Текст книги "Продана (СИ)"

Автор книги: Ребекка Брук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

После того, как он заплатил за ресторан и кулинарную школу, я чувствовал себя обязанным. Я надеялся, что когда-нибудь это изменится. Но когда-нибудь – не сейчас.

– Эштон, привет, – он вышел из машины и похлопал меня по спине. – Что ты делаешь здесь?

– Просто бизнес.

Мы оба знали, о чём нельзя говорить в открытую. Это помогало нам спасать задницы от тюрьмы.

– Всё в порядке. Ты же знаешь, что бы это ни было, я помогу.

– Я знаю.

– Только позвони.

– Позвоню. Позже.

Двери распахнулись, открывая парадную дверь моих родителей, и я вошёл без стука.

– Мам? Пап?

Мама вышла из кухни в фартуке, в муке и с фирменной улыбкой.

– Эштон, что ты здесь делаешь?

Я наклонился и поцеловал её в щёку, когда она обняла меня.

– Мне надо поговорить с папой.

Она отступила назад и упёрла руки в бёдра.

– Хоть бы раз приехал просто, чтобы увидеть меня. Дай угадаю – бизнес.

Я засмеялся. Как бы много она не ворчала, мама знала, как всё работает. В конце концов, это был бизнес отца, который позволял ей жить так, как она любит. Тем не менее, это не означало, что она любила говорить об этом.

– Да, бизнес, но мне нужно поговорить и с тобой. Просто сперва надо поговорить с папой.

Она просияла.

– Я смогу с этим смириться. Буду на кухне, когда ты закончишь.

– Спасибо, мам.

Несмотря на то, что у неё были возможности нанять обслугу, моя мама предпочитала сама всё готовить. Она отказалась нанимать кого-то для работы на её кухне. Когда я вырос, она научила меня готовить различные блюда, и была тем, кто вдохновил меня пойти в кулинарную школу. Вот почему я должен был поговорить с отцом в первую очередь. Я знал, что в конце буду помогать ей там, как минимум час, перед отъездом.

Дверь кабинета была открыта, но я всё равно постучал прежде, чем войти. Большую часть времени я не желал знать, с чем имеет дело мой отец, ведь чем меньше я знаю, тем лучше.

– Пап?

– Эштон. Заходи, – он закрыл папку и опёрся руками на стол. – Как дела?

Обычно я бы закрыл дверь, но мама всё равно узнает обо всём произошедшем, так что в этом было малою смысла.

– У нас проблема.

Его глаза сузились.

– Неуплата? Ты знаешь, как с этим разобраться, – он отмахнулся от меня и открыл папку, закончив разговор.

– Больше, чем это, – я сел и стал ждать, пока он обратит внимание.

Папа поднял голову.

– Иисус Христос, Эштон. Чёрт возьми, разберись с этим. У меня своего дерьма полно.

Иногда шокировать моего отца было единственным способом привлечь его внимание.

– Доминик Толли не смог собрать наличные. Предложил продать свою жену, чтобы покрыть долг.

Отец резко вскинул голову.

– Что ты, блядь, только что сказал?

– Ублюдок предложил мне свою жену на три месяца, и дал понять, что она готова трахаться со мной каждую ночь, чтобы погасить его долг.

Папа резко поднялся с места, и с силой ударил руками по столу, заставляя ручку подпрыгнуть и скатиться на пол. Он не стал её поднимать.

– Ублюдок! Я надеюсь, что Брок у тебя для того, чтобы отправить его задницу домой и позаботиться о нём.

– Нет.

Мускулы на его шее напряглись, синие вены выступили под кожей, словно реки на карте.

– Ты отправил её домой с ним, не так ли? – я вперился взглядом в ботинки, и он зарычал. – Скажи мне, что ты этого не сделал, Эштон. Скажи мне, что не взял девчонку вместо оплаты. – Я поднял подбородок, и он понял мой ответ. – Иисус, блядь.

– Я заключил с ним сделку, – сказал я. – Я забираю Елену на три месяца, и он платит половину того, что должен.

– Половину? Ты сумасшедший? У неё золотая киска или что? У неё должна быть… Должны быть веские основания для этого… маразма.

Сказав это, отец обогнул стол и схватил меня за рубашку, вплотную приблизив к себе. Его лицо оказалось в миллиметрах от моего, пока он кричал от недовольства. Мои кулаки были прижаты по бокам. Со своим ростом в сто восемьдесят четыре сантиметра я был крупным парнем, но папа даже был большим ублюдком, чем я. Он мог уложить меня, не вспотев. Тем не менее, мой голос был твёрдым, когда я посмотрел ему прямо в глаза и ответил:

– Он плохо обращается с ней, пап, – громкость голоса слегка снизилась, когда я продолжил: – Я не знаю, насколько плохо всё было, но она даже боится посмотреть мне в глаза, когда я, блядь, разговариваю с ней. Не может принять решение самостоятельно. Клянусь Богом, она подпрыгнула на шесть чёртовых футов, когда я дотронулся до её руки. У меня не было мысли прикасаться к ней, но я не мог позволить ей уйти с ним. Если бы я застрелил его и позволил Броку избить его, представь, что бы это означало для неё. – Я сделал паузу, прежде чем спокойно продолжить: – Ты лучше всех знаешь, что это означало бы.

Понимание заскользило по его чертам, и он опустил меня на землю, освобождая рубашку, разглаживая мятый материал.

– Она останется с тобой?

– Да, – за долю секунды я решил поделиться с ним планом. – У меня только три месяца, чтобы исправить то, что он сломал. Это будет трудно, но будь я проклят, если не попробую.

Отец прислонился к своему столу, его тяжёлый вздох пронзил тишину комнаты.

– Я не понимаю, почему ты не убил этого ублюдка.

– Поверь мне, я думал об этом, но ты знаешь, что это не принесёт пользы. Так же как тётя Вероника, она окажется с другим лузером, который будет запугивать её. Я могу разорвать порочный круг. Покажу ей, что она достаточна сильна, чтобы оставить его по своему желанию. Мне нужны эти следующие три месяца, – я сделал паузу. – Вот тогда я отправлю Брока к нему.

Папа кивнул.

– Интересный план. В принципе, три месяца – не долгий срок. Ведь понадобился, по крайней мере, год, чтобы исправить то, как членосос сломал Ронни.

Откинувшись в кресле, я закинул лодыжку на колено, озвучивая мысли:

– Я начну с простых вещей, например, покажу ей как делать собственный выбор. Она не могла даже выбрать блюдо в меню на матче прошлой ночью. А сегодня я отправил её в SPA.

Он кивнул.

– Имеет смысл. Покажи ей, как с ней должны обращаться, – пробормотал отец себе под нос.

– Именно. Я надеюсь, мама сможет приготовить большой ужин на следующей неделе, и пригласить тётю Веронику. Думаю, их разговор с Еленой может быть полезным.

– Кажется отличной идеей, – он похлопал меня по плечу. Затем понизив голос, продолжил: – Я горжусь тем, как ты поступил в этой ситуации. Знаю, что ты не всегда согласен с тем, что мы делаем, но ни одна женщина не должна иметь дело с такими мужчинами.

– Нет, она не должна. Это сделает нас ненамного беднее, но я думаю, оно того стоит.

– Да. Но половина лучше, чем ничего. Я позвоню Ронни сегодня вечером после твоего разговора с мамой.

– Спасибо, отец, – я встал. – Уже пойду. Знаю, что, в конце концов, проведу время за готовкой прежде, чем уеду.

– Скорее всего, – он засмеялся и махнул мне рукой, возвращаясь к работе, которой занимался до моего прихода. Это было правило моего отца: если у тебя проблема – расскажи. Происходящее может быть накалённым до предела, но всё устаканится, а затем все про это забудут. Некоторые могут не согласиться с таким подходом, но у нас он работал.

Вернувшись на кухню, я обнаружил маму, взбивающую яйца венчиком.

– Эй, мам.

В отличие от многих женщин, участвующих в нашей жизни, мама знала аспекты бизнеса моего отца. Она не хотела оставаться безучастной, но у неё были правила – правила которым отец повиновался беспрекословно. Он любил её слишком сильно, чтобы рискнуть отпустить. Бизнес отца никогда не пускался в этом дом. Безусловно, мы говорили о нём, но только в кабинете. Ни один человек, работающий на отца, не подпускался к дому близко. Мама хотела такую нормальную жизнь, насколько это возможно. Ещё одно правило: ни Миллер, ни я ничего не делаем в бизнесе, пока не закончим колледж. И напоследок, самое главное, если когда-нибудь под кого-то из нас начнут копать, работа отца – устранить проблемы, даже если это будет означать взять вину на себя. Её сыновья никогда не окажутся в тюрьме из-за бизнеса, согласно правилам мамы.

– Закончил с папой?

Я наблюдал, как она быстро двигает запястьем, вспенивая яйца в чашке, и в то время как она закрыла дверцу шкафа бедром, её взгляд не отрывался от меня. Я сделал паузу, прежде чем ответить.

– Да, но это вовлекает и тебя.

– Рассказывай.

Не только мой отец был прямолинейным.

– Ну, это касается моего клиента, который плохо обращается с женой.

Она перестала взбивать, её глаза загорелись, а губы сжались.

– Ты получишь всё, что тебе нужно.

Забавно, как различалась реакция родителей. К тому же, я рассказал маме только часть истории. Ей не нужны были все детали, и я знал, что на самом деле она не хотела их знать.

– Она останется со мной в течении следующих трёх месяцев. Я хочу помочь ей, мама. Я хочу показать ей, каким долбо…

– Ты не посмеешь закончить предложение, Эштон Джозеф.

В тридцать два я всё ещё получаю выговор за мат. Какого чёрта? Я закатил глаза и продолжил:

– Во всяком случае, я надеюсь, что мы могли бы устроить здесь большой ужин с тётей Вероникой. Может быть, они могли бы посидеть и поговорить, и это могло бы помочь Елене увидеть свет?

– Я думаю, что это замечательная идея. Как насчёт следующей субботы? Дай ей время освоиться здесь.

– Это отлично, мама. Спасибо.

Она улыбнулась, и улыбка осветила всё её лицо. Может, ей и было пятьдесят семь, и я был её сыном, но я не мог отрицать, что моя мама была красивой женщиной, особенно, когда улыбалась.

– Пожалуйста. Теперь помоги мне. Отмерь шесть чашек муки в миксер.

– Ты же знаешь, что лучше получится, если просеять её.

Она указала на венчик.

– Моя кухня, мои правила. Насыпай.

Я сделал, как она сказала, смеясь про себя, пока высыпал муку в миску для миксера. Мой отец – один из самых могущественных людей в городе в отмывании денег, но не было никаких сомнений, кто был ответственным за домашнее хозяйство. Я даже видел, как отец прикрывал голову, когда мама злилась.

В течение следующих двух часов я помогал ей с готовкой. Это успокаивало. Когда я посмотрел на часы, лицо было всё в муке, и я понял, что Елена скоро вернётся. Я хотел быть там, когда Льюис привезёт её. Так же мне надо было забрать некоторые документы, подготовленные для своих ресторанов.

Я попрощался с мамой и поехал в офис. Поговорил с каждым из менеджеров в ресторане и собрал документы, прежде чем отправиться домой и ждать.

Поглощённый суммами прибыли за прошлый месяц, я не услышал тихий стук в дверь. Зная, каким сосредоточенным я становился, когда дело касалось финансов, я оставил её открытой и, подняв глаза, проглотил язык.

С того момента, как увидел её, я знал, что Елена красива, но та женщина, которая стояла передо мной, была богиней. Её волосы падали шёлковыми волнами вокруг лица. Макияж был лёгким, прекрасным, потому что она не нуждалась в нём. На устах была робкая улыбка, которая говорила мне, что она была счастлива, что в свою очередь делало счастливым меня. Добавьте к этому тот факт, что каждый изгиб её тела подчёркивало короткое зелёное платье, и не было ничего удивительного, что мой член в считаные секунды потребовал, чтоб его освободили из джинсов.

Открыл и закрыл рот несколько раз, прежде чем мне наконец-то удалось произнести:

– Святое дерьмо, Елена. Ты выглядишь фантастически.

Глава 6.

Елена

Его широко распахнутые глаза и открытый рот были зрелищем, которое я никогда не видела по отношению к себе. Доминик смотрел на меня так до того, как мы поженились, и прежде, чем он понял, что надо мной нужно работать и помогать стать хорошей женой. Глаза Эштона были полны честности, восхищения, и, если я не ошибаюсь, похоти.

Я выбросила эту мысль из головы. Нет ни единого шанса, что мужчина, особенно такой, как Эштон, мог думать о том, что на меня можно посмотреть повторн Я уже молчу о выражении его лица, которое говорит «так бы и съел тебя». Я внимательно наблюдала за тем, как он обошёл стол, пересёк комнату и остановился передо мной. Внезапно я почувствовала себя маленькой Красной Шапочкой, преследуемой большим плохим Волком. Мой взгляд упёрся в пол.

– Посмотри на меня, Елена.

Я посмотрела на него, ожидая выговора. Мне не следовало идти в SPA, я должна была приготовить ужин.

Чёрт побери, Елена.

Но с тем позором, который я чувствовала, я бы солгала себе, если бы не призналась, что полностью наслаждалась своим днём. Я не могла вспомнить, когда в последний раз кто-то подстригал мне волосы, не говоря уже о покраске. Доминик считал, что это пустая трата денег. Легкомыслие – вот как он называл это. Туда же можно добавить массаж, маникюр, педикюр и личного помощника по покупкам. Я вздохнула от воспоминаний, зная, что это был один из лучших дней в моей жизни.

– Почему ты всегда смотришь в пол?

Моё внимание вернулось к Эштону, и я ответила:

– Я боюсь, что вы станете кричать на меня.

– За что кричать?

– Я не знаю. За то, что потратила день вместо уборки и приготовления обеда и ужина для вас, – моё сердце бешено колотилось, как у отстёганной лошади, и я начала заламывать руки.

Не пытаясь меня ударить, Эштон сжал мои пальцы и развёл руки, крепко удерживая в своих.

– Я говорил ранее, что не жду от тебя заботы обо мне. Так или иначе, я собираюсь каким-либо образом объяснить тебе, насколько ошибочно ты мыслишь. Теперь скажи, ты насладилась своим времяпрепровождением?

– Да, спасибо, – стремление отвести взгляд почти взяло верх, но я поборола его. Сделать то, что сказал Эштон, было моей целью.

– Что понравилось тебе больше всего?

Что будет, если я отвечу неправильно? Мои руки начали потеть, когда я осознала, что он всё ещё держит их. Не было ни единого шанса, что он не заметит этого.

– Мне очень понравился шопинг.

Он улыбнулся и отпустил одну руку, а вторую поднял над головой, заставляя меня кружиться на месте.

– Вижу. Это платье смотрится на тебе фантастически.

Возможно ли, что желание, которое я заметила в его глазах, касалось меня? Спустя лишь день вдали от дома мой мир перевернулся, и теперь я не понимала, где север, а где юг. Мои руки задрожали. Я была далека от своей зоны комфорта и не знала с чего начать. Он был мужчиной, как и Доминик, но их мысли были противоположны, словно полюса.

Кто из них был прав?

Словно почувствовав мою возросшую нервозность, Эштон сменил тему.

– Я хочу показать тебе дом, но мне нужно ещё минут десять, чтобы закончить бумажную работу.

– Всё хорошо. Я могу подняться в комнату, – потянула руки, но он всё ещё не отпускал меня.

– Ты собираешься спрятаться, или есть другая причина?

Его тон, в сочетании с углом подбородка и оценивающими взглядом, ясно дал понять, что он не отпустит меня, если ответ ему не понравится, но на этот раз он не испугал меня. Я не могу объяснить разницу, но ответила честно.

– Я хочу развесить новую одежду и переодеться к ужину.

Он сделал шаг вперёд и поднёс мою руку ко рту, касаясь кожи одними губами.

– Твою новую одежду, Елена, и я думаю это прекрасная идея. Но не переодевайся. Ты прекрасно выглядишь в этом платье.

Жар опалил лицо, я кивнула и отняла руку, как только он отпустил меня, поспешив к двери. В безопасности своей комнаты я сделала несколько глубоких вдохов. Ни один человек не производил на моё тело такой эффект. Каждая частичка меня чувствовала пламя, разгорающееся внизу на кончике каждого нерва в моём теле. Потом я вспомнила, что именно привело меня сюда. Доминик был моим мужем. Я любила его. Клялась любить и оберегать его, пока смерть не разлучит нас, и я сделаю это. Так почему, хоть всего и на мгновение, мне показалось, что всё с ним было ошибкой?

Стук в дверь прервал мои мысли, петли заскрипели, когда она медленно открылась. Эштон стоял в дверном проёме, и, прислонившись к косяку, смотрел на пакеты у изножья кровати. Я не успела убрать их подальше. Моё лицо покраснело.

– Готова к турне?

Я кивнула, не уверенная, что мой язык меня послушается. Когда я была рядом с ним, моё сердце бешено билось, а дыхание сбивалось.

– Тогда вперёд.

Оказалось, что дом был даже больше, чем я себе представляла. Все спальни были на втором этаже, и в каждой имелась собственная ванная. На первом этаже было всё от бильярда до игровой комнаты, от маленькой библиотеки до кухни, размер которой был больше чем вся моя квартира. Мысли о том, как провести дни, заполнили мою голову прежде, чем я успела избавиться от них, как делала обычно.

– Ваш дом прекрасен.

Эштон улыбнулся.

– Спасибо. В течение следующих трёх месяцев это и твой дом. Ты можешь использовать любую комнату. Тебе не нужно проводить всё свободное время, прячась наверху в спальне, – он подмигнул, и я почувствовала трепет глубоко в желудке. Я, может, соврала, сказав, что сделаю это, но это не поможет Доминику. И опять же, он попросту отдал меня.

– Я постараюсь, но на самом деле не знаю, чем занять себя, кроме приготовления пищи и уборки.

– Я уверен ты найдёшь занятие, – он положил руку мне на спину и проводил на кухню и в столовую. Прикосновение было интимным и незнакомым, но он не оставил место для вопросов.

– Давай поужинаем.

Вина за неучастие в приготовлении ужина подавляла меня, но я молчала. Мой желудок сжался в ожидании разрешения. Эштон уже предельно ясно объяснил, что мне не нужно готовить для него, и я решила не рисковать и не расстраивать его старыми привычками. Когда мы дошли до столовой, я увидела, что стол заставлен пищей. Эштон подвёл меня к стулу и выдвинул его для меня. Опять же, я не привыкла к такому. Доминик обычно садился и начинал есть.

– Что будешь пить?

– Я буду то же, что и вы.

Мой ответ был незамедлительным. Инстинктивным. Он шагнул к моему стулу и пальцами приподнял подбородок, заставляя смотреть на него.

– Начиная с этого момента, ты должна принимать свои собственные решения.

Мои глаза закрылись, и голос задрожал.

– Я не уверена, что знаю, как это делать. Разве вы не можете просто решить? Доминик всегда решал за меня.

– Это и есть частью проблемы. Я собираюсь научить тебя делать собственный выбор.

Его прямой ответ дал мне мужество уточнить:

– Почему неправильно то, что Доминик помогает принимать решения? Он учит меня, как быть хорошей женой.

Повисла небольшая пауза, прежде чем Эштон ответил, но когда он заговорил, я отметила тон его голоса, который различала слишком хорошо. Недовольство.

– Это второй раз, когда я слышу это от тебя. Он не учит тебя, Елена, он контролирует тебя – это большая разница. Пока контроль у него, ты остаёшься с ним, и неважно, как плохо он относится к тебе.

– Он неплохо относится ко мне, – прошептала я, потому что многое из сказанного Эштоном имело смысл, создавая в свою очередь множество вопросов, для обдумывания которых у меня тогда не было времени.

– Да неужели? Сколько раз ты плакала из-за того, что он сказал или сделал перед вашим расставанием?

Я сидела, оглушённая тишиной. Доминик заставлял меня плакать по крайне мере три раза в день – большую часть дней даже чаще. На самом деле, я не любила плакать или слушать его оскорбления, но знала, что это будет происходить и дальше, пока я не исправлюсь. Я моргнула и подняла глаза на Эштона, не будучи уверенной, что мне ответить.

– Я думаю, ты только что ответила на мой вопрос. Теперь я спрошу снова, что бы ты хотела выпить?

Я знала, что Эштон не отстанет от меня, пока я не приму решение, поэтому тихо спросила:

– Можно мне бокал красного вина?

Было приятно выбрать что-то самой, особенно когда меня не упрекнули в неправильности выбора.

– Это я могу, – он улыбнулся и подошёл к столику для закусок со стаканами и различными бутылками, и налив два бокала, принёс один мне, после взял свой и сел на стул прямо напротив меня. Мы передавали блюда друг другу, наполняя наши тарелки. Всё выглядело так аппетитно.

– Всё такое замечательное, – сказала я, разворачивая салфетку на коленях.

– Спасибо. Это приготовила Джулия.

– Джулия?

Он улыбнулся.

– Моя экономка. По большей части я сам готовлю для себя вечерами, но иногда, если занят, это делает она. И сегодня я хотел, чтобы вместо готовки у меня было время поговорить.

– Поговорить о чём?

– О чём захочешь.

Эштон передал поднос с курицей. Взяв кусочек, я закончила заполнять тарелку. Комната погрузилась в тишину, я чувствовала знакомый прилив смущения, прежде чем признаться:

– Мы с Домиником никогда не разговаривали.

– Дай угадаю. Он не хочет делать ничего, кроме как поесть, а после заняться чем-то ещё.

Я вздрогнула, когда он сказал «чем-то ещё». Моя сексуальная жизнь – не то, о чём я хотела бы говорить. Возможно, он не её имел в виду, но мои мысли были направлены в эту сторону. С каждым мгновением взгляд Эштона становился более пристальным, глаза темнели, распалялись. Под его наблюдательным взглядом в животе нарастало странное ощущение. Оно было не нежелательным – как раз наоборот, напоминало признание, что его взгляд оказывает на меня физический эффект.

Меня захлестнул стыд. Эштон, должно быть, заметил, так как выражение его лица смягчилось. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я опередила его.

– Обычно шла игра, которую он хотел посмотреть. Поэтому он всегда ел быстро, чтобы не пропустить её.

– Ты смотрела игры с ним?

– Нет, я должна была убрать всё после ужина, постирать, и приготовить ему обед.

– Так ты была его рабыней.

Я ахнула.

– Нет! Он мой муж, это моя работа – заботиться о нём.

Его брови сдвинулись.

– Но ты работала в закусочной, не так ли?

– Ну, да. Я должна была помогать оплачивать счета.

– Да, он точно тратил свою зарплату на оплату счетов, поэтому он и занял деньги у меня в первую очередь. Господи, Елена, сейчас не 1950-тые. У тебя есть работа вне дома. Это также не работа – заботиться о нём. Что он делает для тебя – это плохое обращение.

– Доминик никогда не поднимал руку на меня, – с презрением ответила я.

– Возможно, он не бил тебя, но чтобы обидеть кого-то, не всегда нужны кулаки.

Комментарий Эштона повис в воздухе, и парень откусил от курицы. Мы ели в тишине, холодная атмосфера резко контрастировала с более ранней лёгкой беседой, и всё это время я сидела и переваривала его слова. Голос в моей голове, который я не слышала долгое время, кричал мне, что Эштон прав. То, что Доминик делал и продолжал делать по отношению ко мне, не имело ничего общего с любовью. Это было искажено и ошибочно.

Этот голос был тих на протяжении нескольких лет. Когда мы только поженились, я хотела порадовать моего нового мужа, так что было легко отодвинуть эти мысли в сторону; убедить себя в том, что я довольна своей ролью. Мне нужно было быть хорошей женой, а я не могла сделать этого, если бы позволила голосу осуждать меня. Но сейчас голос вернулся, и из-за того, что Эштон озвучивал мысли, которые я с таким усилием избегала, становилось всё труднее и труднее игнорировать его.

– Елена?

Я подняла глаза. Эштон закончил с едой, но всё, что делала я, это гоняла еду по тарелке. Он поставил бокал и откинулся на спинку.

– Хочешь поговорить об этом?

Это ощущалась неправильно, словно разговаривая с Эштоном, я предавала Доминика, так что я продолжила ковырять еду, на этот раз заставив себя съесть немного. Уголком глаза я заметила, что Эштон ждёт. Что-то подсказывало мне, что он не опустит эту тему. Можно ли считать это предательством, если именно из-за Доминика я оказалась в этой ситуации?

– Почему бы тебе сначала не доесть и не допить. Потом поговорим.

Возможно, это прозвучало как предложение, но то, как Эштон преподнёс его, дало мне понять, что он не собирается принимать «нет» в качестве ответа. Я подняла бокал к губам и помедлила.

– С тех пор, как я встретила вас, кажется, вы всегда пытаетесь напоить меня.

Глаза Эштона расширились.

– Ты только что сказала колкость?

Откуда это взялось?

– Мне очень жаль. Я не имела это ввиду, – мои руки начали трястись так сильно, что я чуть не выронила бокал.

Эштон обогнул стол, быстро забрал бокал и, поставив его на стол, мягко произнёс:

– Елена, расслабься. Мне это нравится. Это то, что ты должна делать всё время. Это называется постоять за себя.

Я смотрела на бокал, не желая встречаться с Эштоном взглядом.

– Я не так должна себя вести.

– Снова это дерьмо, – он протянул мне стакан с хмурым взглядом. – Допей.

Чтобы не разлить напиток, я медленно поднесла к губам бокал и сделала первый глоток терпкого красного вина, чувствуя, как желудок нагревается от алкоголя. Я даже не могла обвинить вино в своей наглости. Мысль о том, что я могла испортить всё одним комментарием, заставила меня ощутить панику, пока Эштон успокаивал меня. Я не привыкла говорить то, что у меня на уме, и была шокирована, что ему это понравилось.

Эштон не пытался вовлечь меня в разговор, и его молчание нервировало меня, от чего поглощать еду становилось ещё труднее, хоть и каждый кусочек был вкуснее, чем предыдущий. Я должна была привыкнуть к тишине за обеденным столом, за исключением того, что Эштон не молчал с тех пор, как я его встретила. Когда он наконец заговорил, я с облегчением вздохнула.

– Расскажи мне, как вы с Домиником познакомились?

– Мы были влюблены со средней школы. Он был капитаном футбольной команды.

– А чем ты занималась?

– Я? Я пела в хоре и группе. – Я вспомнила, как считала себя счастливицей, что такой популярный парень, как Доминик, хотел гулять со мной. Он был капитаном и мог встречаться с любой.

Эштон откинулся назад и скрестил руки на груди.

– Когда вы поженились?

– После того, как оба закончили колледж.

– Подожди. У тебя есть высшее образование? – спросил он, и удивление в его голосе слегка ранило моё сердце.

– Да. Я специализировалась на мюзиклах.

Он покачал головой.

– Тогда какого чёрта ты работаешь в закусочной?

Я пожала плечами.

– Доминик решил, что я лишь впустую потрачу время, если буду ходить на прослушивания, когда у меня могла бы быть стабильная работа со стабильным доходом.

– Мудак даже не позволил тебе следовать за мечтой.

Его голос был настолько тихим, что, должно быть, я не должна была услышать этих слов. Но я услышала и откинулась на стул, желая защитить своего мужа, но не расстраивая Эштона ещё больше.

– Он был прав. Нам нужны были деньги.

Парень посмотрел на меня, вздохнул и потянулся через стол, взял одну мою руку и нежно сжал её, проведя большим пальцем по моим костяшкам.

– Не за счёт твоей мечты. Я по факту знаю, что он уже давно играет в азартные игры. Думаю, он хотел, чтобы у тебя была работа, чтобы ты помогала платить за долги его аморальной деятельности.

Я решительно покачала головой.

– Он бы так не поступил со мной.

– Да, поступил бы, Елена, и сделал это. Не обманывай себя.

Это задевало сильнее, чем я думала. От мысли о том, что Доминик заставил меня отказаться от моей мечты ради своих азартных игр, мой живот скрутило узлами.

– Я не знаю, что сказать. Мы женаты. Я хочу сделать всё, что в моих силах для него, и особенно из-за того, что по молодости мы не планировали заходить так далеко.

Он наклонил голову в сторону.

– Что это означает?

Я вздрогнула.

– Наша свадьба не была запланированной.

Эштон отпустил мою руку, наклонился вперёд и поставил локти на стол, прикрыв рот пальцами.

– Объясни.

Я сделала глубокий вздох и начала…

Моя голова раскалывается, будто кто-то долбил по моим мозгам молотком-перфоратором. Возможно, поездка-сюрприз в Вегас в честь моего окончания школы была не очень хорошей идей. Медленно открывая глаза, боясь света на другой стороне, я вижу Доминика, мирно спящего рядом со мной. Наша одежда, в который мы были прошлой ночью, разбросана по всей комнате, включая три платья, которые я оставила валяться, когда решала, что надеть. Доминик сказал, что ему не нравится ни одно из них и продолжал просить меня переодеться. Одно из них было слишком тесным, говорил он. Из-за него мой зад выглядел больше. Два других были слишком откровенными: первое слишком открывало ноги, а во втором был слишком большое декольте, как и тогда, когда на прошлой неделе я надевала его на поздний завтрак с мамой.

Покачав головой, я улыбаюсь себе. Пока мы в Вегасе, я всегда могу пройтись по магазинам в поисках новой одежды. Я возьму Доминика за покупками – чтобы убедиться, что ему нравятся новые вещи, прежде купить их. Пробежав руками по лицу, я знаю, что душ и еда помогут справиться с похмельем. Осторожно выбираясь из кровати, я тихо направляюсь в ванную, потому что Доминик не любит, когда его будят утром. Он будет в ужасном настроении оставшуюся часть дня, если я потревожу его, поэтому лучше просто побыть тихоней, пока он не проснётся, чтобы мы могли позавтракать.

Я включаю воду в душе. В ожидании пока нагреется вода, хватаю зубную щётку и чуть ли не кричу. На безымянном пальце левой руки плотно сидит золотое кольцо.

Свадебное кольцо.

Выбегая из ванной, я стягиваю простынь с Доминика, чтобы посмотреть на его руку, и нахожу такое же кольцо на его пальце.

О, Боже. Что произошло прошлой ночью?

С решимостью, я обыскиваю нашу одежду и сумки, чтобы найти какое-то объяснение тому, что происходит. В кармане брюк Доминика нахожу чек от «Часовня O’Лав» на женское и мужское свадебные кольца, и на проведение одной церемонии. К нему степлером прикреплён тонкий лист бумаги – свидетельство об официальном браке в штате Невада.

Святой ад. Мы поженились.

Мы женаты.

Это то, на что я надеялась – хотя это случилось чуть раньше, чем я рассчитывала.

На один короткий миг я подумываю разбудить Доминика, но он, скорее всего, не будет счастлив. Лучше дать ему поспать до того, как я расскажу ему.

Я снова иду в душ, и как только одеваюсь, то возвращаюсь в главную комнату. Доминик сидит на одном из больших кресел, сжимая свидетельство в руке, вена на виске дико пульсирует.

– Что это, блядь, такое? – он размахивает передо мной бумагой. Я подозревала, что он не будет счастлив, но эта реакция – больше, чем я ожидала. Он зол.

Я поднимаю руки.

– Полегче, Доминик…

– Не доминикай мне. Ты обманула меня! Ты напоила меня, чтобы я угодил в твою ловушку.

Слабый смешок срывается с моих губ до того, как мне удаётся сдержать его.

– Я не делала ничего подобного. Проснулась утром с такими же скудными воспоминаниями, как и ты. И выпила я столько же, сколько и ты вчера.

– Вот поэтому я всегда говорю тебе не пить, – огрызается он.

Я падаю на стул рядом с ним, от боли в сердце начинает болеть вся грудь.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? Мы можем попробовать получить развод. Или аннулировать его.

Он встаёт, его высокая фигура возвышается надо мной.

– Ты думаешь это смешно?

Это не первый раз, когда он выходит из себя, как сейчас. Он может стать жестоким в таком состоянии, а мне это не нравится.

– Нет. Я просто не уверена, что ещё можно сделать.

– Ты хотела этого, не так ли? – обвиняет он.

Я отвожу взгляд, ощущая, как слёзы жгут глаза.

– Не буду лгать, Доминик. Я надеялась, что ты хочешь, чтобы однажды я стала твоей женой.