Текст книги "Хозяйка Империи"

Автор книги: Рэймонд Элиас Фейст (Фэйст)

Соавторы: Дженни Вурц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 58 страниц)

– Если дело дойдет до неприятностей, – медленно выговорил Фумита, – помни, что это сказал ты сам. Я ничего такого не говорил. – Он очень мягко добавил: – В лучшем случае вы можете надеяться, что они помедлят с нанесением удара. Те, кто стремится положить конец нарушениям традиций, сейчас набирают силу. Всяческие пререкания и обсуждения лишь помогают выиграть время, но ни один из нас – из тех, кто захотел бы вам помочь – не властен остановить руку другого. – В его взгляде, устремленном на сына, читалось невысказанное чувство. – Несмотря ни на что... я не сумею вас защитить.

Хокану кивнул.

– Передай от меня последнее "прощай" моему брату Камацу, – попросил маг. – В нем сосредоточились радость, сила и мудрость, память о нем помогает мне сохранять веру в жизнь. Правь мудро и справедливо. Он часто говорил мне, что гордится тобой.

Он вынул маленький металлический предмет и нажал на кнопку.

Низкий дребезжащий звук врезался в слитное гудение голосов, и Хокану остался один на галерее над террасой, кишащей родичами и гостями. Среди них наверняка были враги, выискивающие слабости, которые можно будет использовать, или сильные стороны, чтобы найти способы свести их на нет. Таковы были правила Игры Совета. И только новый властитель Шиндзаваи думал сейчас о том, что никогда прежде ставки не были столь высоки. На этот раз на кон поставлена сама империя Цурануани.

Последний ритуал, недоступный для посторонних, был завершен в преддверии сумерек, когда низкий стелющийся туман окутал Поляну Созерцания. Новый правитель не спешил покинуть священную рощу своей семьи, находя утешение и в сгущающихся тенях, и в возможности побыть одному.

Осенние деревья, отягощенные плодами, отбрасывали на землю длинные пурпурные тени. Хокану выбрал каменную скамью и сел на нее, но дневной зной еще не рассеялся. Жара угнетала. Не было ни ветерка, и дым от костра все еще плавал в воздухе. Хокану потеребил неровные края туники, которую разорвал, как того требовал церемониальный обряд прощания. Потом его руки напряглись и затвердели, когда он сжал в кулаках скомканные складки ткани. У него полная усадьба гостей, которым необходимо уделить внимание, нечего было и думать о том, чтобы урвать для себя минуту отдыха и покоя.

Но тишина Поляны Созерцания и ленивое жужжание насекомых, привлеченных опавшими с деревьев плодами, дали простор для его мыслей. Предупреждение Фумиты не было обращено только к Маре – ее консорту это было ясно. Слова мага относились и к дому Шиндзаваи, и к самому Хокану, ставшему главой этой семьи. Фразу "Я не сумею вас защитить" следовало понимать как "Я не сумею защитить тебя".

И действительно, если Хокану, возглавив дом Шиндзаваи, изберет путь военного противоборства с Анасати и выступит на стороне Мары, то у Ассамблеи магов не останется иного выхода – они должны будут действовать, потому что он – консорт Мары. Пусть он не правитель Акомы, но все равно он – наполовину Акома хотя и не по имени, но по влечению души. Он – не Слуга Империи. Он не имел такого ранга, как Мара, и был всего лишь ее щитом.

Нет, суть предостережения Фумиты относилась не к властительнице Акомы, а к самому Хокану. Ему дан совет – не испытывать терпения Ассамблеи, в которой нет единого мнения о том, как должны вести себя маги перед лицом грядущих событий, если ничего подобного этим событиям Империя раньше не знала.

Хокану бросило в холодный пот, когда он осознал, что обязан любой ценой воспрепятствовать вовлечению дома Шиндзаваи в междоусобную войну с властителем Анасати. Фамильный дар проникновения в чужие мысли помог ему угадать, о чем именно умолчал Фумита. О том, что Хокану теперь глава одного из самых могущественных домов Империи и, даже не будучи формально предводителем клана, он унаследует роль полководца клана Канадзаваи, что не замедлит сказаться на ближайшем собрании Совета. Если, войска Шиндзаваи и Акомы, в силу супружеских уз, объединятся ради общего дела, да еще поведут за собой кланы Канадзаваи и Хадама, во всей стране не найдется силы, способной им противостоять. И тогда раздробленная Ассамблея покончит со своими препирательствами, потому что в этом отчаянном положении она будет вынуждена действовать.

Этот резон ни в коем случае нельзя провозглашать в открытую, иначе обе семьи – и Акома, и Шиндзаваи – будут сровнены с землей и втоптаны в грязь, без надежды когда-нибудь снова подняться и вернуть себе доброе имя. Хокану уже имел случай видеть смерть двух сотен воинов, за которой последовало поголовное истребление уважаемого дома... и все это совершилось по мановению руки одного мага. Объединенным силам сотен магов не в силах противиться ни одна армия в Империи.

Хокану встал со скамьи. Священная роща Шиндзаваи уже не порождала иллюзию мирной гавани, и Хокану чувствовал, как его пробирает озноб. И самым пустым, самым холодным местом на поляне казалось место рядом с ним, где могла бы стоять Мара.

Глава 13
ПЕРЕРОЖДЕНИЕ

Аракаси выжидал.

Сверху ему был виден стражник, который шел по дорожке, не производя ни малейшего шума: на ногах у него были чулки с войлочной подошвой, специально предназначенной, чтобы подкрадываться исподтишка. Его одежду составляли короткие черные штаны и рубаха, обычные для убийц из общины Камои; голову прикрывал колпак с прорезями для глаз. Через плечо у него был перекинут короткий лук, а к поясу прикреплен колчан со стрелами и целый арсенал смертоносных орудий. Миновав дерево, в кроне которого пристроился затаивший дыхание Аракаси, часовой скрылся в сумраке, словно тень смерти. Мастер тайного знания произвел в уме ряд вычислений по сложной формуле, которую вывел за долгие годы: эта формула позволяла точно отсчитывать время, так чтобы на результат расчета не влияли ни частота сердцебиения, ни дыхание и никакие другие условия, способные привести к ошибке. В свое время Аракаси подолгу упражнялся с песочными часами, и это помогло ему до совершенства отработать свою систему. Когда, по его расчетам, прошло десять секунд, он уловил взглядом некое движение в дальнем конце дорожки и испытал удовлетворение, граничащее с торжеством. Второй часовой появился именно тогда, когда ожидал Мастер.

Самое рискованное из всех предприятий, в которые он когда-либо ввязывался, начиналось удачно. У Аракаси не было иллюзий, что такое везение будет долго ему сопутствовать: он был здесь один и положение было таково, что даже благоволение небес не могло гарантировать безопасность. Аракаси неподвижно лежал на древесном суку в саду, принадлежавшем Обехану – главарю Братства Камои. Около этого дерева проходил стражник, который убил бы Мастера без колебания. Как и его предшественник, этот часовой внимательно осматривал траву, дорожки и кустарники в поисках каких-либо следов присутствия посторонних. Мастер тайного знания не оставил за собой следов, однако его пробирала испарина. Стражники проявляли сверхъестественную дотошность.

Второй стражник двинулся дальше. Аракаси выждал несколько секунд, счел момент благоприятным и бесшумно спустился с дерева на землю. Стараясь наступать только на плоские декоративные камни между цветочными клумбами, он поспешил к небольшой выемке в водосточной канаве, где раньше спрятал свое скудное имущество. Там, в стороне от маршрута дозорных, укрытый от их взглядов защитной стеной цветущих кустов, он перевел дух и позволил себе на пару секунд расслабиться.

В сотне шагов к западу, на опушке рощи, его поджидал помощник с ножом наготове – на тот случай, если Мастера обнаружат и понадобится поспешить ему на выручку. Мастер поднял ветку, очищенную от коры, и несколько раз взмахнул ею, давая понять, что дозорные проходят по определенному расписанию. Сад, в который он стремился проникнуть, охраняли восемнадцать убийц – бдительных и хорошо вымуштрованных, но, как и все люди, способных ошибаться. Маршрут обхода, по которому они следовали, был сложным и на первый взгляд казался случайным. Однако мало кто из наблюдателей обладал холодным терпением Аракаси и его математическими способностями. Его не заботило, сколько дней он провел скорчившись в грязи, беззащитный против укусов насекомых, под палящими лучами солнца и под дождем. Только одно имело значение: он разгадал систему обхода стражников и составил формулу для предсказания их появления.

Его помощник был одет в форму наемного охранника из северной провинции; так же как у Аракаси, эта одежда соответствовала его действительному положению не больше чем дюжина фальшивых личин, которые он надевал в своей жизни, а затем сбрасывал. Даже его имя – Сейбота – было вымышленным. Что побуждало его к такой скрытности, Аракаси никогда не допытывался: истинное происхождение этого агента было его личным делом, ибо он много раз сумел доказать, что достоин доверия. Из всех сподвижников Аракаси, работающих близ Онтосета, Сейбота был самым надежным. И Мастеру пришлось возложить на этого человека миссию, столь же важную для жизни их госпожи, как его собственная.

Отросшая за месяц борода скрывала лицо Аракаси. Больше всего он сейчас был похож на нищего бродягу. Однако, окажись поблизости наблюдатель, которому удалось бы заглянуть в глаза мнимому нищему, когда тот начал подавать с помощью ободранной ветки второй, более сложный, сигнал, он смог бы безошибочно понять, что перед ним находится чрезвычайно опасный человек, готовый на смерть ради исполнения задуманного дела.

Человек по имени Сейбота понял сигнал Мастера. Его память была непогрешима. Он кивнул и исчез за деревьями, ни разу не оглянувшись.

Спрятанный за тонкой стеной колючих кустов, Аракаси закрыл глаза. Он не молился. У него появилось некое подобие надежды, ибо Сейбота уносил с собой инструкции для человека, бывшего вторым по старшинству в шпионской сети Акомы. Именно ему надлежало принять на себя обязанности Аракаси, если тот не вернется живым.

Ставки были высоки, как никогда. Если через условленный срок не поступит приказ, отменяющий это распоряжение, к Маре явится новый Мастер тайного знания, которого она прежде и в глаза не видала. Будет принята во внимание каждая подробность жизни тонга, которую удалось разузнать Аракаси, и начнется выстраивание новых планов расправы с Обеханом из Камои, ради того чтобы пресечь дальнейшие попытки подлых покушений, организуемых Чимакой из дома Анасати.

Аракаси снова прикрыл глаза. Голова у него болела от напряжения, что было необычно. В его глазах жизнь всегда представляла собой бесстрастную механическую пляску, где его постоянным партнером была опасность. Но сейчас он тревожился, не задержал ли он Сейботу дольше, чем это необходимо: порядок прохождения дозорных был им разгадан два дня тому назад. Ожидание, в котором пребывал Мастер с тех пор, не было продиктовано осторожностью – на самом деле оно только увеличивало риск. Братство могло изменять свои повадки именно для того, чтобы лишить смысла исследования вроде того, какое он только что закончил. Аракаси потер виски. Непривычный к внутреннему разладу, он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

Для Аракаси главным побуждением к действию была беззаветная преданность Маре, с тех пор как благодаря Акоме исполнилось его давнее стремление – месть роду Минванаби. И сейчас его преследовала тревога за безопасность госпожи, ибо, если он погибнет, выполняя ее безумный замысел, его пост займет человек, менее одаренный талантами. После того как сорвались попытки просочиться в Город Магов, все чаще на поверхности появлялись признаки постороннего вмешательства, хотя агенты в Джамаре вновь "вышли из спячки" и приступили к активным действиям. Во всем этом чувствовалась. рука Чимаки. Бессонными ночами, наблюдая за патрулями Братства, Аракаси не мог отвязаться от мрачных мыслей. Если в сеть внедрился противник, – и кто знает, насколько глубоко? – крайне нежелательно именно сейчас передавать бразды правления из одних рук в другие. Аракаси попытался резко одернуть себя. Прежде он никогда не изводил себя пустым беспокойством: его тревожили только те обстоятельства, которые он был не властен изменить.

Для тонких чувств момент был неподходящий. Усилием воли Аракаси отогнал ошеломляюще-яркое (и тоже несвоевременное) видение – навязчивое воспоминание о собственных руках, скользящих сквозь медово-золотистые кудри куртизанки. Обо всем этом следовало забыть, и он заставил себя сосредоточиться на главном. Приближался очередной промежуток между проходом одного стражника и появлением другого. Если Аракаси собирался этой ночью приступать к действиям, то медлить было нельзя. Судя по тому, что он наблюдал в течение всех предшествующих недель, можно было не сомневаться, что высокий раскрашенный паланкин, прибывший вскоре после полудня в усадьбу, доставил сюда хозяина после долгого отсутствия.

Обехан – главарь Братства Камои – снова находился в резиденции, которая служила ему для отдыха и удовольствия.

Аракаси выполз из канавы, протиснулся между кустами и, пригнувшись, поспешил по садовой дорожке. Он бросился на землю, распластавшись в тени низкой изразцовой стены, сознавая с необычайной остротой, что пути назад нет. Между патрулями, обходящими периметр усадьбы, не будет промежутков до самого рассвета, когда невозможно будет удрать, не попавшись на глаза кому-нибудь из часовых, размещенных на деревянных балконах смотровых башен дома.

Ждать у стены пришлось около часа. Чтобы не терять времени даром, Аракаси перебрал в памяти все свои приготовления, оценив каждую удачу и каждый срыв, которые могли бы повлиять на исход дела.

Позади осталась изматывающая череда событий, начавшаяся с выслеживания сестры прекрасной куртизанки. Не составило труда найти работорговца, который занимался продажей обеих девушек, но все следы оборвались, когда сестра Камлио была передана покупателю.

Затем розыски застопорились: в Онтосете только начиналась организация новой разведывательной сети взамен прежней, разрушенной из-за провала на складе шелка. Последующие недели ушли на распутывание ложных следов, но зато привели к заключению, что девушки, отобранные для Камои, вообще не попали на невольничий рынок в Онтосете.

Аракаси вновь проделал весь путь, который привел его к Онтосету, и из случайной обмолвки пьяного погонщика узнал, что невольничьи фургоны, доставляющие особенно красивых девушек, в редких случаях сворачивали к холмистым предгорьям, расположенным к северу от города. Еще несколько недель пришлось потратить на обследование этих мест: понадобилось проверить и нанести на карту каждую пешеходную дорожку, звериную тропу и болотистую низину на обширной территории севернее Онтосета. Этим занимались Сейбота и трое других агентов, таясь в глуши, как бандиты. Чтобы прокормиться, они воровали у крестьян овощи, ловили рыбу в ручьях, а порой им вообще нечем было подкрепиться, кроме ягод и орехов. Попытка одного из них купить зерно на деревенской мельнице кончилась тем, что его убили, и этой ценой они приобрели новое знание: из случившегося следовало, что поселок состоит под негласным правлением Братства, предпочитавшего не пускать посторонних в свои владения. "Землепашец" убил агента ударом ножа в спину: Аракаси, сам умеющий виртуозно обращаться с кинжалом, тщательно исследовал выловленный из реки труп. Гибель агента явно была делом рук опытного убийцы. Аракаси лежал на чердаке мельницы ниже по течению и прислушивался к тому, о чем судачили крестьяне. Ставшие свидетелями убийства, они и не подумали обсуждать случившееся, а продолжали свои будничные дела, словно на их глазах не произошло ничего особенного.

Никто не догадался о присутствии Аракаси, никто не заметил его следов, которые он всегда старательно уничтожал, покидая то или иное место. Он снова припомнил, сколько раз устраивал проверку самому себе, считая прибывающие к городским воротам крестьянские тележки и отмечая цвет пыли, покрывающей их колеса. За ним никто не следил, в этом он убедился. Следующие недели он провел в придорожной канаве, питаясь сухарями и фруктами. Спустя несколько месяцев после убийства своего агента Аракаси выследил три тележки из той деревеньки. Вернувшись в Онтосет, он напялил на себя одежонку погонщика и каждую ночь проводил изображая завзятого пропойцу. Тележки появлялись и исчезали, пока наконец не прибыла одна из тех, которые он ожидал. Понадобилась прогулка на свежий воздух с тремя качающимися, распевающими песни компаньонами; он прислонился к той тележке, чтобы помочиться, и ножом, скрытым в рукаве, сделал зарубку на прочной коже, обматывающей обод колеса.

Еще несколько дней Сейбота, которому было поручено наблюдение, дожидался, чтобы пошел дождь. И тогда наконец след от меченого колеса привел их к тому месту, где располагался дворец удовольствий тонга Камои.

Аракаси понимал, что потрудился не зря. Никому и в голову не придет установить какую-то связь между пьяным гулякой в таверне и другим бедняком – бродячим поденщиком, который слоняется по дорогам, понуро глядя себе под ноги, в жаркий день, когда сезон сбора урожая закончен, а новый еще не наступил. И все же Мастеру было не по себе. Он преследовал человека, окруженного завесой глубочайшей тайны, чья охрана не имела себе равных во всей Империи. История знала случаи, когда некоторые властители умирали просто из-за того, что на свою беду увидели Обехана.

Единственным исключением был Тасайо Минванаби, и взятки, которые он выплачивал в металле, неискушенному человеку могли показаться досужим вымыслом, если не знать, что Тасайо изрядно поживился на контрабанде в годы военной службы за Бездной.

В ожидании удобного момента для дальнейших действий Аракаси жевал полоску вяленого мяса, хотя аппетит у него пропал напрочь. Пища требовалась просто ради того, чтобы выжить; впрочем, было вполне возможно, что это будет последняя трапеза в его жизни.

Он подъел последние крохи своих запасов, и теперь ему оставалось лишь лежать пластом на влажной почве. Снова закрыв глаза, он сосредоточил все чувства на дыхании ночи, ловя каждый новый звук и каждое дуновение воздуха, насыщенного туманом. Любое изменение должно было застать его готовым к действию. Его счет времени требовал абсолютной собранности, но почему-то сегодня мысли так и норовили разбежаться под гнетом какого-то нового, бесформенного предчувствия, источник которого он сам не мог определить.

Эта странность весьма тревожила Мастера, но разбираться в ее причинах уже не было времени, ибо настал момент, которого он ждал. Хруст гравия под подошвами сандалий на дорожке по другую сторону стены, – десять секунд, двадцать секунд, тридцать... Аракаси устремился в ночь, словно призрак.

Одним прыжком перемахнув через стену, он помчался по саду, перепрыгивая тропинки и наступая только на плитки, которыми были выложены края цветников: гравий на дорожках каждый вечер разравнивали граблями и любой след был бы неизбежно замечен утром. За деревьями замерцал огонек. Аракаси метнулся под арку декоративного мостика. В это время года вода в ручейке стояла высоко, и ее журчание заглушило всплеск. Под центральной балкой моста едва хватало места, чтобы Аракаси мог держать голову над водой. Он застыл в неподвижности, с бешено бьющимся сердцем; на его счастье, звук течения, обегающего скалу, заглушал тяжелое дыхание Мастера. На дорожке показалась группа мужчин. Четверо были одеты в черную форму убийц, белые широкие пояса свидетельствовали о высоком ранге их носителей в преступном сообществе. Еще двое продвигались по саду держась по обе стороны от важных персон, к которым они, по-видимому, были приставлены как телохранители. В той паре, которая состояла под их защитой, один был худощав, одет в шелковый халат, расшитый узорами в виде цветка камои, и все время беспокойно озирался. Но внимание Аракаси было приковано не к нему, а к его спутнику.

Этот был плотно сложен и коренаст, но в его объемистом торсе не было ни единой унции жира. Откинутый капюшон развевающейся коричневой хламиды позволял разглядеть лицо, никогда не остававшееся открытым вне дома. Человек, которого раньше можно было принять за странствующего жреца или монаха, теперь горделиво являл миру высокий хохолок на темени и длинный ниспадающий пучок волос – признак верховного ранга. Вся остальная часть головы была обрита и украшена сложной татуировкой, на какую имел право лишь один человек – Обехан.

Над головой Аракаси, скрытого в ничтожном пространстве между сводом моста и слоем мокрой тины, заскрипели доски под ногами идущих. Аракаси усмехнулся во тьме: теперь он знал, что его труды не пропали даром. Правитель Братства Камои уже сейчас находился от него на расстоянии, с которого можно было нанести смертельный удар.

Но время удара еще не наступило. Охранники, прикрывающие фланги, неукоснительно проверяли кусты с обеих сторон дорожки. Необычно высокая вода оставляла под мостом слишком малый просвет, и человек среднего роста не мог бы там спрятаться, не загородив при этом собою поток. Заурядный злоумышленник не сумел бы туда вклиниться, зацепившись локтями за боковые балки, как это сделал Мастер. Мышцы сводило от напряжения, но Аракаси не поддался боли. Сейчас в усадьбе насчитывалось двадцать четыре убийцы. Мастер напомнил себе, что ликовать пока рано. Даже случайный отблеск света на зубах может его выдать. И не имело значения точное количество убийц – восемнадцать или двадцать четыре. Он сунул голову в пасть харулта – самого опасного зверя на Келеване – и знал, чем рискует.

Главари общины Камои перешли через мост и удалились по направлению к охраняемому флигелю, намереваясь, по всей видимости, провести вечерок с удовольствием. Мастеру тайного знания предстояла еще целая ночь ожидания. За час до восхода солнца он попытается забраться в усадебный дом. Ибо, по его разумению, существовал лишь один способ проникнуть в это гнездо убийц. Но после этого, хмуро признался он самому себе, у него не останется ни одного способа унести оттуда ноги.

Когда ночной мрак начал наконец редеть, Аракаси дрожал от усталости. Лежа теперь наполовину в воде, он благодарил Чококана, Доброго бога, за то, что присутствие Обехана не привело к изменениям в порядке прохождения патрулей. Сейчас он должен был совершить самый отчаянный поступок своей жизни: войти в дом Обехана. Следующий патруль прошел по расписанию.

Аракаси осторожно выглянул из-под моста. Когда стражник исчез за поворотом дорожки, Мастер бесшумно выбрался из своего убежища. Обильная роса скроет капли воды, стекающей с его мокрой одежды. Приходилось обдумывать каждое движение: Мастер понимал, что должен все время держаться на равном расстоянии от двух дозорных, готовых убить каждого, кто попадется под руку. Если один из них, идущий впереди, остановится, чтобы почесаться, или второй, следующий за ним, зашагает чуть быстрее обычного, Аракаси может умереть, не успев даже узнать, что его обнаружили. Редко возникают такие ситуации, при которых требуется столь точный контроль. Делая все от него зависящее, лишь бы не нарушать тишину, стараясь касаться земли только коленями и пальцами рук и ног, он продвигался вперед. Запас его сил, и без того порастраченных за предыдущие дни, с каждой минутой иссякал.

Преодолев две сотни футов, Аракаси припал к земле. У него кружилась голова, он задыхался, но при этом заставлял себя прислушиваться, пытаясь догадаться, заметили его или нет. Однако его слух не уловил никаких сигналов тревоги. Он взглянул на небо. Предрассветная серая мгла отступала. Он знал по опыту, что самое тяжелое время для патрулей – это часы рассвета и сумерек, когда все вокруг кажется наполненным расплывчатыми тенями.

Звук шагов послышался совсем рядом. Стражник, до сих пор двигавшийся позади Аракаси, прошел мимо него на расстоянии какого-то ярда. Но внимание патрульного было направлено в сторону наружной стены, а вовсе не на землю слева от собственных подошв. И Аракаси, затаивший дыхание, остался не более чем тенью в траве позади главного дома.

Стражник остановился. Аракаси мысленно отсчитывал время, обливаясь холодным потом. Когда счет дошел до определенного числа, стражник зашагал дальше. В ту же секунду Аракаси вскочил на ноги, извлек из-под кушака шнур с грузом на конце и перебросил этот конец шнура через сук дерева, изогнутый в сторону дома между балконами, где несли караул еще несколько часовых. Открытый взглядам с трех сторон, он имел в своем распоряжении лишь несколько секунд, пока из-за угла не покажется следующий стражник. Должно быть, везение его хозяйки помогло ему на этот раз. Аракаси поспешил забраться повыше, прижимаясь к толстому стволу, чтобы его не выдал шорох потревоженных листьев. Затем он распростерся на суку и свернул свой шнур, намотав его на руку.

Его прежние наблюдения уже помогли сделать свое дело и больше от них не было толку. В этом доме никогда не бывали ни он сам, ни кто-либо из его агентов; он не располагал никакими сведениями, если не считать общего представления о планировке внутренних покоев, какое он составил, наблюдая за входящими и выходящими слугами.

Аракаси слышал голоса и понимал, что обитатели этого дома проснулись. Скоро повара и телохранители приступят к выполнению своих обязанностей, и он должен быть на месте.

Аракаси прополз по суку. Требовалось соблюдать величайшую осторожность. Это было дерево из породы таккаи: их выращивали ради сочных плодов. Слабые ветви, отягощенные плодами, имели обыкновение обламываться от всякого дополнительного веса. Скудная листва почти не скрывала Аракаси, пока он карабкался под балками караульного балкона. Судорога сводила мышцы из-за постоянного напряжения – приходилось все время следить, чтобы не производить никакого шума. Он боялся лишний раз вздохнуть, и задержанный воздух огнем обжигал грудь изнутри.

На Келеване большие дома обычно строились таким образом, чтобы между крышей и внутренним потолком оставалось свободное пространство и тепло от разогретой кровли могло уходить из-под нависающих карнизов. Этот дом вряд ли был исключением, но для большей безопасности хозяева могли добавить деревянные решетки.

Небо уже посветлело, но под стропилами еще держался густой мрак. Аракаси нырнул в темноту; дальше он двигался уже на ощупь.

Он надеялся обнаружить путь во внутренние покои дома, но, как и следовало ожидать, пространство этого лаза – между черепичной крышей наверху и оштукатуренными потолками комнат внизу – перегораживали тонкие деревянные перекладины. Аракаси извлек один из своих стальных метательных ножей. С помощью такого ножа можно было высвободить концы перекладин, закрепленных с помощью колышков, и убрать эти перекладины с дороги.

Будь у него в распоряжении обычный цуранский клинок из слоистой кожи, нечего было и думать о том, чтобы справиться с подобным препятствием.

Аракаси работал быстро. Откалывая щепочку за щепочкой, используя капли собственного пота как смазку, он добился того, что ни один из потревоженных им колышков даже не скрипнул. Мастер позволил себе лишь краткий миг, чтобы насладиться своим торжеством. Он совершил невозможное! Его скорченную позу никто не назвал бы удобной, но он был внутри здания.

Когда на наружных площадках сменились часовые, Аракаси перебрался по балкам к стропильному столбу. Здесь ему предстояло долгое ожидание: в течение дня он должен был разузнать расположение комнат внизу, скрытых от его зрения.

Аракаси лежал, напряженно прислушиваясь к доносившимся снизу нежным женским голосам. Теперь его успех зависел от случая – пожелает ли Обехан навестить своих женщин именно сегодня, ибо Мастер тайного знания сомневался, сможет ли он пережить еще один день, истекая потом в душном уголке под крышей.

Бесчисленные занозы от грубо обструганных балок впивались в кожу бедер и плечей: тонкая ткань одежды от них не защищала. Он терпел, по очереди сгибая и разгибая то одну, то другую затекшую руку или ногу. По мере того как солнце разогревало черепичные плитки, воздух становился все более удушливым. Аракаси провел без сна уже двое суток и теперь прилагал отчаянные усилия, чтобы преодолеть сонливость. В его нынешнем положении уступка телесным надобностям означала верную смерть. Стоит ему задремать – и он может скатиться с узкой поперечной балки и провалиться вниз сквозь тонкий потолок. С мрачным юмором он подумал и о том, каково это будет, если его храп привлечет внимание бдительных охранников. А пока он лежал в темноте со стальным кинжалом наготове, ощущая, как зудят щека и руки от неторопливо ползающих по нему насекомых; им владела опьяняющая смесь восторга и сожаления: восторга – оттого, что он так далеко продвинулся на пути к цели, а сожаления – оттого, что так много дел все еще не исполнено.

...Сквозь редкие трещины в штукатурке просачивалось оранжевое свечение: слуги зажгли лампы, а это означало, что наступил вечер. До Аракаси доносился серебристый женский смех, и среди общего щебетания то и дело был слышен голос, напоминавший Мастеру о девушке в далеком городе и о послеполуденных ча-сах, проведенных с нею среди шелковых покрывал. Аракаси раздраженно поежился, недовольный собой. Слишком часто Камлио приходила ему на ум: снова и снова память воскрешала в воображении ее роскошные густые волосы, ее молочно-белую кожу и ее поцелуи – и каждый раз его обдавало жаром любовного томления. Однако он понимал, что его томило не просто воспоминание о плотском совокуплении. Он не мог позабыть ее глубокие глаза, в которых светился ум, прячущийся порою под маской скуки или лукавства. Ее манера держаться казалась резкой и насмешливой, но то была лишь броня цинизма, за которой таилась боль. Он был уверен не только в том, что его руки и тело были ей приятны, – он не сомневался и в другом: будь у него в запасе время, он сумел бы прикоснуться к светлой стороне ее натуры, спрятанной, подобно сокровищу, в охраняемых глубинах души.

Если он останется в живых после всех превратностей этого вечера, он выкупит ее и даст ей свободу; может статься, он сумеет открыть ей более головокружительные радости свободной жизни. Если она согласится принять его... если, после целой жизни, потраченной на угождение прихотям многих хозяев, она не прониклась отвращением ко всем мужчинам...

Во тьме чердака губы Аракаси скривились в гримасе презрения к себе. Он грезит! Он грезит, как мальчишка, свихнувшийся от любви! Разве жизнь не научила его, что нельзя доверяться непредсказуемым желаниям сердца?

Мысленно разразившись проклятием, он стряхнул наваждение.

Что за подлая ирония судьбы! Возложенная на него миссия, ради исполнения которой он завязал знакомство с Камлио, сама по себе могла навлечь на нее большую беду. Он не заблуждался: ожидать, что он уйдет живым из этого дома, означало требовать от богов чуда. Обстоятельства как будто благоприятствовали задуманному им нападению на Обехана. Но даже если он сумеет нанести смертельный удар, даже если он сумеет ускользнуть от самых искусных убийц тонга... разве можно рассчитывать, что его впоследствии не настигнет мстительная ярость Тайренхана, преемника Обехана?