Текст книги "Знак Бесконечности"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Извините меня, но поймите…Прошу вас, пожалуйста, объясните, где я? Зачем?! Я.. очень вам благодарна за спасение и …в любой разумной…Но вы должны понять, я не могу остаться! У меня квартира не закрыта! Этот …он же с роду не закрывается! Вынесут все! И …и… у меня дела! Важные, очень! Мне на работу нужно устроиться! Стаж пропадет. И… да какой муж, к черту?! Я не могу! Мне нельзя! Я…понимаете, я больна, очень…и-и-и… не хорошо. И потом…я не была за мужем. Ну, …в этом смысле.. Вы, вы понимаете?

– Перестань кричать, Алекс, – поморщилась женщина, обойдя девушку, пристроилась на толстом бревне. – Иди сюда, сядь, – ладонь шлепнула по шершавой поверхности.

Саша приняла эту снисходительность за хороший знак и с готовностью подошла, но сесть не решилась: платье было жалко. Красивое… У нее таких не было.

Некстати спросила:

– Почему вы меня Алекс зовете?

Женщина устало вздохнула, сложила ладони на трости и чуть улыбнулась. Взгляд был хоть и изучающим, но добрым:

– Ты хорошая девочка, смышленная. Но много сразу узнать хочешь, а информацией сильней яда отравиться можно. Поэтому, давай-ка, не будем спешить. Постепенно я отвечу на все твои вопросы, но – вразумительные, Алекс.

– А сейчас можно?

– Можно. Если без излишних эмоций. И по делу.

Спокойствие и благожелательность женщины и безмятежная красота природы подействовали на Сашу умиротворяюще, и она не только успокоилась, но и смогла нормально мыслить и говорить:

– Я не знаю, как вас зовут.

– Морхара.

– Моргана?

– Нет, Морганой я стану у вас, а пока я – Морхара.

– Злая ведьма, – что и говорить, выкинула старушка фокус не из лучших, но и плохим ее поступок не назовешь. Да и на злюку Бабу-Ягу не похожа – мила, опрятна, здравомысленна, а что нрав с ехидцей, так поживи в лесу – любой одичает. – Далеко люди?

– Туда, – женщина махнула перед собой, – дней пять пути. Туда, – махнула влево, – дней десять, а то и больше. Туда, – махнула вправо, – мы. И океан, через скалы, а там, – качнула за спину головой, – замок. Если выехать утром, к полудню будешь.

– Ничего себе! – впрочем, если сложить и имя ее спасительницы, и одежду, и ‘густо населенность’ территорий, вывод напросится сам – средневековье.

– Точно. Раннее.

– Насколько раннее?

– Очень.

– Здорово! – Саша приуныла. – Не хочу я здесь. Отправьте меня назад, пожалуйста.

– Не могу. Пока. Сил нет, – ох, лукавила Морхара.

– А когда будут?

– Боюсь, не скоро. И потом, что тебе у себя делать? Помирать? Не-ет. Не за тем я тебя вытащила. И потом, должна ты мне – вот и отработаешь. Поживешь в замке за хозяйку. И зовут тебя с сего момента – Бритгитта, герцогиня Мороган.

Г Л А В А 1 5

 –Да не хочу я быть бритой!

– А у тебя выбора нет, – равнодушно заметила старушка. – Или делаешь, что говорю и в назначенный срок отправляешься домой, или живешь, как знаешь и сколько сможешь. А сможешь недолго. О нравах средневековья знаешь?

– Из учебников и исторической литературы, в основном художественной, – угрюмо ответила Саша. Отношение к женщине начало скатываться в сторону неприязни, а жизнь... ‘Н-да, куда ни глянь, то ‘кирпич’ на голову, то яма с фекалиями’, – подумалось безрадостно.

– Значит, в курсе в общих чертах. Выбирай.

Саша не сдержала злобный взгляд:

– Шутите?

Морхара улыбнулась загадочно и поднялась с бревна:

– Вот и славно. Пойдем. Внучка моя пироги уже напекла. Горячие-то вкуснее.

Всю недолгую дорогу до домика ведьмы они молчали. Саша была слишком угнетена происходящим, чтоб разговаривать с бессовестной колдуньей, а Морхару, похоже, занимали только пироги.

Молодая особа с бесхитростным взглядом, которая встретила их у дома, низко поклонилась Александре, чем привела ее еще в большее замешательство. У нее и так было чувство, что она, как минимум братец Иванушка, только сирота и спасительница – Аленушка, ясно, не появится, а тут еще непонятные реверансы да с таким почтением, словно к ним в халупу VIP-персона пожаловала. И как расценивать подобное гостеприимство? То угрозы, то почтение…

Саша, недолго думая, попыталась согнуть спину, ответив тем же, но получился гусиный кивок – Морхара на нее глянула так, что все мышцы мигом свело. Так одеревеневшая она и прошла в дом.

А потом они сидели за столом и в гнетущем молчании поглощали пироги с душистыми ягодами. Вернее, поглощала женщина, бодро двигая челюстями. Внучка ее, Марина, согнулась чуть не до столешницы и медленно, словно извиняясь, жевала один пирожок. Саша хмуро щипала свой, и не потому, что хотела, а потому, что тепло сдобы в пальцах и кисловатый вкус во рту были приятней окружающей действительности. К тому же занятый рот спасал ее от неловкого положения, в которое она бы точно попала, если б его открыла не для еды. И дело было не в том, что у нее имелась масса вопросов, а в том, что претензий было больше, и они увеличивались с каждым жевком.

В конце концов, она не выдержала: она человек, а не марионетка!

– Я не буду ничьей женой! Не буду бритой! Я отказываюсь участвовать в вашем фарсе! – заявила, твердо глядя в фиалковые глаза.

Морхара смотрела на нее пару секунд и положила на стол клинок с отточенным лезвием.

– Тогда не мучайся и зарежься сама.

Саша скрипнула зубами, оценив: дома – Костик, который не успокоится пока не отправит ее к праотцам по совокупности преступлений, а если еще и тайник свой пустым обнаружит…Ну, ясно, что убьет он ее любыми подручными средствами.

Здесь же жизнь человека, если верить историкам, стоит еще меньше, чем в глазах наркомана, жаждущего дозу.

– Это шантаж, – одними губами заявила Саша.

– Это жизнь, Бритта. Шантаж, компромисс, игра, блеф, ложь, хитрость, кульбиты. Трусишь – погубят. Хочешь честности и справедливости – умри. Но поверь мне, там их тоже нет.

Саша, отложив пирожок, прикрыла глаза ладонью, боясь не сдержаться и расплакаться. Ей как маленькой девочке хотелось заверещать, суча ножками и ручками – хочу к маме! Хочу домой!

Но мама ждет ее в другом месте, куда она всегда успеет попасть. А там ее никто не ждет кроме Костика. Правда, может быть, еще Макс. А что собственно Макс?

– Это не честно жить чужой жизнью, брать чужое имя. И потом, меня быстро разоблачат.

– Ты зеркальное отображение Бритгитты. Бояться нечего. А все что тебе нужно знать и уметь – получишь от Марины. Она поможет. И не капризничай. Ты в отпуск хотела? Вот считай, он и наступил. И проведешь ты его в экзотическом месте, за неимением финансов на экзотическую страну. Чем плохо?

– Мелочь. К путевкам обычно мужей не прилагают.

– Да знаю я о чем ты печалишься, – махнула рукой Морхара, вернее – отмахнулась. – Пустое. Морогану жаба милее, чем ты, так что претензий на исполнение супружеского долга не будет. Да и нет его, четвертый месяц в отъезде. И забудь о болезни – нет ее у тебя и не было. Это той подарок, от заезжего торговца пряностями, месяца два уж как.

– Я же просила – не лезть ко мне в голову!

– Зачем же так далеко? Проще в лицо заглянуть, – женщина залпом выпила воду из кружки и встала. – Два дня у тебя на то, чтоб обрести нужные навыки.

И вышла, оставив девушек.

Саша в бессилии сжала руку в кулак. Теплая ладонь легла на него, снимая напряжение:

– Ты не волнуйся, все будет хорошо, если бабушка говорит. Она все знает и зря не скажет. Верь ей и зла не держи – она добрая. Это с виду только строгая, а что властная, так это понятно. Ты верь ей, верь.

Саша покосилась на девичье лицо и озадачилась: давно ли она такой наивной и доверчивой была?

– Тебе сколько лет?

– 16.

‘Понятно’. Ее наивность до 20 держалась, а потом сгинула в одночасье.

– Мне 26. Но даже если б было столько, сколько тебе, я бы не была менее растрепана. Согласись, не каждый день идешь открывать дверь подругам и получаешь сначала нож в грудь, а потом путевку в средневековье. Ни того, ни другого я не ждала и не просила.

Саша встала, вышла во двор и остановилась у старого дуба, с тоской оглядывая местность. Свет, затухающая яркость зелени, простор, непривычная тишина и безлюдность. Что она здесь будет делать? За что ей такая ‘честь’?

Марина встала рядом и несмело протянула глиняную кружку:

– Выпей, тебе надо. Это от страха и волнений. Беспокойство исчезнет, туман из головы уйдет.

Саша глянула на бесхитростное лицо и безропотно выпила. Жидкость оказалась приятной и на запах, и на вкус, чуть пряной и мятной. Молча отдала кружку и поблагодарила взглядом. Девушка тут же заулыбалась, словно ей вымпел вручили:

– Вкусно? Это мой рецепт. Я еще многое умею. Травы, знаешь, какие чудеса творят? Они и лечат, и помогают. Надо знать только, когда, какую рвать и что от нее кому давать. Вот бывает болезнь одна, но люди-то разные, одному нужен корешок, а другому только лепестки сгодятся, третьему же все вместе. Я по цвету определяю…

– Аура?

– А что это?

– Энергетическая оболочка человека. Свет.

– А-а-а, да! – в серых глазах зажегся интерес. – Ты тоже видишь, да?

– Нет. У меня зрение: еденица на оба глаза.

–У-у, – Марина не поняла о чем речь, но уважение выказала. ‘Смешная’, – подумала Саша. – А я вижу. Ты вот светлая, так и светишься.

 – Это солнце в спину, – пояснила на всякий случай Видеич.

– Не-а, у тебя не только вокруг головы свет, значит не только мыслями чиста, но и делами.

Саша кинула на нее смущенный взгляд: знала бы девочка, какие ‘чистые и добрые’ мысли сидят у нее в голове, особенно насчет ее родственницы-кудесницы!

– А бывают такие, что глядеть страшно – все в синих разводах да пятнами идут красными. Значит, злости много, оттого болезнь их и грызет без продыху за жестокость их, – не унималась Марина, желая поведать гостье весь курс парапсихологии, но вдруг опомнилась, сникла. – Не то говорю, да? Но ты согласна, что все люди разные?

– Конечно.

– Ну и хорошо, – опять обрадовалась девочка. – Пойдем, я научу тебя держаться в седле.

Саша качнула головой:

– Не стоит. Я села на лошадь в 12 лет, папа решил, что мне это понравится.

– И как?

– Понравилось, – засмеялась девушка и была увлечена к конюшне.

– А я ни папу, ни маму не помню, – сообщила Марина доверительно, усаживаясь в седло.

– Сирота? – немного замешкалась Саша от этого известия – выходит, она с внучкой Морхары сходство имеет. И колдунью, значит, беды не минуют.

– Да нет. Бабушка у меня есть.

– Повезло. У меня никого, – Саша влетела в седло и наддала кобылку каблучком. Марина засмеялась и попыталась нагнать ее. Удавалось это с переменным успехом. То ли задор девушки, то ли желание порезвиться наперекор всему, то ли дурманящий воздух, а может и зелье Марины подействовали на Сашу, как иным ‘бес в ребро’. Вскоре позади остался не только двор, но и страх, печаль и неуверенность, и даже обида и неприязнь к Морхаре развеялись по ветру, летящему наравне с наездницами и поющему в ухо заманчивую песню свободы. Воздух пьянил, природа манила вдаль, открывая свои красоты, и не было ничего, что могло остановить их, унять беззаботное веселье.

Саша давно не чувствовала себя так легко и уютно. Она готова была кричать и петь от восторга. И только где-то далеко внутри, как маленькая занозка, сидело удивление самой себе, той беспечности и легкомыслию, что она поддалась вопреки происходящим событиям, той легкости, с которой она смирилась с ирреальностью. Она вдыхала осенний воздух, окидывала взглядом бескрайние просторы лесов и холмов и впитывала в себя их сказочную красоту, становясь неотъемлемой частью этого бескрайнего мира.

Ей вдруг в серьез поверилось, что все будет хорошо.

К концу прогулки ее окончательно оставили сомнения и больше не терзали страхи и волнения. Может, это душа, которой нечего было терять, успокоила хозяйку?

Морхара, как и ее кот, сидящий рядом на бревне у дуба, щурила глаза и, казалось, урчала от довольства, поглядывая на девушек.

– Ой, Кот пришел, – обрадовалась Марина и, кинув поводья, подбежала к огромному серому зверю, чтоб погладить. Тот смешно зевнул и, вытянув лапу, по-хозяйски возложил ее на руку девушки.

– Объелся старый вояка, – беззлобно проворчала Морхара и покосилась на Сашу, подошедшую к ним: лицо умиротворенное, глаза блестят, кожа порозовела и словно светится изнутри.

– Как раз к обеду поспели, проказницы, – довольно улыбнулась женщина и кивнула Саше. – Есть тебе нужно больше, а то худа больно. Как бы брат твой не рассердился да на дубе не вздернул за то, что морю тебя здесь.

– Не худая я, всегда такой была, – попыталась оправдаться та и для убедительности платье огладила на животе – чуток только и велико. Но в глаза женщины глянула и поняла, что та смеется.

– Да она красавица, бабуль, – заступилась Марина и обняла девушку, доверчиво прижавшись щекой к ее плечу. Саша вдруг рассмеялась, выказав всю зубную наличность – до того вдруг тепло и хорошо на душе стало. Она словно попала в круг очень близких, родных людей, которые ее ждали и любили.

Морхара с минуту любовалась девушками, потом встала, по-матерински поцеловала Сашу в лоб и тихонько подтолкнула обоих в дом:

– Обедать пора, подружки.

Вечером они сидели на том самом бревне. Где-то далеко, в темноте, трещала неведомая птица, ухал филин и стрекотал сверчок. А над ухом Саши раздавался шепот Марины:

– Бритгитта замуж вышла в 15, первый раз. Муж старый попался, но богатый, а она бесприданница, так, по мелочи, что-то дали и все. А через год муж-то ее скончался, и она вернулась. Два года в родном доме прожила, дядю схоронила. А потом опять замуж вышла за Гайлика Мэйнского, младшего брата ее нынешнего мужа, герцога Мороган. Тоже, не удачно. Год и опять вдова. Темная история. Муж-то молодой был, а умер, следом и замок его разграбили. Бритгитты, правда, в то время уже не было в нем, она куда-то уезжала. Вообщем, Винсент, брат ее, граф Вайвик домой забрал, а через год она опять замуж вышла за господина графа Вайвика и друга Мороган – Фергонта. Уж такие друзья были! Годфрид сына ему отдал на обучение. Воин, второго такого не сыскать. И богат очень, правда, не молод, но и не стар. Любил он Бритгитту сильно, но через три месяца неудачно поранился, тренируясь во дворе замка. Неделю в горячке пролежал и помер, а ей все оставил. Вскоре у нее тетя умерла, брат один из родни и остался, да жена его. Но с женой тоже неясно, слышала – плоха, паралич. Упала с лестницы. Вообщем Винсент и так нервным был, а после этого и совсем помешался, монахов в замок нагнал, церковь построил и Бритту не выпускал. Но она от него не зависела – богата стала – ему не чета. А сколько охотников за ней появилось? Печаль одна брату-то. Вообщем сговорился он со своим господином герцогом Мороган и помолвку устроил. Долго, правда, они тянули – Бритта артачилась. Не хотела и все. Да и тот любовью-то к ней не пылал. Сын за месяц до смерти Фергонта умер, шею себе сломал. Жена у него в Мэйнском замке беременная погибла. Вот с тех пор еще он и закаменел, лютым стал, что зверь, вот и прозвали его Кельтским вепрем. Дочь у него осталась – о ней лишь печется – единственное дитя. А тут шанс владения свои, и так немалые, вдвое увеличить ей в приданное… Но Бритта не спешила. Год со свадьбой тянула, а потом уже у алтаря заявила, что брак не может быть признан церковью, так как она уже была замужем за братом жениха. Представляешь? Герцог при гостях смолчал, а священник сделал вид, что не слышал ничего и обвенчал, а в брачную ночь герцог ей все и припомнил – взял при тридцати свидетелях, а через две недели отправился к папе подтверждение получать. Говорят, получил – действительным брак признали, а значит, нерасторжимым. Теперь все Бритгиттино ему отошло.

– Вы хотите, чтоб я жила в одном помещении с этим человеком?! – возмутилась Саша: стоило ли за таким ‘сокровищем’ в средневековье тащиться? У них и своих хватает, Костик вон…

– Да не бойся, у него любовниц много, а ты ему и раньше не нужна была.

– Ах, простите, запамятовала о материальной стороне дела. И все-таки уточнить бы не мешало, когда вепрь этот в берлогу свою явиться изволит?

– Не знаю. А бабушка не говорит.

– А он далеко уехал? – Саша решила зайти с другой стороны

– Как это? Далеко, конечно, всем же понятно – куда.

– А мне вот – нет. Да и бог с ним – куда? Хоть в соседнюю деревню, – проворчала девушка. – Сколько добираться-то туда?

– Два месяца, а то и больше.

Видеич присвистнула и рассмеялась:

– Молодец жена, далеко она суженного направила и главное – надолго. ’Женское счастье: муж в командировке, а ребенок с хомячком у свекровки!’ – пропела весело. – Вот это я понимаю: 2 месяца туда, 2 обратно, ну и там месяц, да? Подожди, а сколько его уже нет?

– Четыре месяца.

– Значит, примерно через месяц нарисуется. Слушай, а еще какие-нибудь командировки у него бывают? Может, его еще куда отправить, в Африку, например, за бананами?

Марину малость перекосило в попытке понять, о чем толкует гостья. Саша глянула на нее и рукой махнула:

– Сама разберусь. Н-да, жизнь, конечно, у этой Бритты, не радостная… И на путевку в пятизвездочный отель это не похоже. Мне одного Костика хватило, а у бедной целых три, да один – Костик в квадрате. Жалко. А что с ней случилось?

Марина бы поведала Саше все, что о герцогине говорят и что она из себя представляла – тоже, чтоб не жалела та ее, но бабушка не велела сплетни пересказывать и мнение свое озвучивать – ‘факты, только факты’. Девушка огорченно вздохнула и скупо рассказала о безвременной кончине:

– С лошади упала, о камень ударилась. Все.

– А вы ее?...

– А что мы? Милорд ее привез – сказал вылечить. Послезавтра явится за сестрой.

– Так она умерла?

– Так объясни ему, что умирают навсегда. Вздернет на ветке и все разговоры.

– Ты меня час от часу ‘радуешь’. Смертность-то, я смотрю, у вас зашкаливает. Понятно теперь почему. С демографией такой же аут? Ладно. Что у нас там по обязанностям герцогов?

– Ты хозяйка замка. Дел немного. Что надо – прикажи. Главное, за слугами присматривать, следить, чтоб чисто было и вообще по хозяйству, детей рожать…ну тебе это не надо.

‘И на том спасибо!’ – чуть не поклонилась Саша.

– Гостей принимать, за кухней следить, за поваром.

– Все?

– Все, – пожала плечами Марина. – Мало?

Саша затосковала: реестр дел был больше похож на программу празднеств, чем на привычные ей дежурства. С такой загруженностью она через неделю выть начнет и яблони пинать со скуки.

– Марина, а долго мне здесь жить? Когда Морхара меня назад отправлять думает?

– Если б я знала, Бритта. Она в свои планы редко посвящает, – и отвернулась: бабушка ее хоть сейчас может отправить, но раз не отправляет и даже внучке ничего не говорит – значит, планы ее далеко идущие и никому их не выведать.

Саша не сдержала вздох разочарования и встала: пора и спать. Тяжелый, полный впечатлений день уже подошел к концу и туманил голову усталостью.

Вскоре она уже лежала в кровати, смотрела в темноту и думала: А почему, собственно, нет? Много ли в ее жизни было приключений? И чем средневековье хуже Алатау? Познакомиться с духом и бытом этих древних времен, прочувствовать не по книгам и фильмам, а в реальности эту атмосферу – разве это не удача? Многим ли она улыбается?

А герцог?

Морхару вон тоже разукрасили потомки, не узнать. А круглого стола и Камелота, говорят, и вовсе не было.

Надо бы завтра уточнить у старушки, для эрудиции.

Г Л А В А 16

Она проснулась с улыбкой на устах и еще долго лежала, потягиваясь и нежась на мягкой, теплой перине.

За занавеской шептались двое, слышался скрип половиц и звуки домашних дел. Пахло сдобой и парным молоком. И Саше показалось в этот момент, что не так уж здесь и плохо, а даже очень – наоборот.

День прошел беззаботно, в скачках по холмам и дружеских беседах.

К вечеру Марина загрустила:

– Завтра ты уедешь.

–Я буду приезжать. Ты ведь теперь моя подруга.

– И ты моя. Но ты не приедешь, не дадут.

– Это почему?

– Брат твой не пустит и муж.

– Я спрашивать не буду, – пожала плечами.

– Нельзя так. Ты женщина и находишься в воле мужа, а в его отсутствие в воле близкого родственника и опекуна – брата.

– А феминисток на них нет? – на полном серьезе озадачилась Саша. – Жаль. Придется быть первой. Даешь свободу женщине от мужской деспотии!!

Марина подпрыгнула от неожиданности и рассмеялась:

–Ох, Бритта, какая ты озорная да бойкая! Мне так будет тебя не хватать.

– Это я здесь бойкая, – вздохнула Саша. – А там…кальция, наверное, не хватало, вот зубы и не выросли, чтоб кусаться.

– Бритта, а как у вас там?...– глаза Марины загорелись любопытством.

– А что, бабушка не рассказывает? Или не была?

– Бабушка говорит: не все знания во благо, иным и крупицы для горя хватает.

–Ну, уж! Не могу согласиться – знания лишними не бывают.

Саша поведала обо всем, что интересовало девушку.

А ночью сама узнала немало. Морхара подняла ее с постели и вывела во двор, поставила перед бочкой на углу дома, пошептала что-то, крюча пальцы над водой и скалясь, как вампир, и кивнула: смотри!

Саша с легким недоумением покосилась на женщину, потирая озябшие плечи: что там можно увидеть, кроме отражения звезд на ночном небе, да угла крыши. Может, конечно, еще каракатицу, какую сдуру в воду упавшую – да не интересно. Нет, вот стоило ради этого из теплой постели вытаскивать?

Морхара, видать, осерчала: сдвинула брови и, схватив девушку за шею, чуть не окунула в бочку:

– Смотри! И запоминай!

Саша тоненько вскрикнула, с ужасом глядя на водную гладь – в ней, как в цветном телевизоре с четким изображением, со всеми красками и подробностями транслировались картинки из будней средневековья.

– Это Родерик – сенешаль и правая рука герцога Мороган, – прокомментировал голос ‘за кадром’ – Морхара в ухо. Саша покосилась на нее, сглотнув со страха загустевшую слюну, и опять уставилась на изображение: Рыжеусый, широкоформатный мужчина с грубыми чертами иссеченного множеством мелких шрамов лица гордо трусил на коне, придерживая рукой в перчатке здоровенный меч на боку. За ним плыл отряд всадников с не менее впечатляющими лицами и фигурами в одежде как на подбор – с одного металлургического комбината.

– Запомнила? Смотри дальше. Вордан – начальник стражи. Молод, горяч, храбр и умен не по годам.

Голубоглазый мужчина лет 30 оглаживал лошадь и подозрительно щурился в ‘экран’.

– Симпатичный, – выдавила Саша. Женщина фыркнула:

– Дальше смотри: Винсент, граф Вайвик. Вассал герцога Мороган и твой брат.

– Родной? – уточнила Саша: красив графенок – прямо чупа-чупс в парчовой обертке!

– Родной! – рявкнуло над ухом. Саша чуть съежилась и покосилась на женщину: опять в голове копалась?

– Больно надо. А в голове у тебя – бардак, почище, чем в хлеву нерадивого виллана! Нашла на кого зариться: что тот, что другой – гордецы.

– Чем плохо? – пожала плечами Саша.

– После твоего наркомана любой болван напыщенный идеалом покажется.

Саша обиделась:

– Сами сказали: Вордан – умный, а потом оскорбляете. Я, между прочим, не о том думала! Если в голову лезете, то смотрите внимательней.

– Куда уж внимательней! Понравился брат-то? Красивый…только ты замужем! И думать о нем не смей!

– Да вот еще, брат все-таки…– протянула Саша и вздохнула – всегда так: в одной тарелке шашлык, в другой каша манная. В ее. И сама себя одернула: был у нее уже такой утонченный – Костиком звали…

Интересно, а ей премия за все, что происходит, полагается? Она б взяла мужичком каким-нибудь, незатейливым, главное, чтоб не дурак, не хам, а в остальном – разберутся. Геев-то, поди, еще нет? И наркотиков… И взвыла:

– А-а-у-у! – бабкина трость стукнула ей по лбу:

– Ты мне резвиться-то брось!

– Больно, между прочим! – прошипела Саша и посерьезнела. – Мне 26, я ребенка хочу. Скажите, что это патология, и я поставлю на мечтах крест.

– Раньше думать надо было, убогая.

– Раньше…И почему я убогая?

– Так слепая – счастье свое не видишь, как щенка в титьку тыкать приходится.

– Это на кого намек? – насторожилась Саша, слегка закипая: нашлась тоже Луиза Виллма средневекового разлива! И отвернулась – глаза у старушки хищно сверкнули – сейчас второй раз по лбу даст.

– Дальше смотри – служанки твои: Майла и Айрин. А вот леди Пипина, старая дева, тетка юной герцогини, сестра ее усопшей матери. А вот и сама Дезидерия, дочь кельтского вепря, падчерица твоя.

‘Вот она, премия!’ – чуть не закричала Саша. Милая девчушка, лет десяти, с застенчивым лицом и робким, немного угрюмым взглядом карих глаз гладила котенка и вызывала одним своим видом желание обнять и приласкать. Саша даже вперед поддалась, желая возвестить о своем прибытии и заявить права на это дитя. И зачем, правда, мужчины, если вот он, ребенок, готовенький!

– А можно ее …– обернулась к старушке в порыве, и губы поджала, смолкнув – трость угрожающе качнулась, намекая на встречу с ее лбом:

– Нельзя! Падчерица она тебе, значит, никто.

– Как это – никто? Она ребенок! Без матери, отец в разъездах – всеми заброшена. Да у нее тоска в глазах и одиночество на лице! Устроили ребенку счастливое детство!

– Жалостливая ты больно, – с осуждением заметила Морхара. – Так и здесь долго не проживешь.

Саша растерялась: опять не так.

– Все, сеанс окончен, – старушка провела ладонью над водой. – Спать. Завтра граф явится за тобой. Вставать рано.

– Подождите, а герцог сам где?

– В отъезде. Придет время, увидишь. Его ни с кем не спутать: здоров, как медведь, а нрав, как у вепря, – и подтолкнула Сашу в дом.

Девушка зыркнул на нее, как на врага народа, и не сдержалась, отвесила поясной поклон, вложив в него свое благорасположение к этой ехидне.

Старушка вздохнула и начертила в воздухе какой-то знак. Саша мгновенно раззевалась, забыв все, что произошло, включая мысли на эту тему, и пошла в дом, мечтая лишь о подушке.

Ночью ей снился бой. Она шла в атаку за широкоплечим мужчиной в камуфляже, и мечом в руке. На его крестовине лежал круг с темными бороздами спирали и четырьмя зелеными камушками. Они блестели, словно подмигивали и то ли предостерегали, то ли насмехались. А ей очень хотелось рассмотреть лицо человека…

Г Л А В А 1 7

Саша сидела на стуле перед входом и в нетерпении постукивала каблучком о половицы. Естественно она волновалась и естественно тревожилась и в тоже время желала скорейшего прояснения ситуации. К тому же братьев у нее там не было, а здесь должен появиться. Какой он? Как к ней относится? Насколько это хорошо иметь брата? Наверное, просто замечательно!

Морхара насмешливо посмотрела на нее и вышла во двор. Марина разлила отвар по кувшинам и в кружку. Подала ее Саше. Та выпила залпом, даже не заметив, и снова уставилась в дверной проем.

‘Едут’, – раздалось в голове, и девушка подпрыгнула, но усидела слегка придавленная ладонью Марины. Она подбадривающе улыбнулась герцогине, однако по глазам было видно – отвар бы и ей не помешал.

Винсент спешил, но боялся, что зря. И чем ближе был дом Морхары, тем сильнее тревожилось его сердце. И только когда граф увидел безмятежное лицо ведьмы, оно начало успокаиваться.

Винсент дал ему пару минут и только тогда спрыгнул с лошади, не спеша пошел к женщине, стараясь выглядеть спокойным, но глаза то и дело косили в дверной проем, туда, где должна быть сестра. Почему она не вышла встретить его? Впрочем, Бритгитта и раньше не утруждала себя подобным проявлением внимания к его персоне…

– Госпожа здорова, милорд, – с поклоном сообщила Морхара. Или ему опять лишь показалось, что она поклонилась? Нет, нужно быстрей забирать Бритту из этого вертепа.

Винсент с достоинством кивнул, вытащил из-за пояса кошель, не глядя сунул в руки женщины, и рванул в дом: Бритта!!

Ноги его все-таки не сдержали. Он увидел ее живой и улыбающейся, еще более прекрасной, назло всем, и рухнул к ее ногам, уткнувшись в подол платья:

– Бритта! Милая…

Сколько любви, обожания, волнения и тепла было в этом шепоте! А дрожащие руки с перстнями, впившиеся в мягкий бархат, нервно мнущие его. Саша облегченно вздохнула и широко улыбнулась чрезвычайно довольная красноречивым проявлением родственных чувств. У нее замечательный брат, может, черес чур чувствительный, сентиментальный для воина, но любящий. Она будет любить его, заботиться о его тонкой ранимой душе. Девушка нежно погладила пышные волосы и с материнской улыбкой заглянула в оторвавшееся от ее подола лицо. Оно было бледно и растеряно.

– Бритта? – в голосе слышалась неуверенность.

– Винсент, я сильно изменилась? – настороженно спросила Саша. Серые глаза пытливо и холодно щурились, но буквально через минуту, к ее облегчению, потеплели:

– Нет. Ты по-прежнему прекрасно выглядишь. А волосы… Не расстраивайся, Бритти, они отрастут, но и без них ты чудесна. Рана, конечно, ужасна, но ты жива.

Саша смущенно потрогала висок: почти зажило.

– Простите, милорд, – влезла Морхара в их родственные лобзанья. – Я бы хотела поговорить с вами.

Винсент бросил на нее неприязненный взгляд и снова повернулся к сестре: погладил ее руку и поднялся с колен, помогая встать девушке, довел как тяжелобольную до дверей и ласково прошептал:

– Иди, милая, я сейчас.

Саша неуверенно покосилась на Морхару и послушно кивнула:

– Хорошо.

Винсент проследил взглядом за передвижением сестры и, найдя, что она двигается вполне бодро и уверенно, успокоенно повернулся к женщине:

– Что ты хотела?

– Отвар, милорд, – Морхара указала на кувшины. – Герцогине необходимо пить их три дня – она еще слаба, а рана очень серьезна. Это обезопасит ее от последствий травмы. И еще, милорд, она серьезно пострадала и ее память немного подводит временами. Это пройдет, как только она окрепнет.

Родерик хмуро оглядел дьяволицу: ничего таких не берет. Другая бы там же, на камнях, дух испустила, а эта не только выжила, но и похорошела изрядно. А ведь похудела и волос лишилась, а, поди, и это ее украсило – вид ранимый, трогательно-беззащитный. Ох, и натворит она теперь бед больше прежнего. Если, конечно, Годфрид не поспешит.

Ах, как спокойно было в замке эти три дня!

Мужчина с недовольным видом нехотя подошел, чтоб помочь дьяволице сесть в седло, но та легко вспорхнула сама и одарила его светлой улыбкой:

– Спасибо, Родерик.

Сенешаль так и застыл с протянутыми руками, но через пару секунд очнулся и поспешил к своему коню.

А Саша с довольной улыбкой поерзала в седле, устраиваясь удобнее, и с гордостью оглядела свиту: 37 богатырей в урезанном варианте. И все, как у Пушкина, на подбор – ладные, плечистые. А брат у нее – королевич. И красивый, и заботливый, и любящий! Как он волновался за нее, переживал.

Трогательно. И приятно.

Что там Кипр или Египет – тоска! Вот оно, настоящие счастье – путевка в стародавние времена.

Винсент шел к лошади медленно и осторожно, боясь расплескать ведьмино зелье, и только передав горшки Вордану, облегченно перевел дух и взлетел на коня, спеша покинуть это дьявольское место с его странными и опасными обитателями.