Текст книги "Бесконечные дни"
Автор книги: Ребекка Мейзел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Глава 17
Я сидела на фонтане со статуей мадам Кюри, гладя на кампус. Травинки трепетали на ветру. Я различала даже мельчайшие трещины на стволах деревьев, росших по другую сторону от дорожки. В груди было тяжело даже дышать трудно. Неужели я сейчас заплачу? Я все ждала этого, но нет, пока еще плакать я не могла.
Я выискивала взором всевозможные мелкие детали, которые трудно было бы разглядеть обычным человеческим зрением. Раз у меня зрение все еще вампирское, может, это значит, я не совсем еще превратилась в человека? В первый раз мне захотелось, чтобы исчезла и эта моя способность.
Кто-то опустился на парапет справа от меня.
– Не смогла вскрыть лягушку? – тихо спросил Джастин.
– Не смогла, – убито подтвердила я, зажимая руки между колен, и повернула голову к Джастину.
Он взял мою руку в свои. Несколько мгновений мы просидели молча. Джастин поглаживал тыльную сторону моей руки большим пальцем, и от этого мне стало очень уютно. Приятно. Каким-то образом он всегда умудрялся внушить мне чувство, что все и всегда будет хорошо. Что можно справиться с чем угодно. Мы посидели еще немного, и скоро мимо прошел весь наш класс, в том числе и Тони. Он остановился у фонтана.
– Ли… – начал было Тони, но тут взгляд его упал на наши с Джастином переплетенные пальцы.
Тони посмотрел куда-то вдаль, потом снова на нас – и без единого слова зашагал прочь к хопперовскому корпусу.
– Через минуту мне тоже пора, – со вздохом проговорила я, поднимаясь на ноги. – У меня одно дело.
– Какое?
– Семейное, – объяснила я, ковыряя носком ноги землю. И поглядела вслед Тони, но тот уже одолел половину дороги через лужайку.
– Послушай, через две недели Хэллоуин, – сказал Джастин. – Для моей семьи это важный день, потому что в местной старшей школе будет чемпионат по футболу. Мой папа адвокат, но еще он как раз тренирует местную команду. Словом, я еду домой посмотреть игру, и мне очень хочется, чтоб ты поехала со мной. Кертис с Роем тоже будут.
Родители. Родители Джастина. Мне вспомнилась лежащая на ладони золотая сережка – под дождем. Я постаралась выбросить видение из головы.
– К тебе домой? – переспросила я, заправляя за ухо упавшую на лицо прядь волос.
– Ну да. Тут всего-то с час езды.
– Не знаю даже. Наверное.
Внезапно меня бросило в жар. Я провела ладонью по волосам. Последними родителями, с которыми я встречалась, были мои же собственные – в далеком пятнадцатом веке.
Во взгляде Джастина пробежала тень. Он явно ожидал, что я буду в восторге.
– Понятно. Ну да тебе вовсе и не обязательно.
Он все еще сидел на каменном парапете, хотя я уже встала. Я повесила сумку на плечо и побрела к дорожке.
– Да нет же, я правда хочу. Послушай, мне пора. Я приду к тебе в комнату после смены в библиотеке, ладно? Около шести.
– Лина, постой?
Я отвернулась и бегом помчалась по дорожке к Мейн-стрит.
* * *
Через минуту я уже прошла общежитие «Искатель». Мое «семейное дело» состояло в том, чтобы отправиться на кладбище Лаверс-Бэй. Я прошла по Мейн-стрит мимо порта в глубь города, вступила под сень железной арки кладбища и по указателям разыскала офис. Внутри все было выдержано в белых тонах, лишь картины с изображением цветов на стенах чуть светились нежно-розовым. Из-за широкого антикварного письменного стола – тоже белого – навстречу мне поднялась молодая женщина лет тридцати с небольшим. На лице у нее застыло привычно-скорбное выражение.
– Чем могу служить? – спросила она профессионально-соболезнующим тоном.
– Мне бы хотелось установить надгробие, – промолвила я. – In memoriam.
Мне вдруг отчетливо вспомнилось, что останки Рода висят сейчас у меня на шее.
– У вас оно уже есть?
– Нет, – отозвалась я.
Женщина взяла из стопки в правом углу стола брошюрку, раскрыла ее и протянула мне.
– Позвоните по этому номеру. Это местная фирма по изготовлению надгробных памятников. Там вам помогут разработать эскиз.
Я вытащила конверт, набитый стодолларовыми бумажками. Как и говорил Род, мне приходилось пользоваться исключительно наличными. И, глядя правде в глаза, у меня их было более чем достаточно. Глаза женщины скользнули по купюрам и устремились на мое лицо.
– Сколько будет стоить все в целом? – спросила я.
Женщина оглядела меня с головы до ног и вздохнула.
– Сколько вам лет? – спросила она, приподняв брови.
– Шестнадцать.
– Я не могу сделать этого без согласия ваших родителей, – решительно и властно заявила она.
Терпеть не могу таких вот особ.
– Надгробие как раз в память о моих родителях. Они оба мертвы. Так что, если две тысячи долларов вашему кладбищу пригодятся, разрешите мне его установить. Или мне придется обратиться куда-нибудь еще.
– О! – только и сказала она, легонько наклоняя голову, чтобы я не видела смущения в ее глазах, и вытащила из другой стопки бланк заказа. – Простите.
Она взяла с меня две тысячи за то, чтобы памятник Роду стоял в тени ветвей раскидистого старого дуба. Даже сейчас, после смерти Рода, у меня все не укладывалось в голове, что он был настолько слаб, чтобы умереть от солнца.
* * *
На следующей неделе, в пятницу вечером мы с Джастином шли к полю для игры в лакросс.
– Я так рад, что ты едешь со мной на Хэллоуин! – промолвил он, держа меня за руку. На другом плече он нес принадлежности для игры. – Ты ведь не передумала за неделю?
– Мне очень хочется увидеть твою семью, – ответила я.
Джастин поднес мою руку к губам и поцеловал основание пальцев.
Навстречу нам через лужайку шла группка учеников, среди которых была и Трейси. Когда мы проходили мимо, одна из девочек, высокая брюнетка в массивных очках, притворилась, что кашляет, но на самом деле довольно отчетливо произнесла «сучка». Я сделала вид, что не расслышала. Трейси оглянулась на меня через плечо, сощурилась и встряхнула головой, перекидывая волосы через плечо.
Через неделю после того, как Джастин пригласил меня поехать к нему и познакомиться с его семьей, я написала контрольную работу по анатомии. Пришлось подробно описать весь процесс вскрытия лягушки. Мисс Тейт сказала, она, мол, понимает, что произошло (ей никогда не понять, но я спорить не стала), так что пусть я просто сдам письменную работу.
И за всю эту неделю я видела Тони только на уроке анатомии. Сколько я ни заходила за ним перед завтраком или ланчем, его никогда не оказывалось дома. Сосед всегда так и говорил: его нет. На телефонные звонки он тоже не отвечал. И как только ему удавалось так успешно от меня прятаться? Художественная башня, похоже, была для Тони местом слишком святым, там я приставать к нему не осмеливалась – ведь он совершенно очевидно избегал меня.
В ту следующую пятницу – кажется, было тридцатое число – стояла необычайно теплая погода. Я ходила по улице только в джинсах и легком свитере.
– Мама готовит в твою честь царский обед, – сообщил Джастин.
Мы подходили к полю для игры. Было около трех часов.
– Твоя мама?
Я нервно сглотнула. Грудь пронзил приступ острой тревоги. Обычно я старалась не вспоминать свою маму – ее глаза и как от нее пахло свечами и яблоками.
– Ну да, она все спрашивает меня, что ты любишь. А ты, надо сказать, много ешь – для такой-то худышки. Так что я сказал ей, пусть приготовит мое любимое – ростбиф.
Я мельком подумала – интересно, какая она, мама Джастина? Он поцеловал меня в щеку: мы дошли до поля.
– Уезжаем примерно в половине шестого. Идет?
– Отлично, – согласилась я, усаживаясь на краю поля.
Кейт с Клаудией немедленно плюхнулись по обе стороны от меня. Ничего удивительного – они всю неделю так себя вели: садились рядом со мной, когда поблизости находился Джастин, – и старательно игнорировали, когда поблизости была Трейси. И как только не путались?
– Лина! Ты только посмотри, что у нас теперь есть! – возбужденно заявила Клаудия, сверкая глазами.
И у нее, и у Кейт на шее висели флакончики с блестками – игрушечная пыльца фей, в любом игрушечном магазине купишь.
– Мы пытались найти флакончики в форме кинжалов, как у тебя, но не смогли, – добавила Кейт.
– Да, и раз уж ты теперь в нашей группе, надо бы нам как-то подстраиваться друг под друга, – подхватила Клаудия.
– Подстраиваться? – переспросила я, закатывая рукава.
Парни из лакроссной команды принялись носиться по полю, перекидываясь мячом. Я подняла лицо к небу. Клаудия тоже посмотрела вверх. Она, конечно, не догадывалась, что я просто определяю время по солнцу.
– Наслаждайся, пока еще тепло, – сказала Клаудия, глупо предположив, что я думаю о погоде. – Скоро команда перейдет на зимние тренировки в зале.
Я была в солнечных очках – массивных, стиля «авиатор». Клаудия с Кейт собезьянничали и это. Мы лежали, глядя вверх.
– Фи, как тут воняет, – заявила Кейт. – И, похоже, все до одной девчонки из школы пришли посмотреть, как парни мяч гоняют. Неудачницы!
– Лина, смотри! – окликнул меня Джастин, показывая на ярко-розовые наколенники Кертиса.
Мы с ним дружно расхохотались, но тренер завопил, чтобы Джастин «немедленно прекратил флиртовать с подружкой».
– Так вы с Джастином?.. – многозначительно спросила Клаудия, улыбаясь. Эта улыбка словно бы намекала на что-то такое, чего Клаудия не произносит вслух.
– Что мы с Джастином? – непонимающе переспросила я.
– Вы пришли из «Искателя». Вместе. Вы с ним там?..
– Что мы с ним там?
– Он пришел прямиком из твоей комнаты? – спросила Клаудия.
Я помотала головой.
– Он у меня еще ни разу не был.
– Что? – воскликнула Кейт, резко садясь. – Он никогда не был в твоей комнате?
Я снова покачала головой, глядя на поле. Джастин мчался к воротам, неся мяч в своем сачке. Какой же он сильный! Когда он забил гол, Кейт с Клаудией сели – и мы все завизжали от радости. Мы-то трое не были неудачницами. Я стала популярна. Все видели, что мы с Джастином постоянно ходим повсюду вместе. Но как мне показать ему свою комнату? Все те вещи, что делали меня… ну, скажем, мной.
Впрочем, в чем-то Кейт права. Джастин уже начинал спрашивать, как там у меня – явно напрашивался посмотреть. Клаудия откинулась назад и оперлась на локти, подставив лицо солнцу. Взгляд ее небрежно скользнул по хопперовскому корпусу.
– Ух ты! – неожиданно вырвалось у нее.
Мы с Кейт разом повернулись к ней. Она вглядывалась в художественную башню.
– Опять глазеет? – спросила Клаудия.
Я изогнулась, чтобы тоже взглянуть. Из темноты художественной башни на поле глядели два раскосых миндалевидных глаза. Но стоило нам с Тони встретиться взглядом, он повернулся и исчез в глубине комнаты.
– Он на тебя всю неделю пялится. На собрании, в классе, теперь вот тут, – пояснила Кейт.
– Я не замечала, – растеряно проговорила я, поднимаясь. – Сейчас приду.
– Лина, к чему тебе утруждаться? Только его поощрять, – крикнула мне вслед Кейт, засучивая рукава свитера.
– Сейчас приду, – повторила я, глядя на окно художественной башни.
Там никого не было. Я понятия не имела, что Тони исподтишка следит за мной всю неделю – а жаль, что не имела. Наверное, надо сказать ему, что это Неразлучная Троица ко мне липнет, а совсем не наоборот. Меня интересовал только Джастин, и я уж никаким боком не вписывалась в их задушевную компанию.
Перейдя лужайку, я вошла в хопперовский корпус и поднялась по винтовой лестнице в башню.
– Эй? – окликнула я еще со ступенек. Никакого ответа. – Тони, я знаю, теперь ты меня презираешь, но не надо было за мной следить – теперь уже не отвертишься. – По-прежнему никакого ответа. Это меня не остановило. – Знаешь, ты ведь всегда можешь ко мне прийти и…
Переступив порог, я ахнула и оборвала свою речь на полуслове. На другом конце комнаты, прямо напротив входа, стояла картина. Я замерла на месте. Тони закончил его. Закончил мой портрет! Художник изобразил меня со спины – от талии и выше. Голову я повернула вправо, так, что был виден профиль. И я смеялась – радостно и безудержно, открыв рот. Небо над головой было безоблачно-синим. На левом плече у меня виднелась татуировка – совсем не зловещая, а очень стильная. Я знала: портрет написан с одной из фотографий, я видела ее в шкафчике Джастина в этом же самом хопперовском корпусе, всего двумя этажами ниже. Фотография с того дня, как мы прыгали с моста. В отличие от снимка, на котором я была в футболке, на картине спина и плечи у меня были обнажены. Я рассматривала изгиб моего позвоночника, покатые гладкие плечи. Тони не просто упражнялся в рисовании – он изучал мое тело. И душу.
– Нравится? – спросил он.
– Потрясающе, – выдохнула я, не в силах отвести глаз от картины. Как только он сумел увидеть меня такой? Как будто бы восхищаясь моим счастьем. – Это не я, – проговорила я. – Не может быть.
– Такой я вижу тебя.
– Улыбающейся? Счастливой? – спросила я, поворачивая голову вправо, к Тони.
Он стоял рядом со мной.
– Ты даришь мне счастье.
Я снова посмотрела на портрет, не в силах оторваться от света, что излучал мой улыбающийся профиль.
– Лина…
Тони взял меня за руку. Карие глаза его смотрели в мои глаза, тонкий рот вытянулся в ровную прямую линию без намека на смех или улыбку. Обычно-то его улыбка всегда поднимала мне настроение: я знала – сейчас последует что-нибудь забавное.
Я обратила внимание на то, что пальцы Тони, бережно державшие мою руку, против обыкновения не испачканы краской. Бейсболка была надета козырьком назад, на рубашке – ни пятнышка. Должно быть, он закончил картину несколько дней назад.
– Я хотел сказать тебе, пока не слишком поздно… – начал он.
Я смотрела на наши соединенные руки, пораженная внезапным осознанием.
– Не надо… – пыталась выговорить я.
– Я…
– Тони, пожалуйста, не надо!
– Я тебя люблю.
Он произнес это быстро, – точно пластырь сдирал. И взволнованно заглянул мне в глаза – как я восприму его признание. Настала тишина. По взгляду Тони я видела: он хочет, чтобы я хоть что-то сказала.
– Тони… – начала я, но он перебил меня – словно с моста в воду.
– На самом деле люблю, и давно полюбил, так что даже не пытайся убедить меня, что это не так. Знаю, ты думаешь, мы просто друзья, мы и вправду друзья, хотя ты и ходишь теперь повсюду с этим идиотом. Но я хочу большего. И ты, сдается мне, тоже.
– Я еду знакомиться с родителями Джастина. Сегодня.
Тони выпустил мои руки и попятился. Снял бейсболку и взъерошил всей пятерней торчащие черные волосы.
– О, клево. Ну ладно, пустяки.
– Тони, погоди… – Я протянула к нему руку. Он был уже почти на лестнице.
– Я… мне пора.
– Не уходи! Картина. Она прекрасна.
Он развернулся и помчался вниз по лестнице с такой скоростью, что было совершенно ясно: догонять его не стоит.
Глава 18
Семейство Джастина обитало – вы только представьте – на Род-Айленде. В крошечном штате между Массачусетсом и Коннектикутом. Я не знала, чего ждать на выходные, и привезла с собой гораздо больше одежды, чем нужно. Остановив свой джип напротив входа в «Искатель» и увидев мой чемодан, Джастин ослепительно улыбнулся.
– Тебе и в самом деле все это понадобится? – Он открыл багажник. – Ты как?
Второй вопрос он задал, заметив, что я против обыкновения не улыбаюсь ему в ответ.
– С Тони поссорилась.
– Из-за чего? Из-за портрета? Он его вообще когда-нибудь закончит или нет?
– Понятия не имею.
Не мое дело – рассказывать Джастину, что Тони закончил писать портрет.
– После выходных поговорите, – попытался утешить меня Джастин. – Ему просто надо малость остыть.
Со второго ряда сидений выглянул Кертис.
– Привет, леди, – последнее время он взял манеру величать меня именно так.
С последнего ряда высунулась рука чуть потоньше и похудее, чем у Джастина. Рой помахал мне, и я поняла, что он лежит на спине. Я забралась на пассажирское сиденье рядом с водителем, и мы тронулись в путь.
Мэйн-стрит стала выездом на шоссе номер шесть, шоссе номер шесть превратилось в автотрассу. Я опустила окно. Мы мчались быстрее любого коня, какого я только когда-либо видела. Деревья сливались в одно смутное зеленое пятно. Высунув руку в открытое окно, я подставила ее ветру, и тот сразу же отшвырнул ее назад. Джастин посмотрел на меня, улыбнулся и стиснул мое колено. Я улыбнулась ему в ответ и вскинула подбородок навстречу сгущающимся сумеркам.
* * *
Сумерки затопили длинную улицу, обрамленную дубами, листья которых уже начинали буреть. Перед домами тянулись просторные лужайки, на беленых крылечках лежали тыквы. На многих тыквах были вырезаны криво усмехающиеся лица, а внутри стояли зажженные свечи.
– Сдается мне, в Англии Хэллоуин не очень-то популярен, а? – спросил Кертис, надевая легкую куртку поверх футболки. Мы направлялись вверх по пологому склону к серому особняку в колониальном стиле. – Ты на все тут смотришь, открыв рот.
Дом Джастина был трехэтажным. Голубая парадная дверь, вдоль каменной дорожки – ряд тыкв.
– У нас тут толпы детей за конфетами приходят, – промолвил Джастин, подтаскивая к двери свою сумку и мой чемодан. Открыв дверь, пропустил вперед меня, Кертиса и Роя. Потом завопил: – Мааам!
В огромном холле по стенам, над массивной мебелью из красного дерева, висели картины – пейзажи и фамильные портреты. Голос Джастина разнесся над полированным полом, эхом отражаясь от высокого потолка.
– Мы приехали! – подхватил Кертис, проносясь мимо меня куда-то направо, в сторону роскошно отделанной гостиной.
Плюхнув все свои сумки на пол, он включил телевизор. Рой последовал его примеру и устроился на другом конце длинного кожаного дивана.
Я же никогда еще не видела настоящего современного дома. Он был буквально напичкан всевозможными электронными устройствами, часть из которых я уже встретила в Уикхэме, а с некоторыми столкнулась впервые. Интерьер был украшен тоже очень современно. Гостиная не отделялась от холла стеной, они представляли собой единое пространство. На второй этаж вела широкая лестница.
Вниз по ступеням торопливо сбежала женщина лет пятидесяти пяти-шестидесяти. Роскошные светлые волосы, смешливые морщинки у глаз. Дробный перестук каблучков по деревянным ступеням.
– О! Вот и вы!
– Привет, мам.
Джастин поставил сумку у двери. Миссис Инос сгребла сына в объятия и прижала к груди. Волосы ее спадали на лицо. Она расцеловала его в лоб и щеки.
– Насмотреться на тебя не могу, – сказала она, сжимая его лицо в ладонях и снова крепко целуя. Потом отступила на шаг и посмотрела на меня оценивающим взглядом. – Ах! – проговорила она. – Какая же ты красавица!
Она обняла меня, я смущенно ответила на объятие. Ладони ее крепко сдавили мне спину.
– Ты говорил правду, – заметила она, обращаясь к сыну, наконец отпустив меня и направляясь к гостиной.
Кертис и Рой вскочили с дивана и по очереди обняли мать.
– Лина, я хочу услышать все-все. В смысле – все-все про Англию. Расскажи мне о себе, – сказала миссис Инос, когда с приветствиями было покончено. – Пойдем поговорим, пока я буду готовить салат.
Мы с Джастином переглянулись, и я последовала за его матерью на кухню. Там я ответила на все ее вопросы, но рассказала лишь то, что ей надо было знать.
* * *
После ужина я приняла душ и вышла из ванной комнаты в джинсах и футболке, сжимая в руках косметичку с умывальными принадлежностями. В коридоре было темно. Я направилась было к гостевой спальне, но через пару шагов остановилась. За спиной у меня что-то зашелестело, однако звук этот смолк в тот же момент, как я остановилась. Я резко обернулась. Позади меня в темноте стоял Джастин.
У всех людей кожа разная. Я-то знаю, я тысячи раз вонзала клыки в чью-нибудь шею. Легко и непринужденно. Как нож взрезает кожицу яблока. Но кожа Джастина в темноте просто источала сияние. Он медленно, очень медленно подошел ко мне. Я смотрела, как перекатываются у него под кожей мышцы живота.
Джастин был без рубашки, в одних свободно свисающих на бедрах джинсах. Чтобы не таращиться куда не следует, я поспешно подняла голову и принялась рассматривать скульптурные мускулы у него на плечах.
Он схватил меня за руку – и через миг дверь уже закрылась за нами, а я оказалась в постели, на спине. Совсем одетая – но как я о том жалела! Руки Джастина блуждали по моему телу. Наконец он позволил мне тоже обнять его, и я прижалась к нему всем телом, обвив ногами талию. Он застонал у меня над ухом – стон слетел с его губ почти рычанием, точно он хотел съесть меня. Прильнув губами к его шее, я лизнула ее, почувствовала на языке соль. Ладони Джастина скользнули вверх по моим бедрам, он начал торопливо расстегивать мои джинсы, но тут…
– Джастин! – раздался с первого этажа голос его матери.
* * *
– Непременно погуляй по окрестностям, – сказала мне миссис Инос, вытаскивая из духовки противень с печеньями. Мы с Джастином заговорщически переглянулись. Я взяла предложенное печенье и тотчас же решила, что в жизни не чувствовала более потрясающего запаха. – У нас по соседству буквально сотни детей, все дома украшены в честь праздника.
– Чистая правда, – подтвердил Джастин.
Щеки у него все еще пылали после наших объятий в гостевой комнате.
Его мама взъерошила сыну волосы и, улыбнувшись мне, вышла из кухни. Небрежная близость между ними разворошила во мне воспоминания. Утро в отцовском доме пахло нагретой землей и летней травой. Я, бывало, нежилась, зарывшись головой в подушку, но шепот отца пробуждал меня ото сна. Мы шли через сад, разговаривая о чем придется, стараясь провести друг с другом побольше времени до начала дневных трудов. Мама Джастина – один ее взгляд сказал мне все. Я забыла, что такое – быть дочерью. Я слишком долго была королевой.
Я уже почти ощутила вкус яблок из отцовского сада, почувствовала на языке взрыв кисловатой сладости, но тут Джастин легонько сжал мои пальцы. Нежное прикосновение вернуло мои мысли к настоящему, а образы прошлого, как это всегда и бывает с воспоминаниями, развеялись, точно дым.
Мы вышли из дома, спустились по пологой подъездной дорожке и направились вниз по улице. Было уже почти семь, так что от дома к дому вовсю носились стайки детишек в маскарадных костюмах. На всех крылечках горели разноцветные фонари.
– А ты так наряжался? – спросила я.
– Когда был маленьким.
– А для чего привез меня сюда? К своей семье? – спросила я, улыбнувшись какой-то малышке в костюме ведьмы.
Улица – примерно с полмили длиной – буквально бурлила от обилия разнаряженных детей.
– Потому что мне кажется, что ты в моей жизни надолго, – ответил Джастин.
Мне тут же остро захотелось снова очутиться с ним в гостевой спальне. Мы побрели по улице, держась за руки и жуя печенье, что дала нам его мама с собой на дорожку.
– А вот про твою семью я ничего и не знаю, – заметил Джастин. – Ты никогда ничего не рассказываешь.
Мимо нас промчался маленький мальчик с огромными белыми клыками. Я так и вытаращилась ему вслед.
– Мои родители умерли. Уже давно.
– Но ты говорила, у тебя еще и брат был. Помнишь, в тот день под дождем.
– Был. Но тоже умер, – ответила я, уставившись прямо перед собой, но ощущая на себе взгляд Джастина. – Только не надо меня жалеть.
Джастин покраснел, выпустил мою руку и поднял ладони – защищающимся жестом.
– Я и не жалею. Просто подумал… не знаю даже. Сам не знаю, что подумал. Все, кого ты любила, умерли. Наверное, тебе ужасно одиноко.
– Еще как. Но я не позволю этому наложить отпечаток на всю мою жизнь. Не позволю!
Мы помолчали. Я слушала звонкие голоса детей вокруг и шуршание конфет в наволочках, что они носили вместо мешков.
– Теперь я не одинока, – сказала я, снова беря Джастина за руку.
Он кивнул, но без особой убежденности.
– Послушай, – теперь настал мой черед останавливаться. – Ты тут ничего не можешь поделать, не можешь ничего исправить.
– Но очень бы хотел.
– Знаю. Будь такая возможность, это мог бы сделать только ты.
Джастин улыбнулся и крепче сжал мою руку.
Мы еще немного погуляли, а когда кончилось печенье, вернулись домой. Вечер прошел тихо и мирно. Приехал папа Джастина. Мы поздоровались с ним, но тут же и распрощались – было уже поздно, а я так устала, что только и думала, куда бы голову опустить. Конечно, лучше бы всего – на плечо Джастина, но его родные все время торчали где-нибудь рядом.
Слегка отяжелев от печенья и конфет, я поднялась по лестнице, закрыла за собой дверь гостевой спальни и повалилась на кровать. Как же легко приняла меня семья Джастина! Воспоминания о моей родной семье уже настолько выцвели и поблекли, что превратились лишь в смутные тени, неясные обрывки впечатлений. Я сонно раздевалась, думая о губах Джастина, о его зеленых глазах. А уже коснувшись головой подушки, вспомнила те его слова – что если бы он только мог, то сделал бы все, чтобы унять мою боль. Нет, никто не мог бы исправить того, что я натворила. Никто, кроме меня. Но теперь Джастин Инос стал частью моей жизни – и уже одно это уменьшило таящуюся у меня в сердце боль. Засыпая, я представила Джастина – как он лежит у себя в комнате на спине, думает обо мне и надеется, что я не сплю и тоже думаю о нем.
