Текст книги "Бесконечные дни"
Автор книги: Ребекка Мейзел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Мне хотелось сбежать, вывернуться наизнанку – что угодно, лишь бы избавиться от гнусного огня, сжигающего меня изнутри. Сжав кулаки, я попыталась излить смятение одним протяжным вздохом, поперхнулась и закашлялась. Взгляд мой упал на фотографию, что стояла на крышке бюро. Теперь эта фотография выглядела старой и потрепанной, хотя последний раз я видела ее в тот самый день, когда для нее позировала. На снимке мы с Родом стояли бок о бок, обнимая друг друга за талию, на задней террасе моего замка. Род в черном фраке и цилиндре, я в светлом платье, со спадающей полевой груди длинной косой каштановых волос. Мы превосходили простых смертных. Мы были пугающе прекрасны.
– И как мне, по-твоему, это сделать? – Отвернувшись от фотографии, я снова посмотрела на Рода. – Спрятаться?
– О, подозреваю, это будет легче, чем ты думаешь. Ведь тебе никогда еще не было шестнадцати лет. Я украл у тебя такую возможность.
Шагнув ко мне, Род поцеловал меня в лоб.
– Почему ты сделал это ради меня? – спросила я. Род отодвинулся, воздух меж нами заколыхался. – Ритуал.
– А то сама не знаешь? – проговорил Род, наклоняя голову набок.
Я покачала головой – я никогда даже и близко не понимала, что именно он сделал ради меня.
– Потому что, – продолжал он, – за всю мою историю я так и не нашел никого, кого любил бы сильней, чем тебя. Никого.
– Но я теряю тебя, – дрожащим голосом произнесла я.
Род обнял меня, я прижалась щекой к его груди.
– Как по-твоему, Вайкен сумеет меня найти?
– Не думаю, что он даже в самых дичайших фантазиях может представить, что произошло. Потребуются усилия всего братства, чтобы проследить нас до этого места. Я сделал все, чтобы скрыть следы. Да и потом – с чего бы он заподозрил, что ты могла стать человеком?
Я сделала шаг назад и снова посмотрела на фотографию.
– Когда ты умрешь? – спросила я и, отвернувшись от снимка, снова опустилась на кушетку, поджала колени к груди и подперла подбородок руками.
– Утром.
Я глядела Роду в глаза – долго и пристально, стараясь наглядеться в последний раз. Он рассказывал мне о том, как изменилось общество за минувшие сто лет. Машины, телевидение, наука, войны, которые никто из нас не мог понять, несмотря на весь наш вампирский склад ума. Рассказывал всякие практические вещи – самое важное для повседневной жизни. Ведь теперь я могу, например, взять и заболеть. Род поместил меня в самую лучшую школу-пансион в Новой Англии. Доктор, по его словам, находился на расстоянии всего нескольких корпусов от меня. Род умолял, чтобы я закончила школу и выросла – наверстала то, чего он сам же когда-то и лишил меня.
Мы все разговаривали и разговаривали, и я сама не заметила, как уснула. Последнее, что мне запомнилось – устремленный на меня жаркий взор. Помнится, Род поцеловал меня в губы, но это казалось уже сном.
Когда я проснулась, жалюзи на окнах были опущены. Спальню окутала тьма, и в этой тьме напротив меня светились красные цифры. Электронные часы сообщали: уже восемь утра. Я лежала на кушетке, но Рода рядом не было. Красный диван опустел. Я резко вскочила, но мышцы так затекли, что я зашаталась и вынуждена была ухватиться за ручку кресла.
– Род? – позвала я, уже зная: ответа не будет. – Нет… – прошептала я, оборачиваясь из стороны в сторону.
В квартирке было всего четыре комнаты: спальня, ванная, гостиная и кухня. В гостиной – дверь на улицу, на крыльцо. Задернутые занавески колыхались от ветра. Значит, дверь за ними открыта. Я отдернула их и шагнула на деревянную площадку патио. Прикрыла глаза рукой от солнца. Глаза привыкли почти мгновенно, и я торопливо обежала взглядом патио, вопреки всему еще на что-то надеясь. Но лишь долю секунды.
Рода не стало. Не стало в моей жизни. В моем мире.
В центре патио лежало кольцо с ониксом. Подойдя поближе, я поняла, что оно покоится на кучке поблескивающей золы – как будто бы к ней были примешаны крошки слюды или алмазная пыль. Мой Род, мой товарищ и спутник на протяжении почти ста лет, пожертвовавший собой ради меня… Солнце испепелило его. Я окунула большой и указательный пальцы в кучку пепла. Холодный, рассыпчатый прах. Подобрав кольцо, надела его на палец. Холодный гладкий металл скользнул по вновь обретшей чувствительность коже.
Отныне я осталась одна.
Глава 3
Нельзя сказать, что вампиры совсем не знают, что такое горе. Однако для них оно ощущается скорее как некоторый сдвиг, перемена ветра. Безмолвный трепет, слабое напоминание о тех многочисленных слоях боли, что определяют бытие вампира.
Нынешнее мое горе было совершенно иным.
В то же утро я собрала переливающийся прах Рода в урну и поставила ее на бюро. Род привез из Хатерсейджа мою шкатулку с драгоценностями. Я без труда отыскала старый флакон для крови, наполнила его пеплом и повесила на плетеной цепочке себе на шею.
Отойдя от бюро, я нашла на кофейном столике письмо. Вскрыла конверт серебряным ножиком для писем и принялась читать. Лишь около полудня я наконец смогла отвести взгляд от листов. В письме содержались инструкции для моей новой жизни, перечень социальных особенностей и традиций двадцать первого века, а также указания, что я должна сделать за дни, оставшиеся до начала школы. В первых же строках Род предупреждал меня, что поначалу я должна есть только самую простую пищу, потому что тело мое еще не привыкло переваривать обычную еду. Последний параграф письма снова и снова притягивал мой взор. Я без устали перечитывала и перечитывала его.
Стоила ли игра свеч? Разве мы не получили долгожданной милости? Ты более не связана узами постоянных мучений. Пусть моя смерть дарует тебе покой. Плачь по мне. Теперь пред тобой лишь свобода. Если Вайкен и остальные найдут тебя, ты сама поймешь, что делать. Не забывай, Лина.
Кто замышляет зло, уже злодей.
Смелее, Род.
Внутри у меня так и заныло. Глубоко, неутолимо. Чтобы отвлечься, я принялась разглядывать Уикхэмский кампус. От перил моего крыльца виднелось каменное здание, над входом в которое висела надпись «Студенческий центр». Справа, чуть сзади, располагалось строение, увенчанное высокой каменной башней. Однако попытки отвлечься не сработали. Я снова вернулась к записям Рода.
Одно ясно наверняка. Сбережений Рода с лихвой хватило бы, чтобы выжить в современном обществе. Так в чем же проблема? Да в том, что я к ним прикоснуться не могу. А все мои средства по-прежнему находятся в распоряжении Вайкена и остальных членов моего шабаша. Если я попробую снять деньги со счета, прежние мои товарищи с легкостью выследят меня и узнают, где я теперь. Я не совсем разобралась в работе банков и роуминге, как ни пытался Род в письме мне все объяснить, но одно уяснила твердо: мне надлежит расплачиваться только наличными, если только не возникнет совсем уж крайней необходимости. Род оставил мне более чем достаточно.
Инструкции его были вполне ясны. Я должна работать, а его сбережения не трогать. «В один прекрасный день они тебе еще пригодятся», – так написал он. Говорилось в письме и еще кое-что: «погружение – ключ к выживанию». Мысль о том, что Вайкен может увидеть меня, бывшую свою возлюбленную и повелительницу, в столь уязвимом состоянии, повергала меня в трепет. Как и большинство вампиров, Вайкен алкал слез, крови, убийств. Большинство вампиров таковы – жаждут причинять другим боль, потому что сами постоянно страдают. Я прекрасно представляла себе примерный сценарий всего того, что он может сделать со мной, смертной… Встряхнув головой, я постаралась отделаться от этих мыслей.
Я как раз собиралась взять руководство к пользованию переносным компьютером, как стук в дверь оторвал меня от этого занятия. На ручке кресла-качалки висел простой черный свитер, когда-то принадлежавший Роду. Натянув его поверх легкой маечки, которую я надела с утра, я вернулась в квартиру.
– Предстань предо мной, – велела я перед закрытой дверью.
– Ой… – только и промолвил в ответ робкий мужской голос.
– То есть кто там? – спохватившись, переформулировала я. В конце-то концов, я уже не повелеваю свитой вампиров.
– Машина для Лины Бьюдон доставлена.
Я рывком отворила дверь.
– Машина?
Предо мной стоял долговязый тощий паренек. На рубашке у него виднелась надпись «Грэнд-кар сервис». Позади тянулся полуосвещенный коридор: стены в вертикальную полоску, отделка слегка в морском стиле – разбросанные там и сям изображения парусников и якорей.
– Да я ничего, просто доставил, и все, – пробормотал паренек с таким видом, точно явился сообщить о безвременной кончине любимого родственника.
Взяв с кофейного столика стола очень темные очки (должно быть, это Род для меня оставил, не иначе) и черную широкополую шляпу, я двинулась вслед за пареньком вниз по лестнице и дальше в холл. Однако в дверях подъезда замялась. Там, снаружи, заливались птицы, со всех сторон доносились голоса учеников. Слепящее солнце обжигало асфальтированную дорожку, что вела от фасада того корпуса, где находилась моя квартирка (этот корпус носил громкое название «Искатель»), к травянистой лужайке неподалеку. Я осторожно высунула ногу на солнце, быстро втянула ее обратно и подождала. А вдруг я сохранила не только вампирское зрение, но и чувствительность к солнечному свету? Вдруг он до сих пор мне вреден?
Повернув ногу, я со всех сторон исследовала лодыжку. Потом щиколотку. Ни красных пятен, ни ожогов.
– Так ты выходишь или так и будешь тут телепаться? – произнес вдруг чей-то голос справа от меня.
Охранница – приземистая женщина в очках с толстой оправой – сурово уставилась на меня. Как странно она говорила. Занятно. «Телепаться» – что бы это могло значить? Я подождала, не скажет ли она еще чего-нибудь, но охранница молчала, испепеляя меня пристальным взглядом. Я перевела взгляд скрытых солнечными очками глаз на долговязого парнишку. Тот вопросительно приподнял бровь. Что ж, я была в легких сандалиях, шортах и Родовом свитере, на много размеров больше, чем мне бы надо. Совершенно готова. Набрав в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду, я вышла из здания.
Солнечное тепло – вот первое, что я почувствовала снаружи. Вот красота! Солнечный свет воспринимался мной как ванна, полная ревущего пламени, – как будто пот и солнце омыли меня с головы до ног. Я выдохнула. Меня переполняло ликование.
Кампус Уикхэма оказался просто огромным. Хотя с первого взгляда он производил впечатление сельской идиллии, большинство зданий построено из красного кирпича, а фасады их отделаны стеклом и металлом. По всей территории меж поросших травой лужаек вились дорожки. Вдалеке сквозь листву проступали очертания сверкающей на солнце белой церкви в колониальном стиле.
Из всех общежитий этой частной школы «Искатель» находился ближе всего к воротам. И лужайка перед ним была самой просторной. Практически у самого выхода нежилась на солнышке стайка девочек-подростков. Они расстелили одеяла прямо на траве, да так и лежали – на первый взгляд мне показалось, что в одном только нижнем белье, но, приглядевшись я поняла, что это белье вроде бы именно для такого времяпровождения и предназначено. Забавно, никогда раньше я не видела, чтобы кто-нибудь нарочно принимал солнечные ванны.
Замерев на месте, я наблюдала, как девушки втирают себе в кожу какой-то белый крем, поправляют одеяла и снова укладываются.
– Вот она, – промолвил долговязый паренек, показывая на парковку за лужайкой, где загорали девушки.
В крайнем ряду автомобилей выделялась новенькая небесно-голубая машинка. Моя машина. Пока я еще ни названия ее не знала, ни водить вообще не умела, но сама мысль, что у меня есть своя машина, необычайно радовала.
– Повезло ж вам с родителями, – заметил паренек.
Я уже направилась к машине, когда группка учеников примерно моего возраста (условно говоря) промчалась мимо, показывая куда-то вдаль, за общежитие. Слева от здания тянулась обрамленная деревьями дорожка – позднее я обнаружила, что по всему кампусу проложено множество таких вот тропок. Одна из девушек закричала чуть отставшим от нее друзьям:
– Уже час пятьдесят четыре! Скорее! Начнут через шесть минут.
– Что это за переполох? – поинтересовалась я у посыльного.
– Братья Инос. Отчаянные ребята. Устраивают лодочные гонки в гавани прямо перед частным пляжем Уикхэма. Каждый День труда, вот уж два года как. Но младшему приходится ждать, покуда стукнет четырнадцать – тогда они смогут соревноваться все вместе.
Я расписалась в бланке доставки, взяла ключи от машины и решила, что о том, как на ней, собственно, ездят, подумаю как-нибудь потом. Уж больно хотелось посмотреть состязания братьев Инос.
Я пропустила спешащих на берег учеников вперед – еще не готова была вливаться в общий поток. По обеим сторонам дорожки росли высокие дубы. Несмотря на солнечные очки и широкополую шляпу, я все равно старалась держаться в тени. Вдоль дороги стояли небольшие здания, выполненные в том же стиле, что мое общежитие: из серого камня, с большими застекленными окнами и дверями. Перед некоторыми на газоне стояли красные таблички с названиями самих этих домов и сообщением, что именно там находится. И все такое величественное, с размахом. Большинство учеников, что шли сейчас по одной дороге со мной, проходили мимо оранжереи (которая сама по себе возбудила мой интерес) и вниз по нескольким пролетам каменной лестницы, заканчивавшейся на пляже.
Так вот он какой! Вот как выглядит океан днем. Столько долгих ночей я провела, глядя, как луна отбрасывает на глади волн полоску молочно-белого сияния. Столько раз мечтала увидеть эти волны при свете солнца. Хоть я и могла худо-бедно выносить дневной свет, но на берег выйти никогда не отваживалась. Не то чтобы вампиры бросали открытый вызов природным силам – нет. И все же океан, солнце, счастье стоять на берегу днем – все это существовало в каком-то ином мире. Мире, куда мне был доступ закрыт. Мире, что для меня был лишь источником страданий.
Океан пах солью, мокрой землей и свежим, бодрящим воздухом. Солнце так задорно искрилось и играло на воде, что мне аж захотелось поймать этот свет, коснуться его, набрать полные пригоршни. Все тут дышало счастьем – я и сама была сейчас совершенно счастлива. По пляжу Уикхэма валялось множество больших камней самых разных форм. Низкие, чуть выше колена, волны лениво накатывали на берег. В бухте собралось человек пятьдесят. Как Род и сказал, острое вампирское зрение все еще оставалось при мне, так что я наскоро обвела полоску пляжа взглядом и насчитала семьдесят три человека.
А песок! Цвет его складывался из тысяч самых разнообразных оттенков – кораллового, желтого, коричневого и серого. У стенки, что отделяла пляж от территории кампуса, была сложена груда темно-синих зонтиков. Я различала полоски пластика в спицах зонтиков и складки ткани. От пляжа в море уходил деревянный причал для лодок.
Посередине бухты торчал островок, совсем маленький и почти голый: несколько дубков да полоска песка вдоль кромки воды.
Отвернувшись от моря, я подошла к каменной стенке. Она была не слишком высока, чуть выше человеческого роста. Я без труда вскарабкалась на нее, ставя ноги в трещины между камнями, и уселась по-турецки. Здесь, в тени под веткой старого дуба, да еще в солнечных очках, я чувствовала себя достаточно защищенной. Откинувшись назад и опираясь на руки, я устремила взор на океан.
Волны деревьев на островке покачивались под ветром, волны набегали на берег. И вдруг я ощутила… безошибочно почувствовала на себе чей-то взгляд. Первая моя мысль была о Вайкене, хоть я и понимала, что в такое солнечное время дня он не может быть рядом. Да и потом, он же думает, будто я еще сплю. Вайкену скоро исполнится сто пятьдесят восемь лет. В таком возрасте большинство вампиров не способно находиться днем даже в затененной комнате – правда, Вайкен не такой, как все, он особенный. Хоть я сама и создала его, но не могла не признать: он один из самых одаренных вампиров, каких я только видала на своем веку.
Честно скажу – оглядевшись и обнаружив, что на меня глазеет всего-навсего группка стоящих у воды девушек, я испытала огромное облегчение. Они разглядывали меня с головы до ног. Занятно – среди женщин-вампиров у меня было несколько подруг, но они никогда не рассматривали меня столь тщательно и с таким видом, словно со мной что-то не так. Пристальнее всех таращилась прехорошенькая девица: чуть пониже меня, с длинными белокурыми локонами. И то сказать, верно, я выглядела диковато: вся бледная, губы ярко-алые, на лицо спадают пряди длинных каштановых волос.
– Можно сесть с тобой?
На полоске песка передо мной стоял мальчик-азиат в синих джинсах, располосованных вдоль одной штанины так, что в прореху виднелось правое бедро почти целиком, в разноцветных босоножках – красной и желтой, и синей рубашке на пуговицах. По лицу я распознала в мальчике японца и ответила на его родном языке:
– А почему ты хочешь сесть рядом со мной?
Брови у него так и взлетели вверх, губы невольно сжались. Он провел рукой по торчащему вверх гребешку черных жестких волос.
– Я не говорю по-японски, – ответил он на чистейшем английском. – Вот родители, те говорят.
– Вот странно, – удивилась я. – Чтобы японец разговаривал только по-английски?
Сняв очки, я посмотрела ему в глаза.
– А ты-то где японский выучила? – Опершись одной рукой на стенку, он ответил мне таким же пристальным взглядом.
– Да я вообще уйму языков знаю, – пожала плечами я, вглядываясь в глубину карих глаз, исподволь формируя меж нами незримую связь.
Вампиры умеют по глазам определять намерения собеседника. Если он смотрит вам в глаза, ему можно верить. Правда, иногда этот способ меня подводил – и мне лгали. Обнаружив такое предательство, я без колебаний разрывала солгавшему горло острыми клыками. Однако у этого паренька аура была белее снега, а душа невинна.
– И сколько же именно? – поинтересовался он.
– Двадцать пять, – честно ответила я.
Он засмеялся – похоже, не поверил. Я не подхватила его смех, а продолжала все так же серьезно смотреть ему в глаза. Мальчишка разинул рот от изумления.
– Тогда тебе прямая дорога в ЦРУ, – проговорил он и протянул мне руку. – Меня зовут Тони.
Я ответила на рукопожатие и украдкой взглянула на тыльную сторону его запястья. Четкие, хорошо выраженные вены – он был бы легкой добычей.
– Лина Бьюдон, – представилась я.
– Бьюдооон, – повторил он, сильно растягивая последний слог. – Здорово. Так можно?
Он показал на место на стене рядом со мной.
– Но почему?
Я говорила без тени злости или неприязни. Мне было и в самом деле страсть как интересно, отчего это совершенно нормальному с виду парнишке вздумалось сесть рядом с такой, как я.
– Может, потому, что все остальные тут слишком выпендриваются, – предположил он, кивая на группку девушек, что все еще глазели в мою сторону.
Они даже еще ближе подобрались. Я ответила им таким же вызывающим взглядом. Честность Тони пришлась мне по вкусу.
Принятый в этом столетии стиль общения меня просто завораживал. Такой небрежный, легкий, без всех этих условностей и формальностей начала двадцатого века. А мне снова – уже в который раз – придется приспосабливаться. Много сотен лет я вслушивалась в малейшие оттенки интонаций, примечала, как движутся губы, как слетают с них звуки. Я стояла на страже, я изучала многие языки, стараясь найти наилучший способ приспособиться к ним, усвоить их. Понимание того, как и почему люди говорят друг с другом, позволяло мне незаметно влиться в их общество – так было куда легче убивать.
Эти мысли пронеслись у меня в голове, но исчезли когда Тони, подтянувшись, уселся на стене рядом со мной, болтая ногами и ударяя пятками по камню. Сперва мы сидели молча. Я была рада этому – молчание позволило мне украдкой разглядеть моего нового приятеля. Высокий – чуть выше меня – и мускулистый, точно борец. Сидя почти вплотную к нему, я видела очертания выступающих вен у него на шее. Однако теперь меня интересовало другое. В каждом ухе у него было по меньшей мере по десять серег. Причем некоторые такие широкие, что растягивали мочку уха, и я видела дырки насквозь.
– Ну а ты почему сидишь тут одна? – поинтересовался он.
Проворно отпрянув в сторону, я снова надела солнечные очки и на несколько секунд задумалась, какую манеру речи мне следует избрать. Я вспомнила, как говорил тот посыльный, как небрежно звучала речь самого Тони. Простая, совсем простая манера. Слова небрежны, социальных ожиданий от формулировок – почти никаких. Этак всякий сумеет говорить, ничуть не обременяя себя формальностями. Пожалуй, у меня получится. Придется, конечно, делать поправку на культурно-временные различия, однако уж это-то и вовсе пара пустяков. Я выдохнула и улыбнулась.
– Потому что все остальные тут слишком выпендриваются.
Тони широко улыбнулся.
– Тебе сколько лет? – спросил он.
– Шестнадцать, вчера исполнилось.
Лгала ли я?
– Клево! С днем рождения! – Тони улыбнулся еще шире, глаза у него заискрились. – Мне тоже. Выхолит, ты на предпоследнем курсе?
Я вспомнила газету, которую успела проглядеть утром. Вспомнила официальное письмо о том, что я зачислена на предпоследний курс. Да. Я кивнула. Мы еще немного посидели, слушая, что происходит вокруг. Ученики болтали о начале нового учебного года, а я сосредоточилась на манере говорить в нынешнем веке.
– В этом году я ему и слова не скажу.
– Спятила? Джастин Инос – самый клевый парень на кампусе.
– И чего ради та девчонка напялила черные очки и шляпу? Загар снова в моде. Эй?
Потом характер болтовни резко сменился. Многие показывали куда-то на море. Я покосилась на высокую блондинку, что меня разглядывала. Она уже отвернулась и возбужденно подпрыгивала на месте. Я перевела взгляд на воду. В конце концов я же пришла сюда посмотреть на гонки, а не выносить назойливые взгляды какой-то там юной выскочки, которая в более привычных мне обстоятельствах разве что на легкий завтрак сгодилась бы.
– Смотри! – показал Тони. – Вон они!
С противоположных концов гавани вылетели две лодки. Очень странные лодки – из какого-то светлого металла, с острыми носами. По бортам одной были нарисованы алые языки пламени, а по бортам второй – синие. Что-то новенькое. В мои времена лодки делались только из дерева. Хотя Род вкратце успел объяснить мне про автомобили и моторы, я оказалась не готова к реву, что непрестанно издавали эти механизмы. Грохот от странных лодок эхом разносился по пляжу, у меня аж в ушах загудело.
– Что они делают? – спросила я.
Лодки все также с ревом неслись навстречу друг другу с противоположных концов гавани, поднимая за собой тучу брызг, образующих в воздухе широкие арки.
– Соревнуются. Надо дважды оплыть вокруг острова. Кто первый вернется к причалу, тот и победил. Два года назад они в этот причал врезались со всего маху в щепки расколотили.
– А что получит победитель? – спросила я.
– Респект и уважуху, – ответил Тони.
Лодки летели так быстро, что я даже не могла разглядеть, кто за штурвалом. Нет, это все же какая-то идиотская тошнотворная шутка, не иначе. Они сходились все ближе и ближе, острые носы были нацелены точнехонько друг в друга. Какая-то девушка на пляже завизжала от страха. А потом, когда до столкновения оставалось всего несколько мгновений, может быть даже, всего несколько дюймов, обе лодки изменили направление. В воздух взметнулись столбы брызг. Со своего места я видела изогнутое днище лодки с синими языками пламени. Гонщики понеслись прочь от пляжа, огибая остров каждый со своей стороны.
Народ на пляже визжал, вопил и орал так громко, что звенело в ушах. Все повскакали на ноги, прыгали на месте и размахивали руками. Лишь мы с Тони сидели на прежнем месте. Половина собравшихся выкрикивала имя «Джастин», а половина – «Кертис».
Лодки – я уже поняла, что они называются тут «моторками» – снова появились на виду и помчались с этой стороны острова. Я задержала дыхание, потому что они снова разминулись, едва не врезавшись друг в друга, буквально царапнувшись бортами. Все на берегу дружно ахнули, а моторки снова скрылись за островом.
– И это вы называете развлечением? – спросила я.
Сердце у меня билось от выброса адреналина.
– Они еще и не так могут, – отозвался Тони. – Вся семейка совершенно чокнутая. Любители острых ощущений.
– Они братья, да? – уточнила я, внезапно вспоминая свое братство. – Должно быть, они очень близки. Доверяют друг другу.
Тони ответил что-то, но я уже не слышала. Мысленно я была у себя в замке, в Хатерсейдже, и Хис, Гэвин, Сон и Вайкен сидели перед огнем. Шли девяностые годы девятнадцатого столетия. Рода не было с нами, он все еще странствовал где-то по Европе, злясь на меня. А я сидела в кругу созданного мной братства. Мои верные соратники окружили меня кольцом. Черное деревянное кресло каждого отражало его личность и характер. Кресло Гэвина украшали резные изображения мечей, потому что он был блестящим бойцом. На кресле Вайкена вились древние символы и знаки – он был нашим стратегом. Мне больше всего нравилось кресло Хиса, с латинскими изречениями. На кресле Сона виднелись лишь китайские письмена. Мое же было сделано из гладкого прекрасного дерева. На ровной поверхности виднелась лишь одна надпись – девиз нашего братства, лирическая строка, извращенная мной в злобе и боли: «Кто замышляет зло, уже злодей».
На мне было длинное темно-фиолетовое платье. Мы истерически смеялись над какой-то моей шуткой, припомнить которую я уже не могу. Помню зато, что за спиной у нас был прикован к стене крестьянин, которого я собиралась подать к обеду…
– Вон они! – возбужденно произнес Тони. Я заморгала, снова возвращаясь в настоящее. – Ух ты, как близко! – воскликнул Тони, вытягивая шею, чтобы лучше видеть.
Моторы ревели в полную силу, неся лодки к причалу так быстро, что мне инстинктивно захотелось отпрянуть назад. Но Тони не двигался, так что и я осталась сидеть. Алая и синяя лодки неслись вровень, устремив острые носы прямо в деревянный причал.
– Они врежутся! – воскликнула я.
– Не исключено, – небрежно согласился Тони.
– Они погибнут!
Мне было страшно и весело в одно и то же время.
Моторки находились уже так близко, что я и без помощи вампирского зрения могла разглядеть, что за рулем лодки с синим пламенем сидит высокий светловолосый юноша, а за рулем красной лодки – тоже светловолосый, только низенький и весьма упитанный. Я чуть прищурилась, и красная лодка словно оказалась совсем рядом. На шее у толстячка был шнурок с серебряным амулетом, в ушах – серебряные кольца. Над левой губой шрам. Однако в последнюю секунду моторка с высоким братом вырвалась немного вперед и первой скользнула вдоль причала, едва задев доски. Он так быстро развернул ее в сторону гавани, что над водой, обдав первые ряды зрителей, снова взметнулись высокие арки брызг.
Раздался общий вопль ликования. Почти вся толпа разом бросилась к причалу. Низенький толстячок и точная его копия, только гораздо меньше размером, привязали к причалу проигравшую моторку. Посреди гавани остался на воде лишь один победитель. Рев мотора умолк, раздался громкий всплеск. Победитель прыгнул в воду и поплыл к пляжу.
Тони наклонился ко мне и показал на младшего брата.
– Это Рой Инос. Первогодка. А это, – Тони показал на толстячка, – Кертис. Он на последнем курсе. Классный мужик.
Кертис был заметно упитаннее братьев. Круглое брюшко его чуть не вываливалось из плавательных шорт.
Наконец на пляже появился и третий брат, умопомрачительный блондин. Высокий – добрых шесть футов три дюйма, не меньше. Выше даже Рода. А ведь мне еще не приходилось встречать никого выше Рода.
– А это Джастин Инос, – продолжал Тони. – Он в нашем классе.
Джастин оказался настоящим красавцем: породистое длинное лицо, точеные скулы и ярко-зеленые глаза. Стройный, однако очень крепкий и широкогрудый. Но плечи! Именно они приковали мой взгляд – могучие квадратные плечи, с такими, казалось, можно сделать все что угодно – построить дом, переплыть Ла-Манш, поднять меня и нести долго-долго. Каждый парень на пляже ему завидовал. Каждая девчонка – слюной истекала.
– Так ты его ненавидишь? – спросила я, с усилием отрывая взор от Джастина и поворачиваясь к Тони, чтобы насладиться его ревностью. Так, самую малость.
Тони улыбнулся в ответ.
– Да его в Уикхэме каждый парень ненавидит.
Не сказав больше ни слова, я спрыгнула со стены и направилась к лестнице, что вела обратно на кампус. Гонка закончилась, и мне хотелось перечитать письмо Рода.
– Что, вот так вот прямо и уйдешь? – крикнул мне вслед Тони.
Я обернулась. Он все еще сидел на стене.
– Я домой.
– Обычно, уходя, говорят «до свидания».
Я подошла обратно к Тони, а он спрыгнул со стены мне навстречу.
– Знаешь, у меня ужасно плохо со всеми этими социальными штуками, – пояснила я.
– Откуда ты такая взялась? – спросил Тони, но тут позади нас, со стороны берега, раздался громкий голос:
– Хотел все восемьдесят выжать, но даже и не понадобилось! Хватило и шестидесяти.
Мы с Тони стояли бок о бок у подножия лестницы. И оба не могли отвести глаз от Джастина. Он небрежно взял у какого-то паренька примерно своего возраста брезентовую сумку и направился было в нашу сторону, но остановился возле той самой стайки девушек, что так меня разглядывала. Надев сумку на плечо (о-о-о, какие бицепсы!), он обвил рукой талию умопомрачительной блондинки. Девица вся просияла, повисла у него на плече и, томно покачивая бедрами, пошла вместе с ним к лестнице.
Завидев нас с Тони, Джастин снова остановился и пристально уставился на меня – но без тени восхищения, а так, точно нашел на земле под ногами что-то непонятное и теперь хочет изучить под микроскопом. Я поглядела на Тони, потом снова на Джастина. Тот все так же пристально смотрел на меня, теперь уже с улыбкой. Губы у него были полные и словно бы чуточку надутые. Я не знала, что и сказать. На счастье, Тони первым обрел дар речи.
– Чего тебе, Инос?
Возможно, Джастин ожидал, что я присоединюсь к толпе его поклонниц, но я не тронулась с места. Высокая блондинка испепеляла меня взглядом, крылья тонкого носика раздувались, на высоких скулах проступили красные пятна. Что, вот так и выглядит ревность у смертных подростков? Занятно! При виде чужой злости и боли я невольно ощутила приступ победоносного ликования. Инстинктивная реакция, ничего не поделаешь. В бытность вампиром я любила ощущать чужую боль: ведь она притупляла мою собственную. Но теперь, когда я стала человеком, – при первом же столкновении с чужим страданием былая тяга растравить рану, сделать жертве еще больнее, тотчас куда-то улетучилась. Я перевела взгляд на Джастина. Зеленые глаза его все так же пристально осматривали меня вместе с моей шляпой и очками. Я знала: вампирская аура способна зачаровать смертного, поработить, так что тот будет думать, что безумно влюблен или что, наконец, обрел душевный покой. Неужели Джастин Инос влюбился в меня? Вошло ли это вампирское свойство в тот набор черт, что остался со мной и после преображения? Я жадно глядела на Джастина, выжидая, что он скажет.
