Текст книги "Дороже рубинов (ЛП)"
Автор книги: Rachel Howard
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
– Так 010871 будет снаружи, в сарае за домом.
– Домом?
Я бросаю на нее взгляд и преувеличенно драматично вздыхаю.
– Отлично, Скалли, ты меня подловила. Мы едем к частному дому в Нью-Джерси. Там они держат Малдера и газ. Довольна? – Она не отвечает. – Похоже, что недавно вы наткнулись на парочку их схронов, так что, полагаю, выбор мест дислокации у них сильно ограничен.
Мы выныриваем из туннеля с другой стороны и прямо в джерсийский трафик. Я опускаю окно. М-м, свежий загородный воздух.
– И где этот дом?
Тут звонит ее телефон. Она машинально лезет за ним в карман, и я предупреждаю:
– Осторожнее.
– Помолчи, – шипит она, нажимая на кнопку ответа. – Скалли.
Я подрезаю бабулю на кадиллаке.
– Да, сэр.
Краем глаза я замечаю, что Скалли садится ровнее. Должно быть, Скиннер. Все верно, ведь ее отец был капитаном ВМФ. Определенно это заученная реакция на облеченных властью людей, а может, все дело в том, что она такая чертовски мелкая. В любом случае, интересно.
Я слышу, как она делает глубокий вдох и начинает заикаться:
– Сэр… я в погоне… вернее, я преследую…
Да пошло оно. Я вырываю у Скалли телефон, не обращая внимания на ее сердитое рычание.
– Привет, сэр, давно мы не болтали по душам. У нас со Скалли свидание. Обещаю, что привезу ее домой не слишком поздно. – И, не утруждаясь нажатием на клавишу отбоя, выкидываю мобильник в окно.
– Ты спятил? Это был Скиннер! – Так-то лучше – она симпатичная, когда злится; ее лицо просто пылает.
– Что? Это все равно был дерьмовый телефон. Когда будешь писать заявление на выдачу нового, попроси Nokia.
– О чем ты думал?
– Полегче, принцесса. Просто скажешь ему, что я тебя похитил. У Motorola тоже есть неплохие модели. Весят примерно как шоколадный батончик, но зарядку держат в два раза дольше, чем тот кусок дерьма, что у тебя был.
Она откидывается на подголовник и закрывает глаза рукой.
– Мне следовало просто пристрелить тебя.
Другой бы на моем месте указал на то, что у нее не было шанса, но я решил не заострять на этом внимание. После паузы она добавляет, колеблясь:
– Ты… говорил с этими людьми сегодня?
– Что… о, ты думаешь о Малдере. – Она выглядывает в окно. – Слушай, я знаю, что он там.
– Откуда?
– Черт побери, Скалли, да успокойся ты уже! Знаешь, ты прямо как он – задаешь совсем не те чертовы вопросы.
– Что ты имеешь в виду? – Мне явно удалось ее разозлить. Я отрываюсь от дороги, чтобы как следует рассмотреть ее. Ее глаза прищурены, рот слегка приоткрыт. Под этой аккуратной прической и элегантным маникюром прячется настоящая тигрица. Интересно, а какова она в постели?
– Я имею в виду, что разве важно, откуда я это знаю? Если уж задаешь вопросы, спрашивай о том, что действительно важно. Например, как мы собираемся вытащить Малдера и контейнер с токсичным газом из дома, битком набитого вооруженными фанатиками?
Вот к чему все идет, не так ли? Три часа назад я просто искал временного напарника. Сейчас я бы очень хотел трахнуть ее. Я мог бы отнести это на то, что у меня уже довольно давно не было секса – и Марита не в счет – но сильный мужчина умеет признаваться в своих слабостях. Она намного сексуальнее, чем я помню, плюс эта ее манера поведения девочки-скаута такая соблазнительная. Это будет похоже на прогулку по заснеженному полю просто чтобы увидеть, как твои следы отпечатываются на его поверхности.
– Ну, и как мы тогда это сделаем? И раз уж мы затронули эту тему, то как ты связан с этими людьми?
– Господи, ты просто безнадежна. Они покупатели. Или, по крайней мере, были таковыми. – Я ухмыляюсь, думая о том, как отреагирует Аджииб, когда выяснит, что содержимое остальных контейнеров не сможет вызвать у его потенциальных жертв ничего, кроме легкого дурманящего эффекта. Если повезет, они не узнают, пока не откроют контейнеры на какой-нибудь станции метро и не сделают идиотское заявление для прессы о гневе Аллаха, обрушившемся на западных неверных.
– Как мы вызволим Малдера из этого дома живым? И сколько, по-твоему, у Аджииба людей?
– Пять или десять. Больше, если он сейчас там. Они считают, что Армия Возрождения Арийской Нации натравила вас и ваших друзей на них, так что они несколько напряжены. Вам удалось снять кого-нибудь из них сегодня, когда вы наткнулись на них на той фабрике?
– Откуда ты знаешь… Одного из них, да. Армия Возрождения Арийской Нации – это название группы, к которой принадлежали Пирс и Гарджон?
– Думаю, мы сначала проверим сарай, уберем часовых, погрузим 010871 в пикап, а потом пойдем за Малдером.
– Сначала мы вызволим Малдера.
– Ошибаешься. Нам придется кого-нибудь пристрелить в этом доме, чтобы вытащить его. Ты ведь не захватила глушитель, верно?
Скалли смотрит на меня так, словно я только что спросил, не подрабатывает ли она в свободное время на банду черных гангстеров. Что ж, в некотором роде я и спросил.
– Ладно, неважно. Возьми тот рюкзак позади меня. Нет, позади моего сиденья.
Она вытягивается в пространстве между нашими креслами, шаря рукой позади водительского сиденья. Рюкзак, должно быть, застрял там, когда я настраивал кресло, потому что ей приходится потянуть за него, чтобы достать. Ее волосы задевают мою ногу, и я чувствую порох и женскую кожу – два отлично сочетающихся запаха.
– Там есть Глок и пара запасных обойм. Глушитель во внешнем кармане.
У меня стояк возник от одного лишь прикосновения ее волос. Ну и ну.
Я все еще не вполне уверен в том, что она не подведет меня, когда дойдет до необходимости пристрелить этих мудаков. Какой бы бесполезной Марита ни была, она не колеблясь убивала любого, кто вставал у нее на пути. О, ну, Скалли лучший стрелок и с ней куда приятнее иметь дело, к тому же у Мариты есть дурная привычка выбалтывать секреты не тем людям.
Она роется в рюкзаке в поисках глушителя. Я слышу, как она проверяет обойму и вставляет ее обратно, после чего присоединяет глушитель к дулу пистолета.
– Я бы хотел получить его обратно, кстати. Мне нравится эта пушка.
Она не отвечает, и когда я перевожу на нее взгляд, то вижу, что она смотрит в окно на дымящиеся трубы на окраине Ньюарка, где пламя над газоотводными отверстиями колеблется и дрожит на фоне черного жара небес. Пистолет лежит у нее на коленях, ее тонкие пальцы судорожно сжимают его рукоятку. Скалли, разумная Скалли, которая неспособна думать нестандартно.
Я довожу стрелку спидометра до девяноста миль в час и начинаю высматривать съезды на Гарден-Стейт-Паркуэй.
***
Я просыпаюсь от головной боли.
Если бы здесь не было так темно, я бы нажал на кнопку вызова медсестры и попросил бы демерол.
Скалли говорит, что принимать обезболивающее при травме головы нельзя.
Реальность все же заявляет о себе. Колючая ткань под моим лицом явно не от больничной подушки. Эта сбивающая с толку темнота вызвана какой-то повязкой на глазах, которая натягивает кожу вокруг глаз и чешется.
Я пытаюсь перекатиться, но руки связаны у меня за спиной, и при малейшем движении веревка больно врезается в них, так что я замираю.
Я слышу голоса, разговаривающие на иностранном языке, а потом звуки шагов. Кто-то сильно тычет мне чем-то в ногу, но я делаю вид, что так и не очнулся.
Еще один тычок, и шаги удаляются.
Мне надо оставаться в сознании и попытаться вспомнить, как я в это ввязался, но когда реальность снова начинает ускользать от меня, бороться с этим кажется не лучшей идеей.
Вскоре мне уже больше не нужно притворяться.
Комментарий к часть 10/19
(1) – игра слов: gas с английского переводится как газ, а в разговорном сокращении слова gasoline – как бензин.
========== часть 11/19 ==========
На дорожном указателе написано «Добро пожаловать в Ред Бэнк», но Крайчек пролетает мимо на такой скорости, что буквы превращаются в сплошное размытое пятно в свете фар, также выхватывающих из темноты заправку, супермаркет и винный магазин. Наша машина подпрыгивает на железнодорожных путях, и Крайчек выбирает именно этот момент, чтобы перестать следить за дорогой, вместо этого оглянувшись через плечо на автосалон Mercedes, мимо которого мы как раз проехали.
К этому времени они уже должны были установить, что Малдер федеральный агент, а значит, ценнее для них живой, чем мертвый. Но это если предполагать, что эти люди мыслят рационально.
– Ты встречал его лично? Аджииба?
– Да, – рассеянно отвечает Крайчек. – Мы только что проехали улицу Вязов?
– Какой он?
– Поехавший мудак, объявивший крестовый поход. Я постараюсь представить вас, если появится возможность. – Он смотрит на меня, и выражение его лица вдруг меняется. – Слушай, я не думаю, что он что-то сделал с Малдером. Правда. Он просто хочет, чтобы ФБР отстало от него и, вероятно, еще забрать нахрен газ у Армии Возрождения Арийской Нации. К тому же он на мели, так что, возможно, раздумывает над тем, какой выкуп сможет выжать из ФБР за Малдера.
– Откуда ты знаешь, что он на мели? – Я стараюсь не выказать ни надежды, ни возмущения. Не хватает еще, чтоб меня утешал Алекс Крайчек.
– Ему пришлось сильно раскошелиться, прежде чем я продал ему газ. Он все потратил. Так что он на мели. – Он хищно ухмыляется. – Считай, что так я оказал обществу услугу.
Он паркуется у обочины какой-то улицы, и я снова проверяю обойму, чтобы хоть чем-то себя занять.
– Ага, медвежью услугу. У него все еще есть контейнер с газом VX.
– Да, но мы как раз собираемся это исправить.
Он вылезает из машины и тихо закрывает за собой дверцу.
– Какой крестовый поход он объявил?
– Тот, которому следуют спятившие исламисты, Скалли. Бога ради. Ты и вправду не знала? – Он останавливается и впивается в меня взглядом. – Не позволяй политкорректной херне сбить себя с толку и помешать прийти к разумным умозаключениям в процессе расследования. – Алекс Крайчек читает мне лекцию о следовании протоколу. Уверена, у меня сейчас голова лопнет. Похоже, он ловит себя на этом и меняет тему разговора, указывая куда-то вниз по улице. – Дом там. Мы займем позицию в переулке.
Здесь немного прохладнее, чем в городе, и легкий ветерок чуть колышет чьи-то китайские колокольчики. Дорожный знак сообщает мне, что мы находимся на Бранч-авеню. Кругом стоит тишина, за исключением слабых звуков, доносящихся из бело-серых каркасных домов вокруг нас. Типичный провинциальный городок с бандой вооруженных маньяков, притаившихся в одном из этих двухэтажных строений в курортном стиле. На почтовом ящике перед домом, у которого мы припарковались, написано «Хендерсоны».
Никто также не ожидал, что это может случиться в Оклахома-Сити. Серийные убийцы в Милуоки, боевики на Среднем Западе. Аджииб, Гарджон и Пирс разбили свой лагерь здесь, в пределах пригородной зоны Нью-Йорка. Может, экстремизм и безумие наконец взяли свое на исходе двадцатого века, распространяясь по Америке подобно вирусу, вместо того чтобы прятаться в заштатном Айдахо. Я содрогаюсь, думая о Хендерсонах, живущих бок о бок с этими людьми.
Без включенных фонариков мы время от времени спотыкаемся, и я все жду, что вот-вот разбудим соседскую собаку. Что-то хрустит у меня под подошвой, и я вздрагиваю. Крайчек же двигается плавно, почти не издавая шума. Как, черт побери, ему это удается? Когда он вытягивает руку, чтобы остановить меня, я слышу лишь слабое поскрипывание его куртки и голоса из телевизора в соседском доме.
Мы стоим позади аккуратного двухэтажного домика, ничем не отличающегося от остальных. Видит бог, он даже окружен белой оградой из штакетника. В тусклом свете, льющемся из окон первого этажа, я вижу маленький садовый сарайчик не более чем в тридцати шагах от нас – предположительно тот, в котором и держат контейнер с газом. Задняя дверь скрипит, и в потоке света возникает фигура какого-то мужчины; он с кем-то разговаривает, и это хорошо, потому что это скрывает звуки нашего с Крайчеком падения в высокую траву вдоль ограды.
Мужчина что-то говорит на незнакомом мне языке, и другой голос отвечает ему от дальней стены сарая. У нас недостаточно удачная позиция для выстрела, и мы оба это понимаем. Теплое дыхание Крайчека обдает мою шею, когда он шепчет мне на ухо:
– Жди.
Мужчины у входа в сарай тихо переговариваются. Внутри дома выключается свет. Сверчки и время от времени проезжающие по Бранч-авеню машины создают фоновый шум. Мы ждем.
***
На этот раз, когда я просыпаюсь, мучимый жесточайшей жаждой, то сразу же вспоминаю, что голова у меня болит после удара, полученного в той засаде на фабрике. Хотя я и понятия не имею, как давно это произошло. Лицо тоже болит. Я прислушиваюсь; где-то подо мной звучат голоса. Я пытаюсь открыть рот, но не могу. Кляп? Я снова пробую. Нет, похоже, они заклеили мне рот скотчем. Я лежу лицом вниз на матрасе, пахнущем мочой и пылью. Голова немного прояснилась, так что я мысленно оцениваю свое положение. Руки связаны за спиной – нет, кажется, тоже скотчем стянуты – с ногами та же история, и у меня дурное предчувствие, что невозможность что-либо увидеть как-то связана с клейкой лентой поверх глаз.
Мне очень, очень сильно нужен хотя бы глоток воды.
Я немного перекатываюсь, проверяя, что из этого выйдет, и матрас скрипит подо мной, но, судя по всему, болит у меня только голова. Я перекатываюсь на спину, и все уже не столь радужно: связанные руки принимают на себя вес всего тела. К тому же я опасно близко к тому, чтобы скатиться с матраса, так что я сажусь и свешиваю ноги с края. Пружины снова скрипят, и у меня кружится голова. Я пытаюсь делать глубокие вдохи, чтобы справиться с головокружением, но разноцветные точки все еще танцуют в темноте позади моих опущенных век, когда я слышу шаги за дверью.
Я тут же жалею о том, что вообще прилагал усилия, чтобы сесть. Я слышу щелчок выключателя и голоса. Похоже на арабский язык. Какого хрена я думаю? Я понятия не имею, как звучит арабский. Я сажусь чуть ровнее и сосредотачиваюсь на ощущении пола под ногами. Вдруг кто-то обхватывает мою голову руками, и отчетливый мужской голос зовет:
– Агент Малдер?
Такое чувство, будто от моего лица отодрали самый большой на свете пластырь. Оно болит, но, по крайней мере, теперь я могу двигать челюстью. Я пытаюсь ответить, но вместо этого кашляю, отчего голова снова начинает раскалываться. Стоящий передо мной мужчина еще что-то говорит, и на мгновение все затихает. Он наклоняет мне голову набок, и перед глазами снова все плывет. Похоже, у меня новое сотрясение, или же это старое открылось. Скалли очень, очень сильно разозлится.
Я чувствую прикосновение прохладного края пластикового стакана к губам и так благодарен, что чуть не плачу. Вода не слишком холодная и у нее металлический привкус, но я пью ее быстрыми глотками, ощущая, как она стекает по подбородку.
– Лучше? Отлично. Кто дал вам адрес того места, которое вы обследовали, мистер Малдер? – У него едва заметный акцент, и он отчетливо и тщательно выговаривает слова. Вопрос звучит почти вежливо, но уж начало-то допроса я могу определить без труда. Я втягиваю воздух и отвечаю:
– Никто. Мы вели стандартное расследование… – Пощечина довольно слабая, и она меня даже не удивляет, однако ее достаточно, чтобы нарушить мое хрупкое равновесие, так что мой желудок восстает. Я подчиняюсь зову гравитации и, опустив голову между колен, блюю на пол.
Наружу выходит вода вперемешку с желчью, но мало что еще – не знаю, когда я в последний раз ел. Очень надеюсь, что наблевал ему на ноги, кто бы он ни был. Твою мать, теперь мне снова хочется пить.
– Мы знаем, что Гарджон мертв. Так кто это был? Максвелл или Пирс?
Какой еще, к черту, Максвелл? И откуда этот парень знает о Гарджоне и Пирсе? Я решаю рискнуть и отвечаю:
– Пирс тоже мертв.
– Как он погиб? – резко спрашивает он, но я различаю нотки заинтересованности в его голосе. Внизу кто-то включает стереосистему, и до меня доносятся дребезжащие звуки музыки. Что у этих парней там внизу, доисторический кассетник?
– Найден мертвым в камере.
– Что означает, что ваше правительство убило его.
– Да, я тоже так думаю, – соглашаюсь я. Ну, по крайней мере тот, кто связан с правительством и обладает достаточными связями, чтобы войти и выйти из нью-йоркской тюрьмы и сделать так, чтобы смерть Пирса походила на самоубийство. После всего того, что нам удалось установить, я бы поставил на Алекса Крайчека, но этому парню необязательно это знать.
– В самом деле? Интересное заключение для федерального агента, учитывая обстоятельства. – Его голос звучит наполовину весело, наполовину презрительно. Я втягиваю воздух носом, пытаясь избавиться от жгучего привкуса желчи в горле. Женщина поет что-то из французского шансона. Скрипучий звук связан не с заезженной кассетой, а со старой иглой, царапающей виниловую пластинку. Я чувствую вонь от собственной блевотины и застарелый запах пота.
– Вы Мохаммед аль Аджииб?
После паузы он говорит:
– Так, значит, это Максвелл? – Кажется, он доволен этим открытием. Могу спорить на почку, что это Аджииб.
– Мы узнали адрес той фабрики в процессе изучения документов на землю, – отвечаю я, подчеркивая каждое слово. – Верьте чему хотите. Я не меньше вашего желал бы знать, где искать Максвелла. Как вы вообще связались с этими парнями?
– Они неверные и служат только в качестве мулов, несущих ношу солдат Аллаха. – Перемена такая резкая, что сбивает с толку. Его голос теперь звучит так, словно он повторяет заученный текст – в нем слышны механические, ритмичные нотки. Перед кем еще ему приходилось объяснять свои отношения с Пирсом и Гарджоном?
– Вы Аджииб, да?
– Так это Пирс рассказал вам о нас? Как долго ФБР расследует нашу деятельность?
– Не знаю. Меня привлекли к расследованию на прошлой неделе, когда ФБР обнаружило Гарджона.
Это ложь, но Аджииб, похоже, купился на нее – во всяком случае, он больше не бьет меня. Или, может, он просто не хочет, чтобы я снова наблевал ему на ботинки. Вот бы избавиться от этого привкуса во рту. Я хочу еще воды, но если попрошу, это даст ему больше власти надо мной. Не все уроки по подготовке к работе в полевых условиях прошли для меня даром. Жаль, я не могу видеть его лицо, выражение на нем.
– Зачем вы убили жену?
– У меня нет жены. – Ответ звучит слишком быстро. Это точно Аджииб.
– Что она сделала? – Он молчит. – Ее звали Сара Питтс, и вы убили ее. – Я осознаю, что это ошибка, еще до того, как он бьет меня. На этот раз это не просто пощечина, а настоящий удар кулаком, отчего боль отдается в моей челюсти, и желудок снова сокращается, хотя теперь уже всухую.
Сквозь рвотные позывы я слышу, как он продолжает:
– У меня нет жены. – Его голос вновь приобретает эти ритмичные, безэмоциональные нотки. – Вы работаете рядом с женщиной, не так ли? – Я мгновенно напрягаюсь, однако он не дает мне ответить. – С женщиной, которая стреляет из пистолета и притворяется солдатом, – откровенно издевательски добавляет он, но я молчу. – Я видел ее сегодня, когда она искала вас после того, как мы забрали вас с собой. Женщина, становящаяся солдатом, больше не женщина, мистер Малдер. Не женщина. Так же как и та, которая становится дипломатом или политиком.
Он какое-то время молчит, и я пытаюсь придумать что-нибудь, что заставит его продолжать разговор и при этом не будет ответом на его вопрос, но ничего не приходит на ум. После долгой паузы он добавляет:
– Я читал вашу Библию. В ней говорится, что добродетельная женщина ценится дороже рубинов. Это правда. Но я не понимаю, что такой женщине следует делать, чтобы искупить свой грех, если ее добродетель обернется притворством – если она станет шлюхой.
Он кажется спокойным, почти задумчивым, но как же мне хочется увидеть его лицо, потому что ему впервые удалось меня напугать. Часть о ценности добродетельной женщины звучит очень знакомо. Наконец я рискую заметить:
– Никогда не уделял много времени чтению Библии.
– Книга Притчей 31, стих 10.
Раздаются удаляющиеся шаги, после чего дверь закрывается, и я снова остаюсь в кромешной темноте наедине с головной болью и запахом блевотины.
***
У меня шея затекла к тому времени, когда у нас намечается прорыв. Откуда-то из глубин дома доносится мелодия песни Эдит Пиаф, распространяясь в темноте. Минуту спустя кто-то делает музыку громче. Рядом со мной Крайчек издает шуршащий звук, и звездный свет отражается от его зубов. Когда в следующий раз один из мужчин идет от сарая к дому, Крайчек быстро встает на колени, и я вижу красную точку самонаводящегося лазерного прицела Глока на затылке его цели за секунду до того, как раздается выстрел. Мужчина падает в траву, и я слышу, как он начинает дергаться.
Его компаньон в сарае тоже это слышит, но Крайчек снимает его выстрелом в голову прежде, чем он добирается до своего павшего товарища. Во второй раз за эту пару недель до меня доносится звук того, как кусок мозга человека быстро покидает его тело, а также глухие удары от соприкосновения осколков черепа с травой, за которыми следует и само тело целиком. Первый мужчина еще жив, но долгую минуту спустя перестает стонать. Эдит все еще поет.
Я смотрю на Крайчека, но выражение его лица не изменилось. Задумавшись над этим на пару секунд, я придвигаюсь и наклоняюсь к его уху.
– Внутрь. Сейчас же.
Когда он поворачивает голову, то едва не задевает мой подбородок носом; я слегка отстраняюсь.
– Пока рано. Я видел еще двух человек у окна. И свет наверху загорелся, пока они были внизу. Так что их по крайней мере еще трое. – И добавляет после паузы: – А ты не хочешь ворваться со стандартной фразой «Это ФБР, так что бросайте оружие!»?
Я не удостаиваю его ответом. Он одобрительно хмыкает и возобновляет наблюдение за домом.
Если бы там не было Малдера, я бы так и поступила.
Какая-то фигура проходит мимо окна наверху, и Крайчек слегка перемещается.
– Ладно, – говорит он мне на ухо. – Мы сначала вытащим Малдера и заберем газ, когда всех прикончим.
Я едва не спрашиваю его, почему он изменил план, но останавливаю себя прежде, чем слова срываются с моих губ. Неважно, почему. Я хочу вызволить Малдера оттуда.
Через какое-то время задняя дверь снова скрипит, и мы с Крайчеком поднимаемся на колени еще до того, как она полностью открывается. На пороге стоят двое, и свет из дверного проема падает на тела двух уже убитых Крайчеком мужчин. Я бы позволила двери захлопнуться, прежде чем выстрелить, но знаю, что один из них поднимет тревогу, когда они увидят трупы. Скрытный подход себя исчерпал.
Я целюсь в первого мужчину, и выбор оказывается верным, потому что Крайчек наводит свой лазерный прицел на стоявшего за ним. Наши выстрелы звучат практически одновременно, и тела убитых нами мужчин вместе падают на ступеньки, после чего скатываются в траву. Мы тут же вскакиваем на ноги и молча бежим через весь двор к двери. Она распахивается, и Крайчек стреляет.
Мы врываемся внутрь дома одновременно, и, оказавшись на полу, я перекатываюсь вправо – прямо в маленький столик, который оказывается не слишком тяжелым, чтобы серьезно навредить, когда падает мне на спину. Я стреляю в мужчину, в которого Крайчек промахнулся, и, кажется, попадаю ему в живот, тогда как второй выстрел Крайчека сносит ему полголовы.
Кто-то кричит наверху. Мы на крытой веранде, заставленной грязными плетеными ротанговыми стульями, старым диваном и коробками. Тут есть лестница, ведущая вниз, в темный подвал, и проход на кухню с веселенькими обоями с желтыми маргаритками на них. Крайчек захлопывает дверь в подвал и закрывает ее на засов, после чего говорит:
– Внутрь.
Все тихо, за исключением Эдит, которая все еще поет.
***
Я слышу выстрелы внизу, и это прочищает мне голову лучше, чем экседрин. Пора просыпаться. Я все еще ничего не вижу, и скотч вокруг глаз чертовски чешется. Кто-то пробегает по коридору мимо моей комнаты, и я слышу шаги по лестнице, затем еще выстрелы и глухой удар.
Я узнаю звук упавшего на пол тела, и это здорово меня приободряет. Если повезет, то это Аджииб или один из его приятелей. Положение мое улучшается.
Из коридора до меня доносится низкий голос, а потом все затихает, за исключением скрипучей записи внизу, которая все еще играет – французская лирика под аккомпанемент аккордеонов и скрипок. Пожалуйста, Господи, пусть там окажется Скалли с командой спецназа. Ну, есть только один способ это выяснить. Я делаю глубокий вдох и ору, старательно подражая Стенли Ковальски:
– СКАЛЛИ! Я НАВЕРХУ!
***
Невероятным усилием воли я заставляю себя не отвечать, когда слышу Малдера, и уже в следующую секунду радуюсь, что промолчала: Крайчек стреляет через кухонный дверной проем, и кто-то стреляет в ответ, выбивая окно во двор. Вот вам и тихий район. Я приседаю и стреляю через проем, выглядывая в коридор – похоже, что кем бы ни был наш противник, он пользуется дверью как прикрытием, что невероятно глупо, если только она не из прочного металла.
Крайчек, должно быть, тоже это замечает, потому что я вижу красный лазерный луч на двери и слышу выстрел над головой. В двери возникает дыра, и из-за нее доносится чей-то крик.
– Отступаем! – рявкает Крайчек.
Я все еще смотрю на дверь. Чья-то рука вяло держится за проем дальше по коридору, но прежде чем я успеваю увидеть что-то еще, Крайчек обхватывает меня за талию и оттаскивает от входа на кухню.
В следующее мгновение я слышу выстрел. Где-то в коридоре притаился еще один человек.
– Извини, – тупо говорю я Крайчеку, который убирает руку – свою единственную рабочую руку – с моей талии. Мы оба прижимаемся к холодильнику вне линии огня.
– Дай мне свой пистолет, – шипит он. – В моем закончились патроны, а ты можешь перезаряжать куда быстрее. – Он передает мне свою пушку и достает из кармана новую обойму. Я меняю ее на свое оружие. Мне начинает нравиться этот пистолет, который он мне одолжил.
Я вставляю новую обойму, и мы снова меняемся – так ловко, как будто делали это тысячи раз прежде. Он ухмыляется мне и шепчет:
– Хотел бы я, чтобы мне дали тебя вместо Малдера.
Он работал с Малдером, пока я безвылазно сидела в Квантико. Помню, как ревновала, думая о Малдере в «поле» с другим агентом, который, казалось, имел схожий с ним образ мыслей. И как я так быстро поняла, о чем говорил Крайчек?
Он высовывается из укрытия, чтобы сделать еще один выстрел. Я слышу, как кто-то стонет, но полагаю, это тот мужчина, которого он подстрелил раньше. А где же другой стрелок? Мой следующий выстрел оказывается удачным; Крайчек стреляет поверх моей головы, а я снизу, и так как другой стрелок открывается, идя по коридору прямо на нас, мой выстрел поражает его в грудь. Он падает лицом вниз, немного смещается вперед и оказывается почти у наших ног.
Я жду, пока его тело затихнет, после чего переступаю через него и двигаюсь дальше по коридору – Крайчек следует за мной по пятам. Мы идем молча и, ступив влево в дверной проем, оказываемся в гостиной. Тут еще больше коробок, кип различной литературы, проигрыватель на карточном столике и пара пустых упаковок из-под пиццы. Мы вжимаемся в противоположные стены гостиной, и Крайчек тратит время на то, чтобы снять иглу с пластинки. Эдит перестает петь.
Я прохожу через французские двери в прихожую, где симпатичные белые перила и ковер кремового цвета на ступенях лестницы обагрены кровью.
Я поднимаю взгляд и вижу Малдера, стоящего впереди другого мужчины на площадке посередине лестницы. Его глаза скрыты под ярким серебристым скотчем, руки связаны за спиной, а к виску приставлено дуло пистолета. Высовывающийся из-за него мужчина говорит мне:
– Пожалуйста, без резких движений опустите ваше оружие на пол.
========== часть 12/19 ==========
Ненавижу НьюЙорк. Мы с Шэрон однажды приезжали сюда на уик-энд незадолго до развода, и, кажется, это последний раз, когда я здесь был. Тот мини-отпуск должен был помочь нам «воссоединиться», вновь найти романтику в наших отношениях. Ее идея.
Однако все, что мы нашли – это споры обо всем на свете вроде топорной живописи в галереях Сохо, ресторанов с завышенными ценами и накуренными официантами и нашего брака.
В нью-йоркском полевом офисе отвратительный кофе, а ответственный помощник директора не особо пытается скрывать свое раздражение от того бардака, что учинили Малдер и Скалли. Справедливости ради надо признать, что он потерял сегодня одного агента.
– Думаю, агент Сантанда будет в восторге от работы с вами. Он попросил, чтобы ему не назначали другого напарника до окончания этого дела. – Он поднимает трубку и делает короткий звонок, после чего вновь обращается ко мне: – Он уже идет. Вам нужно что-нибудь еще на этой стадии расследования, помощник директора Скиннер?
Он не скрывает облегчения, когда я говорю:
– В данный момент нет.
Я привез с собой Дэррена Леделлера в качестве прикрытия. Он явно воодушевлен тем, что находится здесь, работая над крупным делом, но не промолвил и слова с тех пор, как мы вошли в здание. Интересно, а Малдер хоть поблагодарил его за спасение его задницы в том переулке?
Сантанда заходит в кабинет, мы обмениваемся рукопожатиями, и он отводит нас в комнату отдыха, подальше от своего шефа. У Сантанды круги под глазами и плотно стиснуты челюсти. Я прошу его ввести нас в курс, и он дает спокойное детальное описание всего произошедшего, пока не доходит до той части, где Хикс пал под огнем противника – тут он несколько раз останавливается и прочищает горло.
Мы с Леделлером тактично отводим глаза, чтобы дать Сантанде время взять себя в руки. Когда он снова может встретиться с нами взглядом, то заканчивает рассказ, сообщив об объявлении в розыск машины подозреваемых и находках, сделанных криминалистами.
– Там действительно оказалась кровь агента Малдера. Немного, правда – мог быть небольшой порез. Они обнаружили в ней волосы, так что, похоже, у него легкая травма головы. Мертвого подозреваемого пока не опознали.
– Когда вы последний раз говорили с агентом Скалли?
– Я довез ее до отеля во второй половине дня. Не помню, когда точно. В шесть, может быть.
– Вы не видели, не встретила ли она кого-нибудь в лобби?
Он внимательно всматривается в меня, прежде чем отвечает:
– Нет, сэр.
– И с тех пор вы с ней не говорили?
– У нее какие-то проблемы? – куда более резким тоном спрашивает он.
– Да, проблемы, – признаю я.
Много проблем.
Она в компании известного убийцы и предателя Соединенных Штатов Америки, и хотя я никому этого не говорил, но чертовски уверен, что он ее не похищал. Я знаю, как звучит ее голос, когда Скалли врет, и именно этим она и занималась, когда Крайчек взял трубку. В следующий раз, когда увижу этого ублюдка, я его собственными руками прикончу.
Я делаю глубокий вдох и говорю Сантанде:
– Судя по всему, ее похитил Алекс Крайчек. Хотя я сомневаюсь, что он намерен лично навредить ей; он, возможно, планирует обменять ее на газ VX.
