Текст книги "Голубые цветочки"

Автор книги: Раймон Кено

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

XVII

Выздоровев, Сидролен вновь занялся окрасочными работами.

Положив последний мазок, он отступил на пару шагов для лучшего обзора результатов своего труда. От этого обзора он получил некоторое удовлетворение; вот тут-то он и услыхал, как его окликают. Он обернулся. У тротуара стоял уаттомобиль с прицепом, чуть позади и сбоку виднелся другой уаттомобиль, буксирующий за собой закрытый фургон. Судя по номерным знакам, весь караван явился из провинции. Водитель первого уаттомобиля высунулся из него с вопросом:

– Извините, где тут туристическая турбаза для туристов?

– Это очень просто. Все прямо и прямо, примерно в пятистах метрах отсюда.

И Сидролен добавил:

– Знаете, в это время года она, наверное, уже закрыта.

– Поеду все же взгляну. Спасибо.

И водитель, втянув голову под свой панцирь, включил зажигание.

Но перед тем как отъехать, он крикнул Сидролену:

– А ведь я тоже художник!

Сидролен поглядел вслед машине с фургоном. Он подождал с четверть часика, а потом и двадцать минут, чтобы посмотреть, не вернется ли случайно этот караван, найдя туристическую турбазу для туристов закрытой. Прождав час и так никого и не увидев, Сидролен спустился по склону и пошел прибрать банку с краской и кисть. Лали чистила картошку. Сидролен спросил:

– Будете жарить?

– Нет, запеку картофель с сыром.

– Я предпочитаю жареный.

– А сегодня будет запеченный картофель с сыром.

– Ладно, – сказал Сидролен. И добавил:

– Пойду прогуляюсь. В сторону туристической турбазы для туристов. Туда еще народ едет.

– Интересно поглядеть.

– Так что, никак нельзя жареный?

– Ух, вот тиран! Ладно, будет вам жареный.

– Так, чтобы одни ломтики были мягонькие, а другие твердые, как древесная кора.

– А для меня, – сказала Лали, – среднее между тем и этим.

– А может, половину картошки запечь с сыром, а другую половину пожарить – одну так, другую эдак, а третью часть – среднее между тем и этим?

Лали не ответила.

– Ладно, – сказал Сидролен, – пойду погляжу, что там делается.

Туристическая турбаза для туристов почти опустела, но все же пока функционирует, хотя и довольно вяло. Сидролен не находит там того, что искал, – обнаруживает он это в ста метрах дальше. Обе машины с прицепом стоят вдоль тротуара; рядом, на тротуаре, толкуют о чем-то двое мужчин и две женщины. Сидролен подходит, потом минует эту маленькую группку; водитель головной машины не узнает его. Сидролен удаляется метров на пятьдесят, потом возвращается назад. Поравнявшись с той же группой, он обращается к человеку, что расспрашивал его о базе:

– Знаете, это вон там (жест). Она как будто еще открыта.

– Месье, – говорит тот, – я, по-моему, вашего мнения не спрашивал.

– Однако только что спрашивали, – парирует Сидролен, – и я еще не кончил вам его высказывать.

С этими словами Сидролен продолжает свой путь.

– Месье! – кричат сзади.

Он останавливается. Водитель догоняет его. Он говорит:

– Эти олухи… они не принимают нас из-за лошадей. Почему, скажите на милость, мои лошади не могут заниматься туризмом?

Сидролен не отвечает.

Тот переспрашивает:

– Вы согласны?

Сидролен отвечает:

– Мы с вами друг другу не представлены.

– Это верно.

Караванщик протягивает руку и представляется:

– Ож.

– Сидролен, – представляется Сидролен. Они пожимают друг другу руки. Ож добавляет:

– Как видите, я попросту. Если вы маляр, то я герцог.

– Я не маляр, – говорит Сидролен, – я арматор. Владею баржой и лодкой.

– Я вовсе не хотел вас обидеть, – говорит герцог. – Всякий труд почетен. Как я вас недавно информировал, я также в свое время имел дело с красками, что, в общем-то, неординарное занятие для герцога – герцога, участвовавшего в крестовых походах. Я даже специализировался по стенным росписям. Это занятие в вашем духе, если угодно.

– Угодно, – отзывается Сидролен.

– Пойдемте, я представлю вас своей дочери. Фелица, познакомься, это господин Сидролен.

– Бе-е-е! – отвечает Фелица.

– А это мой тренер и друг Прикармань. Виконт де Прикармань.

– Сидролен, – представляется Сидролен.

– И его мама.

– Привет! – говорит графиня де Прикармань.

– Лошадям я вас представлю как-нибудь в другой раз, – говорит герцог. – Ну ладно, теперь, когда лед тронулся и мы познакомились, – не близко, но вполне достаточно для того, чтобы наладить контакты в социальном плане, – контакты явно поверхностные, но, кто знает! – многообещающие и плодотворные как для одной стороны, так и для другой, сам пока не знаю, в какой области, – впрочем, вполне возможно, что вот в какой: месье Сидролен, не могли бы вы, являясь местным жителем, указать нам такую обитель, не слишком удаленную от центра города, где мои лошади, моя дочь, Прикармань, его мамаша и я могли бы сочетать туристические радости со столичными утехами?

Тут герцог повелительным жестом воспретил Сидролену отвечать незамедлительно.

– Откровенно говоря, – продолжил он, – я хоть и принадлежу к знатному роду, тем не менее являюсь провинциалом, как это явствует из моих номерных знаков. Я сельский помещик, дворянин во крестьянстве, так сказать, и потому предпочитаю свежий воздух всяким там ванным и туалетам городских отелей.

– Ваше право, – ответил Сидролен. – Что же до пожеланий, которые имели быть высказаны вами не далее как несколько секунд назад, я, признаться, не вижу, чем вам можно помочь. Здесь, в округе, есть конюшни, вы могли бы на время сдать туда ваших лошадей.

– Никогда! – отрезал герцог.

– Как же вы поступали раньше?

– Да не было никакого «раньше»! Это мой дебют в туризме.

– Не сказать, чтобы он был удачен.

– Месье Сидролен, которого я пока так мало знаю, – надеюсь, вы не хотели меня обескуражить, вернее, обезгаражить?

– Сами видите: ваш кураж не помог найти гараж.

– Месье Сидролен, которого я пока так мало знаю, – по-моему, вы резонируете совсем как аббат Рифент.

– Аббат Рифент… – промолвил, нахмурясь, Сидролен, – аббат Рифент… это имя мне что-то напоминает.

– Это имя прославили газеты, – сказал герцог. – Он полжизни провел под землей.

– Ах, да! – воскликнул Сидролен. – Это тот самый знаменитый преисторик.

– Мой бывший капеллан, – уточнил герцог.

– Ишь ты, черт возьми! – удивился Сидролен. – У вас есть средства содержать личного капеллана?

– Разумеется, – ответил герцог. – Но я его уволил – по причине атеизма. Моего личного атеизма, хочу я сказать. Хотя и сам он… ну, в общем… а, впрочем, займемся лучше нынешней ситуацией. Итак, месье Сидролен, где я мог бы расположиться – на природе, но поблизости от центра города?

– Трудно сказать, – сказал Сидролен. – Скверы у нас для туристов закрыты.

– О Боже! – вздохнул герцог. – Где то золотое времечко, когда при каждой таверне имелась своя конюшня! В современных гостиницах даже гаражей нет.

– Ну почему же, бывают и огараженные отели, – ответил Сидролен.

– Вот видите, я был прав! – сказал герцог. – Вы резонируете совсем как аббат Рифент.

Сидролен пропустил мимо ушей это обидное сравнение и спросил, извинившись за нескромный вопрос, почему герцог обременяет себя этими двумя лошадьми. Разве не лучше им было бы пастись на каком-нибудь нормандском или беррийском пастбище?

– Им нравится город, – пояснил герцог. – И время от времени у них возникает потребность приобщиться к городской жизни. Они так давно не видели столичного города!.. и теперь им интересно побывать в новых кварталах и полюбоваться достопримечательностями – по крайней мере теми, что достойны их внимания.

– Странно как-то мне вас слушать, – сказал Сидролен.

– Я устраню эту странность, – ответил герцог. – Поскольку вы, месье Сидролен, явно бессильны, невзирая на ваше искреннее стремление, помочь мне, указав туристическую турбазу для туристов-лошадей, мы продолжим свой путь и расположимся где-нибудь на опушке того леска, что виднеется там, на горизонте.

– Это сад для публичного гулянья, – возразил Сидролен, – берегитесь, там штрафанут!

– Наплевать мне на этого штрафанута! – отрезал герцог. – Прощайте, месье. Эй вы, в путь!

И герцог садится за руль головной машины, рядом с ним Прикармань. Графиня ведет вторую машину, рядом с ней Фелица. Все отъезжают. Сидролен замечает в окошке фургона головы лошадей. Они вполне похожи на лошадиные головы.

Он неторопливо возвращается домой. Дойдя до загородки, он рассеянно вглядывается в достраиваемое здание напротив, – там еще ведутся работы в подвале и на крыше. Кто-то машет Сидролену с той стороны шоссе; Сидролен ловко переходит последнее, не дав ни одному уаттомобилю сбить или хотя бы зацепить себя.

– Вот вы-то, наверное, и можете дать мне справку, – говорит Сидролен.

– Я думаю! – отвечает сторож, – но вы, наверное, удивлены, видя меня здесь. Мне предложили место консьержа в этом доме. Я зашел поглядеть, подходит ли оно мне.

– Ну и как, подходит?

– Я думаю! Значит, теперь я ваш сосед.

– Так вот какую справку я хотел у вас получить…

– Слушаю вас, – говорит сторож.

– Тут одних людей выставили с вашей турбазы.

– Да она через пару дней закроется.

– Нет, не в том дело. Их выставили, потому что с ними две лошади.

– Цыгане, что ли?

– Вовсе нет. Герцог, графиня, виконт и слабоумная девица.

– И две лошади?

– И две лошади. В фургоне. Вы случайно не знаете, где они могли бы приткнуться? Не слишком далеко от центра, потому что их лошади очень давно не видали столичного города и теперь им интересно побывать в новых кварталах и полюбоваться достопримечательностями – по крайней мере теми, что достойны их внимания.

– Это что – сон? – спрашивает сторож.

– Вы думаете? – спрашивает Сидролен.

– Ах, я вижу, вы запомнили этот мой грешок! – сказал сторож с довольной улыбкой. – Ну да, я думаю. Как только встаю, так сразу начинаю думать. Как только ложусь, так тоже сразу начинаю думать. И в промежутке все думаю, думаю. Значит, подумайте… вот видите, я уже навязываю свою маленькую манию другим… итак, подумайте, нуждаюсь ли я в отдыхе после целого дня усиленной работы моего головного мозга. И я даю ему покой, я засыпаю и сплю без снов. Что касается ваших лошадей в фургоне, которые желают посетить столицу, то я склонен думать – поскольку вы спрашиваете моего мнения, – итак, я склонен думать, что вы увидели их во сне.

– Значит, вы не знаете такой турбазы, где бы их приютили?

– Вы увидели это во сне!

– Недалеко от центра.

– Вы видели это во сне!

– Для всех них: герцога, машин и прочего.

– Вы видите это во сне!

– А вот и они, – сказал Сидролен.

Герцог затормозил. Сторож побледнел, попятился и исчез.

– Он не ценит экспериментальный метод, – вполголоса констатировал Сидролен.

– Что вы сказали? – переспросил прохожий.

– Вы были правы! – крикнул герцог.

– В другой раз, – сказал Сидролен прохожему, который немедленно испарился.

Сидролен подошел к машине.

– Там действительно полно фараонов, в этом леске, – сказал герцог, – прямо с души воротит.

Он высунулся из машины и взглянул на дом.

– Вы живете здесь? – спросил он.

– Нет, напротив, на барже. Не хотите ли выпить со мной?

– Я, ей-богу…

– Вон там есть место для стоянки, пользуйтесь случаем. И приходите, попробуете мою укропную настойку.

– Ладно, не откажусь.

Караван покатил к стоянке, расположенной чуть поодаль. Сидролен осторожно и ловко перешел шоссе и встал у загородки, дожидаясь своих гостей.

Они спустились по склону, – Сидролен во главе шествия, непрестанно повторяя:

– Осторожно, не расквасьте себе физиономии. Когда они проходили по мосткам над зловонной тиной, он сменил пластинку:

– Осторожно, не сверзитесь в воду.

Графиня заметила:

– Издали-то оно довольно миленько, а вблизи – кошмар!

– Да, вода на вид грязновата, – ответил Сидролен, – но она не застойная. Так что грязь то и дело меняется. Иногда я ее разгоняю палкой, и она уплывает вниз по течению. Но с той стороны, и верно, сильно пованивает.

– Что пованивает? – спросил герцог.

– Отбросы, – пояснил Сидролен.

И добавил:

– Не стукнитесь головой. Вот здесь у меня кубрик, или, по-вашему, салон.

– Ничего, вполне! – оценила графиня.

Сидролен позвал:

– Лали!

На зов явился некто – не то персона, не то персонаж, – скорее женского пола, но облаченный в штаны, закатанные до колен, бело-голубую тельняшку и каскетку с названием судна; в руке этот некто сжимал швабру.

– Привет! – сказала графиня.

Остальные промолчали. Сидролен попросил как можно быстрее принести стаканы, минералку и бутылку укропной настойки.

– А какая у вас марка? – спросил герцог.

– «Белая лошадь», – ответил Сидролен.

Когда Лали скрылась, герцог прокомментировал эту проблему в таких словах:

– Конечно, я предпочел бы ту, что гоню из укропа, взращенного на моих землях по рецепту Тимолео Тимолея…

– Это имя мне что-то напоминает, – пробормотал Сидролен.

– Знаменитейший алхимик. Знаменитейший по крайней мере для тех, кто его знал. В словарях он не упоминается.

– И вы его знали?

– Ну еще бы! Я работал под его руководством. Был у него лаборантом, – не смотри что герцог! Видите ли, когда дело доходит до дела, я не строю из себя невесть кого.

– Ну и как, открыли вы философский камень или эликсир долголетия?

– Хотите откровенно? – спросил герцог.

– Хочу, – ответил Сидролен.

– Ни черта мы не открыли, – признался герцог.

– Одну только укропную настойку? – спросил Сидролен.

– Ну, ее-то хоть пить можно, – сказала графиня.

– Бе-е-е! – отозвалась Фелица.

Лали проворно внесла большой, заставленный посудой поднос.

Налив всем присутствующим, она уселась со стаканом в руке. Сидролен сказал гостям:

– Позвольте представить вам мою невесту. Потом обратился к Лали:

– Герцог д’Ож… виконт де Прикармань… мадам… э-э-э…

– Графиня де Прикармань, – сказала графиня де Прикармань.

– И мадемуазель… э-э-э…

– Мадам, – поправил герцог, – мадам де Плакси.

– Привет, – говорит Лали.

– Бе-е-е! – отзывается Фелица.

– А знаете, – говорит герцог, – она совсем недурна – ваша укропная настойка.

– Вполне достойна одобрения, – говорит Прикармань.

– Не слабо! – говорит его мамаша.

Одна лишь Фелица не выражает удовольствия, поскольку пьет не настойку, а минералку.

– Надо бы напоить лошадей, – говорит герцог.

– Я схожу, – вызывается Прикармань.

– Ведро найдете на корме, – говорит Лали.

– Сфен и Стеф, верно, совсем потерялись в догадках, куда это мы делись, – говорит герцог.

– А вы всегда держите их в курсе своих дел? – спрашивает Сидролен.

– Так им больше нравится, – отвечает герцог.

– Это что – циркачи? – спрашивает Лали у Сидролена.

– Не знаю, – отвечает Сидролен Лали. – Во всяком случае, они туристы. Их не пустили на турбазу из-за лошадей.

– Из принципа не пустили? – спрашивает Лали, – или потому что это старые клячи?

– Это прекрасные кони! – возражает герцог.

– Ну, выпить мы выпили, – говорит графиня, – что дальше будем делать? Эмигрировать?

Герцог не ответил, он рассеянно поглядел вокруг, потом негромко сказал:

– На этой барже должно быть довольно много места.

XVIII

Жоакен д’Ож проснулся в превосходном настроении: он спал всю ночь крепким сном без снов. Приведя себя в презентабельный вид, он поднялся на палубу; никто из пассажиров на барже еще не вставал. Герцог помочился в реку, от души наслаждаясь веселым журчанием струи, разбивавшейся о гладь вод. На другом берегу уже рассаживались рыбаки. Ранние пташки – гребцы – стрелой пролетели мимо баржи. Герцог оглянулся: Сфен и Стеф выщипывали лакомые травки из чахлой растительности, покрывающей косогор. По набережной с монотонным жужжанием вихрем проносились уаттомобили.

Герцог ступил на твердую землю и подошел к лошадям.

– Ну что, мой славный Сфен, как вы себя здесь чувствуете?

– Для полного счастья нам следовало бы превратиться в горных козлов.

– Ничего, привыкнете. Зато какая тренировка!

– А мы еще долго тут пробудем?

– Не знаю, – ответил герцог. – Возможно, что мы уже прибыли к месту назначения.

– Мы со Стефом предпочли бы, чтобы это место было более плоским.

– Какой-нибудь ровный лужок, – добавил Стеф.

– И потом, – продолжал Сфен, – тут и закусить-то как следует нечем.

– Скоро Пешедраль принесет вам сена.

– Когда это еще будет! Лодырь он, ваш Пешедраль. Не мешало бы вам задать ему хорошую трепку.

– Терпение, терпение, мой славный Сфен! Дадим невинным душам покой и сон.

– Ладно, дадим, – согласился Сфен. – Ну а вы как себя чувствуете на борту этого недвижного судна?

– Всю жизнь спал и видел поселиться на барже, – ответил герцог. – И теперь я доволен сверх меры.

– Рад за вас, – сказал Сфен. – Вот нам бы побольше сена да овса…

– Терпение, терпение, мой славный Сфен!

На палубе появилась Лали.

– Кофе? Чай? Шоколад? Бульон? – крикнула она герцогу.

Герцог радостно вскинулся.

– Очень крепкий черный кофе, – ответил он, – тосты с очень толстым слоем масла, очень густой английский джем, очень хорошо зажаренную яичницу и очень острые свиные сосиски.

Черт возьми, жизнь на воде возбуждает аппетит!

Лали исчезла, никак не прокомментировав заказ.

На палубе появляется Пешедраль.

– Лошади заждались! – тотчас кричит ему герцог. – Надеюсь, в фургоне еще остались овес и сено?

– Если и нет, – отвечает Пешедраль, протирая глаза, – я схожу за ними на рынок. Хорошо ли спалось господину герцогу?

– Превосходно. Признаюсь, наш десант прошел весьма удачно.

– А мой завтрак? Где и когда я могу позавтракать?

– Сперва накорми Сфена и Стефа. Там, наверное, еще осталось, чем заморить червячка.

Пешедраль исчезает в направлении фургона.

На палубе появляется графиня де Прикармань.

– Хорошо ли вам спалось, сестрица? – спрашивает герцог.

– Привет! – отвечает ему графиня.

Появляется Фелица. Она целует своего папу.

– Бе-е-е! – говорит она.

Лали кричит:

– Подано!

Все собираются в кубрике и весело рассаживаются. Вскоре к их команде присоединяется и Пешедраль. На столе аппетитно дымится горячий-прегорячий кофе. Тут же, рядом, тосты толсты и нетолсты, джемы и масленки с маслом.

– А яичницы нет! – замечает герцог.

– А яичницы нет, – подтверждает Лали.

– И сосисок нет! – замечает герцог.

– И сосисок нет, – подтверждает Лали.

– Ну и ладно! – беззаботно говорит герцог.

Он уже заглотнул семь тостов вместе с жировыми и фруктово-ягодными субстанциями, намазанными на них сверху.

– А месье Сидролен еще не встал? – спрашивает он.

– Вот он я, – отвечает Сидролен, садясь за стол.

– Я прекрасно выспался, – сообщает ему герцог. – И я весьма благодарен вам за гостеприёмство, хотя оно и не сопровождалось сосисками.

– Мы примем к сведению, – отвечает Сидролен. – Правда, Лали?

– Не сопровождалось сосисками, – подтверждает Лали, – и яичницей тоже.

– А как поживают лошади? – спрашивает Сидролен.

– Они находят ваш косогор слишком крутым, – отвечает герцог. – И не очень расположены карабкаться по нему, точно горные козлы.

Тут Пешедраль, хотя ему никто не предлагал говорить, вмешивается с такими словами:

– А вот по поводу…

– По какому поводу? – осведомляется герцог.

– По поводу лошадей. Когда я нес им сено из фургона, я заметил, что на дверце у месье Сидролена кто-то написал ругательства.

– В мой адрес? – спрашивает герцог, грозно хмуря брови.

– Нет-нет, успокойтесь, – говорит Сидролен. – В мой.

– Кто-то имеет на вас зуб? – спрашивает герцог.

– Вполне возможно. С тех пор как я здесь поселился, кто-то упражняется в остроумии на моей загородке и дверце. Я замазываю краской. А он пишет поверх.

– И вы не знаете, кто это?

– Никакого представления не имею.

– А вам никогда не приходило в голову подстеречь его?

– Однажды ночью я сел в засаду. И подхватил жуткий вирусный бронхит, вот и весь результат.

– Пешедраль! – торжественно возгласил герцог. – Вот подходящий подвиг для нас, рыцарей, – мы избавим господина Сидролена, нашего хозяина, от его писуна.

– Ох, ну зачем же! – сказал Сидролен. – Вы слишком любезны.

– Мы его схватим на месте преступления, – продолжал герцог, – и повесим на первом же дереве этого бульвара.

– Вы знаете, – прервал его Сидролен, – вы знаете… тогда у нас будут неприятности.

– Это еще почему?

– Неприятности с полицией.

– Как! – вскричал герцог. – Да неужто вы не в своем феодальном праве вершить правосудие, казнить и миловать?! Не вы ли, после Господа Бога, властелин и хозяин на своей барже?!

– Да, но деревья на бульваре не имеют отношения к моей барже.

– Тогда мы бросим этого паршивца в воду. Крепко связанного, конечно.

– Боюсь, что это тоже…

– Ну ладно, тогда просто отрежем ему уши.

– Нет… не стоит…

– Ну хотя бы несколько пинков в задницу?..

– Это можно… при необходимости…

– Но тогда, месье Сидролен, на меня не рассчитывайте. Пинки в задницу какого-то писуна! Да никогда в жизни я не унижусь до того, чтобы пачкать об него подошвы моих сапог. Опуститься до такого!..

– Господин герцог, господин Прикармань, я, право, очень тронут вашим предложением, но, в конце концов, до сих пор я как-то выходил из положения, пусть же оно так дальше и идет. Это ведь самая мелкая статья моего бюджета: одна банка краски в месяц, ну и конечно, одна кисть в год. И потом, опять же, для меня развлечение, а иначе что бы я малевал?!

– Вообще-то я знаю еще несколько пещер… – мечтательно промолвил герцог. – Но оставим это.

Внезапно он треснул кулаком по столу и заорал:

– Ну так что, Пешедраль, неужто мы проявим слабодушие?! Нет, тысяча чертей, нет! Пусть месье Сидролен болтает что угодно, а мы изловим этого писуна, – потом поглядим, как с ним поступить.

– Слово Прикарманя! Изловим!

– Изловите! – крикнула графиня де Прикармань.

– Бе-е-е! – отозвалась Фелица.

Словом, шуму получилось предостаточно.

– Ну а пока, – сказал Сидролен, – пойду-ка поработаю кистью.

И он вышел в сопровождении Лали. Лали спросила:

– Скоро они уедут?

– Не знаю, об этом разговора не было.

– Так что же, подавать им завтра утром яичницу и сосиски?

Сидролен достал банку с краской и кисть.

– Если это не слишком сложно, – ответил он. – Покажем себя щедрыми вельможами.

И Сидролен ступил на мостки.

– Раз мы жених и невеста, – сказала Лали, – может, стоило бы перейти на «ты»?

– У вельмож принято обращаться на «вы».

Лали возвращается к своим обязанностям. Сидролен проходит мимо Сфена и Стефа. Он смотрит им в глаза.

– До чего ж у них умный вид! – замечает он вполголоса, – только что не говорят.

– Это почему же мы не говорим? – обижается Сфен. – Ах, черт! – добавляет он, топнув оземь правым передним копытом, – ведь Жоакен советовал мне не открывать рта.

Сидролен опомнился лишь на тротуаре. По дороге он пролил немного краски из банки.

– Странно, – говорит он вполголоса, – действительно странно.

– Что вы сказали?

Этот вопрос исходит от остановившегося прохожего.

– Так что же «действительно странно»?

Сидролен принимается замазывать краской дверцу.

– Да так, – отвечает он.

– Месье! – восклицает разъяренно прохожий, – вы непозволительно оскорбляете любопытство людей: интригуете их, а потом молчите. Нет, месье, так, знаете ли, не поступают!

И он удаляется, сердито размахивая руками.

Сидролен никак не комментирует этот инцидент.

Потом он слышит, что его окликают. Это консьерж из дома напротив – не совсем законченного, но и не совсем незаконченного. Консьерж стоит перед своей дверью, на противоположном тротуаре. Сидролен отвечает на приветствие и продолжает работать.

Немного погодя появляются его гости. Они обсуждают план действий. Пешедраль должен закупить сено и овес на рынке Инно[66]66
  Имеется в виду давно не существующий рынок «Чрево Парижа» в квартале дез Инносан (ныне Ле-Алль).


[Закрыть], герцог посетит дворец Алхимии, дамы отправятся к портным. Это все в первой половине дня. Пообедают они в городе, в каком-нибудь из ресторанов-люкс. Вторая половина дня будет посвящена осмотру различных достопримечательностей, планируется также посещение кинотеатра. Затем ужин – опять в ресторане-люкс, но уже в другом. Вернутся они не слишком поздно и займутся поимкой писуна.

– А лошади? – спрашивает Сидролен. – Они разве не собираются гулять по городу?

– Завтра, – отвечает герцог. – Когда мы изловим вашего типа.

– Не вижу связи, – замечает Сидролен.

– А ее и нет, – отвечает герцог.

И тут лицо его омрачается.

– А ведь верно, – шепчет он. – Бедняга Сфен, бедняга Стеф! Они так мечтали полюбоваться красотами столичного города Парижа! Неужто я стал эгоистом? Месье Сидролен, я краснею от стыда! У вас доброе сердце, месье Сидролен. Вы абсолютно правы, я не должен обрекать своих друзей на скуку заточения, пока сам развлекаюсь. Пешедраль, мы отправимся в Инно верхом, а дамы пускай возьмут машину. Пешедраль, иди за Сфеном и Стефом.

Лошади приведены, они дуются.

– Мой славный Демо! – говорит герцог.

Сфен по-прежнему дуется.

– Ну-ну, славный мой Демо! – повторяет герцог. – Я ни на минуту не забывал о тебе. Мне просто нужно было побеседовать с месье Сидроленом. Я и не думал оставлять вас здесь и лишать удовольствия любоваться вместе с нами красотами столичного города. Не правда ли, месье Сидролен?

Внимательно вглядевшись в лицо Сидролена, легко понять, в какую корнелевскую[67]67
  Герои пьес П. Корнеля часто стоят перед необходимостью выбора между благородным, но гибельным поступком и спасительным предательством.


[Закрыть] ситуацию он угодил: соврать ли коню, как сивому мерину? уличить ли во вранье гостя?

Сидролен находит весьма элегантный выход из положения. Он говорит герцогу:

– Вы обращаетесь к нему так, словно он понимает человеческий язык. Но разве бывают говорящие лошади? Наверное, только во сне. Или в сказках.

Герцог же не находит элегантного выхода из положения. И говорит:

– Какого черта вас волнует мое обращение с конем? Я от вас жду только одного – правды. То есть подтверждения, что я ни на минуту не забывал о тебе, славный мой Демо.

– Господин д’Ож, – сказал Сидролен, – выслушайте эту антимему, чтобы не сказать силлогизм: если этот конь разумеет человеческую речь, значит, он очень умен. А если он очень умен, то он уже раскусил, в чем тут загвоздка. С другой стороны, если он умен, значит, он добр, а если он добр, значит, он найдет в себе силы простить обыкновенную рассеянность хозяина, и этот пустяк не омрачит вашей дружбы.

И, повернувшись к Сфену, Сидролен спросил:

– Не правда ли, Сфен?

Сфен улыбнулся – чуточку грустно – и пукнул.

– Милый мой Демо! – сказал герцог.

И он сел в седло. Пешедраль последовал его примеру, и они ускакали; за ними отправились дамы на машине, предварительно отцепив от нее фургон; отцепиться помогала Фелица. Сидролен продолжал красить загородку. Консьерж исчез.

Потом показалась Лали, она собралась на рынок.

– Ну так что – решено? Покупать сосиски?

– Будем щедры, как истинные вельможи, – ответил Сидролен.

Итак, Лали уходит на рынок. Сидролен докрашивает загородку. Затем, положив на место банку и кисть, он отправляется в кубрик – прилечь до обеда. На обед подаются свиные сосиски. Ровно в пятнадцать часов тридцать две минуты Сидролен сообщает Лали:

– Я спал почти без снов. Всего лишь один и увидел: коротенький и малоинтересный. Рассказать?

– Нет, – отвечает Лали.

– Да он совсем коротенький.

– Тем более. И потом, мне пора в парикмахерскую.

Возвращается она лишь к ужину. Сидролен тем временем наведался на туристическую турбазу для туристов и констатировал, что на сей раз она закрыта окончательно и бесповоротно. Он вернулся домой. В сумерках он взял шест и отогнал к центральному течению реки вонючие отбросы, скопившиеся между баржой и берегом. Потом стал ждать ужина.

На ужин подаются свиные сосиски.

Затем Лали закуривает сигарету и достает колоду карт, завернутую в зеленую скатерку, явно спертую в каком-нибудь бистро. Она раскладывает пасьянс, сощурив правый глаз из-за дыма бычка, который зажала в зубах. Потом она гасит бычок. В первый сеанс не вышел пасьянс. Лали закуривает вторую сигарету и начинает вторично раскладывать пасьянс. Сидролен молча глядит, как она с ним управляется. Во второй сеанс вновь не вышел пасьянс. Лали начинает опять, и так повторяется много раз. Перед ней вырастает груда окурков. Скоро уже будет двадцать три часа семь минут. В двадцать три часа семь минут возвращаются гости; они рассаживаются в кубрике. Лали заканчивает свой пасьянс и только после этого приносит укропную настойку.

– Надо поднабраться сил для поимки вашего писуна, – весело говорит герцог.

– Вы уверены, что вправду должны… – начинает Сидролен.

– Ну-ну-ну! Что за церемонии! Сейчас малость отдохнем – и в засаду.

– Я пойду с вами.

– Ах, оставьте! Мы с Пешедралем прекрасно справимся сами.

– Привет! – говорит графиня.

Этим она желает сказать, что ей пора ложиться спать.

– Бе-е-е! – говорит Фелица.

Этим она желает сказать, что ей тоже пора ложиться спать.

И обе они действительно идут ложиться спать.

– Все прошло благополучно? – спрашивает Сидролен у герцога, который, судя по его виду, не слишком расположен отправляться в засаду.

– Что именно?

– Ваше турне по столице.

– Сфен и Стеф в полном восторге.

– А вы сами? А месье Прикармань?

– Ну… порой нам приходилось тяжко – столица очень изменилась.

– А вы давно здесь не бывали?

– Да уж больше века, – спокойно ответил герцог.

Пешедраль кашлянул.

– Я хочу сказать: сто лет здесь не был, – поправился герцог. – Вот, к примеру, уличное движение: у нас получились неприятности с этим уличным движением. Сфен и Стеф не привыкли к таким скоростям. А городские сержанты вручили нам целую кучу каких-то бумажонок, с которыми я не знаю, что и делать.

И, вынув бумажки из кармана, герцог разорвал их на мелкие клочки.

– Но самая большая кутерьма случилась при осмотре этой вашей железной башни, – продолжал герцог. – Сфен непременно пожелал взойти на четвертый этаж, но ему удалось добраться лишь до второго. К счастью, там оказались какие-то люди с киноаппаратом, и благодаря им все уладилось. Стоит появиться киношникам, как и невозможное возможно, и дорога дальняя легка, но тем не менее Сфену не удалось подняться выше второго этажа.

– А другой? – спросил Сидролен.

– Что «другой»?

– Другой конь?

– Стеф? Он вообще не захотел подниматься. У него голова кружится на высоте.

– По-моему, вам уже пора в засаду, – сказала Лали.

– Еще глоточек укропной настойки, и мы бежим, – ответил сговорчиво герцог.

– Ну а ресторан? – спросил Сидролен.

– Да так себе, – ответил герцог. – Порции мизерные – больной птичке разок клюнуть! – а в меню ни одного из тех блюд, что я так любил «встарь и до нынешних времен»: соловьиный паштет с шафраном, торт из каштанов на мышином сале, заливной кабан с подсолнуховыми семечками, и ко всему этому – жбан доброго вина.

И герцог допил свой стакан, сопроводив это следующим замечанием:

– Что мне нравится в укропной настойке, так это то, что она ни с чем не рифмуется. Я имею в виду слово «укропная».

– Разве только взять ассонанс[68]68
  Ассонанс – созвучие гласных звуков (как правило, ударных) в неточных рифмах типа «грусть – озарюсь».


[Закрыть], – заметила Лали.

– Это недопустимо! – отрезал герцог.

– А вы еще и поэт? – спросил Сидролен.

– Гм… гм… – замялся герцог, – ну, мне случается иногда сляпать шансонетку…

– Вот это для меня новость! – воскликнул Пешедраль. Нарушив таким образом свое почтительное молчание, он тут же отлетел по параболе в другой конец кубрика, сшибая по пути стаканы. Пока он поднимался, охая и потирая ту часть тела, что расположена между ухом и затылком, герцог как ни в чем не бывало заканчивал фразу, обращенную к Сидролену: —…но, главное, я живописец. Как вы.