Текст книги "Весы змея"

Автор книги: Ричард Аллен Кнаак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Глава четвёртая

В Пророке не было ни изъяна – во всяком случае, на вид. Он казался своим последователям таким юным, при этом его слова были мудрее слов любого из мудрых старцев. Его голос лился музыкой. На его молодом лице не было ни следа щетины, как у ребёнка. Те, кому выдавалась честь видеть его вблизи, уходили под впечатлением красивых, почти прекрасных черт, но при этом описания были различными в зависимости от их собственных предпочтений. Все сходились, правда, в том, что волосы, которые ниспадали на плечи, отливали золотом солнца, и что цвет глаз являл светящуюся смесь голубого и серебристого.

Он был тонок и славно сложен, как какой-нибудь акробат или танцор. Пророк двигался так, что даже холёная кошка ему бы позавидовала. Он был одет в серебристо-белую мантию Собора Света, ноги были обуты в сандалии.

Сейчас Пророк стоял во всём своём великолепии, только что окончив проповедь для более чем трёх тысяч рьяных паломников. Позади него хор из двух сотен певцов – фигурами и телами они были совершенны – пел завершающие хвальбы. Публика, как всегда, была в экстазе. Хотя у секты были отделения повсюду, поток новичков вперемешку с местными верующими, который тёк по направлению к собственно храму, отстоящему немного к северу от столицы, никогда не утихал. В конце концов, именно здесь жил сам Пророк. Здесь можно было услышать речи из его собственных уст.

«Я должен поработать над этим, – подумал он, принимая хвальбу от почитателей. – Каждый должен слышать мои слова лично. Возможно, в каждом регионе во время проповеди высоко над жрецом стоит повесить сферу, из которой будет литься мой голос…»

Он отложил эту идею на потом: его собственные чаяния витали сейчас очень далеко от текущих обстоятельств.

Рядом со смертным Ульдиссианом уль-Диомедом и его разношёрстными последователями, которые снова продолжили движение.

Когда он собрался сойти с помоста, дунули в длинные золотые рога. Хор сменил песнопение в знак его ухода, ни разу не допустив фальши ни в одной ноте. Он состоял из представителей всех сословий, всех рас, но в своей счастливой гармонии они мало отличались друг от друга.

Его встретили два его старших жреца, Гамюэль и Орис. У Орис волосы были забраны назад и, хотя на вид она годилась ему в бабушки, её выражение выдавало её влечение и любовь к нему. Пророк ещё помнил, что её овальное лицо когда-то давало фору любому молодому лицу из хора, но, как и певицы, жрица мало интересовала его и тогда, и теперь. Также его определённо не привлекала внешность любого из мужчин, в том числе широкоскулого Гамюэля. Нет, только одно существа – женского пола – было когда-то его страстью… И он предал её анафеме.

– Плодотворная, изумительная речь, как обычно, – проворковала Орис. Несмотря на её манеру с ним, она была одной из самых способных его служителей. Кроме того, Пророк вряд ли мог винить её за обожание. Она была всего лишь человеком, в то время как он был куда большим.

– Как ни устал я соглашаться с ней в этом вопросе, боюсь, что должен сделать это снова, о Великий! – добавил Гамюэль, низко кланяясь. Когда-то он был воином и был вполовину шире своего господина, но никто бы не спутал, кто из них представляет настоящую силу. Пророк выбрал для этого поста Гамюэля, потому что, пусть и самым отдалённым образом, этот смертный напоминал Пророку его истинную сущность.

– Это было хорошо, – признал их повелитель. По меркам жрецов все его речи были совершенством, но даже он вынужден был признать, что эта речь была чуть лучше многих предыдущих. Возможно, это было связано с текущими обстоятельствами; того положения дел, к которому он привык, вдруг не стало. По правде говоря, это одновременно разъярило… И вдохновило… Его.

– Чувствовалась смена настроения, когда ты заговорил о Триедином, – продолжала Орис, её рот скривился при произнесении последнего слова. – Ходят новые слухи о них и каком-то фанатике из региона ассенианцев.

– Да. Его имя – Ульдиссиан уль-Диомед. Он принёс много бед храму в Торадже. Очень скоро мы услышим об этом официальное известие.

Ни один из жрецов не выказал большого удивления, что это ему известно. Они оба пробыли здесь достаточно долго, чтобы понимать, что Пророк осведомлён о вещах, которые они даже не могли никогда представить. При этом они всё равно должны были доставлять ему отчёты – для проформы. Всегда имелся малюсенький шанс, что что-то могло от него ускользнуть.

Гамюэль покачал головой:

– Так близко. Будет ли… Этот Ульдиссиан… Искать войны так же и с Собором?

– Это возможно, сын мой.

– Тогда мы должны пойти против него…

Пророк посмотрел на жреца так, как отец смотрит на простодушного, но любимого сына:

– Нет, дорогой Гамюэль, мы должны идти в ногус ним.

– Святой?

Но Пророк больше ничего не сказал. От высших служителей он пошёл в свои личные покои. Никто не последовал за ним – блистательный хозяин Собора Света настаивал на том, что ни один слуга не должен посещать его, пока не будет вызван. Никто не задавался вопросом об этой причуде; все они были слишком очарованы его святым присутствием.

Стражники в шлемах стояли на посту перед изящно вырезанными сдвоенными дверями – это было одновременно церемонией и следствием опасений за него его сподвижников. Все шестеро стояли, как статуи, когда он приблизился к ним.

– Вольно, – сказал он им. – Вы свободны на этот вечер.

Старший стражник немедленно встал на одно колено:

– Святой, мы не должны покидать наш пост! Твоя жизнь…

– Есть ли здесь кто-то, кто может угрожать ей? Есть ли здесь кто-то, кого мне следует бояться?

Тут они не могли с ним поспорить, ибо все знали, что Пророк обладал силами невероятными. Он мог защитить себя куда лучше, чем они. Даже сами стражники понимали, что они здесь для вида, но их преданность всегда мешала им уйти.

– Идите благословясь, – провозгласил белокожий юноша и сложил уста в блаженной улыбке, чтобы вдохновить их на уход. – Идите, зная, что все вы пребываете в моём сердце…

Они покраснели от гордости, но подчинились с неохотой. Пророк не смотрел, как они уходят. Он прошёл прямо в двери, которые распахнулись сами собой, чтобы пропустить его, и захлопнулись сразу, как только он вошёл.

Он оказался в зале, где было мало мебели, но которая в остальном была роскошной.

Плисовый низкий диван служил постелью Пророку по предположению его последователей… Тех, кто предполагал, что он вообще спит. Помимо него здесь стояло несколько мраморных постаментов с лучшими вазами и стеклянными скульптурами со всех уголков Санктуария. Свежие цветочные венки украшали стены, бо́льшую часть сверкающего мраморного пола покрывали сужающиеся ковры с самыми замысловатыми, вышитыми вручную узорами. На стенах также висели великолепные картины естественной красоты с изображением любой вообразимой местности, каждая была личноописана различным художникам златовласым хозяином.

Но выше находилось то, что те немногие, кто был удостоен чести войти в личное святилище Пророка, считали истинным фокусом внимания. Роспись покрывала весь потолок целиком, каждый участок был полон фантастических изображений. Существа, считающиеся мифическими, почти сюрреалистические пейзажи и, прежде всего, тщательно проработанные нематериальные создания, парящие вокруг при помощи огромных оперённых крыльев, пробивающихся из них в области плеч. Фигуры как мужские, так и женские, все одеты в тончайшие мантии; каждая обладает чертами, которые могли бы стать предметом зависти любой красавицы-принцессы или удалого принца. При внимательном рассмотрении становилось ясно, что они – не просто часть пейзажа, но скорее они формируютпейзаж.

Это были ангелы – по крайней мере, как их изображают люди. Пророк был мудр и знал, что попытка художника исключительна, но она оставалась всего лишь попыткой. Простой смертный не мог ухватить истинную сущность таких существ. Простой смертный не мог постичь существ, чья природа была не совсем физической, но скорее гармонией резонансов.

Да, простой смертный не мог постичь ангелов такими, какими они были, но Пророк мог.

В конце концов, разве не был он сам среди величайших из ангелов?

Это произошло в ослепительной вспышке света, в тысячу раз быстрее, чем моргает око. Комната затряслась, и казалось, что свирепый ветер поднялся прямо из точки, где стояла златокудрая фигура. Мигом исчез Пророк, который, при всём своём совершенстве, был всего лишь тенью восхитительной правды. На его месте стояла окружённая маревом фигура в плаще с огромными пламенными крыльями. Код капюшоном не было лица, только излучение – сформированное из совмещения света и звука – такое чудесное, что могло бы ослепить большинство людей. То, что казалось длинными серебристыми, ниспадающими волосами, на самом деле было ничем иным, как чистым светом и звуком, смешанными воедино.

Он был облачён в нагрудник и мантию, первый сверкал медью, вторая словно была выткана из самих лучей солнца. Выражаясь словами смертных, тот, кто был Пророком, казался теперь каким-то божественными воином, и правда, он выдержал много тяжёлых битв с демонами Пылающего Ада.

Так много, на самом деле, что ангел Инарий в итоге отверг с презрением бесконечную войну между Высшим Небом и их чудовищными врагами и решил отыскать себе место подальше от борьбы.

С собой он взял сошедшихся с ним мыслями, уставших одерживать победу и следом терпеть поражение снова, и снова, и снова.

Я ИСКАЛ МИРА И БЫЛ НАГРАЖДЁН ЕГО ИЛЛЮЗИЕЙ… – горько размышлял Инарий. – Я СОЗДАЛ СВОЁ УБЕЖИЩЕ И НАЗВАЛ ЕГО ТАК…

Но его ошибка состояла в том, что задолго до того, как создать Санктуарий, он прислушался к мольбам группы демонов, которых тоже не волновало, чья сторона одержит верх. Он усугубил эту ошибку, поддавшись соблазнам их лидера, слова коей отражали его собственную решимость. Именно из-за их союза – и союза их последователей – Санктуарий стал не только убежищем, но и необходимостью…

Из-за неё… Всё это произошло…

ЕСЛИ БЫ Я НИКОГДА НЕ ВСТРЕТИЛ ТЕБЯ, ЛИЛИТ… ЕСЛИ БЫ Я НИКОГДА НЕ УВИДЕЛ И НЕ ТРОНУЛ ТЕБЯ…

Но он сделал это, и все его сожаления лишь тем и были… Сожалениями. Даже он не мог вернуться и изменить прошлое.

Бегство из Высшего Неба и Пылающего Ада, поиск мятежниками места для жизни, создание Санктуария… Всё это – нестираемые страницы истории.

Как и предательство Лилит.

Инарий сделал жест, и огненная черта разделила потолок посередине. Комната затряслась, когда в центре композиции разверзлось отверстие.

Он не боялся, что его заметят. Смертные по природе были слепы перед его присутствием, и его силы заслоняли его от всех остальных, кто мог обнаружить небесное создание.

Инарий даже не должен был больше беспокоиться о том, что Высшее Небо ощутит его или Санктуарий, ибо он чувствовал, что наконец-то его силы стали достаточно большими, чтобы держать в неведении даже Совет Ангирис, тем более что непрестанная война ещё больше отвлекала их внимание.

И вот, впервые за многие столетия, Инарий воспарил высоко в небо. Он широко распустил свои крылья и впитал ощущение безграничной свободы. Глупо с его стороны было так долго ждать очередного полёта. Конечно же, это было не из-за страха. Нет, Инарий понял, что предательство Лилит – даже больше, чем отвратительный убой других ангелов и демонов, – потрясло его до глубины души. Только по этой причине он скрывал себя под смертными личинами Пророка и других.

ДОВОЛЬНО… ДОВОЛЬНО… ВЕСЬ ЭТОТ ФАРС ПОДОШЁЛ К КОНЦУ, И ВСЕ ЗДЕСЬ УЗНАЮТ О МОЁМ ВЕЛИЧИИ, МОЁМ ПО ПРАВУ…В конце концов, если бы не он, ничто из этого бы не существовало. Его правом, его долгом было поддерживать в Санктуарии курс, который он запланировал. Лилит будет наказана, демоны будут изгнаны, и от докучливого смертного останется лишь сходящее на нет воспоминание. Санктуарий станеттаким, каким он видит его… Либо он его уничтожит и начнёт заново.

Ангел вдруг круто повернул, миновал огромный собор и в считанные секунды достиг столицы.

Город Кеджан был достаточно большим, чтобы самому по себе считаться землёй, и ходили слухи, что это окружающие регионы были названы в его честь, а не наоборот. Такие тонкости совершенно не интересовали Инария, но огни столицы показались ему интересными. Дело в том, что они отдалённо напомнили ему блеск Высшего Неба, места вечного сияния.

Я ПЕРЕДЕЛАЮ САНКТУАРИЙ, КАК ТОЛЬКО ЭТОТ ИНЦИДЕНТ ЗАКОНЧИТСЯ, —поклялся он. – Я СОЗДАМ СВОЁ СОБСТВЕННОЕ ВЫСШЕЕ НЕБО, КОТОРОМУ ПОЗАВИДУЕТ ИЗНАЧАЛЬНОЕ!Это потребует немалых жертв, особенно со стороны его смертных, но это будет сделано. Слишком долго он терпел в молчании убогость, когда по праву он мог жить более подобающим образом. Он создаст рай, свободный от мелких ссор…

Ни с того ни с сего ощущение чего-то знакомого поразило его так сильно, что на короткий миг ангел отклонился от курса. Инарий немедленно выровнялся, а затем резко развернулся.

Сначала он подумал, что это она, но ему уже было известно о её присутствии. Нет, тут что-то другое.

Инарий почувствовал то, что у смертного выразилось бы в учащённом биении сердца. Сначала Лилит… А теперь ещё один подобрался к ангелу так близко, как она.

Оказавшись опять над собором, величавый ангел приостановился, чтобы оглядеть тёмные земли вокруг него. Слабая вспышка мерцания служила единственным признаком этого нового возвращения.

НО, СТАЛО БЫТЬ, ОН УМЁН, ХОТЯ И СБИТ С ПУТИ ИСТИННОГО… В КОНЦЕ КОНЦОВ, МОЖЕТ, ОН И ЕЁ ЧАДО… НО В ТО ЖЕ ВРЕМЯ И МОЁ…

Воскрешение ещё одного старого – и, по всей видимости, живущего – воспоминания, тем не менее, ничего не изменит. Когда Инарий опустился в залу и потолок начал перестраиваться, он уже знал, что, когда время придёт, он поступит с иным точно так же, как собирался поступить со своей бывшей возлюбленной.

Даже если это былего блудный сын.

* * *

Ульдиссиан поднялся с простого одеяла, на котором спал, чтобы предстать перед морем новых лиц, нерешительно поглядывающих в его сторону.

– Я не могла заставить их встать где-нибудь дальше, – принесла извинения Серентия, оказавшаяся справа. Её тёмные волосы были завязаны сзади, и она шла скорее как солдат, чем как дочь торговца. Несмотря на растущую эффективность своих сил, она продолжала нести копьё зажатым в руке.

– Всё в порядке, Серри, – ответил он по инерции, только после сообразив, что снова вернулся к её детскому имени.

Выражение её лица ожесточилось, и влага образовалась вокруг в остальном суровых глаз. Только три человека постоянно называли её этим именем, когда она выросла. Двое из них были мертвы, и вторым из мёртвых был Ахилий.

Вместо того чтобы поправиться и уладить дело, Ульдиссиан перевёл внимание на новоприбывших. Среди них были представители всех сословий и возрастов и, как он и предполагал, с ними было много детей. Последнее сильно встревожило Ульдиссиана, как тогда, когда партанцы привели своих собственных отпрысков. Дети погибали, и эти смерти больше, чем любые другие, разрывали ему сердце.

Однако, в независимости от его предубеждений, семьи присоединялись к нему.

«Мне не мешало бы лучше защищать их, – подумал он с горечью. – Если не ради детей, то для кого я это делаю?»

Он никогда не углублялся в этот вопрос, потому что ответ всегда егоокружал. Он делал это для тех, кто следовал за ним, правда, но также из чувства праведной мести. Отрицать это было невозможно, в независимости от того, насколько руководящей была эта причина.

И это заставило Ульдиссиана только почувствовать себя хуже при виде новых детей.

Выпрямившись, Ульдиссиан принял от Серентии мех с водой. Он отпил немного прохладной жидкости, затем вылил большую часть содержимого себе на голову, чтобы пробудиться. Ульдиссиана не заботило, что́ новоприбывшие думают о его действиях; если такая мелочь отвернёт их от него, значит, они не готовы.

Но никто не ушёл. Он стояли, терпеливо дожидаясь. Он едва не нахмурился, в тайне надеясь, что кто-нибудь из родителей заберёт своих детей и хоть немного облегчит его груз вины.

– Я надеюсь, вы все пришли по одной и той же причине, – провозгласил Ульдиссиан. – Вы знаете, что такое дар…

Некоторые закивали головами. Ульдиссиан прикинул, что перед ним где-то сотня новичков. Они заполонили большую часть поляны, где он спал. Его собственные последователи подались назад в джунгли, наблюдая оттуда с надеждой и тревогой. Каждый обращённый был для других новым чудом.

Он больше не видел смысла тратить время на разговоры. Он пообещал старшему советнику, что отведёт своих сторонников от Тораджи, а Ульдиссиан всегда был человеком слова.

Сын Диомеда протянул руку к ближайшему человеку – престарелой женщине, чья голова была укрыта разноцветным шарфом. Ульдиссиан чувствовал, как изумление борется в ней со страхом, и понял, что она пришла сюда одна.

– Пожалуйста… – пробормотал он, вспоминая свою собственную давно умершую мать. – Пожалуйста, подойдите ко мне.

Она не колебалась, что было больше еёзаслугой, чем его. Женщина была худая и имела вытянутое узкое лицо, но глаза у неё были красивые и карие, и он заподозрил, что во времена своей молодости она была весьма привлекательна.

Ни у кого не возникло вопроса, что́ старый человек делает среди остальных. Когда речь шла о даре, возраст не имел значения, с тем исключением, что тем, кому не исполнилось десяти лет, требовалось больше времени на развитие и получение наглядных признаков успеха. Наверное, это было заложено природой и уберегало их от причинения вреда себе и другим, что можно наблюдать у некоторых животных.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Магарити, – голос её звучал сильно. Она не хотела, чтобы остальные посчитали её глупой старой перечницей, не годящейся для этого случая.

Кивнув в знак одобрения, бывший фермер взял её левую руку:

– Магарити… Открой мне свои мысли и сердце. Но можешь закрыть глаза, если хочешь…

Как он и ожидал, она оставила их открытыми. Снова Магарити выросла в его глазах…

Характерный шум наполнил воздух.

У Ульдиссиана был один вздох, чтобы отреагировать. Он посмотрел на пустой воздух.

Спустя миг три вертящихся предмета сошлись в месте, где стоял он – и ударились о невидимый барьер, как о железную стену. Смертоносные предметы упали на землю, где стало видно, что это изогнутые куски металла с маленькими сверкающими зубчиками по краям. Ударь они Ульдиссиана, они без сомнения убили бы его на месте… А может, и обезглавили бы его.

От ожидающих людей отделились двое неряшливых, неприметных мужчин. Однако когда они устремились на Ульдиссиана, их тела изменились и они стали надзирателями мира.

У одного из них из ниоткуда появилось короткое копьё, которое он метнул в сына Диомеда. Острый наконечник обладал странным красноватым оттенком. В то же время второй метнул очередное свирепое металлическое орудие.

Но прежде чем Ульдиссиан смог действовать, вертящееся оружие вдруг развернулось обратно на своего владельца.

Оно ударило его в грудь, пробило металлический нагрудник, затем ткань, плоть и кости под ним. Надзиратель мира полетел назад на тораджанцев, которые едва успели увернуться от окровавленного тела, прежде чем оно жуткой грудой свалилось на землю.

Ульдиссиан сосредоточился на копье, но оно, хотя и замедлилось, не остановилось. Красный наконечник мог иметь только демоническую природу. Серентия прыгнула вперёд, используя своё копьё, чтобы сбить то с курса. Оно пролетело мимо него.

Прежде чем второй надзиратель мира успел сделать что-нибудь ещё, кто-то из новых тораджанцев схватил его. Он издал проклятье, которое превратилось в крик боли, когда толпа начала разрывать его на части.

Не это было на уме у Ульдиссиана. Это была не битва, а скотобойня.

– Прекратите!

Сказав это, он использовал свои способности, чтобы осторожно подвинуть тех, кто держал надзирателя мира, и оставить злодея одного. Надзиратель мира тщетно пытался восстановить власть над своими ногами. Он стоял под углом, под которым должен был упасть назад, – только благодаря Ульдиссиану этого не происходило.

Каждый мускул воина напрягся, когда Ульдиссиан навис над ним. Одна рука дёрнулась, и сын Диомеда заметил, что рядом с пальцами свисает кинжал.

– Я могу позволить тебе взять этот кинжал, если хочешь, – сказал он без всяких эмоций. – Но добра он тебе не принесёт.

Однако человек всё равно тянулся к слабому оружию. Вздохнув, Ульдиссиан выпрямил надзирателя мира, а затем освободил ему одну руку.

Рука немедленно схватила клинок. Надзиратель мира поднял кинжал вверх – и, к удивлению Ульдиссиана, перерезал своё собственноегорло.

Толпа затихла, но когда Ульдиссиан, ошеломлённый самоубийством, дал окровавленному человеку упасть, он увидел, что они думают, что это их лидер заставил воина убить себя. Они думали, что смертельный удар был наказанием Ульдиссиана и доказательством его верховенства над такими убийцами.

Всё ещё умудряясь скрывать своё ошеломление, Ульдиссиан поглядел на надзирателя мира. Мужчина дважды булькнул, его тело дёрнулось… И затихло.

«Он хотел только убить самого себя! Он потерпел неудачу и не знал иного пути…» – такой фанатизм поразил Ульдиссиана. Возможно, мужчина думал, что его ждёт какая-то более ужасная судьба, но почему-то это было сомнительно. На самом деле, Ульдиссиан подумывал о том, как бы обыграть дело так, чтобы оставить убийцу жить. Довольно погибло прошлой ночью, и теперь, с приходом нового дня, состоялось новое кровопролитие. Он был сыт всем этим по горло.

«Но ты выбрал этот путь» – напомнил он себе.

– Мастер Ульдиссиан! Мастер Ульдиссиан!

Ульдиссиан с благодарностью взглянул на Ромия – любая передышка была кстати. Бывший преступник указал за спину, откуда двое других партанцев тащили к остальным безвольное тело.

Третий надзиратель мира. Только теперь Ульдиссиан подумал о том, что первые звёздочки прилетели издалека.

– Мы обнаружили его сразу, где начинаются джунгли, – объяснил Ромий, потирая свою лысую макушку.

Когда партанцы бросили тело, причина смерти стала сразу ясна. Кто-то искусно подстрелил убийцу, угодив стрелой в основание шеи, очевидно, полагаясь больше на отточенный талант, нежели на всё ещё сомнительные силы.

Это была ещё одна смерть, но смерть неизбежная. Надзиратель мира сам её на себя навлёк.

– Хорошая работа, Ромий.

– Не моих рук дело, мастер Ульдиссиан.

Двое других также покачали головами. Ульдиссиан секунду обдумывал это.

– Тогда кто?

Но никто не признал за собой заслугу.

Хмурясь, Ульдиссиан склонился над телом. Выстрел был великолепным – как он заметил ранее, работа без сомнения искусного лучника. Малейшая смена направления – и стрела либо прошла бы мимо, либо броня защитила бы тело.

На древке было что-то тёмное. Ульдиссиан оттёр немного. Его брови поползли вверх.

Это была влажная грязь… Влажная грязь, покрывающая большую часть стрелы, словно кто-то перед выстрелом зарывалеё в землю.