Текст книги "Секс с чужаками"
Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)
Соавторы: Филип Хосе Фармер,Харлан Эллисон,Лиза (Лайза) Таттл,Уильям Гибсон,Ларри Нивен,Конни Уиллис,Эдвард Брайант,Роберта Лэннес,Пат (Пэт) Кадиган,Льюис Шайнер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Льюис Шайнер
ЧАШИ ВЕСОВ
Последний роман Льюиса Шайнера, «Заброшенные города сердца» (издательство «Бэнтэм»), вошел в список кандидатур на премию «Небьюла». Вскоре у него должен выйти нефантастический роман «Хлоп» (издательство «Даблдэй»), посвященный катанию на скейтбордах, анархии и честному слову. Также на выходе новая антология под его редакцией, издаваемая в пользу организации «Гринпис», которая называется «Когда доиграла музыка» (издательство «Бэнтэм»). Ранние рассказы Шайнера относятся в основном к научной фантастике. В последнее время он чаще пишет реалистические произведения и ужасы. Его рассказ «Тщетная любовь», опубликованный первоначально в сборнике «Потрошитель!» и перепечатанный в «Лучшей НФ года» и в «Лучшей фэнтези года» совершенно определенно относится к ужасам. Точно так же, как и «Чаши весов».
Есть у крыс такой поведенческий стандарт, его еще называют эффектом Кулиджа. Когда я изучала психологию в колледже, до того, как встретила Ричарда, до того, как мы поженились и задолго до того, как у меня появилась Эмили, я работала в лаборатории пятнадцать часов в неделю. Я чистила крысиные клетки и заносила данные в компьютер. Эффект Кулиджа был одним из тех экспериментов, о которых все слышали, но которых никто не производит.
Если вы подсаживаете новую самку в клетку самца, они спариваются несколько раз, а затем приступают к другим делам. Если, однако, самок все время менять, тогда совсем другая история. Самец буквально затрахает себя до смерти.
Кто-то якобы рассказал все это миссис Кэлвин Кулидж. На что она заметила: «Совсем как мой муж».
Это началось в июне, спустя несколько дней после первого дня рождения Эмили. Припоминаю, что дело было воскресной ночью; поутру Ричарду предстояло отправляться преподавать. Я проснулась оттого, что Ричард стонал. Вернее сказать, он как бы мычал, то громче, то тише. Тот же самый звук он издавал во время секса.
Я села в кровати. Как обычно, все одеяла были сбиты на мою сторону. Ричард лежал голым под одной-единственной простыней, невзирая на кондиционированный воздух. В тот день мы из-за чего-то поругались и я была еще достаточно сердита, чтобы испытать злорадство, глядя на его кошмары.
Он двигал бедрами вверх и вниз. Я видела холмик, похожий на палатку, который простыня образовала над его членом. Нет, он явно корчился не от страха. В тот самый момент, как я поняла, что происходит, Ричард выгнул спину и на простыне появилось мокрое полупрозрачное пятно. Я никогда раньше этого не видела, по краней мере, в таком клиническом варианте. Это было не особенно интересно и уж конечно не эротично. В голову мне ничего не лезло, кроме пятна. Я уже чувствовала его запах – как от воды, налитой в банку из-под апельсинового сока.
Я легла и отвернулась от него. Кровать закачалась – он проснулся. «Господи», – пробормотал он. Я притворилась, что сплю, пока Ричард вытирал кровать бумажной салфеткой. Минуту-другую спустя он уже снова спал.
Я встала посмотреть, как там Эмили. Она лежала в своей кроватке лицом вниз, разбросав руки и ноги, словно крошечный розовый коврик в виде медвежьей шкуры. Я коснулась ее волос, склонилась над ней, чтобы почувствовать запах ее шеи. Крошечная, совершенная по форме ручка вцепилась в одеяло.
– Ты все пропустила, маленькая, – прошептала я. – А могла бы увидеть, что тебе предстоит.
Я могла бы забыть об этом, если бы в ту же пятницу не позвонила Салли Килер. Кабинет ее мужа на факультете английского языка располагался рядом с кабинетом Ричарда.
– Слушай-ка, – сказала Салли. – Это все, наверно, ерунда.
– Прошу прощения?
– Я подумала, кто-нибудь должен дать тебе знать.
– О чем?
– Ричард в последнее время не… ну, я не знаю, не вел себя странно?
Я почему-то вспомнила ту его ночную поллюцию.
– Что ты имеешь в виду – странно?
Салли театрально вздохнула.
– Просто Тони мне кое-что рассказывал вчера вечером. Понимаешь, Энн, я знаю, что у вас с Ричардом кое-какие проблемы – это все нормально, можешь мне ничего не говорить – и я решила, что настоящий друг должен тебе это передать.
Салли не была моей подругой. Мы с ней всего лишь два-три раза вместе обедали. Я не знала, что мои семейные проблемы настолько общеизвестны.
– Салли, ты не перейдешь к сути?
– Ричард говорил с Тони про эту новую студентку. Вроде бы она из Израиля или что-то подобное.
– Ну, и?
– Ну и у Ричарда на эту девицу, похоже, слюнки текут. На него это как-то не похоже. Я хочу сказать – Ричард ведь даже не флиртует ни с кем.
– Это все?
– Ну, не совсем. Тони его спросил, в чем тут дело, а Ричард сказал: «Тони, ты просто не поверишь. Если я тебе расскажу, ты не поверишь». Это его собственные слова.
– Имя у этой загадочной женщины есть?
– По-моему, он вроде говорил – Лили.
Я попыталась представить, как Ричард с его редеющими волосами и щетинистыми усиками, с его очками и брюшком старается охмурить какую-то зарубежную красотку.
Салли сказала:
– Может, все это ерунда.
На следующий год открывалась новая ставка адъюнкт – профессора. Ричард и Тони оба числились среди претендентов. По общему мнению, преимущество в целом было на стороне Ричарда.
– Конечно же, ты права, – сказала я. – Я уверена, все это полная ерунда.
– Я бы только не хотела причинить вам какие-нибудь проблемы.
– Да нет, – сказала я. – Конечно, не причинишь.
* * *
В следующую среду Ричард позвонил и сказал, что вернется поздно. В кампусе гостил какой-то поэт с чтением своих стихов. Я это вычитала в газете. Чтение было назначено на восемь.
В восемь тридцать я усадила Эмили в нашу многоместную легковушку и поехала в Центр Изящных Искусств. Машину Ричарда на стоянке мы не нашли.
– Ну, малышка, – сказала я, – что ты об этом думаешь? Не пошарить ли нам по всяким сомнительным мотелям?
Она смотрела на меня огромными, прозрачными глазами.
– Верно, – сказала я. – Мы для этого слишком гордые. Мы просто поедем домой.
Доктор Тейлор в те выходные принимал гостей. Это был декан факультета – главным образом за счет того, что в молодости ему довелось быть редактором Большого Американского Писателя. Он в последнее время начинал попивать. Его жене пришлось научиться устраивать вечеринки – тогда он оставался дома.
Утром в день вечеринки я сказали Ричарду, что хотела бы пойти. К тому времени он привык, что я сижу дома и держусь от таких вещей подальше. Я ожидала признаков разочарования. Но он только пожал плечами.
– Тогда постаралась бы подыскать приходящую няню, – заметил он.
После общего ужина начались постепенные и казалось бы беспорядочные перемещения, которые неизбежно заканчиваются тем, что женщины собираются в одной части дома, а мужчины в другой. Большинство жен уже спустились вниз, убирать размокшие бумажные тарелочки и пустые бутылки из-под пива. Я осталась наверху с Джейн Лэнг, медиевисткой, и большинством мужей. Тейлор отпустил уничижительное замечание о женщинах-писателях и все принялись на него за это наскакивать. Потом Тони сказал:
– Я бы хотел, чтобы каждый сделал сексуально-шовинистическое утверждение, которое сам считает правдой.
Тейлор, уже несколько пьяный, заявил:
– У мужчин половые члены больше, чем у женщин.
Джейн добавила:
– Как правило.
Все засмеялись. Робби Шеппард, про которого считали, что он спит со своими студентками, сказал:
– Я вчера читал одну вещь. В Южной Америке был такой вид ящериц, который сейчас вымер. С ним было вот что: появился другой вид ящериц, который умел исполнять их брачные ритуалы лучше, чем настоящие самки. Все самцы трахали этих поддельных самок. Хромосомы, конечно, не совпадали, так что ящерят никаких не было. Весь вид задрал лапки кверху.
– Это было на самом деле?
– Я читал в «Уикли уорлд ньюс», – ответил Робби. – Наверно, было. Меня больше интересует – что из этого следует?
– Это просто, – сказала Джейн. – Когда речь идет о сексе, мужчины сами своей пользы не понимают.
– А я думаю, мужчины и женщины – это разные виды, – сказал Тони.
– Это слишком просто, – возразил Робби. – На самом деле у них противоречащие друг другу программы. Когда мы жили в пещерах, у нас были побуждения, предназначенные, чтобы произвести наибольшее число детишек от наиболее широкого спектра партнеров. Проблема в том, что побуждения эти остались, а пользы от них уже больше нет. Вот что произошло с этими бедными ящерицами.
– Ну, Энн, давай, – сказал Тони. – Теперь твоя очередь. Только посерьезней.
– Не знаю, – сказала я. – Пожалуй, я подпишусь под старым мнением, что женщины более эмоциональны.
– В чем эмоциональны? – сказал Тони. – Уточни.
– Верно, – подхватил Робби. – Поточнее и покороче. От этого на пятьдесят процентов зависит твоя оценка.
Я посмотрела на Ричарда. Он выглядел скорее рассеянным, нежели увлеченным соревнованием.
– Ну, мужчины всегда интересуются точностью, умеют измерять всякие вещи, – кое-кто засмеялся и я покраснела. – Ну, вы понимаете. Не хотят, к примеру, сказать «Я буду любить тебя вечно». Они предпочитают говорить: «В данный момент разумно предположить, что наши отношения продлятся по меньшей мере еще шесть месяцев». А я бы скорей оценила преувеличение. Чтобы он сказал – «вечно».
Тони кивнул.
– Неплохо. Рич?
– Значит, хотите, чтобы я высказался? Ладно. Это то же самое, что здесь пытался сказать Робби, только без лапши. Мужчины хотят женщин, а женщины хотят детишек.
Все примолкли; это мне точно не показалось. Первое, о чем я подумала, была Эмили. Что имел в виду Ричард? Что она ему не нужна? Что он ее никогда и не хотел? Я слыхала, иногда люди так себя чувствуют, когда в них стреляют. Никакой боли, только ощущение шока и потери, и понимание, что боль придет.
– Кстати насчет детишек, – сказала я среди общего молчания. – Мне надо позвонить домой. Прошу прощения. – Я вышла из комнаты и нашла телефон, сильнее всего желая оказаться подальше от Ричарда.
Вместо телефона я нашла ванную. Я умылась, заново накрасила губы и побрела вниз по лестнице. Там на меня наткнулась Салли и приподняла бровь.
– Ну?
– Что ну?
– Я полагала, ты пришла, чтобы посмотреть на нее.
– На кого?
– На Лили. Эту загадочную женщину. Все мужчины на факультете в нее влюблены. Разве ты не слышала?
– А она здесь?
Салли оглядела комнату. Большинство присутствующих женщин были мне знакомы.
– Сейчас я ее не вижу. Но минуту назад была здесь.
– И как она выглядит?
– Ну, маленькая, смуглая… привлекательная, наверно. Для тех, кому нравятся подведенные глаза и волосы под мышками.
– Как она одета?
– Кажется, я слышу в твоем голосе не просто праздное любопытство? В блузку, в красную блузку. И синие джинсы. В обтяжку.
– Извини, – сказала я, углядев наконец телефон. – Я должна позвонить домой.
Няня ответила со второго звонка. Эмили спала. Проблем не было. Я сказала: «Ладно, хорошо». Мне хотелось быть дома, с Эмили, мазать ее по животу малиной и чувствовать ее пальчики в своих волосах. Молчание слишком затянулось. Я сказала няне спасибо и повесила трубку.
Я была не в силах подняться наверх. Все равно сейчас там уже форменный мальчишник. Сплошные сальные шуточки и все прокурено. Стеклянная дверь выходила на задний двор. Я шагнула в темноту, вдохнув летний запах скошенной травы и продымленной коптильни.
Там Ричард меня и нашел, когда гости начали расходиться. Я сидела в шезлонге и смотрела на небо Далласа, в котором все лето напролет стоит красное сияние. Что-то связанное с городскими огнями и загрязнением воздуха.
– Чудесное представление, – сказал Ричард. – Просто так взяла вот и смылась, пусть все это треклятое сборище знает, что наш брак дал трещину.
– А он дал?
– Чего?
– Трещину. Наш брак. Мы расходимся?
– Черт, я не знаю. И уж конечно сейчас не время задавать такие вопросы. О, нет, только не начинай. Ну вот как мы будем уходить, когда ты так ревешь?
– Обойдем вокруг дома. Тейлор все равно слишком пьян, чтобы запомнить, попрощались мы или нет. Отвечай на мой вопрос.
– Я же сказал, что не знаю.
– Может, нам стоит это выяснить.
– Это еще что должно значить?
– Давай сделаем, как поступают все люди в таких случаях. Поговорим с консультантом или что-нибудь в этом роде.
– Ладно.
– Ладно? И это все? Просто «ладно»?
– Ты же на этом настаиваешь, не я.
– Замечательно, – сказала я, почувствовав вдруг головокружение, словно оказалась на краю обрыва. Неужели я правда делаю что-то необратимое? Только Эмили меня удерживала.
Потом я снова посмотрела на Ричарда и подумала: неужели я действительно хочу, чтобы этот человек был ее отцом?
– Замечательно, – повторила я. – Давай уедем отсюда.
Моя лучшая подруга Дарла разводилась два раза. Она мне посоветовала миссис Мак-Набб.
– О боже, – сказала я. – Это же будет так дорого. А она в самом деле поможет?
– Какое тебе дело до помощи? – ответила Дарла. – Это шаг номер один в том, чтобы избавиться от дрожи в коленках. Дальше пойдет легче, поверь мне. Разводиться во второй раз мне было не труднее, чем – ну скажем, шесть месяцев провести в гипсе.
В понедельник я долго сидела перед телефоном. Я взвешивала хорошие и дурные стороны нашего брака, бросая на чаши весов все, что только могла придумать. Все, что оказалось на хорошей чаше, было связано с деньгами: дом, страховка Ричарда, финансовая обеспеченность. Этого было недостаточно.
Нам назначили время для визита на следующее утро. Когда я в понедельник вечером сказала об этом Ричарду, он выглядел удивленным, словно забыл всю ту ужасную сцену. Потом пожал плечами и сказал: «Ладно, как хочешь».
Мы оставили Эмили у няни дома. Мне трудно было от нее оторваться. Ричард все время поглядывал на часы. Наконец мы все-таки ушли и поехали в центр города, к перестроенному дому в стиле «архитектуры прерий», неподалеку от Ист-Грэнд.
Миссис Мак-Набб была женщиной лет пятидесяти, пять футов одиннадцать дюймов ростом, тяжелой в груди и бедрах, с коротко стриженными волосами нескольких оттенков серого цвета.
Никакой косметики, одежда из натуральных тканей, мебель нейтральной окраски. На столике рядом с диваном одинокая и зловещая коробка бумажных носовых платков.
Когда мы оба уселись, миссис Мак – Набб сказала:
– Итак. Состоит ли кто-либо из вас в отношениях с кем-либо со стороны.
– Вы имеете в виду, э, в романтических? – переспросила я.
Ричард уже отрицательно тряс головой.
– Вот именно, – подтвердила миссис Мак-Набб.
– Нет, – сказал Ричард.
– Нет, – сказала я.
Миссис Мак-Набб посмотрела на Ричарда долгим взглядом, словно она ему не поверила. Я ему тоже не верила.
– В чем дело? – спросил он. Руки у него были сложены на груди с того момента, как он сел. – Я же сказал – нет, у меня нет никого на стороне.
Через несколько минут она нас разделила. Ричард ждал в приемной, пока миссис Мак-Набб задавала мне вопросы. Если я говорила что-нибудь о Ричарде, она заставляла меня перефразировать это утверждение так, чтобы оно начиналось со слов «Я думаю» или «Как мне кажется». О своих подозрениях насчет Лили я не упомянула. Потом я полчаса просидела снаружи, снова и снова читая одну и ту же страницу «Ньюсуик», не в силах понять, о чем там говорится.
Наконец Ричард вышел. Он был бледен.
– Готово, – сказал он. – Я ей заплатил и все такое.
Мы сели в автомобиль. Ричард сел за руль, но не стал заводить двигатель.
– Она спрашивала о моих родителях, – сказал он. Смотрел он не на меня, а на ветровое стекло. – Я ей рассказал, как мой отец всегда заставлял мою мать приносить ему почту, потом вскрывал и то, что ему было ненужно, бросал на пол. А матери приходилось ползать на коленях и собирать.
Он выглядел так потерянно, по-детски. Я вдруг поняла, что единственный, кроме меня, кто знает, через что мы оба прошли – это Ричард. Трудно было удержаться и не протянуть к нему руку.
– Она спросила меня, были ли они счастливы, – продолжал он. – Я сказал – нет. А потом случилось самое странное. Я вдруг начал ей все это объяснять. Разные вещи, про которые даже не знал, что я это знаю. Как я всегда считал, что моему отцу было бы так легко сделать мою мать счастливой. Что брак обязательно сложится, если только не бросать мусор на пол, чтобы другой подбирал. Не помню, говорила ли что-нибудь миссис Мак-Набб, просто во мне вдруг вспыхнуло понимание. Что я всю жизнь искал несчастную женщину, такую, как моя мать, чтобы показать, как легко я смогу сделать ее счастливой. Только я ошибался. Все-таки я не смог сделать тебя счастливой.
Удивительный, краткий миг близости ушел. Теперь я была у него «несчастной женщиной». Мне это не особенно понравилось.
– Я себя чувствую совсем выжатым, – сказал Ричард и заплакал. Не помню, когда я в последний раз видела его плачущим. – Не знаю, смогу ли я пройти через это снова.
– Это было только начало, – сказала я. – Мы еще совсем ничего не добились.
Он покачал головой и завел машину.
– Не знаю, – повторил он. – Не знаю, смогу ли я продолжать.
На том и кончились наши походы к консультанту. В следующий раз, когда я завела речь об этом, Ричард замотал головой и отказался обсуждать эту тему.
К этому времени он «задерживался на работе» по меньшей мере две ночи в неделю. Мне было неловко выслушивать его вымученные предлоги. Я представляла себе его в кабинете, со спущенными до колен штанами, и какую-нибудь оливковую одалиску, распростертую навзничь на его письменном столе. Она стискивает ногами талию Ричарда, раскрыв рот в экстатическом крике, а остальные сотрудники факультета, проходя мимо его двери, стыдливо отворачиваются.
Я никак не могла выкинуть это из головы. Я лежала по ночам без сна и терзала сама себя. Одним августовским утром я оказалась настолько не в себе, что позвонила Салли.
– Эта женщина, с которой якобы Ричард встречается. Лили или как ее там. Опиши мне ее.
– Ну, как описать неряшливую потаскушку, милочка? Что ты еще о ней хочешь знать?
– Мне нужны детали. Представь, что ты это делаешь для полиции.
– Ну, рост где-то пять футов шесть дюймов. Волосы каштановые, вьющиеся, только-только до плеч. Густой загар. Косметика, само собой. ПРОРВА косметики. Я уже говорила про волосатые подмышки?
– Да, – ответила я, – говорила.
В летнюю сессию Ричард каждый день вел занятия с часу до трех. Можно было предположить, что он еще не так далеко зашел, чтобы совсем бросить преподавание. В час пятнадцать я поднялась по мраморной лестнице на второй этаж Даллас-Холла в поисках женщины, которую описала Салли.
В большом зале никого не было. Я взяла себе чашку кофе и нашла Робби у него в кабинете.
– Привет, – неловко начала я. – Я ищу одну из студенток Ричарда. Ее зовут Лили или как-то в этом роде. Ричард забыл сегодня дома статью, которую должен был ей передать.
Он, конечно, ни на секунду не купился на мою выдумку.
– Ах да. Неотразимая Лили. Она где-то здесь крутилась. Я могу ей передать, если хочешь.
– Нет, не стоит. Я должна попытаться сама ее найти.
– Ну так ты ее не пропустишь. В ней росту всего пять футов и дюйм, кожа оливковая, светлые волосы до пояса и… ну, в общем, сама понимаешь.
– И титьки здоровущие, – с горечью докончила я. – Верно?
Робби смущенно пожал плечами.
– Ты сама это сказала, не я.
Описания не слишком-то совпадали. Я заподозрила, что Робби смотрел на нее не особенно объективно. Да и Салли тоже, если на то пошло.
Кабинеты выходили в большой зал, который был разгорожен на лабиринт комнатушек. Некоторое время я бродила по ним без всякого успеха. Прежде чем уйти, я заглянула к секретарше Тейлора.
– Я ищу студентку по имени Лили, вы не знаете, где она? Невысокая, волосы…
– Как же, знаю – самая потрясающая брюнетка в мире. Я бы, правда, не сказала, что она невысокая… О, да вот она идет.
Я обернулась, услышав цоканье каблучков по полированному полу.
– Спасибо, – сказала я секретарше и выбежала в коридор.
И замерла.
Она смотрела на меня не дольше, чем секунду-другую. Впоследствии я не могла бы сказать, высокая ли она или описать цвет ее волос. Все, что я видела, были ее глаза, огромные и черные, как у змеи. Было, наверно, нечто в химии ее пота или дыхания, на что я отреагировала на таком слепом, инстинктивном уровне. Я ничего не могла сделать, только смотреть на нее с отвращением и ужасом. Когда ее глаза наконец отпустили меня, я повернулась и всю дорогу до своего автомобиля бежала.
Я забрала Эмили от няни, отвезла домой и не выпускала из рук оставшуюся часть дня, до самого возвращения Ричарда. Молча я раскачивалась взад-вперед, сидя на краю дивана, вспоминая черноту этих глаз и думая: она другая. Она не нашего племени.
В ту пятницу Ричард вернулся домой к четырем. На полчаса опоздал, не более того. Эмили энергично ползала по гостиной, а я присматривала за ней с наибольшим вниманием, на какое была способна. Остальная часть моего сознания попросту онемела.
Ричард кивнул нам и прошел в заднюю часть дома. Я услышала, как закрылась дверь ванной. Я посадила Эмили в манежик и последовала за Ричардом. Слышно было, как льется вода за закрытой дверью ванной. Какая-то дикая бравада заставила меня преодолеть страх. Я открыла дверь и вошла.
Он стоял рядом с раковиной умывальника. В одной руке он держал свой член, а в другой – брусок мыла. Я чуяла запах секса, которым занимался он с этой женщиной; этот запах все еще лип к нему. Запах вновь вызвал то же самое отвращение, которое я почувствовала при ее виде.
Мы долго смотрели друг на друга. Наконец он выключил воду и застегнулся.
– Помой руки, – сказала я. – Ради бога. Я не хочу, чтобы ты что-нибудь трогал в этом доме, пока по крайней мере не вымоешь руки.
Он вымыл руки, а потом лицо. Утерся полотенцем для рук и аккуратно повесил его обратно на вешалку. Сел на закрытую крышку унитаза, посмотрел на меня снизу вверх, потом снова уставился в пол.
– Она была одинока, – сказал он. – Я просто… Я ничего не мог с собой сделать. Не могу тебе это толковее объяснить.
– Лили, – сказала я. – Почему бы тебе не назвать ее по имени? Думаешь, я не знаю?
– Лили, – согласился он. Слишком много удовольствия он получал от звука этого слова. – По крайней мере, теперь все открылось. Это почти облегчение. Я могу обсудить это с тобой.
– Обсудить со мной? Ах ты, ублюдок! Да с чего ты взял, будто я захочу что-нибудь слышать… хоть что-нибудь слышать о твоей дешевой маленькой шлюшке?
Он как будто пропустил мои слова мимо ушей.
– Каждый раз, когда я вижу ее, она другая. Она соблазняет меня снова и снова. И к тому же в ней еще это одиночество, эта потребность…
– Заткнись! Я не хочу этого слышать! Тебе что, вообще наплевать, что ты делаешь? Этот брак для тебя ничего уже не значит? Ты что, просто половой член с ногами? Может, тебя от меня тошнит, но неужто тебе нет дела до Эмили? Вообще?
– Я не могу… я бессилен…
Он не пощадил моего самолюбия даже настолько, чтобы говорить об этом в прошедшем времени.
– Ты не бессилен. Ты просто эгоистичен. Эгоистичный, безответственный мелкий паршивец.
Я заметила, что стою и ору на него. Это было на меня непохоже. Все было словно в лихорадочном сне. Я не чувствовала своего веса и было ужасно холодно. Выходя, я громко хлопнула дверью ванной. Собрала чемодан, посадила Эмили в коляску и выкатила наружу. Только когда мы уже поехали, она начала плакать.
Мне для этого понадобилось еще больше времени.
Дарла всегда знает, что делать. Она велела мне дорассказывать историю, а сама тем временем отвезла меня в банк. Я сняла с текущего счета все, кроме сотни долларов, и забрала половину сбережений. Потом она позвонила своему юристу и договорилась о встрече в понедельник утром. К полуночи я уже сняла квартиру на одного человека за углом от ее дома. Она даже напичкала меня снотворным, чтобы я заснула.
Несмотря на снотворное, первые несколько дней были тяжелыми. Я просыпалась каждое утро в пять и лежала так час, а то и дольше, а мысли мои тем временем ходили по кругу. Ричард сказал «Каждый раз, когда я вижу ее, она другая». И все, кого я про нее спрашивала, описали Лили по-разному.
Бессилен. Он сказал, что бессилен.
После недели такой жизни я поняла, что это не пройдет. Я оставила Эмили у Дарлы и провела вечер в библиотеке.
Еще в бытность мою лаборантом, когда мы с Ричардом только встретились, я посещала заодно курс английской литературы. Ричард первый год преподавал ассистентом, а я была влюбленной в него старшекурсницей. Мы вместе читали Йейтса, Мильтона, Блейка и Теннисона. И Китса – Ричард любил его больше всех.
Я нашла в «Избранных стихотворениях» Китса цитату из «Анатомии меланхолии» Бертона. «С помощью некоторых сопоставлений… Аполлоний обнаружил, что она является змеей, ламией, и все ее внешнее обличье, подобно танталову золоту… невещественно, все это просто иллюзия». Ламия имеет голову и грудь женщины и тело змеи. Она способна произвольно менять свой облик, чтобы очаровать любого мужчину. Подобно Лилит, ее духовному предку, она кормится теми людьми, которых обольщает.
Я поехала обратно к себе домой. Ночь была душная и спокойная. Предположим, думала я. Предположим, что это правда. Предположим, что ламии ДЕЙСТВИТЕЛЬНО существуют. И одна из них овладела Ричардом.
Тогда, подумала я, пусть пользуется им на здоровье.
Я отвезла Эмили домой и легла спать.
К началу второй недели настало время искать работу. Если повезет, да еще с помощью пособия на ребенка, я надеялась обойтись неполным рабочим днем. Мне несносна была мысль о том, чтобы отдавать Эмили в ясли хотя бы на полдня, но выбора – то не оставалось.
В девять часов я оставила ее у няни. Вернулась на несколько минут позже полудня. Няня встретила меня у порога. Лицо у нее было красным; она плакала.
– О боже, – сказала она. – Я не знала, где вас найти.
Не буду волноваться, сказала я себе, пока не узнаю, в чем дело.
– Что произошло?
– Я оставила ее только на пять минут. Мы гуляли здесь, во дворе. Зазвонил телефон и я вошла внутрь, и…
– Она поранилась? – произнесла я, хватая няню за руки. – Она жива? ДА ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?
– Не знаю.
– Где она?
– Не знаю! – проскулила няня. – Она просто… исчезла!
– Давно?
– С полчаса. Может, меньше.
Я повернулась, чтобы идти.
– Подождите! – воскликнула она. – Я позвонила в полицию. Они едут сюда. Им надо будет задать вам какие-то вопросы…
Я уже бежала к автомобилю.
Подсознательно я, должно быть, сразу уловила все связи. Ламия. Лилит. Легенды о похищенных детях, высосанных досуха и превратившихся в вампиров.
Я точно знала, где сейчас Эмили.
Шины завизжали, когда я огибала угол, а потом еще раз, когда я нажала на тормоза. Я захлопнула дверцу машины, бросаясь к дому. Какой-то частью сознания я заметила, какой мертвой и сухой выглядит лужайка, заметила пожелтевшие газеты, не вынутые из пластиковых оберток. Остальное сознание целиком было занято именем Эмили, повторявшимся снова и снова.
Я не побеспокоилась звонить в дверь. Замок Ричард не сменил, а дверная цепочка не была накинута. Света внутри не было. Я почуяла слабый запах прокисшего молока.
Я бросилась прямо в спальню. Дверь была открыта.
Все трое были там. Ни на одном из них не было никакой одежды. Ричард лежал на спине. Лили склонилась над ним, держа в руках Эмили. Запах прокисшего молока усилился, и еще запах спермы, и запах нечеловеческого секса. Запах Лили. И еще было что-то, чего мои глаза не могли как следует различить в темноте – что – то вроде паутины, наброшенной на всех троих.
Лили повернула голову в мою сторону. Я снова увидела эти черные глаза, устремленные на меня без страха или сожаления. Я не могла также не обратить внимания на ее тело – широкая талия, маленькие обвислые груди. Я сказала:
– Отдай моего ребенка.
Она прижала Эмили к себе. Эмили посмотрела на меня и захныкала.
Меня трясло от гнева. На столике у кровати стояла настольная лампа и я схватила ее, задев столик и свалив на пол книги. Я взмахнула лампой над головой Лили и закричала:
– Пусти ее!
Лили выставила руки для защиты над головой, выронив Эмили. Я снова взмахнула лампой и она скатилась с кровати на карачках, словно животное, даже не пытаясь защититься.
Эмили расплакалась. Я подхватила ее и смахнула с ее лица пыль или что там это было такое.
– Возьми дитя, – произнесла Лили. Я до тех пор ни разу не слышала ее голоса. Он был хриплым и пришепетывающим, но по-своему музыкальным, как свирель. – Но Ричард мой.
Я посмотрела на Ричарда. Он выглядел одурманенным, едва сознающим, что вокруг него происходит. Он много дней не брился, а глаза, казалось, глубоко ушли в голову.
– Можешь забирать его, – сказала я.
Я вышла из комнаты спиной вперед, а потом повернулась и побежала. Я ехала домой с Эмили на руках, принуждая себя ехать помедленней, следить за дорогой, останавливаться на красный свет. За нами никто не гнался.
– Теперь ты в безопасности, малышка, – сказала я ей. – Все будет распрекрасно.
Я выкупала Эмили, накормила, завернула ее в теплое одеяло и баюкала на руках. Наконец она перестала плакать.
Полиция не нашла от Ричарда и следа. Дом был заброшен. Я сменила замки и выставила его на продажу. Лили, конечно, тоже исчезла. Полицейские только головами качали, когда выяснилось, что ее описания не совпадают. Что значит неопытные наблюдатели, говорили они. Так всегда и бывает. Ричард с Лили найдутся, уверяли они меня, скорее всего в каком-нибудь мексиканском отеле. Мне нечего беспокоиться.
В одну из ночей на прошлой неделе меня разбудил телефон. На другом конце провода кто-то дышал в трубку, тяжело, как будто с большим трудом. Я говорю себе, что это не Ричард. Просто обыкновенное сопение. Всего-навсего какой-нибудь посторонний, самый обычный телефонный хулиган.
Какое-то время я продолжала просыпаться в пять утра. Если ламии – это змеи, то у людей с ними не может быть потомства. Как и вампиры, они должны каким-то образом превращать человеческих детей в своих наследников. Не сомневаюсь, что именно это делала Лили с Эмили, когда я ее нашла.
Я ни о чем не могу рассказать, даже Дарле. Мне бы сказали, что я находилась под влиянием стресса. Меня засадили бы в какую-нибудь больницу. У меня бы забрали Эмили.
Как правило, она выглядит довольно счастливой. В ее облике нет никаких изменений, кроме обычных для здоровой растущей девочки. Она будет красивой, когда вырастет – настоящей сокрушительницей сердец. Но до половой зрелости ей еще далеко. А до тех пор я не буду знать, по-прежнему ли она моя дочь.
Время и так уже бежит слишком быстро.
От автора
Обучаясь в колледже в начале семидесятых, я прошел курс под названием «Библия как литература». Это было здорово, хотя теперь в нашей нынешней атмосфере религиозного экстремизма такие вещи уже невозможны. Мы осмеливались обращаться с христианством, как с любым другим мифом, как с источником аллюзий, метафор, сюжетов. Мы также обсуждали Библию саму по себе как литературное произведение – ставили вопросы, кто и в какое время написал различные ее части, какие более ранние произведения в нее вошли и почему те или иные из них были в Библию включены или остались за бортом. Я пополнил свой словарь несколькими выражениями вроде «псевдоэпиграфический» (друзья позже преследовали меня за употребление этих слов в разговоре). И еще я заинтересовался – и был даже несколько одержим – Лилит.
