Текст книги "Хозяйка Империи"

Автор книги: Рэймонд Элиас Фейст (Фэйст)

Соавторы: Дженни Вурц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 58 страниц)

Глава 16
КЕНТОСАНИ

Мара очнулась.

Она моргнула, пытаясь собраться с мыслями, но в памяти не сохранилось ничего, кроме несвязных обрывков впечатлений. Судя по ощущениям, она полулежала на чем-то вроде подушек в помещении, где воздух был теплым, а свет – ровным и неярким. Казалось, что жгучий, мучительный кошмар колдовства и разрушения отлетел, как страшный сон при пробуждении.

– Где я? – тихо проговорила она.

– В безопасности, – отозвался незнакомый голос, звенящий и бесплотный, и Мара поняла, что совершилось чудо. В последнее мгновение спасенная от гнева Ассамблеи, она, должно быть, находится в тайном убежище магов из расы чо-джайнов. В Чаккахе они показали, что могут переносить ее с места на место силою волшебства. Видимо, это они проделали и здесь, вызволив ее из руин улья, когда черноризцы пустили в дело свою погибельную мощь. Как ни странно, мысль о катастрофе, постигшей чо-джайнов, не повергала Мару в отчаяние.

Она разглядела призрачные фигуры магов из Чаккахи, пристроившихся по обе стороны от нее. В ее отсутствие они не сидели без дела. Нора, где их прятали, теперь поражала убранством, которое сотворили они сами. И душевным миром, который теперь испытывала Мара, она тоже была обязана им.

– Вы тут уже попрактиковались в своих искусствах, кудесники?

Один из магов ответил ей успокаивающим жестом: повернул предплечья таким образом, чтобы острые клинья даже случайно не могли никому причинить вреда.

– Твоя аура была окрашена страхом и гневом, и я взял на себя смелость облегчить твою душу. Если этого не следовало делать, прости меня, но сейчас такое время, что голова должна быть ясной, верно?

Мара сглотнула комок в горле:

– Ассамблея разрушила улей. Мне очень жаль.

Второй маг шевельнулся, и его крылья при этом зашелестели.

– Необходимая жертва, – коротко и бесстрастно возразил он. – Память королевы осталась неприкосновенной, а несправедливый договор наконец-то разорван. Теперь воины чо-джайнов вправе перемещаться по дорогам Империи, и отныне они будут поддерживать твое дело. Благодетельная.

Ее дело! От этих слов Мара застыла. Она хотела обеспечить безопасность своих детей и покончить с застоем и жестокостью, омрачающими жизнь ее народа. Но ради спасения ее самой только что был принесен в жертву целый рой чо-джайнов, и теперь она обязана в полной мере исполнить обязательство, которое взяла на себя перед судом Чаккахи. Королевы ульев в Цурануани свято верили в то, что она не остановится ни перед чем и завоюет свободу для их расы.

– Да, – ответил на ее невысказанную мысль маг, находившийся слева от нее. – Чтобы отменить бесчестный приговор Ассамблеи, будет достаточно имперской печати, заверенной храмовым свидетельством, на документе, возвращающем чо-джайнам статус полноценных подданных Империи.

Мара заставила себя собраться с мыслями.

– Для начала нужно одолеть Всемогущих, – предостерегла она собеседников. Мысль о прямом противоборстве с магами Ассамблеи приводила ее в ужас.

Весь облик обоих заморских чародеев прямо-таки дышал поразительной беспечностью, когда они склонили головы и тот, что был слева, сообщил:

– Средства для этого у нас при себе. Но время торопит.

Скорость, с которой события настигали властительницу Акомы, сама по себе усугубляла тяжесть, лежащую у нее на душе. Мара пыталась справиться с нарастающим отчаянием. Ее советники погибли. Где обретается Аракаси, знают одни только боги. Судьба Люджана до сих пор ей неизвестна. Может статься, что от армий Акомы остался лишь пепел, а муж Мары уничтожен Ассамблеей в тот самый момент, когда маги объявили ее своим врагом. Возможно, Джиро Анасати уже находится в Священном Городе и ее дети мертвы. И даже если каким-то чудом цитадель императорской резиденции еще держится и пребывает под защитой Имперских Белых, существуют еще войска Анасати и Омекана, облепившие городские стены снаружи.

Мара одернула себя. Можно бесконечно продлевать перечень возможных ударов злой судьбы, но этим делу не поможешь, а только сведешь на нет то зыбкое преимущество, которое отвоевали для нее маги из Чаккахи. Казалось, что смерть поджидает на каждом повороте – будет Мара действовать или не будет. Но уж лучше бороться и по мере возможности управлять событиями насколько хватит сил. Нет смысла гадать, живы ли еще Джастин и Касума и какая семья – Анасати или Омекан – уже, может быть, возвела на золотой трон своего главу; она обязана сделать все, что может, для спасших ее чо-джайнов.

– Мне нужно знать, что происходит, – заявила она, решительно поднявшись на ноги и заставив себя пренебречь острым приступом боли, которым отозвалось все ее тело на это движение. Обратившись к магам, она сразу приступила к делу: – Без вашей помощи не обойтись. Как только я уясню себе расположение вражеских сил, мне будет необходимо добраться до Священного Города... быстрее ветра!

Маги Чаккахи тоже поднялись. Поклонившись, они встали по обе стороны от Мары.

– Твоя воля для нас – закон, госпожа Мара, – сказал один. – Спрашивай, что тебе хотелось бы знать. Мы воспользуемся своим искусством, чтобы исполнить твое желание.

Понимая, что впереди ее ждет только счет потерь, Мара знала и другое: выбора у нее нет.

– Мой муж, Хокану, – начала она, с трудом сдерживая дрожь в голосе. – Где он?

– Закрой глаза, – велели маги Чаккахи.

Мара повиновалась, испытывая самые мрачные предчувствия. По ней пробежала волна неведомой магической силы. За опущенными веками Мара ощутила присутствие не только темноты. С чувством, похожим на головокружение, она увидела Хокану, склонившегося над тактической картой Священного Города. Он показывал на ряды белых фишек у стен; свой шлем он держал в руке, а лицо выражало очевидную тревогу. Он выглядел так, как будто не спал две недели.

– Он жив! – воскликнула Мара, опасно близкая к слезам: облегчение было чересчур сильным. Радость и бесконечная благодарность богам едва не лишили Мару самообладания. Затем, не имея времени восторгаться совершившимся чудом, она перешла к более практическим задачам.

Маги уведомили ее, что Хокану с ротой кавалеристов успел войти в городские ворота до прибытия осаждающих войск. Роты пехотинцев Шиндзаваи еще находились на марше, передвигаясь с севера, но Мара видела, что надеяться на их помощь для снятия осады не приходится: маги из Чаккахи показали ей сцену, где черноризцы запретили воинам в синих доспехах приближаться к Священному Городу.

Мару объявили врагом, и ее союзникам запретили оказывать ей помощь. Цуранская выучка сработала: воины Хокану повиновались.

– Имперские Белые...– задумчиво проговорила Мара. – Они-то будут обороняться. Кто, помимо Хокану, может ими командовать?

Вместо ответа ей показали просторный кабинет, где происходил военный совет. Мара распознала фигуры, собравшиеся вокруг властителя Шиндзаваи, и с радостью обнаружила присутствие в этом кабинете Аракаси, тихого, как тень, и весьма хмурого. Рядом с ним был первый советник Шиндзаваи, Догонди, с непримиримо-суровым лицом; он вел горячий спор с человеком, в котором Мара с изумлением распознала Чимаку, первого советника Анасати.

– А Чимака-то что здесь делает? – вырвалось у нее непроизвольно.

Маги показали ей новые картинки: поляна в лесу, где Хокану все сильнее закручивал кожаный ремешок, в конце концов задушивший Джиро. Поблекший цвет и дрожание картины служили признаком того, что наблюдаемая сцена происходила не сейчас, а в прошлом. Мара видела, как обмяк Джиро в могучих руках Хокану. Властитель Анасати был мертв!

И все-таки, если судить по первой показанной ей сцене, Кентосани осажден неприятелем.

– Кто возглавляет осаждающих? – задала она следующий вопрос.

Предыдущее изображение померкло. Теперь взору Мары явились отряды воинов, осадные орудия и военачальник в доспехах цветов клана Омекан. Наружные стены во многих местах были разрушены, и там зияли огромные проломы. Теперь бой шел уже за обладание Имперским кварталом, и по плюмажам воинов, обороняющих стены, можно было определить, какие части сражались за резиденцию императорской семьи: Имперские Белые и воины еще одного дома. Мара с изумлением разглядела пурпурные с желтым цвета дома Ксакатекас.

– Хоппара в Кентосани?

– По настоянию его матери, госпожи Изашани, – уточнил один из магов. – Тот, кого ты называешь Хоппарой, походным броском достиг Кентосани до начала штурма и организовал Имперских Белых для обороны. В клане Омекан знают о смерти Джиро, но мечтают осуществить план Анасати в точности так, как было задумано, только в своих собственных интересах. Так что у тебя все еще имеется враг, готовый прорваться к вершинам власти по трупам твоих детей.

Мара прикусила губу. Ее собственная армия – если она избежала повальной гибели и если маги уже не запретили ей выступить в поход – будет слишком далеко на юге, чтобы ударить по войску, штурмующему Имперский квартал. Прочие ее союзники, вероятно, разбежались или отсиживаются где-то из опасения, что гнев Ассамблеи может пасть и на их головы.

Должно быть, растерянность легко читалась на лице Мары.

– Госпожа, – голос мага вывел ее из тяжелых раздумий, – ты не осталась без армии. Каждый воин из народа чо-джайнов в пределах Цурануани готов тебе служить.

– Как это может быть? – сухо спросила Мара. – Королева улья, который был принесен в жертву, уверяла, что чо-джайн вообще не способен нарушить обещание. Воины, которых ты предлагаешь для защиты моего дела, некогда уже присягнули на верность другим властителям. Ваш народ связан договорами о службе... и действие некоторых из них длится уже многие поколения.

Маги защелкали и зажужжали; Мара уже знала, что так чо-джайны смеются.

– Уже не связан, – сказал один.

– Закрой глаза, – скомандовал другой. – Позволь нам показать тебе кое-что.

Окрыленная новой надеждой, Мара исполнила команду. Она увидела сухую равнину, где сошлись в сражении отряды двух захолустных властителей. Толстый молодой человек в доспехах геральдических цветов дома Экамчи распекал одного из своих сотников.

– Да быть такого не может, чтобы они ушли с поля! – орал он, разрубая воздух мечом в опасной близости от лица своего старшего советника. – Эти чо-джайны обязаны соблюдать вассальную верность и мне, и моему отцу!

Сотник покачал головой, сохраняя традиционно невозмутимое выражение:

– А они говорят "нет", господин.

– Как это "нет"? – Лицо у сына Экамчи побагровело под шлемом. – Их порода – это все равно что рабы! Они никогда не нарушают союзный договор!

– А вот теперь нарушают.

Отвернувшись от своего командира, сотник угрюмо наблюдал, как ряд за рядом воины чо-джайны выходят из боя и быстрым шагом покидают поле.

– Этого не может быть! – возопил сын властителя Экамчи. Он сорвался с места, побежал и преградил путь сотнику чо-джайнов, выстраивающему свою колонну. – Вы предатели! Клятвопреступники!

Офицер чо-джайнов ответил звуком щелчка, который прозвучал крайне презрительно, равно как и последующие слова:

– Три тысячи цинтий в металле и в драгоценных камнях переданы в казну твоего отца. Такова была цена, некогда выплаченная за нашу службу. Все прошлые сделки и союзы расторгнуты; все расходы возмещены.

Экамчи-младший начал было шипеть и брызгать слюной, но поневоле попятился, когда офицер чо-джайнов пригнулся, приняв угрожающую позу готовности к атаке.

Мара открыла глаза, даже не пытаясь сдержать смех.

– Вот будет сюрприз для большинства властителей, когда они узнают, что чо-джайны – это нечто большее – или, возможно, меньшее, – чем просто честные торговцы.

– Людям предстоит многое узнать о нашем народе, – деликатно согласились маги из Чаккахи. – Старые порядки утратили силу. Даже Ассамблея не сможет навязать нашему народу другой договор – вроде прежнего, закабалившего нас на тысячелетия. Тогда наша магия не была еще достаточно развита для оборонительных целей. Можешь быть уверена: в странах за рубежами Империи мы смогли избавиться от этой слабости.

Мара уловила опасный блеск в глазах магов Чаккахи. Традиции сломаны, опасность носится в воздухе, и наступает час, когда она должна использовать любые имеющиеся у нее преимущества, чтобы обеспечить мир и покой на следующие века. Она подавила внутренний трепет и приступила к делу:

– До того как Ассамблея успеет вмешаться, нужно разослать депеши и принять необходимые меры, чтобы подкрепить притязания Джастина на золотой трон. Если мы хотим успеть, нельзя терять ни секунды.

Мара ждала, пытаясь преодолеть глубоко засевший в душе страх. На голове у нее высилась сложнейшая прическа, для чего понадобилось зачесать волосы наверх, часть прядей свернуть в кольца, а остальные – заплести, и все это тщательно закрепить с помощью шпилек из драгоценного металла. "Золотые шпильки подумала она, усмотрев в этом некий символ своих устремлений к геральдическому золоту императорских регалий, но тут же спохватилась и упрекнула себя за самонадеянность и высокомерие, которым невольно поддалась. И сразу же она почувствовала себя так, словно стала меньше ростом, и на смену дерзкой решимости пришла неуверенность. И все-таки сейчас не было места полумерам: на кон было поставлено единство Империи и благополучие населяющих ее народов.

Перед глазами у нее стоял туман, когда она попыталась вспомнить все приказы, которые отдала в промежутке между купанием в ванне и облачением. Глубоко вздохнув, Мара обратилась к военачальнику чо-джайнов, стоявшему рядом:

– Где именно мы сейчас находимся? Мне нужно знать это точно.

Так же как его свободные собратья из Чаккахи, этот воин не рядился в роскошные доспехи офицеров человеческой расы. На его черном хитиновом панцире только начала проступать бледно-бирюзовая полоска – то ли украшение, то ли знак ранга. Мара пообещала себе при первом удобном случае разобраться в этих тонкостях, если богам будет угодно даровать ей победу. Впрочем, от этих размышлений пришлось оторваться, как только воин, указав вверх, дал ей ответ:

– Прямо над нами – приемная Тронного зала. Те особы, которые по твоему выбору должны собраться для участия в официальной церемонии коронации, уже находятся в зале. Все приготовления завершены, и те, кому надлежит об этом знать, ожидают твоего прибытия.

Мара взяла себя в руки. Жестом она отослала горничную, вызванную из дворца, чтобы завершить облачение госпожи в роскошный церемониальный наряд. Трудно было ожидать, что платье, только что извлеченное из кладовой на чердаке, будет идеально сидеть на фигуре Мары. Раньше оно принадлежало вдовствующей Императрице, женщине более рослой и статной, но по цвету оно оказалось наиболее близким к зеленому цвету Акомы из всех нарядов, какие только удалось найти; поэтому выбор пал на него. Пришлось в спешке заложить несколько складок на талии и с помощью булавок подогнуть подол. В этих слоях материи Мара казалась себе чем-то вроде подушечки для иголок. Тяжелая ткань терлась о кожу, и без того пострадавшую от соприкосновения с доспехами, а тайзовая пудра не могла полностью скрыть царапины и ссадины, которыми она обзавелась во время бегства сквозь лесную чащу.

Чувствуя, как под всеми нагромождениями драгоценных украшений в ней пробуждается озорная девчонка, Мара с видом заговорщицы проговорила:

– Когда вы выскочите из этого туннеля у всех на виду. Черные Хламиды сообразят: кое-что затевается.

Маги наклонили головы:

– Мы готовы встретиться с ними, насколько это для нас возможно.

Опасаясь, что в любую минуту может сорваться и зарыдать, Мара попросила:

– Тогда пришлите ко мне Аракаси. Я хочу посовещаться с ним, прежде чем мы сделаем завершающий ход.

Властительница до сих пор не могла привыкнуть к тому, как быстро маги превращают любое ее желание в исполненный приказ. Она не успела еще договорить последнее слово, а ее Мастер тайного знания уже был к ней доставлен, как всегда хмурый и озабоченный.

Магическая сила швырнула его лицом вниз на земляной пол, но он не стал задерживаться в этой позе, а быстро встал на ноги. В отличие от имперских горничных, ранее доставленных в туннель с помощью чар, чтобы прислуживать Маре во время облачения в парадное платье, Аракаси не лишился рассудка. Он осмотрелся вокруг, и, как только увидел чо-джайнов, лицо у него посветлело. Только потом он остановил взгляд на госпоже, почти неузнаваемой в имперском парадном одеянии.

Он бросился перед ней на колени и поклонился до земли.

– Госпожа!.. – В голосе Аракаси, обычно ровном и бесстрастном, на этот раз слышалась звенящая нотка радости. – Я счастлив видеть тебя живой и невредимой.

– Встань! – скомандовала Мара. – Джастин пока еще не коронован, а мне такие поклоны не положены. Это обычай, который я постараюсь вывести из употребления, если наши планы сбудутся.

Она всматривалась в лицо своего Мастера, которого ей так не хватало в прошлых странствиях, и, смущенный этим пристальным взглядом, он склонил голову.

– Ты одет, как уборщик мусора! – воскликнула Мара.

Мастер широко улыбнулся:

– Но насколько так удобнее шпионить за важными особами, не привлекая нежелательного внимания! – Он сморщил нос. – Хотя, конечно, я бы предпочел присутствовать на бракосочетании и коронации Джастина в одежде, не столь заляпанной засохшей глиной.

Для дальнейшего обсуждения церемониального одеяния Мастера времени уже не оставалось.

– Жрецы всех храмов собраны, – подтвердил Аракаси. – Возможно, кое у кого из них наблюдается некоторая нехватка частей ритуального облачения, поскольку вызов застал их прямо в постелях. Раз уж мы обеспечили их святейшее присутствие в большом Тронном зале, нельзя было отпускать тех, кто выражал неудовольствие. Чимака досконально изучил законы престолонаследия и установил, что права Джастина могут быть оспорены, если отсутствует хотя бы один из отцов настоятелей. Труднее всего оказалось заполучить жрицу храма Сиби. Никто – даже верховный жрец Туракаму – не выражал желания повидаться с грозными сестрами, чтобы передать приглашение.

– Ну и как же это в конце концов удалось? – спросила Мара.

– Поскольку другого выхода не было, пришлось мне самому отправиться в храм. Я прожил достаточно долго, чтобы суметь объяснить им, почему именно я сделал то, за что другие не хотели браться. Аракаси едва заметно улыбнулся при этом воспоминании. На протяжении многих веков он, вероятно, был единственным просителем, который без приглашения явился под своды храма Сиби, и уж наверняка единственным, кому было дозволено оттуда выйти. – На этот раз храмы поддерживают тебя, потому что в случае твоего поражения они еще сильнее почувствуют, что значит жить под пятой Ассамблеи. Но чувства могут и перемениться, если не будет быстро восстановлен порядок. Второй такой случай нам не представится. Всемогущие развили в городе бурную деятельность. Более десятка наблюдают за входами во дворец: они уверены, что ты попытаешься использовать общую суматоху для маскировки своего прибытия.

Мара невольно нахмурилась:

– Они вошли в город, где вот-вот разразится гражданская война, и ничего не предпринимают, чтобы прекратить осаду?

Аракаси мрачно подтвердил:

– Ровным счетом ничего. У меня такое впечатление, что они отказались от своих призывов к миру ради каких-то собственных интересов. – Он пытливо взглянул в глаза миниатюрной женщины, которая казалась полузадушенной в громоздком парадном наряде. – Не знаю, чего ты добилась там на юге, госпожа, но я бы рискнул предположить, что Черные Ризы начали тебя побаиваться.

– Не меня, – смущенно возразила Мара. – Вот их. – Она указала рукой на магов, которые стояли по обе стороны от нее, как часовые.

Аракаси вгляделся в ее чужеземных спутников, и при виде их великолепных многоцветных крыльев от изумления у него чуть глаза на лоб не полезли.

– Я и понятия не имел, что чо-джайны могут быть так прекрасны, – сказал он в благоговейном восхищении.

Маги из Чаккахи приняли человеческие восхваления без всякой неловкости, но не стали задерживаться на этом предмете. Тот, что стоял слева от Мары, обратился к ней:

– Благодетельная, пока мы здесь беседуем, опасность нарастает. По приказу Всемогущих воины-цурани врываются в туннели: надеются узнать хоть что-нибудь о том, где ты скрываешься.

– Боги!.. – Мара не удержалась от возгласа. Слишком живо вспыхнуло воспоминание о сожженном улье, откуда она спаслась только чудом. – Было кровопролитие?

– Пока нет, – ответил второй маг. – Воины повинуются приказу Ассамблеи: не затевать бой, если не встречают сопротивления. А чо-джайны не станут сражаться, пока у них есть хоть какой-то выбор. Пока что они просто покидают ульи, которые подверглись нападению, оставляя множество пустых галерей и туннелей... пусть захватчики сколько угодно рыщут там в темноте. Сейчас они стягивают свои силы на юге, вблизи твоего родного поместья. Но очень скоро размах поиска расширится. Ваши Всемогущие не дураки.

– Значит, настал час, – сказала Мара, поразив всех присутствующих неукротимой силой, с которой были сказаны эти слова. – Мы выступаем.

По ее команде маги подали сигнал. Специальная артель работников чо-джайнов выдвинулась вперед и начала рыть новый переход, ведущий вверх. На пол со стуком посыпались комья земли, а потом куски известки и глиняных плиток. Сквозь полумрак прорезался луч света, желтого и чистого, льющегося через прозрачную крышу дворцовой приемной.

Один из чо-джайнов просунул голову в отверстие. Он прожужжал какое-то короткое сообщение для находившихся позади, и маг слева от Мары сказал:

– Врагов в приемной нет. Твои муж и сын ожидают. – Затем он замолк, словно в нерешительности, но после короткой паузы договорил: – Госпожа, мы желаем тебе счастья и удачи. Но действуй быстро. Наши чары не могут сдерживать натиск черноризцев бесконечно долго. В твоем распоряжении не так уж много времени, чтобы достичь всего желаемого, но потом наступит хаос и разрушительный всплеск вредоносных энергий. На тот случай, если ты потерпишь неудачу или если мы тебя подведем, мы хотим, чтобы ты знала: именно для этого сражения мы посланы сюда из Чаккахи. Мы не только твои защитники, Благодетельная; мы послы, прибывшие затем, чтобы помочь становлению нового порядка.

Мара взглянула вверх, на лица магов, поднявшихся перед ней. на дыбы; выражение этих лиц, столь непохожих на человеческие, вряд ли мог вполне понять хоть кто-нибудь из людей. У обоих крылья были развернуты в боевой стойке; они готовились противостоять общей мощи объединенной Ассамблеи. Их доблесть тронула Мару до слез.

– Да будет известно всем, мои добрые друзья, что, пока я живу, я не подведу вас. Мы восторжествуем или умрем вместе.

Она сразу отвернулась и обратила лицо вперед, чтобы решимость не изменила ей в роковые грядущие часы. С гордо выпрямленной спиной, величественная в причудливом парадном одеянии, расшитом золотом, Слуга Империи направилась к отверстию.

Мара с трудом прокладывала свой путь, ступая по комьям осыпавшейся земли, по осколкам штукатурки и плиток. Аракаси ненавязчиво приблизился, чтобы поддержать ее под локоть. Она благодарно улыбнулась ему: так отрадно было человеческое прикосновение после общества столь многочисленных чо-джайнов!

Наконец она вышла из туннеля, и голова у нее закружилась – от солнечного света уходящего дня, от великолепия сверкающих золотых доспехов.

У нее перехватило дыхание. Из-под золотого императорского шлема торчали пряди огненно-красных волос. Это Джастин! Это его волосы! – осознала она, и сердце глухо ухнуло у нее в груди. Облаченный в доспехи, подобающие Императору, ее сын отнюдь не выглядел ребенком. Мара встряхнула головой, напомнив себе, что наступает час его бракосочетания.

Мара пошатнулась, когда мальчик поклонился ей – все как положено, сын поклонился Матери. Впрочем, может быть, именно ей следовало бы поклониться ему до земли, как однажды она поклонилась Ичиндару?

Но потом мальчик выпрямился и издал совершенно неподобающий вопль.

– Мама! – закричал он и помчался к ней. Мара забыла про всю свою величавость и протянула руки ему навстречу. Сын бросился в раскрытые объятия – выросший, окрепший и заметно возмужавший. Когда его руки обвились вокруг ее шеи, она сообразила, что ей теперь не нужно нагибаться, чтобы обнять его. Он раздался в плечах, и очертания его фигуры показались удивительно знакомыми. Он весь в Кевина, сообразила Мара; он вырастет таким же высоченным, как его отец. Это внезапное озарение заставило ее снова принять достойный вид.

Сын выпустил ее из объятий и взглянул на нее – глаза в глаза; в это мгновение ей показалось, что перед нею – его отец-варвар. А он произнес:

– Я готов. Благодетельная. Принцесса Джехилья ожидает.

Голос не повиновался Маре. Она потеряла двоих детей: Айяки и младенца, отравленного до появления на свет. Теперь ее единственный сын, оставшийся в живых, стоял, полный решимости и готовый отдать жизнь за ее честь. Это было больше, чем она могла выдержать.

Лицо Джастина вдруг сложилось в такую беззаботную гримасу, что Мара снова вспомнила былые дни и неотразимый юмор Кевина.

– Нам надо бы поторопиться, – сообщил он. – У Первой жены покойного Императора истерика все никак не кончится и весь грим, того и гляди, потечет.

Мара иронически поинтересовалась:

– А Джехилья? У нее тоже истерика?

Джастин по-мальчишески пожал плечами:

– Накричалась она вволю, а потом взяла и заперлась у себя в комнате. Тогда кто-то ее спросил, не желает ли она лучше выйти замуж за Омекана, с его-то пузом и седыми волосами, и она сразу позволила горничным войти.

"У девочки есть здравый смысл", – подумала Мара, заняв причитающееся ей место рядом с сыном и приготовившись войти в Тронный зал. Аракаси встал около хозяйки с другой стороны, чтобы поддержать в случае надобности, и никто, казалось, не заметил, что на нем все еще красуется роба мусорщика, когда распахнулись двери зала и фанфары возвестили о прибытии жениха.

Мара решительно шагнула вперед, чувствуя, как увлажнилась ее ладонь там, где она сжимала руку Джастина. Проходя сквозь стройные колонны жрецов Двадцати Высших Храмов, она гадала, не поразят ли ее боги насмерть за гордыню, за очевидную дерзость, с которой она посмела вообразить, что может сделать своего сына следующим Светом Небес, Девяносто Вторым Императором Цурануани. Однако представитель храма Джурана, бога справедливости, не выглядел недовольным, а верховный жрец Туракаму встретил ее едва заметной приветливой улыбкой. Отдельно от других, позади жреца Красного бога, стояли три фигуры, закутанные в черные саваны, – Сестры Сиби. Даже эти устрашающие персоны, казалось, подбодряли Мару, слегка наклонив головы. Когда Мара проходила мимо верховного жреца Джастура, бога войны, тот отсалютовал ей ударом кулака в латной рукавице по груди, и от этого салюта зазвенело драгоценное железо его панциря.

Мара сделала следующий шаг, потом еще один; постепенно к ней возвращалась уверенность. Когда она прошла дальше, жрецы высших и низших орденов начали попарно располагаться перед тронными ступенями, согласно природе представляемых ими богов. Так, жрецы Лашимы, богини мудрости, оказались вместе со жрецами Саланы, Матери Правды. Жрец Туракаму объединился с одной из Сестер Сиби, тогда как верховный жрец Джастура образовал пару с верховным жрецом Баракана, Повелителя Мечей.

Впереди, на Императорском возвышении, процессию ожидала маленькая белокурая девочка в сверкающей фате из золотой ткани; не приходилось сомневаться, что это и есть Джехилья. Горничные только что поправили ее головной убор, слегка сдвинув его назад. На лице девочки еще виднелись веснушки; как видно, она слишком много времени проводила под открытым небом, прогуливаясь в дворцовых садах. Хотя она и казалась бледной под краской и пудрой обязательного грима, однако, увидев Благодетельную, принцесса радостно улыбнулась.

– Пусть закроются двери! Церемония бракосочетания начинается! – нараспев провозгласил жрец Чококана. Доброго бога, как того требовал обряд. Стоявший справа позади него верховный жрец Томечки, Заступника Детей, начал беззвучную молитву, и, глядя на жреца, Мара вспомнила, что Томечка, младший брат Чококана, известен также как Даритель Мира. Она помолилась, чтобы сегодня именно в этой своей ипостаси он явил себя перед народом Цурануани.

Джастин в последний раз стиснул руку Мары, когда она отпустила его, чтобы он занял свое место рядом с принцессой. Сама же Мара направилась туда, где ожидал Хокану, и, когда церемония началась, ее рука скользнула в его руку.

В императорском дворце царила суматоха. Торопливо пробегали гонцы; слуги деловито сновали по внутренним дворам и террасам. Опершись локтем на подоконник, Шимони из Ассамблеи наблюдал за всей этой сумятицей глубокими, непроницаемыми глазами. Его лицо казалось еще более суровым, чем всегда, а сам он – еще более скупым на слова, если это вообще возможно. Он слегка повел головой, чтобы привлечь внимание к неким особенностям, отличающим сегодняшний кавардак от вчерашнего.

Его безмолвный сигнал был замечен Хочокеной, который сидел на подушках перед низким столиком с наполовину опустошенным подносом засахаренных фруктов. Толстый маг кивнул, давая понять, что и он заметил эти особенности, и тихо проговорил, так, чтобы никто, кроме Шимони, не мог его услышать:

– Происходит что-то необычное. Я насчитал пятерых жрецов, прячущих лица под капюшонами; а судя по запахам, доносящимся из кухни, там пекут пирожки, как перед большим пиром. Странное дело для осажденного города.

Как будто специально затем, чтобы подчеркнуть впечатление от его слов, большой камень, запущенный осадным орудием, пролетел по воздуху и разлетелся на множество осколков, упав в соседнем дворике. Случайно забежавшая туда собака умчалась с жалобным лаем. Хочокена, прищурившись, наблюдал за событиями сквозь трещину в стенной перегородке.

– Эти проклятые штуки начинают меня раздражать. Еще один камень в такой близости от нас – и я выйду из дома и...– Угроза так и осталась недоговоренной, поскольку внимание тучного мага привлекла компания странно одетых аристократов, поспешно проследовавших мимо окна. – Мы ожидали наплыва властителей, вызванных для переговоров в кабинет старого Совета, но, похоже, предстоят дела поважнее.

Шимони выпрямился:

– Намного важнее. Мотеха не станет медлить с переходом к активным действиям.

Хочокена с сожалением покосился на остатки своих лакомств.

– Это я не стану медлить с переходом к активным действиям, – поправил он друга тоном легкого упрека. – По-моему, властительница уже здесь, а мы только теряем время, пытаясь ее подкараулить.

Шимони ничего не сказал, только брови поднял и сразу оторвался от окна. Не желая отставать от более рослого и стройного собрата, Хочокена поднялся с подушек и поспешил следом за ним.