Текст книги "Похищенное сердце"
Автор книги: Рексанна Бекнел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Его брат Джаспер стиснул кулаки, желваки заходили у него на лице. Ронуэн сразу поняла, что ее муж сердится не на него, а на Риса.
– Если хоть один волосок упадет с головы Изольды, я собственными руками задушу этого негодяя, – решительно произнес Джаспер. – Ну-ка доложи поподробнее, что же произошло в Роузклиффе.
Рассказ гонца был краток, впрочем, и рассказывать было почти нечего. Джослин слушала внимательно, пытаясь нарисовать в воображении картину происходящего в ее родных краях. Ее напугала мысль, что могло произойти с ее любимым Роузклиффом, а также с его обитателями, которых почти всех куда-то выслали. Хотя за Изольду она волновалась намного меньше, чем Рэнд.
– Не бойся, ведь он держал ее на руках, когда та была малышкой, – попыталась успокоить она мужа. – Он не причинит ей зла.
– Когда это было, нашла что вспоминать, – хмуро бросил Рэнд, шагая в сторону конюшни.
– Да, он тогда был мальчишкой, злым и своенравным. Но вспомни, как он был ласков и нежен с ней.
– Ты забываешь о таком пустяке, как ненависть. А Рис ненавидит меня и еще больше Джаспера. Он презирает всех англичан. Боже, какого я свалял дурака, воспитав его как рыцаря! Это лишь увеличило его заносчивость и гордость. А теперь у него в руках Изольда.
Рэнд выругался от души. Подойдя к конюшне, он тут же начал отдавать многочисленные приказания, не оставлявшие сомнений в том, что он собирается уезжать.
– Когда мы отправимся в путь? – спросила Джослин.
Рэнд бросил на нее мрачный взгляд:
– Джаспер и я – немедленно. Ты, Ронуэн и дети поедете в Бэлвинн. Вас будет охранять Гэвин, он уже достаточно взрослый.
– Я еду в Роузклифф вместе с тобой.
Мышца судорожно дернулась на щеке Рэнда. Он тяжело вздохнул. А затем сказал:
– Мы помчимся очень быстро, Джослин, такая скачка будет не по силам тебе, тем более детям.
Она обвила его шею руками и, глядя прямо в глаза, прошептала:
– Обещаю тебе, Рэнд, я не буду помехой в пути. Кроме того, ни я, ни Ронуэн ни за что не оставим своих мужей один на один с бедой. Решено, мы едем вместе с вами.
Довольная улыбка на мгновение стерла мрачную озабоченность на лице Рэнда.
– Ну что ж, раз ты так твердо решила… Твое валлийское упрямство порой бывает очень кстати.
Он с чувством поцеловал жену в щеку.
– Однако упрямство Риса, напротив, оказалось весьма некстати.
Рэнд внезапно отстранился от жены:
– Только не вздумай защищать этого неблагодарного мерзавца. Если ты едешь с нами лишь по этой причине, тогда лучше оставайся в Лондоне.
Джослин тут же вспылила:
– Я еду с тобой. Надо спасать мой дом и мою дочь.
Рэнд окинул ее долгим сомневающимся взглядом.
– Ладно, не будем тратить время попусту. Надо собираться в дорогу и отправляться как можно быстрее.
«Да, надо ехать, – горько подумала Джослин. – Кто знает, что нас там ждет? Наша дочь в руках дикого и свирепого валлийца, не знающего, судя по рассказам о нем, что такое жалость».
Глава 17
Изольде была ненавистна ее картина. Несмотря на то что работа была закончена, она все равно пробиралась в спальню и подолгу стояла там, рассматривая дракона с раскрытой пастью и поверженного и тем не менее сражающегося, не сломленного духом волка.
Ей было радостно и в то же время горько сознавать, что это ее самая лучшая картина. Скоро она уничтожит ее и нарисует другую, возможно, даже еще лучше. Она поежилась от мысли, что еще раньше начнется не придуманная, а самая настоящая борьба между волком и драконом, когда отец и ее дядя прибудут под стены замка. Кто знает, может быть, потом она не раз пожалеет о прошедшей неделе, проведенной за таким мирным занятием, как живопись. Роузклифф с его неприступными стенами будет сопротивляться не врагам, а своему хозяину, который выстроил его собственноручно и с такой любовью.
Изольда стояла, задумавшись, обхватив себя скрещенными руками. Одна безумная ночь страсти – и вот она уже не знает, как ей быть. Сложившееся положение дел казалось ей очень опасным, как для ее отца, так и для… Риса. Девушка горько рассмеялась: она волнуется за него, за врага, которого должна ненавидеть всем сердцем. Однако за последние дни она сумела разглядеть за маской чудовища и предателя немало положительных качеств. Подчиненные любили его, он был справедлив и честен, не мстил разбитым англичанам, а лишь выслал их прочь. Он не грабил захваченный замок, напротив, старался поддерживать в нем прежний порядок и даже, пусть только на словах, хотел сделать его еще лучше, богаче и красивее.
Не менее, если не более важным для нее оказалось и то, что он не заставлял ее силой лечь с собой в постель. К тому же запретил подчиненным безобразничать, и женская прислуга в замке перестала бояться насилия со стороны новых хозяев.
Что она могла сделать с таким человеком, как он? Какое могла оказать на него влияние?
Она вспомнила предложение Тилли – устроить побег. Впрочем, они больше не разговаривали на эту тему, поскольку погода настолько испортилась, что всякие мысли об этом пришлось отложить. Однако Изольда почти каждый день думала о необходимости покинуть замок, и все больше побег представлялся ей единственным средством примирить обе враждующие стороны. Она понимала, как нелегко будет отцу и Рису хоть о чем-то договориться между собой, но у нее как у пленницы вообще не оставалось никаких шансов добиться их примирения.
– Что я вижу? Ты опять находишься в моей спальне?
За ее спиной раздался столь хорошо знакомый голос. Она вздрогнула и обернулась: Рис стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку, в самой небрежной позе. От волнения или от страха она невольно потупилась.
Он взглянул на стену, затем снова перевел на нее взгляд, в котором ясно читалась самодовольная усмешка.
– Все никак не насладишься своей работой? Впрочем, как знать, может, здесь скрывается нечто другое, а?
И он недвусмысленно показал глазами на кровать.
Румянец залил ее лицо. В последнее время он не упоминал о часах, проведенных с ней на этой кровати. Изольда даже начала думать, что он забыл о той безумной ночи. Как ни странно, но само предположение о подобной забывчивости вызывало у нее по меньшей мере недоумение. То, что произошло между ними, настолько врезалось в память Изольды, что ее переживания до сих пор не утратили яркости и отчетливости, пожалуй, они стали даже более острыми и соблазнительными. Почти каждую ночь в ее памяти возникали то его поцелуи, то его ласки: волнующие подробности их любовного акта будоражили и волновали Изольду, не давая ей спокойно спать.
Но даже днем ее порой охватывали сладостные видения, а сейчас, когда на нее так горячо, так настойчиво взирали его черные блестящие глаза, у Изольды все поплыло перед глазами. Горячие качающиеся волны воспоминаний хлынули на нее, затопляя сознание…
Почему сегодня он смотрит на нее таким пожирающим взглядом? Ведь на протяжении последних дней он почти не обращал на нее внимания, а когда смотрел на нее, что случалось довольно редко, то отдавал какое-нибудь малозначительное указание: принести блюдо, подать кубок с вином, почистить одежду…
Изольда сжала зубы от внутреннего напряжения и повернулась к нему лицом.
– Ты такой же грубиян, как и твой Дэфидд, Что тут удивительного? Я навожу порядок в твоей спальне, как ты сам велел. Соскребаю пятна воска.
Она взглянула на Риса, его мощная фигура закрывала почти весь дверной проем, не позволяя ей выйти.
– Пропусти меня. Или от нечего делать ты решил покорить меня своими вульгарными манерами? – насмешливо бросила она.
Он с силой оттолкнулся от дверного косяка и сделал несколько шагов навстречу. Изольда сама была виновата, ее вызывающие слова подействовали на Риса как удар хлыста. Почему она не может сдерживать свой характер? Зачем она намеренно злит его? Она попятилась от него, пока не уперлась в широкую кровать.
– Может, мне стоит уложить тебя на кровать? Наверное, тебе этого хочется?
И с этими словами он обнял ее за плечи и легко, очень легко подтолкнул вниз. Изольда уперлась, стараясь сохранить равновесие и не упасть на постель.
– Ты уверена, что мое присутствие тебе не по душе? – вкрадчиво произнес он.
Рис опять толкнул ее, и, для того чтобы удержаться на ногах, Изольде пришлось схватиться за его куртку.
– Прекрати немедленно! Отпусти меня! – как можно тверже сказала она, но ее голос прозвучал робко и неуверенно.
– Да?! И кто же заставит меня выполнить твое указание?
Действительно, кто? Мысли заметались в голове растерявшейся Изольды.
– Ты… ты не посмеешь меня изнасиловать, – с отчаянием заметила она. – Ты же сам говорил, что тебе это не нужно.
– Конечно, нет. У меня и в мыслях не было ничего подобного. Зачем такие крайности, ведь можно обольстить, соблазнить… Это совсем другое дело. Мне ведь известно, что ты нисколько не против моих ласк. Тебе самой они нравятся.
Внезапно Рис вместо того, чтобы оттолкнуть, привлек ее к себе. Их обоюдные усилия привели к неожиданному результату: она против своей воли прижалась к нему всем телом. От подобной близости огонь пробежал по коже Изольды.
– Скажи мне только честно, – прошептал он чуть хриплым от волнения голосом. – Тебе ведь приятно? Признайся!
«Да, да, очень!» – хотелось крикнуть Изольде, но, закусив нижнюю губу, она удержалась. Откровенно говоря, не только грудь, но все ее тело изнывало от сладостного томления.
– Ну, признайся, тебе нравится?
Ее дразнил, искушал и будоражил голос Риса. Она склонила голову ему на грудь и задумалась. Да, он прав. Но как она может любить этого наглого человека?
– Нет, – возразила она, поднимая на него полные боли глаза. – Ты не Ривиус. Ты не похож на него, ты другой.
– Черт возьми, я – это он, а он – это я, – рассердился Рис и поцеловал ее.
Нет, он не Ривиус, грустно думала Изольда, равнодушно позволяя ему целовать ее. Он сейчас скорее напоминал нарисованного ею злобного дракона, чем молодого красивого менестреля.
Вдруг Изольда опомнилась, волна чувственной страсти, возникшая внизу, поднималась все выше и выше и охватила ее сознание. Ее равнодушные губы с неожиданной силой приникли к горячему рту Риса, тот издал низкий утробный, но победный возглас, отдаленно напоминавший, так, во всяком случае, показалось Изольде, крик дракона.
Когда она, устав от продолжительного поцелуя, оторвалась от его губ, Рис почувствовал не только знакомый вкус победы, но и первобытное осознание превосходства мужчины над женщиной. Он все-таки одержал верх! Несколько мучительных дней ожидания и выдержки принесли плоды, девчонка, Рис ясно это видел, была готова отдаться ему.
Он опять поцеловал ее, как вдруг ее две теплые мягкие ладошки ласково обхватили его лицо. Ощущение было необычным, оно было по-детски невинным и одновременно волнующим, отчего Рис настолько растерялся, что ему почудилось, что земля поплыла под его ногами.
Его руки скользнули по ее волосам, играя и лаская шелковистые локоны. Одно ловкое мягкое движение, и она упала на постель, а он примостился тут же рядом с ней. Он намеревался взять ее. Точно так же, как до этого – любую понравившуюся ему женщину.
Изольда ласково положила одну руку ему на грудь, а другой обняла за шею. Ее движения были так непосредственны, так просты и трогательны, что у него перехватило в груди, как будто кто-то нежно и ласково толкнул его в сердце.
Виноват ли он перед ней? Нет, он ни в чем не винил себя, да и с какой стати?
Она лежала рядом с ним, такая беззащитная, такая нежная, она была вся в его власти, а он медлил – то ли от растерянности, то ли от жалости, то ли под воздействием какого-то наваждения.
Изольда пошевелилась, открыла глаза и спросила:
– Что-то не так?
А что он мог ответить, когда сам не понимал, что с ним творится? Он хотел ее, страстно, горячо, и в то же время медлил и не решался. Странное ощущение овладело им: оно словно предупреждало и предостерегало. Ему даже стало смешно. Рядом с ним находилась девушка, а не воин с поднятым мечом или копьем. Но почему он вдруг так оробел? Она ведь не была такой уж невиданной красавицей, на своем веку Рис перевидал немало женщин и знал в них толк. Его любили дамы более сладострастные и опытные, более искусные в любви, и тем не менее по сравнению с Изольдой им всем либо чего-то не хватало, либо в них было что-то лишнее и чрезмерное. Вдруг ему стало страшно, сердце заколотилось быстро-быстро, и холодные неприятные мурашки побежали по спине.
Страх?! Отчего? Или он сходит с ума?
Рис отстранился от Изольды, встал с постели и с глупым видом застыл посреди спальни, удивленно взирая на нее. Пытаясь скрыть свое странное смущение, он пробормотал какую-то несусветную чушь:
– Тебе нужен Ривиус, я понял это. Тебя трудно понять, по-моему, ты сама запуталась в своих желаниях. Но в любом случае из тебя выйдет восхитительная любовница.
Если бы Риса спросили, зачем он это сказал, зачем опять пытается обидеть ее, он затруднился бы ответить. Он потряс перед лицом крепкими, побелевшими от судорожного напряжения сжатыми кулаками. Какой же он болван! Он опять без всякого повода обидел ее. Она свернулась клубком и отвела глаза от него.
– Изольда, – начал он и сбился.
становилась невыносимой.
– Прости, я был не прав.
Она лежала неподвижно и тихо. Он весь напрягся и сквозь зубы произнес:
– Изольда, повторяю, я был не прав.
Сердце сжалось у него от невыразимой боли и жалости. Совсем смешавшись, Рис поспешно вышел из спальни. Он стыдился признаться самому себе, что боится ее.
«Из тебя выйдет восхитительная любовница».
Эти слова снова и снова мелькали в горячечном сознании Изольды. Совершенно подавленная, она лежала, не зная, что ей предпринять. «Восхитительная любовница». Он сперва обольстил ее, а теперь оскорблял, упиваясь своей победой. Но хуже всего было то, что в его словах была доля правды.
Рыдание перехватило ее горло. Ей было отчаянно одиноко. Он ушел, бросил ее, и она не знала, что ей делать. Она уже наделала столько глупостей, не хватало еще, чтобы, обезумев от страсти, она вообще потеряла голову. Нет, надо было скорее брать себя в руки!
Легко сказать! Но как это осуществить на деле? Она застонала, слезы выступили на глазах, и она заплакала. Затем, не в силах выносить больше страшную сердечную муку, вскочила с постели.
– Ненавижу! Ненавижу! – закричала Изольда на картину с драконом.
Затем, обозлясь на ушедшего Риса и, наконец, на саму себя, схватила кувшин с грязной водой, где мокли кисти, и швырнула прямо в стену с нарисованным чудовищем. Кувшин разлетелся вдребезги, пятна и потеки от разбрызгавшейся воды покрыли картину, но, по странному стечению обстоятельств, дракон остался невредим, он по-прежнему с победным видом возвышался над распростертым внизу волком.
Вне себя от ярости, Изольда бросилась к кувшинчикам с растертыми красками, подняла с пола первую попавшуюся кисть и, обмакнув ее в красную краску, принялась мазать ненавистное изображение. Как она хотела уничтожить злосчастного дракона, стереть его со стены, выкинуть из памяти, выбросить из собственного сердца! Забыть о нем навеки!
Внизу, в главном зале, Рис с каменным выражением на лице сидел в кресле и прислушивался к громким воплям Изольды, доносившимся из спальни. Прислуга в зале тоже слышала эти приглушенные крики, совершенно отчетливо говорившие о страданиях, однако все притворялись, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Рису хотелось подняться наверх, успокоить Изольду, но он не решался, понимая, кто настоящий виновник ее нервного срыва.
– Почему она плачет?
Рис вздрогнул, услышав скрипучий голос Тилло. Он вскинул на подошедшего менестреля глаза и по его хмурому, даже суровому виду сразу понял, что его ждет неприятный разговор.
– Что ты ей сказал?
– Ничего!
Резким взмахом руки Рис отмел все подозрения, хотя в душе ясно понимал, как он сильно обидел, оскорбил Изольду. Чувство вины проснулось в его душе и пронзило его острой болью.
– Просто дал понять, что она обычная женщина, каких много за стенами замка, так что нечего задаваться. Да, такое осознавать неприятно, но что поделаешь? – Рис развел руками. Он лукаво взглянул на Тилло: – А что ты подумал обо мне? Что я какой-то зверь? Жестокое, бессердечное животное? Нет! Я никогда не позволю, чтобы гнев взял верх над рассудком. Это было бы глупо с моей стороны.
Выражение лица Тилло не смягчилось.
– Тебе следовало бы немного полечиться от гордости. Купание в холодной воде или несколько часов на коленях в молитве – очень неплохие целебные средства.
Сверху раздался очередной крик и шум разбиваемой глиняной посуды.
– Возможно, в этом есть доля истины, – отозвался Рис. – А как ты думаешь, что можно придумать для того, чтобы поднять ее настроение?
– Как будто ты не знаешь? – фыркнул Тилло, когда сверху раздался грохот опрокидываемых или разбиваемых вещей. – Кажется, она разрушит весь замок, который за двадцать лет с такой любовью отстраивал ее отец. Но почему ты не отпустил ее вместе с остальными? Зачем она нужна тебе? Роузклифф и так принадлежит тебе. Скоро сюда заявятся братья Фицхью, и то, что Изольда у тебя в плену, лишь усилит их ярость.
Слова Тилло не были лишены смысла, более того, они были полны благоразумия, но Рис прислушивался не столько к нему, сколько к внутреннему голосу, никак не хотевшему отпускать Изольду.
– Она – моя пленница. С какой стати я должен так просто освободить ее?
– А мне кажется, тут скрывается другая причина.
Рис огрызнулся:
– Я никому не обязан давать объяснения. Раз я держу ее в замке, значит, у меня есть на то веские основания.
– Вполне вероятно, что я уйду отсюда, – вздохнул Тилло. – Мне хочется провести остаток жизни в спокойном мирном месте, а Роузклифф, похоже, таким никогда не будет.
Терпение Риса лопнуло, и он взорвался от негодования:
– Если тебе здесь не нравится, убирайся. Я никого не держу.
Тилло взглянул на рассердившегося Риса и тихо обронил:
– Позволь ей уйти вместе со мной.
– Ни за что! – возразил Рис, причем настолько запальчиво, что сам удивился своей горячности.
Тилло ничего не ответил, лишь мрачно запахнулся в плащ, поглубже надвинул капюшон так, что из-под него только торчал кончик его носа.
– Ладно, ступай отдыхать. Нам незачем ссориться. Какой в этом прок? Не волнуйся. Скоро сюда примчатся братья Фицхью, но я их одолею, и потом ты можешь здесь жить в мире и покое.
Морщинистое лицо Тилло выражало заботу, печаль и сомнение.
– Пожалуй, уже слишком поздно. Слишком поздно, – пробормотал он себе под нос и тяжелой старческой походкой направился к выходу. Скрипнула отворяемая дверь, холодный ветерок с улицы пронеся по каменным плитам, но тут двери закрылись и старик исчез. Озноб то ли от ворвавшегося ветра, то ли от странных слов Тилло тонким ручейком пробежал по спине Риса. «Ничего, справимся», – утешил себя Рис. Он и раньше выходил победителем из куда более сложных передряг, выйдет и на сей раз.
– Разведи огонь, – внезапно бросил он проходившему мимо слуге.
Тот с испуганно-растерянным видом взглянул на господина.
– Здесь, в большом зале, а затем наверху, в моей спальне, – прибавил Рис. И, подумав, добавил: – Ты разведешь огонь только здесь, в зале, а я там, наверху.
Кивком Рис указал на лестницу, ведущую наверх.
Глава 18
Рис ожидал увидеть в спальне полный разгром. Но, к его удивлению, там царил порядок – за одним исключением: от чудесной картины не осталось ничего, она погибла безвозвратно.
Хотя в комнате горела всего лишь одна свеча, но все равно она давала достаточно света, чтобы разглядеть последствия дикой выходки Изольды. Плоды многодневных трудов исчезли всего за несколько минут.
– Черт возьми! – выругался по-валлийски Рис.
С мрачным видом он провел рукой по волосам.
– Что же она натворила?
Слева от себя он заметил какое-то движение. Изольда вдруг вышла из тени и, надменно скрестив руки на груди, уставилась прямо ему в глаза.
– Ну, что скажешь по этому поводу? – язвительно спросила она. – Лично я нахожу все это забавным, а ты?
– Как это понимать? – рявкнул Рис ей в лицо так, что она отшатнулась.
Если бы не огонь в ее глазах, то неизвестно, что он бы сделал. Но чертики в ее взоре заставили его действовать осмотрительнее. Несмотря на сумасбродную выходку, ему не хотелось наказывать ее. Вопреки всему, как это ни странно, Рису хотелось ее утешить и вместе с тем – убить.
– Зачем ты уничтожила картину? – воскликнул он, потрясая руками.
– Она была мне ненавистна.
– Если бы это было так, то вряд ли бы картина получилась столь выразительной и волнующей.
– И ужасной, ты забыл добавить, – усмехнулась она.
Гнев с новой силой охватил Риса. Не отдавая себе отчета, он схватил ее за руки и заговорил, сдерживая голос.
– Ты должна все исправить. Нарисовать все заново.
Она отрицательно замотала головой.
– Ты сделаешь так, как я сказал. В противном случае пеняй на себя.
Услышав угрозу, Изольда нахмурилась, но не пошла на попятный.
– Ой, как страшно! Можешь поступать так, как тебе заблагорассудится. Но потом не обессудь. Думаешь, что ты навеки обосновался в Роузклиффе? Так вот – ты ошибаешься!
– Черт! Черт! Черт! Мне следовало бы выслать тебя вместе с остальными.
– Так почему же ты так не поступил?
Изольда вскрикнула от боли: слишком сильно Рис стиснул ей руки.
– Потому что я хотел…
Рис отпустил ее, но не договорил. Он не собирался признаваться, что специально задержал ее – сначала как бы в роли заложницы. Но теперь она была ему слишком дорога, и он ни за что не хотел расставаться с ней.
– Ты заново нарисуешь картину, – опять сказал Рис, – или горько пожалеешь об этом.
– И не подумаю. Мне уже все равно.
Строптивый характер Изольды, как всегда, оказался сильнее ее благих намерений. Она даже не представляла всех последствий своей дикой, сумасбродной выходки.
Рис покачал головой; он вынужден был признаться, что недооценивал ее.
– Возблагодари Бога, что я не собираюсь выдрать тебя как следует. Любой другой мужчина на моем месте поступил бы именно так, чтобы вразумить тебя.
– Ноты ведь сам хвалился, что ты не «любой»…
Изольда поежилась, но не столько от страха, сколько от злой решимости идти до конца. Она уничтожила картину, она сумеет искоренить свои чувства к Рису и заодно покончить с ним самим, когда отец прискачет к Роузклиффу.
– Это действительно так, – согласился Рис. – Я круглый болван, идиот, тупица, раз позволяю так вести с собой какой-то девчонке. Ступай наверх, в башенку, – наконец сказал он.
– С превеликим удовольствием, – ответила Изольда, но не ушла, а замерла на пороге.
Повинуясь какому-то странному порыву – все-таки она тоже была неравнодушна к нему, – Изольда едва ли не взмолилась:
– Уходи отсюда, Рис, пока не случилось чего-то очень страшного, пока не пролилась кровь.
Какие бы чувства ни питал Рис к Изольде, но, услышав подобную то ли просьбу, то ли угрозу, он насупился:
– За кого ты так боишься? За отца? Или за его брата?
– Да, я боюсь за них, – откровенно призналась она, – но я также волнуюсь и за тебя, Рис.
Она бросилась наверх, в свою спаленку. Рис едва поверил своим ушам. Неужели он не ослышался? Он стоял и размышлял. Почему она это сказала? Что это означало? Волнующие, но приятные мысли крутились в его сознании. Неужели он ей небезразличен? Она, сама не осознавая, вила из него веревки как хотела: когда она сердилась, он хотел ее укротить, когда печалилась – утешить. Но теперь она недвусмысленно дала понять, что опасается за него. Никто до сих пор не переживал за него, Риса. Мать умерла, когда он был совсем маленьким, а об отце вообще не стоило упоминать. И вот теперь Изольда волновалась за него? Но можно ли верить в ее искренность?
Он потер руками лицо, чтобы привести мысли в порядок. Нет, он не попадется на такую удочку: надо быть последним дураком, чтобы поверить ее словам. Рис отвернулся от испачканной стены, от кровати и подошел кокну. Прислонившись горячим лбом к холодному оконному переплету, он принялся нервно постукивать кулаком по подоконнику.
Больше всего его раздражало ожидание. Он готовился к прибытию Фицхью, своих врагов, и собирался встретить их надлежащим образом.
Ждать, ждать и ждать – больше ему ничего не оставалось. Ждать и готовиться – изучать как сильные, так и слабые стороны замка Роузклифф.
Следующие три дня он только тем и занимался, что готовился к встрече недругов. Ни одно помещение, ни один проход не ускользнули от его внимания. Начиная от подъемного механизма моста и до задних ворот замка, включая каменную лестницу, ведущую на морское побережье, – все-все подвергалось тщательному изучению. Он сновал по всему периметру своего владения и только одно место обходил стороной – спаленку в башне. Вместо того чтобы тиранить Изольду, Рис изводил всех обитателей замка придирками, указаниями и распоряжениями.
Он замучил дровосеков требованиями заготовить как можно больше дров, а охотников и рыболовов – припасти как можно больше рыбы и дичи. Не давал он, разумеется, покоя ни кузнецам, ни оружейникам, требуя, чтобы все снаряжение в замке находилось в отличном состоянии.
Осада и приступ были неизбежны, и Рис готовился тщательно, старательно, призвав на помощь весь военный опыт, все известные ему военные хитрости. Время шло, и, по мере того как все его указания выполнялись, он становился все увереннее. Роузклифф на глазах превращался в неприступную крепость: ведь это был его замок, его земля, и он не собирался уступать ее никому.
К сожалению, сутки, как обычно, состояли только из дня и ночи. Если днем он был занят своими приготовлениями, то по ночам не мог не думать об Изольде. Они превратились для Риса в сплошной кошмар, он часами не мог уснуть, потому что перед его глазами все время маячил образ этой девчонки. Он лежал на постели и подолгу рассматривал огромное грязное пятно, оставшееся от прежней картины. При тусклом свете свечей и бликах, которые бросал огонь в камине на стены спальни, изображение как бы оживало. Рису казалось, что в его темной глубине ходят, двигаются тени диких зверей или каких-то невиданных существ. Видения возникали все чаще и резче, и не без влияния вина. Дело в том, что Рис стал все чаще выпивать перед сном, чтобы заглушить тоску и забыться. Здравомыслящий человек велел бы прикрыть грязную стену каким-нибудь ковром или гобеленом. Рис усмехнулся – скорее он был похож на безумца, боящегося не увидеть те образы, которые чудились его разгоряченному вином воображению.
На третью ночь заключения Изольды он поднялся к себе чуть позже и был чуть пьянее, чем обычно. Замок спал, за исключением ночной стражи. Весь вечер он просидел в зале, попивая эль, причем довольно часто подливал его в кубок, а также поглядывал на Лайнуса и Гэнди, которые, как обычно, увеселяли зрителей трюками. Но как ни старались комедианты, как они ни лезли из кожи вон, настроение Риса, впрочем, как и других, не улучшалось. Всех тревожило предстоящее сражение за Роузклифф.
Рис снял пояс, отстегнул меч, а затем аккуратно развесил на крючья оружие. В очаге горел огонь, распространяя по спальне приятное тепло, но ему хотелось не такого тепла. Он чертыхнулся и взглянул на стену с испорченной картиной. Дракон представлял собой жалкое зрелище, от его грозного вида осталась одна грязная мешанина, зато волк смотрел на него настороженными желтыми зрачками. Впрочем, его фигура тоже была покрыта серовато-бурым налетом.
Что она наделала?!
Охваченный внезапным порывом злости, Рис швырнул о стену кувшин с водой для умывания. Тот разбился, и вода грязными потеками заструилась по стене. Рис обеими руками схватил себя за волосы: он вел себя точно так же, как Изольда. Его била нервная дрожь, подумать только – это все из-за нее. Он одержал бескровную победу, захватив замок, а она, сама того не ведая, победила его. Из-за нее в его душе возникли растерянность и нерешительность, доселе неведомые и малоприятные качества, особенно для воина, рыцаря, и – более того – накануне решительного сражения за Роузклифф. Странное дело, но иногда ему казалось, что это он у нее в плену, а не она у него. Мысли о ней неотступно преследовали его, они не давали ему спокойно спать.
Рису было стыдно признаться, но он потерял голову. Он был влюблен в нее, словно какой-то молокосос. Днем в сутолоке забот и распоряжений ему удавалось отрешиться от мыслей об Изольде, но по ночам они овладевали им так сильно, что он не знал, как ему избавиться от них.
Его охватило жгучее желание. Он чувствовал, что она испытывает к нему точно такие же чувства, как он к ней. Рис, как искушенный любовник, не мог ошибаться, но вместе с тем никак не мог понять: что мешает ему и ей быть вместе? Может быть, всему виной его чудовищная гордость?
Он застонал от охватившего его страстного желания обладать ею. Не в силах больше выносить подобные мучения, он осторожно начал подниматься наверх, в спаленку Изольды. Три дня ожидания переполнили его чашу терпения. Он почти не владел собой. Надо было положить конец этим терзаниям.
На миг он замер перед ее дверями, прислушиваясь к тихим, глухим звукам, доносившимся изнутри. Прислонился ухом к зазору между дверью и косяком, стараясь разобрать ее слова.
– Помоги мне сделать то, что я должна…
Боже, она молилась!
– Я знаю, это грех. Да, я грешница, – шептала она сквозь тихие рыдания.
Неужели он поступит точно так же, как его грубый и необузданный отец? Неужели он ворвется к молящейся женщине, чтобы переспать с ней? Рис попятился назад. Нет, он не мог так поступить с Изольдой.
Внезапно он услышал ее приглушенные рыдания и сразу замер. Как ему хотелось войти к ней, утешить, осушить ее слезы поцелуями! Она плакала, но почему?
– Глупец, – выругал себя Рис.
Он обесчестил ее, отнял у нее свободу, каждый день клялся убить ее родных, и при всем при этом делал вид, что не понимает, почему она страдает. Как же ему поступить?
Поколебавшись, он решительно толкнул двери и вошел внутрь. Он не думал о последствиях, он вообще ни о чем не думал. Просто повиновался внутреннему порыву. В спаленке тускло горел огонек, но его вполне хватало, чтобы осветить все помещение. Изольда вскочила с постели и молча смотрела на него. На ее щеках блестели слезы, глаза давно стали мокрыми от слез, длинные волосы спутались. На ней ничего не было, кроме одной сорочки. Если он раньше только желал ее, то сейчас просто обезумел от страсти.
– Ты пришел, – в растерянности бормотала она. – Ты пришел тогда, когда я думала о тебе. Только я подумала…
– Ты молилась, – вдруг ни с того ни с сего брякнул Рис и тут же закусил губу.
Он опять свалял дурака.
Изольда покраснела и отвернулась в сторону. Да, это так, но молитвы не укрепили ее. Она по-прежнему думала о нем, хотела, чтобы он пришел к ней, вспоминала о его ласках, все время вызывая их в своей памяти. И вот он услышал ее зов и пришел… она медленно подняла на него взгляд.
