Текст книги "Ключи от рая"
Автор книги: Ричард Дейч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)
ГЛАВА 14
Палата наполнилась утренним светом. Ночь выдалась тяжелой; с момента начала процедур все ночи были такими, но эта прошла особенно мучительно. Постоянная рвота и диарея истощали организм Мэри, лишая ее жизненных сил. Ноль исходила буквально из мозга костей. Мэри была в полном изнеможении, теряя остатки воли.
Как только солнечный луч коснулся ее век, она зашевелилась. Относительное утешение сна покинуло ее – впереди был новый день, наполненный страданиями. Мэри перекатилась на бок – и тотчас же по всему ее исстрадавшемуся телу разлилась бесконечная радость: она увидела Майкла. Впервые с того момента, как три недели назад ей сообщили диагноз, Мэри почувствовала себя помолодевшей. Теперь, когда он вернулся, она непременно одержит победу над чудовищем, схватившим ее, загонит его обратно в ту страшную дыру, откуда оно появилось.
– Доброе утро, – прошептала Мэри.
Майкл расставлял цветы. Он уже успел убраться в палате, и Мэри показалось, что порядок пришел не только в это унылое помещение, но и во всю ее жизнь. Впервые за несколько дней шторы были раздвинуты, и Мэри снова получила возможность видеть голубое небо.
– Доброе утро, – ответил Майкл и, наклонившись, нежно поцеловал ее.
Мэри мысленно пристыдила себя: сны о мучениях и смерти, одолевавшие ее, были беспочвенными страхами. Майкл вернулся, как и обещал.
– Я по тебе соскучилась, – прошептала она, усаживаясь и подкладывая подушку под спину.
– А я соскучился по твоей улыбке. Как ты себя чувствуешь?
– Гораздо лучше.
– Рад слышать это. – Майкл знал, что Мэри лжет. Но он промолчал, понимая, что делает она это ради него.
Мэри уютно устроилась у него в объятиях. Вот что на самом деле было ей нужно больше всех мыслей и молитв, больше любых лекарство и благих пожеланий. Выть в объятиях Майкла. И обнимать его самой. Для нее любовь заключалась не только в том, чтобы принимать, но и в том, чтобы отдавать. И этот чудодейственный эликсир подействовал на обоих. Тревога, не покидавшая Майкла с тех самых пор, как он уехал из страны, исчезла, оставшись где-то в Германии.
– Я тут подумал… – Отстранив Мэри от себя, Майкл заглянул ей в глаза. – Быть может, мы съездим на недельку на море, в Нантакет, остановимся в гостинице «Корабельный колокол».
– Позанимаемся любовью в дюнах.
– Гм… Поедим суп по-португальски.
– Свежих омаров. Майкл помолчал.
– Тебе не говорили, долго еще ждать выписки? – Ему не терпелось как можно скорее вырвать Мэри отсюда.
– Еще целую неделю. Завтра врачи снова будут ковыряться и щупать.
– Я бы тоже был не прочь поковыряться и пощупать.
– Это можно устроить, – сказала Мэри, утыкаясь лицом ему в шею. Она всегда любила запах, исходящий от Майкла, находя в нем утешение, чувство безопасности. Как ни старалась она гнать от себя эту мысль, последние семь дней ее не покидало предчувствие, что Майкл больше не вернется. Вот что пугало Мэри по-настоящему: она с ужасом думала о том, что ей предстоит умереть в одиночестве. – Как прошла поездка?
– Работа заняла чуть больше времени, чем я предполагал, и оказалась чуть более сложной. – Майкл принялся растирать жене спину, от лопаток и вниз, так, как она любила.
– Тебя искал Поль. – Закрыв глаза, Мэри положила голову ему на плечо.
– Он не говорил, что ему нужно?
– Он хотел, чтобы ты позвонил ему, как только вернешься. Сказал, что в субботу у вас футбол.
Чушь собачья. Буш собирается содрать с него с живого кожу. Но с этим Майкл как-нибудь справится; после того, через что ему пришлось пройти за эти последние кошмарные недели – болезнь Мэри, Ватикан, Израиль, подземелье Финстера, – он справится с чем угодно. Нет, Бушу он пока что звонить не будет. Буш подождет.
– Ты полностью закончил работу? – спросила Мэри.
Майкл что-то недоговаривал, но она понимала, что он делает все ради нее. И сейчас было не время донимать его расспросами.
– Да. – Майкл крепко прижал ее к груди. – И больше я тебя никогда не покину.
– Знаю.
Впервые за долгое время оба поверили, что наконец все будет хорошо.
Войдя в свою квартиру, погруженную в темноту, Майкл швырнул почту на столик. Просунув голову в спальню, он окликнул:
– Ястреб?
Затем проверил автоответчик. На маленьком табло светилась красное число тринадцать. Он нажал клавишу воспроизведения. «Сообщение номер один», – нудно пробубнил синтезированный женский голос.
– Майкл? Это я, перезвони мне, – послышался голос Поля Буша.
Майкл снова нажал клавишу, переходя к следующему сообщению.
– Майкл, позвони…
Снова Буш. И снова Майкл нажал клавишу.
– Майкл, я знаю, что ты вернулся, не вынуждай меня приходить к тебе и получать…
Майкл резко ткнул клавишу, обрывая сообщение на середине.
– Ястреб?!
Майкл заглянул на кухню. Быть может, миссис Макгинти вывела пса на прогулку. Только тут до Майкла дошло, что Си-Джей тоже нигде не видно. На самом деле он терпеть не мог эту кошку, вообще с детства ненавидел кошек, этих капризных животных, и не понимал, в чем их притягательность. Но это была кошка Мэри, и раз она любит маленькую тварь, он… по крайней мере, будет притворяться, что тоже любит ее. Вероятно, после его отъезда миссис Макгинти забрала Си-Джей к себе домой. Надо будет не забыть подарить ей что-нибудь приятное в знак признательности за хлопоты.
Майкл сгреб почту и, вскрыв первый конверт, направился в свой кабинет. Зажег свет и едва не подпрыгнул от неожиданности.
В его любимом кресле сидел мужчина, крепкого телосложения, с иссиня-черными волосами и глазами цвета сланца. Обветренное лицо и заскорузлые руки – определенно, этот человек многое повидал на своем веку. На незнакомце были черные брюки в обтяжку и черная рубашка; подошва его черных кроссовок была протерта чуть ли не до дыр, но верхняя часть выглядела на удивление чистой и целой. Определить его возраст не представлялось возможным: незнакомцу могло быть как за тридцать лет, так и около пятидесяти. У него на коленях лежала Си-Джей. Незнакомец рассеянно поглаживал кошку, словно свою любимицу. Ястреб спал, растянувшись на полу у его ног.
– Мистер Сент-Пьер? – В голосе прозвучал итальянский акцент.
Майкл тотчас же узнал этот голос.
– Убирайтесь вон! – приказал он.
Мужчина как ни в чем не бывало продолжал сидеть на месте.
Майкл протянул руку к телефону.
– Даю вам тридцать секунд, – сказал он и начал набирать номер.
– И что вы скажете вашему другу-полицейскому?
Майкл остановился.
– Что человек, которого вы обокрали, сидит у вас дома? – Казалось, незнакомец даже не дышит.
Майкл положил трубку на аппарат.
– Неужели вы полагали, что я оставлю вас в покое?
– Кто вы такой?
– Меня зовут Симон, – ответил незнакомец. Напряженность электрическими разрядами искрилась в воздухе. Чувствуя, как в висках стучит кровь, Майкл лихорадочно пытался сообразить, как ему быть, что делать.
– Мне бы хотелось получить назад свои ключи, – снова заговорил Симон.
Майкл прекрасно знал, что ни одно дело нельзя считать полностью доведенным до конца. Всегда оставалась вероятность разоблачения, ареста.
– Не понимаю, о чем это вы, – уклончиво произнес Майкл.
– Правда?
– Правда. – Майкл приблизился к сидящему в кресле незнакомцу и негромко окликнул: – Ястреб! – Его голос наполнился отчаянием и злостью.
Проснувшись, Ястреб посмотрел на своего хозяина и перевернулся на спину, подставляя живот для ласки. Наклонившись, Майкл почесал псу ребра.
– Да уж, хороший из тебя сторож, – пробормотал он, не обращаясь ни к кому конкретно.
Он пытался сосредоточиться и оценить сидящего напротив незнакомца.
– Посмотрим, удастся ли мне освежить вам память, – продолжал Симон. – Итак, у вас туго с деньгами, ваша жена серьезно больна, вы бегаете по Ватикану, разбрасывая дымовые шашки. – Он выразительно взмахнул руками. – Похищаете два муляжа ключей, прыгаете на самолет до Иерусалима, взбираетесь на гору Кефас, похищаете еще два ключа из часовни. – Симон помолчал для большей выразительности. – Мои пули пролетели в считанных дюймах от вашей головы, – добавил он.
– Ты кусок дерьма!
Не отрывая взгляда от лица Майкла, Симон достал из кармана пистолет и положил его на колено. Потом медленно пододвинул так, чтобы дуло уперлось в голову спящей кошки. Его взгляд оставался непроницаемым.
– Насколько я понимаю, это любимица вашей жены. Ярость Майкла не знала пределов: этот тип в открытую ему угрожает, а он бессилен что-либо сделать.
– Скажите, где ключи. – Симон посмотрел на кошку, на Ястреба и снова остановил взгляд на Майкле. – Вы трое будете жить, если… – Леденящий душу ультиматум остался недосказанным. – Быть может, мне следует навестить Мэри. Какая будет жалость – столько трудов, а ваша жена умрет из-за вашей же собственной глупости.
Своим ремеслом Майкл никогда не навлекал опасность на Мэри; не могло быть и речи о том, чтобы это произошло сейчас.
– Ключей у меня больше нет, – отрезал он. – Я их продал.
– Кому?
– Одному человеку. Симон шумно вздохнул.
– Его имя? – тихо произнес он.
Особняк Финстера охраняет не меньше двадцати человек – в этом Майкл был уверен. А похищенные ключи спрятаны в подземелье, в комнате, куда невозможно проникнуть. Отобрать их не сможет никто. Ни Симон, ни кто бы то ни было другой.
– Один немецкий промышленник, Август Финстер, – ответил Майкл.
Это признание с легкостью сорвалось у него с языка; он не почувствовал угрызений совести, раскрывая имя своего заказчика. Август Финстер должен был понимать, что, играя с большими ребятами, можно получить ответный удар – хорошо если в челюсть, а то и в сердце.
С изяществом хищника Симон встал. Си-Джей соскочила с его коленей на кресло. Он оказался очень высоким: чуть ли не на целую голову выше Майкла.
– Вы даже не понимаете, что сделали, – сказал Симон.
– Я спас жизнь своей жене…
– …и прокляли мир.
Эти слова повисли в воздухе, лишив Майкла дара речи.
– Что? Что вы имеете в виду, черт побери?
– Мистер Сент-Пьер, вы верите в Бога?
– В настоящий момент не верю.
– То есть раньше верили? Что ж, вам лучше снова поверить в него.
– Когда вы уйдете отсюда, я произнесу благодарственную молитву.
Симон не двигался с места.
– В году тридцать втором от Рождества Господа нашего Иисус сказал одному из своих учеников: «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою… а что свяжешь на земле, то будет связано на небесах».[16]16
Мф, 16:18–19.
[Закрыть] И Он дал Петру два ключа как символ власти отпускать грехи и осуждать. Власти заведовать Вратами рая.
От этого человека веяло таким холодом, с каким Майклу еще никогда не доводилось встречаться. Симон не остановится перед тем, чтобы лишить жизни его, Мэри… Он действует, подчиняясь глубокой вере, какой обладают только террористы и фанатики.
– Полагаю, вам пора уходить, – настойчиво произнес Майкл.
– Вы так ничего и не поняли, да?
– Что я не понял?
– Вы похитили ключи от рая.
Этот человек сумасшедший. Тут не может быть никаких сомнений. Решимость Майкла окрепла. Он думал, что Симоном движет жажда наживы, но нет, перед ним один из одержимых, уверенный в том, что им руководит Господь.
– Знаете, я требую…
– Небеса закрыты, Майкл.
– Немедленно уходите отсюда.
Черте ним, с пистолетом; если этот лунатик не уйдет сам, он вышвырнет его голыми руками.
– И вы до сих пор не понимаете, кому продали ключи, да?
Майкл попытался схватить его за руку, но Симон оказался молнией, заключенной в человеческую оболочку. Он развернул Майкла так стремительно, что тот не успел ничего сообразить, а затем с силой швырнул в кресло. Си-Джей мяукнула и спрыгнула на пол. Нагнувшись к Майклу, Симон отчетливым, спокойным голосом произнес:
– Мы должны вернуть эти ключи. Развернувшись, он вышел из комнаты.
Вскочив на ноги, Майкл бросился за ним: никто еще не вторгался к нему в дом и не говорил ему, что он должен делать.
– Мы ничего делать не будем. – Он постарался изо всех сил держать себя в руках, но его голос все же дрогнул от нахлынувшего адреналина. – Я должен заботиться о своей жене.
– Вас заботит ее душа? – Симон не стал дожидаться ответа. – Если заботит, тогда вы мне поможете. В противном случае Мэри, как и все мы, будет проклята. – Он открыл входную дверь. – Отправляемся в путь через два дня. – Уже на пороге, обернувшись, он властно спросил: – Ну как вы могли совершить подобную глупость? Неужели вы действительно не отдаете себе отчета, кто такой этот Финстер?
Не оправившись от потрясения, Майкл молчал; за всю свою жизнь ему еще не приходилось видеть человека, способного двигаться столь стремительно.
– Задумайтесь над этим, – сказал Симон и с грохотом захлопнул за собой дверь.
ГЛАВА 15
Дин Макгрегор, закоренелый неудачник, старался исправиться изо всех сил. Поль Буш встречался с ним в третью среду каждого месяца. Дин был одним из тех легкомысленных людей, которые по злому стечению обстоятельств всегда оказываются не в том месте не в то время, причем в обществе плохих приятелей и с плохими намерениями. Первым его делом стало ограбление маленького винного магазинчика. В таком магазинчике наличных в кассе в принципе не могло быть много – уж точно не столько, чтобы отдавать за них пять лет своей жизни. Поэтому Дин и его дружки были очень удивлены, когда продавец, увидев направленные на него пистолеты, протянул им двадцать тысяч долларов. Разумеется, эти двадцать тысяч были выручены за продажу наркотиков; в заведении приторговывали марихуаной, и за ним пристально наблюдали трое сотрудников Управления по борьбе с наркотиками, которые сидели в «форде», стоявшем напротив. Задержав Дина и его непутевых дружков, эти полицейские тем самым пустили по ветру шесть месяцев кропотливой работы; неудивительно, что управление потребовало от прокуратуры самого сурового наказания для незадачливых грабителей.
Не пробыв на свободе и пяти месяцев, Дин попытался обчистить заправочную станцию. Его жена ждала ребенка, и он захотел купить ей что-нибудь симпатичное, потому что она жутко переживала по поводу растущей полноты. Вооружившись, как обычно, пластмассовым игрушечным пистолетом, Дин нагрянул в контору заправочной станции и обнаружил в кассе лишь жалкие крох и – сотни четыре долларов, не больше. Однако он и не подозревал о том, что жена сотрудника заправки также ждала ребенка, а сам этот сотрудник был полицейским, который подрабатывал в свободное от службы время, чтобы обеспечить уютное гнездышко еще не родившемуся малышу. Служебный револьвер лежал под кассой, поскольку полицейский приехал на работу прямо с дежурства – с третьего за эту неделю. Поль Буш достал револьвер, Дин Макгрегор от страха надул в штаны. Буш зачитал ему «права Миранды».[17]17
«Права Миранды» – права лица, подозреваемого в совершении преступления, которыми оно располагает при задержании и которые ему должны быть разъяснены при аресте до начала допроса. Сформулированы Верховным судом США в деле «Миранда против штата Аризона». (Прим. перев.)
[Закрыть] В ожидании патрульной машины, которая должна была забрать Дина, они разговорились о своих будущих малышах. Впервые в жизни Буш почувствовал, что, хотя преступление всегда является злом, побудительные причины, двигающие преступником, порой могут обладать определенной степенью благородства. Разумеется, это ни в коей мере не было оправданием – закон есть закон, – и Дин Макгрегор отправился в тюрьму, получив пятнадцать лет.
И вот так вышло, что шесть лет спустя Буш и Тэл сидели в кафе, задавая стандартные вопросы недавно вышедшему на свободу Дину Макгрегору: отбыв треть наказания, он получил условно-досрочное освобождение за хорошее поведение. Тепло пожав Дину руку, Буш радушно улыбнулся. Этот человек искупил свою вину сполна, отбыл срок, назначенный судом, и для Буша этого всегда было достаточно. Его задача не состояла в том, чтобы творить правосудие, – он лишь следил за соблюдением закона.
Дин протянул руку Тэлу, но тот лишь молча смерил его взглядом. От этого ледяного взгляда Дина охватила нервная дрожь, не унимавшаяся в течение всего разговора.
Следующие полчаса прошли в обычных вопросах и ответах. Как у вас дела? Как семья? Устраивает ли вас та работа, которую мы вам подобрали? Вы приходите на работу вовремя? Обычная проверка того, как происходит возвращение к нормальной жизни. Буш взял разговор на себя, направляя его в нужное русло. Ему не нравилось, когда подопечные, общаясь с ним, нервничают или робеют. Очень важно, чтобы бывший осужденный чувствовал себя уютно, потому что только так он может открыться, честно рассказать, как проходит адаптация в обществе. Именно в тех случаях, когда вышедший на свободу человек охвачен отчаянием и страхом, когда ему кажется, что он не может снова приспособиться к окружающему миру, он возвращается к преступному прошлому. Задача Буша заключалась как раз в том, чтобы не дать условно-досрочно освобожденным сбиться с пути.
У Буша зазвонил сотовый телефон, и он, извинившись, вышел из-за столика. Беседу продолжил Тэл. Его первый вопрос о том, какие сны видит Дин и часто ли ему снятся кошмары, был с виду безобидным, но дальше все покатилось неудержимой лавиной: неприязненные, болезненные, обвинительные утверждения.
– Вам ведь снятся деньги, не так ли, Макгрегор? Признайтесь. Лежа ночью в кровати, вы ведь думаете только о том, как бы найти простой способ накормить свою семью. – Тэл зловеще усмехнулся. – Любопытно, как скоро мы поймаем ваших детей, пошедших по стопам родителя?
Потрясенный Дин молчал, обливаясь потом.
– Когда-то я верил в перевоспитание преступников, – безжалостно продолжал Тэл. – Верил в прощение. Но знаешь что, Дин? Я сомневаюсь в том, что ты перевоспитался, и уж определенно ты не заслуживаешь прощения.
Всего за две минуты разговора с Тэлом нервы Дина оказались измочалены до предела. Молодой полицейский вселил в него такой ужас, какого ему не доводилось испытывать даже в тюрьме. И дело было не столько в словах Тэла: пугал тон, каким они были произнесены, зловещий блеск в глазах.
Тэл положил руку Дину на плечо, словно разговаривая с ребенком.
– Макгрегор, ты вызываешь у меня омерзение. Ты пустое место и только напрасно топчешь землю. Моли Бога о том, чтобы я не поймал твою задницу в прицел, когда ты пойдешь на новое преступление. Потому что в этом случае моя пуля разбрызгает твои мозги по асфальту, после чего я их соскоблю и доставлю твоей жене…
Эту инквизицию прервало возвращение Буша.
– Дин, я снова встречусь с тобой через три недели, – сказал он, делая ударение на «я».
Дружески обняв Макгрегора за плечо, Буш проводил его к двери.
Он вернулся в кабинку. Сел. Пригубил остывший противный кофе. Добавил сахар. Медленно тянулись минуты, и Тэл начал ерзать на месте, предчувствуя предстоящий разнос.
Наконец Буш подался вперед и, подняв палец, негромко произнес:
– Я говорю тебе всего один раз, первый и последний: если ты еще раз посмеешь так себя вести с условно-досрочно освобожденным, подозреваемым, человеческим существом, я не только сочту своим долгом добиться твоего увольнения из правоохранительных органов, но и посажу тебя на скамью подсудимых. Если хочешь знать мое мнение, ты не достоин даже ботинки чистить этому человеку. – Буш помолчал, силясь сдержать себя в руках. – На протяжении еще одного месяца я буду работать с тобой, наставлять тебя. Но после прослежу за тем, чтобы наши жизненные пути больше никогда не пересекались.
– Послушайте, я только пытался его встряхнуть – вдруг он проболтался бы о деле, которое замышляет…
– Мы никогда не «трясем» наших подопечных. Никогда.
– А как же в таком случае убедиться, что этот человек не собирается вернуться к прошлому?
– Поверь мне, если бы он собирался, я бы это узнал.
Собрав бумаги на Дина Макгрегора, Буш положил их в чемоданчик.
– Значит, если вы узнаете, что кто-то нарушил условия досрочного освобождения, вы тотчас же схватите этого человека за шкирку?
– Вне всяких сомнений.
– То есть будете строго следовать букве закона? Буш поднял взгляд.
– О чем это ты? Закон есть закон. А мы призваны его охранять.
– Не забывайте, в деле надзора за условно-досрочно освобожденными я новичок. И я пытаюсь быть таким, как вы.
Эти слова вывели Буша из себя: он терпеть не мог подхалимства.
– Незнание не является оправданием; если речь идет о нарушении закона, тут двух мнений быть не может, черт возьми.
– Итак, как мы поступим с тем, кто нарушил условия досрочного освобождения? – спросил Тэл.
– Схватим мерзавца за шкирку.
– И отправим его за решетку?
– Это уж решать судье. Тэл на мгновение задумался.
– И никаких исключений?
– Никаких исключений, – подтвердил Буш.
– В таком случае мы должны немедленно задержать этого типа Сент-Пьера. Он покинул пределы Соединенных Штатов. Так что, говоря вашими словами, мы должны схватить его за шкирку. – Крысиные глазки Тэла сверкнули злорадством.
Буш оказался застигнут врасплох. Осознав, что этот маленький негодяй заманил его в ловушку, он рявкнул:
– Откуда тебе известно?
– Из надежного источника.
– Из надежного источника – вздор! Ни один судья этого не примет. Так что говори начистоту.
Бушу и самому было прекрасно известно, что Майкл покинул страну. Он собственными глазами видел, как Майкл прошел через терминал отлета международных рейсов, и все же у него оставалась надежда, что этому найдется какое-то объяснение и он сможет разобраться со всем сам. Но теперь…
Настал черед Тэла наклониться вперед и, подняв палец, спокойно заявить:
– Я достану доказательства.
– А до тех пор даже не начинай разговор об этом. – Схватив чемоданчик, Буш встал. – Больше я ничему не смогу тебя научить сегодня? – с нескрываемым презрением произнес он.
Тэл остался сидеть на месте; хотя со стороны это, возможно, выглядело по-другому, он считал, что победа осталась за ним, и умирал от желания поставить победную точку.
– А почему вас прозвали Персиком?
Резко шагнув к столику, Буш нагнулся к самому лицу Тэла и раздельно произнес:
– Никогда… не смей… называть… меня… Персиком.
* * *
Библиотека в клинике была крошечной, но, несмотря на это, содержала все основные книги, каких только могли пожелать больные. Как и следовало ожидать, атмосфера здесь царила спокойная и по-ученому степенная, однако в воздухе все равно господствовал вездесущий больничный запах, который не позволял ни на минуту забыть о том, где ты находишься. Помимо медицинских книг и журналов в библиотеке была представлена хорошая подборка современной художественной литературы, а также энциклопедий и справочников, пожертвованных меценатом, у которого от болезни сердца здесь скончалась мать.
Майкл возблагодарил щедрость этого человека, отыскав самое последнее издание «Кто есть кто в международном бизнесе». Большинство представленных в справочнике людей были упомянуты максимум двумя строчками; Август Энгель Финстер удостоился целой страницы.
Майкл уже присматривался к Финстеру, перед тем как принять его предложение, и не нашел ничего такого, что ему бы не понравилось. Но вот появился Симон и поставил новые вопросы. Майкл никак не мог определить, кого ему следует бояться: Финстера или Симона. И сейчас, уставившись на ту же самую страницу, которую он уже прочитал внимательно три недели назад, Майкл не смог бы ответить, что именно ищет.
Август Энгель Финстер родился в Восточной Германии. В деловой мир он стремительно ворвался после крушения Берлинской стены. Лихость, с которой Финстер тратил деньги, быстро стала легендарной. Создавая свою империю, он тратил по триста миллионов немецких марок в месяц. Источник происхождения его состояния оставался окутан тайной, однако то же самое можно было сказать про многих финансовых воротил, выходцев из государств восточного блока. Насколько было известно Майклу, многие из них, если не все, в прошлом были так или иначе связаны с коммунистическими правительствами своих стран. И хотя новую элиту подозревали в нечистоплотных связях, разве можно было считать этих людей преступниками в стране, где закон подчинялся прихотям их политических братьев, правящей верхушки?
Финстер сколотил огромную империю, состоящую из текстильных фабрик, горнодобывающих компаний и фирм, которые занимались производством вооружения, – по большей части они были приобретены в процессе приватизации бывшей государственной собственности. Все его предприятия действовали чрезвычайно успешно, что приписывалось исключительно деловой хватке Финстера. Сам он предпочитал работать в одиночку; мало кто был посвящен в стратегию его успеха, а его подчиненные и помощники старались держаться в тени и никогда не обсуждали на людях своего босса. Соперники и исследователи-экономисты неоднократно пытались взломать секрет Финстера, однако пока что никому не удавалось воспроизвести модель его бизнеса. Финстер ни в чем не знал провалов. До сих пор. И оставалось повторять как заклинание: рано или поздно оступается, обжигается на чем-либо каждый. Настанет день, и это произойдет с Финстером. Люди всегда хвалят, подбадривают того, кто поднимается в гору, радуются успехам человека из низов, идущего к вершине, к золотому призу. Но когда этот человек наконец добивается своего, настроения меняются и окружающие начинают искать у него недостатки. Победитель перестает быть одним из них – человеком, которому приходится преодолевать трудности. Победитель добился успеха там, где остальные не смогли, а это не слишком приятно. Зависть является неотъемлемым качеством человеческого характера. Нельзя править миром слишком долго. Такое происходит повсеместно. Билл Гейтс, компьютерный гений, появился ниоткуда и создал свою империю. И тут же государства и правительства набросились на него, стремясь повалить, сломать, растоптать. Майкл Джексон, король поп-музыки, чернокожий парень, завоевал сцену и перестроил заново индустрию развлечений. Неистовая любовь к его песням переросла в неистовую жажду его крови. Даже настоящий король был свергнут своими поклонниками. Элвиса Пресли втоптали в грязь сначала «Битлз», затем фестиваль в Вудстоке, потом наркотики, и вот уже все стали говорить: «Я же предупреждал, что этим все кончится». А сейчас все в точности так же в один голос предрекали близкий конец Финстера.
Не существовало абсолютно никакой информации о том, кем и чем был Финстер до 1990 года. У Майкла в голове не укладывалось, как можно всего за десять лет совершить рывок ниоткуда до тринадцати с лишним миллиардов американских долларов. В пространной статье были перечислены все деловые начинания Финстера, однако ни слова о его личной жизни, о прошлом: кто его родители, есть ли у него братья и сестры, жена, дети или собака. А может быть, вся эта информация существовала, однако Финстеру удалось мастерски ее утаить, точно так же, как он скрыл свою деловую стратегию. На протяжении трех последних лет он вел на глазах широкой публики великосветскую жизнь, задокументированную так же подробно, как жизнь кинозвезды. Галопом с совещания в танцевальный клуб, оттуда на общественное мероприятие. Фотографии представляли Финстера в точности таким, каким его видел Майкл. Длинные седые волосы, забранные назад в хвостик, черные брови, подчеркивающие темные глаза. На фотографиях Финстер редко представал без какой-нибудь очаровательной женщины, вцепившейся ему в руку. Возраст всех этих красавиц, похожих друг на друга как две капли воды, колебался в районе спелых двадцати двух лет. Харизма Финстера чувствовалась даже на фотографиях: Майкл буквально ощущал исходящую от бумаги ауру.
И все же… Абсолютно никакого прошлого.
Полистав справочник, Майкл отыскал данные на других восточногерманских промышленников, и у него на сердце немного полегчало. Ни у одного из них также не было прошлого. Что-то вроде клуба для избранных. Ты никому ничего не говоришь, и я никому ничего не говорю. Все эти люди в прошлом совершили нечто такое, чем заслужили проклятие, и потому предпочитали о нем не вспоминать. Все до одного стремились полностью расстаться с тем, что происходило до падения Берлинской стены. В конце концов, коммунизм в Восточной Германии существовал в самом неприглядном своем виде. Еды было недостаточно, зато насилия – в изобилии; население обрекалось на жалкое существование. Все следили за всеми, страх стал неотъемлемой составляющей повседневной жизни. За неосторожное слово, высказанное против несправедливого правительства, брат доносил на брата. А те, кто поднимал свой голос, бесследно исчезали в тюрьмах Восточного Берлина. По слухам, которые передавались шепотом в темных переулках, даже душам умерших не удавалось перебраться через зловещую стену. А затем стена наконец рухнула под радостные крики… и из ее обломков появился Финстер.
В книге, которая лежала сейчас перед Майклом, была представлена вся информация, когда-либо собранная по этому вопросу, и тем не менее ее было катастрофически мало. Да, немецкий промышленник, добившийся небывалого успеха, имел, скорее всего, каменное сердце – нельзя плавать среди акул, не имея острых зубов, – и не привык кому-либо доверяться, и все же Майкл не мог представить, чтобы от него исходила та угроза, о которой твердил Симон. Несомненно, Финстер был эксцентричным, Майкл убедился в этом на собственном опыте, но, должно быть, это явилось неизбежным следствием его богатства и власти. Причудливая коллекция, собранная в средневековых подземельях особняка Финстера, наводила ужас, однако это были лишь произведения искусства. И таковыми Майкл считал два старинных ключа, которые украл: древняя реликвия, которую надлежит хранить подальше от людских глаз в частном собрании. Быть может, ключи действительно обладают какой-то исторической ценностью, на что намекал Симон, но какое это имеет значение? Никакого волшебства тут быть не может. Нет и речи о чудодейственной власти над душами всего человечества. Пусть Мэри по-прежнему верит в концепцию рая, однако у Майкла с этим все еще оставались проблемы.
– Вы нашли то, что искали?
Подняв взгляд, Майкл увидел сестру Шрайер, коренастую медсестру-немку с того этажа, на котором лежала Мэри.
– Не знаю, – ответил он.
– Ну и кого же вы искали в «Кто есть кто»? – не отставала Шрайер.
– Вообще-то я нашел того, кого искал. Сестра посмотрела ему через плечо на фотографию седовласого мужчины в годах.
– Финстер?
– Да. Вы его знаете? – в шутку спросил Майкл. Шрайер рассмеялась.
– Лично не знакома.
Закрыв книгу, Майкл поднялся с кресла и поставил ее на полку.
– Фамилия ему очень подходит, вы не находите? – спросила Шрайер. Взяв стопку журналов, она направилась к выходу.
– Чья фамилия?
– Август Энгель Финстер. Много денег, много женщин.
– Кажется, я вас не совсем понимаю.
– Если бы у меня бы л а такая фамилия, я бы ее обязательно переменила. Представляю, сколько бедняге довелось выслушать насмешек в детстве! Однако, полагаю, с годами он с ней свыкся – и сейчас она очень даже ему идет.
– Я вас все равно не понимаю.
– Я имею в виду его фамилию. – Открыв дверь, медсестра улыбнулась. – На немецком «август энгель финстер» – это великий ангел тьмы. То же самое, что сатана.
