Текст книги "Чужой"

Автор книги: Рэймонд Джоунс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

5

Файф попросил освободить его от обязанностей руководителя экспедиции, все еще находящейся в полевых условиях, чтобы посвятить все свое время изучению существующих в настоящее время текстов Строидов. Терри Бернард отказался от полевых работ, чтобы помогать Файфу и чтобы быть рядом с местом эксперимента. Тем же занимался и Дрейер, лихорадочно атакуя язык, который так долго не поддавался ему. Андервуд был озабочен самим воскрешением. Он чувствовал, что в работе, которую он делал, была заключена самая сокровенная тайна жизни. Однако книга инструкций, оставленная Строидами, имела характер руководства по эксплуатации, а не теоретического текста, и теперь, когда эксперимент шел полным ходом, Андервуд сосредоточил все усилия  пытаясь изучить происходящие процессы.

Ученые были так заняты своими собственными исследованиями, что реакция общественности на существо, которое они пытались восстановить, оставалась им неизвестной. Первым внешним признаком этой реакции был тот дикий приветственный крик в день, когда протоплазма была доставлена на Землю. Следующим была воскресная проповедь, произнесенная одним из множества малоизвестных религиозных лидеров на малопосещаемом собрании в роскошной церкви города.

Проповедник Уильям Б. Хеннесси в первые годы своей жизни был рекламным агентом и хорошо понимал ее важность. Вполне вероятно, что в то воскресенье были и другие проповедники, которые говорили на ту же тему, но именно Хеннесси позаботился о том, чтобы его выступление и имя получили огласку в новостях.

Силу его речи придало то, что он наполовину верил в то, что говорил:

– Сколько из вас, находящихся сегодня утром здесь, тех, кто сдался в гонке жизни, кто разочаровался в ценностях и стандартах, за которые можно цепляться, кто не признает никаких руководителей? Возможно, вы принадлежите к миллионам тех, кто оставил всякую надежду на решение своих жизненных проблем. Если да, то я хочу спросить, были ли вы среди тех, кто был свидетелем чудесного прихода Дара из глубины Веков. Были ли вы среди тех, кто видел прибытие Великого?

 Уильям Б. Хеннесси сделал паузу, затем продолжил:

– На протяжении веков мы искали лидера в своей среде и не находили его. В конце концов, мы выбирали всего лишь из людей. Но теперь, в руки наших благородных ученых Провидением была передана великая задача пробуждения спящего Великого, и когда они завершат свою работу, Золотой век Земли настанет для нас. Я призываю вас сбросить оковы отчаяния. Выйдите из тюрьмы своего разочарования. Приготовьтесь приветствовать Великого в день его восхода. Пусть ваши сердца и умы будут готовы принять послание, которое он даст, и повиноваться словам совета, который вам, несомненно, будет дан, ибо воистину из более великого мира и более светлой земли, чем наша, пришел Великий, чтобы сохранить нас!

В течение часа слова Хеннесси облетели весь мир. Терри был единственным из ученых, участвовавших в проекте, кто услышал об этом. Днем он отправился в музей, нашел Андервуда и Дрейера и сообщил им новость:

– Какой-то сумасшедший проповедник сегодня утром произнес проповедь о нашем Оскаре. – Терри ткнул большим пальцем в сторону ванны. – Проповедник заявляет, что у нас есть решение всех мировых проблем. Он призывает людей поклоняться Оскару.

Дрейер выпустил взрывной клуб сигарного дыма:

– Можно было предвидеть, что произойдет какая-нибудь глупость, подобная этой.  – Религиозный культ, основанный на этом инопланетном разуме. Я удивляюсь, почему это для вас оказалось неожиданностью.

– Я думаю, что это опасно, – сказал Терри. – Это может иметь серьезные последствия.

– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю, – сказал Андервуд.

– Разве ты не видишь последствий? Вся беда нашей культуры в разочаровании, отсутствии лидерства. Если эта штука окажется разумной, разумной, даже превосходящей нас, – что ж, она может стать всем, чем люди захотят ее сделать, президентом, диктатором, богом или чем-то еще.

– О, успокойся, – сказал Андервуд. – Это всего лишь один мелкий проповедник, у которого, вероятно, было не больше сотни прихожан. Акулы пера, должно быть, восприняли это как юмористический комментарий к нашим экспериментам. Тем не менее, мы никогда не должны были широко рекламировать нашу работу. Все началось с той истеричной толпы в тот день, когда мы привезли сюда протоплазму.

Дрейер покачал головой в дымовой ауре:

– Нет. Это началось давным-давно, когда первый пещерный человек оштукатурил своих глиняных богов и обнаружил, что они потрескались на Солнце и смыты дождями. Это началось, когда первый пещерный бог был уничтожен соперничающим лидером, и его разочарованные последователи искали нового главу. С тех пор это продолжается по сей день. Один за другим падают боги и вожди, люди ищут новых лидеров, которые понесли бы бремя человечества и указали бы путь к тому призрачному раю, к которому стремятся все люди. На протяжении веков всегда были те, кто позволял возвысить себя и назвать великими, кто брал на себя руководство. Некоторые призывали идти в далекие звездные места, предлагали цели, которых человек никогда не сможет достичь, и их ученики отступали, убитые горем и обескураженные. Другие стремились лишь к своей выгоде, господствуя над людьми и купали своих последователей в крови и бедствиях. Но всегда звезда лидеров гасла, и люди никогда не находили ту неуловимую цель, которую они не могли даже толком ни назвать, ни определить.

– И вот наступило наше время, время разочарований, – с горечью сказал Андервуд.

– Но разочарование – это здоровая вещь. Это ведет к пониманию реальности.

– Как ты можешь называть все это здоровым? – возмутился Андервуд. – Люди ни во что не верят. Они потеряли веру в саму жизнь.

– Вера в жизнь? Интересно, что это значит, – задумчиво произнес Дрейер. – Следите за своими определениями, доктор Андервуд.

Андервуд покраснел, вспомнив замечание Илии о том, что Дрейер оторвет каждое второе слово и бросит ему обратно.

Я считаю, – продолжил Дрейер, – что все в порядке. Нет ни правительств, ни лидеров, ни религий, на которые можно было бы опереться в трудную минуту, люди просто не доверяют им. Все это является признаком того, что они приближаются к этапу, на котором им больше не будут нужны ни правительств, ни лидеры, ни боги. И они в начале этого нового пути, и как ребенок, делающий первые шаги, они спотыкаются и падают. Они получают синяки и плачут, как, я знаю, делали многие наши ученые, иначе они не сбежали бы на Венеру и в другие места.

Андервуд моргнул от язвительного упрека Дрейера. – Это уже второй раз, когда меня обвиняют в побеге, – сказал он.

– Без обид, – сказал Дрейер. – Я просто констатирую факты. Я не осуждаю вас за то, что вы не верите в людей, не верите, что они идут в светлое будущее,  а лишь подчеркиваю уровень ваших знаний. Но ваши знания и намерения могут иметь далеко идущие последствия для реализации этого проекта. От вашего отношения к этому будет зависеть многое.

– Вы ошибаетесь, все определяется директорами, а они будут руководствоваться вашими рекомендациями…

Дрейер покачал головой:

– Нет, я думаю, что нет, если только это не доставит им удовольствия. Если я когда-нибудь решу уничтожить инопланетянина, мне придется убеждать в этом вас. И убедить в этом вас будет не легко, не так ли?

– Очень не легко, – сказал Андервуд. – Вы уже пришли к такому выводу?

– Еще нет. Нет, еще нет.

Дрейер медленно направился к массивной ванне, в которой находился инопланетянин Демарзул Великий из Сирении, Величайший.

Андервуд, глядя в спину семантика, чувствуя себя опустошенным этим разговором, задавался вопросом, возможно ли и ему приобрести такой же иммунитет к беспорядкам.

Он повернулся к Терри, по которому было видно, что он полностью согласен с Дрейером:

– Как у вас с Файфом идут дела?

– Это медленный процесс, даже с помощью ключа в хранилище. Это был, по-видимому, чистый Строид III, но у нас есть два других языка или диалекта, которые очень отличаются от него, и текстов на них больше, чем на Строид III. Однако Файф считает, что он на пути к взлому как Строида I, так и II. Лично я хотел бы вернуться на астероиды, если бы не Демарзул. Мне не суждено осилить эту науку.

– Нет продолжай эту работу. Постарайся получить хоть какое-то представление о том, какой была цивилизация Строидов к тому времени, когда Демарзул возродится. Это очень важно.

– Как продвигается дело?

– Формирование клеток происходит, но как будут развиваться органы – это больше, чем я могу себе представить. Мы просто ждем и наблюдаем. Постоянно работают четыре кинокамеры, применяются электронные микроскопы. По истечении шести месяцев у нас, по крайней мере, будет запись о том, что произошло, независимо от того, что это такое.

Масса жизни росла и мутировала в миллионах своих клеток. Тем временем другой рост, рост некой идеи, менее ощутимый, но не менее реальный, быстро охватывал всю Землю. Число людей в мозгу которых вспыхивала эта идея, росло не менее быстро, чем число клеток, что росли в здании мраморного музея. В эффективное руководство людей людьми никто не верил, никто не верил, и даже не мечтал, в появление смертного человека, который мог бы поднять своих собратьев до высот звезд. Но «Единственно Великий», совершенно превосходящий все земные создания, незапятнанный недостатками землян, это было что-то другое. Это было приходом богов к человеку. – Он был богом, который вознесет человека на вечные высоты, о которых мечтало все человечество. Пламя этой идеи распространилось по всей Земле, перепрыгнуло океаны, охватило людей всех вероисповеданий, рас и цветов кожи.

Делмар Андервуд раздраженно поднял глаза от книги на столе, когда его секретарь ввел напыщенного краснолицего мужчину невысокого, плотного телосложения. Мужчина остановился на полпути между дверью и столом и слегка поклонился:

– Я обращаюсь к Пророку Андервуду по специальному поручению Учеников.

– Какого дьявола? – Андервуд нахмурился и протянул руку к кнопке, но позвонить не успел, услышав продолжение:

– И по специальному разрешению директора Института!

Посетитель протягивал конверт. Не сводя глаз с мужчины, Андервуд взял конверт и разорвал его. Формальным языком в обычной бюрократической манере письмо предписывало Андервуду выслушать посетителя, некоего Уильяма Б. Хеннесси, и удовлетворить его просьбу. Теперь Андервуд вспомнил откуда ему известна эта фамилия и у него внезапно пересохло в горле.

– Что все это значит?

Мужчина пренебрежительно пожал плечами:

– Я всего лишь бедный Ученик Великого, которому его товарищи поручили просить милости у Пророка Андервуда.

Глядя в глаза этого человека, Андервуд почувствовал озноб, и волна дурного предчувствия накрыла его с ошеломляющей силой. Интересно, подумал он, чтобы сказал Дрейер, если бы был здесь, как это согласуется с его теорией?

– Садись, – произнес Андервуд. – Чего ты хочешь?

– Ученики Великого хотят иметь привилегию лицезреть Учителя, – сказал Хеннесси, садясь за стол. – Вы, ученые, – инструменты, отобранные для великой задачи. Великий пришел не только к немногим избранным. Он пришел ко всему человечеству. Мы просим права спокойно посещать храм и наблюдать за великолепной работой, которую вы выполняете, возвращая нашего Мастера к жизни, чтобы мы могли получить его великие дары.

Андервуд представил себе лабораторию, заполненную кланяющимися, молящимися, кричащими, фанатичными поклонниками, толпящимися вокруг, уничтожающими оборудование и, вероятно, пытающимися уйти с кусочками святой протоплазмы. Он нажал кнопку и яростно крутанул диск. Через мгновение на крошечном экране перед ним появилось лицо директора Бордера.

– Этот фанатик Хеннесси здесь. Я просто хотел узнать, что мне грозит за то,что я схвачу его за ухо и вышвырну вон.

Лицо Бордера стало бордовым от ярости:

– Только поробуй! Ты получил мою записку? Делай в точности, как я сказал. Это приказ!

– Но мы не можем продолжать эксперимент с кучей фанатиков, тявкающих у нас за спиной.

– Мне все равно, как вы это сделаете, Но вы должны дать им то, что они хотят. Либо так, либо сворачивайте эксперимент. Последний опрос, проведенный полмесяца назад, показывает, что они эффективно контролируют сто восемьдесят миллионов голосов. Ты знаешь, что это значит? Одно их слово Научному Комитету Конгресса, и все мы в мгновение ока вылетим со своих мест.

– А Комитет не боится, что в этом случае мы можем просто прихлопнуть эту штуку. Протоплазма просто тихо умрет, и тогда чему будут поклоняться эти птицы?

– Уничтожение государственной собственности может повлечь за собой смертную казнь, – зловеще сказал Бордер. – Кроме того, ты слишком ученый, чтобы сделать это. Ты хочешь довести дело до конца так же сильно, как и все мы. Если бы у меня был хоть малейший страх, что ты его можешь уничтожить, я бы вытащил тебя оттуда, уже давным-давно, – но у меня нет такого страха нет.

– Да, ты прав, но эти…

Андервуд скорчил гримасу, как будто пытался проглотить неочищенную устрицу.

Бордер кисло усмехнулся:

– Я знаю. Мы должны смириться с этим. Ученый, который хочет выжить в наши дни и в наш век, – должен приспосабливается к нашему обществу.

– Я отправился в космос, чтобы сбежать от этого общества. Теперь я снова в нем и мне гораздо хуже, чем когда-либо.

– Ну, послушай, Андервуд, почему ты не можешь просто построить что-то вроде балкона с пандусом, проходящим через лабораторию, чтобы эти Ученики Великого могли смотреть вниз в ванну? Вы могли бы накормить их в одном конце здания и выгнать в другом. Таким образом, это не будет сильно мешать вам. В конце концов, это продлится всего шесть месяцев.

– Когда Строид оживет, они, вероятно, захотят посадить его на трон с сияющим нимбом вокруг головы.

 Бордер рассмеялся:

– Если он представляет цивилизацию, артефакты которой мы нашли на астероидах, я думаю, что он быстро позаботится о своих «Учениках». В любом случае, тебе придется сделать так, как они требуют. Это не продлится долго.

Бордер отключился, и Андервуд повернулся к вежливому Хеннесси, который сидел так, как будто его ничто никогда не может потревожить.

– Видите ли, – сказал Хеннесси, – я знал, каков будет результат. Я верил в Великого.

– Вера! Вы знали, что Научный Комитет поддержит вас, потому что вы представляете сто восемьдесят миллионов невротических психов. Что вы будете делать, когда ваш Великий проснется и пошлет вас всех к черту?

Хеннесси спокойно улыбнулся:

– Не пошлет, я верю.

6

Два дня спустя Андервуду позвонил Файф и попросил о встрече. Встретиться нужно срочно – это было все, что сказал ему Файф.

Археолог не знал о требованиях Учеников. Он был удивлен, увидев ведущееся строительство в большом центральном зале, где было установлено реставрационное оборудование. Найдя Андервуда с Илией в лаборатории, где те изучали пленки протоплазменного роста, он спросил:

–Что ты там строишь? Я думал, у тебя есть все оборудование.

– Памятник человеческой глупости, – прорычал Андервуд. Затем он рассказал Файфу о полученных им приказах. – Мы устанавливаем балкон, чтобы верующие могли смотреть вниз на своего Великого. Бордер говорит, что нам придется мириться с этой ерундой в течение шести месяцев.

– Почему шесть месяцев?

– Демарзул будет возрожден к тому времени, или мы потерпим неудачу. В любом случае, Ученикам придет конец.

– Почему?

Андервуд раздраженно взглянул на него:

– Если он мертв, им некому будет поклоняться. А если он выживет, то уж точно не будет иметь с ними ничего общего.

– Я мог бы спросить снова «почему», – сказал Файф, – но я сформулирую это так. Вы ничего не знаете о том, как он будет действовать, если выживет. А если он умрет, то станет мучеником, – возникнет новая всемирная религия, а всех нас, кто имел отношение к этому эксперименту и его провалу, сожгут на костре.

Андервуд отложил пачку пленок. Там, среди астероидов, он научился уважать мнение старого археолога, но Дрейер слишком большую ответственность возлагает на него, а зачем кстати он пришел?

– Так что ты пришел мне сообщить?

– Некоторые пластинки Строидов представляют собой небольшие металлические пластинки, молекулярная структура которых была изменена в результате воздействия звуковых волн. Ребята в лаборатории разработали устройство для прослушивания этих аудиозаписей. Мы действительно слышали голоса Строидов! По крайней мере, есть звуки, которые напоминают разговорный язык. Но это так к слову, ведь именно то, что мы нашли в письменных записях, привело меня сюда. Более восьмидесяти пяти лет назад на одном из астероидов  Диккенсом, одним из первых исследователей в этой области, был найдено хранилище с металлическими пластинами. Они почти слились воедино, и молекулярные изменения были едва заметны из-за воздействия ужасающего тепла. Но нам удалось разделить пластины и перенести их записи в на новые листы. И мы смогли их прочесть. Теперь мы имеем удивительно полный раздел истории Строидов непосредственно перед их гибелью, и, если мы правильно прочитали, там есть удивительные вещи.

– Что это такое?

– Они не были уроженцами этой Солнечной системы. Они были внегалактическими беженцами, чей родной мир был разрушен в результате чего-то совершенно отвратительного. Тот, которого мы восстанавливаем, предвидел гибель мира и собирался обеспечить лишь свое личное сохранение.

– Но это только ваша собственная субъективная трактовка, – заметила Илия. – В тексте не может так прямо об этом говориться.

– Не может говориться? Эгоизм, абсолютное отсутствие заботы о ближних существах – все это семантически содержится в этих записях. И именно поэтому я более чем немного боюсь существа, которого мы оживляем. Кстати как оно развивается?

– Похоже, он проходит своего рода обычный эмбриональный рост, – ответила Илия. – До сих пор у него все характеристики млекопитающих, больше ничего пока сказать невозможно. Я не могу и не буду думать ни о каких других аспектах кроме медицинских.

– Ты должна! – Глаза Файфа внезапно загорелись, требовательные, непреклонные. – У нас есть новые предположения о морали этого Строида. Терри, возможно, был прав, когда настаивал на уничтожении протоплазмы.

Илья застыла:

– Какие предположения?

– Какой тип менталитета попытался бы сохранить себя в результате планетарной катастрофы, уничтожившей всех его современников? – спросил Файф. – Представь себе великий межзвездный конфликт. Враги выследили и уничтожили мир, в котором жил этот древний народ, погибли все, остался только этот единственный индивид. Вы понимаете значение этого? Если он выживет, он снова будет жить с той же ненавистью, порожденной войной, и жаждой мести, которая наполнила его, когда он увидел, как рушится его собственный мир!

– Но он же увидит, что все, за что он боролся, исчезло в прошлом, что прошли геологические века, – возразил Андервуд. – Кроме того, ты противоречишь сам себе. Если он был так равнодушен к своему собственному миру, возможно, его не интересовал конфликт. Может быть, он был величайшим гением своего времени и хотел только спастись от бесполезной бойни, которую он не мог остановить.

– Нет, здесь нет никакого противоречия, – серьезно сказал Файф. – Это типично для военного лидера, который привел свой народ к гибели. В тот момент, когда на них обрушивается беда, он думает только о себе. Образец, который мы имеем здесь, является высшим примером того, к чему приводят такие эгоцентрические желания самосохранения.

Файф резко поднялся со стула и бросил пачку бумаг на лабораторный стол:

– Вот, прочтите это сами. Это довольно свободный перевод истории, которую мы нашли в записях Диккенса.

Файф ушел. Илия и Андервуд начали читать оставленные им бумаги:

Сотня могучих кораблей Сиренианской империи неслась через пространство. Глубоко в корпусе флагманского корабля сиренианский Хетрарр, Демарзул, угрюмо сидел перед сложным пультом, который сообщал обо всех действиях его флота. Рядом с ним стояла старая, но жилистая фигура Тошмера, гения, изобретения и бурная деятельность которого пока еще спасали этот остаток некогда могучего народа, народа когда-то одновременно запускавшего в космос миллион подобных кораблей.

Тошмер произнес:

– Дальнейший полет бессмыслен. Наши приборы показывают, что Драгборы нас настигают. Их флот превосходит наш в десять раз. Даже с моими защитными экранами мы не сможем долго сопротивляться. У них есть такое оружие, которому мы не можем противостоять. Они полны решимости стереть с лица земли остатки Сиренианской империи.

– А я полон решимости уничтожить последнего из Драгборов! – рявкнул Демарзул во внезапной ярости. Он поднялся со стула и прошелся по комнате. – Я буду жить! Я доживу до того, чтобы увидеть, как их мир превратится в энергию, а последний Драгбор умрет. Хранилище почти готово?

Тошмер кивнул.

– И вы уверены в своем методе?

– Да. Не хотите ли посмотреть на окончательные результаты?

Демарзул кивнул, и Тошмер повел его через дверь и дальше по длинному коридору в лабораторию, где находились надежды Демарзула на то, чтобы преодолеть эпохи и сбежать от врага, который поклялся быть беспощадным. Сиренианский Хетрарр бесстрастно наблюдал, как ученый поместил маленькое животное в похожую на чашу камеру и, отступив за щит, нажал на выключатель. Мгновенно животное залилось потоком оранжевого свечения, на морде животного появилось ужасное выражение боли, а из его горла вырвались отвратительные крики.

– Не очень приятное зрелище, – заметил Демарзул.

– Да, не очень, – сказал Тошмер. – Но необходимо, чтобы все происходило с не отключенным сознанием. В противном случае надлежащая реставрация не может быть произведена.

Правитель был бесстрастен, крики животного постепенно стихали, его тело таяло под светом луча – буквально таяло, пока не превратилось в лужицу на дне чаши, где оно дрожало от остаточных жизненных сил.

– Чистая протоплазма, – объяснил Тошмер. – Ее можно заморозить до абсолютного нуля, и оставшийся метаболизм будет незаметен, но жизнь сохранится, возможно, в течение тысячи лет, достаточно долго, чтобы образовались новые миры, а старые умерли.

– Достаточно долго, чтобы последний Драгбор умер – в то время как я, Демарзул, Хетрарр Сирении, буду жить в славе и триумфе.

Тошмер улыбнулся тонкой улыбкой, которую Демарзул не заметил. Да, для будущих цивилизаций, подумал Тошмер,  будет очень плохим подарком, если Демарзул или любой другой остаток Сиренианской империи выживет. Ведь не зря Драгборы, решили полностью уничтожить сиренианцев. Его собственная жизнь была бы гораздо более достойна спасения от надвигающейся гибели, чем жизнь Демарзула. С первого момента, когда он задумал хранилище и представил эту идею Демарзулу, Тошмер планировал, что в нем будет находиться не Демарзул, а сам Тошмер. Был только один способ осуществить такой гигантский проект, поскольку это не могло быть подготовлено в тайне, – это убедить Демарзула в том, что это будет для него. Демарзул согласился на строительство. Идея пришлась по душе его эгоистичному уму. Мысль о том, что его собственная личность переживет эпохи, в то время как вся цивилизация, которую он знал, придет в упадок и исчезнет, привела его в восторг.

– Возрождение, – сказал Демарзул. – Позвольте мне посмотреть, как можно вернуть жизнь.

Тошмер развернул еще один проектор над чашей и щелкнул другим выключателем. Невидимые лучи осветили массу бесформенной протоплазмы на дне чаши. Пока они смотрели, она дрожала и текла, быстро меняя формы, рост и жизнь овладели ею. Правитель сиренианцев наблюдал за восстановлением животного. Конечности и туловище сформировались в неясные серые очертания, затем резко затвердели, и животное вскочило, живое и испуганное.  Демарзул был ошеломлен этим чудом:

– Так быстро. Образец цел и невредим? 

– Полностью, – сказал Тошмер. – Процесс идет не так быстро по прошествии длительного периода времени. Уровень жизни становится очень низок, но он никогда полностью не исчезнет. И чем уровень ниже, тем больше времени требуется для восстановления.

– Но это будет обязательно успешным, несмотря ни на что?

Тошмер кивнул.

Сотня кораблей сирениан шла своим ровным курсом, а враг неуклонно приближался, хотя и находился еще на расстоянии в несколько Галактик, но для их скорости это было в сущности пустяком. Тут дозорный доложил о звездной системе, в которой пятая планета проявляла признаки пригодности для жизни. Демарзул приказал готовиться к остановке. Планета, которую они обнаружили, была населена остатками умирающей цивилизации, которая деградировала почти до своего младенчества. Это препятствие было быстро устранено, и сирениане приступили к отчаянной и безнадежной задаче по созданию защитных сооружений против наступающих превосходящих сил Драгборы, эта защита, как они знали, была проницаема, как воздух, для нового страшной силы оружия врага. Но в то время как гигантские экраны поднимались к небу и создавались огневые точки, лучшие и мудрейшие из ученых были заняты подготовкой хранилища для Хетрарра, Демарзула. Огромный, похожий на кристалл контейнер, который был непроницаем для всех известных сил за исключением ключевой частоты, формула которой была написана снаружи, должен был быть опущен как можно глубже в недра планеты, в надежде защитить его от взрыва, который разнесет планету на куски. Два человека войдут в это хранилище, но только один переживет эпохи. Тошмер был единственным, кто был полностью знаком со всем процессом, так что ему предстояло руководить работой приборов. Но у Тошмера был намечен план и приготовлен механизм, позволявший ему без посторонней помощи, самому отправиться в будущее. Правда он не догадывался, что Демарзул подозревает его в этом.

Сирениане работали неистово, возводя свои мощные оборонительные сооружения, но тут их наблюдатель, размещенный в ста тысячах световых лет в космосе, сообщил о прибытии ужасного флота Драгборов. Он успел сообщить за секунду до того, как пучок излучения унес его в вечность.

Тошмер приблизился Демарзулу в его штабе, как только пришло сообщение:

– Времени не осталось. Пора  в хранилище.

Демарзул посмотрел на раскинувшиеся заводы и огромные машины, так жалко сбившиеся в кучу на чужой планете, – это было все, что осталось от огромной империи, которую он мечтал расширить до пределов самого космоса, империи, в которой он должен был стать верховным Хетрарром. И в короткий миг все это будет уничтожено более могущественной Драгборой. Он нерешительно посмотрел на Тошмера. Перед лицом неминуемой смерти старый, худощавый, жилистый ученый не выказывал ничего, кроме спокойствия. Хетрарр бросил последний взгляд на остатки своей Сиренианской империи и кивнул:

– Я готов.

Они пошли ко входу в шахту, ведущую к сердцу планеты. Только несколько сиренианцев знали о прокладке этой шахты, но никто из них не знал о ее назначении, они думали, что это средство защиты. Никто кроме меня не видел, как Хетрарр и гений Тошмер вошли в лифт, навсегда унесший их в глубины планеты.

Только я был свидетелем спуска этих двоих в глубины планеты, но я ничего не знаю о том, что произошло, когда они достигли дна и запечатали хранилище, не знаю, кто из них выжил в той борьбе, которая, должно быть, произошла внизу. Никого из сиренианцев не волновала судьба их дезертировавшего Хетрарра, потому что на нас обрушился огромный флот Драгборов. С могучим, неизвестным оружием, которое вселяло ужас в самых могущественных из Сирении, они появились из космоса и быстро уничтожили оборону сиренианцев. Это была бойня, которая была ужасна даже для сиренианцев, так хорошо обученных методам пролития крови. Наша защита была малоэффективна. Сначала одного затем другого, а потом смерть стала поражать операторов десятками, и их машины превратились в руины. Наконец, когда от сиренианского флота остался только расплавленный раскаленный металл и распростертые тела, вражеские корабли отступили, а горстка выживших стала надеяться на спасение. Но спасения не было. Когда весь флот исчез, остался единственный маленький корабль в небесах, и выжившие кричали, зная, что это за кораблик. Он направился к планете и она раскололась на составные части, которые разлетелись во всех направлениях в космос.

Андервуд и Илия дошли до конца страницы, и Андервуд тихо выругался, перелистав несколько оставшихся листов. – Больше ничего не было о древнем Демарзуле и Тошмере. Автором текста, по-видимому, был сиренианский ученый, друг Тошмера, близкий ему в те последние дни и по-видимому спасшийся в последний момент на каком-то небольшом научно-исследовательском космическом ботике, который никто не заметил. Этот ботик доживал свои последние дни на одном из вновь образовавшихся астероидов, где Диккенсом и было найдено хранилище с этой историей.

Андервуд отложил бумаги, перед его глазами все кружились сцены огромной и ужасной битвы, которая произошла так давно.

 Эта история дала ответ на некоторые проблемы, стоящие перед астроидальной археологией. Изложенное объясняло полное отсутствие связи между Строидом III, который был языком сиренианцев, и Строидом I и II, которые, несомненно, были родными для исчезнувшей, превратившейся в пояс астероидов планеты. Но этот отрывок истории, подготовленный неизвестным ученым-компаньоном Тошмера, загадал и величайшую загадку. Глаза Илии встретились с глазами Андервуда.

– Кто из них победил? – спросила она. – Если Тошмер, то это одно дело. Если победил Демарзул, то Терри прав, его следует уничтожить.

Андервуд взглянул в сторону питательной ванны, где рос инопланетянин, где в туманных глубинах питательного раствора уже появились неясные очертания едва различимой человеческой фигуры.

– Это должен быть Тошмер, – сказал он, надеясь, на лучшее.