Текст книги "Дороже рубинов (ЛП)"
Автор книги: Rachel Howard
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
– Как скажешь, Скалли.
Я иду в душ и смываю хлорку, спрашивая себя, понял ли Малдер мой вопрос так, как я его подразумевала. Я позволяю себе надеяться, что да.
Но, похоже, у ФБР для нас другие планы. Голос Скиннера в моей голосовой почте велит нам возвращаться в НьюЙорк. Этим вечером Пирс был найден мертвым в своей камере.
Комментарий к часть 2/19
(1) – около 38°С
========== часть 3/19 ==========
Ненавижу НьюЙорк. Правда, ненавижу, но не по тем причинам, которыми руководствуются другие люди – мне даже, скорее, нравятся шум, грязь и нетерпимая ко всякой фигне манера поведения нью-йоркцев – но это место делает меня напряженным и грубым. Мама привезла нас с Самантой сюда, когда ей было шесть, а мне – десять, предположительно для того, чтобы купить одежду для школы и посмотреть бродвейское шоу, но подозреваю, маму начинало доставать постоянное пьянство отца, и ей потребовалось отдохнуть от него. Стоял август – весьма неподходящее время для того, чтобы посещать НьюЙорк, когда все умные аборигены отправляются в Хэмптонс, или на Кэйп-Код, или – сюрприз – на Виноградники, потому что город воняет мусором, и в нем жарко и влажно круглые сутки. Но мы приехали и поселились в не слишком элегантном отеле в театральном районе.
Сэм потерялась в универмаге Macy’s.
Мне полагалось присматривать за ней, пока мама платила за зимнее пальто для меня, но так как мы были в отделе одежды для мальчиков, Сэм стало скучно, и она, должно быть, пошла побродить.
Мама низко склоняется надо мной, и я понимаю, что попал.
– Где твоя сестра? – пронзительным голосом требует она.
По краям ее ноздрей виднеются жутковатые полоски подтекшего макияжа, словно ее лицо плавится.
– Наверное, пошла посмотреть на игрушки, – лгу я.
Была ли она уже тогда параноиком, потому что знала, чем занимался отец, работая на «Госдепартамент», или потому что она не знала?
Мама ведет меня за собой, держа за запястье, схватив все наши покупки свободной рукой. Другие дети, которых их матери затащили сюда для покупки одежды, откровенно пялятся на меня.
Когда мы покидаем отдел для мальчиков, мама не замедляет шаг, таща меня к эскалаторам.
– Ты должен был присматривать за ней, Фокс. Где отдел игрушек?
Он на пятом этаже. Сэм там нет, и к этому времени мои ноги болят оттого, что приходится бежать за матерью. Двое охранников помогают нам искать. Мать так плотно сжала губы, что они побелели, один из ее пакетов потерялся где-то по дороге.
Я хочу сам пойти поискать ее, но знаю, что мама не позволит. Вместо этого я просто смотрю, как охранники обмениваются сообщениями по своим переговорным устройствам и пытаются успокоить мою мать.
Мы ищем почти два часа, прежде чем я наконец замечаю Сэм, пристроившуюся под рядом пальто.
Я бужу ее; она недовольно ворчит со сна, и мы идем обратно к маме. Та выглядит почти такой же безумной, как бездомная женщина, которую мы видели утром – у нее взъерошенные волосы и пиджак сполз с плеча. Когда она замечает Сэм, то подбегает к ней и обнимает. Охранники вздыхают с облегчением.
Но как только мы выходим из магазина, она снова хватает меня за запястье, словно это я потерялся.
– Ты должен был приглядывать за ней, Фокс.
Я это знаю, но ничего не могу сказать. Сэм наблюдает за мной с обеспокоенным видом, потому что понимает, что из-за нее у меня неприятности.
И она выглядит немного испуганной, потому что мама по-прежнему напоминает ту безумную бездомную женщину.
Я смотрю на Сэм так, словно мама спятила, но не в пугающей, а в смешной манере. Я закатываю глаза, и Сэм хихикает. Мама злится еще сильнее, но зато Сэм уже не кажется такой напуганной.
Думаю, что тогда я остался без ужина – или было еще какое-то наказание?
Некоторые вещи лучше вообще не вспоминать.
– Малдер? – Скалли обеспокоенно смотрит на меня. – Ты в порядке?
– Да, – лгу я. – Просто не в восторге от возвращения сюда.
Скиннер как следует пропесочил меня по голосовой почте. Очевидно, что дело было не закрыто, и если бы мы остались, чтобы помочь с расследованием и обыском квартиры в Квинсе, то стало бы очевидно, что у Пирса с Гарджоном был сообщник, я же пренебрег своими обязанностями агента ФБР и бла, бла, бла. В общем, тащи свою задницу обратно в НьюЙорк, Малдер.
Ну, вот мы и вернулись. Могу спорить, со Скалли он обошелся куда мягче.
– Когда ты прослушивала сообщение Скиннера прошлым вечером, не показался он тебе разозленным?
– Его голос звучал напряженно.
– Ну, это нормально, – бормочу я.
– А он был зол? Потому что мы так быстро уехали?
– Да, – признаю я. – Моя вина.
– Мне тут свернуть?
– Нет, на следующем съезде.
Мы едем по скоростной автостраде Ван Уика, направляясь в Квинс. Ранее мы арендовали машину, что было бы глупым поступком в Нью-Йорке в обычных условиях, если не принимать во внимание то, какой проблемой станет ловля такси в самом сердце Квинса, когда мы закончим с повторным осмотром квартиры.
Многоквартирный комплекс похож на помойку, и пахнет в нем соответствующе. Мы поднимаемся по двум лестничным пролетам в квартиру №214; дальше по коридору открыта одна из дверей, и актеры из какой-то мыльной оперы кричат друг другу что-то о незаконных детях и о том, почему жена Стоуна шлюха.
Как только я услышу, что какого-нибудь героя мыльной оперы зовут «Фокс», я отправлюсь прямиком в суд и сменю свое гребаное имя. На Фреда, может быть.
Мы со Скалли открываем дверь в квартиру, срывая свежую полицейскую ленту, и заходим внутрь.
– Разве этим парням не полагается придерживаться какой-то философии? Как они привлекают новых последователей? – вслух размышляет Скалли. Я ухмыляюсь; ее замечание не лишено смысла. Помещение грязное, плохо освещенное и почти напрочь лишенное мебели. Кипы различной литературы развалились, и бумаги по большей части покрывают пол, что хорошо, потому что он отвратителен. В угол маленького дивана запихано какое-то плюшевое животное, что заинтересовывает меня достаточно для того, чтобы подойти и осторожно потрогать его затянутым в перчатку пальцем.
Это не плюшевое животное – это дохлая собака.
– Господи, – восклицаю я, отпрянув от неожиданности. – Странные у них пристрастия в плане домашних животных.
Скалли поднимает одну из упавших брошюр и держит ее большим и указательным пальцами.
– «Как пережить урбанистический удар». – Она принюхивается. – Скипидар?
– В отчете сказано, что они где-то здесь устроили лабораторию.
Скалли подобрала другой памфлет.
– «Матери революции». – Она пролистывает его и вдруг медлит. – «Женщины дают жизнь, а не забирают ее». – Она пожимает плечами и красноречиво выгибает бровь. Я ухмыляюсь ей поверх этих куч дерьма, и она бросает эту макулатуру обратно на пол. – Серьезно, Малдер, почему здесь? Поначалу я думала, что, может, это была временная остановка, как-то связанная с приобретением газа. Но они, очевидно, провели тут какое-то время – достаточное, чтобы устроить этот свинарник, по крайней мере. – Она хмурится. – Ты слышал произношение Гарджона?
– Нью-йоркский акцент, – вспоминаю я. – Знаю, я все продолжаю считать этих ребят выходцами из Айдахо, Миссури или еще какой-нибудь глубинки, но, похоже, нам надо исходить из того, что они здесь у себя дома. И я все еще не верю в то, что Гарджон ездил в Афганистан в отпуск. Так какого хрена парочка жалких праворадикальных фриков связалась со столь экзотическим дерьмом, как газ VX?
Скалли качает головой.
Два часа спустя мы так и не нашли ничего, что нью-йоркские агенты и копы не упомянули бы в отчете. В лаборатории есть по крайней мере три или четыре штуки, способные стереть с лица земли городской квартал, не считая различных катализаторов, устройств зажигания и целого арсенала оружия. И опять же ничего экзотического.
Это-то и не дает мне покоя. Удобрение для производства бомб, само собой, но газ VX?
Я слышу, как Скалли подходит и встает позади меня. Она касается ладонью моего плеча и протягивает две фотографии.
– Взгляни на это.
На переднем плане стоят покойные Пирс и Гарджон. Чуть позади них и немного в стороне виден другой мужчина – черный парень в тюрбане, передающий сигарету кому-то вне зоны видимости. Второй снимок запечатлел тех же троих мужчин, судя по всему, зигующих и при этом нависающих над каким-то механизированным оборудованием.
– Твой друг, Скалли?
– Это единственные снимки, которые я нашла. Они были вон в той кипе счетов. Может, нам стоит попробовать поискать этого третьего мужчину.
– Давай, что ли, расспросим соседей. – Мне совсем не улыбается перспектива провести в этом здании еще хоть немного времени, но какого черта, мы раньше бывали и в менее приятных местах.
Мы разделяемся, взяв по снимку, и идем опрашивать жителей дома. Я говорю с тремя обитателями этого вертепа, и еще двое захлопывают двери у меня перед носом. Все выглядят печальными, голодными или напуганными. Никто ничего не знает, никто ничего не видел. Я возвращаюсь обратно в квартиру №214, и стоящая там вонь поражает меня с новой силой.
Это полный отстой. Я хотел оказаться в Хилтон-Хед со Скалли.
Мне хочется от души пнуть ножку стола, но на нем лежат взрывчатые вещества, так что я ограничиваюсь тем, что швыряю подобранный по дороге скомканный памфлет. «Зло Сиона» неудовлетворительно планирует на пол, описывая зигзаги.
В этот момент возвращается Скалли, тактично игнорируя мое очевидное раздражение.
– Мистер Сэмюэль Хайтауэр живет в 314-м номере прямо над этими парнями и помнит мужчину с фото. – Она триумфально взмахивает снимком. – Говорит, он незаконно парковался на его – мистера Хайтауэра – месте, и они из-за этого ругались. Он не знает его имени, но сообщил номерной знак – он водит коричневый форд Crown Victoria 77-го года.
– Так и знал, что надо было взять тот снимок. А у меня пусто, Скалли. – Я громко вздыхаю. – Ладно, давай пробьем номерной знак. Черт. А я-то всего лишь хотел заняться старой доброй охотой на призрака.
Скалли ухмыляется мне.
– Ну, не похоже, что мы могли рассчитывать на это в Хилтон-Хед.
Я всматриваюсь в нее в зловонном сумраке.
– Ты так думаешь?
Она все еще улыбается мне, и я ощущаю прилив жара в паху. Да, Хилтон-Хед. Где, как мне кажется, мы собирались пойти на наше первое свидание, прежде чем Скиннер позвонил со своими «радостными» известиями.
Она выхватывает фото у меня из руки и убирает их оба в карман.
– Пошли отсюда. Попробуем выяснить, кто этот парень в тюрбане.
***
В полиции по номерному знаку установили имя парня в тюрбане – Мохаммед аль Аджииб, осужденный в 94-м году за незаконное хранение оружия в Квинсе, приговорен к общественным работам. Уроженец Судана, найден мертвым неделю назад. Смерть предположительно произошла от кровопотери вследствие четырех пулевых ранений в грудь и живот.
Я откладываю отчет и тянусь за блинчиками.
– Проведи вскрытие тела, – бормочет Малдер с набитым ртом.
– Зачем?
– Просто предчувствие.
– Я рассчитывала на что-то чуть более конструктивное, особенно учитывая тот факт, что причина смерти кажется довольно очевидной.
Он потягивается, так что пиджак задирается до самых его ушей, и снова тянется к кружке кофе.
– Не знаю. – Он отпивает кофе, и волосы падают ему на глаза. Ему нужно постричься. Впрочем, Малдеру даже идет этот лохматый вид, придавая ему особый шарм, особенно в сочетании с дорогим костюмом и пятном от утиного соуса на подбородке. Он встает и перегибается через стол, чтобы взять папку с делом Пирса, и я получаю возможность полюбоваться тем, как брюки обтягивают его задницу.
У меня ушло два года на то, чтобы осознать, что окружающие считают меня секретаршей Малдера в том числе и из-за моей одежды. Мои практичные костюмы не шли ни в какое сравнение с его костюмами от Армани; разумеется, мои доходы также не соответствовали и не соответствуют малдеровским. Это обстоятельство меня здорово раздражало, пока я не поняла, что оно не связано с разницей в наших зарплатах. Малдер владеет большим пакетом ценных бумаг, который, я надеюсь, управляется профессионалами, так как сам он, как мне известно, редко просматривает выписки со своего счета, а уж тем более проверяет чековую книжку.
– Скалли? Ты слушаешь?
Я снова сосредотачиваюсь на деле.
– Ты придумал разумную причину, по которой мне надо проводить вскрытие Аджииба?
– А ты бы услышала, если бы я ее предложил?
– Да, – лгу я, удерживая палочками очередной кусочек курицы. Да, Малдер, я сидела и слушала тебя, а вовсе не разглядывала твою задницу.
Он окидывает меня скептичным взглядом.
– Как, черт побери, мы выясним, где эти ребята раздобыли газ?
– А тебе не надо разрабатывать профиль кого-нибудь из них?
– Профилировать мертвецов скучно. Раз уж они уже мертвы, как я докажу, что мой профиль совершенно точен?
Я ухмыляюсь ему, и он вторит мне. У Малдера немного придурковатая улыбка, но мне она нравится, потому что я редко ее вижу. Что-то изменилось между нами за последние несколько дней; не то чтобы мы не принимаем это дело всерьез, просто происходит что-то еще.
Что-то между нами.
Я больше не могу сдерживаться, а потому протягиваю руку и стираю салфеткой соус с его подбородка. Если бы мне пришлось смотреть на это пятно чуть дольше, я бы просто слизала его языком.
Он снова ухмыляется.
– Скалли, не знал, что тебе не все равно.
– Мне все равно, просто я не могу позволить своему грязнуле-напарнику скомпрометировать себя.
– Я это уже много лет делаю, фэбээрщица. – В голосе Малдера все еще слышны дразнящие нотки, но и некоторая серьезность тоже присутствует. Я поднимаю взгляд, отвлекаясь от скатывания очередного блинчика, но он уже переключается на другую тему. – Давай так – если ты сделаешь вскрытие, я займусь проверкой мистера Аджииба. Идет?
– Хочешь пойти в Finnegan’s в шесть?
Он корчит гримасу. Наши коллеги в нью-йоркском полевом офисе пытались проявить вежливость, пригласив нас в бар, но Малдер вежливостью по отношению к коллегам не отличается. Обычно все оборачивается не лучшим образом, когда мы стараемся вести себя дружелюбно с местными правоохранителями.
– Можем мы вместо этого поработать допоздна?
– Я надеялась, что ты это скажешь. Посмотрим, удастся ли мне договориться о вскрытии Аджииба на вечер.
Я жую и одновременно бросаю взгляд на часы – уже три часа дня.
К девяти я снова немного проголодалась и думаю о том, стоит ли мне начинать беспокоиться о Малдере. Он позвонил около семи и сказал, что отправляется на встречу с бывшим соседом по квартире Аджииба.
– Если ты считаешь меня параноиком, Скалли, то ты еще просто незнакома с этим парнем. Не захотел встречаться днем, вообще не хотел встречаться, по правде, но я вроде как намекнул, что Аджииб мог оставить ему что-то в завещании…
– Малдер.
– Да расслабься, никаких обещаний – ничего такого, из-за чего у меня могли бы быть неприятности, но мне действительно нужно повидаться с этим парнем, бывшая жена Аджииба не пожелала разговаривать. Похоже, он задолжал разным людям немалые деньги. В любом случае, я позвоню тебе, когда закончу с ним.
– Где вы встречаетесь?
– В одном баре в Челси, называется «Маленький лев». С моей удачей он окажется гей-баром.
– С моей удачей он им не окажется. – Я замолкаю, и через секунду промедления Малдер осознает смысл моих слов. Он разражается удивленным смехом, и я улыбаюсь в телефон, зная, что он меня не видит.
– Неплохо, Скалли. Нашла что-нибудь?
– Ничего интересного. Поговорим позже.
Он обрывает звонок, и я снова берусь за медицинский тампон. Аджииб носил тяжелый перстень на правой руке, и на нем есть пятнышко засохшей крови, которая может принадлежать ему, а может, и нет.
Прохлада морга и размеренность привычной процедуры вновь берут свое. Мне нравится делать вскрытия. Патологоанатомия сводит медицину к ее простейшей форме, когда не нужно беспокоиться о врачебном такте, или скорости, или всех прочих вещах, которые необходимо принимать во внимание, если имеешь дело с живым пациентом. Остается лишь техника, точность и умозаключения. Каждый из моих пациентов способен рассказать свою историю, даже если они не могут разговаривать со мной. Я тянусь за скальпелем и начинаю Y-образный разрез, желая поскорее получить последнее послание Мохаммеда аль Аджииба.
Я заканчиваю через два часа. Этот мужчина много пил, что более или менее исключает сильную личную связь с исламом, но ведь не все террористы руководствуются религиозными убеждениями. На ум сразу приходит Алекс Крайчек. Ему бы завести визитки с надписью «Профессиональный убийца» на них. И потом, существуют и другие безумные мотивы, не имеющие ничего общего с религией.
Я не нахожу никаких следов газа VX, но, конечно, их и не должно быть, потому как не он стал причиной смерти. Газ VX является одним из самых страшных химических агентов, когда-либо изобретенных человечеством. В целом, если вы попадете под его воздействие, то немедленно умрете, без всяких «но».
Достаточно и миллиграмма для летального исхода, причем от простого контакта с кожей. Патологоанатом, который вел токсикологический курс в Академии ФБР, любил распространяться на эту тему, рассказывать о фасцикуляциях на коже жертв. При контакте кожи со значительным количеством жидких или аэрозольных нервно-паралитических агентов серии V пораженная кожа и подкожная мускулатура станут буквально морщиться и скукоживаться по мере того, как вещество начнет уничтожать местную нервную систему. Нет, если Аджииб был рядом достаточно долго для того, чтобы получить пулю, газ не имеет ничего общего с его смертью – по крайней мере, не напрямую.
Где, черт побери, носит Малдера?
Я звоню ему, но он не берет трубку.
К десяти я начинаю по-настоящему беспокоиться.
К одиннадцати я уже просто в панике.
========== часть 4/19 ==========
Вскоре после одиннадцати я получаю звонок из больницы. Парамедики обнаружили Малдера без сознания. По всей видимости, у него сотрясение, и прямо сейчас ему собираются сделать компьютерную томографию головы, чтобы исключить перелом черепа и т.д. К концу разговора я уже выскакиваю в лобби отеля и ловлю такси.
Проезжая по Лексингтон-авеню, я мимоходом задаюсь вопросом, а зачем у него забрали бумажник и часы? Может, чтобы это выглядело как ограбление? Я врываюсь в отделение скорой, размахивая удостоверением, которое срабатывает не так быстро, как обычно, потому что одновременно со мной больницу накрывает волна пострадавших; фельдшеры везут мимо меня израненных пациентов, пока я пытаюсь выяснить у дежурных медсестер, где найти Малдера. Я чувствую запах крови и детской молочной смеси, но не поворачиваюсь, когда слышу, как кто-то просит немедленно доставить педиатрический набор первой помощи в третью палату.
Только с помощью своего значка и настойчивости я наконец привлекаю внимание девушки-интерна, которая, похоже, знает, где Малдер.
– Судя по всему, вашего напарника ограбили, мисс Скалли, – сообщает она мне таким тоном, словно находит факт ограбления агента ФБР довольно забавным.
– Доктор Скалли, – поправляю я ее, не видя в этой ситуации ничего веселого. – Где он?
– Дальше по коридору и налево, третья дверь с левой стороны. Ему сейчас делают томографию.
Окровавленный Малдер неподвижно лежит в длинной капсуле, и мне приходится сделать глубокий вдох, прежде чем я открываю удостоверение и похлопываю техника по плечу.
– Специальный агент Дана Скалли, ФБР. Агент Малдер мой напарник, и мне нужна информация о его состоянии. – Я врач, – добавляю я.
Техник окидывает меня скучающим взглядом, но тут в палату заходит доктор, которому я повторяю свой запрос с большим успехом.
– Вашего напарника доставили сюда с травмой головы. У него наблюдаются кровотечение из одного уха, дезориентация, головокружение и кратковременная потеря памяти. Я сам осмотрел его – думаю, у него сотрясение, а не перелом черепа, но вот и томограмма готова, можете сами посмотреть.
Малдера как раз достают из капсулы.
Он очень медленно садится и, судя по его виду, чувствует себя неловко из-за обстоятельств нашей встречи.
– Привет, Скалли.
Я вдруг ощущаю совершенно необоснованный приступ гнева.
– Что случилось?
– У меня голова раскалывается, а мне не дают обезболивающего.
– Ты же знаешь, что при сотрясении его нельзя принимать. Как ты вообще его заработал?
Он морщится, и я понимаю, что он в худшем состоянии, чем мне казалось.
– Э-э… думаю, я отправился на встречу с кем-то.
Я склоняюсь над ним, касаюсь его подбородка и приподнимаю голову, чтобы проверить зрачки. Они разного размера.
– О, Малдер. Ложись обратно. Ты и вправду не помнишь?
На его лице отражается смешанное выражение смущения и досады, как будто он публично совершил какой-то странный проступок и понятия не имеет, что с этим делать.
– Я помню, что был в баре. Помню, как обедал с тобой на 57-й улице после того, как мы проверили ту квартиру.
Он садится ровнее, словно его мать велит ему соблюдать хорошие манеры за обеденным столом.
– Что ты ел?
– Док уже играл со мной в игру «запомни три вещи», Скалли.
– Что ты ел на обед, Малдер?
– Свинину мушу?
– Ты помнишь или просто догадываешься, потому что всегда это заказываешь?
Он проводит рукой по лицу.
– Нет, помню. Позже я отправился в тот бар, но не помню, почему тебя со мной не было. – Поморщившись, он похлопывает себя по бедру. – Где мой пистолет? Скалли, нам надо отсюда уходить.
– Скоро пойдем, – заверяю я его, чувствуя себя несколько неуютно оттого, что он явно не в себе. Я кладу руку ему на плечо, чтобы побудить его лечь, но он смахивает ее. – Ты помнишь, как звонил мне вечером?
Он хмурится, на секунду задумывается над вопросом, и в конце концов на его лице отражается облегчение.
– Ты проводила вскрытие.
– Верно, – подтверждаю я, несколько приободрившись оттого, что он это помнит. Малдер вдруг переводит обеспокоенный взгляд на доктора, который наблюдает за нами налитыми кровью глазами. Я разворачиваюсь к нему. – Вы взяли кровь для токсикологического анализа?
Он награждает Малдера долгим взглядом, а потом разворачивается лицом ко мне.
– Зачем нам это делать? Ваш напарник страдает от…
– Думаю, ему могли вколоть наркотик. – Я испытывающе смотрю на него, и он недовольно поджимает губы. – Давно он поступил? – уточняю я.
– Я впервые осмотрел его примерно сорок пять минут назад, кажется.
На его челюсти перекатываются желваки; он явно раздумывает над тем, начать ли уже задавать вопросы или нет, но я его опережаю.
– Мне нужно, чтобы вы проверили его кровь на наличие галлюциногенов или наркотиков.
В следующее мгновение лицо врача становится непроницаемым.
– Если вас беспокоит, что у него могут быть проблемы с наркозависимостью…
– Нет, не в этом дело. Кто-то, возможно, преднамеренно накачал его наркотиками, так что мне нужно, чтобы вы прямо сейчас взяли у него образец крови и отправили его в лабораторию ФБР.
В этот момент возвращается техник с томограммой Малдера – никакого перелома черепа.
Его не было несколько часов. Не так долго, как его продержали на военно-воздушной базе Элленс, но… Я внимательнее осматриваю область у Малдера на затылке, и только когда у меня перехватывает дыхание, осознаю, что искала чип. Однако на снимке не видно никаких имплантатов.
Малдер роется в карманах, выкладывая их содержимое на стол, и не выказывает никакого интереса к изображению своей черепной коробки. Прежде чем я успеваю остановить его, он вскакивает на ноги, морщится и передает мне листок бумаги – нет, салфетку из бара – на которой что-то нацарапано.
– Выглядит знакомо?
Восточная 11-я улица, 114.
Он выворачивает карманы пиджака. Оказывается, что при нем имеются только салфетка, сотовый и удостоверение. Из коридора доносится женский плач, и даже здесь, в палате, я чувствую запах крови, насыщенный и резкий. Что им было нужно? Зачем забирать бумажник с пистолетом, но оставлять мобильник и удостоверение?
– Скалли, пошли отсюда нахрен, – внезапно заявляет Малдер с таким выражением лица, какое было у него перед тем, как он рассказал мне о поездке в Хилтон-Хед. Крупное дело, Скалли, надо ехать. Мне же нужно обсудить с ним то, что случилось в баре. Он устойчиво стоит передо мной и кажется растерянным, но при этом раздраженным. Все равно они чертовски мало могут сделать в случае сотрясений. Доктор по-прежнему наблюдает за мной.
– Можете вы его выписать?
– Да, но я бы этого не рекомендовал, доктор Скалли. Я понимаю, что вы в состоянии присмотреть за ним, но его нужно держать под наблюдением. Его следует будить ежечасно, чтобы проверять на наличие признаков…
– Я врач, – медленно повторяю я. – Я знаю, что нужно искать, и привезу его обратно, если его состояние ухудшится. Возьмите кровь для анализа. – Я наконец читаю его именную бирку, пока он вызывает медсестру для взятия пробы. – Благодарю вас, доктор Салинас, – добавляю я. Он кивает и отходит в сторону, чтобы подпустить медсестру со шприцом к Малдеру. Хорошо, что они тут нагружают своих докторов работой: подозреваю, что если бы он не был таким измотанным, то просто засыпал бы меня вопросами.
Уже в такси Малдер опускает голову на оконное стекло и закрывает глаза.
– Надо проверить тот адрес.
– Завтра, – заявляю я, про себя добавляя: «если будешь достаточно хорошо себя чувствовать». Он словно бы читает мои мысли, потому что вдруг говорит:
– Я еду с тобой, Скалли.
– Завтра, Малдер.
Так и не открыв глаза, он бормочет:
– Не так близко в следующий раз.
– Что?
Он осторожно поворачивает голову в мою сторону.
– Ты что-то сказала, Скалли? – спрашивает он, его взгляд по-прежнему рассеянный.
– Неважно, Малдер. – Сотрясение, напоминаю я себе. Не перелом черепа, просто сотрясение. Наше счастье, что амнезия носит ограниченный характер. Но простая ли это амнезия в результате травмы головы? Или же они снова стерли ему память? Я даже не уверена, что анализ крови прольет на это свет. Эти люди изобрели не оставляющие следов лекарства. Не знаю, что насчет этого думает Малдер, и не собираюсь обсуждать это сейчас. Завтра первым делом с утра.
Такси проезжает мимо круглосуточных магазинов и стрип-баров. Неоновые огни скользят по его лицу, его закрытым глазам, освещая только изгибы и плавные поверхности, никаких резких линий. Я молча наблюдаю за ним, пока мы не добираемся до отеля. Уже на месте я заставляю его отдать мне ключ от его номера, чтобы у меня была возможность приходить проверять его ночью. Сотрясения чреваты резким ухудшением состояния – доктор Салинас был совершенно прав насчет пробуждения пациента через определенные интервалы.
Малдер слишком устал для того, чтобы отпустить столь очевидную шутку по поводу ключа, но слегка улыбается, прежде чем дверь закрывается за ним.
В первый раз будильник на моем прикроватном столике срабатывает в два ночи. Нас разделяют два этажа, но я недостаточно проснулась для того, чтобы полностью одеться для короткой поездки в лифте. Так что я просто натягиваю халат поверх ночной рубашки и направляюсь к его номеру.
Малдер оставил включенной лампу рядом с кроватью, и ее свет позволяет мне не споткнуться о его раскрытый чемодан. Вряд ли он вообще полностью распаковывает его, когда мы останавливаемся в отелях. Он лежит лицом вниз на покрывале с полотенцем, обернутым вокруг бедер, и глубоко дышит. Когда я сажусь на край кровати, он даже не шевелится. Его руки вытянуты над головой, одна из них свисает с края рядом со мной. Все еще влажные после душа волосы взъерошены.
– Малдер?
Он начинает просыпаться, когда я касаюсь его плеча. Я, как завороженная, наблюдаю за тем, как его глаза медленно открываются и сосредотачиваются на мне. Зрачки одного размера – отлично.
– Ты можешь сфокусировать взгляд – это хорошо. Я должна убедиться, что амнезия не прогрессирует, так что тебе нужно запомнить три вещи: карандаш, лимон и Chevy 57-го года. Что ты ел на обед?
Он сонно улыбается, и я пытаюсь игнорировать приятное ощущение от его близости, когда он двигается под моей ладонью.
– Мушу.
Я убираю руку, и он следит за ней глазами.
– Что я делала сегодня днем? Когда ты мне позвонил.
– Вскрытие.
Он перекатывается на бок, слегка перемещается ближе ко мне и приподнимается, опираясь на локоть, глядя на меня с насмешливым выражением на лице. Я стараюсь не смотреть на полотенце, которое могло немного сбиться.
– Где мы обедали?
– Ты уже спрашивала об обеде, – самодовольно замечает он. – На 57-й улице.
– Кто президент Соединенных Штатов?
– Уильям Джефферсон Клинтон.
– Какие три вещи я просила тебя запомнить?
Он задумчиво хмурится.
– Карандаш, лимон и Chevy 57-го года.
– Ладно, я снова приду через полтора часа.
Я начинаю вставать, но он хватает меня за запястье.
– Останься.
– Что?
– Да брось, просто останься здесь. Зачем бегать по отелю посреди ночи? – Он облизывает нижнюю губу и окидывает взглядом мой халат. – Особенно в таком виде.
Я чувствую, что вспыхиваю до корней волос. Халат отнюдь не сексуальный, черт побери – он просто длинный, шелковый, кремового цвета. Махровый слишком объемный для того, чтобы брать его в поездки.
– Малдер?
– Останься, – тихо, но настойчиво повторяет он. – Сомневаюсь, что они утруждаются установкой жучков в наших номерах.
Он тянет меня вниз, пока я снова не сажусь на кровать.
У него травма головы, напоминаю я себе. Дана, у него сотрясение. Он просто хочет, чтобы я спала в одной с ним комнате, верно? На другой кровати?
– Ты не сможешь хорошо выспаться, если я останусь, – протестую я. Слабый аргумент, но ничего лучше мне на ум не приходит.
– На это-то я и рассчитываю, – бормочет он, и мое лицо снова вспыхивает. Какого хрена я тут делаю? Малдер обернул свободную руку вокруг моей талии и медленно тянет меня к себе, предлагая улечься рядом. Нет, он подразумевал свою кровать. У меня шумит в голове. Я не в состоянии ясно мыслить из-за этого белого шума, и гипнотизирующее тепло проникает под кожу в том месте, где Малдер прикасается ко мне. Он хорошо пахнет – мылом и теплой кожей. – Расслабься, – советует он, прежде чем склоняется надо мной и проводит своими губами по моим.
========== часть 5/19 ==========
Малдер раздвигает мои губы своими и настойчиво проникает языком мне в рот. Я с трудом удерживаюсь от стона – ощущения просто потрясающие. Одну руку он положил мне на поясницу, но не прижимает меня к себе, а только слегка поглаживает, потирая шелковистую ткань халата об узкую полоску кожи между моей футболкой и трусами. Я хочу большего. Я хочу, чтобы он продолжал до тех пор, пока мы наконец не ответим на этот последний вопрос между нами.
Но, несмотря на жар поцелуя, ворчливый голосок в моей голове безостановочно напоминает мне, что у него травма головы, а значит, нам не следует этого делать.
Нам определенно не следует этого делать.
Я кладу ладонь ему на грудь и осторожно отстраняюсь. Его закрытые глаза медленно открываются.
