Текст книги "Сердечные струны"
Автор книги: Ребекка Пейсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Ее искренность сдавила ему горло – ему никогда не приходилось знать женщины, подобной ей, которая доверяла бы ему настолько, что говорила правду о своих чувствах.
– Теодосия, – начал он, лаская ее грудь и гладкую кожу живота, – удовольствия только начались.
Она подняла руку и прижалась пальцами к твердым мускулам под его соском. Очарованная его силой, заскользила рукой вверх, по его массивному плечу, длинным черным волосам и вниз, по выпуклым мускулам руки.
Ее прикосновение едва не свело его с ума – низкий стон напряженной потребности вырвался из его горла, он продолжал бороться за последнюю каплю самообладания, которую еще мог отыскать в буре желания, бушующей внутри него.
С трудом сдерживая страсть, Теодосия уронила ладонь с его руки.
– Ты не допустишь, чтобы я забеременела. – Она заглянула в его глаза, ища подтверждения, что он этого не сделает. – Ведь нет?
– Нет. – Слово слетело с его губ на горячем коротком выдохе. – Сейчас ты девственница и обещаю, по-прежнему будешь ею, когда я закончу. Есть способы.
Его утверждение смутило и в то же время возбудило ее.
– Какие?
Не отпуская ее взгляда, он развязал тесемки ее трусиков и медленно спустил их по ее гладким белым ногам.
Тень беспокойства пробежала по ее векам, когда спала последняя одежда. Она лежала перед ним обнаженной и никогда в жизни не чувствовала себя такой уязвимой и неуверенной.
Роман увидел тревогу, отразившуюся в ее глазах, и смягчил ее глубоким и медленным поцелуем, который заставил ее снова извиваться под ним, только тогда он поднял голову и охватил взглядом нескрываемое великолепие ее тела.
Он не мог говорить, затаил дыхание – только смотрел.
Никогда не видел такого совершенства. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем вернулся дар речи.
– Прекрасная, – прошептал он, – Боже, ты такая прекрасная, Теодосия.
От нее не ускользнула искренность в его глазах: она сияла всей интенсивностью звезды, на которую он ей однажды указал. Крайне тронутая, девушка почувствовала, как ее глаза наполнились слезами.
Едва увидев их, Роман застыл, остановленный старыми и неприятными воспоминаниями, нахлынувшими на него. Но дурные воспоминания тут же исчезли, когда Теодосия повернулась к нему, прижимаясь к его телу в немой мольбе об удовольствии, которое было обещано.
Положив руку на бедро, Роман мягко повернул ее на спину, медленно, готовый в любой момент успокоить девушку, если вернется беспокойство, провел рукой по внутренней стороне бедра и погладил бархатную плоть, а большой палец проник в шелковистые тайники ее женственности.
Теодосия едва не упала с кровати – короткие, но настойчивые волны наслаждения пронзили ее, и она изогнулась навстречу обещанному блаженству.
Наблюдая за игрой нарастающего восторга, отражавшегося на ее лице, Роман проник в нее двумя пальцами – в тот же миг его собственное желание заколотилось, заставив стиснуть зубы.
Боже – какая плотная, горячая и влажная.
А он вырывался из бриджей.
– Это, – выдохнул он, – лишь намек на то, что такое заниматься любовью.
Удивление подбросило ее, когда его пальцы начали пульсирующие движения внутри нее.
– Роман, – она простонала его имя и потянулась к нему.
Его широкая грудь коснулась ее груди, а волосы упали на шею и живот, глубоко в ней замерцала первая искра блаженства – она ахнула, когда незнакомые ощущения возросли, но нежный взгляд глаз Романа убеждал, что он понимает ее чувства и полностью контролирует все происходящее. Не размыкая взглядов, она отдалась его власти, приподняла бедра к его руке – источнику немыслимых ощущений, пробуждающихся внутри нее.
Удовлетворение нарастало: что-то неповторимо прекрасное рождалось в глубинах ее женственности. Напрягшись от ожидания, когда чудесные чувства медленно растекались в каждую часть ее тела, она осознала, что ощущения достигнут апогея и именно Роман вел ее к этой чувственной вершине.
А потом она достигла ее. Теплое и мягкое удовольствие быстро усиливалось, словно цветок, открывающийся великолепию солнца, – слишком прекрасный, чтобы постичь его, – расцвел внутри нее. Она приняла ощущение в полном благоговении, дрожа всем телом от восторга.
Теодосия долго лежала без движения, окутанная нежностью, созданной Романом, когда блаженство, такое искусное, растворилось в мягкий сладостный пульс, оставивший ее настолько удовлетворенной, что она не могла придумать ничего другого, чего можно было еще хотеть в этом мире.
Улыбка тронула ее губы, когда увидела, что Роман наблюдает за ней, следя за каждой эмоцией и чувством, отражающимся на ее лице. Он выглядел таким же счастливым, какой она себя чувствовала, и его удовлетворенность каким-то образом еще больше усилила ее радость.
– Роман, – прошептала она. Переполненная чувством, она погладила твердые мускулы его спины и начала целовать его плечо, грудь и шею.
Ее нежные невинные ласки пробудили в нем желание держать ее вот так всегда и никогда не отпускать. Вместо этого он убрал от нее свою руку и, прижимаясь губами к ее влажному лбу, размышлял над тем, что доставил ей удовольствие, – дал ей вкусить чувственного наслаждения, стал ее первым мужчиной, сделавшим это.
А это для него оказалось больше, чем он мог признаться сам себе.
Роман сел, усадил ее на колени, прижав к груди, – не получившее выхода желание продолжало терзать его, но он не замечал его, сосредоточившись на прекрасной женщине в своих руках.
– Скажи, что не жалеешь, Теодосия, – попросил он тихо, но требовательно.
Искра сомнения, которая скользнула в его глазах, породила в ее сердце нежность. Не сказав ничего, не отрываясь, она смотрела, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку, каждый изгиб и тень на его лице.
Роман значил для нее так много, что стал чем-то особенным. Она не могла объяснить, почему испытывала такую нежность к мужчине – Роману Монтана, как и не отрицала своей привязанности к нему. Еще труднее было представить, как будет чувствовать, когда настанет день их расставания.
– Теодосия?
Нежно коснулась она ямочки на его подбородке, затем погрузила пальцы в прекрасные волосы воронова крыла.
– Скажи, я разрешила называть меня по имени? Он усмехнулся.
– Мисс Уорт и занятия сладостным искусством страсти как-то не укладываются в моей голове, а как насчет тебя? Тоже ведь называла меня по имени.
– Ты знаешь, – пробормотала она, не убирая руку из его густых волос, все еще охваченная наслаждением, – имя Роман происходит от латинского слова Romanus и означает «человек из Рима».
– Не спорь со мной, имя Теодосия происходит от латинского слова Theoknowsia, которое означает «человек, который все знает».
Она опустила руку к его груди, прочертила медленные круги вокруг его сосков.
– Теодосия по-гречески – «божественный дар»: моей сестре Лилиан было шестнадцать, когда родители отчаялись иметь еще детей – мое рождение они сочли подарком с небес. Так я получила это имя.
Ее объяснение застигло его врасплох: как мало она рассказывала о своем прошлом; хотя достаточно сделала предположений о его детстве, но не захотела поделиться с ним своими воспоминаниями. Он решил, что было бы забавно вызвать ее на столь откровенный разговор.
Но не сейчас – позже, когда удостоверится, что не жалеет о произошедшем.
– Я задал вопрос, а ты не ответила.
Она положила голову ему на плечо, удивляясь, что оставалась совершенно обнаженной и не испытывала ни стыда, ни робости.
– Нет, Роман, не жалею. Удовольствие удовлетворило мою физическую потребность, равно как и любопытство, которое продолжало возрастать с тех пор, как ты впервые упомянул о важности сексуального удовлетворения. Ты снова научил меня чему-то, чего я не знала, и за это я тебе искренне благодарна.
Как и раньше, ее признательность нашла отклик в его груди, заставив сильнее биться его сердце.
– Почему ты плакала, Теодосия? – спросил он, продолжая гладить рукой теплую ложбинку между грудями.
Теодосия вспомнила, как ее глаза наполнились слезами, впервые услышав его искреннее восхищение, никогда не подозревая, как много эти слова будут значить для нее. В самом деле, до встречи с Романом, занимаясь одной учебой, она не задумывалась над своей внешностью. Улыбнувшись, почувствовала, как уголок ее рта растянулся по его гладкой коже.
– Плакала потому, что ты сделал меня счастливой, Роман. Самой счастливой за всю мою жизнь.
Ее упоминание о счастье, впервые услышанное им от женщины, усилило то неудовлетворенное чувство, которое он ощущал в себе.
А когда Теодосия, доверчиво уткнувшись ему в грудь, успокоилась в его руках, он подумал: «Какое счастье – быть с ней рядом».
ГЛАВА 10
Привязав Секрета к повозке, Роман направлял мустанга по освещенной луной пыльной дороге. Теодосия крепко спала рядом с ним – как и обещал, он увез ее из Киддер Пасс в середине ночи. Спросонья она не возражала, а лишь делала все машинально.
Добравшись до городка Уайт Крик на рассвете, он отнес ее в гостиницу – она так и не проснулась, даже когда снимал с нее одежду и укладывал на кровать; позаботившись о повозке и лошадях, присоединился к ней и быстро уснул.
Проснувшись через несколько часов, Теодосия поняла, что находится в незнакомой комнате, без одежды, на кровати рядом с Романом. Первой ее мыслью был испуг: он тоже обнажен, как и она, – но, осмотревшись, убедилась, что это не так.
– Что такое Тибет? – спросил Иоанн Креститель из своей клетки, которая стояла на маленьком столике у окна. – Земля великанов? Кто, черт возьми, эта Ингрид?
Теодосия понаблюдала, как попугай выплескивает воду на подоконник. Где же они? – гадала она, разглядывая маленькую, но чистую и хорошо меблированную комнату, и вспомнила, как Роман разбудил ее в Киддер Пасс, объявив, что надо сбить Джистеров со следа, а потом длинную темную дорогу; кроме этого, ей ничего не припомнилось из событий прошлой ночи.
Вглядевшись в лицо Романа, решила, что беспокоиться не о чем: с ней ничего не случилось, осталась в целости и сохранности – Роман позаботился.
Согретая такими мыслями и жаром его тела, она увидела его шляпу и портупею, висевшие на вешалке у двери, – знакомое зрелище вызвало улыбку. Закрыв глаза, поймала мысль, пробившуюся словно сквозь мягкий туман благодаря солнечному свету, И задумалась: а что, если просыпаться рядом с Романом каждое утро весь остаток жизни?
Выйти за него замуж?
Ее глаза расширились – ахнула так внезапно, что едва не задохнулась, резко отодвинувшись от него, встряхнула головой, отгоняя от себя нелепые мысли.
– О, Теодосия, – прошептала она, – выйти за него?
Одно дело наслаждаться компанией и вниманием Романа, беспокоиться о внутренних ранах, нанесенных ему печальным прошлым, чувствовать теплоту по отношению к нему; совсем другое – мечтать о том, чтобы стать его женой.
Боже милостивый, что же это с ней происходит? Грезить среди бела дня – это совсем не похоже на нее; такие причудливые мысли не имеют под собой никакой почвы, а ей всегда казалось, что твердо стоит на земле обеими ногами.
Сходит с ума, вот что; настолько обольстилась комплиментами этого ослепительно красивого мужчины и его страстью к ней, так тронута теми нежными чувствами, которые у нее пробудились, что совершенно забыла о своих важнейших целях.
Решимость с новой силой проснулась в ней.
Пришло время действовать, чтобы осуществить планы, помнить о ребенке для Лилиан и Аптона, полностью сосредоточиться на поисках мужчины, чей ум и интеллект соответствовали бы Аптону. И к тому же, как можно забыть о своей мечте отправиться в Бразилию? И потом, в планах Романа ей нет места – он не собирался обзаводиться семьей; предел его желаний – лошадиное ранчо!
О Боже, их отношения зашли слишком далеко.
Она села и, стараясь не разбудить Романа, на четвереньках подвинулась к краю кровати.
Ее круглая, белая попка привлекла внимание Романа, когда он открыл глаза: Боже, какое замечательное начало дня! Потянувшись, вернул ее обратно, к себе в кровать.
– Роман, отпусти меня немедленно. – Упершись обеими руками ему в грудь, она отталкивалась изо всех сил.
Неподдельный гнев, прозвучавший в ее голосе, сбил его с толку. Держа ее за плечи, он не размыкал рук.
– Что…
– Я хочу одеться и приступить к исполнению своих планов…
– Ты даже не знаешь, где ты, Теодосия. Какие ты можешь строить планы?
– Уже построила. – Она не смотрела ему в глаза, зная, что если сделает это, то снова забудется. – Не имеет значения, что не знаю, где я. Какой бы ни был это город, уверена, что здесь есть почтовая контора, где можно напечатать и расклеить циркуляры. Если все пройдет хорошо, уже вечером смогу проводить собеседование.
Он уже не находил ее объявления о любовнике такими забавными, как раньше. Отпустив ее, лег на спину и уставился на медную вешалку у двери.
Теодосия встала с кровати, открыла одну из своих сумок и быстро набросила шелковый халат.
– Мы спали вместе, в одной кровати. – Она взглянула на него и тут же пожалела о сказанном.
Длинные иссиня-черные волосы Романа растекались по подушке, лежали на матраце, представляя удивительный контраст с белизной простыней.
Его атлетическая фигура не переставала изумлять ее: даже оттуда, где она стояла, была видна каждая выпуклость мускулов, каждая мужественная линия крепкого длинного тела – одно бедро, пожалуй, казалось таким же, как ее талия!
Она не могла понять, как это они вдвоем помешались на кровати, когда его тело заполняло ее полностью.
– Было поздно, когда мы приехали сюда, – сказал Роман, продолжая смотреть на вешалку, но чувствуя на себе ее взгляд. – В комнате только одна кровать, и я не собирался спать на полу.
– Незачем было снимать с меня одежду.
– Ты не возражала, когда я снимал ее вчера. – Он свесил ноги с кровати и встал.
Ее сердце забилось, заполняя всю грудь. Завороженная грацией этого зрелища, она лишь зачарованно смотрела, как он приближается.
– Ради Бога, Теодосия, скажи, что случилось между вчерашним вечером и сегодняшним утром, почему ты так себя ведешь?
– Мечтала о том, чтобы стать твоей женой.
– Ответь мне!
– Я не уделяла достаточно времени и сил своим планам, и не кричи на меня. – Взволнованная, она сложила руки на груди, опустила их, затем снова сложила.
– Когда я… с тобой… – она запнулась, барабаня пальцами по рукам, – то забываю о своих целях. Честно признаюсь, мне очень приятно твое внимание, и, как сказала уже вчера, не могу устоять против твоих сексуальных чар. Но не имею права и не должна забывать о своих стремлениях. Ребенок Лилиан и Аптона…
– Ты говорила, что не жалеешь о том, что случилось вчера. – Он бросал в нее эти безжалостные слова, словно больно бьющие камни.
Она опустила взгляд.
– Не жалела. И не жалею. Но было крайне опасно с моей стороны позволять тебе такие вольности. Оглядываясь назад, сознаю, что моя готовность заставила тебя поверить, что мы продолжим такие интимные отношения, что совсем не так. Прошу прощения за то, что ввела тебя в заблуждение.
Он не понимал ее извинений, хотелось снова держать ее в своих руках.
– Роман, понимаю, почему ты спал со мной этой ночью, но вскоре придет время, когда… Как только выберу мужчину для зачатия ребенка… – Она подняла глаза и встретилась с его взглядом. – Когда найду его, тебе придется спать в другом месте, и скажу, что потребуется больше, чем одна ночь, – не собираюсь потерпеть неудачу в своих стремлениях и буду пользоваться услугами мужчины до тех пор, пока не забеременею.
Глаза Романа так сузились, что он едва мог видеть. Тысячи мужчин жили в Техасе, и не все они были такими, как тот грязный сукин сын, которого он выбросил в окно в Уайлд Виндз. Вполне возможно, что действительно найдется подходящий кандидат.
– Ты понимаешь, Роман?
Его рот скривился, но он совладал со своим гневом.
– Понимаю, Теодосия. – Быстро оделся.
– А теперь скажу тебе кое-что, ты, надеюсь, поймешь, – сказал он, застегивая ремень на бедрах. – Твои планы – твое дело. Единственное, что меня волнует, – получить остальные деньги, которые нужны мне для ранчо.
– Прошу прощения? Но у тебя уже есть деньги, чтобы купить…
– У меня еще нет лошадей, – огрызнулся он. – Как можно называть ранчо лошадиным без лошадей? Заплатишь мое жалованье, когда придет время, и мне наплевать, пользуйся услугами хоть каждого гения от Штатов и до Китая. Вышел из комнаты, хлопнул дверью, направляясь в салун.
Принял виски на завтрак, еще виски на обед, а к тому времени, когда изрядно накачался и оставил салун, циркуляры Теодосии уже висели на каждом столбе в Уайт Крик.
Хотя группа мужчин за дверью ждала спокойно, Теодосия не собиралась начинать собеседование до тех пор, пока не вернется Роман.
Как он мог так с ней поступить, спрашивала она себя в тысячный раз с тех пор, когда начали появляться кандидаты. Неужели забыл, что нанят как телохранитель? И ведь уже получил сто долларов вперед!
Теодосия подошла к окну, вглядываясь в пыльную улицу внизу, но не увидела никаких признаков безответственного повесы – гнев растекался по ней, словно медленно действующий яд.
От внезапного стука в дверь она вздрогнула, испугавшись, отвернулась от окна, стискивая лиф платья.
– Я уже объявила, что собеседование еще не началось, – крикнула она тому, кто барабанил в дверь. – Если вы только потерпите еще немного…
– Это я! Открой эту чертову дверь!
При звуке низкого голоса Романа облегчение наполнило каждую ее клеточку, она неспешно впустила его в комнату.
Как только открылась дверь, один из кандидатов протиснулся вперед.
– Мы пришли первыми! Почему вы открываете ему?
Прежде чем Теодосия успела ответить, Роман выхватил свой кольт и ткнул им между глаз мужчины: медленно, словно наслаждаясь каждой секундой напряжения, взвел курок.
– Могу позаботиться о том, чтобы ты никогда не вошел.
Встревоженная жестокостью поведения Романа и его угрозой, Теодосия попыталась понять, что с ним. Он не был склонен использовать силу, если не видел в этом необходимости, но угрожать убийством – совсем не похоже на него.
– Роман, – мягко произнесла она, положив руку ему на плечо, – он только хочет, чтобы соблюдалась очередность, и это не причина, чтобы убивать его.
Он опустил пистолет и вошел в комнату.
Теодосия почувствовала запах виски – от него несло как из бочки! С вновь нахлынувшим гневом девушка наблюдала, как он открыл клетку Иоанна Крестителя и вынул попугая. Затем сел на кровать и, прислонившись спиной к стене, усадил птицу на колени и начал гладить ее по голове.
Теодосии ужасно хотелось сказать ему все, что она о нем думает. Как он посмел напиться! О, она выскажет ему все, только закончит собеседование!
Взмахом руки пригласила в комнату первого претендента, высокого голубоглазого мужчину с вьющимися черными волосами.
– Пожалуйста, садитесь, сэр, – сказала она, указывая на два мягких кресла у окна.
Как только мужчина сел, Роман начал беседу с попугаем.
– Итак, птичка, что ты знаешь?
Иоанн Креститель поклевал пуговицу на рубашке Романа.
– Сэр, вы видите мои ноги.
Роман взглянул на тощие птичьи ноги.
– М-да, и они чертовски сексуальны.
– Роман, – вмешалась Теодосия, – пожалуйста…
– Вы тоже получаете удовольствие от мацерирования, мистер Монтана? – спросил Иоанн Креститель, поднимая правое крыло.
Роман кивнул.
– При каждом удобном случае. И как бы часто я этим ни занимался, я не ослеп и не сошел с ума, и у меня не выросли волосы на ладони.
Подавив ярость, Теодосия села в кресло и обратила внимание на кандидата.
– Могу узнать ваше имя, сэр?
– Эндрю Колби.
– Итак, мистер Колби, вижу, что вы соответствуете физическим требованиям, поэтому перейдем к интеллектуальным…
– Вы, мисс Уорт, самая сладкая из всего, что я когда-либо пробовал, – объявил Иоанн Креститель громким голосом. – Во время поцелуя мужчина должен начать ласкать грудь женщины.
Роман застучал о кровать кулаками и бурно расхохотался.
Рот Эндрю открылся так широко, что Теодосия услышала, как хрустнула челюсть.
– Мистер Колби, пожалуйста, постарайтесь не обращать внимания на эти два раздражителя на кровати и покажите мне широту вашего академического образования.
Эндрю открыл рот и на мгновение задумался.
– Начал ходить в школу здесь, в Уайт Крик, в четырнадцать лет отец послал меня в школу для мальчиков в Иллинойсе в надежде, что буду изучать медицину, но к тому времени, когда исполнилось восемнадцать, я понял, что хочу поступить в юридическую школу. К несчастью, у отца не хватило денег, чтобы продолжить учебу. Вернулся в Уайт Крик и сейчас работаю в качестве помощника адвоката. Узнал многое о законе, работая на этой должности, но не скопил достаточно денег, чтобы заплатить за образование. Вот почему откликнулся на ваше…
Роман прервал его громким исполнением «Дикси». Иоанн Креститель подхватил песню, но на совершенно другой высоте, в результате получилась режущая слух какофония.
Теодосия достигла пределов терпения – соскочив с кресла, направилась к кровати, но прежде, чем первое слово возмущения слетело с ее губ, кто-то распахнул дверь с такой силой, что та ударилась о стену.
По-солдатски отчеканивая каждый шаг, в комнату вошла женщина средних лет в черном шелковом платье и с разъяренным выражением на лице. Войдя, повернулась к двери и ткнула пальцем в пятерых мужчин, ожидающих в коридоре.
– Брики Борден, вот погоди-ка, расскажу Сисси, что ты был одним из тех, кто ответил на отвратительное объявление этой мисс Уорт! Теперь Сисси никогда не согласится выйти за тебя замуж! А ты, Хоган Грэппи, можешь не сомневаться, что Айрис очень скоро узнает о твоих вечерних занятиях и вышвырнет тебя из дома еще до ужина! И ты, Клевой Дертер! Твоя мать услышит об этом, как и твоя, Руфус Гарди!
Мужчины в коридоре исчезли, так же, как и Эндрю Колби.
С недобрым предчувствием Теодосия подошла к женщине, ворвавшейся в комнату, и присмотрелась к ней: седые волосы стянуты в такой тугой узел, что кожа на лице натянулась, на носу, длинном, тонком и остром, – на самом кончике примостилась черная бородавка, а морщинистый рот так выпячивался, что, казалось, она только что выпила уксуса.
– Кто…
– Я мисс Эдит Фоулер, и мой брат, Кэмпбелл, мэр Уайт Крик. Десять минут назад, выйдя с репетиции церковного хора, увидела и прочла один из ваших мерзких циркуляров и пришла потребовать, чтобы вы немедленно покинули Уайт Крик. Мы не терпим женщин вашего сорта. Уверена, мой брат поддержит мое требование, поэтому поторопитесь!
Иоанн Креститель спрыгнул с кровати и заковылял по полу, остановившись прямо перед мисс Фоулер.
– Даже если я закрою глаза и уши, все равно буду знать, что нахожусь рядом с вами, потому что чувствую ваш запах, – сказал он.
Совершенно не заботясь о происходящем, Роман сбросил сапоги, не переставая ухмыляться.
Теодосия бросила на него гневный взгляд, затем повернулась к чопорной, жеманной и не в меру щепетильной мисс Фоулер.
– В мои намерения не входит потревожить чувствительность людей, проживающих в Уайт Крик, мисс Фоулер. Если вы узнаете все обстоятельства, которые побудили меня напечатать это объявление, уверена, вы позволите мне остаться в вашем городе.
Пожалуйста, садитесь, и я объясню вам свою отчаянную ситуацию.
Любопытство и возможность получить свежий материал для сплетен с дамами швейного кружка в Уайт Крик слегка смягчили мисс Фоулер. Она натянуто кивнула и прошла, чтобы сесть в одно из кресел у окна.
Иоанн Креститель последовал за ней, остановившись у носков ее туфель.
– Я никогда не спала без ночной рубашки и не собираюсь этого делать.
Роман снова хихикнул.
– Ты никогда не ощущал прохладных простыней на своей коже э… перьях? – науськивал он попугая, не обращая внимания на гневный взгляд Теодосии.
Птица вытянула шею к мисс Фоулер.
– Я лишь экспериментирую со своими чувствами. Сейчас ты девственница, и обещаю, по-прежнему будешь ею, когда закончу.
Роман снова скрючился от смеха, а Теодосия закрыла глаза и сосчитала секунды в попытке сохранить самообладание.
– Мисс Фоулер…
– В жизни не была так шокирована, – сказала мисс Фоулер, сдвинув серебристые брови. Она отодвинула ноги от попугая, довольная, что ее юбки прошуршали по птичьей голове. Напуганный Иоанн Креститель подпрыгнул в воздух, хлопая крыльями, попытался залететь к мисс Фоулер на колени. Действуя автоматически, она подняла руки, чтобы отогнать его, попугай увернулся от ее размахивающих рук и прыгнул на спинку кресла. Почувствовав себя теперь в большей безопасности, наклонился, приблизив клюв к самому уху мисс Фоулер, и произнес:
– Я никогда не видела пенис.
С белым, как мел, лицом мисс Фоулер ухватилась за подлокотники кресла и стиснула их так сильно, что хрустнули суставы.
– Не могу найти в себе силы отказать в удовольствии твоего прикосновения, – продолжал Иоанн Креститель, потираясь головой о ее висок. – Это лишь намек на то, что такое занятия любовью.
Мисс Фоулер вскрикнула.
Со звоном в ушах Теодосия поспешила забрать своего попугая. Держа его под рукой, посмотрела на мисс Фоулер и начала извиняться.
Но Иоанн Креститель еще не закончил высказываться.
– Полагаю, вы ищете телохранителя, мисс Уорт? Немалое время должно быть уделено мужчиной для подготовки женщины к виду его наготы.
Прижав сумочку к своей отвисшей груди, мисс Фоулер соскочила с кресла и едва не упала, торопясь не слышать больше такого непристойного разговора.
Роман не мог сдержаться – хохотал так сильно, что подводило живот.
– Как ты мог? – возмутилась Теодосия. – Только этим утром я повторила важность моих целей, и, тем не менее, ты не обратил никакого внимания на то, что тебе сказано. Напротив, счел допустимым утопить себя в спиртном, и когда вернулся, то сделал все возможное, чтобы испортить собеседование.
И чтобы еще больше усугубить и без того неприятное положение, не предложил мне помощи с этой хлопотливой мисс Фоулер. Зная, что Иоанн Креститель не прекратит своего передразнивания, раз уж начал, сделал все что мог, чтобы ввести его в это состояние болтливости!
Роман наблюдал, как вздымается ее большая, полная грудь.
– Иди сюда, – сказал он голосом, выдававшим его чувственное намерение.
Она осталась там, где стояла, рядом с креслом, на котором сидела мисс Фоулер.
– Сколько виски ты выпил?
– Шестьдесят четыре с половиной бутылки. Теперь иди сюда.
От его издевки и провала задуманных смотрин будущего отца ребенка гнев Теодосии возрос.
– Я покидаю Уайт Крик. – Она удивлялась ярости своего голоса, но видела, что это не произвело впечатления на Романа. Этот нахал растянулся на кровати и закрыл глаза!
– Да, мы отправимся через минуту, – пробормотал он. В голове у него шумело от воздействия виски. – Начинай собирать вещи.
И вскоре раздался храп, отдававшийся по всей комнате. Словно удар топора, ярость поразила ее с такой силой, что она едва не задохнулась.
Через десять минут все ее вещи были упакованы, еще через десять несколько служащих отнесли багаж вниз. Подготовка к отъезду лошади и повозки заняла еще десять минут. Через полчаса после того, как Роман захрапел, Теодосия выехала из города.
* * *
Роман проклинал темноту ночи – без луны, освещающей дорогу, нельзя было отыскать следов Теодосии. С раскаянием и дурными предчувствиями, грызущими его изнутри, он продолжал двигаться на юго-запад, туда, по словам конюшего, поехала Теодосия. Продвигаясь в тяжелом ночном тумане, выкрикивал ее имя, но безрезультатно.
Так прошел весь остаток ночи, а когда рассвело, то тоже не оказалось никаких ее следов – поток нескончаемых ругательств оставил у него во рту привкус ржавчины. Развернув Секрета, проехал около пяти миль, прежде чем заметил отпечатки колес повозки. Шелуха подсолнуха подсказывала ему, что отыскался след Теодосии. И час спустя нашел ее спящей под повозкой, и как раз вовремя.
Стая койотов тесно окружила повозку, уткнувшись носами в землю. Несколько хищников отделяло всего ничего от того места, где она лежала; другие подкрадывались к лошади, привязанной к повозке. Роман моментально осознал, что если выстрелит в койотов, то напугает лошадь, которая уже проявляла признаки паники. Если мустанг рванется, привязь не выдержит, повозка переедет Теодосию.
Единственное, что можно сделать, – успокоить лошадь до того, как она поймет, что происходит, и надо поторопиться.
К счастью, в скорости его Секрет не уступал никому – в одну секунду огромный серый жеребец, отозвавшись на приказ хозяина, рванулся вперед. Когда его конь помчался прямо на волков, Роман, как никогда, оценил то доверие, которое испытывало к нему животное.
Большинство койотов разбежались, но самые храбрые остались, чтобы не упустить добычу. Не сводя глаз с мустанга и не упуская из виду разъяренных хищников, Роман спрыгнул с седла и схватил уздечку лошади прежде, чем та успела испугаться. Выхватив кольт, приготовился стрелять в койотов.
Но не успел он сделать первый выстрел, как мустанг встал на дыбы. Роман с трудом удержал повозку.
Проклятие, нельзя стрелять! Голодные волки подобрались слишком близко к Теодосии – рисковать нельзя. Делая все возможное, чтобы успокоить мустанга, он выстрелил в воздух, отшвыривая ногой камни и криком пугая голодных зверей.
Теодосия моментально проснулась, и крик ужаса вырвался из ее горла: сердце колотилось от страха, ломило в висках. Она резко поднялась, забыв; что находится под повозкой. Ударившись головой о твердое дерево, ощутила головокружительную боль, в глазах потемнело. Последнее, что сумела разобрать, прежде чем потерять сознание, – кто-то выкрикивал ее имя.
– Теодосия! – еще раз крикнул Роман. Он слышал ее крик, но под повозкой не мог ее видеть. Испугавшись, что ее могут покусать, швырнул пистолетом в стаю крадущихся койотов.
Самый крупный из волков взвыл от боли и, поджав хвост, повернулся и побежал в дубовую рощу, другие звери потрусили вслед за ним. Роман понял, что угодил в вожака.
Как только звери убежали, мустанг начал успокаиваться. Роман длинно, пронзительно свистнул, подзывая Секрета, – жеребец остановился рядом с мустангом. Рассчитывая, что присутствие жеребца окончательно успокоит мустанга, Роман побежал к повозке и бросился под нее, зацепив в спешке клетку с попугаем, но не обратил на это внимания.
– О Боже, – прошептал он, внимательно оглядев Теодосию и увидев кровь у нее на виске. Осторожно вытащив ее из-под повозки, поднял на руки. Поборов волну тревоги, Роман отнес ее к краю рощи и положил на мягкую постель из влажных от росы листьев.
Судя по большой красной шишке, распухавшей у виска, он понял, что она не была укушена койотом, а ударилась головой, вероятно, когда пыталась сесть под повозкой.
Не обнаружив других повреждений, быстро развел большой костер, помня, что, если волки оставались поблизости, пламя удержит их от нападения. Вытащив кое-что из медицинских запасов, которые он держал в седельной сумке, обработал рану Теодосии: промыл чистой водой, заварил в котелке ветки полыни и листья ореха; когда отвар остыл, приложил к ране повязку, смоченную в пахучем отваре, и с облегчением вздохнул – опухоль начала спадать.
