Текст книги "Секс в восточном городе"
Автор книги: Раджа Алсани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
ПИСЬМО 18
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 11 июня 2004 г.
Тема: Общество раздирают противоречия
Среди жен пророка, да благословит его Аллах, были арабки и не арабки; женщины его племени и женщины чужих племен, мусульманки и не мусульманки, христианки и иудейки, принявшие ислам до вступления в брак; вдовы и девственницы.
Амр Халед [27]
Я заметила, что в последнее время мои письма наконец стали удостаиваться одобрения со стороны представительниц прекрасного пола, хотя большинство хвалебных отзывов я по-прежнему получаю от мужчин, да благословит их Бог. Воображаю себе: какая-нибудь среднестатистическая девушка неделю за неделей, каждую пятницу после молитвы, сидит за компьютером, ожидая моего письма, и лихорадочно просматривает его, ища совпадений. Если она их не находит, то облегченно вздыхает и звонит подругам, желая удостовериться, все ли у них в порядке, после чего они поздравляют друг друга с благополучным избежанием скандала. Но если что-нибудь в повествовании отдаленно напоминает инцидент, произошедший в ее жизни несколько лет назад, или если героиня прогуливается по улице, на которой живет ее дядя, то на мою голову обрушиваются все громы небесные.
Я получаю множество ругательных и угрожающих писем. «Мы разоблачим тебя так же, как ты разоблачаешь нас!», «Мы знаем, кто ты такая!». «Ты дочь племянницы моей золовки!». «Ты ревнуешь, потому что твой кузен женился на мне, а не на тебе!». «Ты наша уродливая соседка из Манфухи, ты завидуешь, потому что мы переехали в Олайю, а ты торчишь в глуши! [28]».
Фейсал рассказал Мишель лишь половину правды.
Сидя рядом с девушкой в их любимом ресторане, он заявил, что мать против свадьбы и что беседа прошла весьма напряженно, но при этом предоставил Мишель самой догадываться, отчего разгневалась Ум Фейсал. Та не поверила своим ушам. И этот человек некогда очаровал ее широтой своих взглядов? Неужели он действительно собирается отказаться от нее лишь потому, что мать хочет подыскать ему ровню? Какую-нибудь наивную маленькую дурочку, неотличимую от сотен других? Неужели Фейсал и впрямь не отличается от остальных молодых людей, которых Мишель откровенно презирала?
Ее постигло жестокое разочарование. Фейсал даже не пытался извиняться, поскольку знал, что не в силах ничего изменить; поэтому молодой человек казался равнодушным вялым. Он лишь сказал, что Мишель наверняка осознает все последствия бунта. Фейсал предупредил, что нет силы на земле, которая защитила бы их обоих от ужасной кары – возмездие не заставит себя долго ждать, если он будет настаивать на этом браке. Его семья никогда не примет Мишель, и их дети будут страдать. Фейсал не стал спорить с матерью, поскольку это абсолютно бессмысленно. Вовсе не значит, что он не любит Мишель. Но его родичи не верят в любовь. Они верят только в законы и традиции, унаследованные от предков. Кто в силах их разубедить?
Мишель оставалась спокойной и безмолвной; она внимательно рассматривала лицо, которое внезапно сделалось для нее незнакомым. Фейсал взял ее за руки и омочил их слезами, а потом попрощался и встал, собираясь уходить.
Напоследок он сказал, что Мишель счастлива, имея такую семью. Ее жизнь проще и яснее, она сама принимает решения, а не выполняет приказы «клана». Будет лучше, если и его родня не станут впутываться, оскверняя свободный дух своими правилами, а добрые помыслы хитростями и злобными измышлениями.
Фейсал отстранился от своей возлюбленной. Он открыл Мишель жестокую правду и ушел, не затрудняя себя ожиданием ответа, – оставил ее в ресторане, одинокую и молчаливую, чтобы не видеть свое отражение в глазах любимой. Бедный Фейсал! Не гордость заставила его удалиться медленно. Невзирая на все, он хотел сохранить драгоценные воспоминание об этой любви. Исполнившись великого терпения и искренне желая побороть скорбь, Мишель с помощью Бога, который один ведал, как тяжелы были ее страдания, начала медленно оживать, воодушевляемая справедливым гневом и упрямством, она надеялась, что время залечит раны и что она вновь обретет способность радоваться простым вещам. Когда этого не произошло, Мишель решилась на необычный шаг – отправилась к психологу, которого порекомендовала ей Ум Нувайир.
У психолога не было даже кушетки; никаких чересчур «вольных» ассоциаций. Врач-египтянин показался Мишель довольно консервативным; судя по всему, он не был способен ответить на горестный вопрос, безнадежно мучивший ее долгое время: «Как я могла его удержать?»
После четырех визитов Мишель поняла, что нуждается в более основательной помощи, нежели та, какую мог оказать этот шарлатан. Обсуждая с ней обман Фейсала, добрый доктор заявил, будто все это сводится к истории волка, заманившего к себе в логово овечку, чтобы сожрать ее. Нечего сказать, самое глубокое проникновение в суть проблемы за всю историю психологии в арабских странах. Мишель решила, что она не овца, а Фейсал – не волк. Разве может мужчина-психолог понять масштабы беды, обрушившейся на женскую личность, если он сам – не араб? Саудовская Аравия – уникальная, совершенно особая страна. Невзирая на рану, нанесенную Фейсалом, Мишель была уверена, что молодой человек любил ее искренне и страстно – и любит по-прежнему. Но он слаб и безволен, легко подчиняется воле общества, которое парализует своих членов. Это структура, пронизанная лицемерием и раздираемая противоречиями; единственный выход – либо принять правила и смириться, либо эмигрировать и жить свободно.
На сей раз, когда Мишель заговорила с отцом об учебе за границей, она не встретила немедленного отказа, как в прошлом году. Может быть, на него повлияло то, что дочь заметно похудела и побледнела за последнее время. В доме царило уныние: Мишель впала в депрессию, а Мешаал уехал а лето в Швейцарию. Родители согласились отпустить девушку в Сан-Франциско, где жил ее дядя. В тот же день она разослала запросы во все сан-францисские колледжи и университеты, решив не упускать возможности и записаться с начала нового учебного года. Больше всего на свете девушке хотелось услышать, что она принята. Тогда можно будет собрать вещи и распрощаться со страной, где с людьми обращаются как с животными. Мишель повторяла это вновь и вновь. Она не позволит указывать ей, что делать и чего не делать. Иначе в чем смысл существования? Это ее жизнь, и более ничья. Она собирается жить так, как хочет, ради самой себя.
ПИСЬМО 19
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 18 июня 2004 г.
Тема: Средь звезд и выше облаков
Мой почтовый ящик переполнен гневными письмами. Одни говорят, что я чересчур близко подошла к запретной черте. Другие пишут, что я уже ее переступила и, несомненно, поплачусь за вмешательство в чужие дела – а главное, за то, что моему примеру могут последовать прочие, соблазнившись возможностью бросить вызов традициям нашего общества – нагло, высокомерно, самоуверенно. Эй, не казните гонца!
По пути в аэропорт Садим плакала, как будто пыталась окончательно выплакаться перед возвращением в Эр-Рияд. Ей хотелось вернуться к прежней жизни – к жизни до Валида, в которой были университет, учеба, работа, близкие подруги и вечера в доме тетушки Ум Нувайир.
Девушка заняла свое место в салоне первого класса, надела наушники и закрыла глаза; ее окутала прекрасная музыка Абдулмаджида Абдуллы. «Средь звезд и выше безмятежных облаков я играю блюз, и все печали уносятся прочь».
Чтобы занять себя по пути домой, Садим подобрала коллекцию песен, сильно отличавшихся от тех, что она слушала в Лондоне. Она твердо намеревалась распроститься с грустью, похоронить скорбь в лондонской грязи и вернуться в Эр-Рияд в том расположении духа, который подобает молодой женщине.
После разрешения отстегнуть ремни Садим Отправилась в туалет, чтобы надеть абайю (она всегда так делала на международных рейсах). Девушка терпеть не могла откладывать все на последнюю минуту перед приземлением, когда все женщины и мужчины выстраивались в длинную очередь в проходе, чтобы переодеться. Пассажирки надевали длинные абайи, покрывала и вуали, тогда как мужчины избавлялись костюмов, галстуков и даже брючных ремней (неизменно натянутых под животом до предела, чтобы всем было видно, какое у их обладателя сытенькое брюшко) и возвращались к длинным тобам, скрывающим последствия чревоугодия, и красным шимагам, прикрывающим лысую макушку.
Когда Садим возвращалась на место, какой-то мужчина, казалось, улыбнулся ей издалека. Девушка прищурилась пытаясь разглядеть его. Насколько было бы проще, ли бы она сама умела надевать контактные линзы, вместо того чтобы каждый раз просить о помощи окулиста, молодого человека от Садим отделяли всего четыре крести она узнала его! Девушка ахнула – достаточно громко, чтобы немедленно смутиться. Она выдала свою радость, которую, разумеется, будет трудно объяснить окружающим.
– Фирас!
Она приблизилась, Фирас встал и поздоровался, а потом просил сесть рядом, на пустующее (волей судьбы) кресло.
– Как поживаешь, Садим? Какое удивительное совпадение!
– Бог да наполнит твои дни радостью! Аллах, это потрясающе! Я даже не думала, что мы снова увидимся.
– Знаешь что? Я до вчерашнего дня понятия не имел, что полечу именно этим рейсом! Бог был ко мне милостив. Хорошо, что ты встала, иначе бы я тебя не заметил.
– Как это странно. И только посмотри на себя! Ты надел тобу прежде, чем сесть в самолет?
– Ну да. Не люблю переодеваться в самолете – чувствую себя шизофреником. Как будто я – доктор Джекилл, который превращается в мистера Хайда.
– Уму непостижимо, что ты узнал меня в абайе.
– Должен сказать, ты в ней чертовски хороша.
– Спасибо. Наверное, понятия о красоте и впрямь у каждого свои. Кстати, у меня по-прежнему твои зонтик и плащ.
– Разумеется. Можешь хранить их и дальше.
– Надеюсь, ты не простыл из-за меня.
– Нет, слава Богу. Когда живешь в Лондоне, со временем начинаешь хранить зонтик и плащ в машине, потому что погода меняется постоянно. А в тот день я сразу поехал домой. Я больше беспокоился о том, что ты заболеешь, расхаживая под таким дождем.
Со мной было все в порядке… благодаря твоему зонтику. Теперь я не выхожу без него.
– Можешь забрать его насовсем.
– Спасибо. Кстати, нерешительно продолжила Садим, ты останешься в Эр-Рияде насовсем или вернешься в Лондон?
– Честное слово, не знаю. И пока не пойму этого, буду разрываться между Эр-Риядом, Джиддой и Аль-Хобаром. В этом есть некий смысл, потому что Эр-Рияд – столица, Джидда – неофициальная столица, а Аль-Хобар – мой родной город.
– Так ты родом из Аль-Хобара?
– Ну да. То есть первоначально мы из Неджда, но уже давно переселились на восток. Недаром говорят, что в восточных провинциях совсем нет местных. Большинство жителей там – неджди.
– Наверное, это утомительно – так много разъезжать, не боишься выбиться из сил?
Фирас рассмеялся:
– Ничего страшного. Мой шофер заранее покупает билеты, и во всех трех местах меня ждет не только смена одежды, но и всякие мелочи вроде зубных щеток. Немного практики – и я с тем же успехом смогу жонглировать двумя или тремя женами.
– Очень смешно. Так, значит, ты все-таки дурной человек. Когда у тебя день рождения?
– А что? Собираешься купить подарок? Можешь принести его в любое время.
– Э-э… нет. Ты слишком стар для подарков. Пусть этим развлекается молодежь вроде меня.
– Тридцать пять лет – еще не старость.
– Каков твой знак зодиака?
– Ты разбираешься в астрологии?
– Не очень. Но одна моя подруга – настоящий эксперт. (Переняла у нее привычку спрашивать.)
– Я Козерог. Только я не верю в астрологию. Наверно слишком стар для таких штучек.
Во время полета Садим заметила, что Фирас особенно следит за тем, чтобы стюардессы по ошибке не предложили девушке алкоголя или свинины. Он тоже избегал и того другого. Похоже, Фирас действительно заботился о ней. Это покровительственное отношение ей нравилось. А Садим, по словам Ламис, была просто обречена на то, чтобы привязаться к человеку, который в той же мере, что и она, печется о мелочах.
– Наверняка твоя мать будет вне себя от радости, когда ты вернешься – искренне сказала она.
– Да, наверное. Но она сейчас в Париже с моими сестрами. Бедняжка, она так страдала, пока я учился. Каждый день звонила мне и задавала одни и те же вопросы; «Ты счастлив? Тебе не хочется домой? Может быть, хватит? Не пора ли завести семью?»
– Ну, она, в общем, права. Ты не собираешься жениться? – легкомысленно спросила Садим, глядя на Фираса и не сводя глаз с щербинки между его передними зубами.
– Эй, это уже вторая шпилька за минуту! Можно перерыв? Неужели я действительно настолько стар?
– Нет-нет, я не то хотела сказать. Пожалуйста, пойми меня правильно. Просто нечасто доводится видеть неженатого араба старше тридцати. Обычно наши парни задумываются о женитьбе, едва у них успеют пробиться усы!
– Наверное, я немного другой. У меня особые требования, которым соответствуют далеко не все девушки. Честно говоря, я давным-давно объяснил семье, какую именно женщину хочу видеть рядом с собой. Я сказал: ищите, но не торопитесь. Родители ищут до сих пор. Так или иначе, я доволен жизнью и не считаю, будто что-то упустил.
– Нельзя ли узнать, что это за особые требования, которым никто не в силах соответствовать?
– Разумеется. Но сначала один вопрос.
Садим, погрузившись в собственные размышления, рассматривала его белоснежную улыбку. Прелестная щербинка отнюдь не портила Фираса.
– Конечно.
– Можно я позвоню вечером? Мне бы очень хотелось услышать твой голос перед сном.
ПИСЬМО 20
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 25 июня 2004 г.
Тема: Возвращение к Ум Нувайир
Одна из читательниц, которая, по ее словам, следит развитием событий с самого начала, пришла в восторг, добравшись до конца предыдущего эпизода, и послала следующее письмо: «ДААААААА! Наконец-то! Мы так этого ждали! Нам до смерти хотелось узнать, сделает Фирас первый шаг! Ах, Боже, мои поздравления Садим!»
Как очаровательно! Подобные поступки побуждают меня продолжать свой нелегкий, скандальный и по-настоящему реформаторский труд. Разве такие письма не приличнее ежедневных посланий, в которых речь идет о том, какая я распущенная и т. д.?
Некоторые утверждают, что я рассказываю об ошибках других, но при этом провозглашаю собственную безгрешность, поскольку не принимаю участия в описываемых событиях. Нет, я ничего подобного не говорю. Я не выставляю себя образцом совершенства, потому что в первую очередь не считаю действия моих подруг греховными или противозаконными!
Я – каждая из них, и моя история – это их история. И если на данный момент, по личным причинам, я воздерживаюсь от называния собственного имени, то однажды, когда эти причины перестанут существовать, я его открою. Тогда я расскажу свою историю, которую вы так хотите услышать. Расскажу искренне и правдиво. А пока что давайте вернемся к нашей дорогой Гамре.
Все это время Гамра тревожно размышляла о будущем. Много недель девушка продолжала мечтать о том, что Рашид вернется или, по крайней мере, – позвонит, когда осознает, как дурно он себя вел и как ужасно обидел жену. Но этого не произошло, и девушка начала беспокоиться. Неужели она навсегда останется в отцовском доме, словно старое кресло, которое держат в дальней комнате? Может быть, вернуться в университет и закончить учебу? Но позволит ли администрация – ведь Гамра на целый год отстала от сокурсниц? Или лучше записаться на курсы при частном вузе, чтобы занять свободное время: и получить хоть какой-нибудь диплом? Не важно какой.
– Мама, я хочу еще лайма с солью.
– Тебе вредно, детка. Животик заболит.
– Господи, я попросила всего лишь немного лайма! А вдруг однажды мне понадобится нечто по-настоящему дефицитное? Что ты тогда будешь делать?
– Храни меня Бог от твоего язычка! – Мать Гамры обернулась к служанке: – Принеси лайма, и пусть у нее разболится живот – тогда, может быть, она научится сдерживать себя!
Младшие братья Гамры, Найиф и Навваф, пришли в восторг оттого, что она вернулась домой. Мальчики старались развлечь сестру и частенько предлагали вместе поиграть в компьютерные игры. Но внезапные смены настроения, которым была подвержена Гамра (из-за Рашида и ребенка, который начал вмешиваться в ее жизнь, еще не успев родиться), сделали девушку раздражительной.
«Неужели именно так я и обречена жить бог весть сколько? Аллах не даст тебе покоя, Рашид. Он не простит тебя, куда бы ты ни пошел и что бы ни делал! Пусть зло, которое ты причинил мне, отразится на твоих сестрах и дочерях! Господи, пусть мое сердце остынет, а его обуглится. Избавь меня от боли и покарай Рашида и его любовницу!»
Садим позвонила подругам сразу же по возвращении в Эр-Рияд, и все четверо договорились встретиться на следующий день у Ум Нувайир. Они уже давно не собирались вместе, поскольку каждая с головой ушла в собственные дела.
Ум Нувайир подала им чай с молоком, кардамоном и сахаром, как это делают в Индии и Кувейте, и побранила за то девушки совсем перестали ее навещать. Садим была единственной, кто помнил о старшей подруге в своих скитаниях: она привезла соседке роскошную кашемировую шаль, которая привела женщину в восторг, и поздравила ее возвращением сына Нури из Америки (два года назад Ум Нувайир отдала его в специальную закрытую школу для проблемных подростков).
Когда школьные власти уведомили Ум Нувайир, что «отклонения» Нури скорее психологические, нежели физиологические, и что это временная фаза, через которую проходят подростки (особенно те, у кого проблемы в семье), женщина испытала огромное облегчение. Она прекрасно знала, что в Америке даже открытую демонстрацию гомосексуальности не считают симптомом болезни, тогда как в Саудовской Аравии это – бедствие, худшее, чем рак. Она чуть не упала в обморок, когда врачи несколько лет назад заявили, что ее сын «никак не может определиться с сексуальной самоидентификацией». Они сказали, что он должен сделать выбор. Когда Ум Нувайир в ужасе спросила, что будет, если сын сочтет себя принадлежащим к женскому полу, они ответили: в его возрасте возможно медицинское вмешательство – операция по смене пола, а затем прием гормональных препаратов и психологические консультации.
Нури провел в закрытой школе два года, прежде чем решил, что он мужчина, и вернулся в материнские объятия. Ум Нувайир буквально ожила, когда у нее появился повод гордиться своим сыном. Теперь-то ей было что сказать отцу мальчика и всем тем, кто осмеивал и презирал их, – особенно родственницам, соседкам и коллегам!
В присутствии подруг Мишель говорила исключительно о порочности саудовского общества, его отсталости, невежестве, суровости и реакционности. Ее буквально переполнял энтузиазм, потому что через два дня девушке предстояло начать жизнь на новом месте – «да где угодно, лишь бы не в этом насквозь прогнившем, ядовитом окружении, от которого меня просто тошнит», заявила она. Что касается Гамры, та продолжала жаловаться на притеснения: мать запрещает ей жить так, как раньше, лишь потому, что дочь теперь в разводе. Она твердит, будто всё вокруг только и ждут одного единственного промаха, чтобы распустить сплетни.
Ум Гамра, несомненно доверяла дочери, но слишком уж беспокоилась, что подумают люди. Ей была неведома старая поговорка о том, что человек, который оглядывается на каждом шагу, в итоге никуда не придет. Десятки раз на дню она повторяла Гамре: «Не забывай, что ты в разводе!» Конечно, Гамра не забывала об этом ни на секунду.
Разве развод не был ужасен сам по себе, без дополнительных ограничений свободы, без тревог по поводу сплетни с их глупой болтовней? Сегодня Гамре впервые позволили выйти из дому, хотя после возвращения из Америки прошло уже три недели; девушка сомневалась, что мать позволит ей совершить подобную прогулку вторично в ближайшем будущем.
Опоздавшая, по своему обыкновению, Ламис влетела в дом, балансируя блюдом с лазаньей на правой руке, а мороженым на левой. Девушки удивленно взглянули на нее; Ум Нувайир встала, чтобы помочь. На кухне Ламис поинтересовалась, отчего у всех такое скверное настроение.
– Милая, твои подруги по уши в неприятностях, а ты сияешь от радости и думаешь, что макароны и сладости исправят ситуацию?
– А какой вред от вкусной еды? Или я должна вести себя, как они, и делать вид, что вот-вот покончу с собой? Пусть Бог пошлет им утешение, конечно, но так нельзя! Вы только посмотрите, как они сидят и хмурятся. Никому не станет легче, если бесконечно плакаться друг другу.
– Ты просто не знаешь, как несчастны твои подруги, проклятые мужчины! Негодяи! От них только боль и страдания!
Но Ламис исполнилась решимости вытянуть подруг из бездны скорби. Она извлекла из сумочки самые свежие журналы и тоненький справочник по знакам зодиака. Девушки немедленно оживились, когда увидели свою любимую Ежку, и начали обычный обмен репликами.
Садим. Ламис, пожалуйста, прочти мне про мужчин-Козерогов.
Ламис. «Мужчины-Козероги по природе своей эмоциональны, но почти не способны пробудить ответные чувства в партнере. Это рациональные натуры с замедленной реакцией – но, начиная действовать, они становятся не в силах контролировать свое поведение и утрачивают здравый смысл. Мужчины-Козероги строги; они крепко держатся за традиции и обычаи и не любят рисковать. Они не сентиментальны и редко поддаются голосу сердца. Семейные отношения для них крайне важны. Их основные недостатки – гордость, эгоизм, карьеризм».
Мишель. А какова степень совместимости женщины-Льва и мужчины-Рака?
Ламис. Восемьдесят процентов.
Садим. Деве больше подходит Овен или Козерог?
Ламис. Козерог, разумеется. Мне даже в книгу не надо заглядывать. Давайте на всякий случай посмотрим, что тут написано… «Степень совместимости мужчины-Овна и женщины-Девы не превышает шестидесяти процентов. Совместимость женщины-Девы и мужчины-Козерога – не меньше девяноста пяти!» Отличный выбор, подружка. Судя по всему, ты скоро забудешь Валида. Ну-ка расскажи нам, что это за Козерог, к которому ты неравнодушна?
Гамра. Хотите небольшой совет, девочки? Давайте перестанем мечтать впустую. Забудем обо всем и положимся на волю Божью. Не слишком воодушевляйтесь, когда речь заходит о мужчинах, потому что непременно получится полная противоположность, уж поверьте мне.
Ламис. Если он – полная противоположность моим мечтам, что заставляет меня держаться за этого мужчину?
Гамра. Судьба, наверное.
Мишель. Давайте будем честны друг с другом. Если бы Рашид тебе не нравился, ты бы ему отказала. Ты могла сказать «нет», но не сказала. Поэтому лучше прекратить все эти разговоры о судьбе и о том, что мы якобы не властны ничего изменить. Вечно мы ведем себя как беспомощные дуры, словно у нас нет права голоса. Долго ли еще нам трусить, не осмеливаясь задуматься над собственным выбором? Атмосфера немедленно накалилась; так бывало всегда, стоило Мишель вступить в разговор со своими острыми суждениями. Ум Нувайир поспешно вмешалась, стараясь разрядить ситуацию шутками. Этот вечер был последним, который Мишель предстояло провести с подругами перед отъездом в Америку, поэтому остальные пытались не обращать внимания на ее резкости. Но Гамра невольно вздрагивала от колких замечаний, которые Мишель неизменно адресовала ей в присутствии прочей компании.
