Текст книги "Секс в восточном городе"
Автор книги: Раджа Алсани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
ПИСЬМО 39
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 3 декабря 2004 г.
Тема: Отрывки из синей записной книжки
Не будите влюбленную женщину. Пусть грезит – тогда ей не придется плакать, когда она вернется к неутешительной реальности.
Марк Твен
Мой друг Бандар из Эр-Рияда сильно разгневан. Он сердится на меня за то, что я, мол, намеренно изображаю мужчин из Джидды ангелами, не ведающими зла, утонченными, благородными и умными. Тем временем, продолжает Бандар, я рисую бедуинов и мужчин из восточных районов страны вульгарными и дикими в обращении с женщинами. Девушек из Эр-Рияда я изображаю несчастными дурочками, тогда как жительницы Джидды буквально купаются в счастье, которое сыплется на них по мановению руки.
Эй, Бандар, география здесь ни при чем. Я рассказываю вам то, что было на самом деле. И потом, зачем обобщать? Все люди разные, вне зависимости от места – это закон природы, и мы не можем его отрицать:
В своей ярко-синей записной книжке, куда Садим наклеивала фотографии Фираса, бережно вырезанные из газет и журналов, девушка написала:
Изъян моей души и моя единственная любовь,
Человек, которому я посвятила прошлое и будущее.
Что заставляет жить, если сердце пробито насквозь?
Ты ушел, и у меня не осталось ни чувств, ни слов.
О Боже, о Милосердный, Ты не вернешь его,
Но хотя бы не делай его счастливым.
Пусть станет ревнивым, как я,
Пусть продолжает меня любить.
Бог щедр,
Он пошлет другого взамен того, кто бросил меня и сбежал.
У Садим никогда не было привычки записывать собственные мысли. Познакомившись с Фирасом, она написала несколько любовных писем, которые читала ему время от времени (мужчине так это льстило, что он долго потом ходил с важным видом, как павлин). После помолвки Фираса девушка начала писать по ночам стихи. В эти самые часы она в течение трех с половиной лет говорила с возлюбленным по телефону.
Моему лучшему другу, самому любимому,
Звезде, которая упала в ладони;
Мы были так близки и так далеки, угнетены и Богоподобны.
Судьба нас разлучила, но мы непременно встретимся.
Друг мой, мы станем героями историй,
Которые будем рассказывать нашим детям,
Заменив имена.
Внутренняя борьба, не отпускавшая Садим (она переходила от гнева к всепрощению), превратила жизнь девушки в кошмар. Она была не в состоянии оценить собственные чувства, проклинала Фираса и плевала на его фотографии, а затем целовала их, как будто моля о продлении. Она вспоминала, что все эти годы он был рядом с ней, и начинала плакать, а потом ей на ум приходил тот далекий день, когда Фирас признался родителям в своей привязанности к разведенной женщине. Их ответ был настолько резок, что Садим намеренно его «забыла» (хотя Мишель и Ламис советовали обратное). Девушка горько оплакивала потерянные годы и призывала кары небесные на голову Валида, который был истинной причиной всех бед.
Гамра, Ламис и Ум Нувайир начали замечать, что Садим стала неаккуратно, как-то небрежно, исполнять свои молитвенные обязанности. Она даже позволяла волосам выбиваться из-под покрывала. Вера Садим находилась в прямой зависимости от чувств к Фирасу. Теперь она возненавидела все, что напоминало о нем, включая отправление обрядов.
Во время этого нелегкого испытания тетя Бадрийя курсировала между Эр-Риядом и Аль-Хобаром, неустанно убеждая племянницу переехать к ней насовсем – или по крайней мере пока не определится ее судьба.
Увидев дочь своей единственной сестры в жестокой депрессии (та по-прежнему наотрез отказывалась ехать в Аль-Хобар), тетя Бадрийя решила коснуться скользкой темы: не хочет ли Садим выйти замуж за ее сына Тарика? Тетя Бадрийя намеревалась вселить в девушку чувство уверенности и надежду на счастливое будущее, но еще сильнее расстроила и озлобила племянницу.
Значит, родственники хотят выдать ее за этого молокососа, студента, который всего годом старше? Если бы они только знали Фираса, то никогда не посмели бы сделать подобное предложение. Они пользуются тем, что после смерти отца Садим нуждается в убежище, где можно было бы жить, не страдая от людского любопытства и неизбежных сплетен. Тетя Бадрийя хочет оставить племянницу у себя под надзором, выдав ее замуж за сына. И кто знает? Может быть, Тарик задумался о богатстве, которое досталось Садим от отца, и решил прибрать его к рукам. Может быть, тетя Бадрийя сама поощряет мальчишку!
О свадьбе не могло быть и речи. Она не выйдет ни за Тарика, ни за кого другого и уединится в отцовском доме, как монахиня. Если тетя Бадрийя не уступит и не позволит ей жить одной в Эр-Рияде, Садим, возможно, переедет в Аль-Хобар. Но исключительно на своих условиях. Она в отличие от Фираса никому не позволит собой распоряжаться.
ПИСЬМО 40
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 10 декабря 2004 г.
Тема: Хамдан, парень с трубкой
Нет ничего мучительнее, чем жизнь женщины, которая разрывается между любящим и любимым.
Халил Гифан
Когда я задумываюсь о том, как повернется моя жизнь, когда вся эта история закончится, мне становится грустно. Ведь я так привыкла получать от вас, друзья мои, письма и заполнять ими пустоту своего дня. Кто будет обзывать меня всевозможными словами или похлопывать по плечу? Кто вообще обо мне вспомнит? Я привыкла к блеску славы, к роли искры, от которой разгорается пожар повсюду, где только соберутся несколько человек, – смогу ли я жить в тени?
Меня огорчает сама мысль об этом. Я действительно начинала не более чем с намерением раскрыть вам некоторые факты, которые ускользают от ненаблюдательных людей. Но потом я втянулась и начала с нетерпением ждать ваших откликов. Я сердилась, если получала меньше писем, чем обычно, и приходила в восторг, когда читала о себе в прессе или в Интернете. Я буду скучать, не сомневайтесь. И наверное, у меня не останется иного выбора, кроме как снова начать писать. Но хотите ли вы этого? Я рядом и наготове, дорогие читатели; каким будет предмет моего следующего разоблачения?
Садим искренне считала Саудовскую Аравию единственной исламской страной в мире. Мишель возражала: Объединенные Арабские Эмираты ровно таковы же, несмотря на то что их жители пользуются куда большей свободой и даже могут исповедовать другую религию. Садим объяснила, что «мусульманская страна» вовсе не обязательно означает «исламская страна». Саудовская Аравия – единственное государство, управляемое исключительно законами Корана и применяющее эти законы (шариат) ко всем сферам жизни. Другие мусульманские страны могут использовать базовые принципы шариата, но, по мере того как меняется общество и возникают новые потребности, они отдают предпочтение правилам, созданным людьми. Мишель видела, как растет пропасть между ней и остальными; иногда девушка удивлялась тому, что вообще вписывается в их картину мира, – представления подруг никоим образом не соотносились с ее собственными идеями и стремлениями.
Каковы были эти стремления? Мишель поняла, что работа в СМИ – ее призвание, а потому собиралась дойти до самого верха. Она мечтала однажды увидеть свою фотографию на обложке журнала, рядом с Брэдом Питтом или Джонни Деппом. Газеты, телеканалы и радиостанции будут соперничать за эксклюзивное сенсационное интервью; приглашения на «Оскар», «Эмми» и «Грэмми», несомненно, посыплются на нее – а пока что девушку наперебой приглашали на местные церемонии. Ничего страшного, что отец не разрешает дочери их посещать – со временем Мишель его убедит. Лишь ценой собственной жизни она позволит загнать себя в рамки, в которых обретаются ее несчастные подруги – Гамра (пленница в собственном доме), Садим (жертва мужчины) и Ламис (заложница тщеславия).
Мишель решила лучше вообще держаться подальше от мужчин. Если опыт с Фейсалом и Мэтти чему-то и научил девушку, то именно этому. В ее жизни не будет мужчины, даже если он настолько мил и образован, как продюсер Хамдан, выпускник Бостонского университета.
Мишель была вынуждена признать, что Хамдан понравился ей с самого начала. Молодой человек немедленно привлекал общее внимание, стоило ему, по обыкновению, с шумом появиться на съемочной площадке. Когда он находился поблизости, смех и оживление достигали высшей отметки.
Однажды Мишель и Джумана издалека наблюдали за тем, как Хамдан курит трубку; Джумана сказала, что он весьма привлекателен. Но у нее был парень, за которого она собиралась замуж, как только он вернется из Англии; поэтому девушка попыталась свести Хамдана с подругой. Молодой человек опередил ее. Когда он начал явно проявлять интерес к Мишель, та не удивилась. В конце концов, они и до сих пор легко приходили к согласию и великолепно работали вместе. Идеальная пара.
Хамдану исполнилось двадцать восемь. У него был очень красивый нос – ровный и гладкий, как обнаженный клинок. Плюс аккуратная светлая бородка и заразительный смех. Он всегда выглядел так же стильно, как и Мишель. Обычно на работе он появлялся в красивых джинсах и модной футболке, а иногда в белой кандуре [47]и тюрбане. Пусть даже Хамдан неуклонно стремился выглядеть горожанином, он не мог ходить с покрытой головой более часа подряд и снимал аккуратно закрученный тюрбан. Волосы у него были длиннее, чем у Мишель, – та стриглась коротко, подражая Холли Берри (Фейсал запретил девушке это делать, потому что ему нравилось навивать на пальцы ее прекрасные длинные волосы).
Хамдан и Мишель подолгу говорили обо всем, и не в последнюю очередь – о телевидении и собственных амбициях. Поскольку этого требовала работа, они начали появляться вместе в общественных местах – кафе, ресторанах, магазинах. Хамдан часто приглашал девушку с собой на охоту или на рыбалку (на катерах он был помешан еще больше, чем на автомобилях). Хотя Мишель обожала подобного рода приключения, она неизменно отказывалась, довольствуясь фотографиями и рассказами о том, как он провел время.
ПИСЬМО 41
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 17 декабря 2004 г.
Тема: Письмо для «Ф»
Всякий может рассердиться – это нетрудно. Но рассердиться на нужного человека, в нужное время, с нужной целью и нужным образом – это нелегко.
Аристотель
Многие пишут мне, расспрашивая про записную книжку Садим, о которой шла речь недавно. Некоторые интересуются, каким образом мне стало известно, что именно в ней написано (подтекст, разумеется, таков: следовательно, ты Садим). Других больше волнует содержание. Всем любопытным обещаю, что приведу еще несколько фрагментов из ярко-синей записной книжки. Тем же, кто поставил своей целью «раскрыть» меня, я скажу – бросьте!
Обнаружив после выпуска, что не в силах найти приемлемую работу, Садим решила употребить свою долю наследства на открытие собственного дела. Она задумала сделаться организатором вечеринок и свадеб, поскольку эта профессия пользовалась большим спросом – не проходило и недели без приглашения на свадьбу, званый ужин или прием. Летом, «в сезон», девушке случалось посещать по два-три мероприятия за вечер. Ее подруги, когда начинали скучать, делали все возможное, чтобы попасть на вечеринку – не важно чью. Они наряжались, прихорашивались, красились и проводили целый вечер, танцуя под живую музыку. Что-то вроде ночного клуба – впрочем, невероятно респектабельного и исключительно женского.
Садим собиралась начать с устройства небольших вечеринок для родственников и подруг, а затем постепенно расширять круг клиентов – пока она не станет достаточно опытной для организации свадьбы. Девушка давным-давно заметила, что эта сфера деятельности монополизирована небольшой группой предпринимательниц – ливанками, египтянками и марокканками, – которые требуют колоссальные суммы и отнюдь не гарантируют идеального сервиса. Садим весьма воодушевилась при мысли о том, что ей предстоит самой продумывать все детали и разрабатывать план, подходящий для конкретного события. Она уже наметила рестораны, магазины и ателье, с которыми можно было сотрудничать.
Садим предложила Ум Нувайир заведовать эр-риядским филиалом и взять в помощницы Гамру. Сама она собиралась контролировать восточный регион, поскольку должна была переехать в Аль-Хобар. Ламис, если захочет, откроет офис в Джидде, когда переберется туда с мужем, Низаром, после выпуска. А через Мишель можно договориться с популярными певцами – пусть запишут несколько дисков с песнями, подходящими для свадеб и праздничных вечеринок.
Ум Нувайир одобрила идею. Теперь ей будет чем занять часы одиночества, которые подстерегали женщину, когда она возвращалась домой с работы, и должны были стать еще томительнее после отъезда Садим. Гамра тоже исполнилась энтузиазма. Они начали устраивать маленькие вечеринки для знакомых. Тарик помог им с получением лицензии и прочих необходимых документов. Поскольку женщинам не всегда позволяется лично иметь дело с банками, Садим сделала кузена своим официальным представителем.
Вечером накануне отъезда Садим Гамра прислала приглашения на свадьбу одной из подруг своей сестры Хессы, поэтому девушки отправились на вечеринку. Хесса осталась за столиком, забронированным для подружек невесты, а Гамра, Садим и Ламис устроились неподалеку от танцпола. Именно там обычно сидели молодые незамужние девушки; они притягивали внимательные взгляды матрон, подыскивающих пару своим драгоценным сыновьям. Когда запела taggaga, подруги поднялись и приготовились танцевать. Все, кто сидел на возвышении, начали двигаться под барабанный ритм. Зал наполнился звуками.
Садим танцевала на месте, с закрытыми глазами, мягко, поводя плечами и склоняя голову с боку на бок. Гамра переступала не в такт, глядя прямо перед собой. Ламис покачивала бедрами, как будто исполняла «танец живота», и подпевала, – в отличие от Гамры, никогда не запоминавшей слов, и Садим, которая считала излишним демонстрировать, что у нее хороший слух.
Когда песня закончилась, Ламис подошла поболтать со школьной подругой, которую случайно встретила на вечеринке. Та недавно вышла замуж, и девушка хотела расспросить обо всем, что ее особенно интересовало (собственная свадьба Ламис должна была состояться в середине года).
Садим осталась с Гамрой на танцполе, потому что услышала одну из своих любимых песен:
Я люблю тебя, даже если ты любишь другую,
Даже если забыл меня и уехал далеко-далеко,
Потому что моя единственная мечта —
Это видеть тебя счастливым.
Ласковые слова и грустная мелодия разбередили ей душу. Образ Фираса встал перед глазами Садим; хотя на танцполе ее окружали люди, девушка танцевала так, будто на нее смотрел только он.
Когда настало время ужина, подруги наполнили свои тарелки и принялись обсуждать грядущий отъезд Садим. Ту переполняла печаль; девушка не знала, как переживет это испытание. Пока они ели и болтали, один из лежащих на столе мобильников дважды пропищал. Подруги расхватали телефоны каждая надеялась, что послание пришло именно ей. Счастливицей оказалась Ламис. Низар знал, что его любимая на свадебной вечеринке; он написал: «Пусть следующей будет наша свадьба, habibti [48]!»
Несколько часов спустя Садим разглядывала готовые к отправке в Аль-Хобар чемоданы и коробки – ими была заставлена вся комната. Она увидела царапину на столе, которую прочертила в детстве, и почувствовала, что в горле у нее собирается комок. Девушка открыла свою ярко-синюю записную книжку и взяла карандаш.
«Фирас!
Сейчас без четверти четыре.
Через несколько минут по всему Эр-Рияду разнесется утренний призыв к молитве. Сейчас, наверное, ты на пути в мечеть, потому что дома, на востоке, вы начинаете молиться немного раньше, чем мы здесь. Или ты в Эр-Рияде? Я даже не знаю, где вы живете – тут или там?..
Ты по-прежнему неизменно посещаешь пятничную молитву? Или спать у жены под боком так приятно, что тебе стало лень вставать и исполнять свои обязанности перед Богом?
Мне до смерти хочется услышать твой голос. Если бы я только могла тебя разбудить! Мир стал мрачным. Ночь чернее, чем обычно. Тишина страшнее.
О Господи! Как сильна моя любовь!
Однажды ты позвонил из самолета, на пути в Каир. Не помню, отчего мы с тобой в тот день поссорились, но я была страшно подавлена тем, что ты куда-то уехал, когда мне грустно.
Примерно через полчаса после твоей прощальной эсэмэски из аэропорта кто-то позвонил с незнакомого номера. Я даже не думала, что это можешь быть ты. От счастья я закричала, когда услышала твой милый голос. Он исцелил всю боль моего сердца. „Фирас, любимый! – воскликнула я. – Разве ты не уехал?“
Ты сказал, что твое тело в воздухе, но душа со мной, на земле. Ты начал меня дразнить, и мы проговорили целых полчаса. Я буквально растаяла, я так безумно тебя любила!
Я мечтаю о том, чтобы сейчас ты был здесь.
Вчера меня пригласили на свадьбу. Я танцевала и воображала, что передо мной стоишь ты. Я тянулась к тебе, но, разумеется, напрасно.
Я плачу ночью, как будто отправляю похоронный обряд, пока ты рядом с другой.
Бог не простит тебя до конца жизни. Бог не простит ее. Он не воссоединит нас и не благословит ваш союз. Я люблю и ненавижу.
Я не говорила, что завтра еду к тебе?
В Аль-Хобаре мы будем жить рядом. Этот город снова свел нас вместе – тебя, меня и твою жену.
Завтра я буду думать о том, как три года назад твоя машина мчалась бок о бок с нашей по этой же самой дороге. Я не представляю свой путь на восток без тебя. Я не представляю своей жизни где бы там ни было без тебя. И все это из-за него! Бог накажет Валида за то, что он разрушил мою жизнь! Бог ему отомстит!»
ПИСЬМО 42
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 24 декабря 2004 г.
Тема: Ламис соединяется с любимым
Из сердца чувствительной женщины рождается радость всего человечества.
Халил Гибран
Одна из читательниц (она не назвала своего имени) пишет, что я проявляю крайнюю наивность, восхваляя любовь. Как я могу гордиться своими невежественными подругами, которые упорно преследуют недостижимые цели и, видимо, будут этим заниматься до конца жизни? Нет ничего лучше, провозглашает она, чем респектабельный жених, который, как говорится, входит в дом через парадную дверь. Две семьи знакомы, между ними существуют крепкие узы, все решено в кулуарах, а стало быть, невеста заведомо хорошая девушка, и никаких разногласий быть не может. В таких случаях обман исключен, поэтому кому нужна болтовня о «родственных душах»? И вдобавок этот метод, безусловно, выгоден для невесты; он гарантирует отсутствие у жениха всяких сомнений на ее счет, которые бывают, если оба имели отношения до брака. Неужели разумная девушка откажется от подобной возможности и предпочтет положиться на удачу?
Я уважаю вашу точку зрения. Но если утратить веру в любовь, мир потеряет свою красоту. Песни лишатся очарования, цветы – аромата, жизнь – радости. Если вы испытали любовь, то знаете, что это – единственное подлинное счастье. Самые красивые песни – те, что напевает в твоем присутствии возлюбленный; самые благоуханные цветы – те, что преподносит он; и единственная похвала, которую стоит выслушивать, – это похвала от него. Проще говоря, жизнь лишь тогда обретает цвет, когда ее касаются нежные пальцы Любви.
О Господи, нам – девушкам из Эр-Рияда – многое запрещено! Так не лишайте же нас и возможности любить!
После трехнедельного срока помолвки и четырех месяцев ожидания, последовавших за подписанием брачного контраст а, наступил день свадьбы Ламис. Это была первая вечеринка, организованная Садим, Гамрой и Ум Нувайир (не без помощи Мишель, которая специально прилетела из Дубая, чтобы присутствовать на свадьбе подруги пятого дня месяца Шаввала, следующего за Рамаданом, когда наступает настоящий свадебный бум).
Приготовления велись во время всего Рамадана. Наибольший груз лег на плечи Ум Нувайир и Гамры, поскольку они единственные остались в Эр-Рияде. Садим достались несложные обязанности вроде закупки шоколада, а Мишель использовала свои связи для того, чтобы договориться с популярными певцами и записать эксклюзивный диск для Низара и Ламис. Его должны были запустить на вечеринке, а затем раздать копии гостям в качестве памятного сувенира.
Многие коренные хиджазцы предпочитают сократить период помолвки и продлить срок между подписанием контракта и свадьбой – т. н. милках. Они отличаются от неджди, которые предпочитают долгую помолвку и милках покороче, поскольку в это время, предшествующее свадьбе, пара официально считается женатой и имеет право встречаться и бывать в общественных местах.
Гамра принималась за работу, как только возвращалась после вечерней молитвы из большой мечети. Во время Рамадана торговые центры редко бывают открыты днем, но зато они открываются ночью и работают до трех или четырех часов утра в течение всего месяца.
Гамра всегда брала с собой Салеха, когда отправлялась в мечеть, – она пыталась с ранних пор привить мальчику, которому исполнилось три года, религиозное рвение. Салех неизменно радовался и надевал миниатюрную черную абайю; он сам потребовал такую же, как у матери, и Гамра сшила ее специально для него: Абайя не смущала мальчика, и потому мать уступила, хотя Ум Нувайир неустанно советовала женщине не потакать капризам малыша. Гамра напоминала соседке, что Салех растет при иных обстоятельствах, нежели Нури. Мальчуган много общается с дядьями; даже в отсутствие отца ему хватает людей, с которых можно брать пример. Так или иначе, Салех в традиционном шимаге выглядел очаровательно, когда подбирал полы объемистой абайи, наброшенной поверх обычной одежды.
Во время молитвы мальчик стоял рядом с Гамрой, повторяя каждое ее действие, начиная со слов «Аллах акбар» [49]и заканчивая поклонами. Когда ему надоедало подражать Гамре, он нагибался и пытался заглянуть матери и ее соседкам в лицо. Иногда малыш так сильно вытягивался вперед, что падал, а затем перекатывался на спину и широко ухмылялся, ожидая ответной улыбки от какой-нибудь из этих мрачных женщин, которые старательно избегали его взгляда и старались сосредоточиться на молитве. И тогда, в ту самую секунду, когда женщины простирались ниц на ковриках, Салех успевал легонько шлепнуть каждую по заду, после чего, безмерно счастливый, возвращался на свое место.
Женщины жаловались на эти шалости и приказывали Гамре отослать ребенка молиться с мужчинами. Гамра считала его выходки очаровательными, но в присутствии других начинала упрекать сына, стараясь удержаться от смеха. Салех лукаво улыбался, как будто знал, что мать вовсе не хочет его бранить.
Вечерняя молитва в Эр-Рияде обычно заканчивалась около девяти, и магазины открывались сразу же вслед за тем. Гамра отправлялась по делам, начиная с мастерицы, которая шила праздничные скатерти и накидки для кресел, и заканчивая рестораном, где каждый вечер пробовала новые блюда, чтобы выбрать те, которые подойдут для свадебного стола. Она заходила к флористу, к типографу, который печатал приглашения, и еще во множество мест, не считая походов по магазинам с Ламис.
Гамра добиралась до дома лишь в два или три часа ночи, хотя в последнюю треть месяца старалась возвращаться пораньше, чтобы отправиться в мечеть с матерью и сестрами. Поначалу мать не позволяла Гамре выходить в город одной, но затем отпустила удила, когда заметила, что дочь всерьез взялась за дело. Больше всего Ум Гамра растрогалась в тот день, когда дочь впервые получила деньги (она организовала званый ужин для одной из университетских преподавательниц Садим) и отдала их отцу, который наконец решил, что это странное занятие непредосудительно. Мать уговаривала сыновей сопутствовать Гамре в ее ночных походах, но те отказались, и Ум Гамра в итоге смирилась. Таким образом, девушка была вольна заниматься собственными делами, иногда в обществе сестры Шалы, или Ум Нувайир, или (чаще всего) Салеха – и больше никого.
В долгожданный день Ламис выглядела прекраснее, чем когда бы то ни было. Ее длинные шоколадно-каштановые волосы ниспадали аккуратными волнами. Расшитое перламутром платье обнажало плечи и верхнюю часть спины, а затем постепенно расширялось, пока не достигало земли. С головы спускалась тюлевая вуаль. Букет лилий в одной руке; за другую ее держал Низар. На каждом шагу он тихонько призывал милость Божью и помогал невесте поддерживать длинный шлейф.
Подруги видели неподдельную радость в глазах Ламис, когда та танцевала с Низаром в кругу женщин. Она была единственной, кому удалось воплотить свою мечту – выйти замуж за любимого человека.
Гамра. Пусть в следующий раз милость Божья коснется нас! Только посмотрите на их счастливые лица! Повезет той девушке, которая выйдет за хиджазца! И что только делается с нашими парнями, когда дело доходит до выражения чувств? Богом клянусь, всякий неджди с ума сойдет от злости, если сказать: «Обернись ко мне и улыбайся, ради всего святого, а не хмурься, как будто тебя притащили сюда против воли!»
Садим. Помните, как отреагировал Рашид, когда его попросили поцеловать тебя? И только посмотрите на Низара – он целует Ламис каждые две минуты, в лоб и в щеки. Вы правы, хиджазцы – совсем другие люди.
Гамра. Подумайте, какой Низар внимательный – он охотно позволит жене остаться в Эр-Рияде, пока она не окончит университет и не сможет переехать к нему в Джидду. Клянусь, вот настоящий мужчина, Бог благословит обоих и даст им радость.
Мишель. Но разве не так и должно быть? Неужели это Ламис должна бросать учебу или доучиваться в Джидде только потому, что Низар живет там? Это ее жизнь; Ламис вольна жить как вздумается, и он тоже. Наша беда в том, что мы сами позволяем мужчинам быть главнее. Поймите, возможность окончить учебу – это не милость, а норма. И не надо прыгать от радости, если мужчина вдруг поступает правильно.
Садим. Замолчите обе. У меня от вас голова болит. Давайте просто посмотрим на эту парочку. Они потрясающе выглядят, когда танцуют. Глаза у Низара сияют, он как будто вот-вот умрет от счастья. Ох, бедное мое сердце. Вот это и называется любовь.
Гамра. Бедная Тамадур. Наверное, она страшно ревнует из-за того, что сестра вышла замуж раньше.
Садим. С чего бы? Завтра, возможно, повезет и ей. Кстати, вы заметили, как следят за своей внешностью эти хиджазцы? Низар буквально сверкает, он такой аккуратный и элегантный. Посмотрите, какая у него ухоженная бородка. И у всех хиджазцев точно такие же. Можно подумать, они ходят к одному парикмахеру!
Мишель. Турецкая баня, тщательное бритье, педикюр и даже эпиляция. Не то что парни из Эр-Рияда. На наших свадьбах жених отличается от гостей исключительно цветом бишта [50].
Садим. Мне все равно, как выглядит жених. Честно говоря, я предпочитаю слегка неряшливых. У настоящих мужчин нет времени на то, чтобы покупать модные тряпки, прихорашиваться и вообще вести себя как подростки, которым нечего делать.
Ум Нувайир. Ну слава Богу! Прошли те дни, когда ты сходила с ума по элегантным мужчинам. Только о Валиде и думала!
Садим. Да, но после Валида был Фирас.
Гамра. Лично я ухвачусь за любого парня, каким бы он ни был, аккуратным или неаккуратным чистым или грязным. Какая разница? Я согласна быть счастливой со всяким. Я устала, девочки, и мне надоело. Еще немного, и можно сойти с ума.
Когда пришло время бросать букет, молодые девушки выстроились позади невесты, желая выяснить, кому суждено выйти замуж следующей. Родственницы Ламис и Низара столпились вперемешку с подругами. По настоянию матери к ним неохотно присоединилась Тамадур. К Садим и Мишель, стоявшим в центре, торопливо подошла Гамра, которая уступила просьбам Ум Нувайир. Теоретически она была свободна – и абсолютно не прочь вторично выйти замуж.
Ламис обернулась спиной к девушкам, заранее условившись с подругами, что постарается бросить букет в их сторону. Она подбросила цветы высоко в воздух, и все кинулись ловить. После долгой и упорной борьбы Гамра получила то, что осталось от букета – несколько стеблей, перевязанных полоской белого кружева. Она подняла свою добычу и восторженно засмеялась:
– Я поймала букет! Я поймала букет!
