять спокойствие. Или не замечать выпадов мисс Шарп. – Она помолчала. – Постараюсь, по крайней мере, быть объективной.

– Вашей объективности достаточно, – сухо заметила Кэролайн Мастерс.

Пэйджит понял, что перемена в настроении судьи означала: она закончила.

– Могу я задать вопросы? – спросил он.

– Конечно, мистер Пэйджит, – слегка улыбнувшись, ответила Мастерс. – Мисс Карелли – ваша свидетельница, и я, по-видимому, своим вмешательством нарушила установленный порядок. Но я хотела удержать мисс Карелли в определенных рамках, а мисс Шарп избавить от необходимости протестовать.

Мария смотрела на них с покорностью смертельно усталого человека. Она совсем не походила на ту уравновешенную женщину, которая лгала сенату: эта женщина выглядела более ранимой и по-человечески понятной. Ему пришло в голову, что ее бессвязные, мучительные ответы судье были безупречны: несообразности объяснялись травмой, несоответствия – шоком и смущением. И неожиданно Пэйджит понял, как вести допрос дальше.

– Когда пришли полицейские, они предложили вам медицинскую помощь?

– Да. – Мария опустила голову. – Но мне не хотелось, чтобы кто-то прикасался ко мне. Это я им и сказала.

– Они предложили вам помощь адвоката по делам об изнасиловании?

– Нет.

Пэйджит сделал паузу.

– Когда вы ели последний раз – перед этим, я имею в виду?

– Накануне вечером. – Она помолчала. – Утром я была слишком расстроена, чтобы есть.

– Полицейские спросили вас об этом?

– Нет.

– То есть к тому моменту, когда они допрашивали вас, вы не ели почти двадцать четыре часа.

– Да.

– Как повлияло на вас то, что вы долго не ели?

– Я чувствовала слабость. И раздражение. – Мария взглянула на Шарп. – И по магнитофонной записи можно определить, какой я была – голодной, измученной. Неполноценным человеком.

– Голод, изнеможение – это единственные ваши ощущения?

– Нет. Я была полностью дезориентирована. – Ее голос упал. – Я отвечала на вопросы, чтобы только ответить. Даже тогда, когда не знала ответа. Потом в какой-то момент попросила встречи с адвокатом, это единственное, что я смогла сделать.

Пэйджит оглядел зал – камеры, репортеры в глубине, помощники шерифа, охраняющие вход. Потом он увидел Карло, сидящего в первом ряду, и понял, что тот хотя бы взглядом старался помочь Марии.

Пэйджит снова посмотрел на нее. Спокойно спросил:

– Вы убили Марка Ренсома?

Мария выпрямилась, подняла подбородок.

– Нет, – произнесла она. – Я этого не делала.

– А что вы делали?

– Защищалась. Потому что он хотел надругаться надо мной. Потому что я была смертельно напугана. Все, что произошло, все, чем оказался Марк Ренсом, все, чего он хотел от меня, – напугало меня до глубины души. – Голос Марии стал спокойнее. – Я не хотела превратиться в ничто. Поэтому он и погиб.

– Благодарю вас, – проговорил Пэйджит. – Это все, что я хотел узнать.

Шарп шла к Марии, сжимая в правой руке ствол пистолета.

– Что она делает? – прошептала Терри Пэйджиту.

– Думаю, психологический прием. Хочет дать Марии пистолет.

Шарп действительно протянула пистолет Марии.

– Это ваш, не так ли?

Мария смотрела на нее, но пистолет не брала.

– Он похож на мой.

– Установлено, что он ваш. – Шарп снова протянула ей пистолет. – Посмотрите повнимательней.

Мария разглядывала пистолет, как чужой, незнакомый предмет.

– Бесполезно, – тихо сказала она. – Я не разбираюсь в оружии. И больше никогда не прикоснусь к пистолету, к этому или любому другому.

Марни Шарп помолчала. Неожиданно спросила:

– Раньше у вас никогда не было пистолета?

– Нет.

– А этот вы купили после того, как позвонил Марк Ренсом?

– Кажется, да.

– Я знаю, что да. – Шарп прошла к столу обвинения, положила пистолет, вернулась к Марии. – Как вы объясняли инспектору Монку, вы купили этот пистолет из-за того, что вам угрожали по телефону, верно?

Пэйджит насторожился. Шарп сразу начала с того, что было ложью в рассказе Марии. Он учил Марию: в этом и подобных случаях давать лаконичный ответ, чтобы не усугублять ложь.

– Верно.

– Сколько было звонков?

Мария задумалась:

– Два, я думаю.

– Вы думаете? Звонки так напугали вас, что вы купили пистолет, и вы не помните, сколько их было?

Мария скрестила руки на груди.

– Если это вопрос, ответ будет тот же самый: я думаю, было два звонка.

– Полагаю, вы помните, кто звонил – мужчина или женщина.

Мария кивнула:

– Мужчина.

Шарп уперла руки в бока.

– Тогда расскажите нам как можно подробнее, что говорил этот мужчина во время угрожающего звонка или угрожающих звонков.

Это было как раз то, чего боялся Пэйджит: Шарп задавала вопрос, требующий развернутого ответа. Теперь Мария должна была расцвечивать мнимый факт подробностями. Она выпрямилась на своем месте свидетеля.

– Подробностей я не помню. Он говорил что-то о наблюдении за моим домом. Поэтому я и купила пистолет.

Шарп посмотрела на нее со скептической улыбкой:

– Лауру Чейз он не упоминал?

Пэйджит привстал, собираясь протестовать против явной насмешки. Но Мария уже холодно ответила:

– Нет, не упоминал. И я почти уверена, что это был не Марк Ренсом.

И снова послышался шепот в зале, раздался кашель, похожий на замаскированный смех. Шарп остановилась, пристально глядя на Марию.

– А как вы думаете, это не был кто-нибудь из ваших знакомых?

– Нет.

– Но, если бы вы знали, что это был кто-то из ваших знакомых, вы, наверное, заявили бы об этом?

Мария задумалась.

– Полагаю, что да.

– Но о звонке вы не заявляли, так ведь?

– Нет.

– Но это должен был быть кто-то, кого вы знаете?

По взгляду Марии Пэйджит увидел, что она уже все поняла.

– Вы имеете в виду, – спокойно поинтересовалась Мария, – что моего номера нет в телефонном справочнике?

Шарп была удивлена. Мария предугадала ее вопрос и скрытую за ним ловушку.

– Да. И это в том числе.

Сочувственным тоном Мария ответила:

– Этого я тоже не могу объяснить.

Пэйджит готов был улыбнуться. Но сдержался, взглянув на судью Мастерс – ее глаза сузились, она, видимо, отметила про себя, что Мария умна.

Заметившая то же самое Терри шепнула:

– Лучше бы уж суд присяжных – там она бы проскочила.

Пэйджит отметил, что у Терри усталый вид.

– Вы правы, – прошептал он в ответ.

– Вы на самом деле, – спрашивала Шарп Марию, – никому не говорили о звонках?

– Нет.

– Ни полиции, ни друзьям, ни кому-либо на Эй-би-си?

– Нет. Никому. Даже тому, кто продавал мне пистолет. Не хотела выглядеть шизофреничкой.

– Именно по этой причине? А может быть, просто было трудно рассказывать о звонках, которых не было?

Для Марии это не трудность, подумал про себя Пэйджит.

– Проблема не в том, чтобы рассказать, – ответила Мария. – Нет, это не причина.

Шарп бросила на нее циничный взгляд:

– Пистолет специально был куплен для встречи с Марком Ренсомом?

Пэйджит знал, что ответом было: да.

– Нет, – твердо заявила Мария. – Причина очень простая: звонки напомнили мне, что я женщина и живу одна. Как я и сказала инспектору Монку. – Выждав немного, Мария наклонила голову набок и невинно спросила: – Вы, кажется, занимаетесь делами об изнасиловании? Вам никогда не попадались дела об изнасиловании женщин, которые живут одни? – Финальная пауза. – Или, – тон Марии был беспредельно кроток, – об изнасиловании женщин, которых поодиночке заманивают в ловушку?

Шарп повернулась к Кэролайн Мастерс с утомленным выражением лица:

– Ваша Честь, не могли бы вы еще раз объяснить мисс Карелли, что ее задача – отвечать на мои вопросы, а не произносить речи или самой задавать вопросы – риторические и любые другие.

Судья обратилась к Марии:

– Здесь свои правила, мисс Карелли. Вы можете ограничиться тем, что будете давать мисс Шарп ответы, которые ей не нравятся. И она тогда будет больше задавать вопросов, которые вам не нравятся.

Мария слегка улыбнулась:

– Хорошо.

– Хорошо? – с сарказмом повторила Шарп. – Ну, если у вас все хорошо, мисс Карелли, давайте обсудим еще один факт, о котором вы не сообщили полиции. У Марка Ренсома была кассета или кассеты, которые могли дискредитировать вас. Вы забыли упомянуть об этом, верно?

– Протестую, – вмешался Пэйджит. – Я уже задавал этот вопрос, и мисс Карелли на него отвечала.

Шарп перевела взгляд с Пэйджита на судью Мастерс:

– Я хорошо понимаю, почему мистер Пэйджит хочет спрятать концы в воду. Целый час своего допроса он посвятил сокрытию улик и преуспел в этом. Но прививку против перекрестного допроса не сделаешь – и мистер Пэйджит не смог решить главную проблему: заготовить ответы на те вопросы, о которых сам не знал.

– Вы только что очень хорошо сказали, – заметила Кэролайн Мастерс, – о том, что недопустимо произносить речи. Мисс Карелли может отвечать на вопрос.

Шарп повернулась к Марии.

– Да, – не задержалась с ответом Мария. – Я не сказала об этом полиции.

– И вы убеждали их, что единственная цель вашего свидания с Марком Ренсомом связана с вашей работой.

Мария ответила не сразу:

– Мне не следовало так говорить. Это было сказано по оплошности.

– По оплошности? А вы не рассказывали инспектору Монку довольно складную историю о сенсационности кассеты Лауры Чейз, о вашем интересе к этической проблеме купли и продажи чужих секретов?

Мария выпрямилась в своем кресле.

– Я говорила правду, – спокойно произнесла она. – Только не сказала инспектору Монку, что среди секретов, которые Марк Ренсом сделал предметом купли-продажи, был и мой. Поскольку, как я уже говорила, мне было очень стыдно.

И снова Шарп несколько замешкалась, но тут же нашла новое направление атаки.

– Диалог с мистером Ренсомом – вашего сочинения? Якобы он говорил вам, что правда важнее врачебной тайны и всяких нежностей и для живых, и для мертвых?

Мария холодно взглянула на нее.

– Он на самом деле говорил это. Лаура Чейз была мертва. Я – жива. – Она помолчала. – Марк Ренсом собирался использовать секрет Лауры Чейз, чтобы заработать деньги, а мой менял на половой акт.

Шарп энергично кивнула.

– Что вы имели в виду, когда сказали инспектору Монку, что с удивлением обнаружили Марка Ренсома одного? Говорили вы так?

– Да. Говорила. – Мария помолчала. – Как я и сказала, я не ожидала шантажа.

– Не ожидали, поскольку, как вы говорили инспектору Монку, рассчитывали, что Марк Ренсом пригласит журналиста?

– Да.

– А вот это уже была не оплошность, так ведь? Это просто ложь. – Шарп выдержала паузу. – Ложь, придуманная для того, чтобы скрыть истинную причину вашего прихода.

Судья Мастерс повернулась к Марии, ждала ее ответа.

– Я не знаю, почему я так сказала, – ответила Мария. – Наверное, потому, что была испугана и в смятении.

– Но вы ведь на самом деле не ожидали встретить там других журналистов?

– Нет, не ожидала. – Мария снова помолчала. – Но и не шла с целью убить Марка Ренсома.

Шарп обернулась к судье:

– Заявляю, что последняя фраза не является ответом на вопрос.

– Согласна, – отозвалась судья Мастерс. – Мисс Карелли, еще раз повторяю, ограничивайтесь только ответом на заданный вопрос. – На лице ее заиграла тонкая улыбка. – В конце концов, здесь муниципальный суд. У нас более высокие требования, чем на президентских дебатах.

В задних рядах раздался смех. Но Пэйджиту было не до веселья, это несколько пренебрежительное замечание сказало ему, что Мастерс решила не вмешиваться в словесный поединок Марни Шарп с Марией. Тень досады мелькнула на лице Марии.

– Прошу извинить меня, – обратилась она к судье. – Обвинение в убийстве вызывает сильные эмоции. Постараюсь впредь сдерживать их.

– Пожалуйста, постарайтесь. Для вашего же блага. – Кэролайн Мастерс обернулась к Шарп: – Продолжайте.

Пэйджит подумал, что, пожалуй, он единственный, кто заметил, что атмосфера в зале стала заметно холоднее.

– Поговорим, – неторопливо заговорила Шарп, – о случае эрекции Марка Ренсома. Или случаях. Сколько у него их было – один или два?

– Членов?

– Нет. – Шарп сохраняла фатальное спокойствие. – Случаев эрекции.

– Я не понимаю.

– Вы сказали инспектору Монку, что у Марка Ренсома наступила эрекция, когда он слушал запись с Лаурой Чейз, правильно?

Мария кивнула:

– Он хотел показать мне, что его член отвердел.

– Это было задолго до того, как он пытался изнасиловать вас?

Вид у Марии стал озадаченный.

– Я не знаю, когда это у него получилось. Заметила только, когда он коснулся моего колена.

– Это было задолго до того, как он пытался вас изнасиловать?

– Минут за пять, наверное.

– Почему у Марни такой интерес к эрекциям? – прошептал Пэйджит Терри.

– Не из зависти, – тоже шепотом ответила Терри. – Случай с Раппапорт, я вам говорила, она намекала на импотенцию. Она что-то знает – или думает, что знает.

– Мне это совсем не нравится, – пробормотал Пэйджит.

Шарп приблизилась к Марии:

– И, как вы показали, когда он приспустил брюки, у него тоже была эрекция.

– Да.

– И вы еще помните одну подробность – он поглаживал его.

– Да, я помню это.

– Сейчас вы больше помните об эрекции, чем тогда, когда рассказывали инспектору Монку, – ему вы сказали что-то типа: "Была эрекция. Мне было не до ее особенностей".

– Я была в шоке, – после небольшой паузы ответила Мария. – Прошло время, теперь некоторые детали прояснились.

Шарп заговорила резко, отрывисто:

– Почему же не прояснилось ничего относительно того, как порвались колготки? Или почему вы закрыли окна шторами? Или относительно того, что вы делали в коридоре? Или по какой причине вы бродили по номеру? Почему это детали, касающиеся только эрекции мистера Ренсома?

– Я не знаю. – Мария замолчала, будто пытаясь вспомнить. – Думаю, некоторые моменты остаются в нашем сознании из-за того, что производят отвратительное впечатление, а когда шок проходит, всплывают в сознании во всей своей ужасающей отчетливости. – Она обернулась к судье: – Один из таких моментов – когда Марк Ренсом слушал Лауру Чейз, описывающую надругательство над ней, и поглаживал свой член. И в этом он весь.

– Предлагаю признать, что ответ дан не по существу вопроса, – заявила Шарп.

Мгновение Кэролайн Мастерс молчала, разглядывая Марию.

– Предложение отклоняется, – небрежно произнесла она. – С риском зайти так же далеко, как большинство мужчин, вы начали выпытывать об эрекции и получили ее.

И снова приглушенный смех в зале. Сама Кэролайн Мастерс не улыбнулась, но наблюдавший за ней Пэйджит и без того уже понял ее настроение: все слова и жесты говорили о том, что она вполне оценила фантазию и изобретательность Марии, да и кассета Стайнгардта оказала свое пагубное действие. Шарп продолжала:

– Это была та же самая эрекция, про которую вы сказали, что "член отвердел", или другая? Иными словами, был ли мистер Ренсом все время возбужден с того момента, когда вы сидели на диване?

Мария снова задумалась.

– Я, конечно, не следила за этим. Но думаю, да.

– А сколько времени от того момента, когда вы впервые заметили у него эрекцию, до того, когда застрелили его?

– Трудно сказать. Минут десять, не меньше.

– И в течение этих "десяти минут, не меньше", как вы говорите, Марк Ренсом уговаривал вас вступить с ним в половую связь.

– Да.

– И повалил вас на пол.

– Да.

– И боролся с вами.

– Да.

– И стягивал с вас колготки.

– Да.

– И наваливался на вас.

– Да.

– Потом ударил вас.

Голос Марии становился все глуше:

– Да.

– Царапал вам горло.

– Да. Подтверждаю все это.

– И после всего этого замер, слушая голос Лауры Чейз. Мария коснулась ладонью лба.

– Да, – тихо вымолвила она. Шарп смотрела на нее в упор.

– И все это время, время большого нервного и физического напряжения, этот пятидесятишестилетний человек сохранял эрекцию.

Мария недоуменно взглянула на нее:

– Я так не думаю. Я на самом деле не знаю, что ответить на это.

Отвернувшись от Марии, судья Мастерс недоуменно посмотрела на Шарп.

– Может быть, – прошептала Терри, – Марни хочет просто дискредитировать показания Марии?

– Думаю, что это не так, – возразил Пэйджит. – Она же говорила, что у нее есть свидетельство, которое может опровергнуть показания.

Тень тревоги мелькнула на лице Терри.

– Да. Говорила.

А Шарп уже начинала новую атаку:

– Вы показали инспектору Монку, что стреляли с расстояния в два-три дюйма, так?

– Я уже объясняла, в каком была состоянии в то время.

– И вы говорили полиции, что, когда зашли в номер, окна были закрыты шторами, правильно?

После второго вопроса Пэйджита охватило беспокойство. Он понял: Шарп решила продемонстрировать все факты из показаний Марии, которые расходятся с данными экспертизы и словами свидетелей.

– Протестую, – выкрикнул он. – Об этом уже спрашивали, ответ получен. Сколько раз мисс Карелли повторять одно и то же?

Шарп хотела что-то сказать, но судья сделала предостерегающий жест.

– Я намерена позволить это, мистер Пэйджит. Пусть мисс Шарп докажет то, что собиралась доказать.

– Да, – быстро произнесла Мария. – Это то, что я говорила вначале.

– Но, как вы слышали, мистер Агилар показал другое.

Мария смотрела Марни Шарп прямо в глаза.

– Слышала.

– И сегодня вы признали, что сами опустили шторы.

– В тот день, когда погиб Марк Ренсом, я была в шоке. У меня остались смутные обрывки воспоминаний.

Шарп посмотрела на нее с нескрываемым недоверием:

– И по причине шока, я полагаю, вы на сорок минут, по оценке доктора Шелтон, отложили звонок по 911.

– Насколько верно я могу оценить свои действия, да.

В зале была мертвая тишина. Пэйджит заметил, что при каждом вопросе и ответе взгляд судьи Мастерс переходит с одной говорившей на другую, как будто она смотрит теннисный матч.

– Но во время разговора с инспектором Монком, – не отступала Шарп, – вы заявили, что позвонили сразу же.

Мария задумалась.

– Так мне казалось в то время.

– Но вы признаёте, что ваши показания изменились после того, как вы услышали сообщение доктора Шелтон?

– В изложении последовательности фактов – да. Но не в изложении самих фактов. – Мария, помолчав, обернулась к судье: – Это видно только при сопоставлении.

– Но вы уже признали, что в своих показаниях ни разу не упомянули о кассете.

Мария медленно перевела взгляд на Шарп:

– Как я уже говорила, содержание кассеты связано для меня с душевными страданиями.

– Настолько тяжелыми, что вы даже забыли о существовании этой кассеты, пока мы ее не нашли.

Мария подалась вперед.

– Не от вас именно я скрывала то, что на кассете, – холодно произнесла она. – Я скрывала это от всех, кроме доктора Стайнгардта, человека, которому решила доверить и свою вину, и свой стыд. То, что я говорила инспектору Монку в минуты смятения, в состоянии шока, как раз определялось привычкой, выработанной годами.

– Привычкой лгать, вы имеете в виду.

Мария вспыхнула, смешалась на мгновение; Пэйджит почувствовал, что подспудно ее гложет мысль о том, что Кэролайн Мастерс знает о ее лжесвидетельстве. Очень мягко она возразила:

– Я не это имела в виду, мисс Шарп. Вы знаете. Шарп медленно покачала головой.

– А я имею в виду, – с прежним спокойствием отчеканила она, – что вы изменили свои показания не потому, что у вас улучшилась память, а ради того, чтобы ваши показания не противоречили другим свидетельствам. И вы знаете это.

Кэролайн Мастерс смотрела на Марию, в выражении ее лица, как показалось Пэйджиту, странным образом сочетались скептицизм и жалость.

– Это неправда, – возмутилась Мария, обращаясь и Шарп. – Я знаю одно: рассчитывать на сочувствие не приходится. Тем более от вас.

Какое-то мгновение Шарп смотрела на нее. Потом пожала плечами, как бы говоря: что бы ни сказала теперь Мария – это касается только ее, ответа не требуется. Пэйджит не мог не восхититься: усилием воли Шарп настраивала себя на борьбу – старалась сохранить хладнокровие и способность держать себя под контролем.

– Кстати, о сочувствии, – проговорила она. – Вы показали, что ходили по коридору, – в этот момент вас и видел мистер Тэнш, – собираясь попросить кого-либо оказать помощь мистеру Ренсому. Но помощи вы не получили, это так?

Мария опустила взгляд:

– Не в этом дело. Как я говорила, по-настоящему мне тогда не смог бы помочь никто.

– Так ли это? А может быть, причина в том, что вы хотели узнать, не слышал ли кто-нибудь выстрела, чтобы безбоязненно дать свою фальшивую версию?

– Нет. – Мария приподнялась со своего места. – Это неправда.

– Вот как? А не потому ли вы закрыли окно шторами – чтобы никто не видел, как вы фабрикуете доказательства?

Видно было, как Мария борется с собой, стараясь сохранить самообладание.

– Если верить вашему свидетелю, мистеру Хаслеру, я фабриковала доказательства в голом виде. Значит, мне придется признать, что перед этим – "чтобы мои показания не противоречили другим свидетельствам" – я разделась.

В публике поднялся ропот, кто-то закашлялся от смеха. Пэйджит увидел, что лицо Шарп окаменело от злости.

– Нет, – возразила она, – было иначе: вы разделись, чтобы усыпить бдительность мистера Ренсома, а потом застрелили его. После этого вы закрыли окно шторами. Было так?

– Не было. – Мария была мертвенно-бледна, а голос ее звенел от презрения. – Разве только в вашем воображении. И еще Марка Ренсома.

– Мистер Ренсом больше ничего не в состоянии вообразить. Скажите, мисс Карелли, вы ходили по номеру, трогали мебель, чтобы убедиться, что это вам не снится, после того как опустили шторы?

Мария, глядя ей в глаза, ответила:

– Честное слово, не помню.

– Вы не можете вспомнить, когда вы притрагивались руками к книжной полке, к письменному столу?

– Нет.

– Или почему отпечатки ваших пальцев оказались на ручках выдвижных ящиков письменного стола?

– Не помню.

– Что она делала? – прошептала Терри Пэйджиту. Не спуская напряженного взгляда с Марии, тот буркнул:

– Понятия не имею.

– А может быть, вы искали кассеты, на которых была записана ваша беседа с доктором Стайнгардтом?

Глаза Марии от изумления широко раскрылись:

– Я не искала кассеты.

– Может быть, вы нашли одну? И уничтожили?

– Когда? – растерянно выдохнула Мария. – Как?

Спустила в унитаз? Но вы должны знать, что в ванную я не заходила. – Видно было, что гнев уже овладел ею. – Прав был мистер Пэйджит, сказав, что версия обвинения похожа на китайскую грамоту, писанную лунатиком. Но для осуждения невиновного требуется гораздо более развитое воображение. Если, конечно, не фабриковать улики.

Шарп непроизвольно подалась вперед. В зале раздался приглушенный шум: Пэйджиту показалось – как будто многоголовое существо корчится в судорогах. Грохнул судейский молоток.

Обе женщины замерли, смотрели на судью Мастерс. На ее лице были гнев и неприязнь.

– Довольно, – резко заявила она. – Я понимаю, мисс Карелли, обвинение ведет допрос в жесткой манере. Но высказывания, подобные вашему, недопустимы. Я не потерплю их. – Она повысила голос. – Мое терпение иссякло. Следующая ваша вспышка будет расцениваться как неуважение к суду.

Мария повернулась к ней:

– Простите меня, Ваша Честь. Но мне очень трудно принять такие обвинения. Очень трудно смириться с требованием мисс Шарп на одностороннее уважение, в то время как она старается поломать мне жизнь.

Кто-то из публики неожиданно зааплодировал. Но тон Кэролайн Мастерс оставался холодным:

– Я требую уважения к суду от всех участников процесса и взаимоуважения между всеми. Что касается того, добьетесь ли вы здесь справедливости, – это на моей совести, а не на совести мисс Шарп. Уверяю вас: просто обвинения – с ее ли стороны, с вашей ли – на меня никакого впечатления не производят. – Она помолчала. – Единственное, что интересует судью, – достаточно ли улик, чтобы возбудить уголовное дело. И я постараюсь решать этот вопрос с тем беспристрастием и благоразумием, на какие способна.