Текст книги "Секс в восточном городе"
Автор книги: Раджа Алсани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
ПИСЬМО 35
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 8 октября 2004 г.
Тема: Водолей
Я хочу утешить своих читателей, призвав на них благословение Божье в связи с приближением первого дня Рамадана. Бог снова дарует этот великий месяц всем мусульманам и помогает им поститься в течение дня, не нарушая заповеди воздержания.
Я заранее прошу у вас прощения за то, что не буду посылать письма во время Рамадана. Обещаю продолжить, как только месяц подойдет к концу. Признаюсь, что буду скучать. После Рамадана, с Божьего соизволения, я вернусь к своему нелегкому труду. Ждите.
После окончания четвертого курса Ламис и Тамадур решили посвятить часть летних каникул работе в одной из больниц Джидды. Как и всем практикантам, вне зависимости от пола, им не позволялось до получения диплома общаться с пациентами. Обязанности студенток сводились к наблюдению за врачами, когда те обследовали больных и делали операции.
В больнице, где работали сестры, оказались двое парней-стажеров из медицинского колледжа. С самого начала Тамадур почувствовала себя неловко оттого, что они с Ламис – единственные молодые женщины среди персонала. По утрам она начала приходить позже остальных, а вечером уходить раньше, до официального окончания смены. Ламис вела себя прямо противоположным образом – появлялась точно по расписанию, чтобы ничего не упустить.
Врачи и администрация были милы и дружелюбны с обеими. Но Тамадур стеснялась сидеть в комнате отдыха вместе с мужчинами; она держалась от них как можно дальше и с трудом ладила со старшими женщинами. А Ламис была смелой и быстро приспосабливалась. Она злила сестру тем, что немедленно включилась в общий ритм и всячески это подчеркивала.
Примерно через неделю после начала практики Тамадур вообще перестала посещать клинику. Один из стажеров уехал на пару недель за границу. Ламис осталась единственной практиканткой в больнице – не считая второго студента, Низара. Девушка немедленно осознала: один парень лучше, чем двое сразу. Раньше она чувствовала, что посягает на чужую территорию. Но теперь Низар оказался в одиночестве, как и Ламис. Свободное время в промежутке между осмотрами и операциями им было проводить не с кем за исключением друг друга.
Эта незапланированная близость позволила Ламис получше узнать Низара. Он держался с ней совсем не так, как брат Ахмед или друзья по переписке. Непосредственность Низара очаровала ее, пусть даже изначально девушка неверно истолковала намерения молодого человека. В тот день, когда уехал его однокурсник, Низар пригласил Ламис на ленч в кафетерии клиники. Та отказалась, сообщив, что слишком занята чтением, а потому поест позже. Тогда Низар пошел в буфет и вернулся с двумя полными подносами – для себя и для нее. Молодой человек предложил ей еду очень вежливо, напомнив, что операция, на которой им обоим предстоит присутствовать, начнется лишь через час. Сам он со своим подносом ушел в пустую палату.
Ламис быстро привыкла к его импульсивности и была признательна за деликатность. Их беседы начали выходить за пределы круга медицинских тем – новейших способов лечения и хирургических технологий. Молодые люди делились друг с другом мечтами и рассуждали о том, как станут жить после получения диплома. Они разговаривали о семьях, о братьях и сестрах, о маленьких радостях и горестях – и все это доказывало, что лед между ними сломан.
В кафетерии Ламис начала угадывать знак, под которым был рожден Низар. Тот втянулся в игру – значит, ты либо Стрелец, либо Водолей. Скорее всего, Стрелец… нет-нет, Водолей! Хотя подожди… Стрелец!
Да, разумеется, Стрелец. Иначе и быть не может.
– Скажи на милость, с чего ты взяла, что я Водолей? Или Стрелец? Тогда я буду знать, что предпочесть.
– Нет-нет, ни в коем случае. Просто скажи мне честно, кто ты?
– Угадай!
– Я тебе уже сказала – Стрелец или Водолей. Сомневаюсь, чтобы ты был Девой – мужчины-Девы обычно тяжелы на; подъем и безнадежно романтичны. От них болит голова. На Тельца ты тоже не похож.
– Как мило с твоей стороны.
– Или Овен? Ты вполне можешь быть Овном.
– Ага, продолжай по списку. Кем еще я могу быть? Все равно ты только притворяешься знатоком астрологии.
– Теперь я поняла, честное слово, поняла. Ты Овен или Стрелец.
– Правда? Это окончательное решение?
– Да.
– Ну-у…
– Что значит это «ну»?
– Неохота тебя огорчать, но я… Водолей.
– А я ведь с самого начала сказала «Водолей», но ты меня совсем запутал.
– Я?! Подожди-ка! Разве не ты сама передумала?
– Ты несносен. Ладно, пойдем. Нам пора.
– Сначала объясни, что собой представляют Водолеи.
– Хорошо. Мужчины-Водолеи просто ужасны, они снобы и считают себя самыми крутыми. А хуже всего, что некоторые женщины-Весы на них клюют.
– Значит, им повезло.
– Кому? Водолеям?
– Нет, Весам. Тебе, в частности.
Вернувшись домой, Ламис сверилась с книгами, чтобы выяснить степень совместимости Весов и Водолеев. Она обнаружила, что в одной книге говорится о 85 процентах, тогда как в другой лишь о 50. Ламис решила поверить в первое. На этот раз она будет умнее, пустит в ход все уловки и загонит Низара в сеть. Она докажет Гамре, что при наличии терпения (плюс немного усилий) можно заполучить парня, который действительно нравится.
Она не ложилась спать до утреннего призыва к молитве – первого из пяти. Ламис набрасывала план действий и составляла список обязательств, которые поклялась не нарушать. Девушка чувствовала, что запреты понадобятся на тот случай, если вдруг возникнет желание отклониться с прямого пути. Таков был ее излюбленный способ – записывать свои мысли, чтобы затем решительно двинуться к цели.
Ламис заносила в дневник все – наблюдения над мужчинами, промахи и ошибки подруг, полученные в разное время советы. Наставления самой себе неизменно начинались со слов «Я не буду…
влюбляться, пока не почувствую, что он меня любит;
привязываться к нему прежде, чем он сделает мне предложение;
рассказывать о себе и не утрачу бдительность; я останусь загадочной и скрытной (мужчины предпочитают тайны, а простушки им неинтересны); я не стану внушать ему мысль, будто он знает все обо мне, и не важно, насколько сильным будет желание открыться;
вести себя, как Садим, Гамра и даже Мишель;
первой искать встречи и отвечать на все его звонки;
в отличие от прочих женщин диктовать ему, что делать;
ждать, что он изменится ради меня, или сама пытаться его изменить. Если я не готова принять мужчину со всеми недостатками, то нам вообще нет смысла быть вместе;
отказываться от своих прав и закрывать глаза на его ошибки (возможно, он к этому не привык);
признаваться ему в любви (если влюблюсь) прежде, чем он сделает это сам;
меняться ради него;
игнорировать признаки опасности;
тешить себя безнадежными фантазиями. Если он не признается мне в любви через три месяца и не изложит свои взгляды на наше совместное будущее, я сама порву с ним все отношения».
ПИСЬМО 36
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 12 ноября 2004 г.
Тема: Мишель освобождается
Пусть Богу будет угоден ваш пост, ночные молитвы и добрые дела, которые вы совершили во время святого месяца Рамадан. Я скучала по всем вам, мои друзья и недруги; я тронута количеством писем с расспросами. Они сыпались в течение целого месяца. Теперь пора приняться за дело – точь-в-точь как верующий принимается за пищу по окончании Рамадана, Кое-кто из вас подумал, что я остановлюсь и не стану досказывать историю. Но я непременно продолжу. Это похоже на бикфордов шнур. Чем дольше он горит, тем больше искр.
Мишель приспособилась, к новой жизни быстрее, чем ожидала. Она охотно начала все сначала и изо всех сил старалась покончить с прошлым. Ее по-прежнему не покидали гнев и обида, но теперь девушка успокоилась и казалась окружающим вполне безмятежной. Дубай оказался красивее, чем она думала, и здесь с ее семьей обращались очень любезно.
На новом месте учебы, в Американском университете, Мишель познакомилась со своей ровесницей Джуманой, которая также изучала информационные технологии. Некоторые лекции они посещали вместе и быстро заметили друг у друга отчетливый американский акцент. Отцу Джуманы принадлежал крупный спутниковый телеканал; родители Мишель пришли в восторг, когда узнали, что девушка дружит с дочерью одного из самых богатых людей в ОАЭ – а может быть, и во всем Персидском заливе, Каждый раз, когда Джумана приходила в гости, Мешаал говорил, что она – копия его сестры. И мальчик не ошибался. У девушек были одинаковые взгляды на многое, и это их быстро сблизило.
Взаимное сходство исключило между ними всякую ревность, поскольку ни одна не чувствовала себя хуже другой.
В начале лета Джумана предложила Мишель поработать на отцовском телеканале, в еженедельной молодежной программе. Мишель с радостью согласилась. Каждый день девушки сидели в Интернете, разыскивая самые увлекательные новости из мира искусства и представляя их на рассмотрение продюсеру. Они были старательны и энергичны, поэтому продюсер вскоре позволил им управляться самостоятельно. Потом Джумана решила провести остаток каникул с семьей в Марбелле, и вся работа легла на плечи Мишель.
Та погрузилась в новое занятие и не бросила его даже после начала осеннего семестра. В программу входили новости и сплетни об арабских и зарубежных знаменитостях; Мишель должна была связываться с пиар-агентами, чтобы подтвердить слух или договориться об интервью. С некоторыми людьми, о которых шла речь в программе, она познакомилась лично, и отныне они, посещая Дубай, включали ее в свое расписание. Мишель регулярно получала приглашения на вечеринки.
Через несколько месяцев девушка официально стала продюсером, а затем начала задумываться о собственной программе. Ей предложили быть ведущей, но отец воспретил Мишель появляться в эфире – по телевизору ее могли увидеть родственники в Саудовской Аравии. В итоге ведущей сделали какую-то молодую ливанку.
Работа в сфере СМИ открыла новые горизонты для Мишель, и впервые она чувствовала себя полностью свободной от всяких ограничений. Чем шире становился круг ее знакомств, тем увереннее и честолюбивее делалась она сама. Все буквально обожали девушку, поэтому она старалась работать еще лучше. Джумана оставалась близкой подругой Мишель, но работа вообще не слишком ее привлекала, поэтому после получения диплома она удовлетворилась административной должностью.
ПИСЬМО 37
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 19 ноября 2004 г.
Тема: Такой же, как и все?
Живи полной жизнью будь она сладкой или горькой, и кто знает?
Может появиться новая любовь.
Человек, который избавит тебя от печали.
Ты вновь обретешь радость,
Забудешь старую любовь
И покинешь круг моей скорби.
Бадер бен Абдулмашин [46]
Некто Адел – полагаю, статистик – прислал сообщение, в котором критикует меня за то, что все мои письма разной длины, точно полы ультрамодного платья. Адел говорит, им недостает естественной дистрибуции. По его словам 95 процентов содержания должно группироваться вокруг центра (принимая разумеется, в расчет стандартную девиацию), тогда как содержание за пределами круга нормальной дистрибуции по обе стороны ядра не превышает двух с половиной процентов; таким образом, общая сумма стандартной девиации составляет пять процентов… С ума сойти.
Наступила неизбежная развязка, о которой Садим старалась не думать в течение трех с половиной лет. Через несколько дней после того, как она получила диплом и Фирас прислал девушке ноутбук в качестве обещанного подарка, он по секрету признался, что обручен. Слова падали медленно, точно капли из неисправного крана.
Садим уронила телефон, не обращая внимания на мольбы Фираса. Голова неистово закружилась; девушка почувствовала, что земля у нее под ногами разверзается. В эту минуту она хотела умереть.
Разве возможно, чтобы Фирас женился на другой? После стольких лет, которые они провели вместе? Отчего Фирас, такой сильный и влиятельный, не уговорил семью дать ему позволение на брак с разведенной женщиной? Или он просто не сумел убедить самого себя? Неужели Садим, невзирая на все старания, так и не достигла необходимого уровня совершенства, чтобы стать достойной Фираса?
Он не мог оказаться точной копией Фейсала! Садим считала Фираса сильным, мудрым, благородным и честным – в отличие от того жалкого, бессильного молокососа, который бросил Мишель. Но выяснилось, что оба сделаны из одного теста. Видимо, все мужчины одинаковы. Как будто Бог дал им разные лица лишь затем, чтобы женщины отличал и их друг от друга.
Фирас позвонил ей на мобильник двадцать три раза к течение семи минут, но в горле у Садим стоял комок – она не могла разговаривать. Впервые девушка не ответила на звонок, хотя раньше неизменно бросалась к телефону, как только слышала первые звуки песни «Я обрел душу, когда нашел тебя». Фирас начал посылать сообщения, и Садим, почти против воли, читала их. Он пытался объяснить свое поведение, но гнев девушки, вместо того чтобы улетучиться, все возрастал с каждой полученной эсэмэской.
Как он мог скрывать от нее весть о своей помолвке в течение двух недель – то есть пока Садим сдавала выпускные экзамены? Фирас разговаривал с ней по десять раз на дню, как будто ничего не изменилось! Может быть, именно поэтому он перестал звонить девушке со своего мобильника и начал пользоваться телефонными картами – чтобы родственники невесты не узнали об их отношениях, если им вздумается проверить его телефонные счета? Значит, он готовился к этому месяцами?
Фирас написал, что решил ничего не говорить, пока она не сдаст экзамены с отличием. Именно так и случилось: в последнем семестре Садим получила самые высокие баллы, как всегда со времени своего знакомства с Фирасом. Он считал себя ответственным за ее учебу; Садим передала любимому бразды правления и с радостью подчинялась его требованиям, поскольку они неизменно служили ей во благо. Она обогнала своих однокурсниц даже в этом семестре, хотя отец умер всего за полтора месяца до выпускных экзаменов. Теперь Садим жалела, что справилась так хорошо – что вообще сдала экзамены и получила диплом. Если бы она провалилась, то не мучилась бы угрызениями совести из-за того, что принимает почести, когда отец лежит в могиле. И Фирас не ушел бы к другой еще по крайней мере целых полгода!
Неужели он оставит ее навсегда, как отец? Кто тогда о лей позаботится? Садим вспомнила, что Абу Талиб, дядя пророка Магомета (да благословит его Аллах), и Хадиджа, первая жена пророка (да будет доволен ею Аллах), умерли в один год, названный затем Годом скорби. Девушка попросила у Бога прощения, поскольку искренне считала, что ее собственные печали не уступают горестям всего человечества с первых дней истории.
Садим не ела три дня; прошла неделя, прежде чем она смогла выйти из комнаты, – мучительная неделя, проведенная в обдумывании ужасной вести, которая буквально парализовала ее, притупила чувства и разбередила раны. Впервые за несколько лет девушке предстояло принять решение, не посоветовавшись с Фирасом.
Он непрерывно слал сообщения и намекал, что готов остаться ее возлюбленным до конца жизни. Именно этого ему и хочется, но придется таиться от жены и родственников. Фирас клялся, что дело вышло из-под контроля; обстоятельства оказались сильнее его; он страдает не меньше, чем Садим, но ничего не может сделать. Остается только терпеть.
Фирас пытался убедить Садим, что никто не в силах ее заменить. Он сочувствует своей невесте, которая обручена с человеком, ощутившим вкус совершенства. И этот вкус навсегда останется на его языке.
После того как Садим несколько лет провела в отчаянных попытках достигнуть духовного совершенства и стать достойной Фираса, он отшвырнул ее, отдав предпочтение обыкновенной женщине. Фирас признавался: она одна отвечала всем его чувствам. Он убеждал девушку – и главное, себя, – что это Божья воля, которой следует покориться, пусть даже причины им неведомы. Остальные женщины для него абсолютно равны. Ему все равно, на ком же питься, если не на Садим.
Оправившись от первоначального изумления, Садим решила держаться от Фираса подальше. Впервые она закончила разговор не попрощавшись. Она отказалась отвечать на звонки и читать умоляющие сообщения, хотя ее мучила нестерпимая боль, которую мог облегчить только любимый. Садим прикрывала скорбь по Фирасу скорбью по отцу, которая и вправду еще усилилась.
Девушка изо всех сил старалась пережить свое горе, не обращаясь за помощью к Фирасу. Но даже самые незначительные события могли вывести ее из равновесия. За обедом она вдруг разражалась слезами, глядя на сладкий пудинг, который так любил Фирас. Сидя перед телевизором с тетей Бадрийей, девушка еле сдерживала рыдания.
Тетя Бадрийя, переехавшая к ней после смерти отца (чтобы Садим, сдавая выпускные экзамены, могла жить дома) уговаривала племянницу перебраться в Аль-Хобар, но девушка отказывалась. Она бы никогда не решилась переехать в родной город Фираса, не смогла бы жить под одним небом с ним после той боли, какую он ей причинил. Но тетя клялась, что ни в коем случае не оставит Садим одну в Эр-Рияде, в отцовском доме, среди нелегких воспоминаний – и не важно, что она сделает, что скажет и какие предлоги изобретет!
Через несколько дней после разрыва Садим начала скучать по Фирасу, и это чувство превосходило обычную тоску. Несколько лет Фирас был для нее воздухом, и теперь девушка задыхалась, чувствуя себя лишенной кислорода. Он был ее миром, Садим привыкла делиться c ним всеми подробностями собственной жизни, словно кающаяся грешница. Она рассказывала Фирасу так много, что он даже принимался подшучивать, и они вместе смеялись, вспоминая те давние дни на заре их любви, когда приходилось буквально вытягивать из нее каждое слово.
ПИСЬМО 38
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 26 ноября 2004 г.
Тема: Терпение – залог брака
Одни из вас опечалены тем, что влюбленные расстались. Другие рады, что Фирас нашел себе достойную жену вместо Садим, которая никак не могла бы стать подходящей матерью для его детей. Я получила письмо, в котором в очередной раз провозглашается, что долговечна лишь любовь после брака. Неужели все вы действительно в это верите?
Ламис не думала, что осуществление плана по завоеванию Низара потребует стольких усилий!
Поначалу она убедила себя, что непременно загонит его в ловушку через три месяца. Потом стало ясно: придется проявить немало находчивости и терпения. По мере того как росло ее восхищение Низаром, Ламис ощущала, что оба эти качества в ней истощаются.
Она никогда не звонила ему первой; в тех редких случаях, когда Низар звонил сам, девушка не всегда отвечала, но каждый раз чувствовала, что ее обычно непоколебимая решимость слабеет. Она не сводила глаз с телефона, пока тот не прекращал звонить – лишь тогда ее сердце переставало учащенно биться.
Поначалу результаты трудно было назвать утешительными. Низар выказывал к девушке интерес, который тешил честолюбие Ламис. Она сразу же дала понять, что дружба никому не дает права вмешиваться в ее личную жизнь и требовать детального отчета обо всех поступках. Поэтому Низар неизменно просил прощения, когда интересовался, свободна ли она в такой-то день. Он оправдывался тем, что не хочет ее побеспокоить, если вдруг Ламис окажется занята. Вдобавок она никогда не отвечала на его эсэмэски. Девушка предупредила, что не любит писать сообщения, потому что это пустая трата времени и сил. (Разумеется, на самом деле ее мобильник был битком набит сообщениями, принятыми и отправленными, но Низару то вовсе не обязательно об этом знать!)
Постепенно его очевидный интерес к девушке начал слабеть, и это встревожило Ламис. Количество звонков заметно снизилось, разговоры сделались более формальными и сдержанными, как будто молодой человек сам стал устанавливать некие ограничения. Ламис решила, что пора сменить тактику, но боялась пожалеть о своей поспешности. В конце концов, она всегда критиковала подруг за наивность и нетерпение в делах, касающихся мужчин. Девушка утешила себя мыслью о том, что Низар – крепкий орешек; потому-то ее и влечет к нему, если удастся завладеть его сердцем окончательно, впору будет возгордиться.
Ламис пыталась не терять оптимизма в течение трех месяцев – срока, отпущенного самой себе на то, чтобы взять дело в свои руки. Она неустанно думала о том, что, кажется, нравится Низару, и припоминала его слова и поступки, которые можно было истолковать как знаки восхищения.
В первый месяц все казалось так легко и ясно – после возвращения в Эр-Рияд случившееся в Джидде еще было живо в ее памяти. Низар восторгался любыми мелочами, даже глупыми или тривиальными – например, привычкой выпивать две чашки кофе поутру. Их телефонные разговоры содержали в себе намек на скрытую страсть, хотя чаще всего Ламис вела себя довольно надменно и открыто выражала свое несогласие по многим вопросам. И все же Низар неизменно звонил первым – и первым просил прощения.
На второй месяц Ламис начала вспоминать моменты, о которых в свое время не задумывалась, но которые теперь, по здравом размышлении, казались исполненными смысла. Например, когда они в последний раз вместе обедали в кафетерии, молодой человек подставил ей стул, чего раньше никогда не делал. Потом он сел рядом, а не напротив, как обычно, словно не хотел чересчур отдаляться от нее в день расставания. А еще Низар часто вынуждал девушку произносить словечки, которые особенно любил слышать из уст Ламис из-за особой манеры произнесения. Иногда он даже передразнивал ее американский акцент.
На третий месяц Ламис поняла, что прошло уже две недели с их последнего разговора Две недели, в течение которых она устала заниматься самовнушением и строить планы, годные лишь для абсолютно бесчувственных людей. Но она по-прежнему боялась уступить. В конце концов, было пройдено внушительное расстояние, если подсчитать количество времени, потраченное на выработку стратегии. Девушка убеждала себя, что Низар объявится со дня на день – если он действительно чего-то стоит.
Судьба ее не обманула. План, который она уже собиралась признать неудачным, сработал. Низар официально попросил руки Ламис аж за три недели до истечения срока!
