Текст книги "Знак Бесконечности"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Вешайте! – рявкнул тот.

– Не сметь!! – громче него возвестила девушка и развернулась к Родерику. – Что здесь происходит?

– Казнь вора! А вы мешаете свершению правосудия!

– Вот как! Вор. Этот? И что он украл, позвольте спросить, милорды? Листья с деревьев?

– Яблоки!

– Что?! – она не верила собственным ушам – яблоки! Ребенок взял яблоко и за это его хотят повесить! Вот так добрые времена рыцарей и трубадуров.

– Вы хотите повесить из-за яблока? – обратилась она к Вордану, надеясь услышать опровержение.

– Да. И не за яблоко, а за 8 яблок. Но вы правы, для подобного наказания хватит и одного. Таков закон. Все, что находится на землях Мороган, является собственностью милорда, и любой, посмевший покуситься на его имущество, достоин казни!

– Ах, – задохнулась от возмущения девушка. – Вот как?…Казнь…за какие-то яблоки. Да вы звери, милорды, и достойны, носить не мечи, а пыточные инструменты!

– Вы ведете себя возмутительно, милорд Мороган будет поставлен в известность! – прогремел Родерик багровея от гнева, но был грубо прерван:

– О вашем отвратительном поведении!! И не сметь разговаривать со мной подобным тоном!! И вон отсюда, мужлан!! А вы сейчас же отпустите ребенка – правосудие совершено. Все свободны!

Родерика раздуло от гнева, и апоплексический удар замаячил рядом с его малиновой от натуги физиономии. Он попытался высказаться, но видимо не нашел достойных случаю слов и, развернувшись, зашагал вон. Вордан же недоверчиво спросил:

– Вы хотите сказать, что освобождаете виллана от наказания?

– Именно! И в следующий раз, когда вам захочется потешить свой животный инстинкт и удовлетворить низменные потребности, выбирайте достойную жертву и забудьте о детях, будь то вилланы, смерды, рабы или дворяне! Если вы еще хоть раз устроите подобное на глазах Дезидерии, я лично пущу стрелу в ваше черное сердце!

Вордан прищурился: лицо герцогини было искажено привычной глазу гримасой разъяренной фурии, но слова, что она произносила, и действия были абсолютно противоположны ее сути. Мужчина качнул головой и нахмурился, решительно не понимая, что происходит – та Бритгитта и эта, словно две разные женщины с одним лицом и одной фигурой. Та, если б и появилась на казни, то только лишь для того, чтоб потешить себя видом агонирующей жертвы, эта искренне считала подобное наказание зверством и выступила на защиту незнакомого оборвыша, грязного воришки из вилланов.

– Отпустите ребенка, ну! – приказала герцогиня стражникам, и те, получив еле заметный кивок в разрешение от Вордана, синхронно отошли в сторону, выпустив ребенка. Мальчик со стоном повалился на землю и упал бы, если б не сильные руки конюха, подхватившие его, и руки Саши.

– У него что-то с ногой! – встревожилась она. Конюх растерянно моргнул, не понимая причины участия дьяволицы к мальчику. Его взгляд оббежал воинов, и лицо напряглось, словно он готовился к бою, если вдруг те вздумают опять покушатся на ребенка.

– Ты его родственник? – догадалась Саша. Мужчина промолчал, а мальчик затравленно поглядывал то на него, то на герцогиню и не понимал, что чудом избежал смерти. Еще не верил.

Вордан взмахом руки приказал стражникам разогнать толпу и разойтись по своим местам, а сам остался внимательно наблюдать за Бритгиттой и присматривать за леди Дезидерией, которая уже стояла рядом с мальчиком и, сжимая кулачки у груди, беззвучно плакала.

– Он твой друг? – спросила Саша. Девочка кивнула:

– Его зовут Ульриф.

– Красивое имя, – кивнула девушка, осторожно ощупывая ногу мальчика. – А вас как, милорд конюх?

– Айларик, – нехотя разжал тот губы. – Я его старший брат.

– Живете далеко?

– Нет.

– В деревне, за пригорком, – робко поведала Майла.

– Господи, ты-то откуда взялась? – удивилась Саша.

– Увидела, как вы бежите от милорда Винсента и побежала за вами.

– Спасибо, – оценила Саша и попросила: Если не трудно, сходи, пожалуйста, в мои комнаты и принеси ножницы, полотно. А ты, Дези, беги на кухню и прикажи заварить мак. Отвар принесешь сюда. Собери корзину: творог обязательно, молоко, хлеб, и, конечно, яблоки для лакомки. Ты, Айларик, иди к гончару и возьми глины побольше. У твоего брата, похоже, перелом, если кость не закрепить, он останется хромым. Но мы этого не допустим, правильно? Вперед, друзья.

Саша распоряжалась тихо, но твердо, и ни у одного не возникло мысли перечить. Все быстро разошлись выполнять поручения. Девушка же попросила Вордана одолжить ей кинжал, чтоб вспороть ткань на брюках, не потревожив кость ноги. Тот не без колебания протянул клинок и подивился проворности рук герцогини и ее заботе о ребенке. Бритгитта Мороган стояла на коленях перед сопливым вилланом, не боясь испачкаться, не брезгуя и не считаясь ни со своим положением, ни с богатством наряда, с ласковой улыбкой на устах успокаивала и подбадривала мальчишку, вспарывая штанину, ощупывая худенькие плечики, ребра, руки, шаря нежными руками по грязному телу.

– Что-нибудь еще болит, малыш?

Тот замотал головой, не смея жаловаться.

Вордан невольно вздохнул и попытался придать взгляду, если не холодное, то хотя бы беспечное выражение, но вытянувшееся от изумления лицо портило картину и выдавало с головой растерянность и недоумение, посетившее начальника стражи.

– Вы понимаете, что совершили? – тихо спросил он , когда герцогиня отвлеклась от пациента и обратила внимание на мужчину.

– И что?

– Теперь каждый из вилланов будет считать, что может безнаказанно грабить милорда.

– Теперь каждый сможет рассчитывать на справедливое правосудие и будет чувствовать себя человеком, а не тлей.

Вордан побледнел и, припав на одно колено, заглянул в лицо герцогини:

– Кто вы? – выдохнул одними губами.

– Человек. Такой же, как ты и он, – Саша кивнула на мальчика, не спуская глаз с воина. Тот покачал головой, резко встал и отошел, уступая место Дезидерии, Майле и Айларику.

Девушка принялась изготавливать лонгету, чтоб наложить на поврежденную голень, от всей души желая, чтоб ее предположение о переломе было ложным. Однако, рентген–установки не было, а рисковать без снимка не хотелось. Она напоила ребенка отваром, показала мужчине, где и как придерживать ногу, и быстро наложила лонгету забинтовав конечность от ступни до середины бедра:

– Вот и все, теперь нужно, чтоб просохло. Потом твой брат сходит за лошадьми, и мы отвезем тебя домой. Ты молодец, настоящий мужчина – не плакал. А нога заживет, месяц и будешь опять по деревьям лазить…

– Не буду, – шмыгнул носом мальчик и вдруг заплакал, стыдясь и пытаясь прикрыть лицо рукой. – Я больше никогда, никогда не буду.

– Правильно – воровать не будешь. А лазить, бегать, прыгать? Будешь, – Саша вытирала слезы малышу заодно оттирая грязь с лица кусочком батиста. – О, так ты не мавр? У вас, господин Ульриф, оказывается белая кожа и на щеках, и на лбу, и нос недурственен. Вы, оказывается, весьма симпатичный субъект.

Дезидерия невольно заулыбалась, слушая иронические восклицания мачехи, и прыснула от смеха, глядя, как расширяются зрачки друга от удивления. ‘Слава богу, что дети быстро забывают плохое’, – подумала Саша и спросила нарочно строгим голосом:

– А знаете ли вы, молодой человек, сказку о Мойдодыре?

Тот зачарованно смотрел на герцогиню и смог лишь отрицательно качнуть головой в ответ.

– А вы, юная леди Мороган?

– Нет, – качнула головой и Дези, с интересом поглядывая на нее.

– Что ж, придется вам ее рассказать. Хотите?

– Да, – хором грянули дети, и Саша рассмеялась:

– Что ж, уговорили, расскажу. Айларик, можешь отпустить ногу, давай, малыш, я помогу тебе сесть, – Саша подсадила ребенка и приобняла, чтоб он не упал и не повредил еще плохо застывшую глину. – Ну, вот, теперь Дези поделится с тобой яблоком и сядет рядом, чтоб лучше слышать удивительную и поучительную историю про грозного Мойдодыра и непослушного грязнулю.

Мальчик был по-настоящему счастлив: он остался жив, получил яблоко и сидел в обществе красивой и доброй, как богиня, герцогини, которая обнимала его. И спасла, заботливо перевязала, не брезгуя оборванной ветхой одеждой, но еще и собралась рассказывать какую-то историю, ему! Ульриф зажал руками яблоко и, боясь дышать, смотрел в прекрасное лицо, стараясь запомнить его как можно четче, и ощущение блаженства и восторга наполняло его душу. Дези тоже, забыв разногласия и былую неприязнь к мачехе, пристроилась рядом и слушала, открыв рот.

– …’Вдруг из маминой из спальни кривоногий и хромой’…

Айларик хмурился, сверля недоверчивым взглядом ту, что считали дьяволицей, ту, что погубила его брата Гьюго и по единогласному мнению всех жителей замка и его окрестностей была достойна самой жуткой смерти, и пытался понять – ему снится происходящее или он бредит наяву? А эта женщина со светлым ликом и лучащимися не злобой, а добротой глазами и есть та самая ненавистная герцогиня Мороган, смерти которой он желал всей душой и не раз мысленно убивал, вскрывая хрупкую шею припрятанным как раз ради этого святого дела кинжалом?

Вордан щурился и чувствовал, как его душу охватывает благоговейный трепет: буквально на секунду ему показалось, что вокруг головы миледи Бритгитты воссиял нимб. Он тряхнул волосами: может, это козни дьявола? Но тогда куда девался тот демон, что жил в теле этого создания? Может, это Морхара изгнала его вместе со смертью? Тогда она достойна преклонения наравне со святыми. Ведь и им подобное было не под силу. Вот только вопрос: надолго ли светлый ум посетил герцогиню?

Майла улыбалась, сложив руки на груди в умилении:

– Она ангел, – сообщила доверительно Вордану. Тот одарил девушку хмурым взглядом, но промолчал – неисповедимы пути Господни. Кто знает, может быть, служанка и права?

Саша на минуту прервала повествование, чтоб попросить Айларика:

– Сходи за лошадьми. Глина уже высохла.

Тот с минуту посидел, словно омороченный и нехотя встал, поплелся к конюшне, прислушиваясь к ласковому голосу за спиной:

– ‘Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое, и зубной порошок, и густой гребешок’!...

Чудеса да и только! И эту он хотел убить? Вот бы взял грех на душу …

– А кто такой крокодил? – несмело спросил Ульриф, когда сказка закончилась.

– Животное: зеленое, как лягушка, хвостатое и зубатое.

– Страшное? – восхитился мальчик. В его в глазенках зажегся страх и жгучий интерес.

– Страшное.

– Страшнее дракона? – уточнила Дезидерия.

– Страшнее. И кусачее! – Саша клацнула зубами для подтверждения и засмеялась. – Не бойтесь, он кусает лишь грязнуль.

– Почему?

– Потому что у него аллергия на грязь.

– А что такое аллергия? – озадачилась девочка.

– Болезнь. Наверняка жуткая, – заявил мальчик.

– Точно, – подтвердила Саша и решила пояснить, видя, что девочка не удовлетворена. – Это когда человек не переносит определенные средства, предметы… У меня, например, теперь до конца жизни будет аллергия на Родерика, а у Ульрифа на яблоки.

– Не-а, – лукаво прищурился мальчик и впился резцами в яблоко, прожевал и заяви: – Когда я вырасту, стану бардом и буду сочинять не менее прекрасные сказки и воспою вас, госпожа герцогиня.

– Меня-то за что?

– За красоту и милосердие, за доброе сердце и.. – и смолк, смутившись собственной смелости, схожей с дерзостью.

– Чтоб стать бардом, нужно очень много учиться: учиться считать, писать и много, много читать.

– А я уже умею писать…немного, – похвасталась Дезидерия. – Меня отец Северен учит.

– А меня никто не учит, – совсем расстроился Ульриф.

– Не огорчайся. Как выздоровеешь, приходи. Я научу тебя и писать, и читать, и считать. Станешь ученым и превзойдешь всех менестрелей.

Ребенок посмотрел в зеленые глаза и отчего-то сразу поверил: так оно и будет. И гордо вскинул подбородок:

– Я стану Ульрифом..

– Как зовут твоего отца?

– Звали…Берштам.

– Значит, будешь Ульрифом фон Берштамм! – провозгласила Саша. Мальчик заулыбался, смакуя новее имя:

– Ульрифом фон Берштам, Ульрифом фон…

– Ой, не могу – сэр Ульриф, – засмеялась над ним Дезидерия. Саша же увидев Айларика, придерживающего коней, обратилась за помощью к Вордану, прерывая озорство детей.

– Надеюсь, вы не собираетесь сопровождать их? – спросил мужчина у герцогини, передавая ребенка брату, уже вскочившему в седло.

– Именно, – кивнула та и легко вспрыгнула на коня. – Не стоит беспокоиться, я удостоверюсь, что ребенок устроен и имеет должный уход, и вернусь.

– А я?! – возмутилась Дезидерия.

– А ты остаешься за хозяйку. Присматривай за замком. А завтра наведаемся к твоему другу вместе…

– Завтра? Вы что и завтра собрались навещать оборвыша? – не поверил Вордан.

– Да, милорд. Возможно послезавтра. Если понадобится, каждый день, до тех пор, пока ребенок не поправится. До встречи, – пустила коня в путь.

Они жили в той деревне, что лежала на холме и была хорошо видна из сада. Удручающая нищета и запустение царили в ней: низкие домики с соломенными крышами, напряженные лица жителей, их грязная, потрепанная одежда.

Братья жили на самом ее краю, в низком маленьком доме с земляным полом. Испуганная женщина с блеклым лицом брякнулась на колени при виде герцогини и не смела подняться. Две худые девочки, лет пяти, шести, в грязных рубашках, смотрели на красивую богато одетую женщину с детской непосредственностью: беззастенчиво и пытливо. В доме из мебели: узкая кровать, лохань, стол, две табуретки да старый сундук.

Саша хмуро оглядела единственную комнату и, поставив корзину со снедью на стол, проследила, чтоб Ульрифа положили, не повредив ноги:

– Не вставать даже по нужде, иначе останешься хромым! – наказала ему строго. – Ногой не шевелить, на нее не ступать! Завтра приеду, проверю.

И посмотрела на женщину, которая, обнимая дочерей, робко косилась на госпожу, не смея и рта открыть, и шаг к сыну сделать.

– Как вас зовут?

– Майла, – прошептала, пряча лицо в макушке дочери.

– Меня – Бритгитта. Следите за сыном. Завтра я наведаюсь к вам, чтоб проверить, как идут его дела. В корзине провизия: творог давать ему обязательно, каждый день. Корзины будут привозить. Я прослежу. Заодно кормите девочек и ешьте сами. Айларика я сейчас заберу, но через час он вернется – поможет ухаживать за братом. У вас чудесные сыновья и дочери, – Саша улыбнулась девочкам и вышла из хижины, мрачнея с каждым шагом. Вскочила на лошадь и, пустив ее галопом, поспешила выехать за пределы деревни. Только тогда и остановилась, поджидая мужчину. Айларик отставал ненамного и через минуту уже останавливал лошадь рядом с госпожой.

– Давно отец умер? – спросила тихо.

– Пять лет как.

– Семья на тебе?

– Мама болеет…Был еще брат, Гьюго, – и вскинул пытливый взгляд. – Помните?

– Гьюго? – Саша растерялась : тяжело вспомнить, когда не знаешь.

– Я ведь вас убить замышлял. За него, – поведал мужчина, разглядывая траву перед собой.

‘Вот еще один труп предъявлен покойнице’, – вздохнула девушка: ’Знатная стерва, видать, эта Бритгитта была’.

– Что ж.. я перед тобой.

– Нет. Теперь я ваш должник, по другому проводу. Чтобы ни случилось – вы можете на меня рассчитывать. Всегда. Пока жив.

‘Ну, и время’, – качнула головой Саша: ’За яблоко – детей вешают, за незначительную помощь – в вечной верности клянутся’.

– Не стоит разбрасываться такими словами. Ничего ты мне не должен – забудь. Люди должны помогать друг другу – это не долг и не обязанность, это – назначение. Естественное, как желание есть и пить. Дышать.

– На все воля Божья, мы рабы его…

– Мы не рабы, а дети его! – грубо оборвала его возмущенная Саша. Мужчина удивленно посмотрел на нее:

– Вы госпожа, вам виднее, но святая церковь учит обратному.

– Она учит вас страху и клевещет на творца, который никогда и не мыслил быть тираном! А ведь именно этот статус дает ему ваша церковь, называя детей его рабами!

– Госпожа, умоляю, ни кому больше не говорите подобного. Вас и так считают…

– Дьяволицей, – подсказала Саша. Мужчина кивнул, отводя взгляд. Он не знал, что будет делать, сейчас если вновь услышит из чьих-нибудь уст подобное высказывание: вернет ли его обратно словом или кулаком? Наверняка. Но вот сможет ли опровергнуть сложившееся об этой женщине мнение? Вряд ли. И вдруг подумал: что, если есть действительно Бог, то не сотворил ли он чудо, забрав ту герцогиню Мороган и прислав светлую голубку с душой ангела?

– Вы уверены, что Бог есть?

– Да. И он наш отец. Запомни – отец, а не деспот.

Она сказала это тихо и спокойно, словно речь шла о чем-то обыденном, таком же простом и непреложном, как замок на горе, деревня за спиной. И было в этом спокойствии столько уверенности, сколько он не встречал и в проповедях отца Северена. И вдруг поверилось и, словно озарение, пришло понимание – она действительно знает, что говорит! Да и кому, как не ей знать о том, к кому она ближе всех смертных! Пусть он не ведает, зачем Бог послал ее в эти земли, и не надо ему того знать – главное в том, что его удостоили прикоснуться к чуду и открыли глаза, как слепому, бредущему во мраке, указали маяк, дали поводыря.

– Я буду служить вам, пока бьется мое сердце! – заявил Айларик, бледнея от благоговения и святой тайны, открывшейся ему.

Саша поморщилась, уловив в тоне мужчины нечто фанатичное – второго Винсента ей не выдержать. И кинула:

– Поехали: у меня есть лишние перины – заберешь для девочек матери и брата. Завтра появишься опять – для тебя приготовят корзину на кухне, заберешь и зайдешь ко мне. Вместе Ульрифа проведаем. Присмотришь за ним пока, а с остальным – сообразим.

И наддала коня, устремившись к замку.

Г л а в а 20

Снег падал под одну мелодию, которую Максим ставил снова и снова.

– Сынок, иди кушать. Я пирог испекла, с мясом, как ты любишь, – робко сообщила Галина Анатольевна, заглядывая в комнату.

Тот не реагировал – стоял к ней спиной и смотрел в окно.

– Максимушка, ну чего ты? И музыка эта тоску нагоняет. Выключи ты ее, и так на душе муторно!

Парень выдернул шнур и снова уставился в окно.

Мать несмело подошла, положила руку на плечо, заглядывая ему в лицо:

– А может за тортом сбегать? Ты какой хочешь?

Парень ответил взглядом и снова в окно уставился, а женщина всхлипнула, запричитала, действуя на нервы:

– Это что же делается?! Да как же ж так можно себя увечить?! Да что ж она с тобой сделала? Не иначе приворожила, поганка эдакая…

Максим ожег мать взглядом, от которого та не только замолчала, но и чуть отстранилась, всерьез подумав, что сейчас еще и тумака получит. Вот дожила – на старости лет кулака сыновнего отведать! И из-за кого, из-за чего? Из-за девки – шалавки!

Не отведала. Парень молча прошел мимо и хлопнул входной дверью.

– Ты куда?!! – очнулась Галина Анатольевна и заревела с досады, увидев закрытую дверь и отсутствие мужской куртки на вешалке.

Вайсберг смотрел на бесцельно шатающуюся по улицам фигуру парня и пытался понять: ’Кто: он или я?’

За тот месяц, что прошел с похорон, они оба как-будто иссохли. Артур Львович и сам не ожидал от себя подобных переживаний. В его сердце, казалось, давно потухли угли нормальных человеческих чувств. И вот сначала затлели, а потом такой пожар в груди устроили, что им можно было весь город спалить. Его все чаще мучил вопрос, который ни разу не возникал раньше: ради чего он жил и множил свое богатство? Ради кого? Для чего?

Нет, он пока мог держать себя в руках – потому что работал как никогда активно. На этот раз у него был очень требовательный заказчик – он сам.

Вайсберг распрощался с ‘Васей’, подчистил компромат, уволился с работы и мог бы спокойно нежиться в роскоши, балуя себя и радуясь улыбке ребенка… Но у него отняли дочь. Разве такое можно простить?

– Ты не заболел, Максим? – голос полковника был полон отеческой заботы.

– Никак нет, господин полковник, – отрапортовал Малевин, вытянувшись по струнке. ‘Субординация, мать ее’, – скривился Федосеев. Он терпеть не мог это обращение – господин. Ну, что за глупость? А этот осунувшийся парень, повидавший больше, чем любой за стенами их здания – чем он не господин? И какая нужда в гребаной субординации в трудные моменты? В Шали все равны были. Пули да осколки на господ и слуг не делили, как и на солдат и офицеров – всех забирали, а цинковый гроб никакая звездочка не украсит…

– Вот что, Максим, бери отпуск. Пиши рапорт, я подпишу, и зайди к Полине Викторовне, путевку выбери: Кипр там или Мальдивы.

– Не надо…

– Надо! – отрезал полковник. – Я с бойцами работать привык, а не с призраками! Все. Свободен. Пока не приведешь себя в порядок, не возвращайся.

–Лучше север, – неуверенно протянул парень.

– В тундру что ли? Оленей своим видом пугать? Ладно, – не удержался, вздохнул: эк, парня скрутило-то…Махнул рукой. – Сам выберешь, куда. Я Оскольцеву предупрежу. Иди.

Приказ есть приказ, и Максим написал рапорт на отпуск, получил бесплатную путевку на теплоход, идущий в круиз по северным странам зарубежья, и через двое суток вылетел в Москву.

И закрутилось: красавец–лайнер, фешенебельная одноместная каюта, изнеженная публика. Безмятежное Осло, Олсун со шпилями башен, Тронхейм, пропитанный духом короля Густова, беззаботный Берген с шумным рыбным рынком – достопримечательность всей Европы. Фломсбанен – серпантин средь скал и утесов, убегающий за облака, фигурки троллей, гномов, величавая природа фьордов и завораживающая мощь водопадов.

Через 14 дней Максим садился в самолет на Москву в еще более угрюмом настроении. Поездка совершенно не развеяла скорбные мысли, а казалось, лишь усугубила неадекватность душевного состояния. Лицо парня, обветренное на просторах Ирландии, заострилось и словно замерзло, в фиалковых глазах поселился холод Бриксдальфоссенского водопада, прикрытый мертвенным покоем Гейрангерского фьорда, в котором остановилась сама жизнь.

Таким он и появился на пороге родного дома, вымучил улыбку, подставляя щеку под материнский поцелуй, и ушел в свою комнату. Через минуту, к огорчению Галины Анатольевны, из нее донеслась унылая мелодия ненавистного БИ-2.

Дни летели, словно облетали листья с дубов. Одна неделя, вторая промелькнули незаметно и третья прошла, будто песок сквозь пальцы.

Нога Ульрифа благополучно заживала и Саша появлялась в деревне лишь раз в неделю удостовериться, что озорник не сломал глиняную повязку и исправно получает миску с творогом. Девочки Эдегерта и Майрина при виде посетительницы бежали к ней навстречу и щебетали, пересказывая новости и ябедничая на брата. Их мама больше не дичилась, но все норовила прикоснуться к руке герцогини, припасть в поцелуе, словно к Мадонне. И то и дело благодарила ее за каждую мелочь: за одежду и кухонную утварь, за сладкий пирог и чудесное покрывало, за кувшин молока и мягкие игрушки для детей. Саша старалась не задерживаться у них, смущенная столь щедрой благодарностью. И не раз высказывала Айрику, что не стоит того делать, но тот лишь улыбался и щурился на солнце, сидя у конюшни. Его лицо теперь сильно напоминало лицо сфинкса, обремененное извечной тайной, известной ему одному, интригующей, притягивающей, но не досягаемой для осознания другим. Челядь поглядывала на него с уважением и некоторой опаской, и каждый знал – упаси Господи, хоть слово плохое сказать при нем о госпоже.

Впрочем, никто и не говорил. Не было на то причины. Взгляды окружающих как-то само собой потеряли былую ненависть, а после настороженность и страх. Конечно, не все и не сразу. Винсент и Родерик, например, так и не смягчили свое отношение к герцогине и, напиваясь по вечерам в обществе друг друга, высказывали обиды и предсказывали плачевные события, кои непременно случатся, если не явится хозяин. И жаловались на то, что дьяволица прибрала весь замок к рукам. Вордан хмуро слушал их стенания и понимал, что графом движет банальная ревность и неудовлетворенность, которую он искусно прикрывает религиозной маской. А Родерик стыдится того, что признал герцогиню так же, как другие, и считает, что тем предал своего хозяина, которому верой правдой прослужил 15 лет.

Вордан же ни на минуту не находил себе места и все пытался выяснить причину странных необъяснимых перемен, что произошли в леди Бритгитте да и в замке. Он подмечал каждый нюанс, каждую незначительную мелочь и откладывал в глубины памяти, вечером в тишине сидя у очага в своей комнате, старался еще раз прокрутить события дня и понять что к чему. Он с удивлением смотрел на то, как светлеет лицо угрюмого Даркара, когда мимо проходит госпожа и кивает ему в знак приветствия. И тот прекращает работу и кланяется в ответ чуть не до наковальни и долго смотрит ей вслед, улыбаясь, что дитя. А когда он улыбался? Когда так кланялся – из уважения, а не из подобострастия? Кому? Разве что Кельтскому вепрю…

А Майла? Расцвела, похорошела, стала бойкой и,Э кажется, голову готова отдать за свою миледи Бритгитту, которая и обращается-то с ней, как с самой близкой подругой, а не как со служанкой. И щедра непомерно. Мало теперь Майла ходит в богатых нарядах с плеч герцогини, так и спит на одной кровати с ней, и что пес сторожит ту, готовая зубами загрызть, только кинь косой взгляд в ее сторону. Графа Вайвика неделю назад подсвечником огрела за то, что тот, перепутав спьяну двери, ввалился в покои Бритгитты. И такой шум устроила, словно он покушался на тело госпожи. Тот долго извинялся потом перед сестрой за то, что вообще на свет родился.

Дезидерия, забыв былую неприязнь и простив все обиды разом, ни на шаг от мачехи не отходит. Вот и носятся по замку вдвоем. Костюмы мужские сшили и из луков стреляют.

– Зачем вы учите ее тому, что не подобает знать леди? – спросил как-то Вордан у Бритгитты.

– Я учу ее защищать себя и других. Разве умереть почетнее, чем уметь постоять за себя?

– У нее есть охрана.

–А если ее не будет? А если понадобится ее помощь отцу или …вам?

– Когда Мороган узнает, что вы творите, разгневается. Кому, как не вам знать, каков он в гневе?

– Вы меня пугаете? Не стоит, милорд. Я только и слышу о Кельтском вепре – ужасном, жестоком и вечно сердитом. Мне в последнее время все чаще кажется, что слухи о его невоздержанности и бессердечии сильно преувеличены.

Нет, ничего не осталось от той злобной дьяволицы, что вводила в трепет всю округу одним своим именем. И даже Гадур больше не посылает поварят к отцу Северену освящать черпаки и ложки после посещения герцогиней его владений. Виночерпии перестали дрожать и заикаться в ее присутствии. Сейчас все больше глазеют и краснеют, млеют от каждого ласкового слова. А на тепло и ласку герцогиня не скупится. Даже стражников переманила, бывалых воинов. Придумала игру со странным названием – футбол и втянула мужчин в ребячью затею. Вот они и гоняют с криком и азартом мяч по полю вместе с деревенскими мальчишками, леди Дезидерией и самой Бритгиттой. В результате ее беспрепятственно пропустили в покои наследницы. Вчера Вордан проходил мимо покоев юной герцогини и вдруг услышал в приоткрытую дверь ее спальни голос женщины:

– ..’Я колобок, колобок, по амбару метен, по сусекам скребен, я от дедушки ушел, я от бабушки ушел и от тебя, лиса, подавно уйду’!...

Он осторожно заглянул внутрь и остолбенел: герцогиня лежала на кровати рядом с Дезидерией и гладила ту по голове, рассказывая замысловатую сказку. Девочка доверчиво улыбалась и обнимала женщину, как мать!

Это стало последней каплей в чаше терпения Вордана. Он решительно направился в конюшню и поскакал к ведьме за пояснениями, твердо уверовав, что без колдовских чар здесь не обошлось.

Та лукаво щурилась, поглаживая кота и слушая Вордана, а потом заявила:

– Не похожа на себя говорите, милорд? Так, может, злоба ее, по воле Божьей, вместе с лихорадкой перегорела да и сгинула? Бывает…

Мужчина, как ни странно, поверил и немного успокоился, но, вернувшись и увидев Бритгитту, встревожился вновь, но уже за нее. Герцог не сегодня – завтра явится домой и устроит ад своей жене. Но разве эта Бритгитта достойна его гнева? А прощать он не умеет…

Вордан задумчиво смотрел на герцогиню, с криком обходящую Манфреда и пасующую Сейверду, и еле сдерживался, чтоб не закричать, уподобившись другим болельщикам из вилланов, в силу юного возраста не принятых в команду.

– Милорд, – рядом остановился Кларенс, писец герцога Мороган и доверительно сообщил: – Милорд Годфрид скоро будет в замке.

– Откуда знаешь? Гонец прибыл?

– Да, милорд. Но господин Мороган просил оставить дату его приезда в тайне. Сообщение передано лично вам.

– А Родерику?

– И ему. Он уже готовит замок к прибытию хозяина, а вам приказано встретить герцога.

– Ясно,– кивнул мужчина и закричал стражникам, прекращая футбольную баталию, к всеобщему неудовольствию. Воины спешно разошлись, и Дезидерия надулась:

– Почему?!

– Потому что у них служба. Время забав закончилось, – ответила Саша, поднимая мяч. – А тебе, кстати, пора к тетушке Пипине на урок труда. Гобелен так и не дошила?

– Ну, Бритта, – скорчила несчастную рожицу девочка.

– И не проси, проказница! Женщина, не умеющая управляться с иголкой – позор. К тому же тетя Пипина расстроится. Разве можно огорчать тех, кто тебя любит?

– А ты? Ты меня любишь?

– Я люблю послушных девочек.

– Ты хитрая, – засмеялась Дезидерия, заметив, что Саша ведет ее в замок.

– Не без этого, – рассмеялась в ответ девушка.

– Хорошо, я буду прилежной ученицей, но после обеда обещай, что мы поедем в лес. Вместе. Я же знаю, ты часто ездишь, а меня не берешь.

– Холодно, Дези.

– А скоро вообще снег ляжет, и тогда точно никуда не поедем. А детям нужен свежий воздух, ты сама говорила.

– И кто из нас хитрый? – выгнула бровь Саша, подталкивая девочку к калитке.

Мороган почти не слушал Вордана. Его занимали посторонние звуки. Он мог поклясться – в лесу что-то происходило. Герцог резко вскинул руку, приказывая всем остановиться и смолкнуть, и через минуту явственно услышал встревоженный голос. Он жестом указал своим людям продолжать движение без него и направил лошадь в гущу деревьев.

Метров через пятьсот он оказался на краю небольшой поляны и увидел всадника на тонконогой арабеске, озирающегося вокруг. Мужская одежда, лук и перчатки, короткая стрижка и мастерское управление лошадью могли сбить с толку кого угодно, но не его. Перед ним была таинственная женщина, очень изящная и… очаровательная. Он не успел задаться вопросом – кто она? Как услышал полный отчаянья крик:

– Дези!! Дези, отзовись!!!

Бровь герцога непроизвольно взметнулась вверх: у его дочери появилась подруга? Из мелкого дворянства или из вилланов? Скорей первое: движения порывистые, но уверенные, гордая осанка и богатый бархатный колет. Интересно, сколько ей лет? Достаточно ли она взрослая, чтоб стать его любовницей? Пожалуй, он будет не против…

– Дези-и-и!!!

– Бритта, я здесь!! – донеслось еле слышно.

Вот так-так – Бритта…

Девушка пришпорила лошадь, устремляясь на голос, и Мороган двинулся следом, решив тайно проследить за всадницей, и узнать, что происходит. За дочь он не боялся, уверенный, что поблизости с девочкой наверняка притаилась охрана. И каково же было его удивление, когда он понял, что женщины оказались в лесу одни. И попали в беду.