Текст книги "Хозяйка Империи"

Автор книги: Рэймонд Элиас Фейст (Фэйст)

Соавторы: Дженни Вурц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 58 страниц)

Глава 18
ИМПЕРСКИЙ СОВЕТ

На улицах горели фонари.

Их свет выхватывал из ночной тьмы буйство красок – это кружились в плясках горожане, облаченные в яркие шелковые одежды, а лицедеи разыгрывали веселые представления. Вместо глухого стука осадных орудий в городе раздавался звон лаковых колокольчиков, сливающийся с радостным смехом. Мара сидела у расписных оконных перегородок в богато убранных дворцовых покоях. Праздничный шум согревал ей душу, но нежная полуулыбка, тронувшая ее губы, предназначалась только одному существу – маленькой девочке, уснувшей у нее на коленях. Когда в дверях возник Хокану, он не сразу решился нарушить этот покой.

Но Мара всегда ощущала его появление. Хотя он вошел без единого звука, она подняла голову, и ее лицо озарилось счастливой улыбкой.

– Хокану!

В этом возгласе звучала и нежность любви, и боль разлуки, длившейся все это смутное время.

Властитель Шиндзаваи неслышно ступал по изразцам. Он сменил доспехи на шелковый наряд, а подбитые гвоздями боевые сандалии – на кожаные, с матерчатыми ремешками. Остановившись рядом с женой, он опустился на колени и взял Касуму за ручку. Малышка ухватила его за палец и затихла; она еще не полностью пробудилась от сна.

– Видишь, как она выросла! – шепнула Мара. Когда она отправилась в Турил, девочка была совсем крошечной. Теперь она уже начала ходить и произносила первые слова. Властительница легко погладила дочурку по голове. – У нее будет такая же морщинка меж бровей, как у тебя, – сказала она мужу. – Не иначе как она унаследовала твое упорство.

Хокану улыбнулся:

– Это качество ей пригодится.

– Несомненно, – с ответной улыбкой подтвердила Мара. – А еще ей понадобится острый язычок, чтобы давать отпор твоему кузену Девакаи! Не отправить ли нам ее на воспитание к Изашани Ксакатекас?

Как ни странно, Хокану оставил вопрос без ответа. Но Мара этого не заметила: на нее нахлынули воспоминания о строгой нянюшке Накойе, которая воспитывала ее и обучала премудростям управления.

Хокану осторожно взял дочь на руки и опустил ее на спальную циновку. Вслед за этим он обернулся к Маре, собираясь проделать с ней то же самое.

– Как видно, боевые подвиги тебя нисколько не утомили, – проговорила Мара, развязывая шнурки его кафтана. – Хвала небесам, я очень на это надеялась. Мне так тебя недоставало! По-моему, я не смогла бы вынести еще одну такую ночь – лежать без сна и теряться в догадках: жив ты или нет... и что с детьми...

Она умолкла, потому что ласки Хокану начали мало-помалу разгонять ее волнения. Где-то в городе гонг одного из храмов отбивал торжественные ритмы, а под окнами вприпрыжку пробегали парочки лицедеев. Мара пристроилась рядом с мужем, положив голову на его руку.

– Ты, наверно, побывал в императорских покоях. Как там наш Джастин?

Хокану беззвучно засмеялся, касаясь губами волос жены:

– Маленький варвар. Подошел ко мне, раскрасневшийся, насупился и спросил, полагается ли ему исполнить свой супружеский долг с Джехильей. Прямо сегодня ночью.

Мара широко улыбнулась:

– Так я и знала, что он задаст этот вопрос, не дожидаясь, пока кто-нибудь выберет время и просветит его на сей счет. Он начал подглядывать за горничными, как только научился взбираться на стул. И что же ты ответил?

– Когда отсмеялся? – уточнил Хокану. – Объяснил, что придется ему потерпеть до двадцати пяти лет – до праздника возмужания.

Игриво ткнув мужа локтем в бок, Мара фыркнула:

– Ни за что не поверю! Так и сказал?

Хокану тоже развеселился:

– Никогда еще не видел такой борьбы чувств! Облегчения и разочарования – точно поровну. Я ему сказал, что Джехилья, будучи на два года старше его, может по достижении совершеннолетия принять решение наведаться к нему в опочивальню; но ему стукнет всего двадцать три года, поэтому выбор останется за ней.

Мара расхохоталась, не в силах сдерживаться.

– Ох какая прелесть! Бедный мальчик испугался, что ему еще одиннадцать лет предстоит оставаться целомудренным мужем.

Хокану пожал плечами:

– Очень скоро он смекнет, что к чему.

– Джехилье лучше не знать о твоих беседах с Джастином. Она его истерзает.

Хокану прикоснулся губами к щеке жены.

– По крайней мере, будет ему наука: пусть думает, прежде чем столкнуть девушку в пруд.

– Тем более что она – Императрица, – усмехнулась Мара. – У нее есть полное право утянуть его с собой под воду.

– Минует год-друтой – и на смену детским играм придет сердечная привязанность. Тогда Джастин не будет так беспокоиться насчет супружеского долга. – Приподнявшись на локте, Хокану заглянул Маре в глаза. – Кстати, о супружеском долге...

Разговор прервался. Губы Хокану встретились с губами Мары, и нежные объятия переросли в огонь страсти.

Прошло немало времени. Толпы гуляк поредели, но шуму не убавилось. Властительница Акомы и правитель Шиндзаваи обессилели от любви, но не размыкали объятий.

Хокану первым нарушил молчание:

– Госпожа, поскольку Джастину суждено продолжать императорскую династию, Акома снова остается без наследника.

Мара шевельнулась в объятиях мужа и провела рукой по его мускулистому плечу, загрубевшему от походной перевязи. Она отозвалась не сразу:

– Я не ропщу. Если даже мой род прервется, то не от бесчестья. А может статься и так, что Джехилья окажется плодовитой или у Джастина родятся сыновья от другой женщины. Если у него будет много детей, один из них сможет унаследовать мою мантию без ущерба для императорского рода. – Помолчав, она добавила: – Я могу усыновить ребенка.

Но оба они знали, что до этого дело не дойдет. По традиции, приемным детям полагалось находиться хоть в каком-то родстве с новой семьей. Однако после затяжных войн с Минванаби у Акомы не осталось кровных родственников. Конечно, можно было бы откопать какую-нибудь побочную ветвь семейного древа, но династия Акомы, много веков хранившая родовую честь, была не вправе передавать свое имя отпрыску захудалого рода.

Хокану пригладил растрепавшиеся волосы жены.

– Этой трудности больше не существует, – прошептал он.

Мара встревожилась. Она предчувствовала: муж совершил что-то непоправимое, хотя заранее знал, что не получит ее одобрения.

– Что ты задумал, Хокану? – резко спросила она, и тут само молчание Хокану подсказало ей ответ. – Касума,– вырвалось у нее. Ты отдал...

Хокану не позволил ей договорить. Он закончил ее фразу, не поддавшись всплеску чувств:

– Я отдал ее Акоме.

Мара встрепенулась, но, мягко прижав палец к губам любимой, он удержал ее от протестов.

– Жена, дело сделано. Обет, принесенный в этот день, невозможно взять назад. Свидетелями были Фумита и жрецы полудюжины орденов. Перед алтарем храма Джурана Касума была лишена права наследовать престол Шиндзаваи. После этого я дал обет посвятить ее Акоме – это мое отцовское право. Она продолжит твою династию. Кому, как не тебе, знать, какое воспитание должна получить девочка, чтобы стать правительницей.

Хокану отвел палец от губ Мары, но она так и не вымолвила ни слова. Муж понял, что причиной этого молчания была отнюдь не радость, а печаль и досада.

– Ты оставишь себя без наследников! – наконец произнесла Мара. – Это крайне опасно, тем более что Девакаи только о том и думают, как бы завладеть твоей мантией. Клан Омекан и другие союзники Ионани, возможно, смягчатся и присягнут на верность Джастину, но многие правители с застарелыми амбициями будут подстрекать сообщников к восстанию. Ты долгие годы не будешь знать покоя, Хокану. Джастину и Джехилье понадобится крепкий тыл, а для этого нужно обеспечить линию наследования Шиндзаваи! – Подступившие слезы мешали ей говорить. – Не подставляй себя под удар! Я не переживу, если ты окончишь свои дни, как твой отец, ставший жертвой низменных происков!

Хокану прижал ее к себе.

– Твои опасения вполне оправданны, – ласково прошептал он, – но точно так же оправданно и мое решение сделать Касуму наследницей Акомы. Ведь она моя дочь! – В его словах звучала гордость; сердцем он всегда тянулся к Касуме. Мара устыдилась своих прежних сомнений.

– Я ее отец, – повторил Хокану. – Насколько мне известно, никто еще не отменял традиций и законов, дающих мне право принимать решения. – Он провел ладонью по ее виску. – Моя повелительница, на сей раз вышло не по-твоему – наверно, впервые в жизни.

В ответ Мара разрыдалась. Приобрести наследницу в лице малышки Касумы было настоящей отрадой, но для осознания этого требовалось время. А пока у нее сжималось сердце при мысли о жертвах, на которые пошел Хокану, чтобы преподнести ей столь великодушный дар.

Ей было известно, о чем он умолчал: у него никогда не будет рожденного ею наследника, который наденет синюю мантию.

– У меня множество родичей, – сказал Хокану с напускной легкостью. – Не все же из них такие алчные, как Девакаи. Наоборот, в большинстве своем это благородные и достойные люди. Если я выберу наследника среди своих соперников, это укрепит нашу семью изнутри, а в стане Девакаи скорее наступит раскол.

– Но ты не возьмешь себе наложницу, – внезапно охрипшим голосом проговорила Мара.

Эти слова не прозвучали вопросом. И хотя молчание мужа было красноречивее любого ответа, он все же решил высказаться вслух:

– Госпожа моя, ты единственная из женщин, которая мне нужна. Пока ты рядом со мной, другие для меня не существуют.

Мара прикусила губу. В голосе мужа она услышала затаенные чаяния, которые он научился подавлять. Она и сама привыкла смирять порывы души. Но о своих решениях она умолчала, потому что вокруг ее стана сомкнулись руки Хокану, а его губы нашли ее рот.

Двери в Большой Тронный зал распахнулись, запели фанфары, загремели барабаны. Те, кто в этот час еще продолжал праздновать коронацию нового монарха, почтительно умолкли. На пороге появились двое императорских глашатаев, которые в унисон объявили о начале торжественного заседания Совета, знаменующего восхождение на престол Девяносто Второго Света Небес. Затем начали оглашать имена тех, кому надлежало предстать перед Его Императорским Величеством Джастином.

В первую очередь вызывались должностные лица и сановники, занимавшие высокие посты при Ичиндаре. Одетые с подобающей роскошью, они друг за другом переступали порог – кто с равнодушным, кто с настороженным видом. Процессию возглавлял властитель Кеда. Приблизившись к ограждению престола, он согнулся в поклоне.

Юный Император по всей форме подтвердил, что Кеда сохранит за собой должность Имперского Канцлера. Властитель отвесил глубокий поклон мальчику-самодержцу и госпоже, восседавшей на подушке среди жрецов, на пятой ступени пирамиды.

Мара была в красном – в том же одеянии, что было на ней на рассвете, во время церемонии поминовения усопших. От скорбных мыслей ее лицо заострилось и осунулось. На мгновение властителю Кеде стало ее жаль. Наперекор всему она одержала триумфальную победу, но заплатила за нее дорогой ценой. Кейок и ее советники Сарик и Инкомо ушли в мир иной; многие офицеры и воины пали в бою. Лишь горстка верных приближенных осталась у дома Акомы по эту сторону Колеса Жизни. Властитель Кеда приветствовал Мару с искренним уважением. Немного нашлось бы во всей Империи правителей, подобных ей, – готовых идти на риск и жертвы во имя общего блага.

Глашатаи выкликнули следующий титул, и властитель Кеда с поклоном отступил, чтобы занять свое место среди прочей знати. Дворцовых министров вызывали одного за другим. Кто-то был оставлен на прежнем посту, кто-то даже получил повышение, а иных с позором отослали без публичного объяснения причин.

По прошествии некоторого времени властитель Кеда заметил, что юный Джастин действует по подсказке невысокого, ничем не примечательного человека, облаченного в доспехи Имперских Белых, который стоял на месте телохранителя по правую руку от Джастина. Кеда пристально вглядывался в его лицо, едва различимое в тени. Как ни странно, этот офицер был ему незнаком, хотя за время службы у Ичиндара он узнал всех старших офицеров из числа Имперских Белых. Властитель Кеда, возможно, забил бы тревогу, если бы госпожа Мара не являла собой полную невозмутимость.

Наконец список должностных лиц подошел к концу. Настал черед правителей, которым предстояло присягнуть на верность Свету Небес. Одни ждали этого мига с радостью, другие с горечью. Когда последний из представителей великих династий поднялся с колен, Джастин встал, чтобы произнести речь:

– Господа, все те, кто ранее составлял Совет Империи, я принимаю вашу присягу по случаю нашего восшес...– он запнулся на трудном слове, и возвышающийся над ним имперский офицер прошептал ему подсказку, – восшествия на трон. Некоторые из вас были нашими врагами, но теперь это в прошлом. С нынешнего дня объявляется общая амнистия; все мятежи против Империи прощаются.

Да будет вам также известно, – эти слова снова подсказал офицер, – что кровная вражда и соперничество упразднены. Кто поднимет руку на своего ближнего, поднимет руку на меня. То есть на нас. На Империю. – Мальчик покраснел, но никто не засмеялся от этой неловкости. Своей речью Свет Небес дал понять, что в его Империи будет властвовать закон и что любой, кто попытается возобновить кровавую Игру Совета, навлечет на себя высочайший гнев.

Император кивнул глашатаям, и из-под его золотого шлема выбился огненный локон. Веснушчатое лицо озарилось улыбкой, когда старший глашатай выкликнул:

– Люджан, военачальник Акомы! Предстань перед своим Императором!

Люджан вышел вперед, ошеломленный и сбитый с толку. В честь Мары он надел парадные доспехи, но не мог и помыслить, что будет официально представлен ко двору. Он опустился на колени перед новым Императором и госпожой, которой служил долгие годы; сейчас ее до неузнаваемости изменила регентская тиара, надетая поверх красного траурного покрывала.

Мара обратилась к своему полководцу, но ее слова были слышны лишь немногим придворным в первых рядах:

– Сарик, Кейок и Ирриланди отдали жизнь за нашу великую победу. Император призвал тебя, Люд-жан, для того, чтобы наградить за многолетнюю беспорочную службу. Пусть твои подвиги и верность послужат примером всем воинам Цурануани. Тебе нет равных среди наших сподвижников.

Люджан не успел опомниться, как властительница Мара легко спустилась к нему со своего места. Взяв его за руку, она велела ему подняться с колен и отвела в сторону, к ограждению, в котором двое Имперских Белых распахнули небольшие створки, отдав затем короткий салют. Военачальник Люджан, который не побоялся пойти наперекор эдикту Ассамблеи, теперь побледнел от дурного предчувствия. В его движениях появилась преувеличенная осторожность, словно он погрузился в разреженный воздух и ступал по отполированным скользким плитам.

Император Джастин сделал ему знак подойти и подняться по ступеням – на такую высоту, о которой Люджан не смел и помыслить.

В последний момент он в нерешительности замедлил шаг, и Маре пришлось его незаметно подтолкнуть. Люджан – закаленный в боях воин, которого ничто не могло выбить из колеи, – едва не споткнулся. Не помня себя, он все же осилил этот подъем. Оказавшись у ног Джастина, он согнулся в поклоне, и зеленый плюмаж коснулся ковра.

– Поднимись, Люджан. – Мальчик улыбался с тем же торжеством, которое отразилось на его лице, когда ему впервые удалось сделать удачный выпад в учебном бою и коснуться учителя деревянным мечом.

Люджан потерял дар речи. Тогда Имперский Белый, лицо которого так и осталось в тени, ткнул его ступню носком своей сандалии и что-то прошептал. Военачальник Акомы взвился как от удара и впился взглядом в лицо Императора.

В улыбке Джастина мелькнуло лукавство.

– Император жалует Люджану, офицеру Акомы, высочайшее разрешение основать собственную династию. Да услышат все: дети этого воина, а также его слуги и солдаты станут носить те цвета, которые он сам назначит, и приносить присягу на священном натами дома Люджана. Этот камень ожидает своего нового хозяина и властителя в храме Чококана. Указ вручит Слута Империи, Мара. – Джастин с трудом сдерживал счастливый смех. – Ты можешь поклониться своему Императору и присягнуть ему на верность, властитель Люджан.

Люджан, который никогда не страдал косноязычием, только ловил ртом воздух, как рыба, выброшенная из воды. Он поклонился и с грехом пополам сошел вниз по ступеням. Там его поджидала властительница Мара, и уголки ее глаз предательски поблескивали.

– Госпожа властительница... – хрипло выговорил Люджан, все еще не веря в происходящее.

Мара склонила голову:

– Господин властитель...

Он отшатнулся, услышав такое обращение, но Мара поймала его за руку, высоко подняла ее и вложила Люджану в ладонь три свитка. Лишь один из них был перевязан золотой императорской лентой. Два других скрепляли полосы зеленого шелка, украшенные гербом Акомы – изображением птицы шетра.

На губах Мары заиграла улыбка.

– Мой первый новобранец, храбрейший из серых воинов, когда-либо служивших Акоме, мой самый давний друг, я освобождаю тебя от клятвы, принесенной на священном натами Акомы, и делаю это с радостью, ибо отныне ты будешь хозяином собственной судьбы. Сегодня основана еще одна великая династия. К титулу властителя, дарованному тебе нашим Светом Небес, Акома добавляет свои дары в знак признательности. – Она сжала руку Люджана. – Во-первых, род Люджана получает во владение те земли, которые принадлежали мне по праву рождения. Все пастбища и стада, все угодья, примыкающие к Сулан-Ку, отныне становятся собственностью твоего дома. К тебе и твоим наследникам переходит также поляна созерцания, которая будет освящена перед установкой твоего родового натами.

– Госпожа моя, – снова выговорил Люджан, но Мара пришла ему на выручку:

– Господин мой, вместе с этими землями я передаю тебе пять сотен воинов. В их число войдут прежде всего те, кто присягнул на верность твоему союзу в отряде серых воинов. Остальных ты выберешь сам – из тех, кто изъявит желание служить в гарнизоне, уже размещенном в Сулан-Ку.

К Люджану мало-помалу возвращался дар речи. Он даже улыбнулся:

– Силы небесные, что будет, когда об этом услышат воины! Ведь они начинали с того, что воровали скот, чтобы прокормиться, а теперь станут офицерами моей династии! – Он усмехнулся, пожал плечами и едва не расхохотался, что было бы нарушением всяческих приличий, однако Мара успела его остановить, коснувшись третьего свитка.

– Тебе предлагается почетный пост в клане Хадама, если это совпадает с твоими желаниями, – закончила она. – Если бы Кейок дожил до этого дня, он бы сказал, что ты хорошо усвоил все уроки. После моего брата, Ланокоты, его любимым сыном был Папевайо. Ты стал ему младшим сыном... и теперь можно сказать, что он мог бы гордиться тобой больше, чем кем бы то ни было другим.

От этих воспоминаний Люджан ощутил горечь утраты. Старик всегда судил по справедливости; он первым заметил и признал в новобранце способности полководца. Словно салютуя своему бывшему командиру, Люджан, преисполненный ликования, дотронулся свитками до лба.

– Ты слишком великодушна, – прошептал он Маре. – В Империи немало таких, кто промышляет кражей скота; если каждый из них поймет, что ему открыты такие высоты, ты станешь владычицей хаоса. – Тут он поклонился и заговорил со всей серьезностью: – В моем сердце ты навсегда останешься повелительницей, госпожа Мара. Династию Люджана будут представлять серый и зеленый цвета: серый – это символ моего происхождения, а зеленый – знак моего служения дому Акомы, которое подняло меня к этой вершине чести.

– Цветами дома Люджана объявляются серый и зеленый! – во всеуслышание возвестил имперский глашатай.

Мару порадовало благодарное признание Люджана.

– А теперь ступай! – шепнула она своему доблестному офицеру. – Сдержи обещание, за исполнением которого я взялась проследить, когда мы были в Чаккахе. Выбери себе достойную жену, произведи на свет наследников и доживи до почтенной старости!

Люджан молодцевато отдал честь, развернулся на каблуках и, чеканя шаг, как равный прошел сквозь ряды собравшихся. Глядя ему вослед. Имперский Белый по правую руку от Императора пробормотал:

– Сейчас на радостях напьется до потери сознания.

Джастин поднял голову и заглянул в знакомое лицо Аракаси:

– Не ворчи. Настанет и твой черед.

Мастер тайного знания Акомы бросил на юного хозяина вопрошающий взгляд, но Джастин не снизошел до объяснений. Он смотрел перед собой, держась прямо и неподвижно. Не все императорские милости, даруемые в этот день, обещали быть одинаково приятными. По кивку императора глашатай выкрикнул имя Хокану Шиндзаваи.

Многие из присутствующих властителей тайно переглянулись, стараясь не выдать свою зависть. Властительница Мара обязалась справедливо вершить регентские обязанности, однако сейчас сама собой напрашивалась мысль, что она не упустит случая назначить своего мужа на какой-нибудь особенно высокий пост.

Между тем лицо Хокану оставалось непроницаемым как скала; оно не выражало ни радости, ни досады. Спокойствие не оставило Хокану и тогда, когда он согнулся в поклоне перед Светом Небес.

Он присягнул на верность Джастину, однако при этом его взгляд был неотрывно устремлен на госпожу Мару. Ей, похоже, пришлось не по нраву такое преувеличенное внимание мужа. Строгая и сосредоточенная, она бесстрастно смотрела перед собой, пока Его Величество Император провозглашал свои решения.

– Да будет ведомо всем: ваш Император вершит дела во благо Империи, как велит ему долг. Вчера во время торжественной церемонии в храме Джурана было объявлено, что малолетняя Касума волею своего отца становится наследницей мантии Акомы. – Джастин перевел дыхание и с несвойственной его возрасту твердостью продолжал: – Поэтому мы не оставили без внимания дом Шиндзаваи, лишившийся наследника. Госпожа Мара, которую жрецы Хантукамы объявили бесплодной, подала прошение о разводе. – Опустив глаза, Джастин смущенно разглядывал собственные сандалии. – Свет Небес, руководствуясь мыслями о Благе Империи, решил удовлетворить это прошение.

По переполненному залу пронесся ропот.

Хокану ничем не выдал своего потрясения. Лишь в его взгляде, обращенном на Мару, читался молчаливый крик, исполненный муки.

Прикрывшись рукавом, Джастин издал какой-то звук, похожий на всхлип.

– Род Шиндзаваи слишком могуществен и важен для Империи, чтобы мы могли позволить ему стать предметом внутренних раздоров из-за отсутствия наследника. Посему Император повелевает, чтобы властитель Хокану нашел себе невесту и вступил в повторный брак с целью продолжения рода.

Мара спустилась с возвышения, держа в руке свидетельства о разводе, скрепленные императорской печатью. Среди тягостного безмолвия кое-где раздавались вздохи: ее любовь к Хокану ни для кого не была тайной. Даже самые ярые недоброжелатели прикусили языки. Это был бескорыстный и жертвенный поступок, достойный настоящей Слуги Империи.

Бывшие супруги сошлись у подножия пирамиды. Под взорами собравшихся они не могли броситься друг другу в объятия и разрыдаться. Для Мары так было к лучшему. Только родовая гордость не позволила ей пойти на попятную. Больше всего на свете ей хотелось припасть к ногам Хокану и молить его подать встречное прошение – об отмене первого, которое Джастин, обливаясь слезами, подписал рано утром.

Она не намеревалась пускаться в объяснения, но слова вырвались сами собой:

– Я этого не хотела! Боги свидетели, я люблю тебя по-прежнему, но это... – Ее душили слезы.

– ...но это должно было свершиться, – с трудом договорил за нее Хокану. – Все наши силы должны быть посвящены будущему Империи.

Такое ясное осознание высшей необходимости резануло Мару по живому, словно острый меч; оно грозило выбить почву у нее из-под ног. Она все еще прижимала к груди свиток, скрепляющий жестокое решение.

Хокану осторожно взял свиток у нее из рук.

– Ты навек останешься моей госпожой, – прошептал он. – Возможно, другая родит мне сыновей, но сердце мое всегда будет принадлежать тебе.

У него так дрожали руки, что скрепляющие свиток золотые ленты трепетали, словно на ветру, и вспыхивали в свете факелов. Сосредоточенный взгляд Хокану теперь был устремлен за какую-то невидимую черту. Ему вспомнился жрец Хантукамы, который когда-то упрекнул его в чрезмерной любви к жене. Только теперь Хокану открылась бездна этой горькой истины. Еще немного – и он бы не заметил, как его чувства к Маре поставили под угрозу будущее дома Шиндзаваи.

Империя не прощала никаких слабостей и уж тем более тех, что проистекают от сердечных дел. Несмотря на скорбь, омрачившую для них обоих этот час триумфа, он был вынужден признать, что Мара была права. Она осознала необходимость разрыва их союза; Хокану сам подтолкнул ее к такому решению, когда лишил Касуму права наследования.

Как ни прискорбно, ход его дальнейших действий был предельно ясен; следовало соглашаться сразу же, пока его не покинуло мужество. Во имя Блага Империи и от него требовались жертвы. Он осторожно коснулся подбородка Мары, чтобы заставить ее поднять голову и посмотреть ему в глаза.

– Мы не станем чужими друг другу, Благодетельная, – шепнул он. – Ты всегда будешь для меня самой желанной гостьей и лучшей советчицей.

У Мары перехватило дыхание. Хокану, как всегда, безошибочно угадал, чем можно растопить ее сердце. Она уже знала, как ей будет не хватать его постоянного присутствия, его нежных и бережных ласк. Но знала она и другое: если не вынудить его принять это решение, он умрет, не оставив сына-наследника. Если ему будет некому передать свою деликатность и умение выбирать справедливый и милосердный путь к цели – это будет преступлением.

– Я люблю тебя, – беззвучно прошептала она.

Но он уже успел поклониться и отойти; его поступь была твердой, словно он уходил на бой.

Присутствующие властители благоговейно застыли. Их поразило мужество Хокану и молчаливое страдание Мары. Империя вступала в новую эру, и эта незаурядная чета, которая приблизила возрождение, стала для всех наглядным примером. Всем был явлен блистательный урок чести. Это означало, что людям, не способным жить по меркам, установленным госпожой Марой и господином Хокану, то и дело придется краснеть за себя.

Мальчик, сидящий на золотом троне, проглотил комок в горле. Он только что отверг любимого отца. Скосив глаза на свою молодую жену, Джехилью, он еще раз издал судорожный вздох. Потом он расправил плечи, которые, казалось, внезапно ощутили тяжесть императорской мантии, и подал знак глашатаю.

Следующей должна была предстать перед ним госпожа Мара Акома, Слуга Империи.

Сперва она будто не расслышала своего имени: ее глаза были устремлены на пустой проход, по которому только что шагал Хокану. Однако через мгновение она тоже распрямила плечи и поднялась по ступеням пирамиды, чтобы поклониться Свету Небес.

Джастин покончил с протокольными речами. Он не сумел заставить себя прибегнуть к заученным оборотам речи.

– Мама! – воскликнул он с лукавой улыбкой. – Тебе, которая не знает равных среди Слуг Империи... – Джастин запнулся, но, получив тычок от Джехильи, бросил на нее удивленный взгляд и продолжил: – Тебе доверяется регентство нашего правления вплоть до достижения нами возраста двадцати пяти лет.

Тронный зал огласился вежливыми рукоплесканиями, которые быстро переросли в бурю восторга. Зазвучал приветственный клич почетного караула Акомы, его подхватили Имперские Белые, а потом и воины Шиндзаваи. Властители один за другим вскакивали с мест и славили госпожу Мару. Джастин жестом призвал присутствующих к порядку, но они угомонились не сразу. Так и не дождавшись полной тишины, он провозгласил:

– Для тебя, госпожа Мара, величайшая из Слуг Империи, мы учреждаем новый титул. – Джастин встал с трона и воздел к небу руки. – Мы объявляем госпожу Мару Хозяйкой Империи!

Разразились оглушительные вопли. На Мару устремились восторженные взоры. Она была изумлена, обрадована и опечалена.

Она никогда не требовала признания своей власти или публичного прославления. Единственное, к чему она всегда стремилась, – это сохранение древнего рода Акома.

Как странно, что с течением жизни, дарованной богами, она стала считать все народы Империи своей семьей, а ее сын, рожденный от варвара-невольника, взошел на престол, получив титул Света Небес.

Властитель Кеда так и не удовлетворил свое любопытство по поводу таинственного незнакомца в доспехах Имперского Белого – даже тогда, когда юный Император пригласил избранных на закрытую встречу к себе в кабинет.

Это была отнюдь не тесная комната, а грандиозная зала, сверкающая золотом перегородок и украшенная старинными росписями. Джастин успел снять императорские доспехи. По случаю этой встречи он надел кафтан с золотой каймой, извлеченный из гардероба предшественника. Наряд оказался великоват для мальчишеской фигуры: пришлось его подколоть у подола и в плечах при помощи драгоценных металлических булавок.

Войдя в залу и поклонившись полулежащему на подушках Свету Небес, властитель Кеда с любопытством рассматривал присутствующих.

Мара так и не сняла траурное красное одеяние. При ней находился все тот же таинственный телохранитель. После недавно принятой ванны у него еще не просохли волосы. Его поджарое, тренированное тело, свободное от белых доспехов, теперь скрывал какой-то невразумительный балахон с зеленоватой каймой. Лицо застыло в сосредоточенном напряжении. Подвижные пальцы были аккуратно сцеплены на коленях. Только глаза выдавали его ум; ничто не ускользало от их внимательного взгляда. "Быстрый парень, – подумал властитель Кеда, суждения которого обычно оказывались верными. – Такой не растеряется в трудную минуту, даром что сидит с отсутствующим видом".

От Мары не укрылся интерес властителя Кеды.

– Позволь представить тебе Аракаси, верного слугу Акомы, который пользуется нашим высочайшим уважением.

Любопытство властителя Кеды вспыхнуло с новой силой. Такой неприметный тихоня – неужели это и есть легендарный Мастер тайного знания, который творил чудеса, добывая для Акомы любые сведения?

Тихоня ответил ему прямо, словно прочел мысли Канцлера:

– Когда-то я действительно был Мастером тайного знания Акомы, но потом понял, что у жизни и природы есть тайны более глубокие, нежели людские интриги.

Властитель Кеда обдумывал это замечательное утверждение.

Император, которому они все служили, был еще слишком юн, чтобы разбираться в таких тонкостях. Он нетерпеливо ерзал на златотканых подушках, а потом захлопал в ладоши, подзывая гонца:

– Привести заключенного.

Двое Имперских Белых ввели худощавого человека с обкусанными ногтями и проницательным взглядом. Властитель Кеда его узнал: это был Чимака, который служил первым советником у покойного властителя Джиро. Имперский Канцлер нахмурился: он терялся в догадках, зачем его призвали на это почтенное собрание, ведь он по должности не имел отношения к системе правосудия и не занимался судебными делами о государственной измене.