Текст книги "Похищенное сердце"
Автор книги: Рексанна Бекнел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Нет, во что бы то ни стало надо покончить с этим и освободиться из-под его влияния.
Глава 15
Представление открыл Сиду. Уморительные трюки собачки, как всегда, действовали безотказно. Атмосфера в зале стала постепенно разряжаться. Затем Гэнди спел свои комические куплеты о любви к гиганту Лайнусу. Двое пажей под руководством Гэнди показали акробатические трюки, потом наступила очередь карлика и Лайнуса. Подавленное настроение людей не только приподнялось, но сделалось веселым.
Одна Изольда стояла мрачная и сердитая. В руках у нее была гитара, и она терпеливо ждала, как и полагается прислуге, когда господин обратит на нее свое внимание.
Ее господин! Мысль, что она служанка, сверлила ее сознание, причиняя страшные муки. Она ненавидела его. Как все быстро меняется в жизни! Она смотрела на спину Риса, его плечи, черные густые волосы, но, странное дело, его внешность не только не вызывала отвращения, но привлекала, даже очаровывала ее. Смешанные чувства – ненависть и страсть – бурлили в душе Изольды, что несказанно удивляло ее. Ей вдруг захотелось пригладить его волосы… но тут она решила взять себя в руки, испугавшись того, куда могли ее завести подобные мысли.
Как жаль, что он все-таки не остался Ривиусом! Хотя она не могла лукавить с собой, даже когда она узнала, кто скрывался под личиной музыканта, ей все равно было приятно в объятиях мнимого менестреля.
Словно прочитав ее тайные мысли, Рис обернулся, их взгляды встретились, и, как обычно, горячая волна пробежала по телу Изольды, будоража и волнуя ее.
– Ты готова к уроку?!
Его слова прозвучали скорее как утверждение, чем как вопрос.
Она тяжело вздохнула:
– Нет. Более того, у меня вообще нет настроения.
– Да что ты говоришь? Ничего, сейчас мы его поправим.
Гэнди и Лайнус закончили свое представление и согнулись в поклоне, выслушивая одобрительные хлопки. Их тут же окружили юные пажи и горячо принялись расспрашивать о тонкостях цирковых трюков. Рис же не отрывал глаз от лица Изольды.
– Пошли. – Он встал, и мягкая улыбка скользнула по его лицу. – Пока ты ведешь себя благоразумно, Изольда, тебе нечего опасаться меня.
– Как я рада это слышать, – пробурчала она.
– Давай пройдем к очагу. Там удобнее всего.
Усевшись на скамье, Рис, словно случайно вспомнив, сказал:
– Спой мне ту песню, что ты пела на морском берегу.
– Какую? Я что-то не припоминаю.
– А ты постарайся. Валлийская колыбельная. Или мне надо напомнить? – Он положил инструмент ей на колени и обхватил за плечи, как бы желая дать урок игры на гитаре.
– Нет! – Изольда отстранила его руку и отодвинулась на край скамьи. – Кажется, я вспомнила.
– Вот и прекрасно.
Изольда взялась за гриф гитары и начала перебирать струны, подбирая мелодию колыбельной. Несмотря ни на что, Рис обладал над ней непонятной таинственной властью, против которой она была бессильна. Неужели она не способна сопротивляться и уже поддалась ему? Неужели мысли о той незабываемой ночи будут преследовать ее? Изольда сама не знала, как долго ее будут мучить тревожные воспоминания о своем падении.
Мать, как могла, поведала ей о супружеских отношениях, но о волнении плоти не упоминала ни разу. Так почему же ее преследовали смутные, волнующие видения? Почему ей не было покоя?
– Начинай. Может, напомнить слова? – раздался голос Риса, выведший ее из задумчивости.
– Ты слишком многого от меня хочешь, – прошептала она, не в силах справиться со своим смущением. – Мне не по себе.
– А когда ты рисовала эскиз, тебе тоже было не по себе? Впрочем, ты сама в этом призналась. Несмотря на все попытки скрыть свое настроение, твой набросок красноречивее любых слов. Страсть проступает из-под его линий. Спой мне ту песню, пусть страсть звучит в твоих словах. Может быть, тогда мы с тобой поймем друг друга.
– Хорошо, – решительно ответила Изольда. – Только дай мне немного времени, чтобы прийти в себя.
– Ладно, – усмехнулся Рис и отодвинулся в сторону.
Она согнулась над гитарой, повела пальцами по струнам, тихо замурлыкала, вспоминая мелодию, а затем запела, слегка видоизменив слова:
Усни, мое дитя, усни,
Волки в лесу, одни волки,
Они не страшны, совсем не страшны.
Пусть будут спокойны твои сны.
Усни, мое дитя, усни,
Враги в лесу, кругом враги,
Отец твой смел, врагов он победит.
Ты спи, спокойны твои…
Внезапно рука Риса легла на струны, прерывая звуки колыбельной.
– Неужели тебе не понравилась моя песенка? – не без вызова спросила Изольда.
– Не очень. Слишком уж она легкомысленна. Впрочем, сквозь нее тоже пробивается затаенная страсть. Ну-ка дай мне гитару.
Твердая рука Риса коснулась руки Изольды, и он взял у нее инструмент.
– Но я не знаю другой песни, – запротестовала Изольда.
– Ничего, сейчас я тебе напомню, – властно сказал Рис. – Ты будешь подпевать мне.
В зале установилась тишина. Из-под его рук полилась знакомая всем валлийцам мелодия народной песни. В ее простых, безыскусственных словах говорилось о холмах, долинах, быстрых реках и свежем ветре, одним словом, о свободе, столь милой сердцу любого валлийца. Изольда подпевала, но без души, каким-то скучным и вялым голосом. Некоторые из людей в зале подхватили песню, их хриплые грубые голоса, как это ни странно, успокоили Изольду. Напряжение, установившееся между ней и Рисом, невольно спало. Едва в воздухе стихли последние слова песни и звуки мелодии, она поднялась.
– Я устала.
– Ну и что? Ты ещё не выполнила всю работу. Пошли наверх.
Изольда стояла, не зная, как ей быть. Она боялась идти за ним следом, и в то же время ей хотелось остаться с ним наедине. Знакомый жар внутри заставлял ее помышлять о том, о чем она запрещала себе думать.
– Какую работу? – недовольно пробурчала она, идя за ним следом.
«Что за чушь я несу?» – мысленно спросил сам себя Рис. Ведь он хотел ее, и больше ничего. Будучи победителем, он не мог позволить себе действовать как последний негодяй. Это был его родной край. Насилие над женщинами, грабеж, попойки – все было им запрещено. Рис не хотел выглядеть в глазах местных жителей чудовищем, особенно по сравнению с Фицхью. Но она возбуждала его, и он ничего не мог поделать, он был бессилен против нее, против самого себя. Он остановился возле дверей в спальню и оглянулся. Изольда стояла на нижней площадке и настороженно смотрела на него. Мерцающие блики от горевшего на стене факела золотым сиянием переливались в ее волосах. На первый взгляд она казалась ангелом, но он-то знал, какая неукротимая натура скрывалась под этим обличьем. Рис толкнул двери, увидел разобранную кровать, и в нем опять заговорил голос плоти.
– Ты больше здесь не госпожа, – сказал он. – Я хозяин Роузклиффа. Ты моя пленница, моя добыча. Ты должна зарабатывать свой кусок хлеба, как и любая прислуга.
– Разве я сегодня не сделала всю работу? Выполнила набросок, прислуживала тебе за столом, чего тебе еще надо?
Рис, обуреваемый похотью, не сводил с нее глаз. Его взгляд был красноречивее любых слов. Изольда поняла, что он имел в виду, и попятилась назад:
– Нет-нет! Ни за что на свете…
– Ты должна постелить постель и заодно прибраться в спальне, – прервал он ее.
Вырвавшиеся слова прозвучали настолько сдавленно и хрипло, что Рис не узнал собственный голос. Он откашлялся и продолжил:
– Развесь мою одежду, почисти сапоги. Что будет дальше, поглядим.
– Я не войду внутрь спальни, пока ты здесь.
Изольда отрицательно замотала головой.
Он не ожидал, что она тут же бросится выполнять его повеление, тем не менее ее сопротивление вывело его из себя.
– Чего ты боишься, Изольда? Я вовсе не такой уж страшный.
Она глубоко вздохнула, но ничего не ответила.
– Мне кажется, что ты опасаешься не столько меня, сколько своей страстной неуправляемой натуры.
– Ты ошибаешься!
– Как сказать! Когда ты лежишь вместе с мужчиной и получаешь от этого удовольствие…
– Вовсе нет!
– Нет, получаешь. Ты буквально сгораешь от страсти. Она сжигает тебя. Это видно невооруженным взглядом.
Риса тоже трясло от желания, но он делал вид, что ему все безразлично.
– Хотя ты считаешь, что больше не следует предаваться такой порочной страсти, твое тело говорит о другом. Правда колет глаза, Изольда? Ты же боишься не моей, а собственной порочности.
Рис не знал, насколько справедливы его подозрения. Но, приглядевшись, заметил, как разрумянилось лицо Изольды, а соски ее грудей, став твердыми, проступили сквозь тонкое платье.
Черт побери! Его дружок тоже не дремал. Рис задержал дыхание, чтобы немного успокоиться.
– Ты боишься не меня, а своего собственного желания. Ладно, ступай наверх в свою комнатку. Сегодня ты свободна.
Он отступил на шаг назад и жестом предложил ей идти.
– Ступай, пока я не передумал, – пробормотал он, внутренне кипя от негодования. – Но советую, подумай на досуге о том, что я сказал. Как следует подумай и сознайся самой себе, что ты хочешь меня, только боишься признаться.
Она стояла неподвижно, словно не решаясь пройти мимо него. А ему больше всего хотелось коснуться ее, но он удержался. Нет, он должен взглянуть ей в глаза, он не сомневался, что увидит в них страсть и молчаливое признание правоты его слов – достойную награду его проницательности и сдержанности.
Наконец Изольда вздохнула, приподняла край платья и, затаив дыхание, двинулась наверх. Медленно, осторожно, ступенька за ступенькой. Смотреть ей вслед и не двигаться оказалось намного труднее, чем думал Рис. Свет факелов падал на ее раскрасневшееся лицо, на котором явственно отпечатались смешанные чувства – опасение, злость, вызов и гордость. Несмотря на все старания проявлять сдержанность, от Изольды исходила с трудом сдерживаемая страсть. Казалось, что она струится по воздуху незримыми, но вполне осязаемыми волнами, которые как будто бились о грудь Риса. Вместе с ними до Риса долетал запах желания, физической близости, тоски и сожаления, излучаемый ее телом.
Да, она хотела его. Он был прав, когда смело в лицо сказал ей об этом.
Она оглянулась на него, смущенно и вызывающе, и тут же быстро юркнула в дверь, ведущую в ее спаленку, которая как раз располагалась над его спальней.
При одной этой мысли Рис так крепко стиснул руки, что от судорожного напряжения побелели костяшки пальцев. Лучше бы она сама, по собственному желанию пришла к нему, он не хотел ее принуждать. Лучше подождать, говорил он себе. Она должна сама сделать шаг, а он, едва только заметит ее движение, тоже устремится ей навстречу. Она отдаст ему свою мягкость и нежность, а он поделится с ней своей силой.
– Святые небеса, – пробормотал он, а затем зашел в свою спальню.
Он не стал закрывать дверь на задвижку. Подойдя к стене, Рис опять принялся разглядывать дракона и поверженного волка с оскаленными клыками. Интересно, кто же из них двоих был побежден? Рис поочередно выругался на всех языках, которые знал, – английском, валлийском и французском.
Он прислонился горячим лбом к холодной стене, на которой была нарисована картина. Горько ему было в эту минуту на душе, горько и одиноко. Несмотря на победу и захват Роузклиффа, он, как ни странно, чувствовал себя скорее побежденным, чем победителем. Но почему из всех женщин ему больше всего нравилась именно она? Почему Изольда стала для него самой желанной и любимой?
Одни слуги в замке уже спали, другие ложились почивать, только Гэнди и Лайнус, сидя в углу, тихо беседовали между собой.
– Мне не хочется больше сражаться против ее семьи, – прошептал Лайнус с грустным видом.
Карлик похлопал себя по ноге, и Сиду тут же запрыгнул ему на колени, как будто ожидал приглашения. Великан, помолчав, вздохнул и продолжил:
– Он держит ее у себя, и англичане обязательно будут сражаться с ним, чтобы освободить Изольду и очистить замок. Почему бы ему не отпустить ее?
– Ты совершенно прав, заварушки нам не избежать, – кивнул Гэнди.
– Но я не хочу больше воевать.
– Ну и не надо, если у тебя, конечно, получится остаться в стороне, – съязвил Гэнди.
Лайнус почесал в недоумении затылок.
– Я не хочу, чтобы Рис так рисковал.
– Ну, это не в нашей власти. В любом случае это не от нас зависит.
– Но ведь он наш друг.
В этот миг наверху, на лестницах, возникла темная фигура и медленно продолжила спуск. Гэнди вскочил с лавки, причем ловкий Сиду тут же перескочил на колени к Лайнусу. Сделав несколько шагов навстречу призраку, Гэнди с улыбкой проговорил:
– Уважаемый Ньюлин, верить ли глазам? Откуда вы? Из его покоев или ее? А может быть, они… уже вместе?
Ньюлин, также улыбнувшись, ответил:
– Нет, они спят раздельно, но не потому, что им так хочется. Виной всему совсем другое.
Он протянул руки к еще горячим угольям, уже подернувшимся сероватым пеплом.
– Как холодно, я просто замерзаю.
– Надвигается зима, – вставил Лайнус.
– Думаю, что она в этом году будет очень холодной, – произнес Ньюлин.
– Да, не самая удобная погода для ведения осады, – заметил насмешливо Гэнди.
Морщинистое лицо Ньюлина изнутри осветилось какой-то лукавой улыбкой.
– Откровенно говоря, совсем наоборот. Чем холоднее, тем лучше для ведения осады.
Гэнди фыркнул:
– Сразу видно, как мало вы смыслите в военном деле, любезный Ньюлин.
Старый бард ничего не ответил, а лишь загадочно улыбнулся. Он еще ниже склонился перед очагом. В его голове пронеслась ироничная мысль: «При чем здесь война? Не о ней я веду речь».
Согревшись, Ньюлин направился к выходу из зала. В самом темном углу, почти невидимая, скрывалась фигура Тилло. «Не о войне я веду речь» – Тилло прочитал мысль Ньюлина и сидел в растерянности. Проходивший мимо него маг посмотрел прямо в его блестящие глаза.
Испуганный Тилло подался назад. Как он сумел уловить мысль Ньюлина? А что, если старый бард также умел подслушивать чужие мысли? Что, если он прочитал кое-какие его думы? Тилло поежился от страха: он не хотел, чтобы Ньюлин проник в глубины его подсознания, в его тайну.
Но по едва уловимым признакам Тилло понял: Ньюлину известен его секрет, он знает, что под личиной Тилло прячется Тилли, женщина. Ей стало страшно. Неужели Ньюлин откроет всем правду? Если все узнают ее тайну, что же будет дальше?
Глава 16
Миновало три дня. Ударили первые заморозки, и, как всегда, неожиданно. Между тем отношения между Изольдой и Рисом накалялись все сильнее и сильнее.
Снежная буря налетела на побережье, загоняя людей по домам, а зверей по норам. Снег белым одеялом укрыл землю, но в замке за высокими стенами, в натопленных помещениях, было тепло и уютно. Работа Изольды заметно продвинулась вперед. Картина уже поражала сочностью отдельных фрагментов – красного, желтого и фиолетового цветов, отражавших напряжение схватки волка и дракона.
Ярость сражения на стене служила наглядным, зримым воплощением другой, не менее, а, быть может, даже более яростной борьбы, которая происходила в душе Изольды. Борьба шла нешуточная, все время подхлестываемая то насмешливыми, то полными искренней похвалы суждениями Риса. Картина была почти завершена, к ее удивлению, она оказалась очень большой, яркой и впечатляющей и возбуждала нечто такое в ее душе, чему она не могла подобрать слов. К словам Риса она боялась прислушиваться, хотя в глубине души отдавала себе отчет, что он во многом прав. Впрочем, картина ей удалась, это была ее лучшая работа – мощная, красочная, выразительная.
Чудовищный дракон, изображенный в основном в темных и синих тонах, с горящими красными глазами и блестящими клыками, поражал не только свирепостью, но каким-то удивительным волшебным очарованием.
Изольда отошла на шаг назад и со смешанным чувством взглянула на дракона. По матери она была наполовину валлийка, и какая-то часть ее души с восторгом взирала на свое творение, но по отцу она была Фицхью, и волк, символизировавший их род, не очень походил на совершенно беспомощного и поверженного зверя. Борьба валлийского начала с английским, смешанная кровь Изольды, ее двойственные отношения с Рисом явственно проступали сквозь изображение, придавая ему невыразимую внутреннюю напряженность и поэтичность. Порой она задавала себе вопрос: ну почему ее мать и отец никогда не ссорились и не воевали друг с другом? Более того, их брачный союз всегда служил образцом, многие даже завидовали их любви. Увы, вопросы всегда легче задавать, чем искать на них ответы.
Картина близилась к завершению, но Изольда все чаще и чаще в задумчивости застывала перед ней, рисуя в воображении противоположный сюжет: английский волк над поверженным драконом. Волчьи клыки перегрызают длинную драконью шею – восхитительное зрелище!
Изольда украсила картину второстепенными, но весьма существенными деталями: на скалах, окружавших поле битвы, появились розы, а на заднем плане виднелись смутные очертания замка Роузклифф и люди, со страхом наблюдающие за ходом битвы. Она хотела остановиться, ведь картина, в сущности, была закончена, но непонятная сила все время подталкивала ее под руку, заставляя выписывать все новые и новые детали. Рис нисколько не возражал, напротив, ему даже нравилось столь творческое отношение к делу.
Он всегда приходил вечером, когда она заканчивала работу или даже после того, как уже успевала уйти в свою спаленку. Картина ему нравилась, об этом он говорил ей открыто в лицо. Кроме того, как бы в подтверждение своей расположенности к ней, он часто по ночам играл на гитаре и пел песни, слов которых она не могла разобрать сквозь пол, разделяющий обе спальни, но, судя по их страстному звучанию, догадаться о его подлинных чувствах было нетрудно. Изнывающей от внутреннего томления Изольде приходилось то и дело напоминать себе, кто поет эти песни: их исполняет не менестрель Ривиус, которого она полюбила, а ее давнишний, самый упорный и злейший враг – Рис.
Более недели минуло с того дня, когда Роузклифф перешел в руки Риса. Она со страхом думала о будущем. Отец, дядя Джаспер и, конечно, сам Рис были настоящими воинами, с которыми шутки были плохи. К чему могло привести столкновение между ними – об этом страшно было подумать.
Вдруг скрипнула дверь, Изольда испуганно оглянулась. Но это был не Рис, а старый дружелюбный Тилло.
– Хозяин на конюшне. Точит меч, – пояснил Тилло, входя на середину комнаты, по-стариковски шаркая ногами.
Оглядев картину с волком и драконом, он сказал:
– У тебя, дитя, настоящий дар художника.
– Я его ненавижу. Лучше бы его не было.
– Ты ненавидишь свой талант?
– И его, и это изображение.
Тилло искоса взглянул на нее:
– Но оно в самом деле удивительно впечатляющее.
Изольда бросила кисть в горшок с грязной водой так, что брызги разлетелись во все стороны.
– Вот именно, я совсем не ожидала, что у меня так получится.
– А-а, понимаю, – протянул Тилло.
– Неужели? – усмехнулась Изольда.
– Я пожил и кое-что повидал на своем веку. Есть женщины, которых сама судьба влечет на край пропасти, у них начинает кружиться голова, и они по собственной глупости падают вниз. Но почему так происходит, трудно объяснить.
Изольда замерла. Что имел в виду Тилло? Неужели он говорил о ней? Она покраснела от стыда.
– Я видел, как Рис ругал тебя, – пробормотал гость, стараясь скрыть смущение.
– Он обманул меня, – призналась Изольда. – Я по глупости поверила ему, нет, не ему, а менестрелю Ривиусу. Но теперь, когда я узнала, кто он таков на самом деле, я больше не поддамся на его уговоры.
– Слишком поздно, – обронил Тилло, рассматривая картину и, очевидно, находя в ней нечто особенное. – Слишком поздно.
Изольде стало страшно и отчего-то больно.
– Посмотрим, что будет, когда вернется отец.
– Да, вероятно, кто-то погибнет в этот день.
Изольда побледнела, и непонятно откуда взявшиеся слезы перехватили ей горло.
– Я как погляжу, тебе не очень по душе мысль, что Рис может умереть?
– Мне… мне все равно, что будет с ним.
– Зачем же лгать? – недовольно произнес Тилло, стукнув палкой о каменный пол. – Ты ведь на самом деле так не думаешь?
– Но ведь от меня ничего не зависит, – заплакала Изольда. – Они будут сражаться в любом случае.
Однако Тилло, судя по виду, не обратил внимания на ее слова. Он скинул плащ с капюшоном, затем куртку, на нем оставалась одна сорочка.
Изольда смотрела на него широко раскрытыми глазами, не понимая, что бы это могло значить.
– Может, ты хочешь искупаться? На кухне гораздо теплее, чем здесь, да и воду не придется тащить сюда, наверх.
– Дело в том, что я женщина, – застенчиво признался Тилло.
– Вот это да! – удивилась Изольда.
Менестрель протянул руку, распустил большой узел седых волос на затылке.
«Какие длинные волосы у него… у нее», – тут же поправила себя Изольда.
– Но почему ты все время пряталась под личиной мужчины? – задала вполне резонный вопрос Изольда.
Тилли тяжко вздохнула и откинула рукой прядь волос назад.
– В нашем мире женщина не может чувствовать себя в безопасности, если она одна.
– Да, я согласна, – смущенно отозвалась Изольда. – Но почему ты призналась мне, а не кому-нибудь другому? И почему именно сейчас? Война – время, как мне кажется, не совсем удобное для подобных откровений. А Рису известно?
– Мне нужна твоя помощь, – призналась Тилли, – а тебе – моя.
– Неужели Рис ни о чем не догадывается?
– Я уверена, что нет, – сухо отозвалась Тилли.
– Хотя тебе нечего его бояться.
Тилли поджала губы и задумчиво покачала головой:
– Мужчины смотрят на женщину иначе, чем на своего брата по полу. Как мужчина, пусть даже как старый, я имею какое-то влияние на окружающих, хоть и весьма небольшое, но как старуха я вообще никому не нужна. Даже если бы я была молодой девушкой, мне была бы только одна цена. – Тилли многозначительно взглянула на Изольду: – Ты понимаешь, о чем я веду речь? Я говорю о той цене, которую ты имеешь в глазах Риса.
Изольда смутилась, но быстро оправилась.
– Все-таки я не понимаю, почему ты решилась открыться именно мне, а не кому-нибудь другому. И как я могу помочь тебе?
– Мне кажется, – Тилли задумчиво всмотрелась в картину, – тебе небезразлична судьба твоего любовника.
– Он не мой любовник.
– Но по крайней мере он им был, – уточнила Тилли. – Нам обоим это очень хорошо известно. Не бойся, дитя, я вовсе не желаю его смерти. Мне кажется, что он может уцелеть только благодаря твоему посредничеству. Ты должна убежать из замка и вернуться к отцу.
Сердце Изольды подпрыгнуло и бешено забилось. Осторожно взглянув на дверь, она опять перевела глаза на Тилли:
– Ты хочешь мне помочь?
Тилли кивнула.
– Но почему?
– Я уже стара. И мне хочется окончить свой век на покое, в тепле и уюте.
– А у тебя нет семьи? Родных?
Тилли помрачнела, но глаза ее сердито заблестели.
– У меня никогда не было детей. Я два раза была замужем, но мужья прогоняли меня, потому что я не принесла им сыновей, наследников. Впрочем, какое сейчас это имеет значение? – Она сердито махнула рукой. – Мне нужно спокойное место, где я могла бы дожить остаток своих дней. Не здесь, в замке, – торопливо добавила она. – Может быть, твой дядя приютит меня у себя.
– Но почему ты не хочешь остаться здесь? – удивилась Изольда.
– У меня есть на то особые причины, – сконфузилась Тилли. – Ну, так что ты решила, дитя? Воспользуешься моим советом и поспешишь на выручку Рису или нет?
– Почему ты решила, что мой побег спасет ему жизнь?
– Потому что ты переживаешь за него.
– Ты так считаешь? Да я его ненавижу.
Тилли покачала головой и впервые за все время улыбнулась:
– Нет, ты не питаешь к нему ненависти. Он слишком тебе нравится, а ты ему. Но когда огонь вашей страсти поутихнет, когда ты увидишь, насколько мало ценит мужчина женщину, вот тогда наступит время для ненависти. Но не сейчас.
Изольда растерялась, смешалась, но быстро пришла в себя, вспомнив отца с матерью.
– Ты не права. Не все мужчины таковы. Возьмем моего отца – он до сих пор любит и глубоко уважает мою мать.
Тилли недоверчиво фыркнула:
– Неужели она до сих пор красива? Неужели он до сих пор спит с ней?
– Да, они по-прежнему любят друг друга.
– Если это правда, тогда они представляют собой исключение. Впрочем, не принимай мои слова слишком близко к сердцу. Рис не такой уж плохой человек. Он намного лучше многих мужчин, которых я знаю. Он всегда придет на помощь, таков его характер. – Тилли чуть помедлила. – И у тебя тоже точно такой же характер, ты не можешь не поддержать человека в трудную минуту.
Изольда окинула Тилли долгим испытующим взглядом.
– Не знаю, как быть, ведь главное для меня – сохранять верность семье. Это превыше всего.
Лицо Тилли сморщилось.
– Неужели ты думаешь, что я способна на предательство? Я хочу, чтобы Рис остался в живых. Именно поэтому и собираюсь помочь тебе убежать. Отговорить его от безумных затей я не в силах, он делает все для того, чтобы свернуть себе шею. Твой отец однажды уже сохранил ему жизнь, тогда его попросил об этом его брат Джаспер. Если ты, любимая дочь и племянница, как-нибудь уговоришь их обоих, может быть, и на этот раз Рису все сойдет с рук.
К заточке меча Рис относился внимательно и очень старательно. Он помнил старое мудрое правило: оружие никогда не предаст в отличие от людей. Острый меч, смазанные ножны – все это были признаки, безошибочно указывающие на опытность и ловкость воина. Но сегодня все его мысли были посвящены любимой женщине, которую он в последние дни намеренно обходил стороной.
Перед собой ему не было смысла лукавить. Может быть, поэтому он придумал хитрый план. Он специально избегал встреч с ней, чтобы пробудить в ней желание самой прийти к нему. О, с каким нетерпением он надеялся взять верх над гордой и своенравной Изольдой Фицхью!
Он вытер рукавом влажный от пота лоб и надолго задумался, рассматривая блестевший клинок. Опять неприятная правда встала перед его мысленным взором. Он старался лишний раз не видеться с ней, но почему? Да потому, что боялся не выдержать и уступить тому страстному желанию, которое она пробуждала в нем. Если бы только она догадалась о том, как сильно он ее хочет…
Нет, он ни в коем случае не вправе показывать ей истинные чувства. Ведь так можно только все испортить. Она должна видеть в нем не насильника, а любимого человека.
Рис методично точил и точил лезвие меча, пытаясь за привычными заботами забыть о душевных переживаниях. И внезапно ощутил чье-то присутствие прямо у себя за спиной. Он вздрогнул и порезал палец.
– Черт! Черт! – выругался Рис и резко обернулся назад. – Ньюлин? – удивленно вскрикнул он, прижимая порезанный палец к губам. – Ты так тихо подкрался, словно вор ночью.
– О, меня не стоит бояться! Я не плету никаких заговоров, – усмехнулся старый бард. – Можешь не размахивать мечом. Я не желаю тебе зла.
– Хотелось бы верить, – буркнул Рис, опять берясь одной рукой за точильный камень, а другой – за меч.
– Постарайся, – ответил Ньюлин.
– Зачем пожаловал?
– Я хочу поговорить о твоих друзьях, им, конечно, хорошо в Роузклиффе, но не всем.
– Что-то я тебя не пойму. К чему ты клонишь?
– Я говорю не о Глине, и не о Дэфидде, и даже не о местных жителях, я имею в виду твоих верных спутников, бродячих актеров.
Рис прислушивался к словам Ньюлина не слишком внимательно.
– Лайнус и Гэнди многое испытали на своем веку, жизнь у них была несладкая, так что сейчас они по праву наслаждаются покоем и сытой жизнью. И они преданы мне, – вдруг возвысил он голос, как бы подчеркивая, что непоколебимо верит в преданность своих товарищей.
– Конечно, конечно. В этом нет никаких сомнений, однако речь идет о Тилло.
– Тилло? – Рис вскинул глаза на Ньюлина. – Неужели ты хочешь сказать, что старик мне не верен?
Услышав нотки негодования, Ньюлин мягко улыбнулся, как бы прогоняя нелепые подозрения, которые могли возникнуть в голове у Риса.
– Я прекрасно понимаю, какой глубокий смысл скрывает в себе слово «верность». Однако у человека порой бывают личные желания, прихоти. Известное дело, у каждого своя воля. Хотя порой меня удивляет, куда она заводит человека.
Ньюлин зябко поежился. Рис что-то буркнул, не отрываясь от дела. Бард медленно повернулся, намереваясь идти по своим делам, но Рис, опомнившись, задал волновавший его вопрос:
– Скоро ли сюда пожалует Фицхью?
Ньюлин задумчиво уставился в полумрак конюшни.
– Очень скоро.
– Значит, ему уже известно о том, что здесь произошло?
Бард лишь молча кивнул и принялся по привычке раскачиваться из стороны в сторону. Рис терпеть не мог этой привычки Ньюлина, она его почему-то выводила из себя.
– Будь осторожен, молодой человек. У тебя благие намерения, но так может получиться, что цели ты не достигнешь.
– Посмотрим, – отрезал Рис, сердито глядя на барда.
Кого-нибудь другого такой взгляд испугал бы. Но только не Ньюлина.
– Конечно, ты вырос, возмужал. Теперь ты сильный и доблестный воин. Однако будь осторожен. Не забывай, что ты сын ап Овейна.
– И всегда им останусь! – сердито сказал Рис, взмахнув наточенным мечом.
– Что верно, то верно, – ничуть не испугавшись, ответил Ньюлин. – Я молюсь лишь об одном: чтобы твоя воля прислушивалась к голосу разума.
Увидев посланца, подходящего к мужу, Джослин слегка поморщилась. Неужели очередное приглашение на званый обед? Или просьба о денежной помощи? Или очередное собрание политических единомышленников? Хотя они были в Лондоне всего три дня, но столичная суета ей начинала надоедать. Разговоры, собрания, совещания, казалось, всему этому никогда не будет конца.
Придворная жизнь только издали выглядела заманчивой и привлекательной. На самом деле она оказалась скучной и бессодержательной. Но как ей объяснил муж, все со временем должно было утрястись. Молодая королева Элеонора внимательно следила за порядком, целиком и полностью разделяя властные устремления мужа, и всеми силами стремилась подчеркнуть достоинство королевской власти.
– Далеко ли вы собрались? – спросила Ронуэн, шутливо толкая Джослин в бок.
– Будто не знаешь? Сегодня вечером нас пригласили на прием к королеве. Наверное, посланец хочет сообщить, какое место за столом нам отведено, чтобы никого не обидеть.
Ее сарказм угас, как только она увидела помрачневшее лицо мужа. Неожиданно Рэнд вскочил и схватил посланца за грудь.
– Как это произошло? Ведь Роузклифф неприступен!
– Да, милорд. Но он всех обхитрил.
– Осборн не так глуп, чтобы дать себя провести.
– Рэнд! Что случилось? – испугалась Джослин.
Он повернул к ней свое покрасневшее от гнева лицо:
– Роузклифф захвачен. Изольда в плену.
– Но она жива и здорова, – торопливо вставил гонец. – Кроме того, почти не было пролито крови, никто не погиб при захвате замка.
– Моя дочь! – Джослин схватила мужа за руку. – Скажи мне, что с ней?
– Этот сукин сын Рис ап Овейн захватил Роузклифф. – Рэнд не говорил, а словно выплевывал слова. Отведя глаза от съежившегося от страха гонца, он обернулся к брату: – Зачем я только послушался тебя? Мне следовало убить этого щенка десять лет тому назад.
