Текст книги "Дороже рубинов (ЛП)"
Автор книги: Rachel Howard
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Я увожу Малдера оттуда прежде, чем у него появляется шанс врезать Джеффу по покрытым капой зубам. Он не гомофоб, но, по правде говоря, речь ведь о Крайчеке, а тот всегда пробуждал в нем все самое худшее.
Сделав над собой очевидное усилие, Малдер вымученно произносит:
– Ну, это отвечает на твой вопрос о том, простое ли у меня сотрясение или нет?
– Ты уверен, что говорил по телефону не с Крайчеком?
– Да, абсолютно. Полностью.
– Полагаю, он мог попросить кого-то сделать звонок за него.
– Нет. Помнишь? Я позвонил по старому номеру Аджииба в Нью-Йорке и таким образом и связался с парнем, который назвался его соседом.
– Значит, либо Крайчек последовал за тобой в тот бар…
– … и избавился от того, с кем я должен был встретиться.
– … или он был там или узнал о вашем разговоре вскоре после него.
Малдер вздыхает, и я понимаю, что он чувствует. Ситуация становится все запутаннее и запутаннее.
– Как думаешь, может, это был кто-то другой? – с надеждой в голосе спрашивает он.
– Ага, персонаж плохой драмы прямиком из шестидесятых?
– Скалли, какого черта я так сглупил, что сидел и выпивал с этим ублюдком? – Малдер вытирает рукой лицо, проводя большим пальцем над верхней губой. Он оказывается влажным от пота. – Давай убираться отсюда. На улице слишком жарко для обсуждения этого дерьма.
– Если верить Джеффу, это была всего одна кружка пива.
Он корчит кислую мину.
– Я позвоню Скиннеру и сообщу последние новости.
В машине, как в печке. Малдер включает кондиционер на полную мощность. Когда он отворачивается, я тайком оттягиваю прилипающую к груди шелковую блузку и наслаждаюсь воздушным потоком, охлаждающим мою покрытую потом кожу.
Малдер застает Скиннера, и, судя по тону его голоса, становится все раздражительнее, но пытается скрыть это. Свободной рукой он стягивает галстук, и впадина у основания его шеи блестит в весьма притягательной манере.
Я снова оттягиваю блузку, и на этот раз Малдер замечает этот жест. Он быстро отводит взгляд, и я слышу, как он запинается при ответе на какой-то вопрос Скиннера.
В конце концов он молча передает мне трубку.
– Сэр?
– Он в порядке?
Я стараюсь отвечать ровным тоном.
– Насколько я могу судить, да.
– Если арестуете Крайчека, немедленно позвоните мне. – В его голосе слышны стальные нотки, и я вспоминаю, что Крайчек пробуждает все самое худшее и в Скиннере тоже.
– Сэр, мы не знаем, где он сейчас, но если мы и вправду найдем его, вы будете первым, кто об этом узнает.
Скиннер хмыкает что-то нечленораздельное и вешает трубку.
Рубашка Малдера тоже прилипает к телу.
– Где-то здесь у меня есть номер и адрес последнего места, где Аджииб жил в Нью-Йорке. Того самого, в котором я застал его соседа.
– Он жил в Нью-Йорке до того, как женился на Саре?
– Похоже на то. – Он роется в бумагах из папки одной рукой, уделяя опасно мало внимания дороге. Наконец он обнаруживает то, что искал.
– Черт.
– Что?
– Меня уже тошнит от Квинса.
Хотя уже довольно поздно, жара не спадает. По правде, она становится только хуже, а вонь от сточных канав – еще сильнее, чем была утром. Мы едем через тоннель Мидтаун с поднятыми стеклами, и кондиционер едва справляется со сдерживанием жары.
Бывший сосед Аджииба живет в маленьком опрятном каркасном доме всего в шести или семи кварталах от Ван Уика, недалеко от аэропорта Кеннеди. Никто не открывает, и Малдер даже не оглядывается на меня за разрешением и никак не комментирует, прежде чем берется за ручку двери. Она не закрыта.
В гостиной мы находим мужчину, распростертого лицом вниз на ковре ручной работы, в нескольких дюймах от его безжизненно вытянутой руки лежит беспроводной телефон. У него в спине несколько дыр от пуль, и ковер украшает огромное коричневое пятно. Натуральные волокна хорошо впитывают кровь.
Малдер натягивает латексную перчатку и вынимает бумажник из заднего кармана мертвеца.
– Если только эта эпидемия с подменой удостоверений личности не распространилась дальше, это Чиди Ньюк. – Он встречается со мной взглядом. – Хочешь провести вскрытие?
– А зачем? – У трупа явно нет ответа на этот вопрос. – Он умер, потому что кто-то выстрелил ему в спину. Мне было бы интересно услышать заключение баллистиков, раз уж нам известно, что Крайчек предпочитает Глок, но на этом все.
Он улыбается мне с хищным блеском в глазах.
– М-м. Я надеялся, что ты это скажешь. Я заказал столик на восемь в «Балтазаре», а ты несколько увлекаешься в процессе кромсания трупов.
Мне на ум не приходит никакого подходящего ответа. Малдер тем временем вызывает пехоту.
К счастью, на этот раз Сантанда прибывает без Хикса. Я стараюсь не придавать этому большого значения, а Малдер, похоже, вообще не обращает внимания на его отсутствие. Сантанда выходит на крыльцо и задумчиво смотрит на фасад симпатичного маленького домика. Мы с Малдером присоединяемся к нему.
– Что-то интересное на крыше?
– Мы с женой подыскиваем место побольше. Здесь неплохие школы, знаете ли. Интересно, покойный владел этим местом? – вслух рассуждает Сантанда. Он приподнимает шляпу, приглаживает волосы и снова надевает ее.
Малдер улыбается во все тридцать два зуба.
Когда мы с ним возвращаемся в отель, я начинаю рыться в содержимом своего чемодана. Может, я прихватила что-нибудь подходящее для ужина в ресторане? Может, Малдер в своей обычной манере снова бросил туда что-нибудь подобное?
Не тут-то было.
Я хватаю мобильник, выбегаю из отеля и ловлю такси.
Комментарий к часть 6/19
(1) – Евангелистская миссия для служителей культа.
(2) – так называемый «наркотик изнасилования». В сочетании с алкоголем может привести к провалам в памяти.
========== часть 7/19 ==========
Вешалки в универмаге Macy’s забиты одеждой из осенней коллекции, но я умудряюсь найти продавщицу, которую не ставит в тупик задача подобрать мне что-нибудь подходящее для 32-х градусной жары и 90% влажности. Я начинаю брать вещи из ряда маленького размера, но она хмурится и достает строгое обтягивающее платье – черное и относительно короткое, но не слишком.
Идеально. Оно мне даже впору, хотя если бы у меня была пара лишних дней, я бы чуть-чуть ушила его в талии. К нему отлично подойдут мои жемчужные сережки. Флуоресцентные лампы в примерочной показывают меня не в самом лестном свете, но, кажется, этот наряд даже можно счесть в некотором роде сексуальным.
В обувном отделе дела обстоят чуть хуже. Я нахожу пару черных сандалий с ремешками и на таких каблуках, которые прикончили бы меня, надень я их на работу, но я не собираюсь носить их на работу.
Я надену их для Малдера.
Эта мысль заставляет меня резко замереть. Я сижу на неудобной покрытой синтетической обивкой скамейке в обувном отделе, держа одну сандалию в руке, и развиваю эту мысль.
Если я пересплю со своим напарником, превратит ли это меня в полную идиотку на постоянной основе? Я имею в виду, что обычно не бегаю за покупками в последний момент накануне ужина с ним.
Накануне свидания.
Когда я последний раз ходила на свидание?
Откуда я вообще знаю, что это именно свидание?
Я знаю Малдера. Я знаю все возможные интонации, с которыми он произносит мое имя, и что каждая из них значит. Пару-тройку дней рождений назад он сводил меня в шикарный венгерский ресторан, где мы выпили много бренди и весело спорили о кругах на полях, но это было не свидание.
А вот это свидание.
Я внимательнее приглядываюсь к сандалиям – к строгому изгибу подъема и узким кожаным полоскам ремешков. Малдер занимает такую большую часть моей жизни. Я и не замечала этого, пока не стало слишком поздно; тогда я разозлилась и вознегодовала на то, что это случилось. В конце концов, я, кажется, примирилась с тем фактом, что охотно вошла в его мир, разделив его поиски сестры и все, что воплощали в себе «секретные материалы». Малдер приоткрыл дверь во дворец загадок, но решение войти и обустроиться там было целиком и полностью моим.
Я давно уже перестала ходить на свидания: другие мужчины меркли, превращаясь в безликие тени, в сравнении с Малдером. Не потому ли, что мы с ним так давно знакомы?
Возможно, частично это и так. У меня не хватит слов, чтобы объяснить, на что похоже заточение на крайнем севере с несколькими ни в чем не повинными людьми и свихнувшимся убийцей, или какого это – выстрелить в кого-то для его же собственного блага. И не просто в кого-то, а в человека, которого ты любишь. Малдеру не нужны слова – он и так уже знает.
Частично дело в этом, но мне уже все равно. Какими бы ни были причины, Малдер единственный, кого я могу так любить.
Усилием воли я избавляюсь от этих раздумий и оплачиваю платье и туфли.
По пути обратно в отель раздается звонок моего сотового.
– Это я. Ты где?
– Вышла по делам. А в чем дело?
– Криминалисты нашли царапины на полу в подвале. Кто-то хранил в нем что-то, чего там больше нет.
– Дай угадаю: коробки со старыми книгами?
Он тихонько фыркает.
– Как насчет контейнеров?
– Снова газ?
– Трудно сказать. Но вполне возможно, что да. И они обнаружили частицы волос и волокон, которые, полагаю, скажут нам больше о тех, кто там бывал. Мы все еще не знаем наверняка, что в баре я встретился с Крайчеком. – Он говорит, как хронический алкоголик, который не может вспомнить, переспал ли с девушкой, но надеется, что если и переспал, то использовал при этом презерватив. Я тактично молчу, и после паузы он добавляет: – Ужин все еще в силе?
Перевод: если хочешь, можем все отменить.
Я по-прежнему не представляю, за что он извинялся ночью, но теперь чувствую себя гораздо лучше. Это больше похоже на Малдера: осторожно прощупать почву и завуалированно предложить все отменить, если я того захочу.
– Да. Сколько туда добираться?
– Можем поехать на такси. Встретимся в лобби в половине восьмого.
Я обрываю звонок и на мгновение закрываю глаза, воскрешая в памяти слабое поблескивание пота во впадинке на его шее. Боже, пожалуйста, пусть все пройдет хорошо. Пожалуйста.
***
Ресторан «Бальтазар» представляет собой приятное, модное, но не слишком кричащее место, и я делаю себе мысленную пометку оставить порекомендовавшему его консьержу хорошие чаевые. Приглушенный свет превращает волосы Скалли в темное золото и придает сияние светлой коже ее обнаженных рук. Она как-то по-другому уложила волосы – они слегка вьются, обрамляя ее лицо.
Ее платье не назовешь поражающим воображение или облегающим, словно вторая кожа, но в нем она все равно выглядит прекрасной. Я не могу оторвать взгляда от изгиба ее плеча и мышц предплечий; должно быть, она в последнее время занималась спортом. Я отнюдь не фут-фетишист, но ее туфли как будто бы родом из какого-нибудь старого фильма – они словно бы умоляют «сбей меня с ног и оттрахай как следует». Я смотрю на нее через стол и снова не могу удержаться от улыбки. Она выглядит расслабленной и счастливой, попивая свой ирландский кофе, и если это все, что нужно, чтобы разгладить морщинки беспокойства вокруг ее глаз, я готов водить ее ужинать в ресторан каждый вечер.
За вечер никто из нас не сказал ни слова о расследовании. Мы выпили бутылку вина, и я ощущаю легкие вибрации в руках и ногах, которые могут быть как от алкоголя, так и от желания.
Вот как сложилась бы наша жизнь, если бы мы встретились однажды у кулера в коридоре Бюро и начали ходить на свидания как все нормальные люди. Никаких пяти лет ужасов и разнообразных странностей – ничего, кроме нас со Скалли и того, как она смотрит на меня поверх своей чашки прямо сейчас. Уголки ее губ слегка приподняты, и она время от времени переставляет ноги под столом; я слышу этот звук даже среди шума ресторана, потому как все мои чувства сосредоточены на ней. Ее драгоценные яйцеклетки нетронуты, Мелисса и ее мать приходят на ужин, совместные выходные и долгие утра в кровати по воскресеньям. Нормальная жизнь.
А может, и нет. Может, без наших общих шрамов мы со Скалли были бы совершенно другими людьми. Те нити, что связывают нас, бесценны: мы проливали за них свою кровь.
– Я сказала, хочешь вернуться?
Она все еще улыбается, очевидно осознавая, что я не услышал ни слова из того, что она говорила.
Я не дотрагивался до нее весь вечер и сейчас вместо ответа беру ее ладонь и прикладываю к своей щеке, так что кончики ее пальцев касаются моих век.
Когда я снова смотрю на нее, ее глаза подозрительно блестят.
Уже в такси она льнет ко мне, и я обнимаю ее одной рукой, склоняя голову, чтобы лучше расслышать, когда она что-то бормочет.
– Что?
Вместо ответа она находит мои губы своими.
Этот поцелуй не похож на вчерашний – он наполнен обещанием. У Скалли мягкие губы, и на вкус она как кофе и виски. И на этот раз она не отталкивает меня. Она приоткрывает рот, и наши языки соприкасаются – поначалу осторожно, а потом уже куда смелее.
К тому моменту, когда я отрываюсь от нее, чтобы дать ей возможность вдохнуть, ее лицо пылает, волосы взъерошены. Она облизывает губы, и я осознаю, что мы всего в паре кварталов от отеля.
За все время нашего знакомства я успел составить мысленный каталог всех улыбок Скалли – от циничной до наполненной облегчением, от веселой, но скрывающей это, до горькой, но эта оказывается новой в моей коллекции.
Я расплачиваюсь с таксистом и следую за ней к входу в отель, наблюдая за тем, как колышутся ее бедра при ходьбе на этих ее шпильках. Я снова целую ее в лифте и затем касаюсь губами основания ее шеи сзади, когда она пытается вставить ключ-карту в слот электронного замка на двери. Последний поцелуй оказывается вознагражденным ее тихим стоном, и я приоткрываю рот, чтобы попробовать на вкус теплую кожу в том месте, где начинаются ее кудряшки.
Скалли затаскивает меня внутрь номера, держа меня за руки. Мы спотыкаясь бредем к постели в почти кромешной темноте, но затем я включаю лампу на прикроватном столике.
Она вопросительно выгибает бровь, и я отвечаю:
– Я хочу видеть тебя.
Почему все это время было так трудно? Почему я никогда не замечал этого выражения на ее лице прежде?
– Малдер?
Она, должно быть, замечает сожаление в моем взгляде, и я спешу пояснить:
– Я просто подумал обо всем том времени, что мы потеряли.
Она качает головой.
– Не думай об этом.
Она тянет меня за руку, которую все еще удерживает в своей, и я сажусь рядом с ней на край кровати.
Скалли снова улыбается мне и сосредотачивает все свое внимание на моем галстуке. Медленно и осторожно ослабив узел, она снимает его, аккуратно складывает и кладет на прикроватный столик. Затем выжидательно смотрит на меня.
Я внимательно изучаю ее, прежде чем склоняю ее голову набок. Ее жемчужные сережки застегнуты на какой-то замысловатый маленький замочек, на расстегивание которого у меня уходит некоторое время, но она терпеливо ждет, пока я не сниму их.
Она, в свою очередь, тянется к ремню моих брюк. Я позволяю ей расстегнуть его и вынуть из шлёвок, и когда ее пальцы касаются ткани штанов, мой пенис подергивается.
Я не трогаю ее туфли, вместо этого занявшись молнией на платье. Черная ткань соскальзывает с ее тела, обнажая соблазнительные изгибы и гладкую кожу цвета слоновой кости. Под ним она носит простой черный бюстгальтер и трусики в тон, что на Скалли кажется мне самой сексуальной вещью из всех, что я когда-либо видел. Ее ответная улыбка выглядит немного нервной, так что я бросаю платье на кровать и притягиваю ее к себе для долгого поцелуя. Она проводит ладонями вверх и вниз по моей спине, и я прихожу к выводу, что вряд ли смогу достаточно долго придерживаться этого неторопливого подхода.
– Скалли?
– М-м? – Ее отяжелевшие веки полуопущены, когда она приступает к расстегиванию пуговиц моей рубашки, начиная с манжет.
– Я должен спросить: мне расстегнуть застежки на этих туфлях или просто стянуть их с ног? Вряд ли я смогу их снять, не сломав ничего.
Ее губы подергиваются, как бывает всякий раз, когда она усиленно старается не улыбнуться.
– Ты мог бы просто стянуть их. Или я могла бы сделать это для тебя. Или, – она медлит и многозначительно смотрит на меня, – мы могли бы их оставить.
О боже. Это становится последней каплей. Я издаю звук, определить который не берусь, и накрываю ее рот своим в голодном поцелуе. Она втягивает мою нижнюю губу в рот и оставляет в покое пуговицы, вытаскивая полы моей рубашки из штанов. При этом мой член скользит по ее паху, и мы оба стонем. К этому моменту мои моторные функции уже не в лучшем состоянии, так что на стягивание с нее бюстгальтера уходит некоторое время, однако я справляюсь, заводя руки ей за спину, и в конечном итоге расправляюсь с маленькими крючочками.
Груди Скалли – изысканные холмики с розовыми вершинами, и, не в силах больше ждать, я пробую их на вкус. Я оборачиваю губы вокруг одного соска и с силой втягиваю его в рот, ощущая, как он сжимается под моим языком. Каким-то образом она умудрилась расстегнуть мои брюки и теперь запускает пальцы мне в волосы, усиливая контакт моего рта со своей грудью, тогда как мне еще нужно как-то избавиться от ботинок и носков, невзирая на спутавшиеся вокруг лодыжек штанины.
Я пару раз пинаю их, но становится только хуже: теперь штаны запутались в ботинках.
Черт побери.
В конце концов я останавливаюсь. Скалли выглядит одновременно чертовски возбужденной и возмущенной – именно в таком порядке.
– Что?
Я указываю на свои ноги, пытаясь напустить на себя насмешливый вид, но, вероятно, выгляжу просто жалко. Она открыто усмехается и толкает меня в грудь, так что я спиной приземляюсь на кровать.
Ладно, это может сработать, в конце концов.
Скалли избавляется от моих ботинок, носков, брюк и боксеров за две секунды, небрежно разбрасывая предметы одежды по комнате – еще бы, она ж не вскрытие делает. Ее груди колышутся, щеки пылают – одним словом, выглядит она просто потрясающе. Когда она заканчивает с моей одеждой, то встает на колени, упираясь в матрас по обеим сторонам от моего тела, и осторожно переносит вес мне на ноги.
Затем она облизывает губы и проводит ладонями вниз от моих плеч к бедрам. Под ее взглядом я ощущаю себя куском свежего мяса рядом с львицей и не осмеливаюсь двигаться – просто лежу и смотрю на нее.
Она склоняется надо мной и смыкает губы вокруг головки моего члена, беря мои яички в одну руку, вторую положив мне под задницу. Я плотно зажмуриваюсь, и все исчезает – все, кроме ощущения ее прекрасных полных губ, берущих меня в свое кольцо и начинающих скользить вниз по моему члену, и ее пальцев, перекатывающих мои яички. Черт побери, где она научилась этому? Я отгоняю эту мысль. Она вбирает меня так глубоко в рот, что головка члена упирается в заднюю стенку ее горла, и у меня перед глазами вспыхивают звезды. Это слишком сильные ощущения, все происходит слишком быстро. Я планировал довести Скалли до оргазма как минимум раз, прежде чем мы дойдем до этого, а планировщиком меня вряд ли можно назвать.
Я хватаю ее за руку и сжимаю, прежде чем тяну ее на себя. Она неохотно подчиняется, и я довольно долго не отрываюсь от ее губ, наслаждаясь вкусом своей кожи у нее во рту.
Так не бывает. Вы не можете встретить кого-то и любить и знать ее вот так – так хорошо и так долго, что не остается никаких недосказанностей, когда вы наконец становитесь любовниками. Так определенно не бывает, особенно не с Призраком Фоксом Малдером – посмешищем Бюро, чья сестра исчезла в ночи и так и не вернулась, даже когда он вырос, но так и не обрел себя. Скалли, тебе не следовало позволять мне получить что-то столь прекрасное: я сломаю это, потеряю, разрушу и не буду знать, как вернуть все обратно.
Я не осознаю, что плачу, пока она не осушает мои слезы поцелуями, бормоча что-то утешающее. Так всегда происходит между мной и Скалли – горько и сладостно, быстротечно и неторопливо, и настоящее чудо заключается в том, что мы вообще дошли до этой точки.
Она долго прижимает меня к себе, пока не покрывается мурашками, и тогда я накидываю на нас жесткое гостиничное покрывало. Она снова устраивается в моих объятиях, и тепло от наших переплетенных тел начинает согревать нас.
Я никуда не денусь.
Вот, что она говорила мне, и это слаще, чем обещание любви.
***
Не помню, как заснула, но меня разбудило ощущение потрясающих губ Малдера, оставляющих прохладные поцелуи на моем животе под одеялом. Он запускает язык мне в пупок, и я издаю хныкающий звук в ответ на его действия, чувствуя легкое давление на коже, когда он улыбается.
Он перемещается ниже, и, подготовившись к царящей в комнате прохладе, я откидываю одеяло: в этот момент мне отчаянно хочется увидеть его.
Его волосы взъерошены, и я замечаю тень легкой щетины на его лице. Он трется колючим подбородком о мой пах в том месте, где начинаются густые завитки лобковых волос, и умышленно дует на них, обдавая меня своим теплых дыханием.
О боже, Малдер делает мне кунилингус, и его рот – само совершенство.
Так же аккуратно, как если бы он раскрывал семечку ртом, он разделяет складки моей вагины языком и нацеливается на клитор. Меня накрывает теплая волна ощущений – поначалу слабых, но затем стремительно набирающих обороты, и вот уже наслаждение становится столь мощным, что я резко вскрикиваю, издавая самый громкий звук с тех пор, как дверь номера закрылась за нами.
О боже. Это нечто противоположное греху; губы Малдера говорят мне о его любви больше, чем тысячи слов.
Его рука покоится на моем животе, глаза блаженно закрыты, губы и язык работают синхронно. Он чуть передвигается, перемещая ладонь с живота ниже и шире раздвигая мои ноги, чтобы ввести в меня палец. Влажная, я такая влажная.
Да.
Боже.
Меня накрывает не просто оргазм – это, скорее, похоже на ядерный взрыв. Я чувствую, что он остается со мной, крепко удерживая меня, хотя я извиваюсь всем телом, полностью утратив контроль над собой, и только когда наконец успокаиваюсь, вся дрожа, он нежно отпускает меня.
Его член настойчиво упирается мне в бок, когда он приподнимается, чтобы привлечь меня к себе, но больше ничего не предпринимает. Так что в итоге я беру его лицо в ладони и целую, упиваясь своим собственным вкусом на его губах, в его рту.
Он не сопротивляется, когда я переворачиваю его на спину – немного неуклюже, потому как он намного тяжелее меня. Малдер смотрит на меня своими невероятными широко распахнутыми глазами, полными любви, и, положив руки мне на плечи, помогает принять устойчивую позу.
Я неловко соскальзываю, но он встречает меня на пути, и вот мы уже вспыхиваем вместе – внезапно и горячо.
Он плотно зажмуривается, и я опасаюсь, что он снова заплачет, но на его губах сияет улыбка, когда он вновь открывает глаза и произносит мое имя:
– Скалли.
– Малдер.
Прошло много лет с моего последнего раза, так что поначалу мне немного больно, но я хочу этого слишком сильно, чтобы двигаться медленно – хочу его твердый и горячий член внутри. Я наклоняюсь вперед и упираюсь ладонями в матрас, приподнимаясь и опускаясь быстрее, ближе к его лицу. Он привлекает меня к себе для жаркого поцелуя, без всяких усилий удерживая меня ладонями, чтобы мне не пришлось останавливаться.
Да, боже, так хорошо.
Я сказала это вслух?
– Так хорошо, Скалли.
Он это сказал.
– Боже, да, Скалли.
Я в последний раз с силой прижимаюсь к нему и слышу его возглас, когда он кончает, извергая горячее семя внутрь моего тела. Его бедра рефлекторно дергаются еще пару раз, и я опускаюсь на него, наконец получая возможность попробовать на вкус пот, собравшийся во впадинке на его шее.
На этот раз наш сон ничем не прерывается. Я сплю беспробудно и не помню никаких снов.
========== часть 8/19 ==========
Покойный Чиди Ньюк был суданским иммигрантом, который предположительно зарабатывал продажей швейцарских часов на улицах прямо с картонных коробок. Неувязка в этой истории состоит с тем, что вышеозначенные часы были дешевой подделкой, а так как он и вправду оказался владельцем того дома, они не могли быть единственным источником его доходов. Сантанда был доволен, как слон; он сразу же позвонил жене и предложил приехать, чтобы оценить их потенциальное жилище.
Баллистики сообщили нам, что пуля в спине жертвы была не из Глока. Новость меня порадовала, пока не стало известно, что некоторые отпечатки в доме принадлежат Алексу Крайчеку. По какой-то причине все они были оставлены пальцами правой руки.
– Скиннер сказал позвонить, когда мы его арестуем, – замечает Скалли, отрываясь от своего каппучино. – Не вижу смысла докладывать ему о нахождении всего лишь отпечатков.
Она осторожно ставит пластиковый стаканчик подальше от кипы отчетов, разложенных нами на столе в углу кабинета местного отделения полиции, и аккуратно облизывает верхнюю губу, уничтожая все следы пенки. Мне приходится приложить титанические усилия по подавлению совершенно идиотской улыбки.
Вот это выдержка. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не начать лапать ее всякий раз, когда мы отказываемся наедине в машине, и не пускать слюни, когда она потягивается, а Скалли ведет себя как в любой другой рабочий день.
– Как, по-твоему, Крайчек спутался с этими людьми?
Собирая всю свою волю в кулак, я перестаю пялиться на ее губы.
– В клубе Международной Ассоциации Действительно Плохих Людей? Не знаю. Но готов поставить немалые деньги на то, что Крайчек как-то связан с газом. Посмотри на этих парней, Скалли, – это гребаные любители. Ньюк держал дешевую пушку в ящике прикроватного столика. Да и мрут они как мухи. Эй, – я сажусь ровнее, – а кто-нибудь из них имел зарегистрированный на него пистолет или же стрелял из оружия для самозащиты?
Она на мгновение задумывается над моим вопросом.
– Нет. Но ты забыл об Аджиибе. Он не похож на любителя.
– Да, – признаю я. – Так что этим шоу заправлял либо Крайчек, либо Аджииб. Но это все равно не объясняет, как двое американских представителей братства истинных арийцев связались с шайкой суданских и афганских исламских экстремистов. В этом нет смысла, Скалли. Вряд ли они встретились на вечеринке с барбекю на заднем дворе.
– Мы не установили наверняка, что их экстремистская ячейка как-то связана с исламом. К тому же, мы теперь знаем, что где-то есть еще больше газа.
Она права насчет религиозного аспекта, и я не хочу возвращаться к обсуждению наших различных подходов к вере.
– Мы уверены насчет газа? – Мне бы очень хотелось услышать отрицательный ответ.
– Если именно он был в тех контейнерах, то да. Царапины на полу, оставленные, когда их вытаскивали из подвала дома, свежие.
– Насколько?
– Образовались в течение последних двенадцати часов. И, судя по трупному окоченению, Ньюк умер незадолго до того, как мы его нашли.
– Я думал, ты не проводила вскрытие.
– Не проводила. – Она выглядит немного смущенной. – У меня есть записи только внешнего осмотра тела, выполненного местным судмедэкспертом.
– Что-нибудь еще достойное внимания?
– Ничего такого он не обнаружил.
Я улавливаю какой-то скрытый подтекст в ее словах.
– Скалли, если после этого твоя совесть успокоится, то проведи вскрытие сама.
– Нет. – Она встает и тянется за одним из лежащих на столе отчетов. – Это необязательно. Я все же думаю, что Ньюка мог убить Крайчек. В доме нет ни одного принадлежащего Аджиибу отпечатка, зато несколько крайчековских. – Она некоторое время молча читает отчет. – Следы пороха на руках Ньюка отсутствуют, так что в последнее время он из пистолета не стрелял.
Она убирает за ухо прядь волос, и я ощущаю укол сожаления, что не могу сделать это за нее.
– Или он мог умереть от руки кого-то, кто заплатил 50 баксов за фальшивый «ролекс» и потом выяснил, что время по нему точно не сверишь.
Она улыбается мне.
– Малдер, ты меня удивляешь. Неужели я слышу от тебя предположение, в котором нет ни намека на заговор? – Она бросает отчет обратно на стол. – Боюсь, я вынуждена не согласиться. У нас есть все причины полагать, что эти смерти связаны между собой.
Я издаю сдавленный смешок.
– Обломщица.
Ее строгий взгляд не способен стереть ухмылку с моего лица. Я сомневаюсь, что даже бомба могла бы это сделать, ведь у меня на плече красуется небольшой синяк от укуса, оставленного Скалли этим утром, когда мы занимались любовью. Разве жизнь может стать еще прекраснее?
В этот момент в помещение врывается Хикс, возвещая на ходу:
– Какой-то ребенок нашел Кольт в канаве в паре кварталов от дома убитого, и его мать позвонила в полицию. Отпечатки на нем принадлежат Алексу Крайчеку.
Почему я позволил этому парню прикрывать нас лишь из-за головной боли? Теперь нам от него никак не избавиться. Скалли спокойно восприняла эту новость.
– Думаю, Крайчек и стоит за этими убийствами. Он единственное разумное связующее звено между Аджиибом и Гарджоном, – замечает она.
– Нам очень, очень сильно нужно найти этот газ, – добавляет Хикс.
Да что ты говоришь.
Тут заходит Сантанда, и мы все устраиваем жаркое обсуждение, в результате которого я соглашаюсь, что было бы неплохо проверить каждый известный адрес, указанный этими ребятами в их кредитных историях. Разумеется, у нас ушло двадцать минут на то, чтобы все согласились с разумностью этой идеи; если бы дело касалось только нас со Скалли, мы бы уже были на пути к первому месту.
Вот почему я ненавижу работать с другими агентами. И еще из-за того, что я очень хочу остаться наедине со Скалли. Не для того чтобы флиртовать или прикасаться к ней – ну, ладно, может, немного флирта я бы себе и позволил – а просто быть рядом с ней.
Проверка кредитных историй выявляет несколько адресов в спальном районе и абонентский ящик в городе Элизабет, штат Нью-Джерси.
Скалли заглядывает мне через плечо.
– Сельскохозяйственный город?
– Где? – спрашивает Сантанда.
– Элизабет.
– Нет. – Он заглядывает в список. – Наверно, промышленный. А какая связь?
Я читаю отчет.
– Пирс числится совладельцем земли в Нью-Джерси, за которую есть задолженность по налогам. Это та самая собственность.
Скалли смотрит на Хикса.
– Что находится в Элизабет?
На лицах Хикса и Сантанды возникают одинаковые покровительственные выражения; могу спорить, они оба коренные ньюйоркцы.
– Мало чего, – отвечает Хикс. – Какие-то фабрики.
На месте мы обнаруживаем старую текстильную фабрику. Нью-Джерси давно уже не может похвастаться производством хороших тканей, так что здание выглядит довольно заброшенным.
Оно просто огромное, с висячим замком на воротах. Мы паркуемся, выбираемся из машины и молча встаем у ворот. В конце концов Хикс первым прерывает молчание:
– Похоже, какие-то вандалы проделали дыру в заграждении. Возможно, нам стоит глянуть, не пострадало ли само здание, как думаете?
– Чисто шутки ради, но может, в следующий раз, прежде чем начать рыскать в каком-то незнакомом месте, сначала обзаведемся ордером на обыск? – говорит Скалли.
Сантанда не удостаивает ее ответом, а просто придерживает провисший край сетки рабицы, жестом предлагая Скалли идти первой.
